Ответ Андрею Гроссу

Реплика на статью: Гросс А. А., Пономарёва М. А. Кибернетика, теория демократии и неолиберальный дискурс в советском самиздате 70-х годов // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2019. 2-й
Уважаемый Андрей!
Я с большим интересом ознакомился со статьёй, охарактеризованной Вами как исправленный вариант неизвестного мне Вашего доклада в "Мемориале". Прежде всего отмечу, что полностью поддерживаю Ваш общий тезис об отсутствии непроницаемого "железного занавеса" между послесталинским СССР и Западом, о довольно интенсивном обмене идеями между этими ареалами.
Я рад, что личность моего деда, генетика А. А. Малиновского (1909-1996), попала в поле Вашего исследовательского внимания, и тронут тем, что Вы удостоили меня краткой беседы в этой связи. Я оценил горячность, с которой Вы потребовали немедленно предоставить Вам (человеку, впервые увиденному мною) разбор архива моего деда (о котором до того момента, по Вашим словам, Вы ничего толком не знали). Поскольку я отказал, Вам пришлось с насмешкой уличить меня в  "лени" (так Вы выразились): ведь архив у меня не разобран, тогда как у Вас поджимают сроки публикации.
Сожалеть же приходится лишь об одном. Несмотря на весьма разумное использование Вами диктофона, мои ответы на Ваши вопросы в большой степени пролетели мимо ушей, иначе они помешали бы выводам Вашей (и М. А. Пономарёвой) статьи. Придётся мне эти ответы печатно (вернее, пока электронно) повторить,- и, может быть, кое-что добавить, - дабы никто не был невольно введён в заблуждение.
1. Ваше предположение, что кибернетические подходы были почерпнуты генетиком Малиновским из западной литературы (а он её, безусловно, хорошо знал!), иначе как курьёзным назвать нельзя. Отец генетика, философ и революционер А. А. Богданов (Малиновский, 1873-1928), был одним из предтеч кибернетики. Его труд "Тектология (Всеобщая организационная наука)" рассматривается как предкибернетический. Как считает современный исследователь Михаил Локтионов, теория систем также возникла не без влияния Богданова. Сын Богданова и мой дед, помимо генетики, занимался теорией систем (что отражено во множестве вполне легальных его публикаций). Безусловно, эту область своей мысли он связывал с продолжением идей и дела своего отца.
Таким образом, Вы, возражая против одного ходячего антисоветского стереотипа, сами остаётесь во власти другого такого же. Интеллектуальная проницаемость "железного занавеса" понимается Вами, кажется, лишь односторонне: как приобщение оппозиционной советской интеллигенции к западным идеям и подходам. Между тем взаимодействие было двухсторонним, и западная мысль порой черпала из советских источников (пусть и неортодоксальных).
2. Более всего Вас занимали два вопроса: бывал ли у моего деда в доме самиздат и общался ли он с диссидентами. При известии, что да, бывал, и что кое с кем общался (например, с Раисой Львовной Берг), глаза у Вас романтически загорелись. Кажется, Вы решили (учитывая ещё и сталинские гонения на генетику), что раз так - значит, мой дед и был антикоммунистом, либералом, соратником диссидентов, - или хоть одно-два из этих трёх. Подобный ход мысли (если я не ошибся в его реконструкции) выдаёт крайне туманное представление об эпохе, которой Вы занимаетесь. Но если и так, вина здесь вовсе не Ваша, а множества антисоветских лакировщиков истории, что трудятся уже 30 лет, порой делая себе на этом карьеру.
Мне придётся повторить здесь сказанное Вам ранее. Генетик Малиновский никогда не был либералом, выступал против капитализма и рыночного принципа. Мой дед, никогда не состоявший в партии, был убеждённым коммунистом. Он не был вполне свободен от авторитарного подхода, даже от некоторых советских предрассудков, - тем не менее ко всем периодам советской истории относился в целом критически, и его коммунизм не был ортодоксальным. Сталина дед всегда считал тираном, к Ленину относился без всякого обожания, да и марксистом являлся не в полной мере. В мировоззрении деда большую роль играли этический, религиозный и даже мистический аспекты. Свобода "продавать свои мысли", упомянутая в одном из цитируемых Вами текстов, никогда не могла его восхищать и восхваляться им.
Два текста, которые Вам хочется приписать генетику Малиновскому, мною не читаны, и вынести о них окончательного собственного суждения я пока что не могу. В нашу единственную встречу Вы любезно согласились прислать мне эти тексты, но за минувшие полгода Ваша чрезвычайная научная занятость так и не позволила Вам этого сделать. Всё-таки вывода из вышесказанного может быть только два. Либо указанные самиздатовские сочинения интерпретированы Вами неверно и не принадлежат к апологетике либерализма, либо (что вернее) они не имеют никакого отношения к генетику Малиновскому. Вы, правда, оговариваетесь, что речь идёт скорее о политическом, а не экономическом либерализме. Однако при сколь угодно широком понимании либерализма невозможно относить к его теоретикам коммуниста, даже неортодоксального: это было бы недопустимым насилием над обоими терминами.
Левые взгляды моего деда порой замалчиваются и затушёвываются после его смерти. Так, в некрологе 1996 г., опубликованном в "Вопросах философии", о них странным образом не было упомянуто. (Если мне не изменяет память, мой отец набрасывал тогда тезисы для некролога по просьбе Садовского. Большая часть этих тезисов вошла в опубликованный текст - кроме характеристики политических взглядов, каковое исключение моего отца весьма покоробило.)
3. Генетик Малиновский прохладно относился к творчеству Стругацких (цитируемых в одном из упоминаемых Вами текстов), ибо считал их представителями либерального направления в фантастике. С обоими любимыми своими фантастами дед был лично знаком: это были его отец Александр Богданов и ещё один неортодоксальный коммунист - Иван Ефремов.
4. Мне, конечно, лестно было бы считать своего отца - публициста и религиозного философа А. А. Малиновского ("всех их звали Буратино...")) - диссидентом. Тем более что по одному из формальных признаков (выпуск подпольного социал-демократического журнала) его как будто можно к ним причислить. Однако не могу не уважать его самоидентификацию: он не только не относил себя к диссидентам, но считал себя их оппонентом. Некоторых из них он весьма уважал (Даниэля, Сахарова, Копелева, Галанскова, Анатолия Марченко), других воспринимал чрезвычайно критически (Солженицына, Шафаревича, Буковского). Юрия Айхенвальда отец считал - при всей остроте их разногласий и споров - одним из важнейших для себя Учителей жизни. Так или иначе, слово "диссиденты" всегда связывалось с 3-м лицом. Для папиной речи были характерны суждения типа: "Заслуга диссидентов состоит в том-то, но они были абсолютно неправы в том-то". Таким образом, отнесение религиозного философа Малиновского (1945-2017) к диссидентам является натяжкой.
Засим, эти скромные заметки на полях представив на Ваш суровый учёный суд, искренне желаю Вам, Андрей, серьёзных научных успехов, и остаюсь
Ваш покорный слуга
Александр Малиновский


Комментарии Андрея Гросса

Уважаемый Александр Александрович, спасибо за Вашу реплику!
Не ответить на некоторые Ваши утверждения (иногда скрытые, но колкие) не могу.
1. "Горячность", о который Ва пишите, была вызвана двумя простыми обстоятельствами, вовсе не связанными со сроками публикации (мне их никто не ставил в случае с этой работой). Я об этих обстоятельствах Вам говорил и всем своим видом показывал. Одно из них - мой глубокий интерес к этим текстам и фигуре Вашего деда, который стал еще большим после разговора с Вами. Если это и "горячность" (я бы настаивал на слове "страсть"), то только академическая. Второе обстоятельство: мое крайне не систематичное пребывание в Москве, о котором я Вам сообщил.
2. Я, как мы с Вами хорошо знаем, у вас ничего не "требовал" (это мне вообще как человеку не свойственно). Я предлагал вам свою помощь в разборе архива и сказал, что в "Мемориале" есть архивисты, которые этим занимаются. Слова об архивистах из "Мемориала" вы тоже восприняли со скепсисом, так что дело тут явно не в моей "горячной" персоне.
3. Об архиве Вашего деда я ничего толком не знал, как и многие другие исследователи, в том числе упомянутые работники "Мемориала". Вы знаете, что прежде чем связаться с Вами, я просмотрел всю доступную информацию о нем, в том числе упомянутый Вами некролог. Моя неосведомленность была связана с объективными причинами и эта неосведомленность также объясняет ту самую "горячность", о которой Вы пишите.
4. Нигде и никогда я Вас в "лени" не уличал (тем более с насмешкой). Это наследие Вашего деда - я на него никаких прав не имею и не мне определять, кто и когда должен его разобрать и систематизировать. Для меня было бы кощунством заявить, что из-за Вашей "лени" страдает моя публикация. Я ушел от вас лишь с сожалением, что не могу прикоснуться к истории и расследовать этот мой маленький детектив. Неразобранность архива для меня просто факт, который объясняет, почему сейчас я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть гипотезу. Вообще, мне жаль, что у Вас сложилось какое-то плохое мнение обо мне: то ли после разговора, то ли после этой публикации. Мне кажется совершенно очевидным, что если молодой исследователь из "провинции" заранее согласовывает с Вами встречу во время короткой архивной поездки, то это связано с глубоким интересом и пиететом, а не какими-то там сроками и "горячностью". Впрочем, мое поведение и мои письма к Вам, по-моему, являются ярчайшими тому подтверждениями.

Теперь о сути проблемы, поднятой в статье.
1. В статье я не делаю никаких предположений о том, где "были почерпнуты кибернетические идеи генетика Малиновского". Авторство этих текстов до сих пор остается под вопросом; до самого конца статьи в ней используется лишь термин "автор". Я лишь показал, на кого этот аноним ссылался. Среди них были и советские ученые, хорошо знакомые Вашему деду.
2. В разговоре со мной Вы мне ясно дали понять, что Ваш дед был левых взглядов и был верующим христианином (хорошо помню оговорку, что он не был "верующим коммунистом" на манер современных кпрф'овцев). Общение с диссидентами и наличие в доме самиздата не делает человека диссидентом или (?) либералом. Я таких умозаключений никогда не делал. Однако сделал другое: Ваш дед был чрезвычайно "интеллектуально мобильным", интересовался многим и, как вы мне сказали, имел огромную библиотеку с книгами, изданными до революции и в 1920-е гг..
3. Третье и самое главное: извините, но я сомневаюсь в том, что Вы можете утверждать о взглядах вашего деда в первой половине 1970-х гг. Когда Вы пишите, что дед "всегда" выступал против рынка и либерализма, мне хочется спросить: где? Где я могу найти подтверждения этим воспоминаниям, видимо, идущим от Вашего отца? У Вас есть один образ деда, который существует десятилетиями. Да, есть люди, взгляды которых никогда не меняются, однако я исходил как раз из той "интеллектуальной мобильности", которую приписал Вашему деду.
Другая более фундаментальная вещь: это академические работы интеллектуала (до сих пор настаиваю, что ученого, профессионально интересовавшегося кибернетикой), опубликованные в самиздате под псевдонимом. Их функция - без удара по собственному "Я" донести свои, возможно, крамольные размышления, в которых автор твердо убежден. Я допускаю, что в условиях общественной и семейной нормы на тот или иной градус "левизны", человек мог использовать либеральную риторику в анонимном самиздатском тексте, вместо кухонных разговоров. Я также подвергаю сомнению утверждения о том, что Ваш дед "никогда" не мог что-то говорить (вернее, писать анонимно в самиздате). У меня есть пример Александра Есенина-Вольпина, которого помнят как исключительно спокойного и рассудительного легалиста, но который писал "в стол" тексты с весьма резкими и иногда грубыми выражениями в адрес его окружения.
Еще одна фундаментальная сторона моего понимания интеллектуальной жизни людей в широком смысле слова: я не говорю о том, кто "был" либералом, кто "был" коммунистом и тд. Ни я, ни Вы не можем забраться в голову Вашего деда в 1970-х гг. Автор этих текстов отвечал на конкретные проблемы (ограничение интеллектуальной свободы и свободы слова в СССР) и использовал конкретные языки (либеральный и биологический) для того, чтобы разъяснить, как эти проблемы решаются. Основная проблема для него - общественная норма или государство, которые ограничивают свободу слова и мысли. Ничего "антикоммунистического" в этом нет. В архиве "Мемориала" сохранился еще один текст под псевдонимом "Богдан Е.", в котором автор разбирал теорию "уничтожения классов" в марксизме. Убежден, что будучи близко знаком с марксистской теорией, он вполне мог быть левых взглядов.
4. Спасибо за поправку насчет Вашего отца. Как известно, даже многие правозащитники отказывались называть себя "диссидентами". Здесь это скорее весьма туманный академический термин. Согласен, что даже он плохо применим к Вашему отцу.
Спасибо и за текстовый вариант некоторых Ваших воспоминаний о деде. Хорошо, что моя гипотеза, даже если и неверная, привлекает интерес к его персоне и к вашей семье в целом. Если Вы еще хотите ознакомиться с этим текстами, я могу дать Вам ссылки на архивные фонды (сам распространять фото дел я не могу).
С уважением,
АГ


Мой ответ на комментарии Андрея Гросса

 Итак, Андрей, по пунктам Вашего комментария. (Если не будете возражать, наши комменты я "прицеплю" потом к своему тексту на Прозе ру, дабы наши голоса были равно слышны в истории, и Ваши возражения не затерялись в археологических глубинах фейсбука.) 1) Пояснения принимаются. 2) Вы очень верно подметили интеллектуальную мобильность моего деда. Так, в юности он придерживался сурового революционно-нигилистического взгляда на старую культуру и науку; Богданов едва сумел убедить его поступить в вуз; поскольку в дальнейшем дед сам в вузе преподавал, можно оценить масштаб изменений ))). Другой пример. В молодости преимущественный интерес деда вызывала восточная религиозность (буддизм, индуизм, йога); впоследствии он больше склонялся к христианству. Научные идеи его тоже развивались. Не подразумеваете ли Вы молчаливо, что коммунизм и антибуржуазные взгляды как-то мешают умственной мобильности и освоению культурных богатств?.. По-моему, ровно наоборот. 3) Спасибо за комплимент моей молодости ))), но я отлично помню деда в 70-х. Он имел привычку вести самые серьёзные разговоры с формирующимися подростками. Так что в 70-х он беседовал со мной больше, чем когда-либо, в том числе и на общественные темы. Излагая тогда - да и в дальнейшем - своё коммунистическое кредо, он в подкрепление его вспоминал и цитировал свои стихи предыдущих десятилетий. Так что коммунистом и противником капитализма дед был всегда (имея перед собой и важнейший для него пример собственного отца), и это ничуть не означало полной неизменности взглядов и, тем более, умственной неподвижности. Характер у деда был боевой, "общественную и семейную норму" он формировал сам, а не прятался от неё в написанное. Написанное им (в т. ч. не для печати) никакого расхождения с его устными декларациями не демонстрирует. И - да, о свободе "продавать свои мысли" он НИКОГДА не мог говорить "с плюсом", ибо подобный подход вызывал у него презрение. (Нота бене: Есенина-Вольпина вовсе не "исключительно" помнили "спокойным и рассудительным"; за примерами обратного загляните на досуге во 2-й том "Дон-Кихота на русской почве" Юрия Айхенвальда.) За всем тем повторю, что о нечитанном мною тексте не могу вынести суждения, а только о приводимых цитатах и Ваших интерпретациях. Касательно архивов будем обоюдно связываться. Спасибо, Андрей, за внимание и интерес!

Андрей, и ещё один момент. Вы правильно обратили внимание на "огромную библиотеку с книгами, изданными до революции и в 1920-е гг.", которая у моего деда и впрямь была. Судя по контексту, такая библиотека в Вашем представлении каким-то образом противостоит коммунистическому мировоззрению. Стоит, однако, вспомнить, что ядро этой библиотеки составляли книги Богданова, который не просто сам был коммунистом, но к тому же стал им наперекор "общественной и семейной норме" во времена, когда никаких советских книг ещё не существовало. Редкими дореволюционными книгами деда и молодого моего отца снабжал также друг дома, рабочий-библиофил Шилин - но и он опять-таки был человеком из окружения Богданова. Среди книг 1906-1925 гг. дедовской библиотеки большое место занимали издания левых и революционных авторов, в дальнейшем не издававшихся или выходивших редко: П. Л. Лавров, Л. И. Мечников, Кропоткин, Ник. Морозов, Иванов-Разумник, Луиза Мишель, Бернштейн, Каутский, М. Н. Покровский. Был, например, и том Мережковского - в аккурат заключавший статьи его христианско-анархического, наиболее бунтарского периода. Многое не сохранилось: квартира деда прошла через пожар... Чтение этих редких в СССР книг (прибавьте сочинения самого Богданова) стало одним из важных факторов формирования различных, но левых взглядов и у деда, и у папы, и у меня. А вовсе не чтение "Пионерской правды" ))), как Вы, может быть, подумали ))) (хотя, безусловно, замечательный и уникальный жанр советской песни тоже повлиял).