Серёжкины откровения. Часть вторая

МОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛОВОЙ КОНТАКТ

Мне было лет пять, когда произошло то, что должно было однажды случиться...

Я очень любил свою бабушку. Любил-то я всех своих бабушек, родных, двоюродных, но одну из них я просто обожал...

Да, так вот. Эта история случилась в доме моей бабушки. Дом этот, замечу, стоял в конце улицы и почти упирался в ограду старого городского кладбища. Того, что назывался «на Солнечной». И дородная тётка-кондукторша в автобусе 12-го маршрута всегда с явным удовольствием приветствовала милую её сердцу остановку: «Солнечная! Второй курорт Сочи!».

С этим кладбищем меня связывает еще одна занятная история. Но об этом в другой раз...

Так вот, в тот памятный день моя любимая бабушка осталась в доме совершенно одна, поскольку мой любимый дедушка отправился по делам в горгаз. Я не ведал, где это, но твердо знал, что вернётся он только к вечеру. В то время мне было уже известно, что в мире, помимо родного Новороссийска, есть еще три города: Краснодар, Москва и Горгаз. Причём, я был уверен, что Москва  находится дальше Горгаза, а Краснодар – ближе. Во дворе еще были куры и пёс Дик. Но он сидел на привязи в «фальшивом Геленджике», делал вид, что охраняет бабушкин виноградник, и в расчёт приниматься не мог.

Бабушка с утра всё хлопотала по дому. Умаялась, конечно. И после обеда вынуждена была прилечь отдохнуть. Вот тут-то я и застал её, лежащей на древней софе, которая ещё хранила воспоминания о пухлой заднице ныне забытого генерала добровольческой армии. А может быть и не хранила. Я у неё, собственно, не спрашивал.

Бабушка мирно дремала, когда на пороге спальни возник её загорелый внучек.

Было лето. Было жарко. Поэтому перед бабушкой я предстал в чём мать родила: в синих сатиновых трусах и с алюминиевой кружкой, наполненной крыжовником.

Вид отдыхающей бабушки меня явно озадачил. Я случайно посмотрел ниже своего набитого ягодой живота... и изумился. Там было как-то необычно, слишком свободно, и что-то хлюпало у меня в ногах.

Так и есть: порвалась почти новая сандалия. Достанется от мамы, подумалось мне.
 
Но безмятежное выражение лица бабушки заставило выбросить из головы страхи и глупые переживания. Горячие чувства нахлынули на меня. Мне захотелось сделать для бабушки что-нибудь очень приятное.

Я огляделся по сторонам. Он всё ещё стоял...

У порога прихожей стоял тот самый эмалированный таз, с помощью которого бабушка обычно мыла полы.  Рядом лежала огромная половая тряпка. Швабры в доме не было. Не было и других увёрток для лентяев и бездельников. Из сложной бытовой техники имелась резиновая мухобойка.

План в моей голове созрел молниеносно. Я задёрнул занавеску перед дверью бабушкиной опочивальни. И стремглав бросился к тазу. Намочив тряпку, я  принял  боевую позу прыгающей лягушки. Лёгкое движение рук… и вот он, первый осознанный контакт с поверхностью пола, состоялся...

Что и говорить, мой подвиг был оценён по заслугам.  Домой я возвращался  исцелованным бабушкой,  с упаковкой редкостного в те времена клубничного  «чиклетса»*.


* В пору моего голопузого детства в портовом Новороссийске «чиклетсом» называли практически любую жевательную резинку, привезённую моряками дальнего плавания из-за границы.