Глава 4. Дом, уютный дом

  Только через пару минут долгого и затяжного разглядывания обоев, журналист, наконец, полностью осознал, что уже дома. Ещё некоторое время прошло так же на автопилоте. Ноги ещё не болели, это с ними произойдёт завтра… Но были как не свои. А голова – уже как медный котелок... Надо было расслабиться и получить толику удовольствия. Ни на что другое сейчас он способен не был.
    Усадив врана, сняв его с плеча, на мягкий армчеар, он некстати вспомнил, что Дорогуша называет «сию мебль» старинным словом  «кресло».  И даже «седлище».  Но сам-то Иоганн точно знал, что кресло не имело откидной спинки, трансформирующей его в диван с помощью подлокотной кнопки, ручного управления и вибромассажера для спины. Он видал в антикварном музее так называемое «кресло». Ну, ещё были так называемые «офисные кресла» - вращающиеся стульчики со спинками.
    Затем Кролас нажал на кнопку дверцы большого шкафа-купе, и она плавно отъехала.  Двигаясь как в замедленной съёмке, Иоганн медленно извлёк из шкафа пушистый домашний анорак с капюшоном. Ему этот мягкий анорак, ещё в эпоху ритзибойства, подарила одна симпатичная герла. И потому, он до сих пор пах устойчивым парфюмом.
    Переодевшись в домашнее и нацепив хауз-бутсы с головами пушистых мягких крокодильчиков, Иоганн прошествовал в рейнрум. Опять некстати, он вспомнил, что Дорогуша зовёт рейнрум и бас одинаково: баня. Вообще, его коллега очень любил щеголять старинными, псевдорусскими, словечками. Нажав на «вом-плюс» и войдя вовнутрь, Кролас с удовольствием ощутил потоки льющейся сверху воды. Музыку, подсветку и вибромассаж в рейнруме он никогда не включал. Они его не расслабляли и не успокаивали. А, наоборот, сильно бесили, если кто-нибудь услужливо дополнял ими его уединение. Особенно, если он был в усталом виде.
   «Музыка в рейнруме – это все равно, что телекс в пубе», - вспомнил он фразу Дорга.
«И вот в этом-то мы с Доргом, наконец, едины, - усмехнулся Иоганн. – Только, этот фрукт зовёт этот самый пуб «отхожим местом». Это глупо. Все знают, что «пуб» происходит от слов «писсуар, унитаз, биде» – в одном флаконе, так сказать. И от слова «публика» его производят, но в шутку. А «отхожее место» - это нечто с пизанс-территории».
    Ещё раз тщательно намылив спину, он подумал: «Что-то мне всякая непотребщина в голову прёт: пубы там, Дорогуша… Вспоминает, наверное. Зинка наверняка ему раззвонила, что я всё-таки успел со статьёй в номер».
    Потом он подставился под ветряк и вскоре высох.
    Выйдя назад, к врану, Кролас от неожиданности вскрикнул. Его вран лежал (лежал!) лапками кверху, закрыв глаза…
    Но вот, Тенгу приоткрыл левый глаз и прокашлял:
    - Медетир-р-рую! Что, дружок, сел на понт?
    - Странное выражение: «понт» – это по-французски «мост», вообще-то… Но, я здорово сбрендил от стрёма, - ответил Иоганн. – Лучше, не делай так больше.
    - Пр-ривыкай! И…я тоже хочу в р-рейн-р-рум, - прокаркал вран.
     Кролас, впихнув врана под струю, включил «контраст».
     «Не знаю, как ему. Надеюсь, не осерчает», - подумал он.
   Затем, рухнув в армчеар, Кролас «пультанул» телекс и, подъехав в армчеаре к тирвару, извлек из ящика несколько шопснабов. Открыл первый попавшийся, на котором было написано, что он «придаёт хорошее настроение и обладает неизменным вкусом омлета с ветчиной». И, включив фильтр-воте на 60 градусов, запарил содержимое пакета, моментом получив что-то, обрётшее форму высокого пирога. Да, его предки такого не жевали. И «пейзанское» происхождение до сих пор позволяло ему восторгаться  подобными мелочами. Нацедив себе также стакан «холодненькой», то есть, чистой, отфильтрованной воды,  он принял привычный дневной запас различных бадов и мутагенклиматиков.
    По телексу, тем временем, шло какое-то нудное шоу, посвящённое предвыборному тусняку. Анкюлотный «спикмаскер» (это, на пергазетном, спикмейкер, только абсолютно заказанный) вещал вдохновенно что-то о непревзойдённых талантах «одного из наших достопочтенных Отцов Города… Сделавших большой вклад в усовершенствование Пирамиды Ростова». Ещё долго этот дядечка на экране распинался о том, что, да, мол, «Эхнатон – это наш символ, символ совершенного Города Солнца, каким и является наш Город, воплотивший самые дерзкие мечтания предков». Далее, он заявил: «Эхнатон – это образ деятеля, избравшего, как и наш город, поклонение солнцу, а Пирамида  - символ устойчивости и материальной незыблемости». От этих потоков речи спикмаскер плавно просочился к возвеличиванию «вновь переизбираемого на многие лета» товарищу Штык Феогниду Соломоновичу. За избрание мэром которого все должны дружно проголосовать на  следующих выборах.
     На другом канале, куда переключился Кролас,  кто-то весь в жёлтом натужно блеял о том, что «нам будет весело всегда». «Это – так же отвратно, как и политика», - подумал Иоганн и снова нажал на кнопочку.
    Он было остановился на передаче про дендрарий, где показывали новые редкие мутагенвиды. Но тут внизу экрана замелькал Зинкин номер, и бегущей строкой поползла просьба переключиться на Мега TV++.  Кролас тут же набрал Зинку, которая выпучила на него глаза и быстро-быстро затараторила. Так быстро, что он даже не сразу въехал в тему. К тому же, обалдел от вида Зинки, переодетой уже по-домашнему: волосы у неё были заплетены во множество косичек, каждая из которых увенчивалась змеиной головой, а небрежно наброшенный ярко-алый халат с глубоким вырезом, расписанный драконами, весьма эффектно открывал некоторые её формы. На Зинкином лбу красовалась громадная магнитоброшь в виде фиолетового камня, а на шее висел амулет, стилизованный под старинный кинжал. Зинка пила какую-то, невыносимую даже на вид, бурду для похудания, в числе экстрактов которой плавал даже рыбий хвостик... Вернее, она втягивала её в себя через золочёную коктейль-тьюбу.
    «Хорошо, что кси-плэй-бавард не передаёт запаха», - подумал Кролас. Он специально не спешил устанавливать более совершенную программу.
    И, наконец-то, он въехал задним числом, что Зинка говорила о том, что по  Мега TV++ показывают «убойный шокдисэгри» с участием Дорогуши, который, по словам Зинки, «влип конкретно».
    Кролас тут же переключился на молодёжный «мега» и стал злорадно наслаждаться.
    Картина была неприличной до своеобразного великолепия.
   Дорг, одетый в чёрную рясу, заправленную по бокам в журналистские джинсы, помахивал большим золочёным крестом и орал на высокого, атлетического сложения парня в розовом трико  с длинной, пшеничного цвета, косой:
    - Бога побойся, отрок! Почто явился сюда, мирных людей стращать!
     Атлет выхватил со стола огромный кубок с водярой и плеснул прямо в пасть Дорогуше.
   - Попский прихвостень! Так вы говорите, что все верующие должны водку жрать? Залейся! Только, нет этого в Евангелии! И Христос не проповедовал!
  - Ивановец несчастный, Порфирию молившийся! Это ты мне в укор ставишь? Бес тебя путает, пить тебе мешает! Как выпьешь стакан - бесы на тебя и нападают! А верующий человек - крепкий человек! Наш батюшка Амвросий хоть ведро водяры высосет, и на ногах только крепче стоять будет!
    Дорогушу под хохот "золототысячников" пытались уже оттащить "свои": религиозные черносотенные ребята в рясах шли заткнуть ему глотку. Верзила Петроний, красный как рак, пытался дотянуться до Дорга через соседний столик.
   Внизу, в четверть экрана оставленная Иоганном Зинка вещала ему бегущей строкой, ехидно улыбаясь:
    - Наш Драгомир Свистлицкий, ты знаешь, оттягивается: отгул взял. Пошёл в кафешке посидеть. На халяву. Не знаю, сладок ли на халяву уксус, но, видишь сам, в черносотенном кафе "Душистая акация" кроме постных рож ничего постного не наблюдается, а наш Дорг до того влез в образ черносотенца в газете, что и наяву вступил в их общество и теперь имеет членский билет. Для внедрения способом погружения... Ну, а тут золототысячники пронюхали об "Акации" и решили сделать на "чернушников" компромат: о том, как они тратят пожертвованные на их общество средства. Этот, в розовом - из шок-дисэгри-плэй-юниоров. Переодетый в "золотого". Они сами решили пока не мараться. Выдвинули ритзибоя.
    Тем временем, на экране Петроний завалил-таки, ухватив сзади за рясу, Дорга под столы. Всё смешалось в кучу. Кто-то опрокинул софит. По экрану пошла рекламная пауза. Так резко, что даже Зинка выключилась.

    На весь экран теперь показали здоровенный двухспальный армчеар-сексодром и пристающую к молодому красавчику слегка потрепанную жизнью анкюлотную даму в пеньюаре. На этом фоне проговаривалось, что все, конечно, кто читает, слушает и смотрит… (деланная пауза) в курсе, что в городе, несмотря на некоторое закрывание глаз на проникновение части пейзан в него, а также на коммунятники и на искусственное выращивание младенцев, возможное с трёхмесячного возраста плода вне утробы матери, количество рождённых детей с каждым годом падает, а население медленно, но постоянно сокращается.
  "И дело не только в том, - вещал и далее бодрый голос, - что многие женщины не хотят испытывать даже малейшие неудобства, связанные с родами, а в том, что многие (согласно анонимному анкетированию, 80% жителей) не испытывают никаких приятных ощущений от занятия сексом или не способны на него совсем. Наш препарат - сексживит, в виде розовых конфет в прозрачной упаковке, сделает вашу жизнь интересней".
  Парень на экране томным голосом обещает: "Я сейчас, дорогая!" Отходит в сторону и принимает пилюлю. Затем экран наполняется радужными световыми пятнами и недвусмысленными стонами и звуками. "Сексживит - это море любви!" – звучит голос за кадром.

   А вот и снова, на весь экран, возник Дорогуша. И золотарь в розовом. Теперь они сидели по разные стороны стола. Сзади – «свои» обеих сторон, заломившие им назад руки.
  - Вы хоть за речью своей следите! Сплошной новояз! Долой! - орал потный Дорг.
  - А вы - устаревшие ретрограды! И для вас Шамбала - пустой звук, а Учителя Человечества - не существуют!
  - А вы даже молиться разучились!
  - А вы мантры петь не умеете!
  - А вы - напустили таинственности! Жидомасонские правнуки! Церковь должна быть доступна всем!
  - Да! Вы зато - всем доступны! Особенно, в кафе "Душистая акация!" Разврат сплошной!
  - Не согрешишь - не покаешься!
  - А согрешишь единожды - продолжишь всё дальше и дальше!
  - А вы считаете, что главное - здоровье телесное, а не дух, искра Божия!
  - А вы - и то, и другое ко всем чертям послали!
  - А вы...
  Экран погас. Кто-то рубанул телекс. Иоганн обернулся. Рассерженный вран, весь всклокоченный и похожий на ежа, стоял сзади. С него капало, и он оставлял за собой мокрые следы. Это он и выдернул шнур телекса. И теперь укоризненно молчал.
   Иоганн, тоже молча, отнёс его назад, в рейнрум. И поставил под ветряк. Когда тот высох, так же молча принёс его обратно и запарил перед ним ещё один шопснаб, который тот уныло склевал.
   - Обижаешься? - спросил затем Кролас, как можно ласковей.
   - Нет. Просто, вечером враны не болтливы. И я устал, - ответил Тенгу. - Закрой теперь шор-ры - и ложись уже спать. Утро вечер-ра мудренее…
    Кролас закрыл шоры: в смысле, подошёл к окну и нажал на кнопку.
    Новенькие шоры были его гордостью. И одной из последних покупок. Он ненавидел пустые окна без шор: всё время что-то мигает, проносится, шумит и гремит. А шоры изолируют уличные звуки... Изнутри они смотрелись просто как ночное небо. А на внешней стороне его шор, на окне, расположенном очень высоко, вблизи второго яруса города, огромный леопард бежал по джунглям... Бежал до бесконечности.
    Иоганну очень нравились его новые шоры.
    - Ложись спать, - сказал вран. - Завтра будет трудный день.
  И Кролас почему-то сразу послушался. Разделся и лёг.
    - Впрочем, я совсем не хочу спать, - сказал он при этом врану. - Нервы, адреналин в крови... Сам понимаешь.
   - Сейчас заснёшь, и с лёгкостью... Дружок, хочешь, я расскажу тебе сказку? - передразнил вран какую-то детскую передачу. – А ведь, правда же. Р-расскажу, - добавил он грустно. - И не одну.
    - Валяй, - буркнул усталый журналист.
    И вран, сев у него в изголовье, первым делом сказал самокритично:
  - Враны отличаются одним редкостным занудством: они вечерами рассказывают разные истории. Итак, я пр-риступаю...
  Кролас закрыл глаза и приготовился слушать.
  - Из книги Алконоста, страница пятьсот тридцать восемь, - начал вран мелодичным заунывным голосом. На миг Иоганну показалось, что этот голос возник внутри его черепной коробки. А потом, он больше ничего не воспринимал, кроме текста самой книги…

...Старой-старой видится мне эта планета. И были на Земле тысячи и тысячи войн, мор и глад… Пустыни стирали города с лица земли. Менялись континенты, разрушались берега, затоплялись острова. Тысячи людей сжигались в горнилах топок или закапывались живыми в землю. Другие несчастные убивались карой небесной, испепеляющей всё живое… И всё это привело к тому, что вновь число людей стало вновь мало, да не  известно им самим. Ибо нет для них более никакой возможности исчислить себя.
   Неисповедимы пути Господа, но не деяние это рук его, и нет ему необходимости оправдываться в не содеянном им...
  Первые войны, о которых поведал нам шелест листьев, это войны за добычу и за женщин. Потом последовали войны территориальные, за землю и золото. Затем - кровавые войны за власть под знамёнами и лозунгами разного покрова и пошиба, которые переросли в войны политические, называемые "холодными": войны ненависти, предательства и лжи.
    В конце старого мира, всем стали править деньги, уничтожая остатки совести и добрых чувств. Так возникли новые, внутренние войны, впоследствии названные почему-то "диснейлендовскими". Вечный праздник для одних, нищета и вымирание – для других, в пределах одной и той же страны… На смену им пришла великая война хакеров. Она закончилась гибелью интернет-сети и  единого мирового пространства. Одновременно, возникли гиперпустыни, благодаря которым связь между отдельными участками земли, где остались люди, прервалась. Мир раскололся на части.
   Но всё это - лишь присказка, прелюдия начала описания войн психологических, войн времени "бесконечного перехода" - последней из эпох. Началась эпоха психологических войн на замкнутых пространствах. Войн на поражение. Так обернулся полный круг истории.

  Потом Иоган больше не слышал врана.
    Он спал. Он был во сне. И шёл по улицам незнакомого города. С башенками и шпилями, с аккуратно подстриженными газонами… Города, мокрого от дождя, полного листвы, деревьев. И сейчас там шёл лёгкий дождик, и потому пахло клейкой листвой, цветением, и город был окутан лёгкой, полупрозрачной дымкой тумана.
   Наяву Иоганну ни разу в жизни не приводилось видеть дождя. Он никогда не шёл на его памяти. Летом воздух всегда был раскалён до предела, а зимой - в Городе царил бесснежный, иногда довольно сильный, мороз.
   Но вот, там, во сне, дождь уже заканчивался. Воздух пропитался озоном. А с мокрых ветвей капало. Ласково и нежно, проглядывало  меж облаками солнце, выхватывая косые нити дождя. Вдали, от здания к зданию, протянулся  семицветный полукруг радуги. Слегка веял бодрящий ветерок.
   Иоганн знал, что был во сне. И теперь видит Город Дождей.
   Город, здесь, на площади, где остановился Иоганн, сейчас был пуст. Работал фонтан, и каскады струй воды спускались в небольшой водоём. Солнечные лучи искрились в каплях влаги на траве и цветах.
   Внезапно, он услышал голос врана. Похоже, что вран имел способность проникать даже в чужие сны. И он незримо присутствовал здесь, в его сне.
 "Посмотри на руки. Зафиксир-руй на них своё внимание», - сказал хриплый голос Тенгу.
   Иоганн послушался, и посмотрел на свои руки. Они были слишком длинные и какие-то зеленоватые.
   Когда он посмотрел на них, то вдруг почувствовал что-то, похожее на ощущение, будто тебя вытаскивают из пруда за волосы. Затем его кинуло куда-то в пустынную, заброшенную местность, где валялся искорёженный, занесённый пылью самосвал, обвеваемый песчаными бурями. Картина завершалась фиолетовым небом и красным светилом. Затем – его швырнуло вновь, но уже во что-то, отдалённо напоминающее родимый Ростов. И там его настигал, дыша ему в затылок, незнакомый тип, весьма напоминающий вчерашних серых людей. Иоганн обернулся и увидел, что "серый" был без глаз. На их месте явно обозначились два больших белых бельма. И он, заорав по сумасшедшему, с удвоенной скоростью вмазал по улице и перепрыгнул через забор...
За забором росли странные деревья с огромными орехами, имеющими зеркальную оболочку. Он сорвал один из них и стал его рассматривать. Вдруг, неизвестно откуда, появилась старуха, потянулась к его ореху узловатыми, костлявыми пальцами и злобно зашипела:
     - Отдай! Это - сад Владимира Тараканова!
     - Тараканова...Тараканова..., - повторило раскатистое эхо.
     Но Иоганн лишь глубже всмотрелся в орех. Теперь, он был похож на грецкий. Внутренность грецких орехов всегда напоминала ему… полушария головного мозга. Впрочем, через секунду это был уже не орех, а гранёный шар, снова с зеркальными гранями. И, в одной из его граней, он вдруг увидел тоненький  шпиль… Одного знакомого, только что виденного,здания. Башенки из Города Дождей...
     Но тут всё закружилось, зашумело у Иоганна в голове, и его вышвырнуло долой из этого сна.