Новые похождения авантюриста

                Книга вторая

                (по страницам дневника изгнанника)

                Читатель, предисловия излишни – читай первую часть дневника.

       12 ноября 1663 г. Прихватив с собой пирамиду-мобиль, эликсир-трансформатор и переводчик-коммуникатор, я, Франсуа VI, герцог ла Рош Фуко, оказался в Далеком Космосе. Мои помощники были настроены на обитаемый космос вне Земли, а именно на цель моего путешествия, - Альдебаран, точнее, на одну из его обитаемых планет, Авенлою.  Вот только в пути со мной приключилась приятная неожиданность, - случайно возникшая петля времени омолодила меня на целых тридцать лет.
       Однако на саму планету Авенлою я не попал, так как, к моему огорчению, она обезлюдела, - на ней не осталось ни одного авенлойца. Оказывается, как я узнал позже, та катастрофа, которая случилась на орбитальной станции Веры недалеко от Таурона – прародины части альдебаранцев, этих потомков Светлых Сириусиан, в звездной системе Малиндры, - распространилась и на Авенлою. Призраки Темных Лордов Сириуса или иноземных инкубов и суккубов разрушили цивилизацию альдебаранцев, а их самих превратили в нежить, проще говоря, в «живые трупы». На Авенлое воцарился ад. Поэтому мои приборы сориентировали меня на орбитальную станцию Авенлои. Сотрудники станции, ставшие нежитью, были насильно сброшены в космос станционным искусственным интеллектом. Об этом, как и о многом другом, я узнал не столько от самого искусственного интеллекта, сколько от одного единственного живого гиноида, - искусственного человека женского вида. На станции в пси-инкубаторе хранились зародышевые клетки клонов авенлойцев и тауронцев. Вот из такого инкубатора и появился когда-то мой спутник-гиноид.
       Я был удручен известием о гибели туземцев будущего. И здесь, в будущем, мне не с кем поговорить, как и в Новом Свете на необитаемом острове Пьера. Единственным лучиком света в новом мире тьмы для меня стал упомянутый гиноид по имени «Кайрилет». На первый взгляд, ее нельзя было отличить от обычной женщины.  Когда я спросил ее, чем она отличается от простой женщины, то Кайрилет со смехом ответила мне, что она женщина не простая, а сложная. Но потом мне стала серьезным тоном объяснять, чем она, искусственное создание, отличается от естественной женщины. Я мало ее понял: давало о себе знать мое неполное знание состояния будущих наук.
       - Я действительно женщина, только искусственного происхождения. Можно сказать, что я биоробот.
       - А как же быть с искусственным интеллектом корабля? Я так понял: вы, Кайрилет, подключены к нему и в этом смысле должны быть некоторым механизмом, конечно, не таким примитивным, каким был механизм в мое время.
       - Вы не правы, Франсуа. Искусственный интеллект корабля, кстати, не только корабля, создан не по типу механизма, а по типу организма, и имеет много биосоставляющих. Поэтому я могу сообщаться с искусственным интеллектом одним прикосновением к обшивке корпуса корабля, располагающего живыми компонентами в своем внутреннем пространстве. Что касается меня, то я действительно женщина, появившаяся на свет путем искусственного выращивания живых клеток.
       - Кайрилет, я искренне вам благодарен за то, что вы просветили меня относительно своего происхождения. Мне приятно, что вы стали моей невольной спутницей на станции. Вам, наверное, было здесь ужасно скучно?
       - Здесь было некогда скучать, - приходилось элементарно бороться за свое существование с выродками моих создателей. К тому же я с самого рождения привыкла к одиночеству, - таких, как я, всегда было ничтожное меньшинство.
       - Теперь, Кайрилет, мы составляем подавляющее большинство.
       -  Да, не говорите. Но к этому мне нужно привыкнуть.
       - Что же произошло с теми, кто превратился в инфицированных мутантов? Куда они делись?
       - Станция была зачищена от вредоносного материала, оказавшегося в открытом космосе.
       - В каком они находятся состоянии?
       - Разумеется, в таком, которое несовместимо с жизнью.
       - Вы уверены?
       - Я уверена, так как об этом свидетельствуют фактические данные исследований зараженного материала.
       - То, что вы называете «зараженным материалом» уже совсем не люди или люди не совсем?
       - Они уже не они. Скорее «они» можно назвать «оно» и, конечно, это оно совсем не является прежними и никакими больше людьми. Я правильно вас поняла: вы называете людьми разумных существ?
       - Да, конечно. И все же, пока они мутируют, они продолжают быть разумными существами?
       - Нет, ибо суть мутирования в том и состоит, что люди прекращают быть разумными и свободными существами доброй воли и превращаются в кровожадных зверей, отличающихся животной хитростью, а не авенлойским или тауронским разумением.
       - Вы, Кайрилет, считаете себя тоже авенлойкой?
       - Конечно, но с одной оговоркой, - я нестандартная авенлойка. И еще я теперь одна. К сожалению, те авенлойцы и тауронцы, которые успели улететь с планеты подальше от заразы Темных Лордов, не отвечают на мои запросы и обращения. И это не  случайно, ибо всякий контакт грозит распространением заразы. Эта зараза, ведущая к вырождению моих создателей в зверей-мутантов, распространяется не на клеточном, а на душевном, точнее, информационном уровне. И подобные мне искусственные люди тоже были заражены. Повторюсь, я осталась одна. Думаю, поэтому пока спасшиеся, как и все жители ближайшей Вселенной, не найдут противодействия темной энергии зла, я, то есть, мы не сможем с ними связаться. А между тем, может быть, отгадка скрывается во мне, ведь я же не смогла заразиться.
       - И, правда, Кайрилет, они были бы ближе к разгадке тайны Темных Лордов и спасению от их напасти, если бы установили с тобой контакт. Но, к счастью, его установил с тобою я. Я предлагаю тебе вернуться к нам на Землю. Может быть, там ты сможешь хоть на время заглушить ту боль, которая связана с гибелью вашей великой цивилизации.
       - А почему вы покинули свою цивилизацию?
       - Во избежание преследования. Но мы можем оказаться в том месте моего мира, где меня не будут преследовать. И потом теперь я выгляжу намного младше своего возраста.
       - Как вам это удалось сделать, Франсуа?
       - Это не мне удалось сделать. Это время в коридоре пути со мной сотворило такое чудо омоложения. Вероятно, оно там завихрилось и потекло вспять.
       - Такое иногда бывает от использования просроченных телепортаторов. Они, бывает, выходят из строя «от старости», отслужив положенный срок.
       - Это что-то вроде старческого инфантилизма прибора?
       - Да, выражаясь языком мифологии, это свидетельство инфантилизма времени.
       - Что это может означать?
       - То, что мы не властны над действительным течением времени. Но и оно не властно над нашим сознанием.
       Общение с Кайрилет убедило меня в том, что она мало чем отличается от обычной земной женщины. К тому же она была лишена сомнительных для землянина авенлойских достоинств: эльфийских ушей, бесовского хвоста и волос медузы. Я невольно почувствовал к ней живую симпатию. Странное я существо: испытываю естественное влечение к искусственному существу. Не колдовство ли тому причиной?  Я не мог отвести от нее свой взгляд, как герой греческого мифа от глаз Горгоны Медузы. Глаза Кайрилет как магниты держали меня в своем силовом поле и манили окунуться в свою прозрачную серо-голубую субстанцию. Я не нашел ничего умнее, как сказать ей, что она напоминает мне Юну.
       - Я такой не знаю. Кто это?
       - Авенлойка.
       - Но я не авенлойка, я гиноид.
       - Может быть, но это не мешает вам быть живой и красивой женщиной.
       - Вроде вашей Евы?
       - Откуда вы ее знаете?
       - Я знаю не Еву, а только историю о ее происхождении.
       - Как вы думаете, не являются ли люди, как и вы тоже, искусственными существами?
       - Возможно, только вы не владеете телепатией.
       И в самом деле я точно помнил, что думал о станции, где мы были с Юной, но не говорил об этом Кайрилет. Остается только одно, - объяснить это либо тем, что Кайрилет является телепатом, либо тем, что она мое наваждение. Но если она мое наваждение, тогда где нахожусь я, и что со мной в действительности происходит? Если же она телепат, то почему прямо говорит об этом? Вероятно, она полагает телепатию естественным чувством. Естественным чувством неестественных существа, - так будет точнее, но противоречивее.
       Ввиду опасности стать жертвой инфернальной заразы Темных Лордов, нам не оставалось ничего другого, как отправиться на Землю на единственно целом космическом аппарате для межзвездных перелетов, ибо волшебные устройства, бывшие у меня и у Кайрилет в употреблении, оказались на исходе и могли быть использованы от силы 1-2 раза. Вряд ли космический аппарат, пришвартованный к станции, можно было назвать звездолетом по причине его малого размера, предназначенного максимум для пяти астронавтов. Поэтому между собой мы его называли просто «кораблем спасения». Но зато он был обеспечен всем необходимым для полета к звездам и располагал модулем для спуска и подъема на небесное тело.
       На обратном пути домой я завязал нежную дружбу с Кайрилет. Весело и учтиво мы знакомили друг друга с тайнами наших обычаев и нравов. Особенно полезно это было Кайрилет, ведь именно она не по своей воле летела к нам в гости.  Медленно, но неуклонно мы подлетали к Земле. И чем ближе от планеты к планете мы приближались к ней, тем чаще билось мое неспокойное сердце. Я искренне надеялся, что мы не принесем с собой заразу зла Темных Лордов. Но как меня встретит родная земля, моя Франция? Как непрошеного гостя, как опасного изгнанника? Правда, теперь я выглядел на 30 лет моложе. Поэтому вряд ли меня могли узнать. Во избежание риска следовало представиться своим родственником из провинции.
       13 июня 1693 г. Через три месяца полета на нашем корабле спасения мы высадились на небольшом планетном модуле в отрогах гор Лимузена недалеко от Шаранты, где расположен мой фамильный замок Вертей. Сам космический корабль мы оставили на земной орбите. В замке должна была находиться моя дочь Мадлен. Я жаждал с ней встретиться, а также сблизиться с Генриеттой, страсть к которой от долгой разлуки только усилилась и сжигала меня изнутри. На всякий случай Кайрилет осталась в космическом модуле, ибо это была единственная ниточка, связывающая ее с родным миром. Мы решили, что как только я все выясню в замке, то немедленно вернусь за ней, чтобы вместе в нем устроиться.
       Оказавшись снова на Земле, я не смог сдержать своих чувств и упал на землю, ласково ее обнимая. Я так сильно соскучился по родной земле, что у меня замерло, а потом трепетно забилось сердце в предвкушении долгожданной встречи с близкими. Отдышавшись и с трудом остановив сильный стук сердца по медитативной методе иезуитов, преподанной мне давным-давно Картезием, я встал и осмотрелся вокруг себя. Рядом со мной возвышался планетный модуль, находящийся на ровной площадке в расщелине высокой скалы. Слава богу, было раннее утро и безлюдная местность, так что, всего вероятнее, наш спуск на Землю никто не увидел.
       Мне пришлось в течение почти семи часов выбираться на людное место. За это время я к своему удивлению нимало не устал: давало знать то, что я чудом сбросил целых тридцать лет со своих дряхлеющих плеч и был таким же молодым человеком, как в эпоху Людовика XIII. Запах горних трав, пение сладкоголосых птиц, особенно соловьиные трели, жужжание насекомых, осторожные шорохи лесных зверей и горная дорога, бегущая между соснами, буками и платанами полого вниз, настраивали меня на оптимистический лад. А это очень важно для человека, находящегося в состоянии глубокой печали несчастного изгнанника, потерявшего прямую перспективу и смысл жизни в связи с гибелью целой цивилизации более совершенных существ, чем люди. Путешествие по пустынным местам отрогов окружавших меня гор усыпило мою бдительность. Между тем мне нужно, как никогда, быть бдительным, чтобы не привлекать к себе настороженное внимание местных крестьян, подозрительно относящихся к незнакомцам, появляющимся в малолюдных местах.
       Обойдя стороной несколько деревень, я, наконец, решился выйти на дорогу, приближаясь к родной Шаранте, рядом с которой находился мой замок. К своему ужасу я обратил внимание на то, что люди стали на меня оглядываться. И только внимательно разглядев прохожих, идущих мне навстречу, я понял, почему они смотрели на меня с изумлением. Моя одежда совершенно вышла из моды. Многие мужчины, благородного вида, были одеты в костюм, который плотно облегал фигуру, расширяясь книзу силуэта с поясом-шарфом на линии талии, ниспадающим до колен и продернутым в петлицы, а также  застегнутым на ряд мелких пуговиц. Рукава костюма были вверху узкие с широкими отложными манжетами. Под костюмом, который, как я потом узнал, назывался «жюстокор», сидел более короткий камзол. Кюлоты (штаны до колен – от ред.) были узкие с боковым разрезом и застежкой в виде пуговицы или пряжки. Туфли с пряжкой и квадратными носами, чулки с вышивкой и орнаментом были, кажется, такими, как и в мое время.
       Женщины же были одеты в более откровенные платья, чем я привык видеть. Их нижние юбки не только выглядывали из-под верхних юбок, как до моей последней поездки в иной мир, но и заметно контрастировали с эротично приоткрытой  волосяной подшивкой верхней юбки сзади и по бокам. Лиф платья бы стянут китовым усом и так зашнурован, что вынуждал женщин принимать еле заметную обольстительную и грациозную позу наклона вперед. Декольте имело не овальную, как прежде, форму, но форму правильного квадрата, жеманно обнажая не только грудь, но и часть плеч. Многие благородные дамы носили прическу фонтанж, введенную в моду еще моей подругой Анжеликой. На женских ножках сидели туфли с высоким выгнутым каблуком и острыми носами.
       И только теперь до меня стало доходить, что обращение времени вспять для меня в космосе обернулось ускоренным бегом времени вперед на моей родной планете. Меня кольнула в самое сердце жестокая мысль так, что я невольно застонал: «А вдруг я больше не увижу ни Мадлен, ни Генриетту»? И с ужасом представил, что они уже давно умерли. Больше я не мог терпеть и стремглав побежал по направлению к своему дому.
       Когда я подходил по опущенному через ров с водой подвесному мосту к замку, то навстречу из дверного проема в воротах вышел незнакомый мне слуга, который, едва меня увидев, тут же закричал с радостью: «Молодой хозяин вернулся!» Он тут же побежал назад, повторяя как заведенный произнесенную уже фразу. Я стоял как громом пораженный: вероятно, меня приняли совсем за другого, скорее всего, за Александра, - сына от моей законной жены Андрианны де Вивонн, - которому должно быть примерно столько лет, сколько мне сейчас. Но я, тут же, в этом усомнился, ибо на него вряд ли похож, - он появился на свет, когда Андриана жила уже не со мной, а со своим любовником. Вряд ли им мог быть мой первенец, тоже Франсуа, так как уже в 1663 г. ему было больше лет, чем мне сейчас. Остальные мои сыновья: Шарль, Анри и Жан Батист должны были выглядеть тоже старше меня. Что это за парадокс времени, который делает отца младше своих детей? Оказывается, такое возможно не только в космосе, но и у нас, на Земле.
       Я никак не решался переступить порог своего дома, пока мне навстречу не вышла дама, похожая на мою покойную мать. Я терялся в догадках, не осмеливаясь в ней признать свою дочь. Дама была одета по моде этого времени, но черты ее лица не могли меня обмануть. Передо мной стояла моя дочь Мадлен. Это не могла быть ни одна из трех других моих дочерей от Андрианны: Мари Катрин, Франсуаза и Генриетта. Они походили на свою мать. Передо мной стояла уже не та прелестная девушка, какой я ее покинул в 1663 г., отправляясь в Бастилию, но хорошо сохранившаяся и не потерявшая былой красоты зрелая дама. Она долго стояла как вкопанная, боясь произнести хоть слово, чтобы, не дай бог, не испугать чудом явившееся перед ней привидение.
       - Шарль – это ты? – еле слышно прохрипела Мадлен, едва разлепив сомкнутые уста.
       - Нет, - только и мог сказать я, еле слыша свой собственный голос сквозь звон в ушах.
       - Не говори, что это не ты, не огорчай свою мать, - более уверенно сказала Мадлен, добавив, - иначе быть не может, а то я тут же умру.
       Я не знал, что сказать, как громом пораженный. Но когда Мадлен меня мягко обняла и крепко прижала к своему сильно стучавшему сердцу, я уже не мог сдерживаться и отчаянно заплакал как ребенок потому, что моя дочь стала старше меня и что я больше никогда не увижу Генриетту-Анну. Она нежно меня гладила по вздрагивающей от слез спине и изредка глубоко вздыхала. Потом посмотрела на меня своими заплаканными глазами и спросила: «Где ты так долго пропадал, забыв о своей матери»?
       - Я не помню, - единственное, что я мог сказать, ведь не говорить же ей о том, что она обнимает не своего горячо любимого сына, а непутевого отца.
      - Ладно, со временем вспомнишь. Главное, что ты живой и невредимый и снова у себя дома.
       - Мама, а как мой отец? - В голове у меня пронеслось: «Это же надо – называть свою дочь мамой».
       - Шарль, ты совсем не помнишь, что твой отец был убит на дуэли?
       - Я почти ничего не помню от удара, нанесенного мне по голове в колониях.
       - Значит, ты, как и твой знаменитый дед, был в колониях?
       - Мадлен, извини, мама, ты не знаешь, как я мог там оказаться? И когда я исчез?
       - Я сама не знаю. А исчез ты два года назад, поклявшись, несмотря на мои мольбы, отомстить за честь своего отца, подло убитого на дуэли двумя соперниками.
       - Кем он был убит?
       - Неужели ты не помнишь? Это шевалье де Лоррен и маркиз д'Эффиа. Они же намного раньше отравили с  графом Бювроном возлюбленную твоего деда принцессу Генриетту.
       - Как? Генриетты больше нет на свете? – сказал я с такой горечью, что Мадлен стала меня успокаивать, гладя по щеке.   
       - Успокойся, Шарль, это произошло больше двадцати лет назад.
       - Когда именно?
       - Не помню точно, году в 1670 или 1671.
       - И что, король не покарал мерзавцев? 
       - Он ограничился тем, что отослал от дворца. К тому же Лоррен до этого был в ссылке.
       - Что говорили при дворе об отравлении принцессы?
       - Ходили слухи, что маркиз д'Эффиа подсыпал принцессе Генриетте в сосуд с цикорием яд, присланный через нарочного шевалье из Рима. Через час принцесса отравилась и в мучениях умерла.
       - А Месье знал об этом?
       - Говорят, нет. Заговорщики из боязни болтливости принца его не поставили в известность. Всем известно, что принцесса вынудила своими просьбами короля удалить от двора шевалье из-за того, что он дурно влиял на принца. А потом уже намного позже он еще и соблазнил сына короля от Луизы Лавальер, так что снова попал в опалу.
       - Как вышла дуэль отца с этими негодяями?
       - Я знаю только то, что твой отец, граф д'Олонн, вступился за доброе имя своей сестры, Жанны де Ла Тремуль, обвиненной в любовном привороте шевалье де Лорреном и был им убит. Хотя говорят, что смертельный удар Клоду подло нанес в спину не Лоррен, а маркиз д'Эффиа.
       - Неужели я решил бросить вызов этим содомитам?
       - Да, так ты сказал и исчез ровно на два года. Ходили слухи, что эти убийцы заманили тебя в ловушку и там убили. Но я не поверила им. И правильно сделала. Мой милый, пойдем в дом.
       С этими словами мы зашли в замковый зал для приемов гостей. Здесь я только вспомнил о моей космической спутнице, ожидавшей меня в безлюдном месте, где может случиться с ней все, что угодно. Об этом я поспешил сообщить Мадлен, сказав, что моя спутница по Новому Свету, которую я спас от злодеев, ждет меня в двух часах езды в карете.
       - Зовут мою спутницу Кайрилет. Она дочь индейского вождя в одной из наших западных колоний на берегах прелестного озера Онтарио. Было бы лучше, чтобы о ее существовании знало, как можно меньше народа.
       - Хорошо, Шарль. Твоя спутница – моя гостья. Я пошлю с тобой нашего доверенного слугу Гаспара, который, когда надо, нем как рыба.
       - Отлично. Кстати, как поживают твои сводные сестры и братья?
       - Хорошо, что ты помнишь о том, что они есть, правда уже не все. Больше всего я дружу с Франсуа, который стал после смерти моего отца в Бастилии герцогом Франсуа VII Ларошфуко. Он сейчас в Версале. Там же при дворе Александр.  Анри аббат. С ним я не поддерживаю отношений, так же как и с Француазой. Мари Катрин монахиня. Иногда она, как и Генриетта, бывает у нас в замке. Этот замок - наше общее родовое гнездо. Мы решили, что все дети Франсуа VI имеют право на замок и окрестные земли. Мне вполне достаточно тех средств, которые оставил мой отец. К сожалению, значительная часть имущества твоего отца оказалась отданной кредиторам в счет погашения долгов. Кстати, одним из них был шевалье де Лоррен.
       - Везде маячит этот перст судьбы Лоррен. Пора мне с ним разобраться.
       - Шарль, пожалей свою мать. Он не стоит твоей крови. Я не для того тебя нашла, чтобы снова потерять. Надеюсь, ты не задержишься в пути со своей спутницей. Как ее зовут? Кайрилет? Я правильно назвала ее имя?
       - Ты не ошиблась мама. У тебя хорошая память. Я помню, как ты быстро входила в роль на сцене.
       - Откуда ты это помнишь? Как ты сейчас похож на моего папу. Ты так мне и не сказал о том, как оказался в Новом Свете.
       - Я с трудом припоминаю, что в одном из портов на побережье, где я выслеживал наших врагов, мне проломили голову. Опомнился я уже в Новом Свете.
       - Мне твой рассказ очень напоминает историю твоего деда, - сделала вывод Мадлен и странно посмотрела на меня.
       Я смешался и не знал, чем заполнить затянувшуюся паузу. Появление Гаспара спасло меня от неминуемой лжи. «Чем больше я буду врать, тем тяжелее мне будет изворачиваться», - сказал я самому себе и вышел из залы, пообещав Мадлен скоро вернуться.
       По пути к планетному модулю я сокрушался в своем сердце о том, что никогда больше не увижу моей любимой Генриетты. Горе мое было столь велико, что неизбежное отмщение ее убийцам меня не беспокоило. То, что они расплатятся за свое преступление, было также очевидно, как дважды два – четыре. К моему горю примешивалась боль за страдания дочери по ее исчезнувшему сыну, вероятно подло убитому, и погибшему мужу, не оставшемуся отмщенным. И в этом виноваты все те же негодяи, что убили мою возлюбленную и имели уже дуэльную стычку со мной. Осталось дело за малым, - довести начатое предприятие по уничтожению врагов моих близких и моих собственных врагов до физического конца.
       Затем мое внимание отвлекла мысль о том, что Мадлен что-то подозревает. Не сомневается ли она в том, что я ее сын? Разумеется, было бы странным ей тогда предполагать, что явился ее отец с того света в возрасте пропавшего со света сына. Выходит не только она, но и ее сын очень похож на меня. Мне стало как то грустно от того, что мой потомок оказался в «мире теней». А может быть в раю? Нет, мне верилось с трудом в народную сказку о вечной жизни после смерти. Миф о загробной жизни надо понимать не буквально, как хочется любому человеку, чем пользуются лицемерные патеры, но условно, символически. Вечная жизнь доступна только духам, ангелам, а не людям. К сожалению, нет никаких оснований полагать, что люди, даже очень хорошие, после смерти превращаются в ангелов. Будущее покажет и расставит по своим местам все то, что необходимо и возможно знать Мадлен.
       А пока мне не остается ничего другого, как представиться ее сыном Шарлем. Кайрилет же станет моей подругой из-под Квебека. Но тогда мне надо быть осторожным, ибо мое появление при дворе в Версале обернется угрозой убийства меня моими врагами. Необходимо к этому тщательно подготовиться для того, чтобы их опередить.
       Трудно было привыкнуть к тому, что тех людей, с которыми ты недавно еще жил и общался, уже давным-давно нет. И тут я вспомнил о моем друге Шарле д'Артаньяне. Вот кто мне мог помочь в возвращении в прежде доступный мне мир королевского дворца. В этом я не вполне рассчитывал на своего нерешительного первенца Франсуа и тем более на последнего сына Александра. А вот Шарль, если он еще жив, мог меня поддержать. Для этого необходимо было заслужить его доверие. Как это сделать, не откладывая дело в долгий ящик? Необходимо было создать такую ситуацию, в которой я показался бы ему порядочным человеком, с которым можно подружиться. Одной рекомендации, что я внук Франсуа VI Ларошфуко было недостаточно. А может быть тезки уже знакомы? Если так, то это удача.
       Так коротая время, я доехал до места назначения. Уже вечерело. Я вышел из кареты и предупредил Гаспара о том, чтобы он караулил дорогу, по которой я пошел навстречу Кайрилет. Я не опасался того, что модуль будет найден любопытными крестьянами, ибо он имел защитную функцию скрытности и полностью сливался с ландшафтом местности так, что его никто не мог заметить.
       До Кайрилет я добрался без приключений. Она терпеливо меня ожидала. И когда я ей кратко поведал о том, что случилось, она одобрила мой план возвращения к светской жизни в ее сопровождении. К ее советам стоило прислушаться, ведь она была очень умна и разбиралась в душевной жизни не одних только людей. Кстати, когда я спросил ее во время полета к Земле, почему она так похожа на земную женщину, то она мне исчерпывающе ответила, что ее готовили на Авенлое в качестве нейтрального наблюдателя за людьми.   
       19 июня 1693 г. Вчера мы добрались до Версаля. По пути на Версаль я проверил свой тайник с сокровищами невдалеке от Фонтенбло. Он не был вскрыт. Взяв там необходимые средства на возможные расходы, я купил роскошный дом в Версале и, поощряемый удачей, решил самостоятельно испытать свою судьбу, ибо ни Шарля, ни Анжелики, ни Поля уже не было в живых.  д'Артаньян пережил принцессу Генриетту-Анну всего на два года и умер, как мне сказала Мадлен, в 1673 г. от смертельного выстрела в голову при осаде Маастрихта. Я был один, как перст, даже среди близких мне людей, ибо не мог им признаться в том, кем являюсь. И только Кайрилет была в курсе моей подлинной истории. Поэтому я мог рассчитывать только на самого себя. Но это не проблема: то, что не могут сделать мертвые друзья, сделают большие деньги, мой ум, знания и жизненный опыт. Да и потом Кайрилет со своей способностью к быстрой регенерации была как нельзя кстати.
       Получается так, что мои друзья ушли в мир иной, а я остался один со своими врагами. Почему жизнь так немилосердна к хорошим людям и так снисходительна к дурным? Или в мире ином лучше? Если это так, то их отсутствие еще одно доказательство бытия иного мира. Только они, почему то к нам не возвращаются с вестью о том, что им там хорошо, а только, если появляются, то для того, чтобы о чем-то нас предупредить. Если исходить из этого предположения, то выходит что иной мир служит этому миру в качестве его будущего или, точнее, указателя на то, что может быть, если другого быть не может.
       Интересно, то, что я стал моложе, как то изменило меня внутренне. Да, тело у меня другое, чем было прежде, молодое, но не пожилое, а вот душа та же. Вероятно, та же, значит она вечная. Еще одно доказательство, но уже доказательство не бытия иного мира, а вечной жизни души, которая остается той же самой. В каком-то смысле мое путешествие во времени назад есть своего рода воскресение, и мое «возвращение в будущее» есть жизнь в ином мире. Вот какой жизненный парадокс случился со мной. Добавлю только то, что иной мир нужен человеку для того, чтобы исполнить то, что в этом мире невозможно по причине отсутствия времени и места для исполнения, а также действия и лица исполнения.
        И еще одна мысль относительно того, что я пишу. Не того, о чем пишу, а того, что пишу. В каком качестве я являюсь читателю, даже если читателем являюсь только я? В качестве мыслителя, писателя, драматурга или хроникера. Наверное, во всех этих качествах одновременно. В одном качестве свидетельствую строго по датам о том, что было, как хронист или историк. В другом качестве размышляю как философ. В третьем качестве описываю не только действия, но и чувства, и мысли как писатель.  И, наконец, разыгрываю страсти на сцене дневника как драматург-сценарист. Это и есть мой иной мир. Отнюдь не зеркальное отражение, прямое или кривое, реального мира. Но нечто параллельно с ним существующее, чтобы иногда с ним перпендикулярно или по касательной парадоксально пересекаться.
       Какая же цель стояла передо мной? Разумеется, не удовлетворение чувства мести. Я даже не ставил ее перед собой в качестве второстепенной цели. Она могла играть только роль служебного средства для исполнения жизненного проекта в новом теле с новыми возможностями в новом мире. Мне чрезвычайно хотелось просто жить по человечески, ведь судьба не каждому дает шанс прожить жизнь не так, как она сложилась прежде. Я должен был измениться, чтобы вновь найти смысл жизни.
       Но для того, чтобы начать новую жизнь, я должен был похоронить старую. А то получается, что я живу двойной жизнью. Между тем всем известно, что «на двух стульях не усидишь». Причем нужно было вместе с ней похоронить и моих врагов, а то они не дали бы мне начать новую жизнь. Это было неизбежно. Поэтому первым делом было восстановить справедливость и покончить со своими врагами, взяв на себя роль посланника судьбы. Необходимо было установить равенство в том, что заслужили люди: одни – рай, другие – ад. В этом я не автор, а только герой. Такова моя роль исполнителя воли небес. Указ судьбы заключался в том, чтобы совершить возмездие. Лучше, конечно, было забыть плохое и начать жизнь сначала. То есть, предпочесть равенству отмщения неравенство милосердия не к врагам, а к самому себе. Но прошлое меня еще держало и не давало начать задуманное. Поэтому месть нужна была не столько погибшим, сколько мне самому, чтобы о них больше не думать. Если бы я писал роман, то написал бы так: мне тогда казалось, что только так я могу забыть прошлое и измениться.
       Все это философия. А вот  как быть в жизни? Что делать, чтобы наказать тех, кто виноват?! Смысл момента заключался в том, что я не хотел никого наказывать. Я желал просто жить. Но ведь мои враги, узнав о том, что Шарль оказался чудом жив, не успокоятся, пока не соберутся снова меня отправить, уже надежно, на тот свет. Поэтому я как человек проницательный их должен был опередить. Но как это сделать так, чтобы от этого не пострадать и не подставить своих близких под удар? Именно об этом я крепко задумался. В этом мне должна была помочь Кайрилет, которая уже не могла оставаться безучастным свидетелем происходящего, активно вмешавшись благодаря мне в человеческую жизнь. 
       И вот тут я поймал себя на мысли, что все происходящее есть некоторая условность по отношению к тому, что я живу  и переживаю, обдумывая условные вещи. Это нечто безусловное. А все остальное, им обусловлено. Хотя, как правило, мы считаем все наоборот.
       Первым шагом на пути к новой жизни должен был стать личный прием у короля. Мне ничего не оставалось делать, как в этом обратиться за помощью к своему сводному брату Франсуа VII Ларошфуко, то есть, к своему собственному сыну. Ему было уже 59 лет. Что ж вполне приемлемый возраст для того, чтобы с ним попытаться найти общий язык. Правда, в бытность мою его отцом я никак не мог на него серьезно повлиять по причине того, что он по преимуществу слушал советы лишь своей матери. Но теперь ее рядом нет и тем более у него с Мадлен неплохие отношения. Поэтому на пути к аудиенции у королю я не видел никакого особого препятствия, ведь мой сын был не последний человек при Людовике XIV. Видимо, подобие раскаяния короля в том, что он за его спасение отплатил мне черной неблагодарностью, сказалось на хорошей карьере моего первенца. Вероятно. В этом большую роль сыграло то, что мой сын был добрый малый, но педант, как и король. К тому же король на этот раз должен был не благодарить своего подданного, от которого зависел, но, наоборот, даровать его потомку место рядом с собой, ставя его в полную зависимость от своей прихоти. В этом смысле узурпатор стоил своего коварного брата-короля.
       Так размышляя, я пожаловал на поклон к своему сыну в Версальский дворец. Он радушно меня принял, посетовав на то, что давно не видел своего горячо любимого сводного брата. Он всем своим видом показывал, что рад тому, что опасения моей матушки не оправдались, и я счастливо нашелся. Однако его глаза, которые он не мог никуда спрятать, говорили обратное. Ему было неприятно мое появление во дворце, ибо у меня были могущественные враги, да и король, вероятно, не забыл о моей мнимой ему неверности и, я думаю, часто ему намекал на это. Появись я перед королем, он, всего скорее, был бы взбешен тем, что я напомнил бы ему о его черствости и трусости, ибо я так походил на себя, что трудно было нас не перепутать.
       Таким образом, мой первый шаг оказался ложным. Сын же мой оказался добрым малым лишь на словах. На деле же он был законченный педант, как, впрочем, были педантами многие его родственники со стороны жены. Мало этого, он был еще и трус, во всяком случае, человек чрезвычайно осторожный.    
       Я стал искать случай быть представленным королю, пока счастливый случай сам не разыскал меня. Вышло это так.
       Как всегда, оказавшись в отчаянном положении, я шел на отчаянный, рискованный шаг как настоящий авантюрист. Я решил, ни много ни мало, совершить на короля ложное покушение, зная о том, что настоящее покушение было совершено на его брата-близнеца, - он сам участвовал в этом покушении. Но для этого технически сложного и во многом опасного нападения необходимо было располагать не только деньгами, но еще и надежными людьми, которых у меня не было. План покушения был интересным и дерзким, но утопичным. Или нет? Я стал думать над тем, как его осуществить, чтобы в нужное время предстать перед королем его спасителем от «коварных рук злодеев». 
       29 июня 1693 г. В таверне под Версалем на дороге в Париж я нанял за хорошие деньги четверых молодцов, готовых на любое преступление. Разумеется, я хотел использовать их втемную, ибо они вряд ли согласились бы на меня работать, зная о том, что я собираюсь напасть на самого короля. Ведь за такое государственное преступление полагалась неминуемая жестокая казнь с предварительными пытками злодеев. Но это была лишь часть дела. Другая не менее важная часть заключалась в том, чтобы разведать о том, совершает ли король выезды из дворца инкогнито в чужом обличье, и если да, то с какой целью, когда и куда. Это было намного труднее сделать, так как дело шло о самых важных тайнах королевства. Необходимо было выйти на нужного человека, посвященного в такие тайны, не внушая ему подозрений. Но где такого человека найти? Задание осложнялось минимум отпущенного на такие поиски времени. Короче, говоря, мне необходимо было решить задачу со многими неизвестными.
       Но делать нечего, - пришлось выполнять задуманное. Начал я выполнение задачи с тщательного и детального исследования чертежей Версальского дворца, добытых не без помощи туго набитого пистолями кошелька у помощника архитектора Мансара под предлогом коллекционирования художественных раритетов. Я имел намерение проникнуть в покои короля с «потайного хода», если такой вообще имеется во дворце, чтобы иметь возможность подслушивать интимные и секретные разговоры короля и его свиты с фаворитками и миньонами, например, с маркизой де Ментенон.
       После долгого изучения чертежей мне показалось, что я смог обнаружить несколько возможных потайных ходов во дворце. Требовалось их незамедлительно проверить. На проверку этих потенциальных ходов я и отправился вместе с Кайрилет. Правда, она поначалу высказала свое неодобрению тому, что мы будем подсматривать и подслушивать за интимной жизнью монарха и его приближенных, ведь это так бестактно. Тогда я ей напомнил о том, чем она занималась в бытность авенлойской наблюдательницы за землянами. Она мне ответила, сделав вид, что обиделась, тем, что это не одно и то же. Я промолчал.
       В ходе наших поисков, которые мы вели с подчеркнутой осторожностью, чтобы не привлечь к себе повышенного внимания дворцовой стражи, государственных соглядатаев и случайных свидетелей.
       Все же благодаря удаче и помощи Кайрилет мне удалось обнаружить потайной ход, ведущий от стен Версальского дворца к углу юго-восточного паркового массива, где стоял небольшой и ничем непримечательный павильон. В недрах самого дворца этот потайной ход строго симметрично, согласно рациональному архитектурному стилю разветвлялся на два рукава, ведущих соответственно к покоям короля и его кабинету.
       Таким образом, я нашел две прекрасные площадки для наблюдения и прослушивания за тем, что делалось в королевской спальне и кабинете. Дело в том, что эти площадки имели смотровые и слуховые ниши, вероятно, для того, чтобы при входе в покои и в кабинет не встретить нежелательных свидетелей. Если сравнивать условия наблюдения в Версале и в Копенгагене, то они были не в пользу последнего, ибо дворец Кристины был намного мрачнее и древнее дворца Людовика, а потайные ходы там были чрезвычайно разветвлены и опасны.
       Через пять дней непрерывных наблюдений и прослушиваний я узнал об интимной жизни короля и его свиты, а также секретах французской короны, намного больше того, что знали старожилы дворца. О многом я умолчу, следуя «чести кавалера и патриота  Франции» (как приятно, бывает, приврать!). Расскажу только о том, что касается меня самого и той истории, действующим лицом которой я оказался.
       Действительно, король от случая к случаю пользовался потайным ходом для того, чтобы посещать своих уже немногочисленных любовниц для разжигания любовного огня в супружеской кровати с мадам Ментенон как в стенах дворца, так и за его пределами. Мне было особенно интересно узнать о том, каким обычно маршрутом он пользуется для удовлетворения своего сладострастного желания на стороне и когда именно он им воспользуется.
      Когда я узнал ближайшее время и место тайной вылазки короля за стены дворца, то заранее отрепетировал с шайкой головорезов то, как они будут нападать на карету известной мне персоны, предупредив их о том, что пожилой хозяин кареты не может быть убит. Они должны его пленить и заткнуть рот кляпом, не дожидаясь того, что он поднимет шум. Здесь же на месте я с ними окончательно рассчитаюсь. Разумеется, я понимал, что если я их не утихомирю, то они меня точно отправят к праотцам, - такие уж это были люди, которые своего не упустят. Это у них было написано на физиономии. Но я был в себе уверен и еще подстраховался верной рукой Кайрилет, которая прекрасно могла обращаться с любым видом оружия. Дело осталось за малым, - за объяснением королю при удачном исходе операции того, как я оказался на месте покушения. Мы договорились с Кайрилет о том, что она якобы оказалась у бандитов в заложниках, а я удачно вышел на след ее похитителей и преследовал их до самого места нападения. Лучшей версии, к сожалению, мы не придумали, не располагая нужным лимитом времени.
       1 июля 1693 г. Покушение на короля бандитов и его спасение моей персоной прошло не так гладко, как было задумано. И все же король оказался жив, хотя и получил незначительное ранение в колено. Я же с помощью Кайрилет расправился с наемниками. Однако они оказались ловчее, чем я предполагал, не только убив кучера и сопровождающих короля двух мушкетеров, но и ранив меня в левую руку. Кайрилет, к счастью, из-за своей кошачьей ловкости оказалась целой и невредимой. Лишь следы от веревок на запястьях рук и кровоподтеки, заблаговременно оставленные ею же самой на своем лице, свидетельствовали о ее похищении.
       Король от пережитых страхов во время нападения лишился чувств. Так что Кайрилет была вынуждена приводить его в себя, подсунув под его нос какую-то склянку с острым запахом. Неглубокий разрез на правой коленке заставил короля опереться на мое плечо, когда я с показным великим почтением усаживал его в карету. Мне хотелось не то, что его задушить, сколько бросить такого жалкого на месте покушения, - пусть король сам попробует добраться до своего Версаля. Но я пересилил свое нехорошее желание, однако не мог запретить себе думать о свойственной королю «черной неблагодарности» к его спасителям, имея в виду пример Фуке и самого себя. Король, кряхтя, уселся в карету. Кайрилет села напротив короля. И тут короля прорвало.
       - Кто вы такие и почему оказались здесь в ночное время?
       - Меня зовут Шарль, граф д'Олонн. Я недавно вернулся из западных колоний. Напротив вас сидит Кайрилет, дочь ирокезского вождя Глэйдэйнохче, которую похитили напавшие на вас бандиты. Я шел за ними следом. Когда они напали на проезжавшую карету, я воспользовался ситуацией и напал на них сзади.
       Король оценивающим взглядом в свете фонаря внимательно нас стал рассматривать. Я заметил, что что-то изменилось в лице Людовика.
       - Вы мне напоминаете одного моего подданного, которого судили за измену королю.
       - И он умер в Бастилии. Сир, я его внук
       - Спасибо вам за то, что помогли мне справиться с грабителями. Я надеюсь, вы не будете злоупотреблять рассказами об этом?
       - Ваше величество, я ваш покорный слуга и буду нем как рыба.
       - Сир, мы не пророним ни слова, - подтвердила мои слова Кайрилет.
       - А я и не знал, что индианки так прекрасны и говорят на хорошем французском, - сделал король комплимент Кайрилет.
       - Ваше величество, у нас, в племени сенека, можно найти девушек и получше.
       - Неужели? Тогда стоит отправить экспедицию к вам на родину за невестами для моих дворян. Ладно, граф, поехали. Я вас не забуду. Кстати, где вы остановились?
        - В Версале, на улице Роз,  № 12.
       - Хорошо. А теперь поехали во дворец.
       Я сел на козлы кареты  и пустил коней обратной дорогой во дворец. Я слышал, как Кайрилет умело развлекала своего коронованного собеседника, не давая ему повода для приставаний. Конечно, я надеялся на большее, чем выходило сейчас после нашего знакомства. И все же некоторые успехи были на лицо. Я зарекомендовал себя перед королем в качестве покорного слуги, оказавшего ему личную услугу. А такое не забывается, тем более, что я не настаивал на ответной любезности. Рано или поздно король должен был мне оказать любезность, пригласив на аудиенцию. Однако надо было быть готовым, что король тут же по приезде пустит за мной шпиона  за нами или на наш адрес, если мы вовремя не скроемся.
       Когда мы подъехали к дворцу, король послал меня за слугой, чтобы тот, как я понял, тайно завел короля в его покои и пригласил лейб-медика для осмотра раны. Он и мне и Кайрилет предложил помощь своего врача, но мы благородно отказались от королевского великодушия, сказавшись на то, что раны несерьезны, а дом наш, возможно, подвергся разорению бандитами, так что нам следует поспешить сохранить оставшееся имущество. Дальше королевское великодушие не пошло. Да, и то, что было оказано, вероятно, было продиктовано заботой о том, чтобы успеть пустить за нами соглядатая или, вообще, арестовать без суда и следствия за нападение. Ведь кто то же должен заплатить за страхи и переживания короля, свидетелями которых мы были? Почему нельзя его спасителям не быть виновниками покушения? В этом была известная вероломная логика королевского коварства.
       Как только он отпустил нас, мы поспешили выйти на дорогу к нашему дому. Но, пройдя некоторое расстояние, необходимое для того, чтобы обнаружить за собой слежку, тут же свернули в парковую зону Версаля. Когда мы удостоверились в том, что за нами никто не следит, мы кружным путем дошли до павильона, зашли в него и, нажав на потайной камень, который  несколько дней назад в первый свой приход кое-как нашли, зашли в благоустроенные катакомбы дворца. Когда мы оказались у покоев короля, то услышали следующую беседу между ним и маркизой в присутствии лейб-медика, перевязывающего ему рану. Мадам стала отчитывать короля за то, что он как мальчишка бегает по ночам за короткими юбками. Вот и приключилось с ним несчастье, что он поранил себе ногу. Хорошо еще, что дело обошлось коленом, а если бы удар бандита пришелся бы по голове?
       Когда врач ушел, то между супругами завязался более откровенный разговор.   
       - Так как зовут твоего спасителя?
       - Шарль д'Олонн. Он внук Франсуа де Ларошфуко.
       - Отца теперешнего герцога Ларошфуко?
       - Да. Того самого, кого я посадил в Бастилию и кого в ней, когда пришло время, так и не нашли. Я до сих пор гадаю, - куда он мог деваться?
       - Ты полагаешь, он сбежал?
       - Даже если он сбежал, то, думаю, уже погиб.
       - Я про его внука слышала то же самое. Ты помнишь, он пропал несколько лет назад, возможно, не без помощи шевалье де Лоррена.
       - Да, яблоко от яблони не далеко падает.
       - Это верно. Думаю, необходимо проверить, действительно ли он там живет, и установить за ним и его подругой слежку.
       - Я уже дал соответствующие распоряжения. Если наблюдение не даст ничего важного, то окажу ему честь и приглашу его к себе на аудиенцию. Своих возможных врагов, как ты знаешь, необходимо держать при себе, чтобы при случае их можно было немедленно достать и наказать.          
       - Тебе виднее. Но я бы к нему присмотрелась. Он может нам оказаться полезным.
       - Посмотрим. Время покажет.
       - Да, Луи. Если ты пользуешься потайным ходом, то для вящей безопасности выставляй рядом караул.
       - Гхм..
       Весь остальной разговор царственных супругов не представлял для нас никакого интереса и мы, чтобы не искушать больше судьбу, осторожно удалились к себе домой. Да, теперь нам будет трудно пользоваться павильоном, ведь по совету своей пассии Людовик всего скорее выставит возле него специальный караул против таких любопытных соглядатаев, как мы с Кайрилет.
       8 июня 1693 г. Прошла почти неделя, прежде чем я удостоился приема у короля, что свидетельствовало о том, что я прошел проверку. За последнюю неделю, чтобы занять себя, я заглянул в книжную лавку и там нашел помимо сочинений моих любимых мыслителей, еще трактаты двух неизвестных мне философов: парижского последователя Картезия Николя Мальбранша и голландца Бенедикта Спинозы. Я взялся сначала за трактат Мальбранша под названием «Разыскание истины» на французском языке. Прочитав немного страниц трактата, я нашел чтение занимательным, соответствующим моему интеллектуальному настрою. Кайрилет заинтересовалась, чем я занят. Я ей в ответ прочитал несколько фрагментов текста Мальбранша и стал ее расспрашивать, читала ли прежде она такую литературу и что сама думает о прочитанном.
       - Франсуа, извини, забылась, Шарль, как я заметила, изучая вашу историю, есть интересные мыслители, которые ярко выделяются на фоне массы непросвещенных людей. У нас же не было такой разительной разницы между мыслителями, которых тоже было немного, и всеми остальными авенлойцами и тауронцами. Я сама никогда себя не причисляла к мыслителям, хотя, думаю, умею, если не мыслить, то размышлять. Или я о себе слишком высокого мнения?
       - Нет, что ты, Кайрилет. Я редко когда встречал женщин таких умных, как ты, даже среди авенлойек. Еще реже их можно найти среди землянок. Впрочем, среди землян их тоже мало.
       - По тому, как ты относишься к женщинам можно судить, что ты так же мало связан с предрассудками, как и мыслители Авенлои и Таурона.
       - От всей души благодарю тебя, Кайрилет. Но ты думаешь обо мне лучше, чем я есть на самом деле. И все же, что ты можешь сказать о позиции Мальбранша. Разделяешь ли ты ее? 
       - Как я поняла из отрывка, Мальбранш полагает, что в боге как абсолютной сущности дух и тело находят друг друга. Вне бога они существуют раздельно как самостоятельные субстанции. Для Мальбранша все вещи познаются, видятся в боге. Мне интересно, чем его позиция отличается от позиции Декарта? У нас иной взгляд на соотношение указанных сущих, чем это видится Мальбраншу и Декарту, и я придерживаюсь этого взгляда.
       - В чем заключается суть твоего  подхода к духу и телу?
       - В том, что для меня тело и дух составляют единое целое разумного живого существа. У вас же тело и дух раздельны. И делит их душа как средний термин.
       - По-твоему, выходит, что дух эмпиричен и конечен?
       - Конечно.       
       - Так в этом и заключается позиция Мальбранша, полагавшего дух конечным сущим. Вы с ним расходитесь в том, что он признает бога абсолютной инстанцией, связывающей противоположности, существующие сами по себе отдельно друг от друга, а вот ты полагаешь то, что эти противоположности, как дух и тело, не нуждаются в таком посреднике, так как вступают в связь друг с другом, сообща преодолевая возникающее противоречие.
       - Я хочу уточнить свою позицию относительно такой инстанции, как бог. Из современных тебе земных мыслителей она больше всего напоминает позицию Спинозы.
       - Мне он незнаком: просто я до него еще не дошел. Хотя как ты видишь, я купил его книгу «Этика». И в чем заключается ваша точка зрения на бога?
       - В том, что бог является всеобщей субстанцией. А вот дух, сущностью которого является мышление, и материя, сущностью которой является протяжение, не существуют самостоятельно отдельно друг от друга, но являются атрибутами всеобщей субстанции, которую ты называешь богом. Эта субстанция и есть не только бог, но и мир в целом, то есть, есть как природа, творящая саму себя, или творец, так и природа сотворенная, или свое собственное творение.
       - Получается интересная мировая линия развития мысли: Декарт – начальная точка движения мысли в направлении двоения субстанций, Мальбранш – середина линии такого движения или его средний термин, а Спиноза – конец мыслительного движения, сводящий его противоположности: идею и материю к абсолютной субстанции, в той же мере богу-творцу, в какой природе-творению.
       - Да, в этом есть своя логика.
       - Это логика единства бытия и мышления. И все же здесь есть неясности. Я об этом подумаю про себя, и потом мы это обсудим, - предложил я напоследок.
       - Буду ждать в нетерпении, - ответила мне со смехом Кайрилет.
       На досуге я подумал о нашей беседе. То, что Кайрилет сообщила мне о Спинозе, я решил проверить сразу после того, как я осмыслю то новое, что после Декарта внес в философию Мальбранш. Как я понял из его книги о разыскании истины, этот достославный философ, с которым я решил познакомиться, как только я появлюсь в Париже, критиковал выведение вещей из идей, идей из вещей, существование врожденных идей и творение идей из ума. У него бог был за все в ответе. Дух понимался как конечная величина, причем не материальная, а идеальная, сущностью которой является мышление. Дух мыслит, но идеи производятся не путем мышления по воле конечного духа человека, а благодаря воле бога.
       По мне же дух и есть бог, а не бог есть дух. Если же говорить о конечном духе, то это не сам дух, а его душевное воплощение в теле человека. Да, действительно природа духа разумна в том смысле, что его телом (духовным телом) является разум. Только в воплощенном виде в человеке дух приходит в противоречие с телесными желаниями и душевными страстями. В человеке дух находится не на своем месте, привходящим образом. То есть, его явление в человеке искажается инородными примесями, характерными для человека. Вероятно, есть более адекватные его разумной природе существа, чем люди, как например, авенлойцы. Но и они, в конце концов, явились жертвами страстей своих неадекватных родственников – темных сириусиан.
        И все же в человеке есть инстанция, близкая духу, которая способна и в телесной своей определенности стать на время хозяином положения, прикинувшись страстью, но уже к самому разуму. Эта инстанция есть человеческая душа.
       Как, кстати, она познается, по мнению Мальбранша? Она познается через чувство, ощущение самого себя. Самочувствие, сознание себя есть особый вид познания, по Мальбраншу. Но такое познание не дает определений  ни души, ни ее модификаций в виде свойств, ибо есть познание не из идей, как в случае познания вещей, а из ощущений. Ведь если бы он имел только определение сознания, а не его ощущение или чувство самого себя, то он не знал бы сознания. С этим можно согласиться, если понимать под идеей то, что обычно называют «представлением». Так мы представляем вещи. Но это не философское понимание идеи, впервые данное Платоном, увидевшим в ней то, что видится лишь умом, а именно «чистое качество вещи», ее сущность. Я склонен как раз так понимать идею, то есть, истолковываю ее как явленную уму сущность сущего.
       То, что Мальбранш считает познание других людей, основанным не на ощущении или идее (представлении), а на предположении, возможно верно. Однако когда он также говорит о познании чистых духов. Это предположение Мальбранша вызывает у меня возражение, если под этими духами он понимает не духовные существа, а сам по себе дух. Дело в том, что для меня бог, познание которого Мальбранш полагает четвертым видом или родом познания, и есть чистый дух в единственном числе. Действительно дух познается не из ощущения, предположения или идеи, то есть, в чистом виде, а из него самого как первопричины познания.
       10 июня 1693 г. Вчера я бегло почитал Спинозу перед моей беседой с Кайрилет и нашел у него то, что, к моему удивлению, вполне совпало с тем, что я думал прежде. Я об этом уже писал выше и назвал обманом ума или его хитростью. Ум, чтобы быть принятым чувствами человека как чувственно телесного существа, должен стать сам чувством. То же самое я нашел у Спинозы в его теории интеллектуальной любви к богу как наивысшего аффекта. Об этом мы беседовали с Кайрилет, в итоге сойдясь на том, что разумное или душевное существо познает, исходя из чувств или аффектов, представлений, идей или понятий и того, что Декарт называл первой интуицией как врожденной идеей в смысле рождения вместе с ней самого сознания или ego cogito, а Мальбранш именовал видением или познанием вещей в боге.
       С философией у нас с Кайрилет была относительная ясность, от которой мы получали неподдельное удовольствие. Осталось только обсудить наши немногочисленные возражения на учение Мальбранша об истине с самим автором в Париже.
       А вот с политическими интригами при королевском дворе Людовика XIV была полная неясность. Сама аудиенция у короля меня разочаровала. Король меня представил своему двору как отпрыска славного рода ла Тремуйль, умолчав о моем родстве с семьей Ларошфуко, о чем кое-кто из приближенных короля прекрасно помнил. Этим кое-кто был шевалье Лоррен, который, несмотря на свой уже солидный возраст, выглядел красавцем. На него до сих пор заглядывались не только содомиты, но и дамы, по слухам недавно устроившие скандал по поводу права обладания над нарочно оброненным им шелковым платком. Он мне мило улыбнулся, когда король упомянул меня в качестве спасителя от бродяг, рыскающих в поисках, чем бы и кем бы поживиться вокруг Версальского дворца. Но ангельская улыбка шевалье не могла меня обмануть, ибо глаза его говорили обратное, желая мне провалиться сквозь землю в кромешный ад. Я только этого и ждал, чтобы свести с ним счеты за убитых близких.
       В тот же день давали «оперу короля» Люлли «Атис», которая мне напомнила его же оперу-балет «Флора», чьи звуки и 30 лет спустя звучат в моих ушах, ведь одну из женских партий в ней исполняла моя дочь Мадлен. Опера была так прекрасна, что я был растроган до слез. Теперь я понял то, о чем прежде только догадывался: Люлли – гений.
       Король в последнее время не жаловал лирической музыки покойного придворного композитора из-за строгости своей педагогической Мадам, предосудительно относившейся к искусству и считавшей его забавой для распутных бездельников. И новость о том, что в самом Версале будет исполнена самая любимая опера короля, заставила двор взволноваться и вспомнить то время, когда молодой король сам любил танцевать на публике.
       На спектакле я заметил на себе внимательный взгляд красивой и стройной молодой особы, которая интригующе мне кивнула так, чтобы никто, кроме меня, этого не увидел. Я был не на шутку заинтересован проявленным ко мне интересом столь привлекательной и обаятельной мадмуазель. Правда, Люлли своей восхитительной музыкой заставил меня забыть на время прекрасную незнакомку. К тому же я помнил предупреждение Кайрилет не соблазняться при дворе прелестными дамами, ибо они вполне  могут быть шпионками, подосланными врагами для моей погибели. Я, конечно, понимал, что Кайрилет, проявлявшая ко мне тоже интерес, предупредила меня не только для моей же собственной безопасности, но и для своего удовольствия, справедливо подозревая меня в том, что я могу увлечься не ей, а опасными для меня дамами.
       После бессмертного творения Люлли, заслуживающего более искусного исполнения музыкантами и певческим ансамблем, я поспешил найти прекрасную незнакомку. И все же некоторое время у меня еще звучали в ушах партии Атиса и его пассии Сангариды. Наверное, они оказались более умелыми в исполнении, чем все остальные артисты из труппы театра Месье из Пале-Ройяля. Но, увы, прекрасной незнакомки нигде не было. Я уже отчаялся ее найти, как кто-то неожиданно, но ласково меня взял за локоть из-за спины и увлек в боковую комнату с парадной лестницы дворца. Как только я обернулся, так сразу оказался в нежных объятьях моей незнакомки. Ощутив на своих губах сладострастный поцелуй ее мягких и волнующих губ, я почувствовал, как замерло мое сердце, и закружилась от счастья моя несчастная голова. Следом сердце бешено забилось, и я рефлекторно сжал ее стройный стан в своих страстных объятьях. Стан моей спутницы внезапно выгнулся назад, ножки подогнулись, и я едва успел ее подхватить и нежно взять на руки. Я понял, что прекрасная дама от избытка сердечных чувств потеряла сознание. Как удачно, что рядом оказалась роскошная тахта, на которую я положил мою незнакомку и сел рядом с ней, пробуя угадать, с кем имею дело.
       Как учтивый кавалер, я не мог воспользоваться слабостью дамы и получить так долго ожидаемое мужское удовлетворение. К тому же так исполненное, оно бы оказалось неполным без участия самой дамы в его достижении. Поэтому я был вынужден пожирать лишь глазами ее желанное тело, свободно раскинувшееся на мягкой тахте. Кем она была? Очевидно, что она была возлюбленной моего внука, слишком давно не видевшей своего долгожданного графа. Черты ее лица были великолепно вылеплены: природа на славу постаралась. Она казалась богиней красоты,  вышедшей из пенных волн Ионийского моря. И это были не просто слова. Действительно, она оказалась превосходной находкой, нашедшей самого охотника, за долгие мои мытарства по разным мирам в поисках желанной любви. Правда, у меня вскользь мелькнула мысль о Кайрилет, к которой я испытывал вполне определенные чувства, но приключение с удачным призом звало меня вперед навстречу манящей неизвестности.
       Вдруг я услышал скрип открывшейся двери, и в них показалась фигура Людовика XIV в сопровождении Мадам короля. Они с удивлением уставились на меня и лежащую рядом незнакомку и одновременно развели руками.
       - Однако, вы, сударь, время не теряли, -  с осуждением, качая головой, молвила госпожа де Ментенон.
       - Нет, дорогая, ты плохо о нем думаешь. Наш спаситель продолжает оказывать свои спасительные услуги уже прекрасным дамам. Так, кто это у нас, ах, да, это…
       - Мария д'Арманьяк, дочь вашего конюшего.
       Я был поражен этим известьем. И уже невнимательно слушал колкости короля и Ментенон. Впрочем, вскоре они нас оставили, а Мария стала приходить в себя. Я внимательнее присмотрелся к приходящей  в себя прекрасной даме. Казалось бы, я должен был насторожиться, ведь она была племянницей шевалье де Лоррена. Возможно, поэтому ходили слухи, что в исчезновении д'Олонна замешан шевалье, который вовсе не желал, что возлюбленным его племянницы может быть внук его врага - герцога Ларошфуко, бывшего сердечным другом Мадам Месье. Однако я не испытывал к ней никакого другого чувства, кроме нежности. Мне было все равно, чья она родственница. Как только Мари очнулась, так нежно меня обняла и заплакала от счастья, что, наконец, меня нашла. Однако затем показала свой ревнивый характер и обидчиво стала упрекать за то, что я ее покинул и уехал без предупреждения в неизвестном направлении. Оказывается, я был в колониях в Новом Свете.
       Я вошел в роль и подыграл Мари, оправдываясь тем, что ее семья была против меня, и я желал ей только счастья.
       - А в результате, Шарль, ты причинил мне большую сердечную боль, которая со временем только усилилась. Я надеясь, теперь ты никуда больше не пропадешь, а не то я просто умру.
       Я заверил Мари, что никогда больше ее не покину без ее на то соиволения.
       - Что-то меня заставляет усомниться в твоем уверении, - ответила мне Мари, подозрительно погрозив мне своим чудесным пальчиком.
       Я весело засмеялся и проводил ее до кареты, направив шаги к своей карете. Но на пути к ней мне преградила путь чья-то тень.   
       - Граф д'Олонн, вы не могли бы оказать мне любезность и выслушать меня.
       По голосу я понял, что меня окликнул мой враг, шевалье де Лоррен. Шевалье выступил из тени и вопросительно посмотрел на меня.
       - Не чаял вас здесь увидеть, шевалье де Лоррен. Я к вашим услугам.
        Так обменявшись формальными любезностями, мы остановились в шаге друг от друга. Однако шевалье не проявлял обычной для себя дерзкой манеры дразнить остротами своего противника. Он неспешно собирался с мыслями в моем присутствии. Наконец, он нарушил молчание.
       - Сударь, вы знаете, где вы находились все это время, как нас покинули.
       - На аудиенции у короля речь шла об этом.
       - Но мы то с вами знаем, где вы были. Версия о вашем пребывании не выдерживает никакой критики.
       - Вы, что, шевалье, обвиняете меня во лжи.
       - Что вы, граф. Может быть, вы просто забыли об этом. Как говорил мой знакомый герцог Ларошфуко: «Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум».
       - «…на свой разум».
       - Вам лучше знать.
       - В каком смысле?
       - Ведь герцог был вашим дедом.
       - Шевалье, вы намекали мне на то, что я был не в колониях. Почему же я, по-вашему, говорю обратное?
       - Может быть, вы и были в колониях, но не все два года вашего отсутствия.
       - Откуда вам это известно?
       - Мне это известно, как родственнику Мари, любовником которой вы были.
       - Так, где же я отсутствовал помимо колоний?
       - Короткая у вас память, молодой человек. Вы были у меня в имении в Лотарингии, когда, возвращаясь со свидания с племянницей, наткнулись на засаду ее отца. В неравной схватке вы были ранены и получили сильный удар по голове, потеряв сознание. Только мое вмешательство спасло вам жизнь. Вас отнесли ко мне домой, где вы отлежались и потом исчезли. Не дождавшись меня из Парижа.
       - Значит, я вам обязан жизнью? Если так, покорно вас благодарю.
       - Не стоит благодарностей. Надеюсь, что на моем месте вы поступили бы также. Или я ошибаюсь?
       - Мы все иногда ошибаемся. Но я думаю, что вы в данном случае не ошиблись.
       - И на этом спасибо. Я вас не осуждаю за связь с моей племянницей, хотя и не являюсь вашим другом. Из-за дуэли с вашим отцом вы посчитали меня своим врагом, но не я нанес подлый удар ему в спину. Это дело ваше и маркиза д'Эффиа. Вероятно, вы, как многие другие, считаете меня и отравителем Мадам Месье. Я не буду вас в этом разубеждать. Я желал неприятностей Генриетте Английской, но я ее не убивал, как и не подсылал к ней отравителей. На вашем представлении двору мне подумалось, что все боятся смерти, и я ее боялся. Но теперь я понял, что она такое и мне стало легче переносить ее близость. Принято считать смерть мертвой, но она живая. Я не оговорился: она живая в том смысле, что никогда не исчезнет, не прекратит свое существование. Я даже стал завидовать мертвым, ведь они никогда не перестанут быть мертвыми. Именно смерть является вечным постоянством.
       - Да, вы философ, любезный шевалье. Однако, по моему разумению, смерть тем то и отличается от жизни, что она есть то, чего нет. Когда есть смерть, ничего нет, включая и указанное вами постоянство. В смерти нет постоянства, как нет и ничего другого. Вот этим ничтожением всего она и страшна. Вы же пытаетесь смерть реабилитировать, придавая ей черты жизни. Возьмем меня. Когда есть смерть в отношении меня, тогда меня нет. Единственно чем смерть привлекательна, так это тем, что итак все знают, - она прекращает наши страдания. В этом смысле она есть утешение для страждущего. Иногда человеку очень плохо от сознания своего сознания.   
       - Возможно, вы правы. Мне смерть кажется благом, что она прекращает свойственное мне желание зла окружающим. Но теперь я меньше всего его желаю, и поэтому не буду чинить препятствий для вашего романа с моей племянницей. Могу даже замолвить словечко за вас моему брату.
       - Чем я заслужил такую милость?
       - Не в вас дело, а во мне. Я больше стал задумываться над странностями своего скверного характера.
       - Вы советуете мне положиться на ваше слово и все забыть?
       - Совсем нет. Я не рекомендую вам полагаться на мое слово или слово любого другого придворного. При дворе наивно искать дружбу и товарищескую солидарность. Я просто хочу сказать, что «не так страшен черт, как его малюют».
       - Вы ждете от меня шага к примирению?
       - Не совсем. Я жду от вас разумного решения. У нас нет причин для ссоры. Вот что я вам хотел сказать. Хорошо будет, если мы не будем давать друг другу повода для вражды. Договорились?
       - Я за договоренность о нейтралитете.
       - Я тоже. Не смею вас больше задерживать.
       - Спешу откланяться. 
       За показной вежливостью шло прощупывание позиций и интересов сторон. Я отдал должное шевалье. Он далеко не так прост, каким хочет казаться. Естественно, он своим предложением хотел усыпить мою бдительность, чтобы ужалить исподтишка, когда я этого не жду. Сказку про мое спасение шевалье, очевидно, сочинял на ходу: его описание случившегося было «шито белыми нитками». Если бы это было так, то я не оказался бы Шарлем. Следовало быть начеку и ждать, когда Лоррен не сам, а через своих людей будет меня тестировать на бдительность. Вероятно, его стараниями реальный Шарль расплатился с ним своей жизнью и гниет где-нибудь под землей в укромном месте. Все эти соображения были продиктованы здравым смыслом. Но они не помогли мне понять объективного содержания самой беседы и особенно размышления  шевалье о бренности жизни и смерти. 
       Когда я вернулся назад домой, то рассказал Кайрилет и о встрече с Мари, и о беседе с Лорреном, вкользь упомянув об аудиенции у короля. Кайрилет встревожилась из-за моей беседы с шевалье, сделав вид, что не придала значения моей встрече с возлюбленной Шарля.
       На следующее утро я встал рано и вышел из спальни в сад. В саду уже прогуливалась Кайрилет, сосредоточенно шагающая из угла в угол буковой аллеи и что-то то ли напевающая, то ли с самой собой разговаривающая. Когда я подкрался к ней поближе, то увидел, что она с кем-то разговаривает по миниатюрному  коммуникатору, сидящему в ушной раковине. От удивления я выпрямился и Кайрилет случайно меня заметила. Она мне счастливо улыбнулась и я понял, что она, наконец, установила контакт через наш посадочный модуль со спасенными альдебаранцами.
       Только теперь у меня открылись глаза на то, как все же Кайрилет красива. Ей было к лицу платье голубого цвета времени позднего правления Людовика XIV, подчеркивающее стройность ее стана и выпуклость женских форм. С его цветом ассоциировался цвет ее миндалевидных глаз. Загар на ее теле равномерно оттенял блеск ее красоты. У Кайрилет были правильные черты овального лица. Только нос был чуть длиннее и толще приподнятый кончик носа по сравнению с тем, что могло быть принято пуристом за эталон пропорций. Брови были средней величины дугообразной формы. Рот с припухлыми коралловыми губами вытянутым слегка намеченным сердечком.
       Я невольно подбежал к ней и из-за того, что она вся светилась счастьем, нежно ее обнял. Она меня не отстранила, но крепко ко мне прижалась. И вот тогда я ее ласково поцеловал в полураскрытые губы. Она мне ответила страстным поцелуем. Я больше не мог сдерживать своего любовного желания и сильно, но не грубо, сжал ее в своих объятьях. На этот раз она на меня смущенно посмотрела и сказала, чтобы я ее отпустил, а не то вдруг разорву в своих стальных объятьях как коршун голубку.
       - Что ты, Кайрилет, я тебя никогда не обижу, ведь я тебя сильно люблю.
       - Так же, как и возлюбленную Шарля? – спросила меня Кайрилет с легкой иронией.
       - Нет. Возлюбленная Шарля его потеряла. Я же, Кайрилет, тебя никогда не потеряю, помяни мое слово.
       - Ловлю тебя на слове, - так ответила Кайрилет, что я почувствовал, что она была рада моему убеждению.
       Мне было приятно стоять с ней рядом. Но во всем нужна мера. Расширение времени по необходимости приведет к нарушению меры и потребуется уже новое качество моего любовного влечения. Кайрилет как будто это почувствовала и нехотя освободилась от моих объятий.
       - Милая, мне этого мало.
       - Хорошего помаленьку.
       - Но почему, ведь тебе это тоже нравится.
       - О таком не принято спрашивать у земных женщин.
       - А у вас на Авенлое?
       - На Авенлое уже нет тех, у кого это можно спросить. И мы не на Авенлое.
       - Кайрилет, какая ты все же уклонистка.
       - Франсуа, какой ты все же ветренник. Ты сначала разберись с Мари, а уж потом показывай нежные чувства ко мне.
       - Кайрилет, я выбрал тебя.
       - Так докажи это и от слов перейди к делу.
       После минутной паузы, в ходе которой я с сожалением охал и ахал, я, наконец, стал расспрашивать Кайрилет о спасшихся альдебаранцах. Она сказала, что они расположились в другой крайней части Млечного пути, так что до них от Земли дальняя дорога.
       - Как нам теперь поступить? Может быть, мне оставить тебя и полететь к ним? После установления с ними близкой связи я вернусь сюда за тобой или останусь здесь. Как ты на это смотришь?
       - Отрицательно. Если отправляться в дальний путь, то обязательно вдвоем, - я не хочу с тобой разлучаться.
       - Я тоже. Но ты нашел свою дочь, решил встретиться с Мальбраншем и найти свое место в Версале.
       - Хорошо, что я нашел дочь еще живой, как и остальных близких родственников. Но все остальное отходит на второй план. Я надеюсь, что в будущем со мной не произойдет больше превращения времени, ведь оно редки в путешествиях по космосу. Я прав?
       - Да, это  непредвиденная случайность, но для тебя она приятная. Давай сделаем так: ты останешься здесь и будешь самоутверждаться в Версале, а я тем временем отправлюсь к посадочному модулю и проверю его готовность к вылету на звездолет. После этого мы окончательно решим, что будем делать. И не флиртуй с Мари, - а не то я обижусь. Договорились?
       - Хорошо. Обещаю.
       17 июня 1693 г. Прошло несколько дней. Я привыкал к дворцовым увеселениям, от которых уже отвык, и, насколько это возможно, сторонился Мари, чтобы не вызвать у нее подозрений в моей холодности, пытаясь честно исполнить просьбу Кайрилет. Однако, несмотря на мои неимоверные усилия, я не смог ее остановить и сдался на милость богини любви в одном из покоев фрейлин Мадам короля, когда двор был на вечернем гулянье. Мое молодое тело создано явно не для монашеской аскезы. К тому же против любовного огня Мари никакой монах не смог бы устоять. Поэтому я вовсе не виноват перед Кайрилет. И когда она вернулась из поездки в горы, я не имел достаточных оснований для того, чтобы признаться ей в своей неверности.
       Однако Кайрилет, как приехала, была озабочена совсем не этим. Дело в том, что энергетическая установка корабля разрядилась, возможно, потому, что кончился срок ее эксплуатации, и у нас не было возможности ее зарядить, чтобы отправиться в обратный путь на земную орбиту к звездолету. Я тут же вспомнил, что Кайрилет до отлета на Землю сетовала на то, что эта установка находится на «последнем издыхании». Плохое настроение Айрилет не могло не передаться мне. И мы сообща погрузились в тягостное уныние. Как вдруг, вскричав, моя возлюбленная с волнением в голосе  заговорила о том, что вспомнила, как давным-давно, когда училась на наблюдателя, она оказалась невольным свидетелем разговора авенлойских разведчиков о резервном планетолете, припрятанном их учителями еще в далеком прошлом в одной из пирамид египетских царей.
       Она тут же спросила меня о том, можем ли мы отправиться в Египет, и позволяет ли нам это сделать состояние дипломатических отношений французского королевства с египетского султанатом?
       - Третьего дня при дворе я ненароком услышал разговор одного нашего негоцианта по имени Мишо с канцлером Вуазеном де ла Нуарей. Так тот жаловался канцлеру на то, что в египетском султанате неспокойно, и фирман Порты, согласно которому торговые караваны французских купцов пользуются протекционистскими льготами империи, не всегда соблюдается каирским владыкой. Вуазен заверил негоцианта, что доложит королю и постарается уговорить сира сообщить турецкому султану о неподобающем отношении его вассала к их договоренностям относительно торговли, обоюдно прибыльной для обеих корон и их подданных. Я так понял, что Мишо отправляется в путь в  Каир в начале следующего месяца. Видишь, как все складывается в нашу пользу.
       - Ты думаешь, можно присоединиться к каравану?
       - А почему бы и нет?
       - И под каким предлогом?
       - Под предлогом осмотра местных исторических достопримечательностей и посещения святых мест.
       - А где там есть святые места?
       - Кажется,  в самом Каире есть место Матария, где останавливалось «святое семейство». Если мне не изменяет память, то от Каира до пирамид рукой подать.
       - Нам надо попасть на плато Гизы, где расположены самые высокие пирамиды, и найти третью по величине пирамиду фараона Микерина. Пирамиды находятся от Каира на расстоянии двух-трех часов езды на верблюде.
       - Откуда ты это знаешь?
       - От бортового  звездолета, конечно.
       22 июня 1693 г. Позавчера у меня была встреча с королем, на которой я попросил его о том, чтобы он составил мне рекомендацию турецкому султану в качестве ученого любителя древностей, желающего посетить окрестности Каира для изучения древних памятников египетских фараонов. Король мне уклончиво ответил, что подумает на досуге. А вот сейчас, когда его оставили верные друзья в лице министра финансов Кольбера и военного министра Лувуа, приходится проводить весь день, а порой и ночь, за решением бесконечных государственных дел. Я понял, что без верного человека мне не добиться королевской рекомендации. Таким человеком не мог быть мой бывший воспитанник Месье, к которому я потерял всякий интерес с гибелью Мадам. Новая жена принца была некрасива и глупа, но прямодушна. На этом пути меня ждало бы одно разочарование.
       Получить рекомендацию короля к османскому паше мне помог счастливый случай. В последние дни я стал замечать, что на меня бросает украдкой пылкие взгляды маркиза Ментенон. Поначалу это меня забавляло, потом по привычки уже стало льстить, а по размышлению мне показалось полезным. Ведь именно мадам как самое влиятельное лицо при дворе после короля могла мне помочь с отъездом в Египет. Добившись своего, она, естественно, должна была отослать меня подальше для отвода посторонних глаз. Я уже знал о том, что холодность маркизы, о которой ходили легенды, вещь напускная, и она как любая женщина в годах страдает от недостатка физической любви. Я решил ей облегчить страдания в обмен на небольшую услугу. И когда представился случай, а он не мог не представиться, ибо был подстрекаем сладострастным желанием тайно коронованной королевы. А я как верный рыцарь первой дамы королевства просто не мог не оказать ей милой услуги. В любви она была как львица ненасытна и буквально лишила меня всех моих любовных сил, которых совсем не осталась на мою малышку Мари.
       Кайрилет на это посмотрела сквозь пальцы, ибо моя любовная интрига больше вредила не ей, а ее сопернице Мари, уже познавшей, что значит быть не только возлюбленной моего внука, но и его деда в моем лице.
       Однако вернусь к маркизе. Она была недурна собой.
      Особенно красивыми были ее восхитительные карие  глаза, излучавшие мягкий свет и действовавшие успокаивающе на собеседников. Недаром она слыла учителем. Но еще очаровательнее порядком зрелых телесных прелестей был ум маркизы. Это был ум существа, способного уговорить кого угодно на что угодно. Генриетта была душевной и красивой женщиной. Портило ее кокетство. Франсуаза д'Обинье же была чувственной и умной женщиной. Портила ее циничность рассудочного существа. Как только ты это понимал, так вся магия ее обаяния неведомо куда пропадала, и ты чувствовал, что бремя ее власти над тобой не так легко, как тебе казалось прежде.
       Особенно тяжелой представлялась железная логика ее рассудка. Это был рассудок фанатички, которая лицемерно маскирует циничные средства для достижения благой цели. За ханжеским обликом «святоши в юбке» скрывался холодный ум властного человека. Казалось, что она сошла со страниц комических романов ее прежнего мужа, писателя Скаррона. Порой бывает такое чудо: забавный персонаж романа превращается в близкого человека писателя. С таким человеком нельзя было не играть роль простодушного любителя ученых древностей, ибо в противном случае ты мог оказаться потенциальным его врагом: ничто так не раздражает рассудочного человека как разум его собеседника. В чем кроется причина такого раздражения? В том, что рассудок не терпит того, что ему противоречит, а разум как раз живет этим противоречием.
       Для того, чтобы не только понравиться Франсуазе, но и покорить ее рассудок, требовалось показаться ученым педантом или ученым ослом, что я и не преминул сделать. И в этом мне помог мой авантюрный дар и ремесло актера. Ведь кто такой актер? Это человек, который является кем угодно, но только не самим собой. То есть, есть полностью управляемая кукла кукловода. Как режиссер захочет, так тебе и быть. Актер – это тот, кто не есть, а только кажется. Для него самое важное - представлять кого то, казаться им.
       Есть характерные актеры. Они представляют характер персонажа, его Я. Есть актеры амплуа или той роли, которая соответствует их внешним данным. Есть типические актеры. Они играют тип человека на сцене. У меня, например, амплуа инженю или простодушного. Но характер петиметра или модника. Тогда как на самом деле я принадлежу к типу рефлексирующего человека, тяготею к философскому роду. Получается человек с тройным дном. Первые две маски нужны мне для успеха в обществе и достижения своих целей. А вот последняя является ли уже не Я персонажа, но авторского Я? Не могу сказать «да» с полной уверенностью, ибо и это Я может оказаться очередной маской актера.
       И все же актеры не просто актеры. Если бы это было так, то они были бы пустышками, полыми внутри. А между тем мы их отличаем и не только по амплуа и по характеру персонажа, а и по складу своего характера и тому обаянию, которое им собственно присуще. И вот это обаяние и есть выражение их души. В этом они артисты.
       Вместе с тем актерский удел есть удел женский, ибо у актера есть характер и душа, как у женщины, но нет ума, который есть только у мужчины. Как и женщины, они способны на развитие того, что им дала природа и воспитание, то есть родители. Но они не способны сами творить, как мужчины. Они могут только экспериментировать с тем, что усвоили от других – авторов (драматургов и сценаристов) и постановщиков (дирижеров ансамбля актеров). Актеры живут не своим собственным умом, а заемным умом авторов и режиссеров. И даже интеллектуальные, точнее, рассудочные актеры, играющие характер умного человека, умны не сами по себе, но по тому, что кажутся таковыми, сообразно своей роли, прописанной автором и поставленной режиссером. Как и в пении у певца или певицы, так и в  игре у актера или актрисы, должен быть поставлен, только не голос, а образ, роль персонажа. Причем не им самим, исполнителем, а другим, - автором или постановщиком, ведь со стороны виднее. Выходит, что актер, как женщина живет умом отца или мужа, а в его случае автора или постановщика, или, наконец, зрителя. Да, да, зрителя. Если в литературном ремесле персонаж живет автором, а читатель персонажем, то в театральном ремесле актер живет персонажем, а зритель живет актером, ибо актер ему доступен только в образе актера.
       7 июля 1693 г. С трудом мне удалось добиться рекомендательного письма Людовика к турецкому паше и, пообещав Француазе, Мари и Мадлен, беречь себя в дороге я отправился вместе с Кайрилет в торговую экспедицию Мишо в Египет. Перед самым отъездом я имел встречу в Париже с философом Мальбраншем, которая меня разочаровала, ибо сам философ не нашел нужным пускаться в долгие объяснения на мои сложные вопросы о душе, теле и духе. Полезным было только то, что Мальбранш познакомил меня с трудами немецкого философа Лейбница, служившего у ганноверского герцога в качестве придворного архивариуса. 
       15 июля 1693 г. Мы уже неделю в пути. За это время мы еще больше сблизились с Кайрилет и стали любовниками в своем шатре на ночном отдыхе на провансальском побережье. Куда приятнее было бы заниматься любовью у нас дома в Версале. В дорогу, между прочим, я взял солидный куш золотых монет на возможные расходы и на всякий случай чудесные драгоценности.
       Я был очень рад тому, что, просыпаясь, каждое утро мог поздороваться с моим признаком мужской силы, служащим мерилом повторения и одновременно различия, связанных с рождением новой, уже иной жизни  и возрождением моей.  Тогда как прежде в моем тогдашнем возрасте, мой признак не баловал меня своим вниманием. Ему мешал живот, который напоминал о прожитой жизни, ведь о жизни мы судим по животу, недаром он зовется так же. Рост жизни измеряется ростом живота. А вот теперь, когда я помолодел на тридцать лет, он был на своем месте и не мешал мне в моих авантюрах.
       Я зову себя авантюристом. Вы спросите меня: почему? Я отвечу: потому, что я занимательный путешественник и бегу от надоевших мест, куда глаза глядят. Я остаюсь самим собой (от себя не убежишь), а вот места как декорации сменяют друг друга. Так времена сменяют друг друга, а душа, как и имя, остается прежним. От этого, вероятно, и изменение характера жизни заставляет сменить и свое имя. Так мирской человек, уходя в монастырь и умирая для мира, получает новое, уже духовное имя, живя не для себя, а для бога. В моем случае  за сменой декораций мест в пространстве моментально во времени следовала смена впечатлений в моей душе. Можно сказать, что эти смены сосуществовали, случались одновременно, а душа ассоциировалась у меня с вечностью, в которой телесная жизнь как измена чувств совершает бег по кругу времени.
       27 июля 1693 г. Вот уже вторую неделю мы плывем по Средиземному морю. Бортовая качка меня, бывалого пирата и космического путешественника по иным мирам, не беспокоит. Как не беспокоит она и Кайрилет, которая привыкла к болтанке перемены мест с самого, что ни на есть, рождения, появившись на свет в космическом полете. Море – это своего рода земной космос, и мы в нем себя чувствовали как рыбы в воде. Наши торговые суда (два флейта) шли по морю в сопровождении трех военных галер, гребцами на которых были беглые каторжники. В свой эскорт мы взяли три галерных корвета для охраны от берберских пиратов, которые ждали торговые суда в водах у Алжира в надежде поживиться уже не только живым товаром, но и золотом, драгоценностями и всем тем, чем торгуют европейские купцы на Востоке.
       Я «купался» в морской стихии, отдавая себя на волю порывистому ветру, теплому в этих широтах. С умилением в сердце прислушивался к его вою, к скрипу  мачт, шуршанию вант, хлопанью неприкаянных парусов под его напором. Море переливалось цветами радуги, и я ощущал на своих губах соль уже не земли, а морской воды.
       Но море таило не одни радости любования. Несколько дней назад меня смыло за борт во время большой качки, так и не случившейся морской бури, и я чудом остался жив. Но оно успело меня вволю погонять по своим высоким волнам, взбираясь на гребень которых, я ожидал очередное падение в пропасть между ними. Плавая в кипящих пеной волнах моря,  я нахлебался больше, чем надо, морской воды. Именно в них я был на волосок от смерти, и не потому, что мог захлебнуться и пойти на дно или на корм акулам, а потому, что там было легко потеряться. Но опять, уже в какой раз, моя путеводная звезда Юна, она же Сюзанна, вывела меня на корабль. Матросы с радостью вытащили меня из воды, ибо утопленник в торговом путешествии – дурной знак плохой прибыли на рынке.
      Кайрилет, когда вновь меня увидела на палубе, едва не лишилась чувств от найденного счастья быть со мной. Положительно, мне бывалому авантюристу, везет на женщин, которые меня любят. Я как учтивый кавалер им плачу той же монетой.
        Но почему английский драматург и актер Шекспир сказал: «женщины, ваше имя – вероломство»? Я придерживаюсь более выгодного  мнения об этих очаровательных особах. Согласитесь со мной, - с ними куда как приятнее, чем с мужчинами. Да, женщины бывают по своему характеру капризны и болтливы, - не зря же мужчин, если они так себя ведут, называют женщинами. Но с мужчинами бывает неприятно от их бесчувственности и грубости манер. Правда, скажу я вам, и женщины бывают неприятны, вызывая раздражение своими придирками и частыми сменами настроения, тем, что скачут с одного на другое в разговоре. Легкомысленная болтовня в меру мила. Но когда она преступает свою меру, или свои границы, то навевает смертную скуку.
       Но с Кайрилет мне никогда не было скучно. Вероятно, это объясняется тем, что она неземная, а небесная, космическая женщина. Ведь не зря же Сюзанна мне говорила, что она воплощение ангела как небесного существа, самой идеи женщины. Она, конечно, не была самой идеальной женщиной. Но находилась где-то рядом с ней, была одним из ее первообразов. Кайрилет такая же.
       Я сделал нехитрое открытие: женщины, как и авантюрные романы, поучают, забавляя, читателя. Но во всем нужна мера, даже в развлечениях. И хорошо когда женщина умеет не только легкомысленно развлекать, как диковинная зверушка или игрушка, но и серьезно озадачивать, как неглупый мужчина, прошу прощение, человек. Оговорка, как говорят, говорит сама за себя. Я мужчина, чему не столько рад, сколько рад тому, что я не женщина. Лучше быть иным, чем таким, каким тебя создал бог. Бог меня создал мужчиной. Так в чем моя заслуга? Главное, чтобы в этом положении найти не только преимущества, но и недостатки, оставшись прежним, причем не столько со своей стороны, сколько со стороны другого. Поэтому лучше сказать, что я  мужчина как не-женщина. В каком смысле? В том, что я кажусь мужчиной, так себя веду как кавалер. А на самом деле я человек. Мало быть мужчиной как тем, кто не женщина. Нужно быть человеком и за каждым душевным существом признавать его человеческое достоинство. А то получается, что только мы мужчины. А как же женщины? Мы то без них как? Ведь они, как и мы нужны не только для тела, но и для души, а порой и для ума. Но для этого надо выбирать не дур, а умных женщин. Как будто дураков меньше?
       Мужчина, если он не кавалер, то грубиян, скотина. Женщина же, если она не дама, то только женщина, не более. Между тем важно быть еще человеком. Повторю, важно человеку, а не самцу или самке, то есть зверю. Это другая крайность. На этих крайностях зверя и скота трудно остаться человеком.
       В обществе существует негласный предрассудок, что мужчина человек, а женщина есть женщина. О чем это говорит? Только о том, что мужчины относятся к женщинам как к женщинам, а не как к человекам. Женщины им платят тем же. Разница между ними в том, что мужчины в этом знают меру, а женщины в силу своей реактивности, зависимости не могут в этом остановиться, нарушают меру. Они показывают не то, что глупы по натуре, но то, что вздорны по своему характеру. А женский характер есть зависимость от мужчины. Женщины дают мужчинам жизнь, а мужчины дают женщинам руку, на которую можно опереться. Это рука не только кавалера, но и рука рабочего человека, занятого не развлечением, но делом гражданским или военным. Однако человек намного шире в своих возможностях этого узкого коридора выбора, предоставляемого несовершенным обществом себе подобных.
       Вчера мы получили возможность проверить, чего стоим как защитники. На нас внезапно под утро напали алжирские корсары с южного побережья, когда мы огибали Сицилию с  юго-западной стороны острова. Хорошо еще, что дозорный конвойного корвета, сопровождавший нас с левого борта, вовремя заметил пиратский фрегат и еще два берберских брига, внезапно возникших из предрассветной туманной мглы прямо за нашей кормой. Мы приняли бой. Пока корвет обменивался пальбой из пушек и фальконетов с берберским фрегатом, два пиратских брига пошли на абордаж на наш конвой с левой стороны. Таким образом, пираты хотели нас схватить в клещи и раздавить. Но мы нашли в себе силы и встретили врага во всеоружии.
       Когда я увидел, как пиратские бриги идет на абордаж кораблей конвоя, чтобы в случае победы с полной уверенностью захватить торговые флейты, то я, скинув  жюстюкорт и обнажив шпагу, пока не успела меня перехватить Кайрилет, бросился за борт и поплыл, качаясь на волнах как поплавок, к ближайшему корвету. Не может быть ни одной лишней шпаги при абордаже. Пребывание в воде еще больше воодушевило меня в борьбе за нашу жизнь с алжирскими пиратами. Доплыв до корвета, я поднялся по веревочной лестнице и вантам на корабль и присоединился к оборонявшимся от берберских пиратов старшим и младшим морским офицерам и верным матросам, предусмотрительно закрывшим невольников-гребцов в трюме корабля. Когда я поднялся на палубу, то был поражен страшным зрелищем смертельной ненависти людей друг к другу. Прекрасное зрелище морского пейзажа с редкими  ватными облаками, подсвеченными розовым цветом ближе к горизонту, на бескрайнем небе, плавно переходящем в лазурное море, шумно вздыхавшее и катившее бесчисленные волны на качавшиеся корабли, тут же исчезло в пороховой гари от пушек, фальконетов и мушкетов. Стоял шум битвы: звенела сталь оружия, свистели пули над самой головой. Пахло порохом, горелым человеческим мясом и кровью. Рядом на моих глазах разорвало знакомого офицера, и его окровавленная голова подкатилась к моим ногам. Губы офицера, что-то  рефлекторно шептали, а его глаза как будто от удивления быстро моргали, пока широко не открылись и не застыли как стеклянные. Завороженный этим зрелищем я чуть сам не распростился со своей несчастной головой.
       Меня спас подоспевший лейтенант, отразивший пикой страшный удар топора  свирепого араба с перевязанным темной от крови повязкой левым глазом. Я взял себя в руки и напал на бандита. Но он, увернувшись от моей шпаги, вновь занес свой ужасный топор над моей головой. Я увидел, как топор блеснул на солнце своим  блестящим лезвием и, отклонив вправо голову, всем корпусом пошел следом за лезвием шпаги вперед на грудь пирата. Встретив препятствие в его лице, я развернулся, оставив в сердце пирата свою шпагу. Пират рухнул на палубу, испуская проклятья из своей луженой глотки вместе с брызгами алой крови. Оглянувшись, я увидел, что мичмана теснят два негодяя, один из которых был явно христианин, а другой лиловый двухметровый негр. Крикнув проклятие неприятелям своего спасителя, я бросился им навстречу. На меня уставился видимо мой соотечественник и послал меня подальше. В ответ я накинулся на него, схватив по дороге, внушительный кусок  сломавшейся от взрыва реи. Размахивая реей, я ткнул его в плечо, приговаривая «Предатель», Он упал, но, падая, кинул в меня свою шпагу. Лезвие шпаги прошло мимо моей груди, но больно ударило меня по лбу эфесом. Пока я приходил в себя мой противник поднялся на ноги и бросился на меня с кривым ножом, торчавшим у него за кушаком. Он, все-таки, меня задел за руку этим страшным пиратским ножом. Но и я смог ему ответить тоже. Результатом чего явилось распростертое тело моего неприятеля, насаженное мною на абордажный крюк.
       За спиной я услышал всплеск волн за бортом корабля и увидел моего спасителя, грозившего кулаком своему противнику. Лиловый негр, широко улыбаясь своими белыми зубами, как акула, раскрыл свои огромные руки для смертельных объятий и стал медленно подходить ко мне, качая в такт метровым шагам розовыми ладонями, как бы говоря, что он голыми руками меня сломает и выкинет за борт, как моего «товарища по несчастью». Что мне оставалось делать? Ждать своей жалкой участи? Нет, конечно. Я мгновенно сообразил, что мне делать. Как бы поддаваясь черному гиганту, я медленно пятился до тех пор, пока не уперся в борт корабля, а затем быстро совершил подкат под приближающегося ко мне гиганта в сером тюрбане на голове. Тот, потеряв равновесие, автоматически сделал шаг вперед и перекинулся за борт корабля, сильно стукнувшись при этом головой. Я увидел, как он пошел на дно, не соображая, что с ним происходит. Мой же спаситель, которого коротко звали, как я, наконец, вспомнил «Ив», уже влез на палубу и присоединился к теснившим пиратов моим соотечественникам. Мы дали достойный отпор на нашем корабле, отправив пиратов за борт или оставив     в мир иной на палубе нашего корвета. Лишь небольшая горсть пиратов вернулась обратно на свой корабль, проклиная нас и призыва на свой корабль для продолжения боя. Но мы, как только  освободились от абордажных крючьев, отплыли от них на достаточное расстояние и расстреляли их из пушек, не дав им времени для того, чтобы нанести нам значительный урон фальконетами. С другим корветом было намного хуже, - он не мог дальше продолжать длительное путешествие в египетскую Александрию.
       В итоге пираты были наголову разбиты, понадеявшись на легкую добычу. Они потеряли много народа и два корабля, а третий был в плохом состоянии. Мы оставили их в покое и спешным ходом отступили с места сражения в законном опасении, что можем подвергнуться возможному нападению новых сил противника.
       Мое участие в бою страшно взволновало Кайрилет, которая как только мы оказались вместе, меня крепко обняла и ласково поцеловала, но потом стала выговаривать мне ужасные глупости, как это свойственно всем прекрасным дамам. В страхе за меня она ничем не отличалась от своих земных подобий.
       В результате наше путешествие меня обогатило не только яркими и запоминающимися на всю жизнь впечатлениями, но и дружбой лейтенанта, который был незначительно старше меня и не так глуп, как это водится в среде наших военных.      
       26 июля 1693 г. Мы подплываем к Александрии, уже порядком устав от скучных последних дней нашего пребывания в море. Наши опасные приключения давно остались за кормой. А впереди манила неизвестная египетская пустыня, в которой мы должны были найти нашу путеводную звезду, связывающую нас с альдебаранцами.
       От нечего делать я составил для себя небольшую классификацию типов ума. Интересно, есть ли еще типы ума, мной не классифицированные?
       Что можно сказать о типах ума и их наглядных образах, в которых мы понимаем, как он работает? Низшим проявлением ума, данным человеку, является животная хитрость, явленная в образе лиса или лисицы. Это еще не сам ум, а его обещание. Хитрость заключается в том, что то, что кажется, выдается за то, что есть. А вот когда то, что есть, выдается за то, что кажется, то это уже не животная хитрость, а хитрость самого разума или положительная хитрость. Эта хитрость разума выражается в скачкообразности и быстроте помышления.
       Следующая ступень развития ума – это рассудок как умение думать по правилам, то есть, способность подбирать частные примеры под уже известное и готовое общее правило. Такой тип ума иллюстрируется образом осла, отличающегося упрямством как гиперболой последовательности. В этом смысле рассудок как последовательность в мысли есть противоположность хитрости как отскоку (бриколяжу) мысли, когда она скачет с предмета на предмет, которым уже сама является. Рассудок же сконцентрирован на одном и том же посредством  отражения или рефлексии, когда есть не только одно, но и  другое, в котором оно узнает себя.
       Казалось бы, хитрость разума символизируется образом змеи. Однако змеиная мудрость или двусмысленность выражается скорее в томя, что можно назвать умение выдумывать или изобретать общее правило для частным случаев. Однако здесь возникает препятствие в виде противоположности между единичным, частным и общим, формами явления которого выступают амбивалентность или двойственность (двойничество), апория или тупик в мысли, антитеза или противопоставление, антиномия или парадокс и антагонизм или «кто кого».
       Но все эти явления взаимного рефлектирования противоположностей не приводят к искомому согласию как мере. Вот эта мера и есть цель ума как уже не просто отношения противоположностей, а преодоления между ними естественного противоречия, когда они сходятся в силу тайной взаимной симпатии. Образом такого гармонического ума, способного примирять противоположности является сова как символ настоящей мудрости. Такой ум является итоговым и отличается тем, что склонен к метафоре как взаимному слиянию целых противоположностей. Все иные виды или типы ума склонны не к метафоре, а  к метонимии как      субституции или подмене целым части и части целым, что свойственно в большей степени лукавству (коварству) или хитрости скептика лисы и парадоксалиста змеи и в меньшей степени упрямству или догматизму педанта осла. 
       1 августа 1693г. Завтра мы пускаемся в путешествие по краю раскаленной пустыни вблизи морского побережья до самого Каира. Я столько слышал о древней Александрии, что когда увидел ее своими глазами, понял, что лучше доверять своим глазам, чем своим ушам. Слухи о сказочности Александрии были очень преувеличены. Александрия мне показалась  невзрачным поселением настоящих варваров. Где хваленая сокровищница древней культуры? От александрийского мифа не осталось ни малейшего следа. Где знаменитая александрийская библиотека, где музей наук и искусств? Они были сожжены и разграблены больше тысячи лет назад.
       Ничего не осталось не только от сказочных сокровищ Александрии, но и от ее необыкновенно духа терпимости к верованиям и инакомыслию. Только я сошел на берег, как понял, что нахожусь на чужой мне земле среди враждебно настроенных людей. Не первый раз я слышал о религиозной нетерпимости мусульман. Но здесь я воочию в этом убедился. Удивительно, какие они фанатики и варвары. И христиане часто с предубеждением относятся к чужим взглядам. Но мусульмане в этом превзошли их. Вероятно, христиане старше мусульман и уже достигли ступени совершеннолетия, на которой люди начинают принимать иное как допустимое для других. Такая нетерпимость была характерна для христиан несколько веков назад, когда они были еще детьми в культуре. Теперь они стали цивилизованными людьми. Может быть, это случится и с мусульманами, когда они научаться вежливому отношению к любому человеку. А сейчас они еще варвары и признают только мусульман. Других они терпят только тогда, когда их принуждают  к этому силой. И все же я надеялся на то, что среди этих деспотически живущих людей все же есть мыслящие. Их не могло не быть. Однако я ни одного еще не встретил. Наверное, они скрывали свои взгляды и вели себя как все правоверные.
       Я задумался над тем, чем опасна религия, которая нарушает границы разума не в понимании Бога, превосходящего его возможности, но в понимании человека и его жизни в обществе и в природе. Собеседника, который понял бы меня, я случайно нашел в книжной лавке  на окраине Александрии. Как я и полагал, в ней не было ни души, кроме хозяина. Когда я стал его расспрашивать о том, много ли у него покупателей, то тот, с сожалением, ответил, что торговля у него идет неважно, ибо читателей здесь можно пересчитать по пальцам. К тому же в основном, как он признался мне, они предпочитают у него не появляться, а присылать заказ с нарочным.
       И все же мне улыбнулось счастье, и я встретил в лавке еще одного любителя книг. Я подошел к нему и вежливо, представившись, спросил, есть ли в Александрии литературное или научное общество, как это было при Птолемеях. Незнакомец удивленно на меня посмотрел при упоминании Птолемеев, хмыкнул и  на хорошем французском языке сказал, что впервые об этом слышит.
       - Сударь, вы понимаете, где оказались?
       - В Александрии, городе Александра Великого.
       - Забудьте об этом. После покорения Египта турками об этом не принято здесь говорить. Мне, Зейду ибн Сабиту, шейху, врачу и путешественнику, как этого не знать. Что вас привело в наш «дикий край» из «просвещенного Парижа»?
       По иронии, с которой просвещенный араб произносил исторические места, я понял, что он думает о них  не совсем так, как говорит.
       - Я уже был в Новом Свете  на Западе мира. Вот решил посетить и его Восток в Старом Свете, любезный путешественик Зейд ибн Сабит. Позвольте мне самому представиться: граф Шарль д'Олонн.
       - Какая удача, ваше сиятельство, встретить такого же путешественника и любителя книг у нас в Александрии. К сожалению, дальше Китая и Японии я не был.
       - К моему сожалению,  я не был в этих странах.
       - Если вы не сочтете за навязчивость мое обращение, то я на правах жителя Александрии приглашаю вас в гости. Я надеюсь, у меня дома нам никто не будет мешать поделиться своими историями о приключениях в далеких странах.
       - Я с большой радостью принимаю ваше приглашение, уважаемый Зейд ибн Сабит.
       - Где вы остановились? Я пришлю туда своего человека, чтобы он проводил вас ко мне домой.
       -  В гостинице  у моря.
       - Это в караван-сарае Али, да?
       - Да.
       - Тогда через три часа. А то у нас не принято в середине дня из-за жары приглашать в гости.
       - Хорошо.
       На этом мы расстались. Я проводил взглядом стройную не по годам фигуру  моего собеседника. Ему было на вид лет 50. Среднего роста, приятной внешности брюнет с хорошими манерами. К тому же человек нужной и одновременно интеллектуальной профессии врача, который, так же, как и я, имел склонность к перемене мест и событий жизни.
       Конечно, я понял, что случайный посетитель книжной лавки был далеко не случайным, а намеренным наблюдателем, приставленным ко мне, чтобы следить за мной. Вероятно, турецкий паша или его визирь здраво рассудив, что французский король вряд ли будет рекомендовать меня в качестве путешественника и любителя древностей, если не поручит мне  следить за выполнением торгового фирмана, приставил ко мне своего шпиона. Как любой шпион, приставленный ко мне, путешественник должен был немного походить на меня своим родом занятий и установить со мной контакт, используя мои склонности и влечения. Для этого он не мог не собрать доступную им сумму сведений о моем характере, пороках и увлечениях, чтобы в случае необходимости «держать меня на поводке». 
       Все было довольно предсказуемо. Я понял, что Зейд ибн Сабит был турецким шпионом. Но я понял не только это, но еще и то, что он понял, что я понял, что он шпион. Казалось, мы молча заключили друг с другом кавалерское соглашение. Но это только видимость. Действительно, Зейд оказался путешественником и врачом. Но он не был ни мыслителем, ни настоящим ученым, чтобы связать мне руки и не послужить «битой картой» в авантюрной интриге, ставкой в которой стала, ни много, ни мало, жизнь многих людей, о том не знавших.
       В указанное время явился нарочный и проводил меня до дома шейха Зейда. Он располагался  в живописном месте на самом побережье. Дом Зейда ибн Сабита оказался целым дворцом. Во дворце нас ожидал роскошный стол и волшебная восточная музыка с флейтистками и очаровательными танцовщицами, исполнявшими эротический танец живота. За столом я знакомился с чудесной арабской кухней и обменивался с шейхом впечатлениями от многочисленных поездок по заповедным уголкам Нового Света, почерпнутыми не только из личных воспоминаний, но и занимательных книг испанских авантюристов-конквистадоров. Коснулись мы и достижений местной философии.
       - Дорогой шейх, вы не можете меня просветить относительно состояния вашей философии. Есть ли у вас такие философы, как были прежде, вроде Авиценны, Аверроэса или Авицеброна?
       - Таких великих мыслителей, как были прежде, уже нет и, возможно, больше не будет. Но мы продолжаем заниматься науками, например, медициной, математикой, астрономией, географией и пр. Развивается у нас и богословие и учения суфиев.
       - А кто это такие «суфии»?
       - Суфии – это вроде магов мысли. Например, Авиценна был не только великим врачом и философом, но и знатным суфием.
       - Как это понять? Что такое магия мысли? Это что ее мистификация или подмена самостоятельного мышления адаптированным внушением!? Вы невольно мне напомнили классификацию видов суждений, приведенную еще  вашим коллегой по врачеванию. Если использовать эту классификацию умозаключения суфиев можно отнести к проблематическим или софистическим выводам?
       - Я понимаю вас. Вы как философ принимаете в мысли только то, что может быть ясно и отчетливо понятно. Нашу же мудрость вы понимаете как нечто непонятное, могущее быть непонятным либо  из-за элементарного нарушения логики путем введения в рассуждение паралогизмов и софизмов самим суфием, либо в силу принципиальной непонятности самого предмета рассуждения, например, всеведения Аллаха или его всемогущества при знакомстве с доктриной предопределения всего происходящего волей Аллаха. Я правильно вас понял?
       - Не совсем. То, что вы сказали, очевидно. Богословы и мистики, будучи знатоками слов и восприятий, часто бывают не в ладах с силлогистикой Аристотеля, ибо используют мысль, а не занимаются ею. Что касается ограниченности человеческого ума  определенными, а потому конечными предметами, вполне понятно при встрече с предметами неопределенными и бесконечными, как например, Богом или его силами, он уступает традиционно принятому на веру догмату учения или произвольной фантазии автора. Непонятно то, что мы сейчас обсуждаем. Что здесь можно обсуждать? Как правило, сами мистики себя не обсуждают, а если и обсуждают, то только в целях полемики для опровержения тех, кто имеет иные основания своего опыта, ведь сам опыт опровергается не логикой высказываний или предикатов, но только другим опытом.
       - А как же быть с различной интерпретацией одного и того же опыта?
       - Вот об этом я и говорю. Интерпретация может быть различной там, где есть различные основания такой интерпретации. Возникает вопрос о том, где они гнездятся: в самом опыте обращения к неведомому нечто как безусловной предпосылки мышления и познания или в процедурности такой интерпретации. Другими словами, они носят метафизический или методический характер?
       - И как, вы полагаете, следует это понимать?
       -  Непроясненность того, какого они характера, может спутать суфия в том, как правильно и точно понимать то, что является само по себе истинным. Имея истинный опыт можно дать ему неверную интерпретацию.
       - Вот как вы понимаете суждения наших перипатетиков в отношении к мистикам ислама. Богословы их критикуют за другое.
        - За что же?
        - За фамильярное отношение к Всевышнему.
       - Сильно сказано.
       - Однако вернемся к нашим приключениям. Вы намерены посетить пирамиды фараонов?
       - Да, я с моим милым другом, дочерью индейского вождя, Кайрилет, желаем посетить эти величественные постройки, о которых я еще в детстве читал у греческого историка Геродота.
       - На днях я тоже по делам собираюсь в Каир и мог бы составить вам компанию, если вы, ваше сиятельство, не будите против.
       - Был бы рад, если вы составите нам компанию. Вы там, я думаю, не раз бывали?
       - Я даже пробовал заняться там раскопками. Но излишнее внимание со стороны мусульманина к языческим памятникам у нас, мягко говоря, не приветствуется, если не сказать больше. На моей памяти некоторым любопытным за проявленный интерес к проклятым язычникам еще живым набили рот песком, а затем  насмерть замучили.
       - Какие страхи. Я надеюсь, нас пощадят ваши ревнители вероучительной чистоты? -  с иронией я спросил своего собеседника.
       - Лучше с ними не связываться. Помяните мое слово.
       - Ну, и ладно. Был очень рад встретить интересного собеседника, а то во Франции я не нашел взаимопониманию даже у Мальбранша.
       - Я слышал, что он интересный последователь Декарта.
       - В том то и дело, что последователь, а не сам Декарт.
       - Я надеюсь, что наше знакомство продолжится в пути. Я был бы бесконечно счастлив такой возможности, - искренне заверил меня шейх Зейд.
       - Наш караван не попадет в пустыню? – спросил я озабоченно своего арабского приятеля.
       - Что вы, граф д'Олонн. Наш путь будет лежать по чудесной долине Нижнего Нила вплоть до самого Каира. Вот  там, где находятся пирамиды, есть небольшая пустыня. Но она ни в какое сравнение не идет с Ливийской пустыней, где в зыбучих песках пропал не один караван с сокровищами. То ли это сами пески, то ли свирепые туареги, то ли и то, и другое.
       - Было бы интересно с ними познакомиться.
       - С кем?
       - С туарегами, да и самой пустыней. Я видите ли любезный шейх Зейд ибн Сабит люблю жару.
       - Слава Аллаху, вы не знаете, граф, что такое жара Ливийской пустыни. Она высушивает тело за неделю до состояния мумии.
       - Шутите?
       - Какие шутки. Моего знакомого в прошлом году постигла эта участь. Пустыня обманчива. Она может привлекать людей севера своей жарой. Но эта жара опасна, обезвоживая организм и поднимая давление. Как раз от этого многие и погибают, полагая туарегов, привычных к ней, за обычных людей. Надо родиться в пустыне, чтобы к ней научиться просто, без размышлений правильно относиться. К тому же пустыня опасна своими  зыбучими песками и песчаными бурями, в которых нечем дышать и ничего не видно даже под своим носом.
       - Да, что вы говорите, - спросил я с легким сомнением в голосе.
       На этом, в общем, беседа наша закончилась. И я отправился готовиться к отъезду. Перед сном я искупался в водах теплого моря, мечтая в будущем, если останусь на планете, приехать сюда специально для того, чтобы просто пожить, как это делало, делает и будет делать до конца света большинство бездельников. А вот на том свете будет не до отдыха. Но в этом большинство со мной не согласиться, ибо не ведает, что творит на земле.
       Я сделал для себя неожиданное открытие: мне, оказывается, свойственно ошибаться  не только по поводу природы вещей, но и характера людей. Так вышло, что я ошибся насчет своего собеседника, и он оказался добрым малым. Хорошо, что он к нам присоединится в путешествии по Египту, даже если будет следить за мной.
       Подняло настроение мне еще известие о том, что лейтенант, что спас меня, по имени Рауль де Мержи сопроводит в конвое нас до самого Каира.
       Как было мне отрадно и легко вновь путешествовать с прекрасной половиной. Теперь она была не просто иностранка, а гость иной земли по имени, ласкающей мой слух.
       3 августа 1693 г. И вот мы, наконец, отправились в Каир. Наш караван добрался без особых приключений до места назначения. Светило солнце над головой, тек рядом полноводный и бескрайний Нил, так что трудно было видеть противный берег. Природа благоухала у реки. Но чем дальше мы от нее отходили, тем выше поднимали пыль копыта лошадей и верблюдов и ноги путников, затрудняя видимость. Так мы теряем ориентир, идем как будто мы во сне.
       Я силился вспомнить сон, что накануне видел. Но память была капризна и вела себя избирательно, как подсказывало ей время. Оно было настоящим автором того, что приходило мне в голову. Память, точнее, памятное Я могло воспроизвести в себе только отдельные фрагменты восприятия, переживания: шум голосов детей и взрослых у воды, их смех, плеск человеческих тел в воде, звук ее течения, открывающий вид из воды и под водой. Я вдруг поймал себя на мысли, что во сне спит наш разум. Эпизодически и не в любом сне может присутствовать не бессознательное сна, а его сознание, может иметь место осознание спящим того, что он спит, даже то, что он воспринимает, переживает и мыслит. Но в нем отсутствует нечто большее, сам разум, разумеется, в том объеме и содержании, в котором дан человеку. Если подобрать другие слова, можно сказать, что во сне бодрствует растительная и животная душа, но спит разумная душа. Да, мы можем присутствовать во сне в качестве мыслей, но как субъекты мысли мы в нем отсутствуем. В этом качестве мы спим, отдыхаем и наше сознание пассивно, реактивно действует на то, что на него давило, будило и заставляло быть не только в себе, но и для себя, прежде всего для самосохранения в реальности.
       Выходит, что сознание, находясь во сне, является инерционным. Во сне мы по инерции реагируем на события минувшего, не отдавая себе отчет, что все уже прошло. Но тут возникает вопрос о том, не реагируем ли так же мы на мир, находясь уже не во сне, а в мире? Нет, мы реагируем иначе. Находясь в реальности, а не во сне, не в сновидении или во сне без сновидений, мы можем быть не только живущей, растущей, питающейся, ощущающей, представляющей, воспринимающей стороной или частью реальности, но и разумеющейся частью той же самой реальности. Мало того, такой частью, которая способна разумно изменять саму себя и всю реальность относительно себя.
       Находясь во сне, мы как бы выключены из мира своим сознанием, одновременно в нем пребывая телесно. Но не это занимало мою мысль. Ее занимало то, что реальность, в которой мы находимся, продолжала действовать на спящего. Но это была уже не только та реальность, которая являлась ему в бодром, пробужденном состоянии его сознания. Эта реальность сна активно на него действовала, внушая ему то, что послужит причиной, условием и поводом для его мышления, представления, переживания и выражения в слове, действии, поступке или проступке в жизни после сна. Эта реальность всегда или почти всегда бывает заслонена и вытеснена тем, что нам является обычно, когда мы не спим. Мы от нее изолированы всеми нашими привычками, обычаями, обычным ходом нашей совместной жизни. Во сне мы не защищены от реальности сновидения. Поэтому после сна она является для нас в виде ночных кошмаров ада или полетов души в неведомых и сказочных мирах, полных радости и мира. Во сне мы беззащитны перед силами рая и ада. Поэтому наши сны бывают вещими. Снами с нами разговаривают светлые и темные силы о том, что им доступно: прошлое и будущее сразу, ибо они есть вестники вечности во времени. Вне сна ни прошлое, ни будущее нам не доступно: прошлого уже нет, будущего еще нет. А есть только воспоминание о прошлом, и мечта о будущем.
       Сон можно уподобить паузе в игре актера на театральной сцене. Без такой паузы театральное действие становится непонятным как самому актеру, так и его зрителю. Ведь чтобы действие оказалось понятным, оно должно закончиться, состояться. Пауза есть своего рода итог, вывод, следствие того, что следует из поведения и выражения актера. Словами, той интонацией, с которой их он произносит, мимикой лица, позами, положениями на сценической площадке актер говорит о том, что занимает его мысль как персонажа театральной пьесы. Последствия этого всего аккумулирует, накапливает пауза, которую он берет для осмысления. Поэтому ее нельзя сделать, где и когда попало. Нужно уметь держать паузу на сцене. Так и в жизни и во сне. Сон есть пауза жизни. Именно во сне мы должны были бы подводить итоги минувшего и строить планы на будущее. Но сон мудрее нас. Он сокращает опыты нашей жизни и бессознательно действует на нас, когда мы уже не спим.
       Сознает, знает ли сам актер о том, какое впечатление он произвел своей игрой на зрителя? Это будет ясно, если зритель даст об этом знать своим недобрым молчанием, криками критики или возгласом восхищения. Таким зрителем  может быть он сам, но изнутри того места, в какое сам себя поставил. Это ролевое место персонажа. Он не может не отождествлять себя с персонажем, иначе пропадает магия перевоплощения. О произведенном эффекте надо судить со стороны сценариста, постановщика, наконец, самого зрителя, для которого и идет представление.  В нашем случае таким зрителем является сам сон как наблюдатель за тем, чем естественно является наша душа, когда не следует условностям света. Сон, - мы так его зовем как нечто, «что». Но кто этот наблюдатель? Тот, кто посылает нам неведомые силы, нас испытывающие на закал в состоянии пробуждения.
       Когда мы говорим об актере и его ролевой паузе, служащей в качестве предела возможности понимания того, что уже случилось, таким наблюдателем является автор. Автор нуждается в актере как в том, кто покажет своей ролью, то, что он хотел сказать. Но актер может сказать больше, чем положено автором. Вот тогда он становится соавтором, и представление произведения есть нечто большее, чем его буквальное повторение. Так произведение продолжает жить жизнью его читателей, берущих на себя риск и труд пожить в его границах.  Пауза нужна для разграничения того, что уже прошло и «кануло в лету», вполне реализовав одну возможность действия характера героя или сюжетной перипетии самой пьесы, и того, что может быть как нечто новое из веера возможностей, могущих реализоваться или нет в будущем. Достаточным основанием такой реализации или осуществления может быть то, что зовется настоящим или тем, что еще не прошло. В этом случае пауза служит не только концом прошлого, но и логической связкой настоящего, а также завязкой будущего развития сюжета и характера персонажа.
       Когда же мы говорим о сне, то его наблюдателем, создающим само пространство наблюдения, выступает сам Создатель. Таким образом он с минимальными потерями для нас вторгается в нашу жизнь, когда мы спим. Так он нам внушает принять наилучший образ жизни, мысли, чувства и действия, чтобы мы думали, что это мы решаем.
       Так что же я должен был решить, вспоминая сон, который уже забыл. Возможно, я правильно забыл, иначе сделал бы нечто не подобающее. Как говорят, негативный опыт - это тоже опыт.
       5 августа 1693 г. Смысл моего сна мне стал понятен только в Каире и как раз в тот момент, когда он оказался  полезен. Это случилось в гостинице перед нашим решающим всю затею с путешествием походом к пирамидам. Мне стало ясно, как только я остался наедине с Кайрилет, что того, за чем мы приехали в такую даль, там нет. И тут я неожиданно для себя  ее спросил, что означает ее имя.
       - Ты же знаешь.
       - А как сама ты это понимаешь?
       - Зачем тебе. А впрочем, изволь. Кайрилет переводится на ваш язык как «светлое будущее».
       - Так вот. Я только сейчас понял, что наше светлое будущее связано с солнечным светом, который на рассвете отбросит тень от пирамиды, стоящей прямо у основания излучины  Нила  напротив Фив. Тень укажет нам дорогу к искомому погребению, где находится посадочный модуль.
       - Что за дикая фантазия тебе пришла в голову?
       - Ночью я видел сон. Во сне мне было видение о том, что в Гизе у пирамиды Микерина или Менкаура, как его здесь еще называют, нас ждет несчастье. Но если мы его предупредим, то поиски продолжим там, где я сказал.
       - Где?
       - В Долине Царей.
       - Нет, ты меня не понял. Ты предлагаешь нам продолжить поиски, еще не начав, в твоем сне.
       - Ты не веришь в вещие сны?
       -  А почему ты думаешь, что твой ночной кошмар есть вещий сон?
       - Потому что он имеет смысл, И еще: когда я его вспомнил, то он показался мне реальнее моего истолкования.
       - Вот именно: реальнее того, что ты выдумал.
       - Ну, тогда попробуй лучше истолкуй.
       - Зачем мне заниматься твоими выдумками?  Ты помнишь, чтобы я когда-нибудь занимала твою мысль своими вздорными фантазиями?
       Я понял, что Кайрилет была раздражена моими предчувствиями, ибо они препятствовали тому, ради чего мы здесь появились. Если она откажется от своего намерения, то зайдет в тупик. А мои фантазии – это не свидетельства, которые она получила из надежного источника – архива данных слежения за египтянами альдебаранскими наблюдателями более, чем двухтысячелетней давности.
       - Ну, ладно, извини. Я вышла из себя и на тебя накричала. Это все несносная египетская жара. Что ты думаешь о своем сне?
       - Ничего хорошего. У пирамиды что-то плохое случится. Я это чувствую и помимо сна.
       - Это можно легко объяснить. Просто ночная фобия  уже настроила тебя на дурной лад.
       - Все может быть: и то, что ты говоришь, и то, что я чувствую. Поэтому надо быть осторожнымb в Гизе. Была бы моя воля, я не оправился бы туда, тем более с тобой.
       - Почему?
       - Да, потому, что за тебя переживаю.
       Кайрилет и так понимала мое беспокойство за ее жизнь, но ее еще больше тронуло то, что я сказал об этом вслух.
        Взяв слугу и служанку, мы отправились к пирамидам в сопровождении Зейд ибн Сабита, который после того, как его представили Кайрилет, в изумлении промолвил, что та похожа как две капли воды на его двоюродную сестру, давным-давно пропавшую в пустыни.
       - Меня почему-то часто путают со своими сестрами или племянницами, - нашлась, что сказать Кайрилет.
        Эта новость меня заинтересовала, и я стал уговаривать шейха Зейда, чтобы он  подробнее поведал об исчезновении сестры.
       - Да, что рассказывать. Уж минуло больше… так, надо вспомнить, 20 лет, как она исчезла. Звали ее Акила, что в переводе означает «разумная». Акила поехала в Фаюмский оазис. По пути в оазис она и пропала в песках ливийской пустыни. Мы ее искали, но так и не нашли. За помощью обращались даже к магрибскому колдуну. Тот произнес свое заклятие, а потом сообщил, что Дамбалла, это почитаемый ими дух пустыни, взял ее к себе и никогда больше не отпустит домой. Вот и вся история.
       В поездке к пирамидам нас сопровождал  шевалье де Мержи с  двумя стражниками, да еще два слуги шейха Зейда ибн Сабита. Проводника нам помог найти друг шейха, служивший в придворной канцелярии в качестве помощника советника каирского султана.
       Мы выехали на рассвете на верблюдах, чтобы до полудня добраться до пирамид. В полуденное время там было очень жарко. Пока на улице было тепло, в спину нам дул приятный легкий ветер. Путешествие обещало быть интересным и приятным. Так заверял нас проводник по имени Али. Горевший в глубине моего сердца уголек тревоги стал угасать, пока совсем не потух. Картина, которая открывалась нашему вниманию, поражала своим диким очарованием. Небо было залито солнечным светом, по нижнему краю подкрашенным опускавшейся к горизонту зарей. Постепенно небо побледнело, пока не стало голубым. На нем не было ни облачка. Мы удалялись от Нила в пустыню. Под ногами верблюдов шуршал песок. Качка из стороны в сторону на горбу верблюда наводила приятную сонливость. Нас постепенно стала накрывать египетская жара, от которой немного спасала тень от зонта, прикрепленного к спине верблюда. Вскоре поднялся ветер, налетавший на нас с Ливийской пустыни и обдувавший своим горячим дыханием. Наконец, показались вершины монументальных пирамид и голова их стража.  Сфинкс спокойно лежал на красном песке и равнодушно смотрел в нашу сторону. У меня возникло такое ощущение, что он живой и только ждет, что как только мы его испугаемся, то он кинется за нами в погоню.
       - Граф, не кажется ли вам, что сфинкс делает вид, что нас не замечает, а сам только и ждет как нас отвадить от своих драгоценных пирамид? – неожиданно спросил меня де Мержи, как будто читая мои мысли.
       - Да, именно это, шевалье, я сейчас и почувствовал.
       - Нечто подобное я уже слышал от многих, - прокомментировал совпадение шейх Зейд и что-то сказал по-арабски проводнику Али, едущему рядом с ним.
       Я вопросительно посмотрел на Кайрилет и она незаметно сделала мне знак рукой, что все в порядке. Кайрилет была полиглотом и знала арабский язык, как, впрочем, и язык тех, кто покоился в пирамидах.
       - Али говорит, что Сфинкс только делает вид, что он неживой. На самом же деле он за нами внимательно наблюдает. Так что нам надо быть очень осторожными, чтобы не потревожить прах его хозяев. Иначе, - ждать беды. 
       Мы уже предварительно обговорили с Кайрилет детали того, как вести себя на месте. Нельзя было сразу показывать наш интерес собственно к пирамиде Микерина, чтобы себя не выдать. И вот только когда мы, наконец, остановились у пирамиды этого ничем не примечательного фараона, Кайрилет тихо, слабым голосом, но так, чтобы всем было слышно, сказала мне, что ей напекло голову и она хочет прилечь на землю. Я помог ей прилечь на землю и попросил своего слугу и служанку Кайрилет, чтобы они помогли мне натянуть шатер и укрыть в нем мою спутницу от палящего зноя. Когда мы это сделали, шейх вежливо предложил оказать моей возлюбленной Кайрилет медицинскую помощь. Он нашел у нее признаки упадка жизненных сил: падение давления и связанную с ней мигрень, и порекомендовал выпить специально для этого приготовленный крепкий сладкий чай, который мы предусмотрительно прихватили с собой. Как только Кайрилет стала лучше, я вместе с шейхом покинул ее, оставив на попечении служанки. Сами же мы стали разглядывать пирамиду. Шейх негромко мне заметил, что эта пирамида была разграблена при правлении калифа Омара. Однако грабители тогда почти ничего не нашли. Это могло означать, что они плохо искали, или гробница была разграблена еще до них во времена самих фараонов.  Он и сам пробовал найти к ней подход, ибо тот вход, который был широко известен, вел в пустую камеру захоронения.
       Пока мы говорили, Кайрилет отослала служанку за какой-то надобностью. Мы специально договорились, что на месте Кайрилет попробует прощупать сканером пирамиду на предмет обнаружения посадочного модуля и самого короткого пути к нему. Об отрицательных результатах сканирования она сообщила молча, закрыв глаза и помотав головой, как мы заранее условились, когда вышла через полчаса из палатки с мрачным выражением лица. Но потом опять через минуту в нее зашла, натурально демонстрируя свое утомление солнцем.
       -  Что-то ваша дама не в духе, да и вы приуныли. Вы ожидали большего от нашей поездки? – участливо спросил меня шейх.
       -     Да, как вам сказать. Вот вы уже пробовали проникнуть в пирамиду и у вас ничего путного из этого не получилось.
       - Почему не получилось? Кое-что все же получилось. Но не то, что хотелось. Так всегда и бывает. Мы хотим невозможного, ограничиваясь достижением возможного.
       - Шейх, вы прямо философ.
       - Если это философия, то философия не академическая, а практическая. Не теория, а жизненный опыт.
       - А почему вы думаете, что теория не является то же опытом? Это опыт, только не впечатлений, а мысли.
       - То же верно.
       - Однако мы отклонились в сторону, - что такого невозможного можно найти в пирамиде?
       - Таким невозможным для серьезного молодого человека, совершающего поездку со своей дамой на край света, а таким краем для француза не может не быть Египет, является простой осмотр Гизы.
       - Вы хотите сказать, что у нас была более конкретная цель? Вы имеете в виду наблюдение за ходом соблюдения египетской стороной пунктов торгового договора?
       - Граф, не ищите во мне соглядатая турецкого султана. Я говорю не об этом, а о том, что вы не могли сюда не поехать, не имею конкретной цели найти определенную вещь.
       - От вашего проницательного ума, шейх, трудно скрыть такое. Да, действительно, мы приехали для того, чтобы увидеть нечто особое.
       Мне вдруг пришло в голову придумать конкретный повод для нашего путешествия, ибо само стремление к авантюре не может быть мотивом совершения такого далекого путешествия. Да, я молод, но не глуп и так легкомысленен, как хочу казаться. Видимость того, что я могу оказаться шпионом, прикрывающимся своей страстью к путешествиям, имеет смысл только на первых порах развертывания моей авантюры. Я, конечно, не собирался теперь во всем признаваться шейху. Кто он такой, чтобы я так откровенничал? К тому же такая откровенность была чревата угрозой для жизни не только моей, но и моей спутницы. Поэтому я не нашел ничего лучшего, как сочинить правдоподобную легенду об истинной цели путешествия.
      - Шейх Зейд, мы уже более или менее с вами познакомились, и у меня сложилось о вас хорошее впечатление как о благородном человеке. Поэтому я не вижу особых причин не доверять вам. Признаюсь  вам, шейх, у меня есть цель.
       - Приписанное мне человеческое благородство не позволяет больше вас испытывать. Забудьте, граф, о моем невольном интересе к вашей тайне. Если вы хотите, я могу тотчас вас покинуть, чтобы вы занялись своими долгожданными поисками.
       - Смилуйтесь, шейх. Не  убивайте меня своим благородством. Я скажу то, что меня привело в ваши края. Это «сущая безделица», о которой я недавно услышал в Париже от незнакомого мне человека, который, как и вы, невольно мне внушил доверие. Он говорил, что у вас в Гизе или в Долине Царей в одной из пирамид похоронена вместе с фараоном некая статуэтка богини Исиды, исполняющая любое желание счастливого искателя.
       При упоминании выдуманной статуэтки лицо шейха покрылось мертвенной бледностью, а затем медленно стало возвращаться к своему естественному свету. Перемена  в настроении шейха, которую не могло скрыть его лицо, как он ни старался, все же оттеняла врожденная смуглость, присущая его народу. Неужели моя фантазия об исполнителе желаний так правдива? Нет, не это. Скорее шейх действительно верит в возможность существования исполнителя желаний. Слегка оправившись от замешательства, шейх, как бы невзначай, спросил меня о том, что, вероятно, незнакомец примерно указал, в пирамиде какого фараона скрывается такое сокровище, которое я назвал «сущей безделицей».
       - Да, конечно, он сказал только о пирамиде в Гизе фараона Микерина и упомянул вскользь Долину Царей.
       - Да, я тоже думал об этом, стал искать, но нашел не это, а кое-что другое. Может быть, это другое вас интересует?
       И вот тут, как писал в авантюрных романах Скаррон, правда вышла наружу, ради которой и ломали столько копий герои. Здесь и сейчас все решается. Шейх пошел ва-банк. Я должен был достойно ответить на этот вызов.
       -  Не знаю, как вы, но я точно ищу указанную статуэтку. Возможно я чересчур начитался авантюрных романов, но почему бы этому не быть правдой. Кстати, то, что вы нашли, может оказаться ключом к находке драгоценной статуэтки древней богини. Вы об этом думали?
       - Конечно. Но все мои старания закончились ничем.
       - Кстати, что это была за находка?
       - О, еще какая находка. Мне удалось извлечь из заупокойного хранилища то, что древние египтяне называли «лодкой Ра», на которой, как вы и ваша дама знаете, этот языческий бог переплывал через врата смерти в иной мир.
       Меня насторожил в его фразе  акцент, который он сделал на знании Кайрилет египетского мифа. Как индейская принцесса из Нового Света может знать сказки древнего Старого Света? Поэтому я решил тут же развеять подозрения шейха, сказав, что мы с Кайрилет уже не один месяц обсуждаем историю Древнего Египта и его старинные страшные сказки. Как я понял из реакции шейха, мое объяснение его устроило. Но поверил ли он мне или нет, я так и не понял.
       - И что эта лодка из себя представляет?
       - Большой овальный корабль без палубы, Он оказался очень тяжелым и мне стоило немалых усилий и денег его спрятать в надежном месте.
       - Как вы извлекли его из пирамидальной гробницы?
       - Странное дело, но только я со своими людьми оказался в склепе пирамиды, я увидел рядом с лодкой Ра возвышение, на котором находился, как я понял, механизм, управлявший вратами склепа. Как только я рискнул нажать на ручку рычага этого механизма, так пришла в движение вся стена, в которой находился вход в склеп. Она прямо поднялась, открыв выход из самой пирамиды. Мы волоком вытащили корабль из пирамиды. Для этого мне пришлось нанять много людей. Но они бы ничего не сделали, если бы помост, на котором стояла лодка, не шел специально под уклон и лодка, как морское судно со стапелей, не сошла бы с места по специально сделанным пазам на камне прямо на дорогу.
       Там, как я понял было два склепа: один для фараона, а другой для «солнечной лодки Ра». Возможно, она была создана намного раньше фараона Микерина. Конечно, не самим богом Ра. Я не могу в него поверить, ведь я правоверный мусульманин. Но ничто мне не запрещает думать, что Ра являлся древним пророком, а его лодка есть нечто вроде Бурака пророка Мухаммеда, на котором Почтенный Посланник и Пророк совершил путешествие из Мекки в Ерушалим.
       - Какое интересное и захватывающее приключение. И что с лодкой?
       - Я так и не смог ее вскрыть.
       - А, может быть, я попробую и все-таки найду ключ к тайне загадочной статуэтки Исиды?
       - Вы думаете? Что ж, можно попробовать, но никому больше ни слова, а то можно легко лишиться головы, ведь охотников за сокровищами больше, чем надо.
        Тут я не мог не подумать о нанятых шейхом людях. Интересно, какой оказалась их участь после того, как они сделали свою нелегкую работу. Чем их отблагодарил шейх, я боялся предположить. Все же надо быть с ним осторожным.
       - Лодка Ра находится здесь неподалеку на окраине Каира. Если вы хотите, то после отдыха мы можем с вами туда отправиться.
       - Не могу сказать, что я заинтригован, ибо то, что вы сказали, меня просто потрясло. Не могу удержаться от того, чтобы эту чудесную новость не сообщить моей спутнице.
       - Передавайте ей привет и приглашение к осмотру моей находки.
       Как только я оказался в шатре, то все рассказал Кайрилет. Она, расстроившись на мгновение из-за непредвиденных осложнений, сказала в утешение, что нам ничего не остается делать, как последовать за шейхом. Могло оказаться и так, если бы мы не встретили его в Александрии, что мы вернулись бы из Египта во Францию с пустыми руками. А так мы можем воспользоваться услугой Зейда и попробовать склонить его к тому, чтобы он уступил нам посадочный модуль.
       Спустя час мы отправились в обратную дорогу. Пыл наш поубавился. На нем сказалась не столько дорога и погода, сколько то, что нас опередили, и мы чуть не «остались с носом», как любил говорить в таких случаях мой покойный друг Сирано де Бержерак, такой же путешественник по иным мирам, как и я. Только он путешествовал у себя на уме, налегке в своем пылком воображении, а я в отяжелевшем теле, на самом деле.
       Когда мы доехали до окраин Каира, то разделились. Шевалье отправился к месту расположения торгового каравана, проводник пошел свое дорогой, а мы с Кайрилет отправились вслед за шейхом в его тайное убежище.   
        Мы подъехали к небольшому дворцу в магрибском стиле. Похожие постройки я уже видел в Андалусии, где несколько веков назад жили арабы до успешной Реконкисты Фердинанда и Изабеллы, выдворивших их обратно в Африку.  Дворец был из белого камня и имел овальную форму. По фронтону он был орнаментирован лентой с арабской вязью. Мы зашли во дворец и в его просторном подземном помещении, наконец, узрели старую модель космического челнока альдебаранцев конусообразной формы. Кайрилет невольно вскрикнула от досады, упершись взглядом в расширяющееся к корме основание летательного аппарата. Основание было опоясано лентой магнитных ловушек, собирающих элементарные частицы для зарядки магнитных монополей, на которых построен фотонный прямоточный двигатель. Такой двигатель, как мне объяснила Кайрилет, работает на реактивной тяге, создаваемой излучением рабочего тела, получаемого при катализации распада протона на позитрон и ;0-мезон в магнитных монополях энергетической установки корабля. При излучении света в виде потока фотонов, истекающего из двигателя, создается реактивная тяга фотонным импульсом. В результате корабль благодаря фотонному импульсу отталкивается своим  многослойным параболическим отражателем света, установленным на корме, и несет экипаж в нужном направлении.
       К нашему огорчению Кайрилет заметила нарушение связки магнитных ловушек, их разрыв, произведенный перемещением корпуса корабля волоком из-под приподнятого углового сегмента пирамиды Микерина. Ее несдержанную реакцию тут же уловил краем глаза шейх Зейд ибн Сабит и удивленно на нее уставился.
       - Так вам, прекрасная Кайрилет, знакома солнечная лодка Ра? Вы ее видели прежде?
       - Да, мне все привиделось во сне, что я сейчас увидела в дворце. Вы знаете, что сломали кольцо вокруг основания лодки?
       - Да, нам не удалось в целости и сохранности извлечь ладью Ра из пирамиды.
       - Вы, наверное, понимаете, что мы не сможем на ней полететь на небо, ибо она сломана.
       - Так вы на самом деле думаете, что на ней можно путешествовать на солнце?
       - Конечно, я к древним сказаниям отношусь не как к сказкам, а как к описаниям реальных вещей и событий.
       - Так вот вы для чего приехали в Египет?
       - А вы думали ради чего? – спросил я шейха и, вовремя спохватившись, добавил, - ради этой лодки и священного образа богини исполнительницы желаний. Если мы найдем богиню, то она нам поможет починить лодку Ра, чтобы на ней отправиться на небо.
       - Аллах этого не допустит, да святится его имя в вечности.
       - Бросьте, шейх, Аллах находится дальше. Поверьте мне на слово.
       - Вы что, уже там были раньше? – спросил меня удивленно шейх.
       Я понимал, что раскрывая свои карты в споре  с шейхом, мы играем с огнем. Но я решил идти ва-банк, разумеется, до резонных пределов. Я не стал говорить ему о том, что мы там не раз уже бывали.
       - У нас появился такой шанс, который редко выпадает смертным. И вы хотите от него отказаться? Потом вы всю жизнь будете жалеть об упущенной возможности. Так, что вы решили?
       - Что надо делать?
       - Надо найти статуэтку богини, которая содержит в себе нектар исполнения желаний. И она нам поможет в том, чтобы побывать на небе или исполнить любое другое желание. Решайтесь шейх Зейд.
       - Хорошо. Вы говорили, что она в Долине Царей?
       - Да, я слышал об этом от старого еврея, умершего у меня на руках. Перед смертью он рассказал мне и про лодку, и про исполнитель желаний. Этот еврей по имени бен Таифа когда жил в Луксоре. А вы откуда узнали про богиню желаний? Ведь вам, находящемуся здесь, было удобнее разузнать о тайнах древних, если они вообще есть. А они есть, чему мы являемся свидетелями. В их находке ваша заслуга.
       - Благодарю покорно. Да, я слышал немало загадочных, сказочных историй о прошлом этого края. Вот  одна из них, оказавшаяся правдой. Почему бы, не оказалась правдой история об исполнительнице желаний. Вы утверждаете, что она находится в Луксоре, в Долине Царей. Я тоже слышал об этом. Только это было косвенное упоминание, без точного указания на то, где именно искать волшебный предмет желаний. Если бы мы отправились в это место вместе, может быть, мы нашли бы его.
       - Хорошо, на месте определимся с местом.
       - Граф, вы вполне усвоили манеру нашего выражения спорных мыслей. Как там Аристотель это называл…
       - Софистическим умозаключением, паралогизмом.
       - Вот именно, софизмом.
       Мы, все-таки, договорились с шейхом Зейдом ибн Сабитом о том, что спустя два дня отправимся в Долину Царей. Для этого необходимо было запастись всем необходимым. Мы решили плыть  по Нилу до самого Луксора на речной египетской фелуке.
       В гостинице меня ждала приятная новость. Шевалье предложил мне свои услуги, объяснив, что никакого торговца из него не получится, а быть конвойным не его призвание. Зато с нами, занятыми осмотром местных достопримечательностей, ему интересно. Я принял с радостью его предложение, чтобы этим отблагодарить его за мое спасение. К тому же я имел интерес видеть в его лице помощника, ведь неизвестно было, чем закончится наше путешествие в центр Египта. А еще одна шпага никогда не может быть лишней в таком опасном крае.    
       10 августа 1693 г. Мы отправились в дорогу только вчера. Еще в Каире я заметил, что за мной следили какие то темные люди. Они были одеты во все черное. А я слышал, что так одеваются хранители покоя пирамид. Я стал излишне подозрителен. Все, что мы ни кушаем, ни пьем, мы отлаем моему слуге и служанке Кайрилет на пробу. Слуги между собой, как я слышал, смеются над нами из-за нашей мнительности и радуются тому, что все едят с господского стола.
       Кстати, из местной кухни мне очень нравится пахлава. Это булочка из слоенного теста с грецкими орехами в лимонном сиропе со специями на розовой воде. Кайрилет на нее похожа. Она моя пахлава. Когда я ее так назвал, то она сначала на меня обиделась за то, что я ее считаю толстой. А это далеко не так. В знак того, что мне нравится ее стройная фигура с чуть выступающим животиком я попросил взять ее для меня несколько уроков у арабских танцовщиц живота. Мне подсказали, что лучше ливанских танцовщиц нет в Каире. Я нанял одну такую ливанку, чтобы она обучила этому эротическому танцу Кайрилет. Она с удовольствием согласилась. Кайрилет оказалась хорошей ученицей и с утра до вечера услаждает мое взгляд чарующим танцем живота. Дело в том, что не только живот играет в этом танце, а все женское естество. Арабы хоть и варвары, но они разбираются в том, чем могут быть прекрасны женщины. Однако они их держат в гаремах, забывая о том, что женщины интересны не только этим, но еще массой достоинств, которые в них находят культурные французы. Речь не идет об альдебаранцах, у которых  были еще свободнее нравы.
       Кстати, свобода в отношениях между мужчинами и женщинами не только способствует  развитию душевных и интеллектуальных качеств человека, но и укрепляет его телесное здоровье.
       Возвращаюсь к египетской кухне, скажу, что помимо пахлавы мне понравились баба гануш – жареные баклажаны, приправленные оливковым маслом с лимонным соком, куфта, запеченная на углях, что то вроде наших тефтелей или котлет из рубленого мяса, а также батаарих - копчёная икра серой кефали.
       На двухмачтовой фелуке, на которой мы отправились в путешествие по Нилу до Луксора, нам с Кайрилет, шейху и шевалье отвели самые лучшие места на корме. Мы хорошо устроились на месте. К тому же мы прекрасно себя чувствовали на море и в большую качку, а уж на реке, пусть даже Ниле, наше путешествие должно было показаться сказкой. Но к нашему огорчению в первую же ночь мы не смогли выспаться из-за местной мошкары, которая чудесным образом нас атаковали несмотря на москитные сетки.
       Кстати, с ночью был связан драматический эпизод нашего путешествия. Уже вечером я обнаружил, что вокруг нашей каюты крутится какой-то матрос, весьма напоминающий своей физиономией одного из черных хранителей тайн пирамид, которые увязались, по моему предположению, за мной еще в Каире. Я не стал преждевременно беспокоить шейха, ибо у меня в голову закралась мысль о том, а не являются ли эти подозрительные лица шпионами самого шейха, но потом на время отверг эту гипотезу по причине ее маловероятности. И вот теперь опять меня преследуют. Это обстоятельство заставило меня быть бдительным. Своим опасением я поделился с Кайрилет. Она меня поблагодарила за предупреждение и приняла меры усиленной безопасности при приеме пищи только из рук своей служанки.
       Так вот ночью, проснувшись от писка, а затем укуса назойливого комара, я случайно услышал шуршание, а затем заметил мельком движение какого то существа на полу каюты в неверном свете ночного фонаря, лениво качавшегося от волн полноводной реки. Стихло, но вдруг я снова услышал уже у своего изголовья гадское шипение. До меня спросонья, наконец, дошло, что моей жизни угрожает опасность, - рядом со мной находится, возможно, ядовитая змея. Я сразу себе представил, как она меня кусает в шею. Шея раздувается, а я, хватаясь за свое распухшее горло, в муках с содроганием от удушья умираю.
       Хорошо хоть я  предусмотрительно положил под подушку длинный кривой кинжал, помня о том, что один из моих предков, понадеявшись на свою ловкость и прекрасную технику фехтования шпагой, отказался, несчастный, от кинжала на дуэли со своим врагом. В результате противник заколол его своим кинжалом. Выждав момент, когда шипение гада раздастся ближе, я взмахнул наотмашь разящим кинжалом и рассек надвое подкравшегося ко мне врага. Схватив ночной фонарь, я осветил пол каюты у изголовья. В моих ногах извивалась голова кобры с опавшим капюшоном, забрызгивая мелкими каплями багровой крови мои кожаные туфли серого цвета. Нанизав голову на кинжал, я бросил ее в пустой ночной горшок.
       Тут я вспомнил о Кайрилет. Что если такая же опасность угрожает и ей? Стараясь не поднимать шума, я тихо открыл дверь каюты, которую на всякий случай специально перед сном на петлях смазал маслом, какое у меня было под рукой. Дверь бесшумно приоткрылась. В ее щели я увидел чью-то тень в свете притушенного ночного фонаря. Не надо было строить предположения о том, кто  это был. Итак, все было ясно. Я внезапно прыгнул из двери и. обернувшись, сделал убийственный выпад шпагой. Клинок вошел в мягкую плоть плеча злоумышленника, так что он взвыл от боли, выронив нож, несколько секунд назад заткнутый за кушак на поясе. Я понял, что передо мной опасный противник, который не будет ждать, пока я буду его разделывать как куропатку. Поэтому я нанес ему еще один удар в живот своим кинжалом. Но он дернулся, оставив кусок своего мяса, нашпиленного на клинок шпаги, которая воткнулась в бортовую перегородку судна. Удар пришелся вскользь, позволив моему убийце пуститься со всех ног на палубу корабля.
       Когда я выбежал на палубу, то на ней никого уже не было. На капитанском мостике я услышал заунывное пение штурмана, стоящего за штурвалом судна. Лишь негромкий плеск за бортом мне указал, где теперь находится злоумышленник. Я уже хотел поднять большой шум на корабле, но вовремя передумал, здраво положив, что пока я объясню вахтенному на ломаном арабском языке, почему я поднял шум, пока он подаст сигнал тревоги, что человек за бортом, пройдет время, нужное для того, чтобы доплыть до берега и скрыться в прибрежных зарослях папируса. Я только подошел к борту и осветил факелом, который взял по дороге, окрестную воду реки, плескавшуюся в борт корабля. Лишь вдалеке от корабля я услышал сдавленный человеческий крик. Но в направлении крика ничего не было видно. Штурман меня громко окликнул, спросив, что случилось. Я ответил, что вышел на палубу подышать свежим воздухом, а то в каюте душно. И вдруг услышал плеск за бортом.
       - Может быть, кто-нибудь упал за борт, выпив лишнего? – спросил я штурмана.
       - Куда там, все дрыхнут после сладкого ужина, - ответил мне штурман, добавив, - это крокодил. Их много на реке. Не завидую я тому, кто ночью окажется за бортом. Его мигом сожрут крокодилы.
       - Извините, штурман, я плохо говорю по-арабски. Что такое «;;;;;»?
       - Это  крокодил по-французски, - ответил мне шейх.
       Я машинально к нему обернулся, как только вздрогнул от его неожиданного пояснения. Передо мной стоял шейх Зейд в роскошном красном халате, расшитом золотой ниткой арабской вязью.
        - Как, вы то же не спали?
        -  Меня разбудил шум в коридоре, и я, одевшись, вышел на палубу. Что случилось? - спросил он меня вполголоса.
       - Случилось то, что на меня напали: сначала змея в каюте, а потом злоумышленник в коридоре.
       - И где он?
       - За бортом.
       - Штурман прав, если он за бортом, то вполне вероятно, что уже в брюхе у крокодила.
       - Я думаю, лучше ему было не прыгать за борт. Так осталась бы целой его шкура. Да еще признался бы в том, зачем покушался на мою жизнь, - сказал я, испытывающе глядя в глаза шейха.
       Но шейх, как ни в чем ни бывало, молча смотрел на меня. Только тут я вспомнил о том, что спешил к Кайрилет. Как я мог забыть о ней? Может быть, когда я безрезультатно испытываю шейха своим взглядом, изображая из себя маньяка подозрительности, бедная Кайрилет мучительно умирает от укуса гадкой твари. Я внезапно развернулся и побежал в каюту Кайрилет. Вслед я услышал участливый голос шейха: «Куда вы граф?», да смех штурмана, говорящего что-то о суетливых христианах.
       В дверях своей каюты я столкнулся с Кайрилет, озабоченно обратившейся ко мне с просьбой позвать шейха, для того, чтобы он немедленно осмотрел ее служанку. У нее ужасно болит живот.
       - Неужели отравили? – я сказал первое, что мне пришло в голову.
       - Или сама отравилась. Перед сном Зубейда пила прохладную воду из кувшина.
       - Ты пробовала эту воду из кувшина?
       - Я не пью воду на ночь.
       - Ты вообще прикасалась к этому кувшину?
       - Как ты знаешь, я сегодня почти совсем не ела.
       - Почему?
       - Потому что ты считаешь меня толстой.
       - Ты опять за свое. Ты у меня стройнее кипариса.
       - Сказал тоже.
       - А что? Так говорят арабские поэты, сравнивая тонкую талию девушки с тонко изогнутым стволом кипариса, - сказал я прикоснувшись к ее стройному стану.   
       - Я далеко уже не девушка.
       - Да, неужели. А я этого не знаю.
       - Как не знаешь? Значит, мне это только приснилось.
       - Ну, конечно, приснилось. Да, а ты проверяла свою каюту?
       - Зачем?
       - Затем, что ко мне заползла очковая кобра и если бы не комар, который меня разбудил. то я с тобой больше не разговаривал бы.
       - Она тебя не ужалила, мой бедный Франсуа?
       - Не успела, я разрубил ее на части. Но этого мало. За дверью моей каюты караулил убийца. Я его ранил, но не успел догнать, - он кинулся за борт. Возможно, там он угодил в пасть крокодилу.
       - Кто это был?
       - Матрос с этого корабля. Мне он показался похожим на одного из подозрительных типов, одетых во все черное, которые следили за мной в Каире.
       - Почему ты меня не предупредил об этом? Это маги-смотрители пирамид имеют обыкновение одеваться во все черное.
       - Я не был наверняка уверен в том, что они за мной следили.
       - Все равно надо было мне все рассказать.
       - Кайрилет, не думаешь ли ты…
       - Что его подослал «наш друг» Зейд? Верится с трудом. Зачем ему это делать сейчас, когда мы еще не нашли корабль. Да, к слову сказать, зачем ты наплел ему про сосуд в виде богини желания?
       - Для правдоподобности объяснения того, что мы охотимся не за кораблем, а за чем-то другим.
       - Значит, ты хотел пустить его по ложному следу, придумав какую то сказку. Какие вы писатели фантазеры!
       - Я не писатель, а мыслитель, который пробует писать. К тому же чем фантастичнее идея, тем она заразнее. Я проверил это на своем собственном опыте.
       - Возможно. Позови шейха.
       Нашу беседу прервал внезапный крик Зубейды. Мы тут же побежали в каюту Кайрилет. Нам навстречу с безумными глазами шла, шатаясь и хватаясь за живот, Зубейда. Но она не успела дойти, упав в наши руки и потеряв сознание. Я предупредил желание Кайрилет зайти к себе в комнату за нашатырем, чтобы привести Зубейду в чувство.
       В это время из дальней каюты выбежал в растерянности шевалье и подбежав к нам, спросил, что случилось со служанкой мадмуазель Кайрилет. Я попросил его найти шейха на палубе и вернуться с ним обратно сюда к больной служанке. Когда Рауль побежал к шейху, я отправился в каюту Кайрилет, оставив ее наедине с Зубейдой. Казалось, что в каюте все спокойно. Только дурно пахло от таза с содержимым желудка служанки Кайрилет. Я осторожно стал осматривать углы каюты. Было слышно, как шейх подошел с Раулем к женщинам. Затем за моей спиной  раздался тихий голос шевалье: «Граф, осторожно, змея висит  над вами слева. Я отвлеку ее внимание». Как только он это сказал, так сразу пустил по полу яблоко. Оно покатилось и отвлекло внимание змеи, предоставляя мне драгоценные секунды для атаки. Я проткнул голову змеи насквозь, а затем сорвал ее с веревки, висящей у меня над головой, и стряхнул на пол, и там уже пригвоздил к самому полу. Она, извиваясь и ужасно шипя, обвила клинок своим телом, раня себя и истекая кровью. Мы с затаенным страхом смотрели на судорожные конвульсии издыхающего гада. Вскоре она обмякла и, испустив дух, распласталась по полу.
      В дверях показался шейх.
       - Так, мало того, что Зубейду отравили, ее еще и укусила ядовитая змея, - сказал нам шейх и  затем обратился со словами к своему слуге, -  Малех, отнеси тело Зубейды на ее кровать. Пусть Расул проверит каюту господина, там еще могут быть змеи.
       - Как Зубейда? – спросил я шейха.
       - Умирает, несчастная.  Попадись мне в руки ее убийца, я бы своими руками придушил шайтана. Вот смотрите: в этом сосуде есть яд. Понюхайте. Ощущаете запах минадля? Это пахучий признак цианида. Да и содержимое желудка отдает горьким миндалем. А вот второй убийца: типичная египетская кобра (Naja haje haje). У вас, граф точный удар.
       - Если бы не шевалье, то аспида я точно не увидел.
       - И где он был?
       - На веревке.
       - Это похоже на кобру. Она умеет ползать по чему угодно и любит свисать с веток деревьев, жаля свои жертвы. Когда она нападает, то сначала сжимает свою жертву, чтобы нанести правильный укус, - зубы у нее короткие. В вашем случае она обвилась бы вокруг вашей шеи и потом ужалила в щеку. Так она, во всяком случае, поступила с Зубейдой. Пойдемте ко мне в каюту, там уже нас ждет Кайрилет. А Расул в это время проверит вашу каюту. Он даже в детстве учился на базаре у заклинателя змей.
       В каюте шевалье узнал о том, с какой целью мы пустились в такое опасное путешествие по Нилу. А мы с Кайрилет узнали, кто такие маги, охраняющие покой пирамид, а также то, что мой слуга таинственным образом исчез. Шевалье и шейх предложили своих слуг в качестве ни к чему не обязывающей услуги благородных людей. Затем мы поделились своими соображениями о ночном преступлении.
       - Вероятно, вашим убийцей был один из учеников этих черных магов. Он нанялся матросом на корабль. Маги умеют принимать вид, какой им нужен. Улучив момент, он подкинул ночью вам змей и поджидал под дверью, чтобы, если вы не умрете, убить вас своими собственными руками. В случае с прекрасной госпожой Кайрилет он выбрал яд. В качестве сопутствующего средства использовал змею.
        - Как у вас шейх складно все получается, - похвалил с иронией Зейда ибн-Сабита шевалье.
       - Да, все бы так и случилось, если бы на месте жертвы не оказался граф, который самого убийцу сделал жертвой крокодила.
       - Вдруг убийца все же скрылся на фелуке? – спросила шейха Кайрилет.
       - Это мы узнает утром, когда капитан сделает по моей просьбе перекличку экипажа корабля, - попробовал шейх успокоить Кайрилет.
      С этими целебными словами, которые нам прописал заботливый доктор,  мы разошлись по своим каютам. Но я не мог сомкнуть глаз, до самого утра размышляя о том, что произошло на самом деле и чем это нам грозит в будущем.
       Меня мучил вопрос: «Кто подослал ко мне и Кайрилет убийцу»? Это был первый, но не последний вопрос. Чего он хотел добиться: нашей смерти или проверял нас, нашу находчивость, играл нами?
       Был ли это де Лоррен? Откуда ему взяться в Египте. Или нас сопровождал его тайный шпион? Но рядом с нами не было такого злодея. Нас сопровождали только шевалье де и шейх Зейд ибн-Сабит. Шевалье в какой уже раз был моим если не спасителем, то добрым помощником. А шейх был нашим партнером по поиску солнечной лодки Ра и фигуры богини-исполнительницы желаний смертных.
       На роль вероятных убийц подходят члены секты черных магов, во всяком случае, один из них. И есть основания так полагать: взять хотя бы моего коридорного противника так похожего на одного из «людей в черном». Но эта гипотеза уж слишком простая. А все простое на самом деле самое сложное. Не все так просто, как кажется на первый взгляд подозрительного человека, всюду ищущего соглядатая, но не замечающего его под своим носом.
       Можно даже согласиться с тем, что некто следил за мной и этим некто был маг-поклонник пирамид. Почему бы нет? Но зачем ему нас преждевременно убивать до того, как он все узнает о нашей миссии? Не логично. Можно, конечно, отделаться замечанием о том, что в фанатизме хранения тайн пирамид нет логики. Но это неубедительно. То, что он за мной следил, не означает то. что он покушался на мою жизнь. Не он первым на меня напал. Напал на него я, а он даже не стал отбиваться, напротив, он убежал от меня и прыгнул за борт, чтобы я его не убил.
       Фактом, говорящим о злом умысле, является одновременное присутствие двух ядовитых змей именно в наших с Кайрилет каютах. Их действительно кто то  нам подкинул. Следующим фактом является случай смертельного отравления служанки Зубейды цианидом. Еще один интересный факт – это исчезновение моего парижского слуги Луи арабского происхождения. Возможно, все эти события наложились друг на друга и накрутили клубок следствий. В результате мне показалось, что они следуют друг за другом. А что если между ними существует связь, но не последовательная, а параллельная или перпендикулярная как их сообщение?
       Например, агент «людей в черном», переодетый матросом, следит за мной. Независимо от него мой слуга отравляет служанку Кайрилет из-за любовного шантажа служанки или, наоборот, ревности к своему более успешному сопернику, которому она сдалась.  А змеи, живущие вместе в одном гнезде, находящемся под полом наших смежных с Кайрилет кают, в страхе за свое семейство нападают на меня и на служанку Кайрилет. Так что ей, бедняжке, достается одновременно от неверного любовника-слуги и от ядовитого гада почем зря. Нет, два последних предположения слишком натянуты.
       Тогда вдохновителем и тайным организатором попытки двойного убийства меня и Кайрилет является сам шейх. А его исполнителем -  Расул, который, как случайно, а может намеренно, проговорился шейх, в юные годы занимался заклинанием ядовитых змей. Этих змей он нам и подкинул. Расул же отравил кувшин с прохладной водой, подслащенной лимонным соком. Я вспомнил, что служанка и мне предлагала утолить жажду в послеполуденную жару. Значит, и я мог отравиться, а не только Кайрилет. Кувшин стоял на палубе, так что любой мог насыпать в него яда. Достаточно нескольких кристалликов, чтобы убить человека. Взять хотя бы  случай с моей горячо любимой Генриеттой. К тому же у шейха как врача вполне может быть яд, ведь в яд превращается любое серьезное лекарство, если его применять не строго по назначению и нарушать дозу употребления. Но где мотив? Почему шейх решил именно сейчас покончить с нами? Неужели это ему выгодно? Никак нет. Может быть, таким образом, он хотел проверить наши необычные способности, которые нам помогут найти выход из безвыходной ситуации и обнаружат так самих себя?
        Как же быть с моим спасителем шевалье? Пускай он меня простит за то, что я думаю о нем так плохо. Но неужели я не могу в качестве версии предположить, что у него есть мотив двойного убийства? Это может быть только в том случае, если шевалье выдает себя за совершенно другого человека, чем кажется. Мое спасение – это уловка, чтобы войти ко мне в доверие и в нужный момент, как этой ночью, нанести разящий удар. Если удар будет успешно отражен, то появиться вовремя рядом со мной и опять втереться в доверие не только предложением помощи, но и ее реальным оказанием. Какой благородный убийца. Но тогда он должен уметь обращаться не только с ядом, но и с гадом. О том, что у него есть такой навык, говорит то, с каким хладнокровием и знанием поведения животного он держался у Кайрилет в каюте.
       Даже можно допустить сговор между всеми заинтересованными лицами с целью уничтожения нас с Кайрилет ради вящей славы Темных Лордов. Что если кукловодами наших врагов являются эти самые «темные лорды»?
       Мысли мои становились все более и более произвольными и фантастичными, пока я не начал клевать носом в такт бортовой качке нашей фелуки и не улегся, чтобы забыться, на кровать рядом с Кайрилет, мирно спавшей на своей половине. Я как рыцарь не мог ее оставить в одиночестве в каюте рядом с лежащей в своем закутке мертвой Зубейдой.
       Именно сейчас мы были наиболее уязвимы. Но никто не пришел и не помог нам проститься со своей жизнью, оставив за нами право ей распоряжаться впредь. Мы были под защитой моего ангела-хранителя, который всегда спасал меня в трудную минуту, когда я был беззащитен.
       12 августа 1693 г. Вчера мы достигли Луксора. В дороге нас надолго задержала поломка руля фелуки. Мы провели несколько томительных часов на египетском солнцепеке. Удаленность от моря и близость ливийской пустыни давали о себе знать слепящим зноем, подогреваемым порывами жаркого ветра с запада, который не могли остудить даже речные воды, увы, теплого Нила. На берегу мы заметили крокодилов, которые, раскрыв пасти, нежились на солнце, вероятно, предвкушая сладкую добычу у водопоя.  Пока чинили руль, я коротал томительные часы ожидания с пользой для своего тела, как крокодил, принимая солнечные ванны.
       - Говорят, что загар красит мужчину. Не правда ли, Кайрилет?
       - Не знаю, красит ли он мужчину, но вот тебя он скоро превратит в обугленное мясо на противне, - сказала мне Кайрилет, сидя под зонтом, и позвала меня рукой к ней присоединиться, но я помотал головой в знак отрицания. Тогда Кайрилет нахмурила брови и строго посмотрела на меня, прищурив свои прелестные миндалевидные глаза темно синего цвета.
       - А, впрочем, отрицательный опыт тоже опыт. Я прочитала в одной умной книжке о том, что йоги принимают солнечный свет как самую питательную еду не только для тела, но и для души.
       - За что же ты меня ругаешь?
       - Ну, во-первых, ты не йог, а, во-вторых, во всем нужна мера. Потом же сам будешь жаловаться на головную боль и воспаленную кожу.   
      Только поздним вечером мы высадились на восточном берегу Нила и остановились в гостях в большом и уютном доме приятного и доброго на вид друга шейха, то же доктора, по имени Фарид аль Халим. Дом стоял на высоком берегу Нила там, где он делает поворот на восток. Как раз там, за Нилом, начиналась дорога в некрополь, лежащий напротив  Луксора, в древности названного греками «стовратными Фивами».
       За ужином мы разговорились, и я поведал собравшим новость Кайрилет о том, что индийские мудрецы по имени «йоги» питаются солнечным светом. В ответ на эту реплику шейх Зейд сказал тем, что у египтян в давние времена, еще при фараонах, было поверие, что у человека, который состоит из пяти частей, есть «аб». Это солнечная часть человека, которая связывает его с «сияющей жизненной силой». После смерти аб покидает мертвое тело и улетает к звездам, расположенным на северном полюсе звездного неба.
       - Как интересно. А как называются другие части человека и что они собой представляют? – спросил я Зейда с неподдельным интересом.
       - Я могу запутаться в объяснении того, из чего состоит человек по представлениям египетских колдунов, ибо в дошедших до нас историях о загробной жизни существуют разночтения. Об этом лучше расскажет наш хозяин Фарид, сын Халима, который немало повидал в древних развалинах.
       - Мой друг Зейд преувеличивает мои познания в столь таинственной сфере. Я врач, целитель и худо-бедно знаю, как устроено человеческое тело, но не больше. Однако по долгу службы я интересовался бальзамированием и мумификацией тел древних жителей этих мест. Из того, что я узнал, можно сделать вывод о том, что в старину египтяне считали, что они состоят из физического тела, которое называли «хат» и изображали в виде самки коршуна. Именно этот хат в прошлом целители и бальзамировали и мумифицировали, превращая в «священные останки» или мумию, которую звали «сах».
       Другой частью человека они считали «ка», которая, как я понял, является двойником человека, точнее, двойником его души. Дело в том, что древние египтяне оставляли гробницы пустыми, чтобы в них было место для ка. Ка – это сила, которая делает тело живым. Ка изображалась в виде человека с поднятыми вверх руками.
       Третья часть человека – это «ба». Ба – это живая душа человека. Она связана с сердцем, с его чувствами. Она узел человеческих чувств. После смерти ба человека, как только Осирис взвесит его сердце на своих весах, впадает в летаргический сон. При жизни же ба крепко связана с состояниями человеческого тела. Во время сна она может путешествовать, находиться в теле другого существа. Изображается ба в виде птицы с человеческой головой, что означало возможность полета из мира живых в мир мертвых.
       Четвертую часть человека египтяне называли «ах» или «аб», о котором уже говорил мой друг. Могу только добавить, что он вылетал из человека, как только мумии открывали губы, и летел прямо к звездам. Это звездная или солнечная часть человека, его душа как звезда. Он изображался в образе хохлатого ибиса. Еще аб упоминали в качестве «духа сердца». Сердце или «хати» является, по вере древних, вместилищем аба. Аб символизирует волю, желание человека.
       Последняя часть человека – это «шу» или «шуит», что есть тень человека, его скрытая темная сторона, сущность человека. Вот и все. Не думал я, что столько знаю. Спасибо вам, что помогли мне в этом разобраться.
       - Это вам спасибо уважаемый и ученый Фарид, что просветили нас на пути к создателю, - поблагодарил я от всего сердца, услышав, как шейх произнес: «Да будет свято в мире его имя!», а потом продолжил уже своим рассуждением. - Но все же я не вполне разобрался в тайнах древней науки о человеке. Посудите сами, если я правильно понял, то человек состоит не просто из двух частей: из души и тела, но из пяти частей. А это уже сложнее и труднее для понимания. Значит, есть тело. Это одна часть человека. А все остальные части человека имеют прямое отношение к его душе.
       Во-первых, я нашел противостояние света и тьмы или аба и шу как открытой и скрытой сущности человека. Скрытая сущность человека есть его тень, а открытая сущность человека покидает человека и устремляется к звездам. Выходит есть свет человека,  и есть его тень, Светлая часть человека связана с сердцем, которое символизирует волю, стремление и доброту. Можно сказать иначе, есть светлая сторона души, она от неба и звезд, а есть темная сторона души. Мы вдыхаем аб из воздуха, который как дух наполняет наше сердце добрыми помыслами, и выдыхаем его и он от нас отлетает и летит  туда, где живет, - на звездах как звезда. А вместе с тем в нас нечто всегда скрывается. С познавательной точки зрения аб  есть стремление к познанию, а шу есть предмет такого познания, которое обращено на самое себя, ибо им является, по существу, сам человек.
       Во-вторых, другое противопоставление: ка и хат. Ка связана с хат как сила с его источником. Ка есть эффект работы хат. Хат есть причина, ка есть его следствие, копия, двойник. Но не мертвый слепок с живого тела, а олицетворенная живая сила человека в теле или сила живого человека. Не зря ведь гробницы оставляют пустыми для души человека как двойника его тела.
       В-третьих, противопоставление ба и хат. Ба – это сознание человека, его чувства в целом, которые зависят от того, в каком состоянии находится тело, болеет ли оно или пребывает в здравом виде.
       В-четвертых, уже не противопоставление, а дополнение ка ба: ка делает тело живым, а ба делает живое тело чувствительным.
       В-пятых, дополнение и одновременно противопоставление ба абу: если ба – это душа в теле, своем  в бодром состоянии и возможно чужом во сне, то аб – это душа вне тела. Однако с другой стороны аб является содержимым сердца. Он содержится в нем,  как душа в теле.
       Это то, что я понял, может быть неверно. Чтобы уточнить адекватность понятого, лучше сравнить его с уже известным. Мне, как христианину, известно деление человека на две, реже три, части: тело, душу и дух. Возможно, такое же деление есть у мусульман. Но как эта классификация составных частей человека соотносится с древней классификацией?
       В общем, я уже сказал. Попробую это уточнить. Тело -  хат, душа – ка, ба, аб, дух – аб и шу. Ка – двойник хат. Ка покидает тело, человек умирает. Ба есть возможность перерождения души человека в этом мире. Душа привязана к этому миру. Аб есть та часть человека, которая ведет его в другой мир. Аб находится между ба и шу. То, что человек ищет в других мирах, на звездах, есть в нем самом. Это шу. Но она скрыта от человека как его сокровенная сущность.
       Я думаю, некоторая ясность у нас уже появилась в сознании относительно субстанциональной пентады человека от сравнения египетских представлений на человека с христианскими представлениями.
       Теперь пора прояснить этот вопрос в сравнении с мусульманскими представлениями на человека, - закончил я, обратившись к нашим друзьям-мусульманам.
       - Я немного могу добавить, только скажу, что у суфиев в отношении к человеку соблюдается следующее различение: есть тело, есть сознание, и есть «колодец души» как извилистая дорога к Всевышнему. Три последних части человека можно уподобить трем стоянкам его души на пути к Аллаху.
       - Хорошо, для того чтобы прояснить понимание древними египтянами человеческой сущности, необходимо сравнить его с таким же древним пониманием сущности человека индийскими мудрецами.
       Если я буду делать ошибки в сравнении, то попрошу любезную госпожу Кайрилет меня поправить. Дело в том, что пока моя госпожа Кайрилет находилась во Франции, она почти все время проводила не за нарядами, а за изучением всевозможных духовных учений, включая и индийские. Возможно, когда то ее американские соплеменники были теми индусами, которые давно открыли на Востоке Запад, как мы, сравнительно недавно, открыли на Западе Восток и назвали его Новым Светом.
       Итак, если мне не изменяет память, то в Индии люди верят в переселение душ или метемпсихоз. Имея такие представления, они делят тело человека на семь частей или семь тел-оболочек. Давайте и мы эти пять частей египетского человека сведем к семи частям индийского человека, чтобы уточнить смысл каждой части в отдельности и вместе с другими частями.
       Индийцы также, как и египтяне, считают, что первым телом человека является грубое или плотное физическое тело.
       Следующее. Более тонкое тело, - это эфирное тело. Его можно уподобить египетской душе ка как энергетическому двойнику плотного тела, выбрирующему на тон короче и выше.
       Третье тело – это астральное тело или тело желаний, с которым можно сравнить египетскую душу ба.
       Четвертое тело – это ментальное или рассудочное тело, с которой можно сравнить египетский свет души аб.
       Но с ним же сравнивается и пятое, уже буддхическое тело или тело интуиции.
       А вот шестому телу – телу каузальному (причинному) или родовому (генетическому), что соответствует в плане пятеричной структуры египетского человека?
       - Ему соответствует само сердце, - точно ответила Кайрилет на поставленный мною же в недоумении вопрос.
       - Я всегда говорил, что женщина умнее мужчины, - сказал с восхищением наш хозяин Фарид, хлопая от удовольствия глазами и переводя их с одного гостя на другого, пока не остановил их на самой Кайрилет, которой вежливо, как кавалер, поклонился.
       - Итак, наш философ, мы с нетерпением ждем продолжения вашей занимательной и поучительной  лекции, - с легкой иронией призвал меня к продолжению своего рассуждения шейх Зейд, сын Сабита.
       - Прошу меня извинить, почтенные ученые мужи за наставительный тон, он продиктован одним только, нет, не желанием, а требованием самого рассуждения моему уму следовать его путем. Продолжу.
       И последнее тело индуса – тело атмическое или собственно человеческое Я как ядро самой души или явление духа уже не в теле, а  в самой душе. Ему соответствует египетское шу как тень человека или его сокровенная сущность.
       - Хорошо, а как же быть с Всевышним? Он что такое по отношению к тому, что вы, граф, назвали атманом или атмой, как говорят индусы? – спросил меня с вызовом шейх, показывая всем своим видом, что не только я такой сведущий в чужих духовных тайнах.
       - Никак. Он сам по себе. С ним встречается только тот человек, который достиг полного раскрытия своей сокровенной сущности, - стал самим собой, уподобившись в этом самому Богу. Бог в отличие от человека всегда есть откровенный абсолютный принцип Я для всех. Кто может возвыситься до своей сокровенной сердцевины, тому может открыться сам Бог. Это и будет Откровение Всевышнего, о котором говорили пророки.
       - Кайрилет, вам есть, что добавить?
       - Есть. Прежде, чем сравнивать или давать оценку твоему сравнению представлений древних египтян и индийцев на природу человека, необходимо договориться об условиях, на которых мы признаем значимость их высказываний о человеке. Я скажу только об одном немаловажном условии: допущение того, что они не глупее, но и не умнее нас. Поэтому им не стоит приписывать то, до чего, в принципе, мы не может додуматься. Другое дело если мы имеем отношение уже не с людьми, а с более развитыми существами, чем они. Прошу вас не думать о том, что мужчина умнее женщины. По-моему, может быть я и не права, большой разницы в уме между ними нет. Они равным образом люди. Различия между ними пролегают не по уму, а по телесности и возможно по душе. Впрочем, последнее допущение спорно. Исходя из этого, я полагаю, что обсуждению подлежит не хат и не ка и даже не ба, а аб и шу.
       Франсуа, уже указал, что критерий различения между аб и шу двойственен. Это значит, что их можно понимать как две стороны человеческой души: светлой, связанной с явлением человечности и сердечности, и темной. В этом смысле дальше развивая мысль можно сказать, что светлая сторона души есть возможность человеческого воплощения, пределом которого является его энтелехия, если говорить языком вашего Аристотеля. Темная же сторона души есть его возможность развоплощения, пределом которого является то, что никогда не будет воплощено человеком, что ему мешает достичь предельного совершенства. Так что же ему мешает стать совершенным? Помимо внешних  препятствий, его ограничивающих в этом мире, можно сказать, что человек ограничен самим миром, в котором живет, есть еще его собственная ограниченность. Преодоление последней ограниченности египтяне связывали со способностью человеческой души забывать о себе в сердечной любви и уподобляться звездам, являющимся знаками космической гармонии.
       Поэтому можно сказать, что тень человека - это он сам по себе, его зацикленность на себе. Он крутится вокруг себя. Это «себя» есть его Я.
       Но есть другой аспект противопоставления аб и шу. Я его нахожу в том, что шу как тень человека есть тень, которую отбрасывает он своим стремлением к совершенству. Когда человек стремится к чему-то, пусть даже если этим чем то как предметом его стремления является все, он сужает горизонт своих возможностей до этого стремления. Это и есть та тень, которую он отбрасывает. Такова его сущность, вытекающая из раздвоенности его существа на светлую и темную сторону.
       Чтобы вы не подумали, что моя речь слишком абстрактна, я скажу, что всегда надо иметь и другую, иную сторону при всяком раскладе сил и возможностей. И еще, что касается познания самого себя или самой себя. «То, что я есть я», конечно, понятно, но это бедное по содержанию понятие, так как ничего более этого мы не можем сказать, когда берем  его  в смысле тождества. Что нового мы можем получить из такого утверждения? Поэтому то необходимо брать и другую уже не абстрактную, а конкретную сторону человека, связанную с его воплощением. Именно в воплощении мы находим то, что скрывается, теряется в тени человека.
       Перейдем к сравнению шу с атманом.  Атман берется в паре с брахманом как нечто единое и целое. Различие между ними заключается в аспекте: атман  есть внутренняя характеристика реальности в качестве души, а брахман есть внешняя характеристика реальности в качестве духа. Таким обратно зеркальным аспектом шу является аспект аб. Так непроявленное выражается в проявленном. Атман является выражением брахмана в самом человеке. Вне человека он мировой дух. В человеке -  душа.
       И последнее необходимо помнить, что стремление имеет и дурную сторону. Само по себе даже в отношении хорошей цели оно избирательно. Даже если стремление имеет своей целью всеобщее, оно само не является всеобщим. Оно им ограничено. Такой дурной стороной благородного стремления быть самим собой является ограниченность самим собой. Или взять другой пример с исполнением любого желания. Не располагая возможностью исполнения любого желания, что является для него благом, иначе жизнь была бы для него сущим адом, человек все же может помечтать о такой возможности. Вот для чего, наверное, существует исполнительница всех желаний, - сказала Кайрилет, внимательно посмотрев сначала на меня, а потом на шейха.
       Мы прекрасно ее поняли. Но пора было собираться ложиться спать, а то мы засиделись за разговорами за столом до глубокой ночи. К тому же мы запланировали исследование гробниц фараонов в Долине Царей на западном берегу Нила на следующий день. Поэтому мы должны были, как следует, выспаться. Ведь не гоже работать в тропиках на открытом солнце весь день с больной головой после короткой и бессонной ночи.
       14 августа 1693 г. На следующее день мы смогли отправиться в некрополь только поздним утром ввиду того, что засиделись накануне на ужине за беседой о природе вещей, в частности о сущности человека в свете представлений разных народов.
       Тем не менее, утро не потеряло своей свежести даже ближе к полудню, хотя день обещал быть жарким, - на голубом небе не было ни одного облака. Легко перекусив, мы отправились на большой лодке нашего гостеприимного хозяина, который любезно согласился на просьбу шейха быть нашим проводником на развалинах фиванского мертвого города на противоположном берегу полноводного Нила.
       В ходе наших поисков космического корабля альдебаранцев, который мы выдавали за солнечную лодку Ра, Кайрилет намеревалась скрытно просканировать местность миниатюрным сканером, чтобы его обнаружить. Я взял на себя роль души нашей  археологической компании, чтобы на время отвлечь на себя внимание моих спутников от сканирования Кайрилет гробниц усопших фараонов. Для этого я пустил в ход все свое мужское обаяние. Но у меня это плохо получалось, ибо со мной были не любезные моему сердцу дамы, а любопытные господа и скучающие слуги вместе с рабочими, не понимавшими мою французскую речь. К тому же раздражающим предметом их внимания была, конечно, несравненная в своей красоте Кайрилет. Так что моей бедняжке пришлось использовать весь арсенал доступных ей и как женщине и как разведчику приемов и уловок, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания во время съемок и сканирования захоронений фараонов.
       Несмотря на навязанную мне стесняющими обстоятельствами роль, я, естественно, был доволен тем, что здесь оказался. Во мне проснулся инстинкт искателя любопытных вещей и удивительных событий, который, к слову сказать, почти никогда не засыпал. У меня было хорошее настроение и обостренная интуиция на всякого рода странные предметы или их необычное расположение.
       Когда пошел пятый час утомительных для моих спутников хождений  по Долине Царей между редкими пирамидами фараонов, разграбленными еще в стародавние времена, как пояснил нам наш проводник Фарид, мы вышли на короткое и неглубокое ущелье, в стенах которого, как видно, были выбиты входы в усыпальницы. Я уже в который раз расспрашивал нашего проводника о том, о сем, чтобы дать возможность Кайрилет спокойно заниматься сканированием и съемкой местности.
       - Любезный Фарид, как вы думаете, не могут ли самые интересные усыпальницы быть похоронены под толщей песка специально, чтобы до них не добрались грабители?
       - Дорогой граф, конечно. Разве я об этом прежде не говорил? – с удивлением, в котором скрывалось уже нараставшее раздражение, ответил «любезный» проводник. Я заметил едва заметную усмешку шевалье, а шейх что-то про себя пробормотал, вероятно, не очень лестное о моем несносном любопытстве.
       - И все же, наш любезный друг, как вы думаете, а вот там, да, да, чуть правее вот этого валуна…
       -  «Валуна», это что такое?
       - Округлого камня, Фарид, - помог с переводом с французского на арабский язык шейх Зейд, сын Сабита.
       - Я знаю не все слова вашего языка, граф, д'Олонн. Вы вон тот камень  имели в виду?
       - Признаюсь вам по секрету, милый доктор, я тоже не знаю все слова своего языка, хоть и занимаюсь французским языком как автор сочинений всю жизнь. Вы заметили, как я сказал «всю жизнь»? Так мог сказать только человек уже поживший. Между тем я лишь недавно стал знакомиться с ее прелестями. Вот, кстати…
      - Франсуа, тебя вежливо спросили о том, тот ли это камень? - подсказала мне подошедшая к нам Кайрилет.
       - Так ты о камне. Да, это тот… Нет, соседний. Да, да и вот за ним, сразу вправо. Вы не находите, что там, может быть вход в гробницу?
       - Почему вы так решили? – лениво спросил меня шейх, скептически смотря в указанном направлении.      
       Кайрилет мне незаметно сжала своей прохладной ладонью руку у запястья. Неужели моя догадка оказалась верной?
       - Интуиция, мой друг, в таких делах она верный помощник, - ответил я шейху.
       - Давайте подойдем и проверим, есть ли там вход в гробницу, - предложил шевалье.
       - Ну, что ж давайте, только до туда идти минут десять по камням. Пора нам здесь передохнуть и немного подкрепиться, - посоветовал любезный Фарид и скороговоркой приказал своим слугам постелить на землю ковер и разложить на нем все, что мы взяли в дорогу: драгоценную в пустыни воду, финики и прочие продукты.
       Мы с радостью присели. Многие, как я заметил по лицам, давно хотели это сделать. Но как только мы присели, так поняли, что устали еще больше, чем думали. Всем захотелось прилечь и поспать. К еде притронулись немногие. Но я совсем не устал, был все еще возбужден духом исследования и поэтому нетерпеливо стал кушать и пить. Кое-кто заметил мою прыть и в сердцах подумал о том, что когда я, наконец, успокоюсь и оставлю их в покое.
       - Вы, граф, я вижу, воодушевлены нашим пока бесполезным путешествием, - вяло констатировал шейх.
       - Почему таким скучным тоном шейх Зейд, ведь вы тоже путешественник, - мы на пороге большого открытия.
       - Что вам дает основание так утверждать? Только не говорите нам про вашу таинственную интуицию.
       - Хорошо, я вам объясню свою методу поиска. У меня интуиция начинает работать, когда я замечаю некоторую странность в расположении предметов или лиц, событий или процессов. Нарушение логики, меры вещей привлекает мое внимание, как бы искусно оно ни маскировалось. Конечно, я вижу не все, а только то, что прячется и в тоже время оглядывается, проверяет, видно ли его, достаточно ли оно спряталось. Так обстоит дело с тем, что  намеренно сделано руками человека. Сложнее, если мы имеем дело уже не с искусственным, а природным или тем более  сверхъестественным. Природное обманчиво. Как говорили древние: «природа любит прятаться». Она это делает с успехом, потому что это делает естественно. Поэтому именно естествоиспытатель может добиться такого же успеха, действуя по ее логике, по логике предмета своего исследования, и найти истину. А вот сверхъестественное не дано человеку прямо, как естественное, и не сделано им, как искусственное. Поэтому в его разгадке требуется помощник со стороны самого сверхъестественного. Этим помощником является Откровение.
       Так что получается, что интуиция посещает только того, кто готов ее слушать. Мне показалось, что то место, на которое я указал, обладает признаками искусно скрытого рукой человека. Вероятно, там есть вход в древнее погребение фараона и его близких, который замурован, чтобы  нежданные гости в нашем лице не потревожили его покой.
       - Вы, граф, как всегда находчивы на ответы. Посмотрим таковы ли вы на деле.
       - Я не меньше вашего, шейх, заинтересован в том, чтобы это проверить.
        - Что ж, если вы уже все отдохнули? – с надеждой на то, что это не так, спросил нас любезный Фарид.
       - Нет, Фарид, мы все устали, но граф желает проверить, прав ли он или нет. Поэтому давайте удовлетворим его и, кстати, наше любопытство, чтобы засветло вернуться в ваш гостеприимный дом хоть с какой-либо надеждой на завтрашнее продолжение наших поисков, - сказал мудро шейх.
       - Вашими устами мед бы пить, - похвалила шейха Кайрилет.
       - Воистину, права, эта женщина, - сказал, качая головой, любезный Фарид, облизывая свои губы после сладкого шербета.
       Я мельком заметил быстрый неодобрительный взгляд, брошенный шейхом на доктора, чтобы тот держал язык за зубами. Мне показалось, что это была не ревность к Кайрилет моего воображаемого соперника и не щепетильная вежливость кавалера, а предупреждение об осторожности, пока не пришло еще время для вольностей, которых скоро надо ждать от наших двуличных арабов. Во мне закралось подозрение в том, не имеют ли наши арабские «друзья» отношение к скандально известному ордену шиитских фанатиков, ассассинов, этих вероломных убийц? Они вполне могли оказаться как раз магами-хранителями пирамид. Во всяком случае на причастность  к шиитам-исмаилитам говорит и звание Зейда ибн Сабита и некоторые его высказывания. Хорошо, что с нами был рядом соотечественник шевалье с французским слугой. 
       И, действительно, когда мы оказались рядом с указанным местом, то возле стены, круто поднимавшейся вверх, куда глаза глядят, была странно утоптанная земля, вокруг которой были разбросаны камни, доходящие размерами до  увиденного мною валуна.
       - Может быть вы и правы, граф, что здесь завален вход в скальную гробницу. Но даже здесь находясь, я, если бы не ваша догадка, не придал бы этому значения, - невольно отметил шейх мою способность к узнаванию тех тайн, которые ждали моего появления
       - Но даже если это и так, то нас ждет впереди долгая и утомительная работа по расчистке от земли, песка и камня дороги к гробнице, помяните мое слово, бывалого гробокопателя. Для этого нам потребуется кроме времени еще много рабочих. Наймом рабочих я займусь завтра. А пока предлагаю на сегодня прекратить наши поиски и вернуться обратно в Луксор. Солнце уже клониться к закату. А по ночам здесь небезопасно для неосторожных путешественников. Поговаривают, что по ночам здесь бродят призраки фараонов в поисках слуг для своих нужд в мире мертвых.
       - И вы, доктор, верите в народные сказки? - спросила с удивлением уже не столь любезного Фарида моя прекрасная как ангел из восточной сказки Кайрилет.
       - Он не просто верит, он их сочиняет, - таинственно поделился этой тайной шейх, так что все рассмеялись и пошли весело обратно через Долину Царей к лодке, ждущей нас на берегу полноводного Нила.
       17 августа 1693 г. Оказалось, как я и предполагал, что Кайрилет обнаружила при сканировании Долины Царей искомый корабль альбедаранцев именно там, куда привела меня, как и всех остальных, безошибочная интуиция.
       В течение следующих нескольких дней рабочие, нанятые доктором Фаридом на мои и шейха деньги, откапывали вход в скальную гробницу из серого известняка. Наконец, показались врата гробницы. Слава Богу, подземный ход к погребальной камере не был замурован камнями. Кайрилет воспользовалась тем же полифункциональным альдебаранским микроприбором, которым  сканировала местность и вела съемку, но уже для разблокировки замка врат гробницы. Замок ворот гробницы был подключен к тому, что по-человечески можно назвать паутиной связи легких элементарных частиц. Оказывается, есть еще более сильные связи уже между тяжелыми элементарными частицами, которые задействованы в звездолетах и частично в планетолетах альдебаранцев. Получалось, что это была совсем не гробница фараона, а лишь ее имитация, хранящая в погребальной камере, точнее, ангаре космический челнок. Кайрилет открыла врата гробницы, когда рабочие отлучились на отдых, а я с нашими спутниками разведывал другие места Долины Царей в поисках пресловутого исполнителя желаний.
       К концу дня рабочие расчистили площадку перед вратами. И мы теперь могли в нее войти. Никто, кроме Кайрилет и меня, не знал, что врата в гробницу не закрыты на ключ. Перед самым концом работы рабочих Кайрилет мне сообщила, что она открыла замок на вратах и путь свободен. Так как замок оказался альдебаранским, то это лишь имитация гробницы, а на самом деле это ангар для космического челнока. Это хорошо теперь видно на сканере. В любой момент она может замкнуть врата. Теперь главное оказаться ночью у врат, чтобы сесть в челнок и отправиться на звездолет на земную орбиту. Я сказал Кайрилет, что зная наших «друзей», вряд ли стоит рассчитывать на их благородство. Поэтому лучше закрыть врата. А ночью все сделать так, как она сказала.
       - Хорошо, Франсуа, но я уже не могу больше врать. Мне стоит больших трудов это делать. А ты от обмана даже получаешь некоторое удовольствие.
       - Потом об этом поговорим, а то на нас уже обращают внимание. Делай то, что решили, а то поздно будет.
       Когда мы попытались открыть врата, они стояли как вкопанные и никак нам не поддавались. Тогда шейх предложил вернуться к вратам на следующее утро, чтобы попробовать их открыть не голыми руками, как сейчас, а с помощью бочонка пороха. С ним у нас будет больше шансов на успех.
       Разочарованные неудачей, наши спутники усталые вернулись в дом Фарида. Однако мы с Кайрилет не теряли надежды на то, что сможем провести своих компаньонов. Правда, это можно было сделать только в одном случае, - оказавшись ночью в Долине Царей. Но как туда незаметно попасть, если за нами усиленно следят в доме гостеприимного Фарида. Я даже полагал, что нас подслушивают и за нами подглядывают, когда мы находимся в своих комнатах. Поэтому я с первого дня наказал Кайрилет ни в коем случае не заговаривать на сокровенные темы, когда мы с ней оставались наедине. Только на улице, когда никого рядом не было, мы могли пооткровенничать.
       Перед ужином, встретив шейха, я сказал ему, что мы хотим вместе с Кайрилет совершить прогулку к Нилу. Он выразил желание нам составить компанию.
       - Любезный шейх, я хотел бы совершить эту прогулку с Кайрилет, как кавалер с дамой.
       - Не смею вас больше задерживать, благородный граф. Передайте мои пожелания вашей даме. Мы ждем вас к ужину, чтобы на нем отметить счастливый день для нашей экспедиции. Возможно, там лежит долгожданная солнечная лодка Ра. О большем я мечтать сейчас не решаюсь.
       - Скоро мы к вам, дорогой шейх, присоединимся.
       Как я и ожидал, - только мы вышли из дома и завернули за угол по дороге на реку, за нами увязался соглядатай Фарида, а следом за ним на большом удалении следовал слуга шейха Расул. Идя по дороге к Нилу, мы решали, как нам поступить. Только теперь мы осознали всю полноту нашей зависимости от шейха и его подельника Фарида. У нас теперь не было возможности сейчас на закате нанять лодку и переплыть на тот берег Нила, чтобы до темноты добраться до желанной гробницы. Тем более сомнительным было наше ночное путешествие до Долины Царей. Наверняка дом охраняется и в ночное время. Мы не смогли завербовать ни одного слуги. Кайрилет пыталась переманить на нашу сторону служанку, которую она наняла по рекомендации Фарида, но потом ее «раскусила», поняв, что служанка является его шпионкой.
       - Франсуа, завтра шейх попробует взорвать ворота, и нет большой гарантии, что он, в конце концов, их не разобьет. Если он это сделает, то все может быть, включая и саморазрушение корабля, чтобы он не попал в руки людей, которым он может причинить ощутимый вред. Я не желаю своими руками вымостить ему путь к корыстной цели. Или все же можно его переманить на нашу сторону?
       - Вряд ли. Я вообще думаю, как только мы окажемся им  не нужны, они нас сразу убьют или, того хуже, сначала позабавятся, попытают, а затем подарят нам мучительную смерть. Что-то мне в характере Фарида напоминает волка в овечьей шкуре. Вспомни покушение на наше убийство. Это не могло быть  делом рук никого больше, как слуг Зейда.
       - У нас есть единственная возможность сейчас, именно сейчас попасть на корабль. У меня с собой пирамида перемещения. Она почти разрядилась. Но ее энергии вполне хватит, чтобы мигом оказаться возле гробницы. Мы стоим на берегу Нила. Достаточно нам сделать несколько шагов, чтобы скрыться от взглядов соглядатаев за вон теми финиковыми пальмами у берега. Франсуа ты согласен?
       - Конечно, Кайри, у нас нет другого выхода.
       - Как я долго ждала, что ты меня так назовешь. Раз так случилось, то верю, нас ждет удача.
       Мы так и поступили, даже не заметив, как прореагировали на наше исчезновение согялдатаи. Оказавшись в пирамиде, мы, уменьшившись в размерах, с ускорением промчались по воздуху над Нилом, затем медленнее поплыли над Долиной Царей. Солнце горело на закате, обещая завтра погожий солнечный день. Когда мы приземлились у врат гробнице, тени от скал Ливийской пустыни над фиванским некрополем стали длиннее и одна из них накрыла вход в гробницу. Покинув нашу миниатюрную пирамиду, мы приобрели обычный размер и Кайрилет тут же открыла своим комплексным коммуникатором замок врат гробницы. Я в это время, мельком окинув взглядом место раскопа перед гробницей, удостоверился в том, что рядом еще не было ни одного злоумышленника. Как правильно говорила Кайрилет, удача сопутствовала нам.
       Мы медленно, озираясь по сторонам, вошли в саму гробницу или, точнее, сказать ангар для космического корабля. Двери за нами со скрипом намертво закрылись. Мы погрузились в могильную тьму. Я невольно вздрогнул от страха, что здесь никого не было, как минимум, больше трех тысяч лет. Тут мне послышался где-то вдалеке от нас в глубине гробницы шорох, от которого я пришел в неописуемый ужас. Вдруг там нас караулит ка фараона, восставшего из своего погребального ложа в саркофаге. В довершение всего мне показалось, что там же послышался звук отодвигаемой крышки саркофага фараоном, разгневанным нашим непрошенным вторжением в его посмертные владения. И тут кто-то легко коснулся моего локтя, так, что я весь похолодел от страха и замер. Остановившееся, было, сердце тут же бешено заколотилось, Умом я понимал, что нахожусь в ангаре с космическим кораблем, а рядом со мной стоит Кайрилет, безуспешно пытающаяся молча включить фонарь на своем коммуникаторе, но шкурой своей я чувствовал первобытный ужас поднимавшийся с черного дна моей души.
       - Франсуа, забудь свои детские страхи и помоги мне, - дай свой коммуникатор. Мой совсем разрядился.
       Спокойные и трезвые слова моей спутницы вернули мне чувство реальности происходящего. Я стал суетливо шарить себя по карманам. Но в них не было коммуникатора. От страха за постигшую нас неудачу из-за моей халатности я покрылся весь холодной испариной. Вот я дурак какой несусветный.
       - Но у меня его нет, наверное, он остался в моих вещах в доме вероломного Фарида, - сказал я с такой горечью, что сам этому удивился. И тут я представил себе, что мы так и останемся в этой кошмарной тьме, пока не умрем, утомленные от голода и холода.               
         - Да, не расстраивайся так, Франс, мы что-нибудь придумаем. Проверь еще раз себя. Может быть коммуникатор в сумке, которую ты прихватил с собой.
        И точно я не смотрел еще в сумке, которая висела у меня на поясе. Действительно в сумке лежал мой коммуникатор вместе с пирамидой и эликсиром, которым я только недавно пользовался для трансформации под контур мобильной пирамиды.
       Кайрилет произвела подзарядку своего коммуникатора от моего и осветила фонарем путь к кораблю. Разумеется, никого в помещении не было, кроме нас. Когда мы подошли к кораблю, производя своими шагами гулкий грохот внутри гробницы, Кайрилет легким движением по клавишам коммуникатора  открыла входную дверь в космический челнок, похлопав его своей нежной ручкой и поблагодарив за то, что он нас, наконец, дождался. Когда мы уже влезали в сам челнок, на его корпусе зажглись сигнальные огни, а внутри загорелась темно-голубым светом камера биозащиты. После двухминутной обработки мы оказались в командном пункте челнока. Когда корабль пришел в полную полетную готовность, то бортовой помощник в качестве сюркоммуникатора сообщил, что все системы корабля работают нормально.
       - Задайте координаты цели полета, - механическим голосом попросил бортовой коммуникатор.
       - Телепортируй нас в состоянии невидимости в двадцати метрах от земли у ангара и переведи управление корабля на ручной режим.
       - Слушаюсь, капитан – ответил исполнительно сюркоммуникатор корабля.
       Я не заметил, как мы оказались снаружи гробницы. Под нами висела земля. Мы могли смотреть сквозь стены и дно челнока, ибо он находился в полупрозрачном состоянии. Я до сих пор был поражен чудесами альдебаранской техники.
       - Франсуа, надо тебе до конца пройти курс обучения эксплуатации нашей техники, а то ты без меня, как без рук.
       - Хорошо, хорошо. Но я уже кое-что умею.
       - Это заметно  и невооруженным глазом, - шутливо оценила мое умение Кайрилет.
       Рядом с закрытой гробницей еще никого не было. Тогда мы полетели к переправе через Нил. На противоположном берегу мы заметили оживление, - какие то люди с факелами суетились вокруг лодки.
       - А вот и наши «мнимые друзья», - сказала Кайрилет, указывая на людей у лодки, - не хотят отстать от нас в поисках нашего корабля.
       - Кайрилет, а может быть, на самом деле, где-то здесь скрывается исполнитель человеческих желаний? – с затаенной надеждой я спросил Кайрилет.
       - При сканировании некрополя я не заметила ни одного примечательного объекта нашей или любой другой продвинутой цивилизации, кроме того, в чем мы сейчас находимся. А исполнителем человеческих желаний является сам человек. Сколько ты можешь верить в сказку, которую сам и сочинил?
       - На то мы и писатели. Чтобы верить в то, что сочиняем.
       - Постой, Франсуа. Я вспомнила. Все же был какой то странный объект на другом конце долины, но я так была занята поиском нашего корабля, что о нем забыла.
       - Давай его осмотрим?
       - Давай. Но сделаем это на рассвете. А сейчас, «от греха подальше», как любят у вас говорить, поднимемся выше на плато пустыни и там заночуем.
       - Нас там никто не обнаружит?
       - А мы будем находиться в режиме невидимости. Да, и стены нашего корабля надежнее самой крепкой крепости. 
       - Одно меня печалит, что будет с моим спасителем шевалье. Не отыграются ли наши «неверные друзья» на бедном шевалье
       - Вполне возможно. Как ты хочешь ему помочь?
       - Сейчас Зейд с Фаридом озабочены нашей поимкой. Им не до шевалье. Вот если мы его увидим…
      - Попробуй нарисовать портрет шевалье в полный рост. Вот тебе бумага. Бортовой коммуникатор попробует его найти в толпе людей на реке или в доме Фарида.
       - Хорошо, но мне нужно время.
       Когда я набросал портрет де Мержи, то сюркоммуникатор корабля, который альдебаранцы называют еще искусственным интеллектом, стал сканировать местность на наличие похожего на портрет человека. Такой был вскоре найден стоящим на берегу Нила в сторонке. Лодка к тому времени уже причалила на противоположный берег.
       Мы подлетели к шевалье на малых скоростях, не создавая вокруг себя ни сильного шума, ни порывистого ветра. Я уже хотел попросить Кайрилет посадить корабль рядом с шевалье, но потом под влиянием какой-то затаившейся на дне души тревоги спросил ее, не может ли она приблизить изображение шевалье и…
       - Включить звук? – подсказала Кайрилет.
       - Да.
       - Сейчас сделаю.
       И тут я увидел шевалье, каким прежде не видел. Он нервно теребил свою пуговицу на кафтане и кусал свои губы, затем приложил к ним платок. Увидев на нем кровь, грязно выругался. Я услышал проклятия в наш адрес.
        - Тысяча чертей. Улизнули, все же, проклятые твари. Надо было их еще на фелуке прирезать. Говорил я тупому арабу, зачем ты тянешь с расплатой! Ему же нет, захотелось египетских сказок. Подайте нам солнечную лодку Ра. Вот и получил теперь кукиш от умника с его подстилкой.
       - Ах, вот, кто я, оказывается? Твоя подстилка!
       - Кайрилет, как можно. Этот негодяй ошибся на твой счет.
       - Так твой спаситель – негодяй? Как мило. Я что действительно так себя вела, что этот хлыщ меня назвал подстилкой?
       - Конечно, нет. Ты вела себя как порядочная женщина и настоящая дама нашего королевства. А я знаю, что это такое.
       - И откуда ты это знаешь?
       - Из общения с такими благовоспитанными дамами, как вы, моя прелесть Кайри.
       - Ладно, не подлизывайся больше. Что будем делать с шевалье?
       - Ничего. Это, я думаю, шпион де Лоррена, которого он приставил за мной следить для того, чтобы выведать, где я прячу свои сокровища. Вот он и втерся в доверие, оказав мне большую услугу. Прав тот умный человек, который говорил, что важны не только результаты, но и их мотивы. Порой они стоят намного больше своих последствий.
       Так рассуждая, я неожиданно для себя открыл формулу отношений между мужчиной и женщиной. Эта формула имеет диалектическую природу и представляет собой лестницу ступеней совершенства. На нижней ступени эти отношения сводятся к простому тождеству младенчества, когда нет еще между ними почти никакой разницы. Тогда можно сказать, что нет ни мужчины, ни женщины, а есть ребенок.
       На следующей ступени мы в нашем размышлении переходим от тезы к тому, что ей уже не является. Эта ступень, на которой у наших героев пробуждается интерес к самим себе. Вот здесь и намечается между ними различие. Но это детское, пока неразвитое различие, ибо как мужчина, так и женщина, еще дети: мужчина-дите и женщина-дите. Это различие означает: мужчина в себе - в ребенке - не есть женщина в себе – в ребенке.
       На третьей ступени не теза превращается в нечто противоположное – антитезу. Эта ступень превращения ребенка не в мужчину и женщину, а - мужчину или женщину. На смену различию приходит противоположность, исключающая противную сторону. Здесь получается мужчина для мужчины, женщина для женщины, то есть мужчина есть не женщина и, наоборот, женщина есть не мужчина.
       На четвертой ступени мы находим то, что следует из выбора и одновременно исключения противной стороны. Что же мы находим? Мы находим в мужчине женщину, а в женщине мужчину. Что это означает? Противоречие. Как оно преодолевается? Путем исключения исключения, отрицания отрицания. Это диалектическое отрицание. Мы ищем достойную мужчины женщину или женщину для мужчины и достойного женщины мужчину или мужчину для женщины. Так мы качаемся между двумя крайностями парадокса. Само это качание является паратезисом.
       Если мы находим достойную каждой противоположной стороны половину, то между ними воцаряется гармония и мы оказываемся на самой высокой пятой ступени. Это вершина развития отношений между мужчиной и женщиной или их синтез: мужчина в женщине и женщина в мужчине являются связью мужчины с женщиной.
       17 августа 1693 г.  Нам пришлось задержаться на плато, ибо утром мы обнаружили при сканировании одной гробницы, заваленной песком при разграблении соседней пирамиды, в погребальном саркофаге рядом с мумией, предположительно фараона, странный артефакт. Что было делать? Сами мы, конечно, не могли раскопать гробницу. Для этого требовалась группа гробокопателей. Разумеется, мы не могли ее нанять, когда шейх еще в Луксоре. Да, и Фарид вряд ли дал бы нам спокойно заниматься раскопом странного артефакта. И тогда Кайрилет решила совершить на корабле телепортацию внутрь гробницы, если размеры погребальной  камеры позволят это сделать. Размеры оказались подходящими и мы, совсем не выходя из корабля, оказались внутри пирамиды.
       В связи с угрозой обрушения пирамиды из-за древности постройки и наличием обычных для таких мест хитроумных ловушек против грабителей необходимо было соблюдать элементарные правила безопасности. Я осторожно вышел один из челнока, вооруженный всем необходимым, чтобы за короткое время достать артефакт из саркофага, а челнок вместе с Кайрилет телепортировался обратно за стены пирамиды и завис над ней, находясь в состоянии невидимости для внешнего наблюдателя. Конечно, я рисковал, ибо указанные ловушки, поставленные против неловких грабителей, могли сработать и в лучшем случае отрезать мне путь к отступлению. О худших случаях я даже не думал, чтобы заранее не волновать себя. Игра стоил свеч, конечно, в разумных пределах. Находка обещала быть по меньшей мере необычной. Однако мне стоило больших усилий уговорить Кайрилет оставить меня одного в гробнице. Для этого мне пришлось призвать ее к здравому смыслу, ведь она в любой момент могла  телепортировать меня обратно благодаря тому, что в космический костюм был встроен микротелепортатор, которым она научила меня пользоваться без  особых хлопот.
       Оставшись в кромешной тьме пирамиды наедине с погребенным фараоном, я включил фонарь на своем шлеме с опущенным прозрачным забралом и осторожно пошел навстречу саркофагу. Сделав несколько шагов, я обнаружил впереди себя погребальную камеру, которая была закрыта. Кайрилет, следившая за моими передвижениями по сенсорным датчикам скафандра, сообщила мне, чтобы я был осторожен, пробуя открыть дверь в камеру. Если будет хоть один шанс угрозы моему здоровью, то она немедленно меня телепортирует обратно на корабль. Я согласился с ее предупреждением. Дверь была сделана из камня и, как я ни старался ее открыть, мне не поддавалась.
       - Вероятно, это выдвижная дверь, которая приводится в движение скрытым механизмом. Давай внимательно рассмотрим и саму дверь, и прилегающие к ней стены. Может быть, на самих стенах камеры снаружи есть иероглифы, которые нам скажут или укажут, как ей пользоваться, - подсказала мне Кайрилет.
       Я стал внимательно разглядывать стены вокруг двери. Они были испещрены многочисленными иероглифами. Кайрилет мгновенно их отрисовала своим универсальным прибором и стала рассматривать, чтобы разгадать, о чем они говорят, предупредив меня, чтобы я не делал лишних движений, а лучше взял и сел у двери, и подождал, пока она их расшифрует. Вскоре она мне сообщила, что камера действительно скрывает то, что я предполагаю, а именно чудодейственный эликсир исполнения желаний в чреве прекрасной спутницы фараона.
       - Правда, ты сам понимаешь, что то, что записано, часто превосходит возможности того, что может быть увидено.
       - Ты говоришь загадками.
       - Извини, что ты меня не понял. Я просто хотела сказать, что и древние любили рассказывать сказки.
       - Что будем делать?
       - Искать, как нам открыть дверь.
       - Неужели в том, что ты прочитала, нет соответствующей записи?
       - Запись есть, но это не путеводитель, а текст-загадка. Ты что, не понял еще, что находишься внутри мифа, воплощенного в камне?
       - Так, по-твоему, и исполнитель желаний тоже миф?
       - Вероятно, я никогда не слышала, чтобы  у нас было нечто подобное. Но многое из того, что было у нас в употреблении, могло показаться вам, мягко говоря, не совсем цивилизованным существам, настоящим чудом, исполняющим любые желания. Ты же знаешь закон желания, разжигающего воображение: достаточно нам получить самую малость, как мы уже хотим намного больше того, что можем себе представить.
       - Ты не в силах разгадать загадку двери?
       - Почему не в силах, дай подумать. Так, здесь буквально записано следующее: «того, кто стоит у двери, ожидает Анубис. Подойти и прикоснись к духу аменти западной стороны. Дух западной стороны откроет дверь. Анубис проводит тебя к воде жизни Осириса».
       - Ну, и как это понять. Как можно прикоснуться к духу?
       - Никак. Я читаю «к духу», а ты понимай «к изваянию духа в камне».
       - Ну, и кого он напоминает?
       - Женщину. Вон ту, которая справа от тебя.
       - И к чему мне прикоснуться?
       - Вероятно, к ее причинному месту. Прикоснулся?
       - Прикоснулся. А что я должен почувствовать?
       - Ну, я не знаю, возможно, прохладу камня.
       - Нет, я нащупал язычек, плавно качающийся туда-сюда. И что мне с ним делать? Как ты думаешь?
       - Не знаю, догадайся сам. И вообще, я не хочу, чтобы ты неизвестно чем занимался. Немедленно возвращайся обратно.
       - Ты уже меня ревнуешь?
       -  К каменной статуе аменти? Вот еще. Но мне все равно неприятно. Вот представь себя на моем месте. Представил?
       - Да, представил. Я больше не буду. А может, ты за меня продолжишь?
       - Перестань!
       - Но что мне делать? Не останавливаться же на середине. Что мне делать с этим язычком колокольчика.
       - Колокольчика?
       - Образно выражаясь. Так все же, что мне делать то? Теребить, пока он не оторвется?
       - Ты что-нибудь чувствуешь?
       - А как ты думаешь? Я уже стал представлять, что это не аменти, а ты. Интересно, а аменти чувствует?
       - Об этом ты скоро узнаешь, как только провалишься сквозь землю. Все. Пока не случилось что-нибудь плохое, я тебя прошу, согласись на мою просьбу покинуть эту проклятую пещеру.
       Но не успела прозвучать в моих ушах фраза Кайрилет, как дверь в погребальную камеру с саркофагом отошла в сторону и оставила небольшую щель в стене, в которую я, судя по ее величине, мог, вытянувшись в струну, протиснуться. Я уже сделал шаг, чтобы пролезть в дверную щель, но неведомое чувство, которое у меня тут же появилось, заставило меня остановиться. За дверью послышался какой-то шорох, от которого у меня остановилось сердце и зашевелились волосы на голове. Однако, когда я увидел струйку песка, которая заструилась из-за двери, у меня отлегло от сердца. Это была ложная тревога. И все же я не решался пройти в дверь.
       - Может быть, отложим наше приключение до завтра? – предложила мне наилучший выход  Кайрилет, - а то, кто его знает, - может быть, там  тебя кто-нибудь ждет?
       -  Например, мумия фараона? Но я ее не боюсь, - сказал я отважно, между тем покрываясь мурашками от страха перед миром мертвых.
       После этого мне не оставалось ничего другого, как пройти через дверную щель в саму камеру с саркофагом фараона. В камере из-за более чем двухтысячелетней герметизации был спертый воздух, так что приходилось невольно напрягать дыхание при каждом движении. Искусственный свет авенлойской лампы помог мне рассеять сгустившую в склепе кромешную тьму. Передо мной в луче света открылась такая картина: в золотом саркофаге в метре от каменного пола лежало завернутое в тонкую материю женское тело. Подойдя к саркофагу поближе, я вздрогнул от неожиданности, ибо что-то в женской мумии мне показалось знакомым. Поднеся к лицу мумии лампу, я к своему немалому удивлению увидел не ссохшееся от тысячелетий пергаментное чело мумифицированной женщины, но милые черты полного жизни лица моей любимой Сюзанны. Казалось, что она мирно спит, ровно дыша под еле мерцающей материей, скрывающей ее в себе как в спасательном коконе.
       Осторожно взяв ее на руки, я понес как бесценную находку к выходу из погребальной камеры, но не фараона, а моей возлюбленной. Как она оказалась в пирамиде за тысячи лет раньше своего рождения? На этот вопрос ответом могло стать предположение либо о чудесном совпадении, либо о капризе времени, вроде того, что произошел со мной.
       Меня несли ноги сами к кораблю Кайрилет, и сердце готово было выскочить из груди от радости, что я держу на руках мою потерянную любовь.  Когда Кайрилет увидела меня в таком блаженном состоянии, она чуть-чуть изменилась в лице. И тут я почувствовал, каких усилий стоит ей выглядеть немного равнодушной. Внутри нее, в самой ее душе, разгорался пожар «страсти с зелеными глазами». Она ревновала меня к моему прошлому, - к Сюзанне. В глубине ее глаз я увидел тень большой печали, несущей весть о неотвратимой разлуке.  Она не преминула мне напомнить, ради чего мы оказались в Египте. 
       - Франсуа, меня больше ничто не останавливает остаться на Земле.
       Я прекрасно понимал, что сокровище, которое держал на руках, не было самой Сюзанной. Однако уже ничего не мог сделать. Хотя Кайрилет была живая и настоящая. Она была рядом. Но тень Сюзанны пролегла между нами. Кайрилет на меня смертельно обиделась как настоящая женщина. Для того, чтобы эта обида могла пройти, необходимо было время. Таким временем могло оказаться путешествие к затерянным в космических далях выжившим авенлойцам. Я взял слово с Кайрилет, что она ко мне вернется, чтобы я посетил «обретенный рай» авенлойцев.
       Наше возвращение на космическом корабле в родную Шаранту потребовало всего несколько минут. Высадив меня с моей драгоценной ношей утром у замка, Кайрилет грустно на меня посмотрела так, что у меня выступили слезы на глазах, и, махнув рукой на прощание, улетела в космические дали на встречу с выжившими авенлойцами, обосновавшимися в звездном скоплении недалеко от Млечного Пути.