Без страха смелости не бывает

   Пятнадцилетний мальчишка, самого себя он ещё не знал, хотя почти ежедневно обнаруживал в себе что-то,о чем вчера еще не подозревал. Правда,все это были мелочи,которых обычно не замечают.
   Имя его – Всеволод.Все звали его Севой, школьная кличка, к которой он почти привык и иногда даже откликался – Севастьян. С третьего класса стал круглым отличником - с одной стороны под строгим руководством отца, с другой, просто перешел в другую школу – ближе к дому, в который они переехали из другого района большого города. А еще потому, что был исчерпан запас знаний, которые во втором классе позволяли ему учиться спустя рукава,и при этом быть «хорошистом» в классе.
   Новичок–отличник часто вызывает нездоровый интерес у всего коллектива одноклассников, особенно, если учительница(дама с явно  пониженной педагогической ответственностью)постоянно в классе в  упрек другим ставит его в пример. В результате он у них быстро приобрел репутацию «подлизы» и «сексота»,хотя никогда не подлизывался даже к любимой бабушке, и помнил ее слова: «доказчику – первый кнут». До пятого класса  он так и жил. Продолжал быть отличником, в школу ходил, как на повинность, почти ни с кем из ребят не общался.
   Ситуация стала меняться в пятом классе,когда в классе вместо одной учительницы стал присутствовать коллектив учителей с разными методами, приемами и даже мнениями. Кроме этого, Севе, оставаясь отличником, удалось  провести пару «разъяснительных» мероприятий среди наиболее рьяных своих одноклассников, в результате чего круг его общения резко расширился, а благодаря участию  в совместных акциях (за что всем, в том числе и ему досталось поровну,он перешел из разряда тихонь в разряд «своих». И даже стал пользоваться некоторым авторитетом.
   В седьмом классе образовалась неразлучная четверка «единомышленников», в которой он занимал не последнее место. Общие занятия, общие интересы, симпатии и антипатии организовали их общение по принципу «один за всех, и все за одного», без всяких клятв, присяг и обещаний. Все сложилось естественным путем. Все члены этой маленькой ячейки чувствовали себя комфортно.Они даже сидели на уроках в виде «каре». Уступив первую парту в среднем ряду девочкам, они заняли две следующие. Поскольку они не были агрессивными, не замыкались в своем кругу и были открытыми для всех, не претендовали на лидерство в классе, постепенно стали пользоваться авторитетом у всего класса, да и учителей, хотя не все были отличниками. Это было счастливым временем – незабываемый переход из отрочества в юность.         

   Но  однажды жизнь повернулась одной из своих страшных граней, и Всеволод обнаружил, что он – трус, жалкий и ничтожный (его собственное мнение). Прогуливаясь с девочкой вечером по улице, они  встретились с компанией из троих разнузданных хулиганов лет по 16 во главе с заводилой, решившим стать «паханом» у местной шпаны, а этот статус требует доказательств. Сблизившись, он  сразу понял их намерения, и его  охватил именно страх,сковал по рукам и ногам,он стоял обреченным истуканом без мыслей и желаний, без способности к сопротивлению – готовая жертва. С абсолютным злом он к тому времени еще не встречался.
   Они эту жертву с удовлетворением приняли, с омерзительным смехом, унижением и оскорблениями надавали ему  по голове и бокам, сбили с ног, вываляли в снегу. В общем, позабавились.Девочка, конечно,сразу убежала,чтобы не видеть ни его позора, ни глумления шпаны. Получив удовольствие, шпана продолжала свой путь, оставив парня, лежащего в снегу.
   Поднявшись и слегка отряхнувшись, он побрел домой. Боли не было. Была обида, чувство обреченности и бесконечная тоска от безвыходности. И понял – лучше ему  по этой улице больше не ходить. Каждая встреча принесет тоже самое, или больше. Придя домой,  никому ничего не сказал (следов взбучки на лице не было), отказался от ужина и,сославшись на усталость,лег спать.Спать,конечно, не вышло. Только под утро он, уже более-менее спокойно, вынес приговор – трус, жалкий и ничтожный. Так тебе и надо.
   После такого приговора самураи делают себе харакири, наши дворяне – выстрелом себе в сердце или в голову решали эту проблему. А мальчишка  не был ни самураем, ни дворянином, даже не знал об этих способах приведения в исполнение приговора.
   Но нормально жить он уже не мог. Это оглушающее открытие не выходило  из головы, преследовало повсюду, мешало заниматься уроками, общаться с ребятами, читать, смотреть фильмы. Он(как и все мальчишки) все время сравнивал себя с героями книг и фильмов, и сравнения всегда были не в его  пользу. Он чувствовал, что о многом потерял моральное право говорить и высказывать свое мнение, тем более, убеждать в чем-то.
   Их четверка сразу заметила перемену: он замкнулся, отвечал односложно на вопросы, сам в беседы не вступал, и упорно молчал или придумывал объяснения своей замкнутости и угрюмости, которым никто не верил. И четверка стала медленно превращаться в тройку с одним сбоку.
      Его особенно угнетала невозможность встречи с той девочкой. Это была его первое «такое» свидание с неведомым существом, у которого взгляд вдруг становится совсем не таким, как у девчонок-одноклассниц или дворовых подружек. И несколько утешало то,что она училась в другой школе. Он гнал от себя мысль о том, что было бы, если бы она была из их  класса. И стал сторониться вообще всех девчонок.
   Его при всем этом неотвязно преследовала мечта поквитаться со своими обидчиками, но сам знал – эта мечта не осуществима. 
   Единственный,с кем он мог бы поделиться этой своей бедой – отец. Но он ни за что не стал бы с ним говорить об этом. Не такие у него с ним были отношения. По разным причинам они  не смогли стать друзьями.Отец неукоснительно выполнял свои отцовские обязанности, но о личной, сокровенной жизни сына ничего не знал – не интересовался. А сын в ответ – не приставал со своими мальчишескими вопросами и проблемами.
   Он, конечно, имел полное право доложить отцу об этом случае, и даже обязан был сделать это – это были не уличные или дворовые разборки  сверстников-неприятелей, а настоящее нападение урок,хоть и еще юных.А отец в то время работал в «органах». Эта шайка сразу же была бы взята в разработку, нашли бы их быстро, и вот оно – возмездие. Но он  молчал. Это сейчас, после  многих лет  можно  выстроить логическую цепочку и выйти на совершенно другую предполагаемую «дорожку». А тогда ему  эта мысль и в голову не пришла,а если бы пришла,он сам у себя наверняка бы  спросил:
   - В следующий раз ты тоже будешь прятаться за батькину спину? Да,  бандиты наказаны, а ты ведь каким был, таким и остался.
   Сколько времени длилось это  состояние, трудно сказать. Время лечит. Но не все болезни излечивает. Так, наверное, и было с ним. Потихоньку притуплялось первоначальное острое чувство вины перед самим собой, стихало и уходило в подсознание, но накладывало свой отпечаток возникающее  чувство неполноценности. А это – самая страшная вещь у человека, физически и умственно вполне здорового, без отклонений.
   Впрочем, это он потом  стал такой умный и грамотный. А тогда  и слов таких не знал. Но твердо сам для себя усвоил и  знал: вот это – не для меня, вот этого я не смогу, а про это – вообще молчи.

   Он  перестал читать книги. К тому времени он уже много прочитал художественных книг. Когда его все в классе считали «сексотом» и «подлизой», когда почти прекратилось общение со сверстниками, он пристрастился к чтению. В районной библиотеке было много хорошей литературы. Его отвел туда однажды отец и с тех пор он стал там постоянным гостем. Библиотекарша,пожилая женщина, бывшая учительница, быстро увидела в нем будущего книголюба и взяла под свою личную опеку. В пятом и шестом классе он прочитал «Спартак» Рафаэлло Джованьоли, «Овод» Войнич, Вальтера Скотта, «Труженики моря» Виктора Гюго, «Всадник без головы» Майн Рида, «Два капитана» Каверина, Катаева, «Знаменосцы» Гончара,и,конечно же, «Молодую гвардию» Фадеева и «Как закалялась сталь» Николая Островского.
   Библиотекарша незаметно определила его уровень чтения, любимых героев, научила азам восприятия литературных героев, логике их поступков. Возможно, под ее «руководством» он перестал просто фиксировать описываемые события,  делить героев книг на «хороших» и «плохих» и с нетерпением ждать «чем кончится». У него при чтении книг стали появляться вопросы: «почему», «а что было бы, если…». И, конечно же, примерял себя к героям читаемых книг.
   Это было раньше – до того случая. А после него он перестал читать. Читал только отрывки в хрестоматии для уроков литературы. Если раньше он мог представить себя Жильятом Лукавцем, Олегом Кошевым, даже Павкой Корчагиным, то теперь ему стало стыдно даже в памяти встречаться с ними, а тем более, обсуждать с кем-нибудь их поступки и слова. Он гнал от себя эти воспоминания, а они не отставали.   
   Постепенно появилась и стала проявляться  раздвоенность. На людях он старался «не подавать виду», а наедине с собой…  Это как ложь. Лжец, который занимается этим публично, постоянно и профессионально, наедине с собой иногда чувствует угрызения совести, вначале отмахивается от них, потом пытается их заглушить то ли оправданиями, которым сам не верит, то ли другими способами. С самим собой пытается быть честным. Но продолжает лгать. И наступает то, что авиаторы называют «точкой невозврата». Он уже не может не лгать - из страха  быть разоблаченным. Лжет всем и самому себе.
   Что делать с этой  своей  ущербностью, он  не знал, да и не  мучился  этим вопросом. Свыкся. Краски жизни поблекли, мечты покидали, один за одним текли серые будни. Помог выйти из этого ступора случай. наверно, жизнь нам не случайно иногда предоставляет случаи.

   В их школьную  компанию вошла одна «проходная фигура», парень, который в  класс пришел в середине года, был знаком с одним из «компаньонов». Он - то и ввел его в  команду.
   Парень общительный, иногда веселый, не глупый, способный ученик. Как все. Был принят в  компанию, даже были общие дела. А потом неожиданно выбыл из школы и уехал с мамой в Узбекистан. Отца у него не было. Его мама  – сейчас таких зовут  бизнес-вумен.
   Она и в самом деле таковой была - главный бухгалтер какого - то предприятия. Финансовой дисциплиной этой конторы заинтересовались органы,  и ей пришлось срочно уезжать куда подальше. Взяв Валеру (так звали парня) под мышку, она покинула дом и город.
   А летом они возвратились назад. Как мама изменилась, никто не знал, но Валера стал совершенно другим. Всего за полгода. Там, в Узбекистане, он,  то ли сам стремился, то ли его затянули в какую-то шайку, но стал он откровенным бандитом. Пока еще юным, но подающим надежды. Во-первых, он стал взрослее своих сверстников. Во-вторых, у него во взгляде мелькало выражение хищника, особенно, когда он описывал фрагменты из своих «подвигов».  Именно  это выражение давало повод верить его рассказам. Чувствовалось, что он снова переживает то, что тогда испытывал. В третьих, его все время не покидало чувство превосходства над всеми – маминой мелюзгой.
   Он доставал из «пистончика» (узкий кармашек слева под  поясом брюк) хрустящую банкноту в 100 рублей и объявлял о том, что без такой купюры в кармане он себя  не представляет. Это были сумасшедшие деньги для ребят, ни разу не державших в руках такое богатство (билет в кино стоил 3 рубля). Но никто  ему не завидовал.
   А когда он рассказал, как они шайкой ограбили девушку, как она скулила (его выражение), как умоляла не трогать ее, какое он испытывал тогда возбуждение от  ощущения опасности и одновременно от своего «геройства», наш герой  увидел то абсолютное зло, от которого сам пострадал совсем недавно, которое еще не забыл. И ему  хотелось избить Валеру  до полусмерти, втоптать в грязь, заставить скулить, как «скулила» девушка из его рассказа, но он  молча слушал, как и вся  команда.
   Они, конечно, испытывали при этом отвращение,  и он не произвел на них впечатления, которого ждал, но открыто не осуждали. В их  планы не входило читать ему мораль и говорить «ай-яй-яй». Не было опыта.
   А у него уже был. Но. Кто я? – спрашивал он сам себя. Трус, «тварь дрожащая» (много позже у Достоевского он  вычитал это выражение и в точности присвоил себе - тогдашнему). А тогда  удрученно молчал в собственном психологическом бессилии.
   После этих Валериных откровений все  заметно охладели к нему и просто терпели его присутствие. Он, видимо, тоже понял это и нашел себе подходящую компанию вне школы, иногда рассказывал о ней, о том, что занимается каким-то видом единоборства (тогда они существовали подпольно), показывал кое-какие приемы. Приятели  интересовались ими чисто из любопытства, и он переключился на Додика, какого-то «супермена». Он о нем был самого высокого мнения – кумир, авторитет которого непререкаем, которому можно только подражать.
   Все это длилось до одного случая, который расставил все акценты.

   Однажды осенью (наверное, это был сентябрь)   класс решал контрольную по алгебре. У нашего героя  не получилось решить один пример – затянул время и не успел. На перемене он  переживал неудачу и был, что называется, не в настроении. В это время к нему  подошел Валера и стал, шутя, демонстрировать свои «блатные» приемы. Он  вполне миролюбиво предложил ему отстать, но тот  не унимался, достал перочинный нож, быстро раскрыл его каким-то хитрым манером и продолжал свое приставанье. Получилось так, что он, сделав двумя пальцами левой руки «козу» и направив  в глаза воображаемому противнику,  лезвие ножа в правой руке просунул ему  под ремешок часов и чуть-чуть поцарапал руку. Противник, уже не воображаемый,  со злостью отбил его руку с возгласом «пошел ты…». Нож  выпал  у него из руки, а он встал в боксерскую стойку и пошел в атаку. Сева  увидел в его  глазах то хищное выражение. И впал в настоящую ярость,  бросился на него и влепил удар по носу. Он отлетел и еле удержался на ногах (спасла классная доска, о которую он оперся, падая). Из носа у него текла кровь. Всеволод ждал атаки, но он подобрал с пола свой нож и  неожиданно пошел из класса с обещанием «еще встретиться». Сева  не возражал.
   Это все происходило на глазах у публики, в основном представительниц прекрасного пола. Они бросились к нему  с вопросами «за что ты его так, вы же друзья?». Он  на вопросы не отвечал, «зализывал» царапину на руке. Удивительно то, что никого из «его»  команды в этот момент не было в классе, все куда-то разбежались. А когда узнали и стали задавать вопросы, он отмахнулся: «спросите у Валерки».
   Валерий в этот день не вернулся в класс,а поскольку никто из учителей  ничего  не  видел, никто  им ничего  не рассказал,  эта  история  не  нашла  огласки.
   
   А Всеволод  сделал для себя неожиданный вывод: не такой уж я и трус. Это был обнадеживающий вывод, но появилось желание, а потом  пришло решение – поступить в секцию бокса.Зачем – он бы себе на этот вопрос не ответил. Но он и не задумывался. Решил, и всё.И возникло, пока призрачное, ощущение утраченной когда-то свободы.
   Отношения  с Валерием  полностью прекратились. Дней десять они  не замечали друг друга, пока к Всеволоду  не обратился самый близкий товарищ с предложением помириться с Валерием, который готов принести свои извинения. Всеволод  ответил отказом, но тот  привел аргументы, против которых он спасовал. Он сказал:
   - Или ты принимаешь его извинения,  и мы продолжаем наши отношения, или мне придется делать нелегкий выбор: становиться на его, или на твою сторону.
   Сева понимал, каким нелегким  будет этот выбор для друга,не стал подвергать его таким испытаниям и согласился. Тем более знал,что дружеских,даже приятельских отношений  с Валерием больше никогда не будет. Они теперь  находились по разные стороны границы двух миров, и перейти ее все равно не смогут.
   Процедура примирения была чисто формальной, было  выслушано неискреннее  бормотание, пожатие  рук, и на этом инцидент был исчерпан. А через некоторое время, не дождавшись конца учебного года, Валерий  с мамой опять уехали – теперь в Минск. Больше  с ним не встречались. По каким-то каналам кто-то  узнал, что там он сел в тюрьму за грабеж,  и через некоторое время – погиб.
   Жалко, парень в общем, был нормальным. Сбила с пути бандитская романтика. А что еще – неизвестно. Возможно, безотцовщина, отсутствие мужского примера. 
   
   А Всеволод  выполнил свое намерение. Поступил в секцию бокса в  районном дворце культуры – для перевоспитания.  «Каждый человек сам себя воспитывать должен» (присвоенный их компанией  афоризм Тургенева)твердил он себе,и добавлял: если больше некому его воспитывать.
   И началась его боксерская жизнь.Тренер посмотрел,на такого чистенького, аккуратненького, интеллигентненького,  с застенчивой улыбочкой (улыбки, между прочим, на протяжении всего детства не сходили с его  физиономии в «хорошем» обществе – это отмечали многие), и равнодушно разрешил приходить на тренировки по расписанию (три раза в неделю) в соответствующей форме. Напоследок поинтересовался, где, в каком классе,  и в какой школе учится, а также -  как учится. Пока ему  перечисляли, где и в каком классе, он слушал без всякого выражения лица,а когда услышал, что новичок учится на «четыре» и «пять», он как-то слегка потускнел (бесперспективный малый) и буркнув:
   - Ладно, приходи,- отпустил парня.
   И все началось. Первый месяц было хорошо. Новички, выполняли в основном физкультурные упражнения для укрепления пресса, отжимались на руках от пола, прыгали на скакалке (обязательное упражнение для боксера), учились передвигаться по рингу. Тренер показывал, ка сжимать кулаки для нанесения удара, как тут же, после удара, расслаблять руки полностью,и так далее. Наука нравилась,он с большим желанием выполнял все упражнения.
   А в конце тренировки проводился так называемый «вольный бой». Старшие ребята одевали боксерские перчатки, тренер разбивал всю команду на пары, и командовал: «- Время»! парни боксировали, а  новички, наблюдали. Всеволоду  понравилось то, что, когда «бойцы» входили в раж, и спортивный бой грозил превратиться в пошлую  драку, тренер останавливал драчунов и обещал лично побоксировать с каждым. А он был, все - таки мастером спорта.
   И при этом заявлял:
   - Мне молотобойцы не нужны, мне нужны техничные спортсмены.
И еще неоднократно всех предупреждал, что если услышит, или увидит, что кто-нибудь применяет на улице приемы бокса, которым здесь, в спортивном зале, обучают, тот немедленно будет исключен из команды.  Я  бандитов не воспитываю, - говорил он.
   Это  импонировало, наш герой тоже не собирался стать бандитом.
   Через две недели  «новичковой» адаптации они  тоже стали надевать перчатки и участвовать в вольных боях в конце тренировочного времени (а сама тренировка длилась два часа – это для справки).
   И началось «избиение младенцев». Севу  тренер поставил в пару с парнем его роста,   веса и комплекции, но – этот Яков, Яха (так его звали в «миру»), уже имел третий разряд по боксу, потом какое-то время не занимался, и снова возвратился, уже со статусом новичка. Новичок новичком, а навыки остались.  У него была быстрая реакция, техника, а Всеволод  был просто «грушей» для отработки ударов, де еще и со слабым носом. Легкий удар в нос, и получите удовольствие: реки крови, брызги во все стороны, хозяин носа  убегает, как может, а Яха   по носу уже не бьет, а спокойно отрабатывает удары по печени, по лбу, и так далее. Два  двухминутных раунда с минутным перерывом. В конце каждой тренировки.
   Тренер наблюдает, но не вмешивается. Яха запрещенных приемов не применяет, а разбитый нос в боксе не считается. Избитый  не жалуется, обидно, конечно, но – наука требует жертв.

   Так продолжается три месяца. Яков наслаждается, его спарринг-партнер весь в крови по пояс, тренер наблюдает и безмолвствует. Сева  понял – его  испытывают. Выдержит, хорошо, не выдержит – до свидания, интеллигент. Утешало то, что в остальное тренировочное  время тренер  его не «чурался»,  при выполнении физических упражнений делал замечания, поправлял ошибки, давал советы.
   Его  папаша тоже молча наблюдает, правда, однажды констатировал с сожалением:
- Было у отца два сына: один умный, а другой боксер.  И добавил – в случае хотя бы одной тройки в табеле за четверть – прощай бокс. Сын  верил – эта угроза будет выполнена. Мама молча переживала, но отказалась отстирывать его  майки от крови и предложила делать это самому. А Яха продолжал свирепствовать в свое удовольствие. Школьная  команда тоже не одобряла занятия этим спортом,  но не очень. Правда, один из них глубокомысленно изрёк:          
   - Рахметов тоже на гвоздях ночевал. Стал человеком.
   Девчонки в школе сначала сочувствовали, жалели, а потом привыкли и не обращали внимания на   фингалы и распухший нос. Учителя, видя, что успеваемость его  не снизилась, не вмешивались.
    …Однажды боксеры  занимались вместе с девчонками-гимнастками. Зал был поделен на две равные половины: девчата занимались на одной, боксеры  занимали вторую половину.  Когда перешли к вольным боям, девчонки прекратили занятия, сгрудились стайкой на границе и стали наблюдать эти  «ристалища». А Яков разгулялся. Подогнал спарринг-партнера  ближе к девчонкам и начал избиение. Кровь хлестала, партнер  отфыркивался, процесс шел. И  только слышались девчоночьи стенания:
   - Бедненький, как ему достается!
   И Севу  прорвало. В перерыве между раундами он подошел к тренеру и сказал, что не может  боксировать. Тренер  с деланным удивлением:
   - А в чем дело?
     Новичок  показал ему рукой на свою физиономию и произнес:
   - Ну, вот – видите?
   А тренер  в ответ зло и презрительно:
   - А ты куда шел, в бокс,или в балет? В боксе нет ни рук,ни носов,есть только нападение и защита!
   И, прекращая разговор, скомандовал: « - Бокс!».
   Всеволод  все понял,  и в свою очередь разозлился. Про себя подумал: черт с тобой, убьют меня – ты будешь отвечать. И бросился очертя голову на противника, тут же получил ответные оплеухи, но, не обращая внимания на удары, продолжал бой. Пока тренер не скомандовал:
   -Время!
   Обдумывая случившееся, он  окончательно сделал вывод, что его  испытывают, а тренер вспылил, решив, что «эксперимент» закончился. Но – не на того напали, подумал Сева. Не дождетесь. Будет и на моей улице праздник. Он  уже знал, что не боится ударов, некоторые вовсе не замечает,  не закрывает  глаза, когда в физиономию летит перчатка с кулаком внутри.
   И  продолжал. Спокойно и без злости. Это для него  стало уже делом чести. Он уже не мог уйти. Что скажут друзья, о чем спросят девчонки-одноклассницы? Что скажет отец, он знал. Ничего хорошего он не скажет.
   - Ты, друг - в углу, и никто не бросит на канаты полотенце,- говорил он сам себе.
   Имелся в виду угол ринга, а полотенце, когда его  вешает на канат секундант, означает «Сдаюсь, прекращаю бой».
   
   Так продолжалось еще месяца два. Кровь уже не хлестала, как раньше, иногда капала (видимо, укрепились его  слабые сосуды). Постепенно  он научился уходить от ударов, росла реакция, крепли ноги, научился экономно дышать. Стало немного веселее.
   А однажды весной они  занимались на заднем дворе дворца культуры. Было тихо и безветренно, прохладно. Боксеры «работали» прямо на асфальте. И случилось то,чему он не смог дать объяснения.
   Когда начался вольный бой, Всеволод спокойно стал встречать выпады противника, уходил, уклонялся, делал «нырки» и прочие финты, сам норовил нанести прямые удары противнику  в челюсть или в живот.
   А в перерыве Яха выдал:
   - Тебя уже голыми руками не возьмешь!   
   Всеволод промолчал, но почувствовал прилив энтузиазма и уверенности 
   И дело пошло. В следующем раунде уже он  гонял Якова  по всей площадке, не давая передышки между ударами. Нос он  ему не расквасил, но погонял хорошо. А сам оставался свежим, как огурчик, готовый продолжать бой.
   Награду  получил от тренера. Он подозвал его  и произнес деловито:
   - На следующей тренировке – ко мне на «лапы».
   Это была победа. Тренер понял, что «интеллигент»  не уйдет. А если уйдет – то к другому тренеру.
   Маленькая справка. «Лапа» - это,   по сути,  пятипалая кожаная перчатка, прикрепленная к овальной кожаной плотной подушке (ладонь), набитой внутри войлоком. В центре этой «ладони» черный круг – мишень. Тренер надевает эти лапы себе на руки и имитирует бой – нападение и защиту. Выставляя вперед то одну, то другую раскрытую «ладонь», он фиксирует удары, быстро убирает мишень, в случае, если боксер не успевает отвести обратно  руку после удара, получает легкий тычок – в лицо или в живот. Все это происходит в непрерывном движении, как в бою. Тренирует быстроту реакции, серии ударов, уходы, уклоны, нырки и т.д.
   
   Яха, его  постоянный «убивец», больше на тренировках не появлялся. Здесь проявилась ошибка тренера. Яха так увлекся «избиением младенца», что перестал развиваться. У своего постоянного спарринг-партнера  он ничему научиться не мог, зато тот  у него учился. Тренер это не взял во внимание и не занимался им. Видимо, он это понял и ушел больше  его никогда не видели в спортзале.
   Тренер много показал Всеволоду  всяких хитростей, отработал с ним  несколько атакующих приемов, научил уходить из-под ударов и контратаковать. Особенно ученику понравился прямой контратакующий удар справа, неожиданный и резкий. Это – удар нокаутирующий, когда боксер, получивший этот удар, падает и не быстро (более, чем за 10 секунд) приходит в себя для продолжения боя.  Это считается нокаутом,  и  судья в ринге бой прекращает.
   А потом начался бокс. После месячной выдержки на «лапах» тренер сказал после тренировки:
   - Все. Отдыхай, а завтра на открытый ринг. Пора зарабатывать победы на разряд. Хватит болтаться в новичках. Это была вторая его  победа и ступенька.               
   На третий разряд необходимо одержать три победы в своей весовой категории над новичками или третьеразрядниками.  И он  их одержал. Из них одну – нокаутом, и ему  присвоили сразу третий взрослый разряд. Когда Сева спросил у тренера,  почему взрослый (минуя ступени мальчиков и юношей), ведь по возрасту он  входил в категорию мальчиков, тот  сказал:
   - За нокаутирующий удар и технику. Для мальчиков и юношей ты опасен.Шутка.
   Это была его  третья победа.
   Итог: расплющенный нос с горбинкой, которой раньше не было – не такой, как у «лиц кавказской национальности», но заметной. Это – минус. Плюсы: сосуды стали такие плотные, хоть молотком бей по носу – крови нет; он  перестал чувствовать себя трусом – перестал бояться ударов, как будто потерял чувствительность к боли;
собранность в опасной ситуации; быстрота в принятии решений (быстрота реакции); уверенность в себе; резкость (в боксе так характеризуется быстрота, с которой наносится удар и возврат в исходную позицию). Больше всего помогает приобрести резкость рубка дров. Это рекомендовал тренер. И Сева с удовольствием этим занимался почти ежедневно -  они жили в двухэтажном  четырехквартирном доме с печным отоплением. Пилили бревна на чурки они с отцом.А потом Сева колол поленья.
   И, когда научился махать топором так, чтобы он не увязал в древесине, понял пользу этого занятия. 
   Страх заменился просто тревогой, не мешающей принимать необходимые решения, причем –  в любом бою, будь то простая драка, или жизненная ситуация, когда грозит не физическая опасность, а иная, иногда доводящая человека вплоть до потери рассудка. Он  снова стал самим собой, чувство неполноценности ушло, он получил свободу и право пользоваться уважением близких  людей.

   Если бы у него спросили теперь: ради чего? Только для того, чтобы отработать зубодробительный удар и успокоиться?  Конечно же, нет, ответил бы он. Во-первых, это спорт, во-вторых, он сродни шахматному «блицу», когда нужно принимать мгновенные решения,только вместо потерь фигур боксеры получают удары перчатками.
   В перерывах между тренировками он  много перечитал литературы про бокс и его выдающихся корифеев: Королёва, на чемпионате боксировавшего и выигравшего поединок  с переломанным во время лыжного кросса ребром, и скрывшего от всех этот перелом – чтобы не подвести команду страны; Линнамяги, Попенченко, Ласло Аппа, легенду и теоретика бокса Джо Луиса; Роки Марчиано, проведшего на ринге сорок восемь боев, и все их закончившего  нокаутами соперников.
   Тренер  всегда приглашал всю команду  в качестве зрителей  на соревнования разных уровней, вплоть до чемпионатов страны, где,  сидя рядом, профессионально комментировал ошибки и удачные находки выступающих спортсменов, восхищался красотой боя и презирал «грязь», когда на ринге – две обезьяны, прыгающие и машущие кулаками..
   На тренировках он все время твердил о технике боя, презирал  пошлое «мордобитие», сам демонстрировал высокий класс на взрослых спарринг-партнерах из числа подопечных. Всеволод  не пропускал ни одних соревнований, видел много красивых и интеллектуально-техничных боев. У него  появились живые, действующие примеры для подражания. Он  полюбил бокс именно как красивый и полезный вид спорта, спорт мужества (ему все время приходило на память: «трус не играет в хоккей»).
   Следует заметить, что это все о любительском боксе, где бой длится три трехминутных раунда с двумя минутными перерывами. Победа присуждается не только за нокауты, но и за набранные очки – баланс между пропущенными ударами и нанесенными в цель, в  места, разрешенные правилами. Существует много запретов, нарушение которых  влечет за собой наказание. Кстати, по травматизму любительский бокс занимает одно из последних мест среди видов спорта, относящихся к легкой атлетике.
   Продолжая заниматься боксом, наш герой  провел в общей сложности 15 боев на разных соревнованиях. Два боя проиграл по очкам, два боя выиграл по очкам, и одиннадцать выиграл нокаутами. Выступал   в легком весе (от 57 до 60 кг), а в этом весе нокауты – редкие случаи.  Получил второй разряд.
   Он помнил почти все свои бои и соперников.
   Его предпоследний  бой длился секунд тридцать, не более. В нем было всего два удара,и оба нанес Всеволод. Противник был выше его(они почти все были немного выше),с длинными руками. В первые секунды Сева изловчился и нанес парню прямой левой удар в челюсть. Удар был не сильным, но у его противника переплелись ноги, в результате чего он оказался на полу, быстро встал на ноги, и судья в ринге разрешил боксировать дальше.
   Но парню опять не повезло. Он, несомненно, был не бойцом. Неожиданный результативный удар сбил его не только с ног, он сбил его психологию.  Всеволод  снова попал ему в лоб, теперь уже прямой правой, и он опять упал – на спину, подогнув ноги.
   Судья подождал, когда он поднимется и,  прекратив бой, поднял  правую руку Всеволода  в знак победы с явным преимуществом. Судья был  знакомым, победитель  посмотрел на него с удивлением, и тот  шепнул:
   - Чтоб ты его не убил, а то мне потом отвечай.
   Это была, конечно, шутка. Бой вышел каким-то глупым, но победа была эффектной.  Из зала подробности были не видны, поэтому зрители устроили  настоящую  овацию. В истории бокса такие бои можно пересчитать по пальцам.

   Последний поединок был на отборочных соревнованиях – формировалась сборная команда области на матчевую встречу с соседней областью. Соревнования начались после недельных сборов. Где вся команда все время находилась под неусыпным наблюдением тренера – чтобы никто не нарушил режим.
   Когда объявили его поединок, он, проходя мимо судейской коллегии, услышал слова председателя, обращенные к соседу:
   - Сейчас будет нокаут. Этот парень всегда заканчивает нокаутами.
   «Лучше бы ты не загадывал» - подумал Сева.
   Его противник был, как всегда, немного выше ростом, с длинными «рычагами» - руками.
   Судьей в ринге был заслуженный мастер спорта с необычной фамилией Вертий. Его Всеволод запомнил навсегда.
   Бой начался, как обычно – разведка, «прощупывание» противника, «паутина» - своеобразный танец соперников по рингу, легкие тычки прямыми слева и справа. Наконец, соперник – Гусаров его фамилия (он её запомнил тоже надолго), как-то замедленно «увел» левую руку от плеча, открыв лицо для нападения. Всеволод тут же воспользовался и нанес свой коронный удар справа.
   Судья тут же командой «Стоп» остановил бой и сделал Всеволоду замечание за запрещенный удар открытой перчаткой – когда бьют не костяшками сжатого кулака, а раскрытой ладонью, как наносят пощечину.
   Удара открытой перчаткой не было, Сева это хорошо знал, но – «судья всегда прав». Сделав замечание, судья продолжил бой, который протекал как-то вяло и скучно. Они обменивались легкими ударами, прыгали друг возле друга, как будто продолжалась разведка.
   В перерыве после первого раунда секундант, он же тренер, обтирая Всеволода полотенцем, ехидно спросил:
   - Ты боксировать будешь, или скакать, как козлик? Работай обеими руками.
   - Не было удара открытой перчаткой, - ответил Всеволод с обидой.
   - Я сам знаю, что не было. А ты продолжай бой. Переживать  будешь дома на диване.
   Их беседу прервал удар гонга. Начался второй раунд. Ему самому надоела эта вялая суматоха,  он не понимал, почему Гусаров не идет в решительную атаку. И к середине раунда сам пошел на противника, стал «обследовать» его корпус – солнечное сплетение, печень, ложными финтами заставил его открыться и снова провел свою «коронку»  прямым справа.
   И снова получил замечание за удар открытой перчаткой, такое же несправедливое, как и первое. Правая рука приклеилась к челюсти и «вышла»  из боя, а его противник стал получать зачетные очки. Второй раунд Всеволод проиграл. Тренер уже со злостью снова приказал работать обеими руками.
  - Если будешь дальше волынить, брошу на канат полотенце. Противно смотреть на вашу возню.
   А когда начался третий – последний раунд, ему неожиданно вспомнился бой, который он видел на чемпионате страны. В этом бою великолепный Стольников не нанес ни одного удара противнику и победил во втором раунде «с явным преимуществом». Он не ушел в «глухую» защиту, был активным, делал ложные выпады, открывался и мгновенно уходил от ударов. За все время поединка он настолько ярко продемонстрировал свою филигранную  технику и преимущество перед соперником, что судья решил дальше не рисковать, и прекратил бой.
   Решение пришло, как озарение. «Измотаю тебя, а потом увидим», подумал Всеволод, и начал свою тактику. Сил было еще достаточно, он резво плел «паутину» - прыгал вокруг противника, угрожая со всех сторон, делал вид, что бьет, но руки пробивали только воздух. Получал легкие удары, чувствовал, что проигрывает по очкам, иногда сам достигал цели, но проигрывал.
   И заметил: Гусаров, во-первых, устал, а во-вторых, успокоился. Надеялся сохранить баланс очков  в свою пользу, а в конце раунда закончить бурной атакой – впечатлением на публику и судей.
   Всеволод решил: «хватит, а то не успею», и начал бой. Перенес внимание на корпус соперника, стал целить в грудь и живот, принуждая его опустить усталые руки. И дождался. Получив слабый прямой слева в челюсть, он увидел, как медленно рука Гусарова возвращается назад. И, что называется, втиснулся в эту временн;ю щелочку, всем корпусом послал правую перчатку в голову противника и попал в промежуток между скулой и виском. Это был не прямой удар, это был удар чуть-чуть сверху – рука описала не крутую  вертикальную дугу и  перчатка достигла цели.
   Гусаров медленно стал валиться на пол. Всеволод раньше всех понял, что это нокаут, подумал – «нокаутировать открытой перчаткой не получится». И направился в нейтральный угол. Случайно посмотрел в сторону судейской коллегии, он увидел председателя, что-то говорившему соседу. Севе померещилось: «я же говорил…». Окончательно поверил в нокаут, когда рефери начал отсчитывать секунды. Гусаров лежал и никак не реагировал. Отсчитав до десяти, судья  Вертий бросил короткое «Врача!» и подошел к боковым судьям, собравшимся вместе, и стал что-то с ними обсуждать. Всеволод ушел в свой синий угол ринга к секунданту.
   Тот молча хлестнул его по физиономии мокрым полотенцем и ничего не сказал.
   Прибежал врач, осмотрел Гусарова, не нашел никаких повреждений, сунул под нос ватку с нашатырем. Гусаров очнулся, попытался подняться, но его шатало и клонило к земле. «Сейчас начнет рвать», подумал со страхом Всеволод. Былого чувства радости от одержанной победы не было. Все ждали решения судейской коллегии.
   Врач и секундант Гусарова помогли ему встать на  ноги  и повели в медпункт.
   Наконец рефери вышел в центр ринга, рукой сделал Всеволоду знак подойти, взял его правую руку, поднял вверх и провозгласил его победу нокаутом. А зрители начали аплодировать еще раньше. Так получилось, что он с тренером на пути в раздевалку столкнулись с рефери. И тренер со злостью бросил судье в лицо:
   -Что ж,ты,с...,  сделал с парнем!?
   Тот ничего не ответил и прошмыгнул мимо.
   А в раздевалке Сева спросил:
   - За что вы его так?
   - А ты не понял? Вертий очень хотел, чтобы Гусаров попал в сборную. Поэтому ты стал бить открытой перчаткой. Но, мальчик, добро, как всегда победило зло!
Последнюю фразу он произнес с наигранным апломбом. И именно она засела в мозгах  Всеволода и вызвала вопросы: зло – Вертиев, добро – мы, поскольку победили, а Гусаров – кто?
   Он прекрасно понимал, что сейчас чувствует нокаутированный парень (на собственном опыте – после нокдаунов, когда бой еще продолжаешь, а тебя уже освободили на целую неделю от тренировок).   

   Его  зачислили в сборную области, матчевую встречу с соседней областью они легко  выиграли. Когда возвращались домой, тренер в порыве шутливой нежности похлопал его по плечу и произнес:
   - Всё. Игрушки-побрякушки кончились. Теперь будем из тебя делать чемпиона.
   Всеволод ничего на это не ответил. Он еще не знал, что бой с Гусаровым был последним в его спортивной карьере. Прошло желание не только побеждать, как было совсем недавно, но и просто участвовать в соревнованиях, потеть на тренировках, отрабатывая удары и уходы, слушать аплодисменты и рев болельщиков, которые совсем не такие, как у болельщиков футбола. Самым гуманным у них был призыв к тому, за которого болели:
   - Не подводи тренера!!!
   Только он не знал еще, что прекратятся бои на ринге, а в жизни их будет – ой,  как много! И придется не раз нападать и защищаться – не кулаками, а более серьезным оружием из арсенала собственной души, страдать от предательства и самому на грани  предательства решать дилемму: собственная шкура или позор.
   И не предполагал, что будет вспоминать свое боксерское время, почему-то вспоминать в трудные, тяжелые моменты, когда занят поисками выхода из безвыходной ситуации. Тепло вспоминать тренера, порой жестокого,на первых порах беспощадного.
   Не знал он тогда еще, что со временем будет объявлять войну высокому начальству и побеждать;что, вырывая квартиру у горисполкома, в очереди на которую первым простоял уже три(!)года, назовет областной исполнительный комитет колхозным рынком, и ему высокопоставленные  работники не смогут возразить; что на высоком собрании поставит на уши целый научный коллектив, предложив для оптимизации научной деятельности сократить в два раза число научных сотрудников, предложить это в их присутствии без единой претензии к кому либо их них; не знал, что придется однажды войти в ближний бой с мэром  города и выйти из него без потерь; что поставит на место целое гнездо милицейских сотрудников, нечаянно сделавших ему «больно», и затем в свое оправдание предъявивших  ему обвинение чуть ли не в измене родины: что примет участие в локальной, но настоящей забастовке (которые были строго запрещены) и принудит местное начальство принять условия забастовщиков для прекращения этой акции.
   Много чего тогда не знал наш герой.И не знал самого главного:если бы не  е г о бокс, перестал бы он считать (а это самое главное – самому считать) себя трусом – «тварью дрожащею»? да и не задумывался он об этом. Только иногда спокойно отвечал на угрозы оппонентов:
   -Знаешь (те), я боюсь только ножа в спину. Так что,не пугай(те).И ему верили.
 
   А тогда он оказался перед выбором. Тренер не шутил по поводу чемпионства. Он, наконец, понял, что поучилось из «интеллигентика», и решил всерьез им заняться. А Всеволод решил другое. Дальше совмещать учебу в техникуме с боксом не получится. Бокс хоть и любительский, но такой уровень требует полной отдачи. Да  и титул чемпиона его не прельщал.
   И когда отец спросил у него: «Что дальше?»(впервые, раньше он сам говорил, "что дальше"), он спокойно ответил: «Все, дальше уже не любительский бокс, с меня хватит».
   Зашел как-то в родную секцию, объяснил тренеру свои намерения, поблагодарил его за науку. Тренер с сожалением, но с пониманием отнесся к его словам, вымолвил только сентенцию, довольно сомнительную:
   - Из интеллигентов редко получаются чемпионы по боксу.               
   На этом и попрощались. Иногда, редко,ходил на соревнования по боксу в качестве зрителя.
   И полностью ушел в жизнь, не связанную с боксом.
   
   Но был самый последний бой, не в ринге и без перчаток. И боем его назвать не получается, и на драку не тянет. Но на нем следует   поставить последнюю точку.
   Летним вечером они маленькой компанией гуляли по проспекту, два парня, один из них Всеволод, провожали домой двух подружек. Было еще совсем светло, выходной день, много гуляющих. Парни, Всеволод и Жора, вышли метров на десять вперед и обсуждали какую-то «мужскую» тему, а девушки медленно «плыли» позади.
   Мир нарушила тройка молодых парней, двигавшаяся навстречу. Когда поравнялись с Севой и Жорой, один из этой тройки, самый «борзой», вдруг схватил Севу за запястье левой руки с наручными часами на ремещке и завопил:
   - Мои часы, ах, ты…
   И стал буквально сдирать часы с ремешка. Сева сначала опешил, потом понял – жулье вышло на промысел. Перед ним были двое, третий уже занял позицию за спиной. Жора стоял столбом с круглыми глазами. Девушки приближались. Времени не было.
   Он  потом скажет, что ничего не думал. Кто-то думал за него. А он вырвал руку у нападавшего,  рванулся к ним, буквально пробил своим плечом  брешь между ними и побежал. Метров через десять оглянулся и увидел, что все трое бегут за ним. «Молодцы», похвалил и продолжал удирать, постоянно оглядываясь. Его задачей было разозлить банду и заставить их догонять убегающую "жертву". И он, кажется, её выполнил.   Пробежав еще метров пятнадцать, стал потихоньку снижать темп. Чтобы не отбить охоту у преследователей, но и не облегчить им задачу.Расстояние  между беглецом и преследователями медленно, но уверенно сокращалось. Шпана уже была уверена, что беглец «сдох» на дистанции и достанется им готовеньким.
    Когда Всеволод почувствовал за спиной тяжелое дыхание догоняющего противника, резко остановился, круто развернулся, и влепил свой нокаутирующий удар справа в переносицу   налетевшего преследователя. Тот не свалился снопом, бревном ударился головой об асфальт и затих. А Всеволод, не сбавляя темпа, таким же ударом отправил на асфальт второго. Третий убегал через проезжую часть на другую сторону проспекта,перебегая чуть ли не под колесами движущихся в обоих направлениях автомашин.
   «Черт с тобой», решил Сева, и медленно двинулся  навстречу  своей компании, спешившей к месту «происшествия». Все случилось так быстро, что никто из прохожих  ничего не понял.
   Когда он подошел, одновременно посыпались  вопросы:
   - Ты куда бегал?
   - Ты живой?
   - Рассказывай, что произошло.
     вопросы задавали девушки. И он вкратце начал удовлетворять их любопытство:
   - Живой. Бегал укладывать баиньки  трех «фулюганов». Подальше от вас, чтобы вы не мешали. Не женское это дело – укладывать спать разное «фулюганье». Двое спят, третий вырвался. Вот и все дела. Извините, что вас не на долго покинул. Теперь в вашем распоряжении.
   Он позволил себе такое ёрничество – для разрядки. При этом поглядывал на Жору. Тот бегал глазами и уходил от взгляда.
   «Женщины» поняли.И этот мрачный юмор, и еще не до конца сброшенное напряжение, и испытывающие взгляды в Жоркины глаза.Им было уже по восемнадцать лет, а парням
 - еще только по восемнадцать.
   За этим разговором они дошли до «места происшествия». Там никого не было. И не было никаких следов.
   - А где «фулюганы»? – удивленно спросили девушки.
   - Не знаю. Может быть, притворялись, что спят, а может быть им было неудобно. Все-таки голый асфальт, и подушек нет. Ушли спать домой,  - ответил Сева, но ему стало не по себе. Куда они делись? «Скорой» вроде не было, милиции тоже не видно. «Ладно, куда - куда, очухались и смылись», сам себя успокоил.
   Сумерки уже незаметно заполняли вечер, хотя было еще светло. Но общее настроение упало. Девушки предложили  расходиться по домам, парни не возражали. Когда девчата стали прощаться друг с дружкой и договариваться о чем-то завтрашнем, Сева поманил Жору пальцем и, чуть отведя  в сторонку, спросил:
   - Ты чего стоял, как пень, и мне пришлось уводить шпану подальше?
   - Он мне перо к боку приставил, - ответил Жора, а глаза его все бегали, не задерживаясь ни на чем.  «Перо» - нож на блатном жаргоне.
   -Ладно, бывай, - ответил Сева. Он всё понял, говорить больше было не о чем.
   Девушки распрощались, и Сева одну из них- «свою», пошел провожать. Шли молча, думали об одном и том же.
   А у подъезда на лавочке она попросила тоном, не предполагающем отказ:
   - Расскажи всё, как было.
   И Сева рассказал. И в конце добавил:
   - Пойми, я бы не смог драться в вашем присутствии, если бы вы были рядом. Пришлось их уводить.
   - Ты можешь описать этого блатного, какой он из себя, в чем был одет?
   - Зачем тебе это?
   - Мне кажется, я его знаю.
   Сева, как мог, нарисовал его словесный портрет.
   Она задумалась  и неожиданно выдала:
   - А Жорка сказал, что ты испугался и убежал.
   - Понимаешь, дорогая, Жорка убежал раньше, хоть и стоял истуканом на месте. Оставил меня одного на троих. И хватит о нем. Почтим его память секундой молчания и забудем.
   Девушка задумалась на минуту и произнесла:
   - А ты, оказывается, можешь быть злым. А сам никогда не боишься?
   - Боюсь, конечно. Без страха смелости не бывает.
   - Как это?
   - Смелость города берет – со страху.  Смелого  пуля боится..., - он хотел продолжать разглагольствовать, но она мягко оборвала:
   - Ладно, хватит, а то ты уже в философию ударился.
   Еще немного поболтав ни о чем, они расстались. А у Севы на душе остался какой-то смутный осадок. О чем-то они не договорили.      
   Через день вечером они опять встретились. Она вся как-то светилась и с места в карьер затарахтела:
   - А я узнала, кого ты уложил «баиньки». Это самый блатной жулик, и живет он на нашей улице, мы с ним знакомы. Кличка у него «Корсак», а фамилия Корсаков. У него вся физиономия синяя, глаз не видно.
   - Он не сказал, кто его так разукрасил?
   - Нет, он молол всякую чепуху, но я поспрашивала и поняла, что это твоя работа. И сказала ему, что знаю тебя, посоветовала по-дружески больше с тобой не связываться, иначе будет еще гораздо хуже. И знаешь, что он сказал?
   Она сделала передышку, а Сева ответил:
   - Не знаю. Мне неинтересно.
   - И напрасно. Он попросил передать свои извинения и пообещал никогда больше с тобой не ссориться.
   - Прежде чем ссориться, нужно помириться. А я этого делать не собираюсь.
   - А никто тебя и не заставляет с ним мириться. Я тебе об этом рассказала, чтобы ты знал.
   И после короткой паузы добавила, как подвела черту:
   - Вдруг ты с ним встретишься на нашей  на улице, и он тебя узнает?
   Вот оно что! Сева рассмеялся коротким смешком и заверил девушку:
   - Ради тебя я готов простить даже самого чёрта. Можешь передать этому не Римскому Корсакову, что я забыл,  и зла на него не держу.   
   А девушка сияла, как сияют от счастья. Он тоже, хоть и не сиял, но  был очень рад, что она сияет.