Ягодка опять

  Конечно, у него было имя, как у всех. И отчество, наверное, тоже было. Но когда-то очень давно от его фамилии откололась кличка – Худяк. С тех пор его только так и звали все: и взрослые, и дети, и друзья, и даже собственная его мама.

     Худяку исполнилось 45 лет. С утра он замыслил побриться, но не нашёл своего старого станка. И хотя был он из тех чернявых мужичков, которым надо бриться два раза в день, чтобы выглядеть пристойно, Худяк отложил это дело до лучших времён. Лучшие времена обещали быть нескоро.

     Обнаружив в сарае яйцо, которое удачно там снесла соседская глупая курица, Худяк вполне сносно позавтракал и даже почувствовал себя почти хорошо. Выпить бы ещё. Он напялил тапки и потащился «на точку» за самогоном. Спешить было некуда. Его никто не ждал, да и сам он никого не хотел видеть.

  ...Женился он в 24 года. Тогда его тоже все называли Худяком, и только она – Пашкой. Девчонка совсем оказалась. А он ведь на глаз прикинул при встрече, что девка уже на выданье, да и вела себя по-взрослому. Красивая, чуть полненькая, щёчки розовые, глазки карие. Худяк привык решать сразу и только так, как ему хотелось. Она забеременела, и тут выяснилось, что девочке всего 16. Он матерился часа полтора с разными вариациями, но выходило так: если девчонка заявление напишет, сидеть ему снова, но не на малолетке, как уже было, а в обычной зоне А там за такое... И тут случилось чудо. Девчонка искренне захотела замуж, она называла его Пашкой, она привела его домой и познакомила с семьёй. Худяк выдохнул. Зона не грозит ему больше корявым пальцем.
 
     Ему ещё на малолетке в Мариуполе дали эту кличку. Попал он туда за драку, и репутацию свою ни разу не осрамил, то есть дрался два раза на день и огребал после того. Славился Худяк тем, что легко бился с любым противником, даже с тем, кто был в два раза его больше, но в драке малорослый крепенький парень превращался в буйнопомешанного, имел репутацию человека, способного на любой риск и идущего до конца. Его боялись потому, что он не боялся никого и ничего.

  ...Жену свою он бил страшно. Под одеялом в спальне, когда все уже засыпали, чтобы не было слышно её тонкого всхлипывания. Бил так, что их общий ребёнок родился раньше срока. Если бы не тёща, мог бы и не выжить. Маленький, хилый чернявый мальчик не понравился Худяку абсолютно. Не таким он видел своего сына.

     Вскоре его маленькая жена взбунтовалась, подала на развод и запретила ему видеть сына. Худяк особо-то и не переживал: подумаешь, какая трагедия, не очень-то и хотелось видеть этого мелкого нытика, который плакал ночами напролет.

     – Придешь ещё раз – убью, – ласково сказала тёща. Она единственная не боялась Худяка нисколько, и потому он сам её опасался.

     Худяк спокойно ушёл. Идти было, собственно, некуда. Своего дома не нажил, друзьям на шею вешаться не хотелось. Поступил он так же, как обычно: нашел себе новую бабу. Баба была из того разряда, что на свалившуюся с небес тысячу купит покурить и выпить, а на хлеб не хватит.

     У бабы имелись неоспоримые достоинства: хата на краю посёлка и неистребимое желание нравиться мужчинам. Всем. Без разбору. Поэтому новая баба бывала бита всякий раз, как на неё кто-то не так смотрел.

     Много их было, этих баб-то, всех и не вспомнишь. Хорошо ещё, что последняя хату ему отписала, а то б помер под забором.

   «Сорок пять, сорок пять, Пашка – ягодка опять», – на ходу бормотал Худяк, загребая ногами пожухлую листву на дороге. В конце пути его ждала подпольная рюмочная, яркая звезда его унылой жизни. На озерце парни ловили рыбу бреднем. Худяк остановился потрепаться за жизнь с малолетками. Но они только шикнули:

     – Иди ты, старик, знаешь куда, не пугай рыбу.

     – Да я ж только так... Закурить у вас есть, ребятки?

     – Есть, есть, – мирно отозвался ближайший к берегу парень. – Вон там куртка лежит серая, в кармане возьми, только отвали.

     Худяк с готовностью покивал и полез шарить в вещах. Закурил с удовольствием, аж зажмурился. Хорошо. Хорошо, что не побили, а вот даже и уважили. От былой славы драчуна остались лишь воспоминания, и теперь Худяка частенько метелили подвыпившие малолетки, просто так, для проформы. Тем более что редко трезвеющий мужичок особо не сопротивлялся, сила была уже не та.

     – И зачем ты ему только разрешаешь по карманам шарить? – возмутился второй нервный парень с середины озерца. – Мало ли, что он там вытащит.

     – А чего у меня брать? – легко отозвался добрый. – Пусть хоть всё возьмет.

     – А можно ещё сигаретку? – с надеждой спросил Худяк.

     – Да бери-бери, мужик. Я всё равно бросать буду, – отозвался добрый.

     Худяк попытался ещё поговорить с ними хоть немного. О трудностях одинокой своей жизни, о потерянном бритвенном станке, об отсутствии работы и семьи... Надавить на жалость не вышло. Парни быстренько объяснили ему, куда идти со своими проблемами.
 
  ...Вечером Худяк был трезв и печален. Эффект от выпитых несколько часов назад трёх рюмок давно прошёл, в доме было холодно до зубовного скрежета, жрать хотелось невероятно, но подарок от соседской курицы ожидался лишь с утра. Худяк завернулся в старое покрывало и лёг на продавленный диван. Заснул быстро.

     Снилось море. Мариуполь. Шумный пляж у вокзала. Девушка, идущая впереди. И сам он, Худяк, будто бы тот ещё, молодой и интересный, увязался за девушкой вслед, плёл ей что-то про любовь.
 
     А она ни разу не обернулась. Впереди, на пляже, её ждали двое: мальчишка и молодой мужчина, наверное, муж и сын.

     Ах, как ему хотелось увидеть её лицо.

     Худяк почему-то был уверен, что это она. Та, которая называла его Пашкой.