Гусь

       Я никому так и не признался, что заблудился. Там, где дорога за последним домом плавно поворачивала двумя рядами деревьев через картофельное поле в далеко уходящий мираж, отрывающийся от горизонта зыбкой полоской.

       Жарко. На повороте разлилась жирная лужа гудрона, растопленного горячим солнцем, лужа заметная, блистающая глубокой чернотой, завораживающая, пройти мимо никак нельзя, не положив плоский камешек на совершенную зеркальную гладь и не посмотрев, как над ним нависнет и потом медленно сомкнется безупречный по форме круг, не знающий жалости. В этом черном озере стоял статуй Сталина с газетой в руке, красиво отражаясь вместе с единственной тучкой во всем небе. Сталина уже перестали считать вождем, к его ногам неаккуратно свезли битум большими кусками, песок и щебень. И перестали белить известью, народный кумир стал похож на нашего соседа мельника – все припудрено мукой, кроме носа, который он сморкает в платок.

       Глянув на свое отражение в луже, я услышал писк и увидел увязшего в смоле перепуганного гусенка. Чтобы его достать, нужно сделать шага четыре. Посомневавшись минуту, я шагнул. Горячий гудрон мягко всосал босые ноги, а внизу оказались острые камни! Ступать больно, хуже, чем по сухим колючкам, что растут большими полянами за речкой, но уже все равно влип, надо идти дальше.

       Еще два шага, гудрона стало больше и внизу он вязкий, ноги уже с трудом тянутся вместе с колкими камнями. Перемазанный смолой гусь пищит и машет черными крючочками крыльев. Что он может? Укусит? Все же лучше брать его сзади.

       Под трепещущими крыльями внутри гусенка что-то бешено колотилось, нечто очень живучее пробивалось наружу сквозь липкий пух *. Пытаясь вывернуться и размазывая гудрон лапами, гусь прилип к моей рубахе, его безумная активность стала полной неожиданностью – что теперь делать, как выбираться? Над нами навис огромный статуйный сапог, по сути тоже прилипший жарким бетоном. Стоять проще, чем идти – некоторые камни отвернули свои острые ребра, другие медленно продвинулись сквозь пальцы.

       Стоим.
       А может забраться на постамент, к вождю? С гусем не получится.
 
       У другого сталинского сапога раскрошились подошва и носок,  высунулась портянка.
 
       Выше – заправленные штаны, потом свернутая трубкой газета в руке, еще выше – толстые усы и нос. Зачем вожди читают газеты, ведь они и так все знают?

       – Эк тебя! – сзади подошел небольшой усатый дядька. Как можно ласковее выматерившись и выдохнув вонючей самокруткой, он вытащил из-под щебня доску, перебросил мостком, вытянул меня за плечи, стараясь держаться подальше на вытянутых руках, поставил в мягкую пыль, спросил фамилию и показал дорогу. Я помчался домой, отлепив склеившегося вареником гуся, который, однако, лучше меня знал, в какую сторону следует бежать.


*Гусь домашний – частота пульса: 210–320 ударов в минуту