Под эгидой офицерской стажировки

(Из цикла «Эпизоды армейской службы 1953-1956 годов» Эпизод 7)

   По плану, после годового обучения и службы в офицерской школе, мы должны были ещё год стажироваться в войсках, после чего сдать экзамены, получить офицерское звание и демобилизоваться в запас. Но действительность внесла изменения в этот план.

   Создатели нашей офицерской школы, как видно, недостаточно проанализировали состояние армии. А оказалось, что в данный период времени армия не нуждалась в боевых офицерах, обученных различным военным премудростям, а нуждалась в образованных людях и технических специалистах.

   Такое положение сложилось из-за того, что после войны офицеры, имеющие хорошее образование и востребованную на «гражданке» специальность, постарались демобилизоваться. А оставшиеся в армии офицеры, продвинувшиеся в звании в период боевых действий, были, в основном, малообразованны. Они не могли даже грамотно составить рапорта и другую требуемую документацию. Не хватало также специалистов, чтобы обращаться со всё усложняющейся техникой.

   Поэтому, узнав, что предлагаются для распределения на стажировку 120 «образованных» людей, окончивших 10 классов или техникум, из многих военных частей отправили представителей, чтобы заполучить кого-нибудь из них себе. И расхватали нас, как «горячие пирожки».

   Смею заметить, что среднее образование, в то время, ценилось даже больше, чем сейчас высшее. Очень характерен, в этом отношении, один момент из фильма «Место встречи изменить нельзя». Там Жеглов, отговаривая Шарапова от внедрения в банду, из опасения его разоблачения там, говорит ему, подчеркивая его высокий интеллект: - «Да, у тебя на лбу 10 классов написано».
 
   Исходя из всего сказанного, хотя формально мы были распределены для стажировки, т.е. практического закрепления военных знаний, полученных в офицерской школе, в действительности же нас использовали совершенно по-другому. Окончившие общеобразовательную школу стали заниматься канцелярской и другой штабной работой, окончившие техникумы попали в различные военно-технические подразделения.

   Лично я попал в радио-электро-мастерскую Отдельного батальона связи, на должность радиомастера. Мастерская занималась ремонтом радиоаппаратуры и электроприборов, а также зарядкой аккумуляторов для радиостанций и автотранспорта. Я довольно быстро освоил все виды работ, т.к. имел необходимые знания и достаточный опыт.
 
   Располагалась мастерская также под Полоцком, в селении «Боровуха-2». В состав мастерской входили: два офицера, старший лейтенант Брозин- начальник мастерской и лейтенант Пушкин - его зам, и пятеро военнослужащих срочной службы, сержантского и рядового звания.

   Распорядок и быт у меня стал более вольным и благоустроенным. В казарме, куда меня поместили, располагались солдаты и сержанты «вольных» профессий: писаря, повара, кладовщики, мастеровые и т.п., не подверженные строгому распорядку дня. Т.е. подъём, отбой, приём пищи, начало и окончание работы-службы были определены и обязательны, но не до минутной точности. После жёсткой кадетской дисциплины эта служба казалась раем.

   Правда, работы было очень много, т.к. наряду с аппаратурой служебного назначения, мы ремонтировали радиоприемники и другую бытовую технику, находящуюся в личном пользовании военнослужащих. Последнее выполнялось полуофициально, т.е. с ведома начальства, но без записи в план. А подчинённые делали то, что приказывал командир.

   Я упоминаю о ремонте бытовой техники потому, что это было довольно распространённым явлением. Дело в том, что офицеры, воевавшие на территории Германии и других стран Европы, привезли оттуда коротковолновые радиоприёмники. Эти приемники были компактнее советских, и их диапазон начинался с более коротких волн, что значительно расширяло охватываемое пространство.

   Но, все радиоприёмники того времени были на электронных лампах со стеклянными баллонами. Эти лампы были наиболее недолговечными элементами, и со временем выходили из строя. Просто заменить их на советские было нельзя, т.к. они отличались по параметрам и соединяемой колодкой. Для осуществления такой замены мы производили необходимые схемные и конструктивные доработки.

    Платили ли за эти работы хозяева радиоприемников, не знаю. Во всяком случае, мы – рядовые радиомастера денег от них не получали. Наши непосредственные командиры иногда подкидывали нам немного, чтобы можно было сходить в кино, при увольнении в город, или купить, что-нибудь в лавке. Для справки – месячное денежное пособие рядового солдата составляло тогда три рубля, сержанта немногим больше.
 
   Но хотя мы и не получали денег от владельцев ремонтируемых радиоприемников, имели на них непосредственное влияние. Если какой-либо офицер, будучи военным патрулём, или в другом качестве, хотел наказать кого-нибудь из нас, то он должен был подумать, что в случае прихода в мастерскую со своим радиоприёмником, мы можем «случайно» паяльником попасть не туда куда надо, и лишить его этой вещи.
 
   Большинство офицеров, даже достаточно высокого звания, обладали очень слабыми научно-техническими знаниями, и мы пользовались этим в необходимых случаях. На полках вдоль стен мастерской стояли различные приборы и механизмы с яркими ручками и штурвалами, которые пришедшие любили потрогать, повертеть, что приводило к их порче. К некоторым из этих деталей мы подвели небольшое напряжение, и замаскированные провода от них вывели к столам мастеров. Когда кто-нибудь из пришедших трогал указанные элементы, мастер незаметно нажимал на соответствующий выключатель, и излишне любопытного дёргало. Так мы постепенно отучили их от привычки всё трогать.

    Но был один штабной подполковник, крупный, толстый, с мясистым красным носом, свидетельствующим о том, что его хозяин любит выпить. Как человек недалёкий он не любил умных и образованных людей, к которым, в определённой степени, можно было отнести и офицеров мастерской. После того, как немного выпьет, он любил заходить в мастерскую, дёргать за разные ручки и разносить наших лейтенантов и нас. И мы, с ведома наших командиров, решили его проучить.

    При очередном его посещении и разносе, когда он взялся за одну из рукояток, была включёна соответствующая цепь, и его дёрнуло. А так как он был подвыпивши его дёрнуло довольно сильно. Он подозвал нашего офицера и приказал ему взяться за эту ручку. Офицер взялся за неё, конечно, при выключенной цепи, и его не дёрнуло. Взялся подполковник, и его снова дёрнуло, т.к. ток снова подключили. Тогда он подозвал одного из нас, затем взялся сам, и всё повторилось. Он немного поутих и потребовал, скорее, попросил, объяснений.

   Ему стали говорить, что в него вошли электроны, ионы, протоны, нейтроны и прочие элементарные частицы, и при определённых обстоятельствах они могут нанести ему огромный вред. Все эти термины и объяснения были для него, как китайская грамота, но вывод он сделал правильный, что ему надо быть подальше от электричества, и к нам он больше не заходил.

   Запомнилась мне ещё одна история, которая могла закончиться для меня очень плачевно. В нашей мастерской была установлена специальная  аппаратура, соединённая с внешними динамиками, предназначенная для наружной трансляции. В выходные дни мы по очереди дежурили у этой аппаратуры для трансляции музыки и развлекающих передач, которые находили с помощью мощного коротковолнового приёмника.

   Велись эти передачи под контролем «особиста» (контрразведка). В тот злополучный день было моё дежурство. Я отыскал хорошую музыку, закрепил верньер на этой волне и вышел из домика на воздух. Перед мастерской была большая площадка, на которой находился спортивный инвентарь и столы, за которыми играли в шахматы и другие настольные игры. Здесь же сидел и «особист», формально находящийся, как и я, на дежурстве. Он играл во что-то, или читал. Я встал у стола с шахматистами, расположенного ближе других к мастерской, и наблюдал за игрой.

   И вдруг, музыка прекратилась, и голос по-русски объявил, что это передача толи «Голоса Америки», толи «Би-би-си». Я с максимально возможной скоростью, за какие-то секунды, ворвался в мастерскую и перевёл верньер на другую волну. Выключать трансляцию совсем я не стал, чтобы не было резкого изменения звука, на что могли обратить внимание. Развлекающиеся на площадке люди толи не заметили этого объявления, толи не придали этому значения. Но «особист» то всё слышал, он вошёл в мастерскую и задал мне хорошую трёпку.

   К счастью, дальше он дело не повёл. Поступил он так не из жалости ко мне, а из боязни собственной ответственности. Ведь он официально тоже был на дежурстве и нёс ответственность за трансляцию. Несколько дней мы оба были в напряжении, не донесёт ли кто-нибудь, но всё обошлось. А если бы донёсли, «особист» всё бы  свалил на меня. Меня могли бы обвинить в антисоветской пропаганде, и засадить в тюрьму. Такие были времена.