Знаешь что?

  Новый темно-синий пиджак в тонкую белую полоску — двенадцать зарплат. Начищенные туфли — тридцать пятого размера. Лакированая кожа, инкрустированы бриллиантами и изумрудами, надраены до блеска. Стоят пятьдесят зарплат. Серый галстук — ну, это подарок нашего стилиста. Наверное, стоил бы как одна туфля. Плюс-минус еще полтуфли.

      Ах, сколько хлопот.

      Мальчишка стоит, засунув руки в карманы штанов — между прочим, от ведущего кутюрье, — и чешет свою ногу другой, оставляя на штанине пыльный след. Бросаю взгляд на часы над дверью: мы безбожно опаздываем.

      — Молодой господин, не портите одежду, пожалуйста. У Вас сегодня важный день. До начала всего пять минут.

      Молодой господин кривит конопатое лицо так, будто засунул в рот лимон. Шрам, перечерчивающий его лицо от левого виска до правого уха, сминается. Будто назло, мальчишка ковыряет пальцем в носу и размазывает сопли по белоснежной — я бы попросил! Двадцать моих зарплат! — рубашке.

      — Знаешь что? — говорит он не по-детски низким и серьезным голосом, катая в руках серо-зеленый шарик из соплей. — Ничего. Мне посрать.

      Как грубо и некультурно. А ведь такой еще малыш.

      Глаза под густыми рыжими бровями недовольно следят за каждым моим движением. Надо его умыть, причесать, чтобы было не видно шрама на ухе, и, наверное, припудрить. Будет нехорошо, если его лицо будет жирно блестеть, верно?

      Ах, сколько хлопот.

      Салфетки для лица куда-то запропастились, вот же незадача. Поищу в шкафчике. Часы показывают четыре минуты до выхода, а у нас полный аврал! Мы не готовы.

      Мальчишка, все еще вытирая пальцы о рубашку, подходит к столу с угощением, долго выбирает и затем берет из вазы яблоко и надкусывает его. Несколько секунд жует. И выплевывает. Пережеванная каша падает на стол — со скатертью в шесть зарплат, — падает на пол, стекает по мальчишечьему подбородку. Сам пацан вытирает рот рукавом, оставляя на ткани влажный след.

      — Знаешь что? — говорит он, швыряя яблоком в мою сторону. Оно падает в двух метрах от меня. — Ничего. Еда — полное дерьмо.

      Эти яблоки были выращены лучшими технологами. Так же, как и виноград в этой же вазе, и персики, и сливы. Все самое лучшее. Сюда, во дворец монарха, не привозят дешевой еды. Одно это яблоко стоит половину моей зарплаты!

      Мальчишка — сколько ему, лет десять? — не по годам зол. Куда катится общество? Куда катится мир? О, я нашел салфетки. Кто их запихал на антресоль?

      — Молодой господин, — говорю я. — Давайте я вытру ваше лицо. Мероприятие уже через три минуты. Нельзя опаздывать! Вы — гвоздь сегодняшней программы.
      Ах, сколько хлопот.

      Гвоздь программы смотрит на меня по-ледяному прожигающим зеленым взглядом. Он разворачивает плитку шоколада: это настоящий черный шоколад из южных широт, из бобов деревьев Као. Один квадратик этой шоколадки стоит, как моих зарплат… десять.

      — Знаешь что? — он опасливо-брезгливо пробует шоколад кончиком языка, морщится и разжимает руку. — Ничего. Отвали.

      Блестящая плитка падает ему под ноги. Мальчишка разворачивается на каблуках, и по его туфле размазывается черная стружка. Ну вот, такая досада. Этот шоколад мог бы съесть я, раз им все равно не нравится.

      Надо еще раз начистить его туфли и пройтись щеткой по штанам. Ох, где же чертова щетка, только что была здесь.

      — Молодой господин, осталось всего две минуты! Посмотритесь в зеркало, все ли в порядке, — говорю я, смахивая с полок все тюбики, скляночки и пузырьки в поисках щетки.

      Мальчишка показательно зевает.

      Нет, все-таки невообразимо несносный молодой человек. Еще ни один из этих не был таким неблагодарным. Щетка, щетка, щетка…

      Ах, сколько хлопот…

      Слышится скрип: это мальчишка взгромоздился на стол с угощениями, уронив графин с вишневым соком. Режущая белым глаза скатерть, синие полосатые штаны — пропитываются темно-алым. Пацан удовлетворенно хмыкает. Нет, ну каков чертяка, а?! Где я найду чистые запасные штаны на этого негодника?

      — Вы специально ждали последней минуты, чтобы это сделать, молодой господин? — щетка, завалившаяся под стул, кажется, больше не нужна.

      Мальчишка смотрит на меня, растягивая рот в злой ухмылке.

      На часах — без одной минуты полдень. Пора выходить.

      — Значит, пойдете так, — говорю я. — Молодой господин.

      Мелкий ублюдок сжимает челюсти, спрыгивает со стола и засовывает руки в карманы штанов. Под густыми суровыми бровями, в нахмуренных глазах — одна только злость. Его ноздри расширяются.

      По правилам мне положено идти впереди него, чтобы представить его на балкончике. А потом бы выходил сам он. Но засранец — хоть и хромая — быстрым шагом выходит из комнаты, больно наступив мне на ногу, и устремляется вперед к светлому квадрату балкона, гулко топая по длинному темному коридору. Я бегу за ним.

      С балкона уже слышатся звуки оркестра, вопли толпы и голос монарха, разносящийся по площади, многократно усиленный мегафоном. Ох, я не успеваю за маленьким подлецом. Надеюсь, меня не оштрафуют за такую оплошность. Зарплаты ведь не резиновые…

      Когда я выбегаю на балкон, монарх закончил свою речь. Мегафон передают мальчишке. Нет, все же даже в таком виде он выглядит достойно. Вполне презентабельно и элитно.

      На балкончике, на площади наступает звенящая тишина. Тысячи людей ждут: ждут, последнего слова. Даже монарх замер.

      — Знаете что? — начинает мальчишка. Его голос гулко разносится над притихшими горожанами, отражаясь от стен домов, эхом прокатываясь по всей площади. Он запинается на секунду, хмыкает и выпаливает: — Ничего. Идите в жопу.

      Площадь и балкончик взрываются грохотом аплодисментов. Все вокруг трепещет в экстазе, вельможи рядом плачут от восторга, люди на площади радостно вопят, запускают хлопушки и подрывают салюты. Сказочное торжество, великолепная речь! Это мой мальчик! Мой мальчик!

      Я утираю влажную щеку рукавом.

      Мальчишка стоит, вытянувшись в струнку.

      Сидящий в самом углу балкона встает, снимает чехол с топора и отрубает мальчишке голову. Мегафон выпадает из рук.

      — Прекрасные последние слова, — говорит в подобранный мегафон монарх. Со стенок мегафона скатываются блестящие капли крови. — Сохраним же их в истории, как слова последнего человека из Северной страны. Мы выиграли войну!

      Площадь снова взрывается гамом и аплодисментами.

      О, эти показательные казни. Сколько съедают труда, времени и нервов! И ведь ни один — представляете? — из тех, кого готовишь, не оценит твою работу и твои старания!

      Ох, кажется, палач вместе с головой прихватил кусочек пиджака — на минуточку, двенадцать зарплат! Какая неприятность…