Невский пятачок Каюма Ягудина

ЯГУДИН КАЮМ ХАЛИКОВИЧ (1914-1998) – участник обороны Ленинграда. 270-й стрелковый полк, в котором старший сержант Каюм Ягудин служил помощником командира взвода, встретил войну с немцами на полуострове Ханко (Гангут). Поэтому их впоследствии стали называть гангутцами. Демьян Ведерников в своей книге «ОГНЕННЫЕ РУМБЫ», в главе, посвящённом Каюму Ягудину, рассказывает об их подвиге на этом полуострове, о том, как они в течение четырёх с половиной месяцев противостояли объединённым силам германских и финских войск. После чего полуостров пришлось оставить, личный состав полка был переброшен в Ленинград. Здесь Каюму Ягудину присвоили звание младшего лейтенанта и назначили заместителем командира роты автоматчиков.

На левом берегу Невы был плацдарм, который вошёл в историю под названием Невский пятачок. Его планировали использовать при наступлении наших частей. Но он уже несколько месяцев был в руках врага. Перед гангутцами была поставлена задача вернуть его.

Операция началась 2 сентября 1942 года. О том, что в успехе этой операции решающую роль сыграл Каюм Ягудин, писала газета «Советская Башкирия» (12.02.1975). Очерк В.Хамидуллина назывался «КАВАЛЕР ЧЕТЫРЁХ ОРДЕНОВ».

«Как всегда, моросит мелкий дождь, – пишет автор. – По Неве против течения идут быстроходные катера. В катерах – гангутцы. С высокого левого берега врагу видно всё, как на ладони. Как только катера прошли поворот к Пятачку, на них обрушился миномётный и автоматный огонь противника. Куда ни глянь, везде над рекой фонтаны воды.

На первом катере – комиссар батальона, на втором – комбат и помощник комиссара Каюм Ягудин. По мере приближения десанта к месту назначения огонь врага усиливается. На передний катер попадает мина, комиссара тяжело ранит. Но десант не останавливается. Гангутцы за своим командиром прыгают в воду и кидаются на крутой берег Невы. Каюм Ягудин берёт на себя обязанности комиссара и, увлекая за собой бойцов, бежит в сторону вражеских траншей.

Происходит жестокое столкновение. Гангутцы, вытесняя врага, идут вперёд. Неожиданно и командир батальона выходит из строя. Каюм Ягудин заменяет и его.
В этот день бой продолжается до вечера. С обеих сторон потери огромны. Непрерывные атаки противника продолжаются и в следующие дни. Не зная отдыха ни днём, ни ночью, передвигаясь ползком под свинцовым дождём, Каюм Ягудин появляется то в одной роте, то в другой, подсчитывает живых, отправляет в тыл раненых, заменяет выбывших из строя командиров».
***
КАЮМ ЯГУДИН – МОЙ ДЯДЯ. Он – брат моего отца, тоже участника Великой Отечественной войны Нафика Ягудина. В одном из своих писем ко мне Каюм абый так вспоминал о боях на Невском пятачке:

«Часто я, увидев во сне то, что было там, просыпаюсь в холодном поту и долго не могу уснуть. Этот Пятачок, действительно, был очень маленьким куском земли. Но мы знали, что это наша земля, поэтому умирали, но не отступали. Пятачок был надеждой, зовущей к победе, загадочным местом, призывающим к пламенной борьбе. Бывало, в жаркие сентябрьские дни не могли достать воды из двух рек (Нева и Тосна), протекающих в десяти шагах от нас. Один день жизни в этой окровавлённой, раскалённой, изрытой кусками металла земле стоил десятков мирных лет жизни.
Никогда не забуду день нашего десанта. Как только враг заметил нас, с трёх сторон открыл перекрёстный огонь. Началась драма и героизм гангутцев. Тот, кто смог выбраться на берег, считал себя уже героем. Весь Пятачок был объят пламенем. Горящая земля поднималась вверх, камни плавились, вода в реке кипела. От взрывов нас засыпало землёй, горький дым душил, не давая дышать. Часто казалось, что здесь уже нет ни одного живого человека. Но как только немцы поднимались в атаку, надеясь опрокинуть нас, откуда-то из-под исполосованной земли поднимались люди… Отражали десятки таких атак в день…

В Пятачке успел я пожить восемь дней. 10 сентября меня свалила мина, взорвавшаяся рядом. От потери крови сильно ослабевшего меня через огненную стену врага потащил на себе узбекский парень по имени Ахат. По узкому мостику перенёс на другой берег. Те, кто шёл по мосту после нас, попали под обстрел врага и, сражённые, упали в воду. А Ахат положил меня в воронку от снаряда, принёс из Невы воду, напоил и понёс в медсанбат. На операционном столе из меня вынули многочисленные осколки. Только один, который не смог сломать ребро и застрял недалеко от сердца, всё ещё живёт во мне».

После войны Каюм Халикович Ягудин жил и работал в Кугарчинском районе Башкортостана. Будучи уже пенсионером, дал себе клятву создать в районном центре Краеведческий музей. И, как на войне, клятву свою сдержал! Сейчас музей носит его имя, в районном центре Мраково его именем названа улица. Каюм Ягудин – Заслуженный учитель и Заслуженный работник культуры Башкортостана.
***************
***
В АРХИВЕ КАЮМА ХАЛИКОВИЧА сохранилась запись 1984 года. Это письмо жене, которое он при жизни так и не показал ей. На клочке бумаги настоящая исповедь:

«Я уже постарел, а всё ещё радуюсь, говоря: «Флюра, оказывается, на моё счастье выросла и встретилась на моём пути». Взгляд её такой ласковый, что напоминает родные края. Её мягкий взгляд заглушал и боль от уколов снарядного осколка, застрявшего около сердца, и боли в голове, ушах и глазах, оставшиеся после контузии. Сам я быстро вспыхивал, а потом, вдруг поняв, что сделал ей больно, ходил за ней, опустив голову, не зная, чем загладить свою вину. Что уж сделаешь. А она ни слова. Потому что ты, Флюра, понимала меня.

Флюра восемь лет ухаживала за мной как за инвалидом, прощала всё. Это уж большое счастье, кто понимает, умеет ценить. Если бы я не встретил её, я, может быть, был бы самым несчастным человеком на земле. Неизвестно ведь, какая попалась бы. Флюра, я же дышал тобой, знала это?

Кто-то говорил: «Чудак, сколько лет уже бегает за этим музеем, тратит на это жизнь. Кому он нужен, музей?» А я горел идеей, чтобы духовные сокровища жителей района не пропали на страницах истории, чтобы они дошли как подарок будущим поколениям. Как говорил один татарский поэт, если ты не будешь гореть, если я не буду гореть, кто же осветит этот мир? Пока день и ночь бегал, и семьдесят исполнилось. Не знают этого и, говоря: «Эй, Каюм Халикович, ты ещё как юноша», дают ещё одну внештатную работу. Радуюсь, что доверили и бегу… А у себя дома дела ждут, ждут… Ладно ещё Флюра терпеливая. Если бы не так, работать не смог бы. Ты понимала, Флюра, что моё стремление к общественной работе нужно мне, что без этого я не смогу жить.

Дети! Прелесть нашего дома, вкус нашей еды (а как вкусно мама готовит, вы уж знаете) – это всё только благодаря терпению мамы, её умению радоваться тому, что меня хвалят, знайте это. Ей от природы были заложены материнские качества. Она искренне верила, что её дети никогда не поступят плохо. Не для этого она носила их девять месяцев под сердцем.
Ты не переживай, дорогая, что у тебя нет медалей. Зато тебя уважают люди, любят дети. В альбоме школьного музея сколько тёплых слов в твой адрес! А это самая большая награда.

Эх, Флюра! В молодые годы вернулся бы я, только взяв с собой тебя».