В сумраке мглистом. 40. Вы знаете, где находитесь?

Башкин лежал на кровати. Он то открывал, то закрывал глаза, под монотонный глухой, временами звонкий металлический стук дождя, изредка прерываемый шумом вылетающей из-под колес автомобиля, как стая ворон, воды, прислушиваясь к зреющей  внутри него болезни. Когда он открывал глаза, его слепила лампочка под потолком. Он хотел сказать сестре, чтоб та выключила свет, но не успел - она прошла мимо двери. "Ничего, потом", - говорил он себе. Он, как мог, терпел, и тут выкрикнул:"Сестра!" Та решила, что что-то важное, что связано с его болезнью,и вбежала в палату. "Выключите свет", - сказал он уже слабым голосом. "Что?" - спросила она его. Он повторил."Нет, - сказала она вначале резко, а затем у же мягко добавила. - Нельзя".

Он опять думал о боли, смирившись с электрическим светом в палате, как с неизбежностью, пока мимо его двери не провели больного в трусах.

Оттолкнув маленькую пышногрудую медсестру, которая держала его за руку, он закричал:
-Не трогайте меня! Отпустите! – и с силой вырвал руку.

Его голос показался ему неприятным, не только потому, что все произошло так неожиданно, и он появился, вроде, как из ниоткуда, но еще и потому что кричал, что, по его мнению, делать в больнице нельзя, конечно, если не больно, а какая может быть боль от того, что его держали за руку.

Вся эта сцена разыгралась напротив его двери, и он мог ее наблюдать, тем более что они все: и больной и сестры - остановились.

Она попробовала схватить  его за локоть.

-Не трогайте меня! – пряча от нее локоть, прижав его к груди, чтоб нельзя было за него ухватиться, опять закричал он.

-Больной, не кричите, - попросила его другая медсестра, у которой были длинные, очень тонкие ноги, спичками торчащие из-под халата.

-Не трогайте меня! – пуще прежнего закричал больной, сообразив, что, видно, рядом еще есть люди, и как бы приглашая их в свидетели: вот, дескать, творится беззаконие, не дают пройти свободно, хватают за руки, а ему, может, не нравится, раз кричит, то так оно и есть.

-Да, что же это такое: кричит и кричит. Никто вас не трогает, - фыркнула на него маленькая медсестра.

-Вас просят - не кричите. Вы здесь не один, - пробовала усовестить его высокая медсестра, подобрав синие спортивные штаны, скорее всего, его, которые выпали у нее из рук.

-А сколько нас? – спросил он, и как  бы очнувшись, посмотрел вокруг себя уже новым взглядом, рассматривая все кругом, и, вроде, очень осмысленно, одним словом, все понимая. Перед этим же, он был сосредоточен только на локте: стараясь дальше держать его от сестры, как бы оберегал его, как будто боялся, что схватив за него, ему причинят боль, или даже - вред.

-Вы хоть знаете, где находитесь? – опять вмешалась маленькая медсестра.

-Хм, конечно, знаю. В спортивном зале.

-Какой спортивный зал! Вы в больнице! – попробовала ему  объяснить, где он находится, высокая медсестра.

-Девушка, не морочьте мне голову. Это школьный спортзал, - сказал он таким тоном, что подвергнуть сомнению его слова не представлялось возможным. Он был уверен, что это так ( и какие еще могут быть разговоры).

-Послушайте, больной.

-Сама ты больная. Суки! Суки! – закричал он и принялся бить себя кулаком по плоской с реденькими вьющимися волосиками груди, которая издавала глухие звуки.- Ух, ух.

-Успокойтесь. Прошу вас, - успокаивая больного, продолжала высокая медсестра.

-Тогда не злите меня.

-Что же, по-вашему, вы здесь делаете?

-Это я вас должен спросить. Зачем вы меня сюда привели?

-Играть в баскетбол, - вздрогнула горькая улыбка на увядающих губах маленькой медсестры.

-Смеетесь! Суки! – кричал он, размахивая руками перед медсестрами, которые испугались и не знали, что им делать, особенно маленькая, понимая, что сказала глупость.

-Успокойтесь, извините, - виновато произнесла она.

-Хм. Ладно, - улыбнувшись, он изучающе, с психологической точки зрения посмотрел на нее, и в то же время, как бы спрашивая: чего вы испугались, или что вы испугались, я не страшный.

Несколько минут было тихо. Затем мимо его дверей тенью промелькнул дежурный врач.

Учитель решил, что все закончилось, но ошибся: через некоторое время в том конце коридора, куда отвели мужчину, началась возня, и вновь тишину прорезал крик:
-Не трогайте меня! Не трогайте меня! Аааа!

Башкин услышал через палату мужской голос:
-Надо привязать его к кровати.

Пока несчастного привязывали, он кричал: «Не трогайте меня! Не трогайте! Люди, где вы! Спасите! Убивают!». И уже хрипел: "Суки, суки". И внутри у Башкина все переворачивалось. Это невозможно было слушать. Не сидеть же просто так. Он думал, как все прекратить, и понимал, что по другому никак, только как вмешаться. У него вдруг возникло желание тоже выкрикнуть что-то.Он кричал бы: "Ааааа!" - до тех пор пока не охрипнет.

Потом он ни о чем не думал, наблюдая за тем, как весь, целиком, с головой погружается в ужасную пустоту, которая все расширяется и расширяется до вселенских размеров страха, который заглядывал в черное окно. Но вскоре крики прекратились. Вновь в его голове зароились назойливые мысли, убаюкивающие сознание. Он пытался выделить из них одну и не заметил за этим занятием, как заснул.

Проснулся Башкин оттого, что замерз. В палате горел свет, щедро освещая часть коридора перед открытой дверью, который погрузился во мрак. Медсестра и больные в соседних палатах спали. Из щелей в окне дул ноябрьский ветер. Пронизывающий холод пробрался под одеяло и простыня, и рубашка, которые были мокрыми, казались ледяными. Учитель решил, что в том, что он вспотел, есть хороший знак, что он поправляется. Он выскользнул из-под одеяла, и, пританцовывая на холодном полу, снял рубашку и убрал с матраса мокрую простыню, а затем, довольный собой, выключил свет.

Утром Башкин понял, что ему лучше не стало – боль не утихла, она только притупилась.

Он сидел на кровати, свесив ноги, укутанные синим шерстяным одеялом, с выражением большой озабоченности на бледном лице: он догадывался, что скоро не выздоровеет, и, чтоб отвлечься от тяжелых мыслей, время от времени подглядывал за молодой медсестрой, которую все звали Верочкой; наклонив над столом чистенькую с ровным пробором головку, она делала записи в журнале, а после того, как она поправила халат, который соскользнул с ноги, строго взглянув в его сторону; он уже не мог не думать о ней, не в том смысле, что влюбился – она ему нравилась, но нравилась, как любая другая молодая женщина.

Волосы у нее светлые и тонкие. Она их постоянно поправляла, считая, что это непорядок, что они лезут на щеки. У нее квадратные уши. И вся она очень правильная, очень сосредоточенная и очень сдержанная. Даже работа доставляла ей столько удовольствия, сколько это было необходимо.

Когда Башкин не наблюдал за Верочкой, делая небольшие перерывы, чтобы та не подумала, что нравится ему (или чтобы не быть навязчивым), он изучал рисунок на белой керамической плитке, из которой был устроен пол в палате, читая по голубым завиткам слова:
-Лола. Лола. Лола. Лола.

Некоторое время он слышал детский голос, который раздавался из палаты справа от него.

По коридору в сопровождении высокой медсестры прошел юноша в начищенных до блеска черных туфлях, в черных брюках и в рыжем, в клетку, не по размеру большом пиджаке, с глубоким шрамом на лбу, из-за которого Башкин вначале принял его за слабоумного, так тот испортил ему лицо.

-Здравствуйте. Вы красавица , - сказал он Верочке, которая попалась ему на пути.

-Я не красавица.

-Неправда, вы необыкновенно красивы, - наставал на своем юноша.

-Ладно. Пусть красивая, - сдалась Верочка, - но вы мне мешаете - я занята.

-У вас красивые пальчики. Можно мне их поцеловать?

-Извините, но работаю.

-Ха-ха, - ни с того, ни с сего рассмеялся юноша.

-Больной, пропустите меня. Мне надо работать, - снисходительно взглянув на юношу, сказала Верочка.

Тогда он отступил, пропуская ее, и Верочка пошла по своим делам, захватив с собой журнал.

-Больной, вы всегда такой веселый? - спросила его высокая медсестра, которая его сопровождала.

-Ха-ха! Всегда. А разве есть причина грустить?

Уже, когда юноша был в палате, высокая медсестра спросила его:
-Вы не помните, вас не кусала крыса?

-Ха-ха,- рассмеялся больной, - крыса не кусала, только женщины.

Высокую медсестру остановил заведующий отделением. Башкин уже видел его, как он, откинув назад гривастую голову и выставив черные усы, с большим достоинством, которое подчеркивал также животик, который топорщил белый халат, прошел мимо его палаты. Он мог пройти мимо его двери два, или три раза на день, а остальное время, уединялся в тесном кабинетике, или же, выскочив через черный ход, выкуривал во дворе очередную сигарету.

-Где Верочка?–нарочно плаксивым тоном спросил он высокую медсестру.

-Только-что тут была.

Он ушел, засунув левую руку в карман.

Вскоре вновь появилась Верочка. Она была чем-то расстроена.

-Тебя спрашивал Федорыч, - сообщила ей высокая медсестра.

-Хорошо, - отвечала Верочка.

-А вот и он, - добавила высокая медсестра, заметив заведующего, который шел в их сторону.

-Верочка, сообщи о новом больном его жене, - сказал он. – Как дела? Ты сегодня какая-то не такая.

-Хорошо, то есть, хорошо, Константин Федорович, - сказала она и, как только он ушел, начала набирать номер телефона.

Через одну палату доносились обрывки разговора, который происходил между вчерашним больным и его женой.

Это была палата на две койки.

-Ты хочешь, чтоб я продал машину? - нервно спрашивал он женщину, которая стояла у его кровати.

-Да. Хочу. Согласись, надо что-то делать, - созналась женщина. Она посмотрела вокруг, нет ли табурета, на который можно было бы сесть. Ее взгляд остановился на соседе, который лежал в люльке, беспокойно водя безумными черными глазами из стороны в сторону.

-Надо. Но для того, чтоб лечиться не обязательно продавать машину, - он готов был закричать, но не кричал, с трудом сдерживая гнев.

-Что с ним? – спросила женщина, кивнув в сторону его соседа.

-С кем?

-С ним.

-А, с ним. Он здесь уже давно. Он не то вешался, не то его вешали, и поэтому почти сошел с ума.

-Без денег тебя не вылечат, - сказала она.

-Продать машину. А потом что! Что! Что! - кричал он, брызгая слюной, как кипятком.

-Опять кричите, - сделала ему замечание высокая медсестра, которая в это время зашла в палату. – Хотите, чтоб вас привязали?

-Не хочу, - процедил сквозь зубы больной.

-Смотрите. Боже, что же вы стоите? – воскликнула она, обратив внимание на то, что женщина стоит.

-Ничего.

-Я принесу вам табурет.

-Не надо. Я скоро буду идти.

Высокая медсестра скрылась в двери, за которой еще была одна палата.

-Ты, действительно, уходишь?

-Ухожу. Скоро со школы придет Саша, а дома есть нечего.

-Вот, садитесь, - вернулась с табуретом высокая медсестра.

-Спасибо, - поблагодарила ее женщина и села.

Она посидела несколько минут и встала:
-Ну, все, буду уходить.

-Ты уже уходишь?– растеряно переспросил ее больной.

-Ухожу.

-Посиди еще немного, - жалостливым тоном попросил он и взял ее за руку.

-Ты же кричишь, - сказала она, и снова села.

-Я не буду кричать.

Она посидела еще минут пять, а затем, вставая, сказала: «Я пойду. До свидания», - и ушла.

-Ну, что дозвонилась, - опять спросил Верочку заведующий.

-Дозвонилась. Но женщина, которая взяла трубку, сказала, что она ему не жена, и в больницу не придет.

-Позвони еще раз и объясни, что ее муж серьезно болен и... Ты знаешь, что сказать.

-Хорошо, Константин Федорович.

-Хотя нет. Дай номер, я сам позвоню.

Оставшись одна, Верочка опять задумалась, рассеяно перебирая бумаги на столе. Только однажды она посмотрела в сторону Башкина. Он поспешно опустил глаза и отвернулся.

У Башкина заканчивалась капельница, и он позвал Верочку.

-Кто та девочка, которая утром гуляла по коридору? - спросил он ее, пока она меняла лекарство.

-Та девочка... Она после операции, - сказала она Башкину.

Было десять часов – время, когда начинался обход. Он по прежнему сидел на кровати, уже несколько часов оставаясь в одной позе, и ждал, когда к нему придут.«Надо было расспросить ее о других больных», - сожалел Башкин, которому вовремя не пришла эта мысль в голову.

-К больному приходили? – опять спросил Верочку заведующий.

-Не приходили, - покачав головой, ответила Верочка.

-Видно, такой хороший, что не нужен жене, - съязвила высокая медсестра, которая в это время пришла к Верочке.

«Если его спрашивали о крысе, то, значит, у него лептоспироз», -  подумал он и, брезгливо сморщившись, представил желтую руку Матяша, которую, причитая, целовала женщина в черном платочке. Говорили, что после похорон его могилу засыпали хлоркой.

Вдруг забегали медсестры. Начался обход.

Когда ничего не происходило, Башкин сидел на кровати, уставившись в пол и читал:
-Лола.
 Боле
 Нет
 Боли.

-Здравствуйте.

-Башкин Сергей Юрьевич. Поступил вчера из неврологии с высокой температурой, - прочитала по журналу Верочка.

-На что жалуетесь, Сергей Юрьевич? Вы ведь учитель? – спросил его заведующий.

-Да, учитель, - вздрогнул Башкин от неожиданности.

-Поднимите рубашку, - сказал заведующий.

-Что у меня, доктор? – спросил Башкин, когда врач послушал его и знаком показал, чтоб тот опустил рубашку.

-Это может быть какая-нибудь инфекция, - думая о чем-то своем, сказал он.

-Лептоспироз? –спросил Башкин и понял, что сказал глупость.

-Почему сразу же лептоспироз!?–спросил заведующий, уставившись на Башкина. Он, понимая, что это говорить необязательно, что обход закончен, и он может просто сейчас встать и уйти, но он устал и ему не хочется вставать. Поэтому начал объяснять, что это не обязательно лептоспироз. Там другие симптомы. Есть много других возбудителей болезни.

Вдруг послышался стук, раздался крик в соседней палате.

-Что там еще? – недовольным тоном спросил заведующий. - Верочка, пойди узнай.

-У больного белая горячка, - съязвил Башкин.

-Что вы имеете ввиду?

-Он же кричит. И ночью всякую чушь нес, - пожаловался Башкин.

-Здесь вы неправы, дорогой. Это психоз. У него тяжелая форма цирроза печени, - он говорил и опять ловил себя на мысли, что говорит, чтоб никуда не идти.

-Так что там произошло? – спросил заведующий Верочку, когда она вернулась.

-Таня споткнулась и опрокинула стул, - сказала Верочка.

-На чем мы остановились? – спросил заведующий.

-На циррозе печени, - напомнил ему Башкин.

-Да, на циррозе. Раньше таких больных помещали в отдельную палату, пока... сами понимаете. Теперь мы их лечим. Ну, ладно, - он тяжело вздохнул, встал со стула и направился к двери.

После обхода Башкин ждал наступления ночи, когда он не будет следить за медлительными минутами и часами и заснет.

Опять учитель сидел на кровати и, уставившись в пол,  беспрестанно повторял:
-Лола.
Лола.
Боле.
Боли.
Боле. Лола.
Нет. Боли.
Ты имя? Или слово?
Рыжая бестия.
Мне хорошо без тебя
Мне нехорошо без тебя.

«Похоже на то, что я схожу с ума, - думал он. - Этого еще не хватало. Откуда взялась эта «Лола». Из какого-то романа. Даже, если из романа, зачем она мне. Ах, да! Лола – она из Набокова».

Пришла санитарка:
-Принести вам супу? Очень вкусный. Пшенный. Горяченький.Вам надо жидкого поесть. Болит?

-Нет, - прошептал Башкин, облизывая сухие и горячие губы.

-Нет? А может все-таки принести?

-Хорошо. Принесите, - сказал Башкин, чтоб она отстала.

Веки налились тяжестью. Болела голова. Он опустил голову на подушку и заснул.
Когда он проснулся, было четыре часа. В палате горел свет. На тумбочке в металлической миске стоял суп, который, пока он спал, остыл.

Он видел, как по коридору прошла невысокая женщина двадцати шести лет с девочкой.У женщины злое выражение лица. «Почему она злая?» - подумал Башкин. «Это жена того больного, - догадался он. - А злая,  потому что ее заставили прийти в больницу. Видно, у нее были причины, чтобы не приходить, а ее, вот, заставили». Дочка, которую она тянула за собой за руку, была ее уменьшенной копией, с такой же прической, с таким же маленьким носиком и тоже злая.

Из палаты, как только она туда вошла, донесся резкий голос:«Зачем ты дал им мой телефон? Сейчас тебе нужна моя помощь, а ты забыл, как в последний раз, когда я не дала тебе денег, ты обзывал меня последними словами и душил, а затем перевернул в доме все вверх дном».

Дальше уже говорили тише, только иногда, напрягая слух, он различал некоторые предложения:«А у меня не было денег. Не было!»,«Позвони сестре. Ты ведь у нее самый лучший. Это я такая проклятая! Это ты из-за меня таким стал. Молчи! Ты забыл?»

Когда она уходила, Башкин явственно слышал, как она сказала, не без сожаления, с какой то усталостью в голосе:«Я надеялась, что больше никогда тебя не увижу. Зачем ты появился? Нам так хорошо было с Мариной!»

После семи, когда больные позавтракали, Башкин в том числе, к нему в палату зашла дежурная врач. Она спросила его:
-Как вы себя чувствуете?

Это была полная женщина, ей лет сорок, видно, что она за собой ухаживала: руки белые, она следила за ногтями, на них был лак, лицо тоже белое, минимум косметики, или же она ею так пользовалась, что ее незаметно, шея тоже белая – все белое, но не такое, как халат, который вещь и, кажется, что идеально белый. Ему показалось, что она умная. Ведь есть люди, которые и с виду умные, и не обязательно говорить с ними, чтоб понять это. Впрочем, он ее детально не рассматривал, решив, что все равно, кроме этого раза, никогда не встретит ее, а если и столкнется с ней где-нибудь, то точно не скажет, кто она такая.

Башкин, вместо ответа, попросил ее:
-Нельзя ли мне на ночь дать снотворное, чтоб я выспался.

-Хорошо. Я скажу, чтоб вам дали.