Из военных мемуаров

Седой солдат расскажет внукам
Про эту боль своих времен,
Как он, герой, да маршал Жуков
Из Польши немцев гнали вон;
Как славил их салют московский,
России добрых сыновей;
Как двинул справа Рокоссовский,
Как тотчас Конев дал левей;
И разъяснит, как по уставу,
Куда какой врезался клин,
Когда была взята Варшава
И встал на очередь Берлин.

Александр Твардовский, 1944

Об огнях, пожарищах,  о друзьях, товарищах

Федор Тарасович Смоляков прибыл в Дубну в 1964 году, принимал деятельное участие в организации подразделений гражданской обороны, работал секретарем исполкома городского Совета, начальником отдела кадров строительно-монтажного управления. В канун 40-летия Победы ветеран Великой Отечественной войны рассказал  о самых памятных фронтовых эпизодах, о друзьях-товарищах, об участии в боях, вошедших в учебники истории.

На Финской войне

В октябре 1938 года Брянским райвоенкоматом я был призван в Рабоче-крестьянскую красную армию и оказался в городе Опочка под Ленинградом, в дивизионной саперной школе. Место знаменитое, еще Пушкин прославил его в своих стихах. В результате года учебы освоил саперное дело, получил два треугольника на петлицы - стал младшим командиром. А в это время был призыв в армию старших возрастов, вот так в моем отделении оказалось одиннадцать "новобранцев" под тридцать лет! Все, чему нас обучали в течение года, старался передать им. Но  это продолжалось недолго.

Вскоре начались военные провокации со стороны белофиннов, и меня направили в 203-й саперный батальон 155-й стрелковой дивизии. Едва успели стать на довольствие - и сразу в бой.  Маршрут нам был указан до Порос-озера, что за Медвежьегорском. Условия, помню, были адские, морозы стояли сорокаградусные, а на пути следования часто встречались незамерзающие озера и болота. Для преодоления этих преград, переброски войск и снаряжения нам, саперам, приходилось в ледяной воде наводить переправы, гати… Много было боевых заданий по минированию и разминированию рубежей.

После финской кампании в марте 40-го года вернулись в Барановичи, в Белоруссию. Назначили меня отсекром - освобожденным секретарем комсомольского бюро в звании заместителя политрука (четыре треугольника в петлицах и звездочка на рукаве гимнастерки).

Июнь 41-го, польская граница, отступление

В июне 1941 года капитан Корнеев приказал мне выехать в саперную роту, которая строила укрепления на советско-польской границе, в районе города Остров Мазовецкий, для укрепления политико-воспитательной работы. Здесь я познакомился с заместителем начальника погранзаставы - молодым политруком, и мы быстро наши общий язык. На воскресенье, 22 июня, был намечен матч по волейболу между пограничниками и саперами. В субботу, 21-го, я прибыл в роту, и мне отвели место в землянке в три наката.

В четыре утра проснулся от разрывов мин и снарядов, вылез из землянки и увидел немецкие самолеты, которые на бреющем полете расстреливали заставу из пулеметов. Команда "в ружье" - бегом на заставу, где нам сообщили о начале войны. Отвели роте участок для обороны. Шесть часов  вели бой, а потом был дан приказ отходить через Белосток в Барановичи. Рота была уже неполной. Мы старались не попадаться на глаза противнику, и это нам удалось. Потом были трудные дни отступления в составе 13-армии под командованием генерала Пухова, которому удалось сохранить и вывести  армию в тяжелейших условиях. Таким военачальникам надо было памятники при жизни ставить. Кстати, это был единственный командарм, похороненный на Новодевичьем кладбище.

Наш саперный батальон насчитывал в это время до сорока человек. По пути к Смоленску был приказ уничтожать за собой все важные объекты. В один трудный момент мы оказались в таком плотном окружении, что спаслись буквально чудом: если бы не глубокий овраг, встретившийся на пути, этот бой для всех был бы последним. Мы скатились в этот овраг и затаились. Немецкие собаки лают наверху, а мы лежим не шелохнувшись… Дождались ночи. Надо бы выходить, а куда? Комбат Великанов сориентировался по карте - недалеко река Березина, надо идти к ней. А как?  Ночь, огонь не зажжешь, кругом немцы. И послал он меня с младшим сержантом Пашкой Гордеевым в деревню на разведку. Добрались мы до первого дома на краю деревни, стучим в двери. Тишина. Постучали погромче - открывает хозяйка. Увидела форму нашу - обрадовалась. А в доме собралось человек тридцать,  все вповалку. "Немцы в деревне есть?" - "Есть, но на другом конце", - еще одно везение. - "А как пройти к Березине?" - "Путь только через болота". - "А болото глубокое?" - "Местами по грудь, но пройдете прямо к реке". Вернулись мы в свой овраг, взяли с собой все, что при нас: "Ну, пойдем!..". И так, след в след, потихоньку, шаг за шагом, шли сквозь кромешную ночь по болоту, пока не вышли на высокий берег Березины. Уже утро встало, и такая красота на берегу!

Снова вдвоем идем в разведку по скошенному полю, немцев не видно. Походим к копне, и вдруг: "Стой, кто идет?". Оказалось, наши здесь оборудовали заставу для встречи таких, как мы, окруженцев. Переправили наш батальон на подготовленных плавсредствах, а на другом берегу уже ждут нас объятия товарищей по оружию и чугуны с дымящейся картошкой…

Так мы окончательно вышли из окружения и двинулись к Смоленску. Бои по обороне этого города были тяжелые, он неоднократно переходил из рук в руки. Потом армии дали команду сместиться к Брянску и Бежецку. Там поставили новые задачи.

На берегах Десны

На одной из железнодорожных станций нашей группе из пяти человек поручили взорвать основные объекты, но сделать это, как говорится, под самым носом у немцев. Заминировали здания, ждем. Поздно вечером показались вдалеке вражеские мотоциклисты. Приготовились. Они - ближе. Пока надо сидеть в укрытии тихо. Звучит команда: "Объекты - взорвать!". С помощью динамо-машины и проводов, подключенных к зарядам, это делается быстро. Рядом - река Десна, куда мы отходим после выполнения задания. Комбат ставит новое задание - взорвать деревянный мост через реку. Но у нас уже нет ни бикфордова шнура, ни провода - все ушло на предыдущую операцию. Тогда ставим заряды в расчете на детонацию, и последний - с  коротким шнуром. Вырываю для себя окопчик, поджигаю шнур - и мощный взрыв застает меня в последнем прыжке… За эту работу я получил свою первую награду - медаль "За боевые заслуги", с выбитым на ней номером, поскольку их еще немного тогда чеканилось.

Еще со времен выхода из окружения "везло" мне с разведкой. Под Бежецком после отступления на другом берегу реку оставили наши много боевой техники. Комдиву майору Лосько было приказано за ночь переправить всю эту технику на нашу сторону, а меня вместе с командиром батальона послали верхом на лошадях к реке осуществить рекогносцировку на местности. С другого берега врезали по лошадям из пулеметов - такого ураганного огня мне больше испытать не довелось. Кое-как отползли к железнодорожной насыпи. Кто же так средь бела дня под ураганный огонь в разведку посылает? Ночью на всех подручных средствах вывозили технику с поля боя…

Сорок лет спустя однополчане встретились в Курске. И бывший комбат, уже генерал-лейтенант, вспомнил такой эпизод их тех времен. "Товарищ комдив, - докладывал он, - технику переправили!" - "А сколько орудий?" -  "Три, четвертое в реке затонуло", - "Пока все не переправите, не возвращайтесь!". Всю ночь ныряли, но вытащили…

Станция Касторное

Напряженными были бои за узловую станцию Касторное зимой 42-го. Комдив наш Лосько проявил себя в этих боях как умелый и храбрый командир. Началось наступление, подошли вплотную к станции: "Дивизия, на штурм!". А там у немцев скопилось несколько эшелонов техники в расчете на наступление. Богатые трофеи взяли, даже целый состав из нескольких цистерн со спиртом был, ну, к нему, конечно, специальную охрану поставили… Вспомнился сейчас наш политрук Воробьев, который меня долго опекал. Он стал поднимать полк в атаку и погиб…
Немцы отступали толпами. Дороги были забиты танками. В деревне Куликовка оставили наши стрелковую роту, и отступавшие немцы ее заблокировали - всеми родами войск. Лосько дал команду двинуть на Куликовку танковый батальон из резерва. Такого я еще не видел!.. Танки буквально смели с лица земли оборону противника, и наша рота была спасена. Илья Эренбург, который оказался в этой деревне, пообещал: "Обязательно назову свой материал "Куликовская битва"".

Пленных вели через Касторное, и вид их был так неказист, что я подумал: "Ну и вояки!". Их же еще в Воронеже сильно потрепали, да и в Куликовке добавили.
В нашей дивизии был фотограф, сын полка Анатолий Сошников. Я ему комсомольский билет вручал. И много лет спустя подходит ко мне в Дубне мужчина, спрашивает: "Федор Тарасович, не узнаете?" - Присмотрелся я. -  "Нет, не узнаю…" - "А помните Касторную, трофейный автомобиль, на котором я вас тогда сфотографировал?" - "Анатолий!". Вот так много лет спустя встретились в Дубне однополчане. Сошников сделал после войны три альбома со своими фронтовыми фотографиями, один подарил музею в Курске, второй - мне, а третий оставил у себя. Хорошая память осталась…

Ольховатка - Поныри

Потом на направлении Ольховатка - Поныри, где дислоцировалась дивизия,  у саперов много работы было. Командование приняло решение перейти в жесткую оборону. Соорудили две оборонительные полосы, одних траншей семь с половиной километров, на каждой - противотанковые узлы. Ждали "пантер" и "тигров", а у них лобовая броня 8-10 сантиметров. Жуков никогда не приезжал на позиции с пустыми руками: поступала новая техника, 152-миллметровые орудия, почти всех бойцов оснастили автоматами ППШ, все закапывалось в землю, оборонительные сооружения очень мощные воздвигли... Разведка доложила, что немецкое наступление начнется 5 июля 1943 года. Утром все офицеры политотдела дивизии, в том числе и я, были уже в частях. Я оказался в своем родном 1023-м стрелковом полку, который оборонял Поныри. Рокоссовский решает в четыре утра открыть массированный огонь по позициям противника. Артиллерия, авиация, минометный огонь - все обрушилось, как ураган… В какие-то минуты, стоило поднять голову, - в небе до четырехсот наших и немецких самолетов… Наступление немецких частей на Ольховатку захлебнулось, и в бой пошли наши. Порядок был такой: сначала 15-20 тяжелых танков, потом самоходные орудия, пехота на БТР, легкие танки… 7 июля на этом направлении сосредоточились еще большие силы, чтобы развить успех операции.

К нашему комдиву Еншину, которого в своей книге "Воспоминания и размышления" очень положительно охарактеризовал маршал Жуков,   приехал Константин Симонов, побывал на позициях… В это утро в районе Понырей все так грохотало, что не поймешь, что, где и как. Примерно так описал он увиденное в своей газетной статье, а Рокоссовский  в книге  "Долг солдата" уже восстановил ход событий как военный стратег.. На железнодорожной станции уцелела только водонапорная башня, на которой размещался наблюдательный пункт нашего полка. Она удерживалась силами роты, а когда немцы подошли близко и окружили НП, лейтенант Рябов вызвал огонь на себя…

Эту битву мне никогда не забыть. Жуков в своих мемуарах очень высоко оценил роль 307-й дивизии. И я всегда рассказывал об этом жене и детям, с которыми мы не раз проезжали эти места.

После освобождения Новозыбково, что в Брянской области, дивизии присвоили наименование Новозыбковской, потом на этом месте в ее честь памятник соорудили. Наши ветераны там после войны побывали, написали мне об этом в письме, прислали фотографии. А когда дивизия входила в этот городок, отступающие немцы вместе с местными полицаями организовали несколько специальных команд, которые поджигали дома. Трех немцев и двух полицаев удалось схватить, и военный трибунал приговорил их смерти. Тут же, на центральной площади, приговор привели в исполнение.

В Москву, на учебу

В октябре 1943 года заместитель начальника политотдела дивизии мне сказал: "Собирай вещмешок, поедешь учиться в Москву" - "Как учиться! А воевать кто будет?" - "Сегодня утром должен быть в политуправлении второго Украинского фронта"… Вот так образовался для меня небольшой перерыв в боевых действиях. В академии встретил я свою будущую жену Нину, вскоре мы поженились, и уже больше шестидесяти лет вместе…

Рассказывает Нина Тимофеевна Смолякова:

Перед самой войной я работала на 1-м авиационном заводе имени Сталина, в районе станции метро "Динамо", Боткинской больницы, аэропорта. Однажды на заводе побывала немецкая делегация, которая участвовала в заключении договора, известного в истории под именами Молотова - Риббентропа. В цехах всегда была чистота идеальная, кадушки с пальмами, розы, кафетерий при заводе прекрасный. В составе делегации было семь человек, наши комсомольцы показали им весь завод. Такая накануне войны была обстановка, сейчас об этом много написано. А бабушка моя, пережившая первую мировую войну, на которой погиб дед, сказала: "Не верьте этим псам!" - и была права.

В ночь с субботы на воскресенье 22 июня у меня была сверхурочная работа, и известие о начале войны застало на рабочем месте. Мы еще, ничего не зная, удивились - что-то начальник наш сегодня такой хмурый, лица на нем нет. Обычно Алексей Петрович всегда веселый… И тут парторг объявляет: "Война, товарищи!". Нас сразу оставляют на заводе на трое суток, завод осваивает производство новых самолетов… Никогда в жизни потом так не хотелось спать, как в ту первую военную осень. На работу все приходят со своими подушками, по сигналу воздушной тревоги - в метро, ноги к рельсам, подушки под голову… 
В октябре 1941 года, когда немцы стояли под Москвой, завод эвакуировали в Куйбышев, а нам сказали: "Транспорта нет, идите пешком…". Ну, куда я пойду? До сих пор остался в памяти яркий эпизод. 16 октября, над Москвой висят аэростаты воздушного заграждения, я иду на улицу Правды купить хлеба, а через улицу перейти не могу.  Все запружено транспортом - лавина автобусов от Тушино с беженцами, даже по тротуарам едут...

Осталась в Москве, поступила на работу в академию, где и встретилась с Федором Тарасовичем. Кстати, в 1944 году, когда он закончил свою учебу, его оставляли начальником курсов, но он рвался на фронт, говорил мне: "А это ты понимаешь, что мы должны Родину защищать?" - так и уехал.

8 мая 45-го: Победа!

В 44-м году направили меня в 35-й гвардейский корпус в Румынию на должность  инспектора политотдела. Потом была Венгрия, взятие Будапешта, Австрия… 8 мая в политотделе получаю очередное задание, и вдруг все заговорили: война закончилась. До командира корпуса Горячева это известие не сразу доходит, а когда доходит, он сразу поручает адъютанту: "Ну-ка, проверить!" Оказывается, это телефонистки первыми узнали об акте капитуляции и растрезвонили радостную весть. Получили официальное подтверждение… Теперь я понимаю, почему командир сразу так отреагировал. Столько лет шла тяжелая кровопролитная война - и вдруг! - вот так, в один день и одну ночь все закончилось… Правда, и в Будапеште, и в некоторых австрийских городках еще несколько недель очищали кварталы от последних вражеских стрелков…

Федор Тарасович и Нина Тимофеевна вырастили в Дубне дочь и сына, помогли им получить высшее образование, сейчас растут внуки. А встреча наша как раз и произошла при активном содействии дочери, Тамары, которая работает в ЛИТ и вместе с мужем Александром Карловым приехала из Женевы в Дубну проведать родителей.

Май 2005, Дубна.