Роман. Дождливое лето 6

Часть вторая «Не виновна…».



      Молитва, молитва к Господу, была ее спасением в темноте тюремного карцера. Джия неистово молилась день и ночь, день и ночь. В этой своей молитве она была совершенно одна перед лицом Господа, и ей казалось, что Бог слышит ее. Каждый раз ей становилось как будто теплее, когда она мысленно представляла его лик пред собой. «Он ведь всемогущ, он может прийти к ней, несчастной рабе своей и простить ей все грехи ее, он отпустит на волю ее измученную душу…». Но, кажется, про ее существование забыли все на свете, даже Господь.
   Душа ее измучилась долгим ожиданием; тело стало худым и звонким, как натянутая струна. Щеки впали, черные круги вокруг ее глазниц сделали  взгляд тяжелым и пронзительным. Она совсем обессилела, лежала на полу с вытянутыми вдоль тела руками и иногда не могла пошевелиться. Повторяя словно притчу молитвы одна за другой, Джия старалась не терять чувства стойкости, не терять надежды и рассудка. Сколько прошло дней или недель с той минуты, когда она попала сюда, девушка не могла определить.  Какой сегодня день и сколько времени она провела в этих застенках, ей было неизвестно. По ее подсчетам, было 22 сентября – примерная дата, которую Джия смогла установить.
    К сожалению, по ту сторону двери о ней никто не вспоминал, наверное, о ней вовсе забыли. Стучать в железную дверь ей больше не хотелось. Синяк на животе не заживал, и она зачем-то прятала его в складках прилипшего к телу, грязного платья.
    Железная дверь иногда открывалась, и женщин уводили, скрутив под локти. Возвращались они испачканные кровью, дрожащие и плачущие от боли или трясущиеся от ненависти. Падали на грязный пол и забывались в страшных конвульсиях или истеричных рыданиях. Некоторые безмолвно качались из стороны в сторону, не произнеся ни слова. По их лицам и телам, изрезанным словно ножами, струились потоки крови. На кровь и рыдания никто не обращал внимания.
   Двое женщин, не выдержав ужасных издевательств, лишились рассудка: они вели себя непристойно и без стеснения глумились над собой и другими. Одна из них выгребала из огрызка трубы, торчащей в стене, куски желтых каловых масс и размазывала их по стенам и по своему телу. Она не раз подбиралась к другим женщинам, чтобы вымазать их  тела и одежды. Кому-то удавалось отпихнуть несчастную, а кто-то ей не сопротивлялся. Вторая женщина все время пела, смеялась грубым голосом, потом забивалась в угол и долго рассказывала невидимому слушателю о своих мучениях и горькой доле. Многие забывались в бреду, раскачивая свои тела из стороны в сторону, приглушая неотвязную боль, которая разрушала их тела и заглушала дыхание жизни.
   Джия старалась не обращать внимания на несчастных: она затыкала уши или сидела, уткнувшись носом в колени, опустив глаза. Но безумие проникало под кожу и не отпускало ее сознание.
    Вера в то, что она непременно выберется оттуда, не оставляло ее. Она вздрагивала всем телом, когда громыхала железная дверь. Ей казалось, что идут за нею. Она с ужасом ждала своего часа; ей представлялось, как она предстанет перед судьями и поведает им о своих мучениях и о своей невиновности. Она спросит их, почему ее поместили в камеру с преступницами? Ведь она ни в чем не виновата. На ней нет никакой вины: она вошла в комнату госпожи совершенно случайно, когда прогуливалась по замку. Она примерила ее колье и серьги, но не хотела украсть их. Нет, она ни в чем не виновата. За что же она томится в этом грязной, душной тюрьме целый месяц? Она поднимет подол своего платья перед судьями и покажет им свой синий живот; она расскажет им о том, как страдают несчастные, оказавшиеся в стенах этого застенка.
   Дни проходили за днями, но вокруг ничего не менялось. Мысли о безысходности уже не давали Джие покоя: сколько ей придется находиться в этом душном, угасающем мирке отверженных судьбою женщин?
   В один из следующих дней умерла одна из женщин; она лежала неподвижно, копна ее черных, слепленных в колосья, волос растрепалась по полу. Она умерла  во сне; несколько часов она не подавала признаков жизни, и никто не интересовался этим. Джия, как и все, боялась подходить к двери и сжалась в своем углу, словно испуганный зверек. Мертвая женщина пролежала в камере семь дней, и, надзиратель, увидевший ее мертвое тело, вынес его только через три дня. Трупный запах распространился по всей камере, и Джия все это время почти не вставала. Она не могла доползти до своей миски; ее все время тошнило.
   Она повторяла во сне и наяву имя Селы, она боялась его забыть. В те тяжелые минуты она старалась все время думать о ней; вспоминать ее слова, прикосновения, и ее добрые глаза. Не раз она повторяла слова заклятия, которые были написаны на бумажке. Она не понимала, что значат эти строки, но все время повторяла их:

«Разверзнись земля,
Обрети меня,
Ударь волна,
Ибо я пришла.
Я пришла,
Я просила тебя».
   В ней звучал голос Селы, она явственно видела ее глаза. Однажды утром, она почувствовала ее прикосновение, ее дыхание у своей щеки. Проснувшись, начала говорить с ней, но ее образ тот час же растаял, растворился в воздухе. С той минуты, она поклялась себе, что будет разговаривать с Селой, приветствовать ее каждое утро и прощаться вечером.
  В один из таких дней она снова разговаривала с Селой, присевшей рядом с ней на корточки. Села обняла ее за плечи и гладила по волосам. Вдруг железная дверь с лязгом отворилась, надзиратель вошел внутрь камеры, и, прикрыв нос грязным платком, прокричал:
- Джия, Джия Бруно Милэгрос, здесь есть такая?
   Но, Джия не обратила на него никакого внимания; она даже не вздрогнула от звука его голоса; Села шепнула ей на ухо, чтобы она не шевелилась. «В самом деле», - мелькнуло в ее голове, - «а кому здесь известно мое имя?». Надзиратель, шагая вдоль скрюченных тел, вглядывался в лица; какие-то из них были ему знакомы. Когда он поравнялся с Джией, то прошел мимо. Потом снова вернулся и ударил ее носком сапога в бедро:
- Пошевеливайся, судьи ждут тебя!
- Судьи? – пошевелила обескровленными губами девушка.
- Вставай же! – прикрикнул он на нее снова.
    Джия поднялась с пола, опираясь о стену, и побрела за надзирателем, озираясь по сторонам. Сердце ее учащенно билось, ноги подкашивались. Надзиратель схватил ее за руку и поволок за собой в коридор. Сделав несколько шагов, Джия упала. Она глубоко дышала, стараясь насытиться свежим воздухом, но грубый послушник не давал ей опомниться. Он поволок ее, схватив сильными руками за талию, словно тряпичную куклу. Толкая ее перед собой, он распахивал двери, и так, нелепо передвигаясь, через несколько минут они оказались посреди огромного полутемного зала.
     Окна в нем не было; всюду горели обугленные свечи; пахло раскаленным железом; откуда-то шел дым, словно из печи. У Джии кружилась голова, она не могла стоять на ногах и упала на пол, на колени. Но тут же сильная рука надзирателя подняла ее, и зычный голос приказал ей смотреть в глаза «судьям».
     Джия подняла голову: она увидела несколько человек, облаченных в темные костюмы; они что-то говорили меж собой и, осматривая ее с головы до ног, злобно усмехались. Джия протянула руки к ним, читая молитвы; она плакала. Ее голос зазвучал с молитвой о помощи, ей захотелось броситься в ноги «судьям» и облить их сапоги своими слезами. Но никто из людей даже не подошел к ней, чтобы утешить ее. Надзиратель ловким движением скинул одежды с ее тела; связал ей запястья за спиной толстой, прочной веревкой и крикнул кому-то, чтобы «суд» начинался. Послышался стук колеса орудия пытки и девушка вскрикнула: ее руки вытянулись за спиной, голова поникла на грудь и она увидела, как ее ноги болтаются высоко над полом. Боль в плечах была нестерпимой, и она, перебивая надменных «судей», громко и сбивчиво начала свой рассказ о своей невиновности, молила, чтобы пощадили ее. Джия пробовала объяснить всю тяжесть своего положения; просила за женщин, оставшихся в камере; читала молитвы. Она просила и умоляла, но ее никто не слушал. «Судьи» все время о чем-то говорили без умолку, то один, то другой; она не понимала их слов. Она умоляла:
- Пощадите! Сжальтесь! Я не виновна!
   Увидев взмах платка одного из «обличителей зла», она услышала его слова:
- Железо!
   И палач, держа перед собою длинный раскаленный прут, начал тыкать им всюду, во все места несчастной жертвы. Она извивалась, словно змея, но каждое движение давалось ей с трудом: боль врезалась в ее тело.
- Сознайся в своих грехах и Господь простит тебя! – слышалось снизу, - сознайся! Сознайся!
- Я не виновна! Мне больно, отпустите меня!
- Ей ты, не переусердствуй! – окликнул «судья» карателя.
- Еретичка! – обратился снова он к девушке, - твоя вина очевидна, сознайся и правосудие восторжествует!
- Я не виновна!
- Сознайся, или тебя сожгут на площади!
- Я не виновна!
- На костер ее! – закричал страшный человек.
- Я не виновна! – прошипела Джия и потеряла сознание. Очнулась она лишь в коридоре: надзиратель тащил ее по холодному полу обратно, в грязную темницу…

Продолжение следует...