Первая Весна
Скрип-скрип, скрип-скрип – рыжая деревянная дверь подъезда повисла на одной нижней петле и конвульсирует в предсмертном некрасивом танце, ее верхняя петля, словно культя инвалида-маргинала, просит милостыню и помощи – «Люди добрые, повесьте, Христа ради, петелечку, не проходииииите, скрип-скрип, миииимо». Дверь пострадала от рук медленных, замерзших и очень пьяных людей. «Если плохо мне – так пусть будет плохо и моему брату, и кошке его, и дверям-оконцам его. Пить надо в двух случаях – когда плохо, и когда холодно, дабы согреться. Я вчера пил, и позавчера пил, и завтра тоже пить буду. По тому как – плохо мне и очень, очень холодно». Скрип-скрип, скрип-скрип…Скреп.
Среди серо-белого кошмара пространства зимы, выделяются желтые, худенькие, хромые панельные дома-жуковки. Тонкие стеночки, низенькие потолочки, узенькие лестницы, снег меж стекол… снег на внутреннем порожке неостекленного балкона… темно и очень страшно. Света в жуковках нет… газа в жуковках нет… Люди в жуковках есть. Здесь много людей. Рычат, грызут друг дружку, бьют друг дружку, забивают до смерти. Тесные жуковки просят своих обитателей быть добрее, нежнее к самим себе, прижаться и согреться о ближнего своего и ему дать того самого тепла тела человекова. Не слышат, не слушают люди. Пьют и злятся. Дерутся и плачут. А который помер – туда и дорога. Из окна – да в сугроб высокий – до весны пущай отлеживается… если будет весна-то… А некоторых на санках и псам на обед, чтоб живого люду поменьше сожрали.
Трещит крышкой старого гроба шаг под ногою, ручонки ломит до невыносимой боли, кружится и падает маленькое тело, подхватываемое истерикой снежного танца. Шестнадцать квадратных метров холода и грязи, темноты и крика, взрослых людей и их привычек – всё это осталось позади. Маленький человек нёс свое маленькое тело куда-то туда, где будет всё иначе, где будет тепло и радостно. А он помнил про такие времена – отчетливо, до тошноты – как от сладкого. Плакать уже не может, идти уже не может, падает... Ползет, цепляясь ноготками, обкусанными до мяса, в стену льда и снега тропки кривой. Голова кружится, а он всё верит и надеется, и всё-то он не сдаётся, и хочет доползти эдак, до весны. Дурачок, не доползёт – помрёт ведь. А он, упрямый, еле живой, всё шевелится вперёд и шевелится… Вот уж и боль прекратилась и наступила пустота внутри и холода больше нет – нигде – ни внутри тельца слабого – ни снаружи - всё закончилось, осталась только картинка в глазах яркая – синь небес, пожарище теплых костров и белые верхушки далёких гор… Улыбнулся человек и замер… И так хорошо ему стало, и так легко…
Здравствуй, моя Первая весна.
Свидетельство о публикации №219081101384