Жили - были две подруги или Once Upon a Time...

 
          Первое - эпическое - отступление, без которого нельзя.

          Когда-то очень давно, в Тридевятом Царстве, в Тридесятом Государстве, за огромным Морем - Окияном, в те стародавние времена, когда от девичьей чести ещё не стремились избавиться, а наоборот, старались сохранить аж до свадьбы,
хотя официально - спора нет -  на всей территории числилась дороже всего честь комсомольская, жили - были две подруги.

           Славилось это Царство - Государство ещё наукой и искусством, т.е. Звёздными Путешествиями да балетом "Лебединое озеро".               

           И так никто и не узнал бы, что из них главнее, но вот случилось нечто вовсе непредугаданное, и домашние экраны заиграли "Лебединое озеро", и все сразу поняли, что искусство победило науку.

            Но ещё до этого изумительного события с подругами стали происходить странные происшествия, далёкие и от науки и от искусства, кои поименуем бытовыми, и были они своеобычны и любопытны.
   
            И то сказать, люди-то обретаются в огромной бытовой квашне со всякими лабиринтами, откуда и выскакивают и наука и путешествия, и балет "Лебединое озеро" и всё остальное, чем заполонены и царства и государства и моря - окияны.

            Сомневаетесь? Вам о каких тусовках напомнить - Королёва Сергея Павловича - про одиночество среди неотвязных уголовников и вертухаев или Чайковского Петра Ильича - про то же самое среди порхающих дам, столь же, мягко выражаясь, нежеланных?

            То-то. Так что замешана эта квашня покруче звёздных бездн и морских пучин.

            А если кто попробует в этом хаосе какой-то порядок определить, то попадёт в такой вторичный хаос, из которого уж точно не выберется, ибо помнит, что после любого порядка - опять хаос и хаос и ничего, кроме хаоса.
            Только хаос этот уже поплотнее, более высокого свойства, стало быть, окончательно и навсегда непролазный.
            Ну, а теперь, пожалуйте:
               

            Жили - были две подруги.               
             
            Были они молоды, красивы, при детях и замужем.
            Бессмысленно      скрывать, что одна из них была я, иначе откуда бы мне всё это знать, а вторая - моя подруга Ольга с дочкой Настёной и мужем Алькой, который бегал за ней ещё со школьных времён, готовился в мужья и был понимаем.               

            Я же ещё на сносях вернулась из того места, куда меня послала Родина, в то место, откуда она меня туда послала, то-есть, в Москву, умытую и нарядную, всю в театрах, выставках и концертных залах.

            Поскольку мой муж был упрям, неплохо устроен и удерживаем родителями, осевшими в том скучном городе безбедно и основательно, я не то чтобы ожидала, но предполагала развод, родила сына, ездила на работу, моталась по театрам и дружила с Олькой.

            Тут надо сказать, что прямо с детства порядок моего пребывания в обществе определялся тем, что друзья выбирали меня берёзкой, которой выкладывали свои и чужие страшные тайны, а она, поскольку берёзка, молчала и никому ничего не пересказывала.
         
             И однажды, при невозможных обстоятельствах, как барон Мюнгхаузен, за волосы вытащила себя из ситуации, нарушавшей порядок, которым  дорожила и  не собиралась менять.               
            
          
             Итак, второе - тактическое - отступление, без которого тоже нельзя.               
               
             Как это было. 
               
             В том  городе, куда меня направили после института, в конторе, где я работала и, по обыкновению, со всеми  приятельствовала, появился молоденький обэхээсник.
             Вот этот самый лейтенантик пригласил меня однажды в кабинет кадровика тэт-а-тэт и торжественно объявил:   
 - Вот что, Татьяна, мы решили оказать тебе доверие и привлечь для помощи в изобличении одного твоего сослуживца. Ты его знаешь. Это... Он приготовился назвать имя.               
            - Ради Бога, не продолжайте, - взмолилась я. Не говорите больше ни слова. Как комсомолка, обязана предупредить: я не умею хранить тайну - просто
всё выбалтываю и ничего не могу с собой поделать.

            Мне даже стало жаль несчастного младлея - так изменилось его лицо. Однако себя всегда жальче - никак не могла я быть ему по-комсомольски полезной.
            - Но ты, по крайней мере, сможешь не разболтать о сегодняшнем разговоре? - ни на что уже не надеясь, спросил он.
            - Я очень постараюсь, конечно, но ведь Вы мне ничего и не сказали, я даже не знаю, о чём речь...   

            Как вы думаете, в каком направлении уходил после этого случая, завидев меня на улице, означенный опер? Правильно я на вас рассчитывала.
            В противоположном.      
            
            
            Третье и последнее - лирическое - отступление, без которого уж точно никак нельзя.
             
            Тут вот какой вопрос:
 Что должен был нейтрализовать, хотя бы на какую-то часть жизни Всевышний,
задумывая самовозрождающееся сообщество планетожителей?
            Ни за что не угадаете.
            Во что бы то ни стало, Он должен был обезвредить индеферентность, то-есть, говоря по-простому, скуку и лень.

            Спокойно подумайте, у Бога ведь другие задачи, чем у паствы.
            
            Пастве что надо, если она нормальная? Поесть-попить, уснуть в тепле, проснуться в уюте, снова поесть-попить.
            
            А Вседержителю? Правильно. Необходимо Ему, чтобы паства эта самовосстанавливалась, то-есть, рожала потомство, любила его так, чтобы довести до ума, немного ещё жила и умирала.
            Это глобально, в большинстве, так сказать. Статистически.

            Ну, и кто же это, в трезвом уме и твёрдой памяти, будет кого-то в муках рожать, в муках растить, пока почти что всю жизнь не истратит?

            Значит, трезвый ум в каких-то условиях надо вычеркнуть - заодно с твёрдой памятью.
            Проще говоря, надо, чтоб человек трезвый ум потерял и в беспамятстве влюбился.
            И чтобы чувство это поддерживалось неким образом чуть ли не каждую ночь. Тогда дети будут возникать как бы самопроизвольно.
            Да ещё надо, чтобы вызывали они к себе любовь едва ли не дурее той, при которой получили путёвку в жизнь.
          
            Ну, и будет человечество всё это делать, одержимое ленью и скукой? Это навряд ли. Ведь скука и лень - понятия объёмные и даже сферические.
            
           Сижу, дремлю. Пить хочется. Можно, конечно, чаю вскипятить или там - кофе сварить в джазве, а то и вовсе какао спроворить по всем правилам, со сливками, да выключить, да настоять с ванилью.
           А если скучно всё это и лень? Стакан воды из холодного чайника, да на диван. Можно и без книги и без света.

           ...Ну и что же, что билет в театр? Одеваться, нестись через весь город, потом обратно? В конце-то концов всё равно диван. Вот что такое скука и лень и какие это вещи необоримые.
           Если без Бога. С Богом - пожалуйста. Вставай, мажься, вытягивайся, выгляди, интересуйся, не линяй, дружи с Олькой.   
            
           Ну вот, и вплотную под тему подкатились. Можно излагать. А то не поймёт читатель, зачем он именно эту книгу к себе на диван пристроил и в театр не пошёл.
           И чаю не согрел.
            
           В общем, телефонный звонок.
           - Тань! Ты только ничего не подумай. Я встретила человека.
           - Поздравляю...
           - Ты не иронизируй. Поздравляет она. На именины поздравишь. А сейчас молчи и слушай. Ты ведь мне подруга? Чего ты молчишь?
           - Ты просила...
           - Я не просила молчать, когда спрашиваю. Я просила  вообще. Ну вот, раз ты мне подруга...
            Так что, если позвонит Алька, скажешь, что я у тебя. Сплю. Или в лесок с твоим Николкой пошла за малиной.
           - Ну да, ночью...
           - Почему ночью? Если ночью, то сплю. Если днём, то за малиной. Ты что это взялась придуриваться? Он тебе не позвонит. Это так, на всякий случай. Просто я сказала ему, что еду с тобой к твоим родителям на выходные - погостить. Настёна тоже с классом за город на природу поедет. А ему надо над диссертацией посидеть. Да не позвонит он! Ты же знаешь, ему и в голову не придёт... Танька! Если б ты только увидела этого человека! В общем, я скомпрометировала свои идеалы...
           - Уже?...
           - Да, уже, если тебе так хочется.
           - Не хочется...
           - Чего это тебе не хочется? Но я уже... Раньше надо было...
           - Ты раньше не удостоила...
           - Да, я  тебе не рассказывала, чтоб ты ещё пожила. Слушай, это  какой-то тяжёлый разговор получается.
           - Я же молчу.
           - Вот именно. Лучше б орала, чем так молчать. В общем, всё. Второго такого разговора мне не надо. Так что знай: когда бы в другой день, в другом году и в другом веке ни позвонил Алька - я у тебя ночую.
            - Или за малиной...
            - Да, или за малиной. Вот ты какая, оказывается. Ну, целую. Пока, и не злись. Да пойми же, напрягись: могла бы - ни за что бы и никогда бы. Ну, что ты скисла? Мне хуже, чем тебе, это я изменяю мужу и это я вру. И я счастлива. А ты не сердись.               

           Алька не позвонил, а я не сердилась. Я Анну Каренину в пятом классе прочла.
           Мы жили своими привычными жизнями и дружили. Я знала, когда этот роман закончился, когда забылся...
               
            Однажды, не припомню, по какому случаю, я завалилась к ним в воскресенье утром, часов в десять. Ольга с Настёной спали.
            По гостиной мотался всклокоченный Алька - он только что прилетел с юга и разбирал вещи.               
            - Тань! Садись, - он вытащил из чемодана какое-то очень тёмное вино и жёлтые персики .
            - Давай выпьем! За жизнь! Вкусно? То-то! За то, что случается с тобой в этой жизни, даже если ты такой обалдуй, что решил иметь только одну женщину и ни-ни.  Слу-у-у-шай! Ведь я и представить не мог, что с кем-то ещё, кроме Ольки, мне может быть так невыносимо хорошо! Она ведь у меня была единственная, представляешь? Первая - понимаешь?
            - И вдруг! Ты же ей не расскажешь? Я уверен. Ты у нас могила. Неудобно, конечно. Ольга ведь у меня святая. Я это именно сейчас понимаю. Куда ты? Подожди, сейчас все проснутся - позавтракаем. Ну, чего ты заспешила? Давай ещё выпьем. Ешь персики. Еле довёз. Он наклонился и заглянул мне в глаза.
            - Ты знай, я ни в чём не раскаиваюсь; нехватало только такое пропустить! Какая женщина!
            - Нет, ты не подумай, Оля очень красивая, но эта! Она - другая, прозрачная, не нагруженная, влажная от моря, тёплая от солнца, нарядная!
            Он вдруг задрал голову и крутанулся на одной ноге
            
            - Я рад, что рассказал тебе, ты правильно слушаешь. И  не задаёшь идиотских вопросов. Она изнутри нарядная, понимаешь?
            Я понимала.
            - Всё-таки уходишь? Ну, давай, я тебя провожу. Но ты ведь придёшь? Ты приходи. Тань! Ты мне друг? Я кивнула. - Ну вот, и я тебе друг. -Знаешь, я ведь не раскаиваюсь. Потому что этого не могло не быть. Я хочу, чтоб это было, а не не было! Почему ты не разговариваешь?
            - Не с кем, Алик. Ты ещё там. Приедешь - поговорим. Он засмеялся.
            - Пока, Татьянка, не пропадай.
         
            Я не пропадала. Чего пропадать? Не мы этот коловорот закрутили - не нам раскручивать. Я-то это понимала, а Алька - нет.
            То-есть, он не понимал, что я понимаю. И повадился он мне чуть ли не каждый день звонить.
            - Тань! Ты к нам не собираешься? А то я за тобой заеду, вместе поедем.
            В конце концов я взмолилась.
            - Аличек! Если я захочу что-то сказать Оле, я найду возможность это сделать. Не паси меня. Я не скажу. Зачем мне это? Расстроить её? Подвести тебя? У вас прекрасная семья, Настёна. Ну, что тебе в голову лезет?
            - Но ведь ты её подруга. Она тебя любит.
            - И что? Если я подруга - я должна испортить ей жизнь? Прекрати всё это и забудь.
            Видно, что-то он всё-таки понял и звонить перестал. Я тоже решила пока не звонить, тем более, что и мне надо было посидеть над диссертацией.
               
            Через месяц позвонила Ольга.
            - Что ж ты молчишь, подруга? Здорово устроилась. Алька мне всё рассказал. А я-то думала, что могу рассчитывать на тебя. Она едва сдерживалась.
            - Ну, что творится на свете? Бегают за чужими мужьями без стыда и совести. Каждая мерзавка готова отнять у тебя мужа.
             А ты-то? Узнала, и ни слова! Что ж, это мне наука. Не бывает никаких подруг, по определению.
            - Ты, конечно, о себе тоже ему рассказала? Как  идеалы компрометировала?
            - Да ты что, не соображаешь? Ты же моя подруга, а не его! Ты мне должна всё рассказывать - не обо мне же! Нехватало ещё! Ты что, разозлилась?
Ну, давай, расскажи ему, вполне логичное продолжение. Она помолчала.
            - Ладно, не злись, может, ты и права. Алька бы к тебе плохо относился, если б ты мне разболтала, а это нам ни к чему. У нас через неделю годовщина свадьбы, не забыла?
 
            И мы ещё подружили немного.
 
           Потом они уехали в Калифорнию.
 
           Потом был торжественный выход "Лебединого озера" на экраны страны, и распалось Тридевятое Царство.
 
           А вскоре и мы отбыли в Нью-Йорк.               
 
           Так что, живёт - поживает с другой стороны Америки незабвенная моя подруга из другого мира, с которой мы когда-то решили оставить всё, как есть.
 
           Потому что всё равно того, что было, больше нет, но всё это было, и никому не надо, чтобы этого не было.               

               
                ВСЁ!