de omnibus dubitandum 112. 338

ЧАСТЬ СТО ДВЕНАДЦАТАЯ (1905-1907)

Глава 112.338. ШКОЛА РАЗВРАТА…

1907 год

    Я беру смелость, пишет далее Михаил Меньшиков, - высказать еретическое мнение, за которое часть публики предаст меня анафеме, а некоторые читатели, вникшие в дело, наверное, согласятся со мной.

    Мне кажется, анархия нашей школы и главная причина того, что она нигилизирует умы, поджигает их к бунту, - это всесословность школы.

    Дети из семей разных профессий и разных культур, собираясь вместе, портят друг друга, расстраивают себя психически. Насколько сословность настраивает, настолько всесословность расстраивает - одинаково детей и взрослых.

    Попадите вы в какую-нибудь трудовую корпорацию. Вы тотчас почувствуете присутствие массовой души, огромной, захватывающей, регулирующей всех, дающей счастье общего понимания и единодушия. Нравственная атмосфера тут крепкая и здоровая - деловая.

    Попадите в толпу людей разных профессий - вы почувствуете, что вы в среде дилетантской, лишенной общего знания, общей какой-то веры. Такова наша интеллигенция с ее бесконечной способностью спорить не убеждая. Интеллигенция - продукт демократической, всесословной школы. Она уже страдает разнообразными психозами, описанными у Тургенева и у Чехова. Что касается детей, то психопатизм их бессословного воспитания невероятен.

    Со школой, с приготовлением будущего человечества, у нас поступают куда нелепее, чем крестьяне - с культурой хлеба. Спросите крестьянина, хорошо ли сеять мешаный хлеб, то есть перемешать в одно рожь, гречиху, горох и т.п. Даже крестьянин понимает, что самая суть культуры в том, чтобы отобрать однородное, и в однородном - самое лучшее, и затем каждую породу, каждый сорт оберегать от смешения. Даже крестьянин знает, что дурная трава - из поля вон и что не только сорные травы губят благородный злак, но при чрезмерном стеснении сами злаки глушат друг друга, являются как бы сорной травой.

    Все это бесспорно в отношении животных и растений, но воспитание людей у нас (в бессословной школе) поставлено наперекор этим простейшим правилам. Вместо того чтобы оберегать детей от дурных влияний, мы собираем их в толпу, действующую как омут.

    Чуть не с приготовительного класса малыши узнают, что Бога нет, что есть удивительные вещи, которые можно достать у второклассников, именно фотографии голых людей. С приготовительного класса воспитанные маменьками розовые, точно выпоенные, ребята начинают дичать, ругаться скверными словами, драться, проделывать невероятные пакости друг с другом, бороться с гимназическими стенами и партами, с начальством, с прохожими на улице, с родителями дома.

    Непостижимо быстро дети наши, побывав в казенных школах, впадают в ребяческий разврат, более жалкий и губительный, чем старческий разврат. Когда эта гадкая тля нападает на нежных, вполне невинных детей, доверчиво, как цветы на солнце, распустившихся для накопления мужественной красоты и силы, - о, как больно глядеть на таких детей и какая это трагедия для общества!

    В самом деле, это тихая катастрофа цивилизации, крушение духовного строя общества, ибо не может составиться общество - в благородном смысле слова - из людишек развращенных, обезбоженных, преступных на самом переходе из отрочества в юность. Теперь ничему не удивляются.

    Наши patres conscript! хладнокровно читают за утренним кофе, что в глухих городах провинции образовались из гимназистов и гимназисток союзы разврата, "общества огарков", и что учащиеся мальчики и девочки занимаются свальным грехом, берут целыми компаниями нумера в банях и пр. и пр.

    "Огарки" - характерное название для догорающего несчастного поколения, которое вот-вот погаснет. Но пожилые люди помнят, когда молодежь еще только загоралась смрадным пламенем, когда она брошена была впервые в грязь бессословной школы, на произвол невоспитанных, деморализованных учителей, на изнурение жестоких по своей деревянности программ, на анархию антикультурного воспитания.

    Если бы у нас была свободная власть, не парализованная в самой себе многовластием, она увидела бы, что такая школа вовсе не есть школа просвещения. Наоборот, такая школа есть омрачение духа, школа народной порчи.

    Решительная государственная власть сочла бы долгом совести лучше закрыть все школы, все до одной, чем плодить заразу. Народу нужны чистые просветительные учреждения, такие, где дети не покрывались бы проказой всевозможных гадких знаний вместо усвоения знаний возвышающих и благородных.

    У нас - срам сказать - такая очевидная мысль, что нельзя всем и каждому поручать "просвещение" детей, до сих пор не признана. Великий Менделеев, сам педагог, умолял правительство завести школу для учителей, хлопотал, подавал записки - и все-таки не дожил до счастия увидеть, что ему вняли наконец.

    Любая бездарность, любое неудачничество, запасшись той фальшивой бумажкой, что называется университетским дипломом, идет в гимназию и требует места наставника. Ему дают оклад, чины - до генерального - и вместе с казенным содержанием право портить детей, внушать им какие угодно бредни.

    Развращенный снизу - от всесословных товарищей, мальчик хорошей семьи развращается сверху, от прикосновения к часто невежественной и распутной, хотя, конечно, радикальной, тоже "бессословной" учительской среде. Встречаются прекрасные учителя, но какое это событие, какая редкость!

    Наши государственные люди, потеряв самое существо всякого господства - аристократический инстинкт, государственную школу сделали бессословной и отдали во власть бессословных людей. Мудрено ли, что дезорганизация общества сделалась как бы целью школы?

    Мудрено ли, что "третий элемент" возобладал в самой колыбели будущей гражданственности? Мудрено ли, что бессословная, то есть республиканская, психология овладевает юношеством на заре развития?

    Может быть, бессословность превосходное начало для республиканского общества, но тогда объявляйте, ради Бога, республику, не притворяйтесь монархией, не удивляйтесь, если из школы вышли красные флаги и красный пламень выстрелов и бомб.

    Вместо того чтобы одряхлевшим сословиям помочь расслоиться наново и выделить из себя лучшие элементы, оберегая их совершенство как зеницу ока, наше правительство умышленно сбивало всмятку все сословия, все культуры, всякую чистоту и нечистоту и затем удивляется, что смесь потеряла свои древние сцепления и приобрела взрывчатые свойства.

    Одним из главных пороков сложившейся в Российской империи системы высшего и среднего образования было фактическое сословное неравенство. Возьмём сословный состав студентов вузов на 1 января 1914 г. и рассчитаем количество студентов на 100 000 представителей каждого сословия. Численность сословий возьмём из данных переписи 1897 г. Эта единственная дореволюционная перепись даёт самые надёжные цифры. Разумеется, к 1 января 1914 г. население империи выросло, однако пропорции между сословиями изменились незначительно. Итак, в 1897 г. в Российской империи (без Финляндии) имелось: дворян потомственных – 1 220 169; дворян личных и чиновников не из дворян – 630 119; лиц духовного звания всех христианских исповеданий – 588 947; потомственных и личных почётных граждан – 342 997; купцов – 281 179; мещан – 13 386 392; крестьян – 96 896 648; Войсковых казаков – 2 928 842; инородцев – 8 297 965; финляндских уроженцев – 35 585; лиц, не принадлежащих к вышеупомянутым сословиям – 353 913; не указавших своего сословия – 71 835; иностранцев – 605 500 [Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы. – СПб., 1912, с. 54].

    Курс в сторону официальной школы с профессиональными педагогами на Кубани был взят в первые десятилетия позапрошлого века. Уже в 1812 году началось кампания, конечной целью которой было исключение самообучения из образовательного процесса. Кампания эта, как отмечает историк и общественный деятель Федор Щербина в труде «История Кубанского Казачьего Войска», была длительной и весьма непростой, поскольку «легче было выгнать многочисленных врагов из России, чем заставить черноморского казака отказаться от векового обычая учиться грамоте и письму по собственному разумению и без всякой опеки со стороны».

Указ Его величества

    В начале девятнадцатого века приоритеты в народном образовании, как известно, отдавались духовным учебным заведениям. Подтверждением тому служит то, что в разных уголках необъятной России-матушки открывались духовные академии и семинарии. Внимание же на светское образование обратили в 1802 году, когда в стране было учреждено Министерство народного просвещения и высочайшим указом определены его функции и основные задачи.

    Императорским указом, подписанным в январе 1803 года, вводились единые «Правила народного просвещения» и положение «О заведении училищ».

    «Рассмотрев поднесенный нам министром просвещения общий с членами правления училищ доклад об устроении училищ и распространении наук в Империи нашей, — говорилось в тексте указа, — признали мы за нужное утвердить предварительные правила народного просвещения. И как сия государственная часть, по различию предметов, в нее входящих, касается не только до гражданских, но и до духовных властей, … мы (император Александр I — Л.С.) удостоверены, что и все наши верноподданные примут деятельное участие в сих заведениях, для пользы общего и каждого учреждаемых».

    При новом Министерстве учредили Главное правление училищ (Комитет). В него вошли компетентные и преданные делу просвещения люди, которые с энтузиазмом взялись за разработку новой платформы народного образования. Одним из первых начинаний Комитета стало деление территории России на шесть учебных округов: Московский, Петербургский, Белорусско-Литовский (Виленский), Дерптский (немецкий), Харьковский, Казанский (до этого времени был один округ).

    Кубань, как отмечает историк Ольга Шкилева в работе «Из истории образования на Кубани. Дореформенный период», вошла в состав Харьковского округа.

Грамотка, часословец и псалтырь

    В Кубанском Войске первые шаги светского образования были робки и несмелы.

    Делались они через школу приходского дьяка и через писарню земского повытья (то есть отделения в приказе, ведающего делопроизводством — Л.С.). Именно там, в писарне, где «робкое детское перо погружалось в обломок бутылки, заменявшей чернильницу», и появились прообразы современных средних образовательных учреждений, отмечается в трудах начальника Псекупского казачьего полка, а по совместительству историка и основателя первого на Кубани краеведческого музея в Горячем Ключе Ивана Попко.

    «От цветущей долины первых игр детства до чернильной вершины Войскового Парнаса считалось три поприща: грамотка, часословец и псалтырь», — писал Иван Попко, подчеркивая, что через служителей культа дети познавали «государеву политику», нравственность, учились бороться с дурными помыслами, уважать власть, отвечать за свои поступки, анализировать собственное поведение, делать выбор между добром и злом.

    Что же касается обучения грамоте как такового, то занимались им в основном лица духовного звания: местные грамотеи и писари. «Мастерами грамоты» чаще всего были дьячки или мирские люди, для которых дело обучения стало основной профессией.

    По договоренности с отцом или родственниками отрока обучали его такие профессионалы у себя на дому или в семье ученика, регулярно навещая подопечного.
Иногда на таких уроках собирались несколько детей, таким образом получалась небольшая школа. Учили детей грамоте да уму-разуму в основном по религиозным книгам, однако известны случаи, когда учителя использовали в процессе и произведения устного народного творчества: например, казачьи сказки и различные пословицы.

    Грамотного человека на Кубани называли «письменным», а пишущего с крючками и без препинаний величали «бумажным», — писал Иван Попко. Бумажных людей в Войсковых присутствиях, канцеляриях, комиссиях и станичных правлениях было немалое число. Казалось бы, процесс обучения вполне можно было запускать исключительно на местном материале. Однако известен документ, свидетельствующий об обратном.

Трудами просветителя Кирилла

    В 1803 году в Екатеринодаре открылась 1-я Войсковая школа. При этом Наказной Атаман Бурсак, который, по-видимому, не очень доверял местным грамотеям, специально выписал из Московского университета для преподавания наук в этой школе студента Иванченко и гимназиста Полякова.

    В 1804 году на базе Войсковой школы открылось Войсковое училище. Его смотрителем стал протоиерей Кирилл Россинский, по мнению современников, самый деятельный поборник просвещения в Черномории. Протоиерей Россинский был редкою для своего времени личностью. По образованию и по уму не было равного в Войске. По энергии и бескорыстию он был также единственным в своем роде общественным деятелем. «Будучи духовным пастырем, он всю свою жизнь и состояние посвятил делу народного просвещения и умер никем не оцененный, положительно бедняком», — писал о просветителе Федор Щербина.

    Благодаря активной миссионерской деятельности Россинского на территории Екатеринодара в 1813 году возникает ряд церковных строений: церкви во имя Святой Екатерины в центре города, во имя Святого Апостола Фомы на территории кладбища. В 1821 году Россинский обращается с просьбой к князю Александру Николаевичу Голицину, президенту Российского Библейского общества, также ведавшему в то время духовными делами и народным просвещением в Санкт-Петербурге, о разрешении открыть в «городе Екатеринодаре и окрест Войска Черноморского сотоварищества Библейского общества для содействия в снабжении книгами Священного писания».

    Такое разрешение было получено, и Россинский приступает к активной работе, вовлекая в нее все больше своих единомышленников.

    В 1806 году Россинскому удалось открыть в Екатеринодаре уездное начальное училище. Сам он был назначен его смотрителем и законоучителем. Для преподавания предметов из разных городов были выписаны хорошие наставники. В 1811 году к училищу были присоединены гимназические классы, что позволило в дальнейшем открыть гимназию. В августе 1818 году трудами Россинского было открыто духовно-приходское училище, а первым смотрителем назначают его основателя. Для учеников местных училищ Россинским были составлены «Краткие правила российского правописания».

    В том же году Харьковская университетская типография выпустила в свет второе издание этих правил, которое финансировал полковник Черноморского Казачьего Войска М. Дубонос.

    В 1901 году в одном из апрельских номеров «Кубанских областных ведомостей» екатеринодарцы выразили благодарность просветителю, предложив назвать одно из проектируемых зданий начальных училищ именем протоирея Россинского.

Неграмотным казакам чинов не положено

    В первые годы после открытия училище было чисто казачьим. Материальные средства, оборудование, помещения, подбор персонала и учебное дело казаки организовывали на собственные средства. Заведывание учебной частью лежало на смотрителе, хозяйственной — на Наказном Атамане и канцелярии. Находясь под покровительством Войска, это учебное заведение имело свою собственную библиотеку, состоявшую из 155 книг и 10 томов «Древней истории Голеня», что по тем временам считалось весьма солидным арсеналом знаний.

    На высоте было и качество подготовки обучающихся в данном заведении, об этом свидетельствуют сохранившиеся в архивах документы.

    31 августа 1803 года вышел указ Военной коллегии и Военного министерства «О предоставлении Черноморского Войска к производству в хорунжие грамоте умеющих».

    Указ распространялся и на казаков-линейцев. Для укрепления дворянского сословия армейскими чинами жаловали лишь богатых, грамотных и преданных царскому правительству старшин, читаем в работе «Черноморское казачество в конце ХVIII — первой половине ХIХ века» кубанского историка Галины Шевченко.

    При всех «доблестях и достоинствах» неграмотные казаки не могли получить офицерского чина.

    От полковых и линейных командиров требовали знание «грамоты в такой степени, чтобы могли представлять начальству письменные донесения о команде им порученной, делать сношение по службе, вести приход и расход провианта, денег и вещей и отдавать положенный отчет».

    Для получения офицерского чина надо было сдать экзамены. «Производящий испытание предлагал экзаменующемуся для чтения в присутствии своем печатную книгу и потом четкою рукою написанную рукопись. Если держащий испытание мог читать оную понятно и без замедления, то почитался в чтении твердым».

    По чистописанию требовалось переписать около страницы из книги или рукописи «без многих грубых ошибок, письмоводству — ясно и правильно излагать в письме свои мысли. Тем, кто не обладал всеми необходимыми знаниями и навыками, об офицерском чине оставалось лишь мечтать…

    Известно также, что казаки, уважительно относившиеся к образованию, в 1805 году пожертвовали на развитие Войскового училища 4376 рублей.

Азы просвещения

    Касательно обучения совсем юных отроков стоит заметить, что на Кубани, как и по всей России, в начале XIX века заметно увеличилось число учебных заведений. Каждый церковный приход имел по крайней мере одно приходское училище (см. фото, относящееся скорее к Донскому Казачьему Войску). Здесь учились дети казаков, реже — иногородних.

    Федор Щербина отмечал, что существовали эти учебные заведения за счет средств местных церквей, приходских обществ, епархиальных училищных советов и их отделений.

    Среди предметов во всех учебных заведениях предпочтение отдавалось Закону Божьему. Преподавали краткую церковную отечественную историю, географию с краткими сведениями о явлениях природы, черчение и рисование. Уроки русского языка проходили с объяснением прочитанного, письмом под диктовку (с толкованием необходимых грамматических правил, употребляемых при написании). В курс обучения также входили церковное пение, церковнославянская грамота, рукоделие.

    Выпускники церковно-приходских школ имели право на учительство в начальных школах. Окончившие одноклассные начальные и двухклассные окружные школы также получали право на поступление соответственно во 2 и 4-й классы гимназий.

    К слову, об устройстве гимназии в Екатеринодаре Войсковая канцелярия приняла постановление в 1819 году. Начался сбор пожертвований, в феврале уже было собрано 23 332 рублей 80 копеек. Гимназия была открыта 1 октября 1819 года, ее директором стал протоиерей Кирилл Россинский.

    Вообще же, к концу 20-х годов ХIХ века на Кубани было 11 училищ. По тем временам такое количество школ считалось своего рода роскошью.