1991 Не думай о разведке свысока

НЕ ДУМАЙ О РАЗВЕДКЕ СВЫСОКА
или сверхновые приключения Штирлица
на земле и на море

Рассказ о десяти главах с прологом и эпилогом (подлинник)

От автора

Это небольшое произведение было написано на стыке 1990 и 1991 годов в подражание Павлу Николаевичу Ассу и Нестору Онуфриевичу Бегемотову и их роману "Штирлиц, или Как размножаются ежики", который был невероятно популярен в те годы в нашем Таганрогском радиотехническом институте. Данная пародия на пародию писалась исключительно для друзей и близких, некоторые из которых принимали активное участие в подборе тех или иных словечек и выражений.
Конечно, по прошествии лет произведение выглядит наивно и по-детски, но публикуя его, опять-таки для друзей и близких, я решил ничего в нем не менять.
Пользуясь случаем хочу поблагодарить Сергея Студенникова и его коллег за помощь в расшифровке рукописи.

Пролог

За окном вагона промелькнула морда последнего провожающего и, уже через полчаса, огни Ростова исчезли в темной дали. Пастор Шлаг с грустью вспоминал следователя Иванову, с которой ему пришлось общаться последний месяц и раздал карты.

В преферанс Шлаг играть не любил, однако, боясь потерять среди синих от татуировок соседей авторитет отпетого мокрушника, довольно быстро приобрел авторитет отпетого шулера. Его слегка помятые мозги не могли запомнить всех правил этой игры.

- Интересно, разрешат ли мне открыть на Соловках хотя бы маленькую  церковь? –  подумал пастор Шлаг, и полез на свое место в «Столыпине».

Глава 1.

Привыкший за две недели жизни в вагоне к мерному перестуку колес, пастор Шлаг проснулся больше от необычайной тишины, чем от пинка в живот. За окном в свете фонаря стоял офицер НКВД и, обильно жестикулируя, раздавал указания подчиненным. Вся земля была усыпана снегом, который громко хрустел под ногами двух конвоиров с ППШ наперевес.

Дверь распахнулась, и по вагону пронесся ветерок.

- Выходи строиться! – проорал конвоир, - 58-я налево, мокрушники направо!

Совсем забыв, что он всего лишь «агент международного империализма», пастор Шлаг повернул направо.

- Шлаг! – окликнул его кто-то очень знакомым голосом.

Пастор остановился как вкопанный.

- Да Шлаг же! – снова повторил знакомым голосом какой-то человек.

Пастор Шлаг медленно развернулся и протер очки. Из толпы на него смотрело похудевшее, сильно изменившееся, но до боли в почках знакомое лицо. Да, несомненно, это был он – гроза Великого Рейха, грандиозный шутник, проказа и пакостник – бывший партайгеноссе Борман.

Пастор на мгновенье оглянулся назад и, что-то вспомнив, медленно побрел к Борману. Позабыв старые обиды, Шлаг и Борман крепко обнялись, вспомнили несколько грандиозных совместных попоек и потопали к грузовику вслед за всеми остальными.

- Куда ми ехат? – спросил Борман на ломанном русском языке у курившего на скамейке конвоира.

Следующие пять минут над тайгой разносилась ответная тирада. Из всего услышанного знакомым Борману показалось только одно слово. Оно было очень коротким, и в мозгах Бормана почему-то ассоциировалось с образом группенфюрера СС фон Штирлица. Боясь недоброго, пастор затащил Бормана в дальний угол кузова и, посоветовав лучше учить русский язык, предложил сыграть в города.

Когда игра дошла до провинциальных городков Новой Зеландии, машина остановилась. Полчаса они сидели на морозе, а потом им сказали грузиться на корабль.Корабль назывался «Борцы невидимого фронта», и был выкрашен в грязно-зеленый цвет. На борту «Борцов» не было видно ни одного члена команды, однако запах и ругань, доносившиеся из хибары с гордой вывеской «Столовая № 29» говорили о том, что сей пароход отнюдь не «Летучий Голландец».

Из двери столовой показалась неопределенной формы голова человека, который беззубым ртом поведал миру следующую фразу:

- Да заклюй меня пьяная птица, если я еще хоть раз ступлю сюда ногой. Лучше на сквозняке посидеть, чем травиться балыком и омарами в этой убогости.

Несмотря на эти слова, Пастор Шлаг, у которого во рту давно ничего не пережевывалось, не отказался бы сейчас потравиться чем-нибудь типа сырок «Лето» или, на худой конец, трофейным «Сникерсом».

Глава 2.

- Господин группенфюрер, там новеньких привели! – прошептал на ухо Штирлицу дежурный по бараку. - Есть несколько человек из Германии!

- К черту Германию! – проворчал сонный Штирлиц, переворачиваясь с боку на бок на нарах.Ему только что снился чудесный сон, в котором он, еще штандартенфюрер СС, гордо шагал по коридорам гестапо со своей первой папкой под мышкой.

Минуты две Штирлиц пытался вновь заснуть, однако чувство профессионального разведчика, пусть и опального, взяло верх над сонливостью. Он откинул одеяло и ногами несколько раз чувствительно ударил по доскам верхних нар.

- Лёня, пойди посмотри молодняк! Может, есть знакомые – сказал он, и закурил «Беломорину», как и пять лет назад. Шел 1949 год.

Сверху свалилась сонная тушка Мюллера.
- Штирлиц, если вы меня еще раз назовете Лёней, я буду называть вас как в детстве – Зёмой!  - пробурчал он, и, надев две пары валенок, направился свидетельствовать новеньких.

«И у хороших друзей сдают нервы» - подумал Штирлиц, натягивая китель нервно-дрожащими руками. С этим черным кителем он не расставался со времен Испании. Именно за это его и упекли на 25 лет в эту глушь. Китель был почти новый и даже блестел на солнце. В 1945 году выстрелом в упор из автомата ему сильно помяли ткань на спине, но лагерный кузнец всего за неделю привел его в порядок. Пока китель был в починке, Штирлиц не ходил не только на работу, что с ним вообще никогда не случалось, но даже в столовой ни разу не показался. Ему приносил все добродушный Мюллер. Местные «воры в законе» считали Штирлица своим человеком и, шутя, называли его «разведчиком в законе».

«Надо дать Мюллеру еще одно одеяло. Все-таки я многим в своей жизни обязан этому человеку» - еще раз подумал Штирлиц. Одеялами в бараке укрывались только он и Мюллер.

Группенфюрер надвинул фуражку на лоб, и направился вслед за Мюллером. Оказавшись на лагерной площади, он подошел к стоявшему перед вновь прибывшими заключенными начальнику лагеря и деловито осведомился о ходе выполнения работ в шахтах и выполнении плана на лесоповале.

Начальник лагеря, капитан 2-го ранга Зинченко, уважал и, даже, побаивался Штирлица. Штирлиц привычно ознакомился с отчетом начлага и, окинув холодным взглядом добрых глазок капитана, заметил:
- Вот здесь вы забыли приставку «фон». Постарайтесь впредь не делать этого, Гена!

Затем он посмотрел на небо, лес, шахту и, в конце концов, опустил взгляд на новеньких. Сначала его взгляд уткнулся в ожесточенное лицо Мюллера. Создавалось ощущение, что тот неделю не был в женбараке. Затем он глаза в глаза нарвался на Шлага. У Шлага от радости по щекам текли слезы, которые тут же превращались в сосульки. И только после всего этого (Штирлиц смачно сплюнул) он понял, что та толстая свинья, стоящая на фоне собственноручно посаженной им березки, есть ни кто иной, как Борман. Тот толи от испуга, толи тоже от радости, неожиданно для всех заорал:
- Хайль Штирлиц!

Занималась алая заря. У кого-то начинался рабочий день.


Глава 3.

Штирлиц, Мюллер и Шлаг сидели у буржуйки и по очереди отпивали из кружки чифирь. В это время в барак вошел замначлага Шестеркин.

- В чем дело, прапорщик? – осведомился Мюллер.
- Товарищ Зинченко просил узнать, где будет работать этот новенький.

Прапорщик пнул Шлага валенком. и тут же пожалел об этом.
- Он будет работать в моей бригаде! – проинформировал улетающего к двери прапорщика Штирлиц и потер кулак.
- Так и профи по боксу можно стать! – добавил Штирлиц. – Я не ошибся, Шлаг? Вы ведь и сейчас работаете на меня?
- Да, да!
- Ну, тогда к делу, - прошептал Штирлиц, закрывая дверь на засов.

Отодвинув угловую кровать, друзья начали рыть подкоп. Подкоп был давней мечтой Штирлица. В отличие от Мюллера, которому все было уже до фени, Штирлиц еще надеялся принести пользу стране. Песок по очереди выносили во двор, делая вид, что посыпают скользкие дорожки…

- Черт побери! – заорал Мюллер, бросая на пол свой галстук, сломавшийся обо что-то твердое и явно железное. – Сундук какой-то!

На крышке английскими буквами было написано «You and I» и чуть ниже «1905-1943, German S.». Сундук выглядел неприступно и таинственно.

Штирлиц сбегал на вышку к часовому за ружьем и уже через пять минут он вскрыл этого посланника прошлого. Посланник прошлого был пуст, если не считать черную папку с черепом и двумя костями. В папке была карта «острова 4.109». О таком острове они еще не слышали.

- Без Шубина нам здесь не обойтись! – Сказал после пятнадцатиминутного всеобщего молчания Штирлиц. – Человек он надежный. Я его знаю еще по Пиллау.

Тут он вспомнил две недели своей подводной жизни на U-127, когда из-за одного советского героя чуть не задохнулся другой, в его, Штирлица, лице. Штирлиц знал, что Шубин выполнял свой долг и, поэтому, мстить тому не стал. Послали за Шубиным.

Здесь надо заметить, что морская душа Шубина мешала ему работать на лесоповале, а работа в шахте до рвоты напоминала подводную лодку. Поэтому он, равно как и его юнга Ластик, в промежутках между завтраками и обедами и между обедами и ужинами ломал голову над вопросом местопребывания «Летучего». Вот и сейчас он сидел с циркулем и линейкой у самодельного глобуса и на счетах просчитывал возможные варианты. В дверь барака постучали. Затем вошел вежливый Мюллер.
- Шубин, Вас очень просит к себе группенфюрер!

Сердце у Шубина ёкнуло. Затем оно ёкнуло у юнги. «Чтобы это значило?» - подумал Шубин, надевая штормовку, после чего он и Мюллер вышли.

Оставшись один в бараке, Ластик запел песню, и, подражая своему кумиру, взялся за циркуль и линейку:
- Ты не плачь и не горюй,моя дорогая!
Если в море утону – знать судьба такая…

Глава 4.

- Товарищи, в целях конспирации предлагаю перейти на немецкий, - сказал Мюллер, едва перешагнув через порог. – И у стен есть уши!
- Тамбовский волк тебе товарищ! - прошептал себе под нос Штирлиц

Немецкий знали все. Мюллер и Шлаг с детства, Шубин со школы, а о Штирлице и говорить не надо. Для него немецкий язык с его народом были второй жизнью, полной опасностей и проблем.

- Вам это говорит о чём-либо? – спросил Штирлиц Шубина, протягивая карту.

Шубин взял листок, долго пристально смотрел на него, крутил и так и эдак, а потом шепотом промолвил:
- Место встречи изменить нельзя! Живым или мертвым, но я откопаю тебя даже из-под земли…корова злая!

В барак начали возвращаться с работы «политические». Среди них был и Борман. Чувствовалось, что валить топориком деревья сложнее, чем верёвочками офицеров рейха. Мюллер и Штирлиц злорадствующее переглянулись. «Поделом!» - подумал Штирлиц. «Поделом!» - подумал Мюллер. Затем они одновременно отметили про себя, что с некоторых пор начали мыслить одинаково.

На тайной встрече в ватерклозете, т.е. за ёлками возле забора, на которой присутствовала героическая пятёрка невидимо-морского фронта, было решено бежать. План побега был составлен лично группенфюрером…

Ловким броском носка Штирлиц как бумерангом снял с вышки часовых. Затем он подошел к висевшему на столбе рельсу и 17 раз ударил по нему молотком. Над тайгой завис металлический звон. Это был сигнал Шлагу, Шубину, Мюллеру и юнге, что всё в порядке.

Всё было продумано до мелочей. Услышав звон, охрана погнала заключенных на завтрак, даже не удосужившись взглянуть на часы. Белой полярной ночью возле столовой тут же возник скандал. Сонный повар, стащенный с кровати, безуспешно пытался доказать, что между ужином и завтраком не может быть всего два часа. В это время друзья, захватив по охапке дров, отправились легким галопом в порт.

На корабль решили подняться не по трапу, а вплавь, чтобы не вызывать подозрений у проституток. Те днем и ночью стояли на пирсе в ожидании иноземных судов, однако этот островок уже двадцать лет посещали только «Борцы невидимого фронта».

Вода была ледяной, поэтому нырнуть не удалось. По льду ползли молча, тихо сопя под тяжестью дров. По плану Штирлица дрова нужны были для топки корабля, т.к. путь был не близким – до Макап 18000 миль.

Все кроме Шлага поднялись на борт своим ходом, Шлага пришлось поднимать якорем. Вместе с ним подняли громадную льдину, которая зацепилась за дужку его очков. Назад эта «льдинка» упала вместе с часовым, который до самого погружения в воду не только не пытался отстреливаться, но даже не проснулся.

В темноте ночи, там где был их лагерь, в небо взлетели две белых, синяя и красная ракеты.
- Как на 40-летие Радика – вспомнил друга Штирлиц.
- Все-таки донес, гад! – прошептал Мюллер.
Тут же, на совместном собрании, заочно приговорили Мартина Бормана к 11 годам тюремного заключения. То, что это было его рук дело, ни у кого не вызывало сомнений.

После первого осмотра капитанского мостика Шубин понял, что этот корабль управляется только двумя командами – вперед и назад, а останавливается - по окончании дров. Это его не смутило, т.к. на «его» торпедном катере никогда не было заднего хода…

Через сутки наблюдатель юнга обнаружил погоню. Штирлиц приказал замазать в названии корабля две буквы и сказал, что для советской погони этого будет достаточно.
- Эй, на «Борцах видимого фронта», здесь не проплывали «Борцы невидимого фронта»? – проорали в рупор с подошедшего эсминца.

Штирлиц указал рукой в сторону Архангельска и по-немецки проорал в ответ, что те скрылись именно в том направлении. Эскадра пошла на Архангельск. Погоня отстала.
- Профессионал! – похвалил Мюллер группенфюрера.
А тот уже спал, и снились ему бабы, купающиеся в проруби, и он, затаившийся подо льдом и подглядывающий за ними.

Глава 5.

Через десять дней у экипажа «Борцов» кончились дрова. Шубин приказал потихоньку разбирать корабль на куски и отправлять их в топку. Когда вдали показался берег Южной Америки, от «Борцов» остался только маленький плотик, компас и штурвал. За штурвалом день и ночь стоял юнга. Он крутил его в разные стороны и орал:
- Командир, левый руль отказал! Командир, правый руль отказал!

Рули сгорели неделю назад, поэтому Шубин не обращал внимания на выкрики развеселившегося юнги и полностью предался созерцанию горизонта и воспоминаниям. В этот день из его  головы не выходил госпиталь, в котором он валялся после полёта на Ла-5 и знакомства с «Летучим». Об этом периоде его жизни он никому не рассказывал, но некоторые говорят, что Шубин чуть не заплакал, как маленький, из-за того, что в положенный час ему забыли сделать укол.

В порт Макапы прибыли под утро. Продав на портовом толчке компас и штурвал, компания поселилась в самом дорогом пятиместном номере отеля «Памяти СС».
Под вечер Штирлиц, Шубин и Мюллер спустились в ресторан. Штирлиц был в своём неизменном кителе, поэтому его тут же узнали два бывших эсесовца. Эсэсовцы были в гражданском, однако душой всё те же забияки. Они незамедлили представиться Штирлицу, показали ему «видавшие виды» кастеты и, чуть ли не в слезах, попросили организовать драку. Группенфюрер ничего конкретно не ответил, но приказал быть начеку.

У стойки бара стояли два морских офицера и, обильно перемешивая морские термины фольклорными выражениями, которым они отдавали предпочтение, изголялись над глухонемым.
- Мы называем командира подводным Мольтке. Он молчалив подобно Мольтке. – пытался объяснить «сухопутному Мольтке» один из них.
Другой в это время насвистывал песенку гамбургских моряков «Ауфвидерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен».

Шубин наблюдал за этой троицей с момента окончания второго графинчика. Что-то подозрительное было в этих моряках. Его подозрения полностью оправдались, когда «свистун», назвав своего приятеля Венцелем, осведомился о времени. Борис толкнул Штирлица в бок:
- Вон те двое с «Летучего». Из них мы можем вытащить всё, что нам нужно.
Сказав «Если можем, значит вытащим», Штирлиц метнул нож в сторону столика эсэсовцев, давая им понять, что время пришло, и встал.  Шубину и Мюллеру он сказал оставаться за столом и не выдавать себя.

Подойдя к Венцелю, Штирлиц очень грубо попросил закурить. Тот, скрипя сердцем, протянул ему «беломорину». Штирлиц был чрезвычайно удивлен и настолько польщен этим фактом, что на мгновенье даже забыл, зачем пришел. После секундного замешательства, сильно кривя душой, как-то очень неестественно, Штирлиц прошептал:
- Почему «Беломором» угощаете? Что, фильтровые зажали?
Затем, несмотря на сказанное, он закурил папиросу, вырвал из рук Венцеля пачку и слегка толкнул его ногой в пах. Через секунду подоспели эсэсовцы, которые, делая исключение Шубину, моряков не любили.

Глава 6.

Когда прикорнувший на плече у Мюллера Шубин очнулся, было четыре часа утра. Мюллер, не сумевший выбраться из его объятий, крепко спал, изредка выкрикивая во сне: «Что по этому поводу сказал бы Кальтенбруннер?».

Ресторан был пуст, и Штирлица рядом не было. Взяв спящего Мюллера на руки, Шубин поднялся к себе в номер. По-матерински накрыв друга одеялом, Борис прямо в одежде залез в ванну с холодной водой. Было немного прохладно, однако усталость всё равно дала о себе знать, и Шубин заснул прямо в воде.

А в это время на квартире, которую снимали эсэсовцы, продолжалась драка. Эсэсовцы, а иногда и сам Штирлиц, по очереди, а иногда и вместе, подходили к подвешенным вверх ногами Венцелю и Гейнцу и, слегка поработав кулаками и сапогами, падали на диван, где забывались на короткие минуты сна.

Гейнц и Венцель уже давно рассказали всё, что знали и о «Летучем Голландце», и о фон Цвишене, и о том, какую кашу любили в детстве, но … на их беду  эсэсовцы были пьяны и, как самые нормальные пьяные, задавали один и тот же вопрос через каждые полчаса.

Слегка опьяненный Штирлиц, сидя за столом, писал протокол допроса. Немецкие буквы и слова он иногда путал с русскими, однако большой ясности и не требовалось - Шубин разберется! Самое смешное было в том, что Штирлиц писал уже девятый протокол с совершенно одинаковыми показаниями.

- О, лучше бы я утонул, - прошептал Венцель, когда в голову Штирлицу пришла идея провести очную ставку его, Венцеля, с Гейнцем.

Так продолжалось до тех пор, пока у Штирлица не кончилась бумага. После этого Венцеля и Гейнца было решено отпустить, но те почему-то молчали и не хотели уходить. Эсэсовцы оттащили их в сторону, чтобы не спотыкаться, и взялись проводить своего кумира в гостиницу.

Номер комнаты Штирлиц не помнил. Не помнил он и номер этажа. Поэтому в этот день весь отель проснулся несколько раньше, чем обычно. В шесть утра, подолгу задерживаясь в комнатах с прекрасными дамами, подвыпившая троица нашла то, что искала. Штирлиц долго прощался с новыми друзьями, а затем вошел в номер.

Спали все, кроме Шлага, который хотя и делал вид, что спит, на самом деле не спал всю ночь. Краем глаза следя за раздевавшимся Штирлицем, он придирчиво отмечал его угловатые, неверные движения. Штирлиц наткнулся на тумбочку, опрокинул стул, сам себе сказал: «Тс-с!», но присев кровать, тотчас же уронил сапог и тихо засмеялся. Он был пьян, но жив. Шлаг перекрестился «звёздочкой» под одеялом и успокоено уснул.

Уснул и Штирлиц. Сон его был тревожен. Снилась ему девятая секретарша с хвостом, как у русалки, которая предлагала Штирлицу стать подводным генсеком, снилась собственная разведшкола – он, Штирлиц, преподаватель, а ученики почему-то….. 

Глава 7.

Весть о том, что в Макапах объявился Штирлиц, мгновенно облетела Южную Америку от устья Амазонки до мыса Горн. У одних от этой вести по спине пробежал холодок неприятных воспоминаний, а другие - ну просто «воспряли от сна». По всей Бразилии начали судорожно закрываться кабаки, а в отель «Памяти СС» бесперебойным потоком полились телеграммы, письма, посылки и переводы. С утра до вечера группенфюрер принимал у себя в номере ходоков со всего континента, а в это время его друзья зачитывались письмами.
- Многоуважаемый господин Штирлиц! – читал вслух очередное письмо Шубин, - не могли бы Вы сообщить мне какие-нибудь сведения относительно моего внучонка. Он был такой шустренький, лысенький, весёленький, а по фамилии Мюллер …

Шубин еще не успел осознать прочитанного, а Мюллер уже лежал на полу в счастливом обмороке. Очнувшись, он вырвал письмо из рук Бориса и несколько раз быстренько пробежал взглядом по строчкам.
- Я узнаю почерк моего милого дедушки! Я должен его увидеть! – закричал он.

Однако до дедушки было очень далеко. По непонятным причинам он жил в Патагонии, на огромном расстоянии от Макап. Шубин утешил друга:
- Завтра возьмем «Летучий» и махнем всей компанией к твоему старикашке!

Мюллер тут же начал чистить пистолеты, а потом остаток дня пробегал по городу в поисках подарка для деда.

На следующее утро по улицам Макап проследовала небольшая колонна бывших эсэсовцев, человек в 250-300, которым Штирлиц пообещал отличный повод повеселиться. Во главе колонны парадным шагом шагал сам группенфюрер с ластами на ногах, а в хвосте процессии на автоцистерне с водкой ехали Шубин, Мюллер, Шлаг и юнга. Когда первые ряды запевали «Амурские волны», последние невпопад выдавали куплеты «Дойче золдатен».

Сидящий со шлангом во рту, Мюллер то и дело смотрел на уровень водки в цистерне и нервно сжимал в обеих руках пистолеты. С каждой минутой его ненависть ко всему подводному увеличивалась в несколько раз. Он с нетерпением ждал начала операции. 

Наконец колонна вышла к побережью океана. На берегу повсюду были разбросаны консервные банки из-под тушенки и пустые бутылки. На их этикетках было написано «Шнапс» и стояла дата «1944 г.».
- Кажется, это здесь,  - сказал Штирлиц, расстегивая китель.

Как и следовало ожидать, первыми скрылись под водой Шубин и Мюллер, выстреливший несколько раз для острастки из обеих пистолетов.

Штирлиц обратился к эсэсовцам с речью:
- Ребята, драка будет под водой, на «Летучем». Это куда романтичнее, чем мордобитие в кабаке!

Затем он закрыл глаза и нырнул, чуть не разодрав свой живот о прибрежные камни.

Глава 8.

Уткнувшись посиневшим то ли от холода, то ли от побоев, лицом в песок, на берегу моря лежал капитан фон Цвишен. В небе кричали чайки и бакланы, а за кустами раздавались звуки, отдаленно напоминающие рёв льва. На голове фон Цвишена сидел Штирлиц с разбитой ныряльной маской на лице и курил довоенную «Нашу марку», которую он когда-то забыл на «Летучем». Стряхивая пепел за шиворот фон Цвишену, он в сотый раз укорял его за то, что кто-то скурил полпачки его сигарет.

В пяти метрах от Штирлица с открытыми иллюминаторами лежал на боку сам «Летучий голландец». Из его торпедных аппаратов торчали головы торпедистов. Вчера Шубин хотел показать Штирлицу, как работают эти штуки, но у него ничего не вышло, т.к. по команде «Пли!» торпедисты выползали из труб еле-еле, а выбравшись – тут же замертво падали на песок. «Летучий» был обильно покрыт излишками радости эсэсовцев и за десять метров разил водочным перегаром.

Всё было почти прекрасно, но не было его. Его. Единственного на свете Мюллера. Шубин не мог себе представить, что вот он был - и вот его нет. Борис не представлял, что он скажет восьмидесятилетнему старику в Патагонии. Штирлиц еще не знал о гибели друга. Никто не решался сказать ему об этом.

Через двое суток, когда все произошло, Шлаг попросил Штирлица мужаться и рассказал страшную весть. Сначала Штирлиц чуть не убил пастора в припадке бело-горячного неверия, а потом, успокоившись, спросил тихим голосом:
- Где?

Самого Мюллера показать было невозможно, зато были его ноги с вытатуированным крестиком, звездочкой и словами «Рязанское десантное училище. 1930 год». Ноги одиноко лежали на песке. От ветра у них изредка шевелились пальцы.

Юнга сказал, что в одной книжке он читал о том, как покойников сжигают перед погребением, и что на их катере один моторист даже самовольно сгорел, будучи убитым.

На совещании порешили предать ноги Мюллера огню. Штирлиц в совещании не участвовал. Убитый горем, он ушел подальше от людских глаз и там излил свою беду в песок.

Вечером Шубин полил водкой ноги Мюллера и, давясь слезами, бросил на них бычок. Из под земли раздался отборный русско-немецкий мат, а затем оттуда-же появился и сам Мюллер. С грязной головой, красными глазами, бутылкой шнапса в руках и горящими ногами, перед ними стоял пьяный в муку Мюллер. Волосы на его ногах сгорели, и Мюллер впервые почувствовал запах гари.

- Да-а-а уж, - сказал он и зашел по пояс в воду.

Когда Мюллер вышел из воды, к нему со всех ног уже бежал Штирлиц. Он прижал Мюллера к своей влажной темно-тушеночной груди, поцеловал в нос и упал от избытка чувств к его ногам. Не долго думая, Мюллер тоже упал. Снилось им, как они в детстве спрятались в бане под одним тазиком и играли в разведчиков…

Вернуть «Летучий» в родную стихию на трезвую голову оказалось делом непосильным даже для такого сборища эсэсовцев. Поэтому, проснувшись, Штирлиц отправился в город за водкой. Весь остаток дня после его возвращения компания догонялась до кондиции, и уже часов в 11 ночи юнга заявил, что он один мог бы затащить это корыто в воду, но что ему очень не хочется. При этом он раза три безуспешно попытался встать на ноги. К утру, тем не менее, у берега, мерно покачиваясь на волнах, стоял «Летучий». Через несколько минут он превратился в маленькую точку на горизонте…

Глава 9.

На деревянном мостике, через конец которого перекатывались волны Атлантического океана, сидел маленький лысый старичок. Минуту назад он то и дело забрасывал в воду удочку, а сейчас у него зацепился за что-то крючок и он не знал, что делать.

- Товарищ Бендер,  - позвал он человека средних лет, который был одет в белый пиджачный костюм и неподалеку колдовал над мольбертом. – Посоветуйте, что делать с этим проклятым крючком, я уже совсем измучился.

Бендер подошел к старику, взял у него удочку и несколько раз дернул за леску.
- Я знаю 300 способов вытаскивания зацепившихся крючков, - сказал он и, достав из кармана маленький телефон, обратился к кому-то на другом конце – Адам, берите «Антилопу» и гоните сюда, только быстрее!

- Заседание продолжается, господа присяжные заседатели! – сообщил он старику и протер кончиком белого шарфа золотого барана на груди.

Через три минуты на шикарном «Мерседесе», который Бендер любя назвал «Антилопой», заявился Адам Козлевич. Вместе со стариком они привязали леску к антенне, и Козлевич дал газу. «Мерседес» долго жужжал, пытаясь сдвинуться с места, а затем пополз от берега, напрягаясь от усилий.
- Да, это не Рио-де-Жанейро, - сказал Остап, когда из воды показался сначала перископ, а затем рубка «Летучего».

На счет тормозов «Мерседес» оказался настоящей «Антилопой». Именно из-за их отсутствия «Летучий», шедший на буксире к берегу, не замедлил вылезти на камни, раздавив мостик. Проскрипела железная дверца, выпуская на свет Мюллера, а уже через минуту внука и деда невозможно было оторвать друг от друга…

Глава 10.

- Шикарно живем! – сказал Штирлиц, принимая из рук мюллеровского деда очередную рюмку домашнего вина. – Я согласился бы остаться здесь на всю жизнь, только мне нужно съездить в Москву за женой и дочкой.

-Во, во, во! – поддержал его Остап.- Вместе и поедем. Адам как раз нужен бензошланг на машину и, к тому же, я знаю одного человека в Таганроге, у которого, кажется, слишком много денег. Завтра и поедем…

ЭПИЛОГ

Один небольшой городок на берегу Патагонии с некоторых пор стал объектом неусыпного внимания туристов, кутил, драчунов и карточных шулеров со всего света. Всех их объединяла одна вещь. Это была огромная вещь, а именно - подводная лодка.

Эта лодка черной громадой стояла на берегу, зажигаясь по вечерам разноцветными огнями. В её носовом отсеке размещался самый шикарный на сете кабак – «У Штирлица», а в хвосте – «Игорный дом имени Паниковского», в котором часто вывешивал свои картины Остап.

Рядом с лодкой находился пункт проката торпедных катеров. Там каждый вечер Шубин рассказывал всем желающим, как он когда-то посадил «Летучий» на мель, и как потом за это посадили его.

На пляже юнга танцевал ламбаду с местными женщинами, а Штирлиц, накрывшись «Правдой», думал над тем, чем еще можно было бы помочь Родине.