Есенин и мент

сборник «ЕСЕНИН. ГИБЕЛЬ» -
       http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=9#9
*
В 1946–году в Англии, более чем скромным тиражом вышла книга Фредерика Бейли «Миссия в Ташкент».
Frederick Marshman Bailey, «Mission to Tashkent». London, Jonathan Cape, 1946.
И тут же была самым пристальным образом проанализирована советской контрразведкой.
Спрашивается – при чём тут менты и Есенин?
*
За пятнадцать лет до Бейли,
в 1931–32 годах, в СССР, была выпущена книга Бруно Ясенского «Человек, который меняет кожу»
о становлении советской власти в Туркестане
тиражом аж в 200 тысяч экземпляров,
в которой Фредерик Бейли открыто назван английским шпионом.
И книгой тут же, конечно, пристально заинтересовалась Secret Intelligence Service –
внешнеполитическая разведка Великобритании.
А Есенин–то тут причём?
*
А притом, что Есенин в Туркестане тоже бывал, бывал…
Правда, через два года, как оттуда уехал подполковник Бейли.
А разведчики – они же не просто так ездят,
они за собой агентуру оставляют –
собственно, для этого и ездят.
И вот бы славненько нам сейчас было узнать,
что Есенин был английский шпион –
кто из нас в детстве не мечтал шпиона поймать.
Но шпионы – они хитрые…
*
Одну из самых внушительных и подробных книг–воспоминаний о Есенине
оставил поэт и писатель Матвей Ройзман.
Писал он её с середины шестидесятых и закончил перед смертью.
Вышла она в 1973–ем.
Эта книга и родила в СССР новый есенинский миф.
И есть в ней странный эпизодик…
*
В 1919–том Есенин и Мариенгоф создали «Ассоциацию вольнодумцев»,
или «Орден имажинистов».
Поэт Матвей Ройзман был там кем–то вроде директора
и вовсе не потому, что был поэт,
а потому что был сыном директора легендарной эстрады–столовой Союза Поэтов на Тверской,
больше известной как «Домино»,
по названию дореволюционного кафе, прежде бывшего там.
*
Матвей Ройзман:
- «В октябре 1923 года
специальная комиссия проверяла общественные организации.
В «Ассоциации» хранились копии отчётов в разные учреждения за три  года,
копии докладов о культурной деятельности её членов,
а также плакаты и афиши о литературных вечерах в «Стойле Пегаса»,
в Политехническом музее и других местах».
*
«Ассициация» – имеется в виду та самая «Ассоциация вольнодумцев».
*
Матвей Ройзман:
- «Комиссия составила протокол,
в котором работа «Ассоциации» признавалась удовлетворительной.
Мне объяснили,
что протокол будет передан в административный отдел Моссовета
и должен быть утверждён её начальником Цирулём.
От этого зависело существование издательства «Имажинисты» и журнала «Гостиница».
*
Но и не только –
ещё и кафе «Стойло Пегаса».
И правильнее его было бы назвать – ночной клуб.
А это – доходы.
Покруче, чем издательство.
*
Итак – октябрь, Моссовет, административный отдел (АОМС)
и какой–то чиновник Цируль.
Дело пахнет взяткой…
*
Матвей Ройзман:
- «Начальник АОМСа
(а также московской милиции)
Фриц Янович Цируль
был высокий, широкоплечий латыш,
с полным лицом,
усами, бородкой и умными серыми глазами».
*
Как–то непонятно –
где АОМС, а где милиция.
А Цируль вовсе не чиновник, а начальник милиции.
Главный мент Москвы, короче.
*
О Цируле (правильно – Цирулисе) мало что известно,
кроме того, что он не латыш, а еврей,
1886–го года рождения,
внук батрака и сын батрака
потом работал в типографии
и профессиональный революционер с 1904 года.
И при проклятом царизме отмотал немалый срок за коммунистическое счастье человечества.
Это данные с «Героико–патриотического форума России»,
где перебор героики, мало правды, но есть и зёрна полезной информации.
*
Там же, в графе «образование», написано:
«начальное, домашнее».
То есть – никакого.
Классическая схема революции –
сын батрака и типографский рабочий
становится начальником Управления Внутренних Дел.
Сейчас – это генеральская должность.
И чрезвычайно доходная.
И регулярные многомиллионные взятки–поборы,
как течение воды в реке.
Чужие доходы считать не станем,
но дело пахнет крупной взяткой…
*
Склонный к разведывательной деятельности писатель Николай Равич
описывает его так в 1921–ом  году:
- «Фриц Янович Цируль был человек высокого роста, полный, в очках, с бородкой и усами.
Какое–то особенно серьёзное выражение было свойственно его серым немигающим глазам.
Аккуратно одетый, представительный и спокойный,
он всем своим внешним видом как бы олицетворял непоколебимость власти».
*
На фото 1924–25–го  года 
Цируль с женой и единственным сыном Лаймом, 1919–го года рождения.
Странное на русскоязычный слух (да и  на еврейский тоже)
имя Лаймон
происходит вовсе на от лайма, или лимона,
а от Лаймы – богини счастья балтийской мифологии,
дочери Диеваса, бога ясного неба.
*
Равич:
- «Цируль был очень характерной фигурой для всей многочисленной категории латышей–коммунистов,
которые в первые годы Советской власти работали на самых опасных и ответственных постах.
Он с большим уважением относился к науке и интеллигенции.
Я помню, когда некоторые не в меру ретивые товарищи
в те довольно беспокойные дни
предложили произвести
всеобщее переселение непролетарских элементов из центра города
на его окраины,
Цируль, страшно рассердившись, сказал с характерным для него акцентом:
- Это есть глупый вытумка и польше ничего. Как можно переселить профессор или какой–нибудь учёный? Он толшен шить спокойно и учить пролетариат. Мы толшны запотиться о культура фо фсех отношениях…»
*
Из этого можно сделать противоречивое заключение:
или сын батрака Цируль был умён и дальновиден,
или недостаточно революционен
и не чтил священный слоган тех лет «смерть буржуазии».
Ну и её прихвостням – попам, учёным, врачам, поэтам, писателям.
и прочей гадости –
на иврите – гадость будет: ихса пихса или ихса.
*
И чуть понятнее становится фраза профессора Преображенского из «Собачьего сердца»:
- Да. Я не люблю пролетариат.
*
Кстати – о собачьем сердце.
Есенин:

          Слушай, поганое сердце,
          Сердце собачье моё.
          Я на тебя, как на вора,
          Спрятал в руках лезвиё.
          …
          1916г.

Лет за десять до собачьего сердца.
Но это – так…
*
В январе 1959 года Пастернак передает иностранным корреспондентам стихотворение «Нобелевская премия»,
от которой из–за травли отказался тремя месяцами ранее:

                Я пропал, как зверь в загоне.
                Где–то люди, воля, свет,
                А за мною шум погони,
                Мне наружу ходу нет…

И за всей этой историей с «Доктором Живаго»
как теперь ясно знаем,
стояло ЦРУ.
*
А теперь – Есенин, сорока годами ранее:
             …
             Звери, звери, приидите ко мне
     В чашки рук моих злобу выплакать!
     Не пора ль перестать луне
     В небесах облака лакать?

     Сестры–суки и братья кобели,
     Я, как вы, у людей в загоне.
                …
             сентябрь 1919

Но мы отвлеклись.
*
Матвей Ройзман:
- «Цируль был доброжелательно настроен к работникам науки и искусства...»
*
Странная фраза.
А как ещё он может быть «настроен» –
его дело ловить преступников,
а не «настраиваться» на учёных, да писателей.
*
Равич:
- «Население любило Фрица Яновича
за его доступность, справедливое отношение к людям и честность».
*
Себя – обмануть можно,
(даже на всю жизнь)
ВКП(б)партию можно обмануть,
(на время),
а вот «население» – не обманешь.
*
Ройзман:
- «Я позвонил ему по телефону и попросил разрешения зайти
(для этого требовался пропуск).
Цируль сказал, чтоб я пришёл к нему с членами «Ассоциации»
и привёл Есенина».
*
Тут – обратим внимание –
Есенина Цируль велел пригласить особо.
Значит – он его знает.
А откуда?
*
Да кто ж Есенина не знает – известный скандалист.

                Я московский, озорной гуляка.
                По всему Тверскому околотку
                В переулках каждая собака
                Знает мою лёгкую походку.

А хорошо Есенину с такими связями в ментовку попадать –
забрали, позвонил, наябедничал:
- Алё! Цируль?... слушай – меня тут помели… менты твои что–то озоруют, ты б сказал им… –
передал  трубку дежурному
и всё –
тот тут же и вскочит по стойке смирно.
*
Есенин только три месяца, в августе, как вернулся в СССР из Европы и Америки.
И на октябрь 1923–го года в милиции Москвы
на него было заведено только одно уголовное дело:
«Дебош, драка, хулиганство в кафе «Стойло Пегаса» на Тверской ул., 15/IX-23 г.»
Как показала официантка Е.Гартман –
«пришёл поэт Есенин и делал дебош».
*
Как–то странно – Есенин один из совладельцев кафе
и делает в нём «дебош».
И его же забирают в милицию, где он проводит в камере ночь.
И почему–то не звонит Цирулю,
хоть и обзывает милиционеров «жуликами и взяточниками»,
и грозится именами народных комиссаров.
(дело сохранилось)
Наверное, неудобно было генерала–Цируля по мелочёвке дергать.
*
По словам Анны Назаровой, которая в то утро 16 сентября,
вместе с Галиной Бениславской  встречала Есенина у отделения:
- «… он улыбается и мирно беседует с милиционером,
которому накануне собирался проломить голову».
*
Есенин, конечно, поэт буйный –
как говорил Маяковский в Тбилиси о речке Терек –
«шумит,
               как Есенин в участке» –
но что–то уж больно он агрессивен у Назаровой.
*
Думается – всё просто…
Да били Есенина в той милиции,
вот он и грозил менту башку проломить.
Били…
Но можно было и позвонить Цирулю…
*
Но Цируль знает Есенина вовсе не по этому дебошу.
Скорее всего, они познакомились в 1921–ом году,
во время поездки Есенина в Туркестан и Ташкент.
Цируль был тогда начальником милиции Ташкента…
*
Цируль был в Ташкенте.
Есенин был в Ташкенте.
И полковник Бейли был в Ташкенте.
И Бруно Ясенский был в Ташкенте,
(в архиве ОГПУ материалы по Бейли изучал).
Да мало ли кто был в Ташкенте.
И я там был –
кыно сымал, пловЫ едал –
и что дальше?
*
Ройзман:
- «Через три дня
Есенин, Шершеневич, Мариенгоф, Грузинов,
автор этой книги, Марк Криницкий, А. Сахаров
отправились в АОМС.
(Мы дожидались В. Э. Мейерхольда,
но он позвонил и сказал, что чуточку запоздает.)»
*
Какая знатная компания –
и все члены «Ассоциации вольнодумцев»,
и каждый оставил след в культуре страны.
Марк Криницкий (Михаил Владимирович Самыгин, 1874–1952)
сейчас, конечно, изрядно подзабыт,
но до революции был очень известный писатель, друг Брюсова.
Да и Матвей Ройзман человек не последний.
А Сахаров – крупный чиновник от книгопечатания.
Про Есенина и Мейерхольда я уж и не говорю.
Но что значит – «через три дня»?
*
Побыв короткое время даже начальником ГПУ Ташкента,
в июле 1923–го Цируля перевели в Москву
и он стал:
заведующий Управлением милиции г. Москвы и губернии.
*
Но в силу изменения структуры милиции
с 24 октября 1923–го года –
должность его стала называться чуть длиннее: 
начальник милиции г. Москвы и Московской губернии Административного отдела Моссовета и Московского губисполкома.
*
Значит, встреча состоялась не ранее 27–го октября.
А может даже и в этот день –
Ройзман явно писал воспоминания по своим дневникам –
27–ое это суббота, завтра выходной, в стране шестидневка –
можно к вечеру и расслабиться,
с утра не на работу.
*
Ройзман:
- «Фриц Янович усадил нас полукругом возле письменного стола
и с характерным для него акцентом объяснил,
что всегда хозяин дома обносит гостей чаркой вина.
Он же, Цируль, хочет, чтобы гости обнесли его чаркой поэзии».
*
То есть – главный мент Москвы и области
взятку с издательства и кафе решил взять стихами.
А сам – даже не налил.
Как–то невежливо.
*
И нельзя не предположить,
что в тот день Цируль накрыл лёгкую полянку в своём кабинете
и по поводу своего переезда в Москву,
и по поводу нового назначения,
и по поводу знакомства с интересными людьми, друзьями Есенина –
человек, долго проживший в Средней Азии
дорогих гостей насухую не встретит.
*
Несмотря на то, что Цируль приятельствует с Янисом Рутзутаком,
которого сам Ленин прочил на пост генсека вместо Сталина,   
(логично предположить, что Рутзутак и вытащил Цируля в Москву)
Фрицу Яновичу и самому нужно вливаться в московский бомонд.
И делать это следует не всухомятку.
*
Тут надо вспомнить –
и Шершеневич, и Мариенгоф –
моднейшие поэты Москвы.
Отец Шершеневича известный адвокат,
мать оперная певица Львова.
Родственник Мариенгофа – заведующий Центропечати Борис Малкин.
Есенину (через Блюмкина) сам Троцкий даёт журнал.
А журнал тогда – как ТВ канал сейчас.
И большие деньги.
*
И кстати, не факт, что на той встрече не было Якова Блюмкина –
он тоже состоял в членах «Ассоциации вольнодумцев –
просто писать о Блюмкине куратор Ройзману не советовал.
*
Как помним – отец Роймана директор кафе Союза поэтов.
Цирулю нужны эти люди и их связи,
это не только поэты –
это деловое знакомство с деловыми людьми Москвы.
И далеко не последними.
Цируль обязан был выкатить поляну.
Или он не главный мент Москвы и губернии.
*
Ройзман:
- «И мы по очереди стали читать свои стихи…»
*
Бедный Цируль – сколько их там?
Не всякий мент выдержит столько стихоплётов в такой подозрительно мужской компании.
И рискну предположить, что пришли все они к Цирулю
с жёнами и любовницами.
Есенин – с Августой Миклашевской:

                Заметался пожар голубой
                Позабылись родимые дали.
                В первый раз я запел про любовь,
                В первый раз отрекаюсь скандалить.

Драчки, значит, не будет – поэт в завязке.
*
Шершеневич наверняка был с красавицей–актрисой Юлией Дижур,
(жаль тут нельзя вешать по тексту фото)
*
Мариенгоф со своей женой – актрисой Никритиной.
(тоже ничего девушка, только со злыми глазами).
*
Мейерхоль придёт с Зинаидой Райх –
Хоть Мариенгоф и пишет, что она была «дебелой дамой с лицом как тарелка»,
на фотографиях Райх очень даже и красотка.
Грузинов – с гражданской женой, скандалисткой Ниной Хабиас.
И Блюмкин тоже не брезговал красивыми женщинами.
*
Ну и выпили, конечно, за знакомство, закусили.
Первый тост, второй…
И погнали стихи читать –
поэты же.
*
Наверное, начал Шершеневич, как самый старший,
своё самое модное в те годы стихотворение,
кстати, посвящённое Яше Блюмкину
(и кто сказал, что его на той пирушке не было)

                Другим надо славы, серебряных ложечек,
                Другим стоит много слёз, –
                А мне бы только любви немножечко,
                Да десятка два папирос.

                А мне бы только любви вот столечко,
                Без истерик, без клятв, без тревог,
                Чтоб мог как–то просто какую-то Олечку
                Обсосать с головы до ног.
                …

Тут Цируль мог подметить:
- Клакол «апсасать» – какой–то… фроде и уместный, а ф тоже фремя и неадекфатный – дефушек, скорее аплизыфают, чем апсасыфают. А вот девушки… ну, да это пукфоедстфо.
*
Потом читал Мариенгоф:
               
                А ну вас, братцы, к чёрту в зубы!
                Не почитаю старину.
                До дней последних юность будет люба
                Со всею прытью к дружбе и вину.

                Кто из певцов не ночевал в канаве,
                О славе не мечтал в обнимку с фонарём!
                Живём без мудрости лукавой,
                Влюбившись по уши, поём.
                ….
*
Ну, может, Иван Грузинов прочёл своё бессмертное:
 
                Затылком вши
                И ветер ёрником на ляжки
                Бегущего авто.
                Фальшивым облаком торгуя
                Косоворотка
                Ночную муть жуёт как медленную жвачку
                Слюнявит десятиаршинные
                Морщины п*зд.
                Подмышкой мышку придушить
                И выпрет день дебелым животом
                У ротной
                Прачки.

«Ротная прачка», правда, слегка напоминает «Лунную прачку» Альбера Жиро,
да и пи*ды всё…. какие–то… глобальные…
На что тов. Цируль должен был заметить:
- Тофарищ поэт! Такие пальшие писты «слуняфить» – слуны не хфатит. Да и в платном мире куннилинг не очень отопряют.
*
Эпатажнице Нине Хабиас, с её похабно-затейливыми уляля–шарашурами,
читать точно не дали.
см. «Графиня Похабiас» –
 http://www.proza.ru/2017/07/01/87
*
Наверное, Матвей Ройзман прочёл:

              В ёмкий, незадетый ничем,
              В сумрак за окно пролиты
              Два стальные глаза свечей,
              Два, - слезящие молитвы.
              Прячется голубкою рука
              Под большой платок в цветочках
              Что начнут бутон распускать,
              Сыпя крапом лепесточным.
              Только стеарин зашипит,
              Жаля бронзовый подсвечник,
              И стучат в поднос тишины
              Капли, капли слов неспешных.
              И напрасно каплю ловлю
              Залежи души обрызнуть,
              Чтоб забил запоздалый ключ
              Голубой, нездешней жизни.
              Верно радость мне не дана
              Средь пророчеств балагурных
              Повторить: «Ато Адонай!»
              В неживой, отпалый сумрак.

Не берусь оценить, хорошие это стихи или совсем не очень,
но тут Цируль тоже должен был поправить:
- Атонай – это вчерашний тень челофека. Непроизносимый имя Пога Атонаи лутше заменит на Палитбюро. Или – ФэКаПэ(пэ).
*
Сахаров, к счастью, стихов не писал.
Настал черёд Есенина…
*
Ройзман:
- «Есенин с большим подъёмом прочитал отрывок
из «Страны негодяев».             
Цируль был взволнован.
- Какой вы молодец, - сказал он Сергею, – Какой большой молодец!»
*
А в чём, собственно, большой молодец Есенин?...
Обычно печатают так:

                Чекистов:
- Ну и ночь!  Что за ночь!
Черт бы взял эту ночь
С ... адским холодом,
И такой темнотой…

Но в стенах Моссовета,
с видом на Тверскую и обелиск Свободы
(раньше памятник Скобелеву, сейчас Юрию Долгорукому)
Есенин, наверное, прочёл «с бл*ядским холодом» –
молодец Есенин –
начальнику Московской губернской милиции Цирулю понравилось.

                Чекистов:
- Мать твою в эт–твою
             (читай правильно)
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
День и ночь...
День и ночь...
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор...

Чекистов у Есенина хает и полоскает всех –
«грязную мордву», «вонючих черемисов», русский народ:

        Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что...
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие...
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Ха–ха!
Что скажешь, Замарашкин?
Ну?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?...

Молодец Есенин –
все уже догадались, что Чекистов, это Троцкий –
И менту–Цирулю нравится.
Мать твою, ё… твою! – звучит в Моссовете на Тверской.
Потом приходит бандит Номах:
               
Что другие?
Свора голодных нищих.
Им всё равно...
В этом мире немытом
Душу человеческую
Ухорашивают рублём,
И если преступно здесь быть бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королём...
Я слышал, как этот прохвост
Говорил тебе о Гамлете.
Что он в нём смыслит?
Гамлет восстал против лжи,
В которой варился королевский двор.
Но если б теперь он жил,
То был бы бандит и вор.
Потому что человеческая жизнь
Это тоже двор,
Если не королевский, то скотный.

Ай, молодец Есенин!
Всем понятно, что Номах это,
как сказал бы Цируль:
- Фылитый Нэстор Махно!

             Номах:
- Со мною несчастье всегда.
Мне нравятся жулики и воры.
Мне нравятся груди,
От гнева спертые.
Люди устраивают договоры,
А я посылаю их к черту.
Кто смеет мне быть правителем?
Пусть те, кому дорог хлев,
Называются гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!
А я – гражданин вселенной,
Я живу, как я сам хочу!

Ай, как хорошо!
А вот ещё  Махно–Номах:
        -  Я знаю мою игру.
Мне здесь на всё наплевать.
Я теперь вконец отказался от многого,
И в особенности от государства,
Как от мысли праздной,
Оттого что постиг я,
Что все это договор,
Договор зверей окраски разной.
Люди обычаи чтут как науку,
Да только какой же в том смысл и прок,
Если многие громко сморкаются в руку,
А другие обязательно в носовой платок.
Мне до дьявола противны
И те, и эти.
Я потерял равновесие...
И знаю сам –
Конечно, меня подвесят
Когда–нибудь к небесам.
Ну, так что ж!
Это ещё лучше!
Там можно прикуривать о звёзды...

Ах, как фсё это слафно –
фисеть ф петле и прикуривать от сфёзд!
Маладец, Есенин! Пальшой маладец!
*
Ещё немного, всего пару лет с небольшим
и ему дадут прикурить в «Англетерре».
От трубы парового отопления.

             Замарашкин:
              - Уходи…
             (Трясёт винтовкой.)
- А не то вот на этой гитаре
Я сыграю тебе разлуку.

        Номах:
        (смеясь)
Слушай, защитник коммуны,
Ты, пожалуй, этой гитарой
Оторвёшь себе руку.
Спрячь–ка её, бесструнную,
Чтоб не охрипла на холоде.
Я и сам ведь сонату лунную
Умею играть на кольте.

        Замарашкин:
- Ну и играй, пожалуйста.
Только не здесь!
Нам такие музыканты не нужны.

        Номах:
Все вы носите овечьи шкуры,
И мясник пасёт для вас ножи.
Все вы стадо!
Стадо!  Стадо!
Неужели ты не видишь?  Не поймешь,
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство – обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов – хорошая приманка,
Подлецам - порядочный улов.
Дай фонарь!

Ай, как харашо!
Немного только не в струе ВКП(б) –
Номах–Махно – он же анархист и бандит,
но всё равно очень хорошо.
Но и комиссары у Есенина не лучше.
Комиссар Рассветов рассказывает  в салон–вагоне поезда комиссару Чарину, как однажды в Америке
с прощелыгой–индусом попалили из ружей золотой пылью в скалу,
а потом впарили эту скалу, как золотоносную жилу и наварили кучу денег.
Но тут комиссар Чарин не согласен:

Значит, по этой версии
Подлость подчас не порок?

Если б Цируль не был сыном батрака
и образофание получил не «начальное» и «домашнее»
он бы спросил:
- Это наферно Острофский – «Пэтность не парок»?

                Рассветов:
- Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Все курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера.
От еврея и до китайца
Проходимец и джентельмен,
Все в единой графе считаются
Одинаково - business men,
На цилиндры, шапо и кепи
  Дождик акций свистит и льёт.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жулье.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут:  или глуп, или пьян.
Вот она – мировая биржа!
Вот они – подлецы всех стран.

- Так - страна негодяеф – это канэшна Америка! – должен был догадаться Цируль.
- Ну, естественно! – наверное, ответил бы ему Есенин, – Не СССР же.

        Первый   голос:
Ну конечно, в собачьем стане,
С философией жадных собак,
Защищать лишь себя не станет
Тот, кто навек дурак.

         Рассветов
             Дело, друзья, не в этом.
             Мой рассказ вскрывает секрет.
             Можно сказать перед всем светом,
             Что в Америке золота нет.
             Там есть соль,
             Там есть нефть и уголь,
             И железной много руды.
             Кладоискателей вьюга
             Замела золотые следы.
             Калифорния — это мечта
             Всех пропойц и неумных бродяг.
             Тот, кто глуп или мыслить устал,
             Прозябает в её краях.
             Эти люди – гнилая рыба.
             Вся Америка – жадная пасть,
             Но Россия... вот это глыба...
             Лишь бы только Советская власть!...
             Мы, конечно, во многом отстали.
             Материк наш –
             Лес, степь да вода.
             Из железобетона и стали
             Там настроены города.
             Вместо наших глухих раздолий
             Там, на каждой почти полосе,
             Перерезано рельсами поле
             С цепью каменных рек-шоссе.
             И по каменным рекам без пыли,
             И по рельсам без стона шпал
             И экспрессы и автомобили
             От разбега в бензинном мыле
             Мчат, секундой считая долла;р.
             Места нет здесь мечтам и химерам,
             Отшумела тех лет пора.
             Все курьеры, курьеры, курьеры,
             Маклера, маклера, маклера...

Если б Цируль получил не «домашнее» образование,
он бы усёк – «курьеры, курьеры, курьеры…» – это Гоголь…
 
                От еврея и до китайца,
                Проходимец и джентельмен —
                Все в единой графе считаются
                Одинаково – bisnes men.
                На цилиндры, шапо и кепи
                Дождик акций свистит и льет.
                Вот где вам мировые цепи,
                Вот где вам мировое жулье.
                Если хочешь здесь душу выржать,
                То сочтут: или глуп, или пьян.
                Вот она – Мировая Биржа!
                Вот они – подлецы всех стран…

Ну и так далее.
Вплоть до «стальной клизме» России.
А стальная клизма –
это Сталин,
с его индустриализацией.
Ай, как хорошо!
*
Хоть Есенин и превратил в поэме
войну Белой и Алой  Роз
в войну белой и алой рож,
а точнее жоп –
в поэме нет ни одного положительного героя,
один Замарашкин
и тот замарашкин –
но главный мент Москвы остался доволен.
*
Матвей Ройзман:
- «После этого Фриц Янович выдвинул ящик своего письменного стола,
достал протокол обследования «Ассоциации»
и сказал, что мы работаем хорошо.
Он посоветовал нам выступать на заводах.
Приехавший Мейерхольд пригласил Цируля побывать в своём театре.
Фриц Янович сослался на то, что очень занят,
но обещал в ближайшее же время посетить театр.
Он сделал надпись наверху протокола и объяснил,
в каком отделе подучить справку о перерегистрации «Ассоциации».
*
И всё?...
И вся история?
Если б мы её не досочинили жёнами да стихами
и читать бы там было нечего.
*
По совести рассуждая –
не Цируль должен был проставляться,
а они должны были  накрыть ему стол в «Стойле Пегаса» –
не они нужны Цирулю,
Цируль нужен им.
Что, вполне возможно и произошло –
посидев немного у Цируля в кабинете,
все плавно переместились в кафе,
благо, это пять минут ходьбы по Тверской.
*
А может быть, Есенин и утащил Цируля допивать в коммуналку Бениславской…
*
Роман Есенина с Бениславской закончился ещё два года назад, в августе 1921 – го.
но она его до сих пор любит и боготворит, как поэта.
И сейчас почему–то принято считать, что Есенин жил с ней и был чуть не мужем.
Но это не так.
Этот миф запустили в воспоминаниях её подружки.
Одна из соседок, Янина Козловская уступила Есенину свою комнату, временно перебравшись к родителям –
и в этой комнате Есенин и жил.
Ну, а алкоголь пробуждал иногда воспоминания.
*
Как помните, в августе Троцкий обещал дать Есенину журнал
и в комнате Бениславской что–то вроде будущей редакции будушего журнала «Россияне».
Дом ведомственный, в этой квартире живёт зам.гл. редактора газеты «Беднота» (тираж 750.000 экз.)
Михаил Грандов с женой
и все остальные жилички – молодые девушки из редакции «Бедноты».
*
В квартире постоянно тусили поэты –
Иван Приблудный, Алексей Ганин,  актёр и журналист Борис Глубоковский,
Всеволод Иванов и пр. –
да там пол литМосвы перетусило.
Наверное, в тот день в октябре остановился и участник застолья в Моссовете Александр Сахаров,
он всегда останавливался у Бениславской,
(если не уехал  вечером к себе в Ленинград).
И в те дни жил поэт Николай Клюев, которого Есенин привёз в Москву участвовать в будущем журнале.
*
Клюев:
- «Прикурнул и я, грешный, где–то в углу, за ширмами.
И снилась мне колокольная смерть.
Будто кто–то злющий и головастый чугунным пестом в колокол ухнул
(а колокол такой распрекрасный, валдайского литья, одушевлённого).
Рыкнул колокол от песта, аки лев,
край от него в бездну низвергся,
и грохот медный во всю вселенную всколыхнул»…
*
То есть – проснулся поэт,
воскрес из «колокольной смерти»,
разбудили…
*
Клюев:
- «Вскочил я с постели,
в костях моих трус и в ушах рык львиный,
под потолком лампа горит полуночным усталым светом,
и не колокол громом истекает,
а у девок в номерах лютая драка, караул, матерщина и храп»…
*
«Девки» – это Бениславская и её соседки по коммуналке,
а «номера» это их комнаты.
Девок было несколько:
1. кукольная красотка Елена Кононенко, 19 –ти лет – гражданская жена Михаила Грандова.
2–3.  сама Бениславская, 26–ти лет + её подруга Анна Назарова,
с которой они вместе работали в газете и жили в одной комнате –
у Назаровой временно не было жилья.
4. Янина Козловская, того же возраста – дочь Мечислава Козловского, председателя Малого Совнаркома, а до революции обналичивающего деньги Ленина
по схеме Ганецкий–Парвус–Козловский.
Да и брат её партработник в Кремле.
5. Соня Виноградская, двадцати двух лет – журналистка и секретарь Марии Ульяновой, младшей сестры Ленина. А старшая сестра Сони замужем за теоретиком партии Евгением Преображенским, ближайшим соратником Троцкого.
6. Сестра Есенина Екатерина.
Так что «девки» – тут не вполне уместно.
Но Клюев девок люто не влюбил.
Всех девок на свете.
*
Девки были молодые, задорные, все комсомолки–коммунистки
и судя по фотографиям, не такие уж и некрасивые.
Даже несмотря на девиз тех времён:
«если комсомолка не дала комсомольцу – она не комсомолка» –
(а уж коммунисту – тем паче!)
вряд ли, девки были разухабистые и вседающие –
обычные девушки,
в меру доступные, в меру нет.
*
Но наш Есенин–пострел, кажись, везде поспел.
Жена Грандова Елена, не разводясь с мужем, вскоре родит дочь Василису –
дети Василисы открыто будут называть её - дочерью Есенина.
Думаю, и остальные девки были к Есенину не вполне равнодушны.
*
Клюев:
- «… у девок в номерах лютая драка, караул, матерщина и храп.
Это мой песенный братец над своей половиной раскуражился.
Треснул зеркало об пол, и сам голый.
Окровавленный по коридору бегает, в руках по бутылке.
А половина его в разодранной и залитой кровью сорочке в чёрном окне повисла,
стекла кулаками бьёт и караул ревёт!…
*
Это как вы догадались, голый Есенин, в руках по бутылке,
Бениславскую по коммуналке спьяну гоняет…
*
Бениславская тоже, по ряду причин, не избежала рукоприкладства Есенина.
Но это было летом 1925-го
и на том любовь её и кончилась.
*
Клюев:
- «Взяла меня оторопь, за окном ещё 6 этажей,
низринется девка,
одним вонючим гробом не земле станет больше»…
*
Вежливо так и воспитанно, с уважением к Бениславской,
у которой Клюев живёт.
А заодно и к Есенину,
который его кормит
и устраивает ему всякие встречи с читателями,
чтоб Клюев хоть немного заработал.
*
Клюев:
- «Подоспел мужчина, костистый и огромный,
как Есенин, в чём мать родила,
с револьвером в руке.
Девку с подоконника за волосы стащил, ударил об пол,
а по Есенину в коридоре стрелять начал»...
*
О как!
Стволы, бухло и титьки в коммуналке!
*
«Огромных мужчин» в той квартире не было.
Был сосед Грандов,
но судя по фото,
мужичок он был тщедушный.
*
А может, это продолжение того банкета в Моссовете,
теперь в коммуналке Бениславской –
а «огромный мужчина» с револьвером, палящий по Есенину,
это Цируль и был.
Жена женой, а…
Тем более – на любой вкус.
*
Впрочем, поэт Клюев всегда любил «огромных мужчин».
Да и брехло он был известное.
Причём, брехло – с поганым ртом, отпетое брехло.
Как поэт, он, конечно, заслужил себе место в истории русской поэзии,
но как человек,
он был злобен, подл и нечистоплотен.
Но чтобы это понять, надо прочесть немного его дневника
и масонско–сектантско–клоунскую «Гагарью судьбину» его.
*
А Ройзман – имя Цируля более в своей книге нигде не вспоминает.
К концу лета следующего года и «Ассоциацию вольнодумцев» прикроют,
и «Стойло Пегаса» прогорит
и журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном» больше тоже не будет.
И вообще имажинизм кончится
(правильно имажиОнизм)–
к чему Ройзман всё это написал о Цируле?...
*
То, что мемуары Ройзмана написаны под контролем –
к бабке не ходи.
Куратор из соответствующего заведения очень внимательно вычитывал всё
и советовал Ройзману, что писать, а о чём не стоит.
Цируля – куратор рекомендовал вспомнить.
*
Цируль погиб в автокатастрофе в октябре 1925–го года.
Его именем назвали Школу милиции и Клуб работников милиции в Москве, очень популярный в те годы.
А к концу тридцатых вдруг тихо убрали его имя.
*
Сейчас это связывают с делом Рудзутака.
Да не всё там так просто.
И куратор с Лубянки должен был заглянуть в досье Цируля…
И тут всё – не просто…
*
Куратор должен был знать,
что написал о Цируле полковник Бейли в книге «Миссия в Ташкент….
*
1918–тый год.
Получивши задание проникнуть полунелегалом в Туркестан
и войти в контакт с белогвардейским и басмаческим подпольем,
подполковник Secret Intelligence Service – Фредерик Бейли
едет себе на лошадках
цок–цок–цок
из Индии в Ташкент,
ловит по пути сачком бабочек и стреляет куропаток и коз на пропитание.
описывает всё это –
бабочек, виды птичек и свои ощущения от гор и природы
и даже не понимает, что коммунисты бывают разные:
большевики, меньшевики, эсэры, анархисты –
для него они все едины и все – совдепия.
Сейчас коллекция его бабочек находится в музее в Нью–Йорке.
*
И как только он в августе прибыл в Ташкент,
надеясь на помощь консула США,
так сразу в ЧК и поняли, что он шпион.
И, разумеется, за ним начинают следить.
Потом советские спецслужбы назовут это «миссия Бейли».
*
Пока подполковник описывал флору фауну и виды бабочек в горах,
ехать с ним  было легко и интересно.
А вот как только он прибыл в Ташкент,
так стиль письма его сразу и изменился –
тяжело писать, когда не всё можешь сказать.
*
Оценив перспективы борьбы с советской властью,
Бейли насчитал около трёх тысяч белых офицеров подполья
и тысяч пятнадцать сил басмаческих
и сразу предупредил читателя –
не всё он может рассказать –
описание обстоятельств, фамилии людей «помогавших ему» –
изменены,
дабы не причинить им неприятностей от большевистских спецслужб.
И хоть книга издана почти через тридцать лет –
Бейли беспокоится.
*
В 1970–том, уже после смерти Бейли, был рассекречен его отчёт:
«19 мая 1920 года (для служебного пользования).
От - полковника Ф.М. Бейли, кавалера ордена Индийской империи (С.I.E.),
выполнявшего специальное задание с Кашгарской миссией,
Заместителю секретаря иностранного и политического отдела Правительства Индии, Симла.
Имею честь представить Вам этот отчёт о работе, проделанной Кашгарской миссией в течение 1918–1920–х годов.
Я настоятельно прошу, чтобы материалы этого отчёта были строго секретны, так как они содержат имена людей в Туркестане,
которые могут пострадать,
если когда–либо большевики узнают, что я имел контакты с ними».
*
Какая забота о людях!
(О своих агентах)
Вот и Николай Рерих тоже клюнул.
Посетив Бейли в Сиккиме, нашёл его «восхитительным человеком».
Только  американская экспедиция Рерихов на Тибет 1927/28
была задержана возле Лхасы
считалась пропавшей без вести и едва не погибла –
пять человек умерли от голода и из 120 лошадей пали 90 –
во многом благодаря отчётам Бейли,
которые лишь недавно были рассекречены.
*
Но мы забежали вперёд.
Цируль в тот 1918–тый год – был начальником милиции Ташкента.
И Бейли о нём мало заботится, как о прожжённом коммунисте.
*
Бейли, «Миссия в Ташкент»:
- «… милиция, руководимая латышом, бывшим пекарем по фамилии Цируль.
Брат Цируля был казнён царским правительством,
а он сам отбывал срок тюремного наказания...»
*
Хоть печатник Цируль и превратился у Бейли в пекаря,
срок при царе он отмотал немалый –
семь лет и два месяца по тюрьмам России
и два с половиной года каторги в Нарымском крае.
*
Бейли, «Миссия в Ташкент»:
- «Он был яростным революционером, но относился дружески к нам…»
*
А «к нам» – это к кому?
И с чего это вдруг?
Классовый враг – он и в Ташкенте классовый враг.
И смерть буржуям во всём мире.
А Цируль источает благодушие к заклятым врагам пролетариата.
Но тут важно – к кому «к нам»?
*
И хоть Бейли и пишет, что не имел к этому никакого отношения,
через полгода в Ташкенте вспыхнул «Осиповский мятеж» –
под командованием двадцатидвухлетнего Константина Осипова,
ни много ни мало военного комиссара Туркестана, лично знавшего Ленина –
около двух тысяч повстанцев попытались свергнуть советскую власть.
*
Город восставшим захватить не удалось,
но они ограбили Госбанк,
изъяли оттуда все деньги и золото
и ушли в горы.
Там были разбиты, но ни Осипова, ни золота никто больше не видел.
*
ЧК знало о готовящемся мятеже
и за три месяца до восстания посадило под арест консула США Трэдуэлла.
Был арестован и капитан Брюн,
тоже разведчик, непонятно только какой страны, скорее всего Франции,
работавший под прикрытием Датского Красного Креста.
Бейли, было задержали, но он очень ловко убежал и залёг в подполье.
*
Теперь становится понятнее к кому Цируль «относился дружески».
*
А вот – много позже опубликованный секретный отчёт Бейли:
- «Трэдуэлл содержался под арестом с октября на своей собственной квартире,
и в январе вместе с капитаном Брюном был отправлен в тюрьму…»
*
В тюрьме ЧК Трэдуэлл и Брюн просидели два месяца.
Неуютное место.
Особенно, для консула.
*
Секретный отчёт Бейли:
- «Трэдуэллу сказали, что его расстреляют в шесть часов утра.
Незадолго до этого часа он услышал снаружи шаги ног,
и потом дверь его камеры открылась.
Он подумал, что это был конец,
но это был Цирюль со своими милиционерами,
которые силой забрали его у тюремных надзирателей
и препроводили его назад в его собственную квартиру,
где они и охраняли его до тех пор, пока не прошла непосредственная опасность.
В полном смысле слова ужасный жизненный опыт».
*
Вот и всплыл наш Цируль во всей красе.
Причём, всплыл не в интеллигентских симпатиях к классовому врагу,
да ещё иностранному,
а в конкретном деле –
вытащил консула США из тюрьмы и спас от расстрела.
А теперь – внимательно…
*
Бейли - «Миссия в Ташкент» – это не секретный отчёт,
это книга для читателей:
- «… он (Цируль) был яростным революционером,
но относился дружески к нам,
и позже, когда Трэдуэлл был посажен в тюрьму и чуть было не расстрелян,
именно Цируль вытащил его из тюрьмы и спас ему жизнь.
В другой раз он сделал то же в отношении капитана Брюна.
Цируль даже однажды предложил Брюну убежать обоим вместе»…
*
Вы успеваете считать скольким агентам скольких разведок помог Цируль?
А теперь - ещё внимательнее...
*
Бейли, «Миссия в Ташкент»:
- «Он был совершенно откровенен с Трэдуэллом,
и однажды сказал ему, что если он помогает ему в Ташкенте,
то он надеется, что, если это будет необходимо,
Трэдуэлл поможет ему с убежищем в Америке».
*
Стоп, стоп, стоп!
Получается – в секретном отчёте Бейли просит не называть имена агентов, с кем работал,
а в книге – сдал Цируля.
И сдал с потрохами.
Цируль спас жизнь консулу Трэдуэллу,
спас капитана Брюна,
а Бейли его безжалостно сдал.
А как же его забота об агентах?
Да кто ж после этого захочет сотрудничать с Secret Intelligence Service?
Я вот, например, теперь – ни в коем случае.
*
К выходу книги Бейли,
Цируль уже двадцать лет, как погиб,
Вроде, писать уже можно.
А жена?
А сын Лаймон? Который в это время, с 1938–го, с семнадцати лет, сидел в лагере
и рассказывал там про отца всякие небылицы –
как того, якобы, застрелил в 1924–том немецкий шпион с цель провокации.
(см. воспоминания Лисянского В.Ю.)
Однако дожил Лаймон до 1991–го.
*
Советская власть очень не любила предателей.
Да и какая власть их любит?
И не очень любила жён и детей предателей.
Мёртвых не посадишь, но родственники могли запросто по лагерям пойти.
И полковник Бейли это прекрасно знал.
Однако, написал.
На дворе – сорок шестой год – начало холодной войны.
*
Тут два варианта:
либо это – информация,
либо – дезинформация.
*
Если деза – то понятно –
попытка перевести стрелки со своего агента,
который помог вызволить из ЧК Трэдуэлла и Брюна   
на кристального коммуниста Цируля.
*
Если – информация,
то тут тоже два варианта –
либо Цируль действительно сам напрашивался на вербовку,
либо играл с консулом в чекистские игры.
*
Но все эти варианты, несомненно, были тщательно проверены советской контрразведкой.
Тем более, что Цируль два года, в 1905–1906–том,
жил в эмиграции в Лондоне.
*
Но есть и ещё один вариант –
освобождение Цирулём консула США и капитана Брюна
скрыть уже не удастся,
оно уже произошло и все об этом знают,
но этим незамысловатым ходом,
открыто признав симпатии Цируля,
Бейли выводил из–под удара
своего агента –
догадайтесь с трёх раз как его фамилия?
*
Но раз со Школы милиции и московского Клуба работников милиции
в тридцатых тихо сняли имя Цируля –
значит, контрразведка в его биографии –
до чего–то докопалась.
Ещё до книги Бейли.
*
А от Цируля ниточки потянулись
к бывшему пастуху и несостоявшемуся Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Янису Рутзутаку,
который после десяти лет царских тюрем
в свои пятьдесят в советское время больше любил расслабиться, чем строить коммунизм.
И более всего Яниса Эрнестовича  расслабляли несовершеннолетние девочки.
(это не я придумал – это Каганович М.Л. вспоминал)
За что вкупе он и был расстрелян.
Но в 1955–том, посмертно был признан невиновным и восстановлен в партии.
*
И что самое странное – именно с конца октября 1923-го года,
после той встречи с Цирулём,
московская милиция начинает активно преследовать Есенина
и делает всё, чтобы его посадить.
Так длится полгода, примерно до апреля 1924–го,
когда вдруг все есенинские дела по судам замирают.
Словно кто–то остановил милицию.
*
Вот и поди тут разберись в биографии Есенина.
Знал он о делах и подвигах Цируля, не знал,
скорее всего – нет,
но думаю, вы теперь чуть иначе прочтёте это есенинское стихотворение:

          Я о своем таланте
          Много знаю.
          Стихи – не очень трудные дела.
          Но более всего
          Любовь к родному краю
          Меня томила,
          Мучила и жгла.

          Стишок писнуть,
          Пожалуй, всякий может
          О девушке, о звёздах, о луне...
          Но мне другое чувство
          Сердце гложет,
          Другие думы
          Давят череп мне.

          Хочу я быть певцом
          И гражданином,
          Чтоб каждому,
          Как гордость и пример,
          Был настоящим,
          А не сводным сыном
          В великих штатах СССР.

                Я из Москвы надолго убежал:
                С милицией я ладить
                Не в сноровке,
                За всякий мой пивной скандал
                Они меня держали
                В тигулёвке.

                Благодарю за дружбу граждан сих,
                Но очень жёстко
                Спать там на скамейке
                И пьяным голосом
                Читать какой–то стих
                О клеточной судьбе
                Несчастной канарейки.

                Я вам не кенар!
                Я поэт!
                И не чета каким–то там Демьянам.
                Пускай бываю иногда я пьяным,
                Зато в глазах моих
                Прозрений дивных свет.
                …
                1924

Серия книг «Есенин. Гибель. (материалы к прокурорской проверке)»
издательство «Бёркхаус» - https://vk.com/berk_shop
Книга первая «Ночь» -
http://www.berkhouse.ru/blank-2/есенин
*