Музыка в алых кроссоках

 Музыка в алых кроссовках

Россини, Моцарт, Бетховен. 8 августа 2019 года, Приморская сцена Мариинского театра, Владивосток.
Оркестр Приморской сцены Мариинского театра, дирижер и пианист Юстус Франтц (Германия).

Я думала, что после Китайского оркестра, очень своеобразно исполнявшего Чайковского, разочарование мне не грозит. Но сегодняшний симфонический концерт просто выбил меня из седла. Ничего более ужасного, чем Седьмая симфония Бетховена в необъяснимой по своей противоестественности трактовке Юстуса Франтца, как пишут все источники, всемирно прославленного дирижера, мне слышать не доводилось. А я так мечтала насладиться энергичной, полной силы и борения, жизнелюбия и света, непокорности судьбе музыкой своего самого любимого не оперного композитора.
Но то, что выдал публике дирижер, мог сочинить только кастрированный Бетховен, в ней не было  ничего от настоящего гениального австрийца. Ни энергии, ни мужественной печали, ни жизнелюбия, ни яркой торжественности, ни феерического ликования! В исполнении Юстуса Франтца знакомая с детства, любимая и множество раз слышанная Седьмая симфония Бетховена стала практически неузнаваемой.
Мощная и торжественная первая часть, Vivace, очень цельная по своей композиции, с ярким красивым рисунком переплетающихся мелодий, не имела нужной динамики и  распадалась на не связанные музыкальной логикой куски, как отрывочные мысли воспалённого сознания. Ещё хуже звучала вторая часть, Allegretto. В ее траурных мелодиях не было никакой мужественной печали и силы, у дирижера она была полна бессильной скорби и тихих вздохов, что у своенравного Бетховена, отличающегося бурным нравом, могущего прогнать от себя друзей, просто не могло быть, как сейчас говорят, "по умолчанию". Меланхолический Бетховен, каким он предстает перед нами в версии Юстуса Франтца, это нонсенс!
Отдельные фрагменты звучали как вспышки минутного воодушевления и снова сменялись каким-то невнятным бормотанием, словно порождение больного сознания. Танцевальность этой симфонии трактуется дирижером слишком буквально. Там слышится невесть откуда взявшийся галоп, почти полька, значительная часть звучит так, что кажется, что слушаешь Россини, его  увертюру  к опере "Сорока-воровка". А в четвертой части ее маршевость превращается в марш оловянных солдатиков, танцевальные мотивы исполняются почти как разухабистые плясовые. Бетховен превращается в музыкальную карикатуру и возникает ощущение, что дирижер всем этим хочет сказать, что Бетховен - псих, тем самым вызывая из небытия суждения некоторых современников композитора, которые считали эту симфонию порождением больного воображения ее создателя! Им не нравилось обилие австрийских народных мелодий в симфонии, ее простота и танцевальность, ее феерическое жизнеутверждение, фонтан слишком сильных для некоторых слушателей эмоций. Но Бетховен - симфонический гений, и не всем, даже считающимся выдающимися, дирижерам он по плечу. А "причесывать" непокорных творцов после их смерти, стало сегодня в Европе каким-то повальным занятием. Я слышала "застенчивого" Баха, который на самом деле был кладезем страстей и выразительных мелодий. Делают музыкальную "лоботомию" и Бетховену. Но такого, как в этом случае, я ещё не слышала! Ведь в этом исполнении нельзя почувствовать величие Седьмой симфонии, этого самого любимого симфонического творения композитора, и тогда можно усомниться в его гениальности, в значении его музыки, и "подсадить" публику на какой-нибудь какофонический  суррогат. Неужели и в Европе это все из общего ряда низведения до уровня "ниже плинтуса" великих музыкальных творений прошлого, чтобы можно было внушить людям мысль: "Да какой там человеческий дух, ерунда одна!", чтобы, тишины культурной опоры, превратить всех в послушных соглашателей?
Чуть лучше обстояло дело с Моцартом, его концертом для фортепиано с оркестром N 21. Неудачным оказалось сочетание в одном лице дирижера и пианиста. Во времена Моцарта, когда оркестры были маленькими, с дирижерскими функциями справлялась первая скрипка. В Петербурге так выступает Губернаторский оркестр и звучит потрясающе. Но там всего 18 человек. А большому симфоническому оркестру сидящего за роялем дирижера просто не видно, и лёгкое отставание одних от других было слышно. Но и дирижер-пианист способностью Юлия Цезаря делать два дела сразу в полной мере не обладал. Погрешности исполнения солирующего пианиста были настолько очевидны, что казалось, что ты попал на академконцерт в музучилище. И это было бы ничего, но и тут Моцарт не был Моцартом. Из искрящейся весельем, радостью, озорством, изяществом, лиричностью, его музыка стала задумчиво-меланхолической. Ну, прямо, впавший в депрессию Моцарт! Немыслимо! Особенно это было заметно в исполнении на бис милой простенькой шутливой миниатюры. Она должна была звучать с блеском и юмором, а получилось задумчиво и меланхолично.
С увертюрой Россини к опере "Вильгельм Телль" - та же история, что и с Седьмой симфонией Бетховена. Неоправданные чередования беспомощных пиано с нервическими форте не давали возможности услышать полноценного уравновешенного динамичного и виртуозно-прекрасного Россини!
На этом фоне Китайский филармонический оркестр с его странным Чайковским, исполненным в той же нервическими манере, построенной на контрасте безвольного пиано и энергичного форте, уже не казался таким странным, а воспоинимается явлением той же цепи. Похоже, кто-то учит дирижёров именно так трактовать давно проанализированные музыковедами и блестяще исполненные дирижерами прошлого великие классические произведения. Зачем? Возможно, чтобы выделиться.
Ведь никто не заметит дирижера, если играть традиционно! Сейчас же век нетрадиционности! Кто-то играет и экспериментирует со звуком, кто-то выходит к публике полуобнажённым (чаще сверху), кто-то, как Юстуса Франтц, надевает к черному костюму с красным подбоем красный галстук и ярко-алые кроссовки. Они, как вампирическая деталь облика дирижера, притягивают внимание, хотя положения не спасают. Не верю я даже выдающимся дирижерами-приколистам, у которых неистово серьезный в своих симфониях Бетховен шутит, а весёлый озорник Амадеус (Моцарт) исходит меланхолией.
Сегодня я поняла, что пора домой. Вечернего музыкального удовольствия не получилось. Только голова разболелась от раздражения. Вот после "Аиды" и уеду.
И ещё - об оркестре Приморской сцены. Мне было искренне жаль музыкантов, которые очень точно выполняли все требования дирижера. Мне понравился плотный яркий слитный звук оркестра на форте, нежные пиано и немыслимые пианиссимо. Представляю, как замечательно мог бы у них прозвучать Бетховен с другим дирижером. И Россини. На поклонах музыканты выглядели слегка расстроенными или обескураженными. Я их хорошо понимаю.
Вспоминается лишь фрагмент знаменитого "Необыкновенного концерта" театра Образцова, где увертюра к опере "Кармен" исполнялась как русская плясовая. Или эпизод фильма "Окно в Париж", где, если уж играть Моцарта, то без штанов.
И последнее. Я немного иначе стала воспринимать и еще больше ценить достоинства ВСЕХ наших дирижёров, прежде всего Мариинского театра. Какие же они замечательные, что стараются донести до нас неисковерканные творения великих композиторов!