Беатриче

Душный сицилийский воздух, наполненный ароматом спелых апельсинов, замер в ожидании шторма.
Деревья склонились, ища убежища, пытаясь защитить себя от удара, а узкая улочка вдоль дорогих строгих домов, некогда живая, словно река, опустела. Редкий торговец проходил мимо, задерживая свой взгляд на одном - единственном, том самом крыльце.

Маленькая девочка с цветком подсолнуха в длинных пшеничных волосах лениво поглаживала рыжего кота, устроившегося рядом. Взгляд её был сосредоточен и полон тоски, и устремлялся он совсем далеко: на соседнюю улицу, в старые кирпичные дома, во дворы к снующей ребятне, к берегу моря. Он летел выше белоснежного забора и колонн, поддерживающих крышу её замка, выше фресок и картин на стенах и потолке, выше кукол, с которыми так неинтересно играть, выше холодного сердца матери и выше заточения в этой удушающей роскоши.

Шторм все приближался. Он нес с собой грозовые тучи, ледяной ветер и крупные капли дождя. В такую непогоду вдруг начинаешь ценить свое убежище, несмотря на заполнившие его злость и коварство.
И вдруг она сорвалась.

Она бежала вперёд, все быстрее, не выпуская рыжего кота из рук. Бежала, опасаясь погони, слыша свое имя где-то позади, чувствуя бурлящую, алую и такую молодую кровь. Она бежала навстречу урагану, видя в нем своего спасителя и защитника, а стихия принимала её с готовностью, продолжая манить за собой.
И она вверила себя этому шторму, позволив ему навсегда стереть отпечатки детских ног с проклятой
земли.

Девушка, поплотнее закутавшись в длинный коралловый плащ, в спешке миновала квартал. Бедняки, облепившие улицы, гремели чашами, прося подаяния; набрасывались, будто звери; смеялись, не скрывая серых беззубых лиц.

-Беатриче!

Она остановилась, словно оцепенев от испуга, и весь тротуар замер, не в силах вымолвить ни слова.
Кто мог назвать её именем, что давно унёс шторм?

Седая грязная старуха, босая и такая знакомая, стояла прямо перед ней, смотря и видя насквозь.
Но больше не было на ней мехов и жемчуга; не было больше в памяти мраморных перил главной лестницы и прикосновения чужих рук; не было больше страхов и жестокого плена маленькой светлой души.

И лишь возглас старухи - матери вернул ей все то, от чего она так мечтала себя уберечь.