Вердикт Лондона, ностальгический отчёт

События командировки в Лондон в январе 1978 года представлены в виде путевых заметок, дополняются воспоминаниями о жизненном опыте автора и фактами советского прошлого России. Сопоставляя в стиле публицистики социальную обстановку по обе стороны железного занавеса, показано, как постепенно и планомерно политика руководства страны по инкубации стяжательства, предательства основ коллективизма неожиданно привели социализм к развалу. Отчёт выполнен в виде последовательности кадров или образов, воспоминаний , и размышлений, своеобразных клипов. Текст каждого клипа завершается краткими стансами на английском. Материал представляет интерес для любителей истории и словесности.

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
ЧАСТЬ 1. ПРИБЫТИЕ
 Клип 1.1. Как это случилось
Клип 1.2. Дружеская попойка в замке
Клип 1.3. Паруса, снега и ЦК
Клип 1.4. Креативная визитка
Клип 1.5. Летайте самолётами аэрофлота
Клип 1.6. Это красное словцо «ностальгия»
ЧАСТЬ 2. ПРЕБЫВАНИЕ
Клип 2.1. Новичок на Грин-стрит
Клип 2.2. Первые шаги в Сити
Клип 2.3. Дом англичанина
Клип 2.4. Идеал моря и криминал рынка
Клип 2.5. Экология нации
Клип 2.6. Кавказский пример
Клип 2.7. Военно-морские истории
Клип 2.8. Отель «Королевской конной гвардии»
Клип 2.9. Нелишние тезисы и завтрак
Клип 2.10. Прогулка на Стрэнд
Клип 2.11. Национальная галерея
Клип 2.12. Мой долг Вестминстеру
ЧАСТЬ 3. ОТБЫТИЕ
Клип 3.1. Прощайте, маэстро Шекспир
Клип 3.2. Чудный сон в Лондоне
Клип 3.3. Из англосаксов в Советы
Клип 3.4. Граница на замке
Клип 3.5. Пригожая ночь в Москве
Клип 3.6. Пасьянс мнений

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Жизнь коротка, наука обширна, случай шаток,
опыт обманчив, суждение затруднительно.
                Гиппократ, древнегреческий
                мыслитель, врач
    Поприветствую моих дорогих читателей! Выбираю вас, как вы выбираете авторов, а все мы выбираем друзей. Это счастливый миг – представить неспешное повествование о ходе давней командировки в Лондон, сделанного человеком поколения без шор и розовых очков, уникального поколения трёхкратного изменения общественного строя от сталинского казарменного прогресса к недоразвитому советскому социализму и, далее, к воровскому рынку. Случилось так, что отчёт об этой командировке был написан сначала в стране Советов по-английски специально для полюбившихся мне с детства англичан. Теперь, он сделан как память о прошлых событиях в преданной врагам стране, и сделан он для вас, моих соотечественников.
    Этот публицистический материал из прошлого предназначен для тех, кому интересен ход таких недавних судьбоносных событий в России. Уважаемыми англичанами мой рассказ о них же оказался не востребован. Автор не исключает такое же безразличие и, даже, неприязненное отношение и к отчёту, и к описанному в нём прошлому теперь и в своём родном обществе. Однако приходит время надеяться на лучшее, рассчитывать на новых небезразличных земляков, благосклонных к рассказам очевидцев удивительной катастрофы гибели Советов.
    Итак, перед вами своеобразный ремейк, симбиоз написанной по-английски повести «For a Weekky to London & Meditatus Stanzas. Report on a foreign mission in 1978» (издание «Лик», С.Пб., 2002) и того, что получилось в более многословном и объёмном русском варианте издания 2010 года, который значительно больше 110-ти страниц английского текста. Материал соответствует жанру путевого романа в стиле публицистики, а представленный электронный вариант «Вердикт Лондона, ностальгический отчёт» – это незначительная авторская переработка упомянутого материала.
    Подчеркнём две особенности предлагаемого отчёта. Формально работа предстаёт в виде дополненного с учётом современных реалий и исправленного авторского перевода с написанного им же английского варианта , но на родной русский. Отмечая преемственность обоих вариантов, автор оставил в оригиналах после каждого раздела по одному из своих «Meditatus Stanzas». Это краткие нарочито-связанные со своими разделами стансы или строфы-размышления.
    Во-вторых, что касается замысла работы, то переводной материал, как и оригинал, избегает штампов пропаганды, повествует о жизни советского мира и его публичные проблемы через призму бытовых коллизий отдельных клипов-новелл романа. Но английский вариант изначально и достаточно самонадеянно написан для читателей Западного мира. Тогда автор хотел перенести своё независимое слово из одной системы, да и в другую! Хотя подобных работ ему встречать не доводилось, на приоритет претендовать опасно. Наивный идеалист сделал тогда холостой выстрел, пусть даже в библиотеки островов его слово и попало.
    Теперь делая второй выстрел, автор задумал перенести независимое слово из прошлого страны, да в настоящее! Поскольку социальные прорехи сегодняшнего русского мира заставляют кое-кого думать, как бы чего исправить, то и предлагается материал о прошлых реалиях, о сданном нашим противникам, иезуитски преданном и утраченном мире. Вот вам, дорогие читатели, что было, да сплыло. Может, за минусом огрехов, что сгодится! Хочется верить, выстрел не будет холостым. Хочется верить, что работа не будет бесполезной, а значит, как говорили древние, глупой. Хочется верить, что «bene factum non anscedet» или, что добротно сделанное не пропадёт.
    Пару слов о творческом характере предлагаемой работы. Хотя отчёт c его нетипичным для романа стилем представляется автору потоком собственных воспоминаний о прошлом вместе с потоком текущего сознания, однако после великого творения Джеймса Джойса «Улисс» он не может претендовать в этом приёме на оригинальность. Тем более, любому  осведомлённому читателю станет очевидно, что автор не избежал влияния литературной глыбы Джойса.
    При этом автор делает доступное ему усилие чуть-чуть помочь ветру словесности сдуть жалкую серятину небылиц с прошлого своего поколения. Он надеется показать нашу жизнь, надежды и опасения людей такими, какими они остались в его памяти, когда деньги не были мерилом успеха, небогатым полкам магазинов соседствовали набитые едой домашние холодильники, а стяжатели безнаказанно кормили поросят хлебушком социализма.
    Так примите же, друзья, отчёт на тему «отчего да почему, да по какому случаю» с учётом того, о чём прозорливо сказано Гиппократом в эпиграфе. Примите же от наших щедрот следы недавнего прошлого в виде ностальгического и публицистического романа!

ЧАСТЬ 1.
ПРИБЫТИЕ

 КЛИП 1.1. КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ

«Глаза боятся, а руки делают»,
«Делай хорошо, плохо само получится»
                Русские пословицы
    Наш путевой отчёт о краткой научно-технической командировке в Лондон касается событий конца 70-х годов, времени зрелости нашего поколения. Поэтому перед вами типичный продукт ностальгии, но он вполне достоверен по своему содержанию. Мне с удовольствием вспоминается серо-бело-чёрный пейзаж с белыми полушубками охраны, окружившей вылетающий на Запад авиалайнер, и неистовый шум его двигателей. Эти кадры были последним «прости» родины. Новая модель «Ил» с тремя турбинами начала свой полёт, тёмное небо вдруг сменило своей необъятностью вихри позёмки в свете посадочных огней аэропорта. Белый снег и чёрный лес пропали из вида. Целый Евразийский континент скрылся в полной темноте.
    Отлёт стал завершением прошедшего этапа хлопот прежней жизни, мне было под пятьдесят, и реализацией давней мечты увидеть Англию. Это было началом моего пути в Лондон. Это был апофеоз мировой показухи, политического шоу Брежнева, которые вскорости почили в Афганистане. Это был свободный полёт отечественного специалиста по электронике в космическое пространство уважаемой и известной Международной электротехнической комиссии (МЭК), орбита – Технический комитет № 56, надёжность. Это было начало 1978 года, и никто тогда не знал, что этот год станет годом начала процесса нашего международного и национального краха, крушения всей политики коммунизма. Для нас всех это был год новых, светлых надежд на мир и счастье. Это было время вершины расцвета страны. Повторюсь, это было осуществление моей первой и последней, казалось, несбыточной мечты.
    Действительность вдруг стала чудом. Стольким людям, готовым к международной поездке, было отказано, иногда в самый последний момент. Поэтому сама возможность выиграть в этой игре в свободу выглядела сверхъестественной. Когда я собирался и ехал в аэропорт Внуково, проходил в нём контроль, когда шёл по пустынным, холодным, унылым и сонным коридорам аэропорта мимо утомлённого, в помятой форме капитана-пограничника, я по-своему чудесным образом проходил сквозь железный занавес. Мы с капитаном оба знали правила игры. Он был последней частицей системы, которую я должен был покинуть, не смотря на мои отлично связанные этой системой руки и ноги. Мы играли свои роли.
    – Привет. Попробую слетать на недельку в Лондон…
    – Попробуйте…
    Это была последняя и чисто формальная точка присмотра перед тем, как сесть из трубы терминала в самолёт, последняя попытка явить могущество социального равенства и справедливости под недремлющим оком КГБ. Безмолвный пустой коридор неотвратимо увлекал меня из России в Англию. Три метра ширины промороженного пластикового пола коридора были проходом в огромный мир. Этот проход метафизически существовал в железном занавесе длиной в двадцать тысяч километров. Мы оба знали, что не можем уклониться от своей судьбы, избежав этой игры: он был казак, я – разбойник, влюблённый в Англию со своих одиннадцати лет. Тогда, в эвакуации, я впервые услышал английскую речь в кружке языка от пожилой изысканной дамы, нашей великолепной учительницы, профессора Ленинградского университета по обучению дошколят. Она подрабатывала, а плата ей была в виде талонов продовольственных карточек.
    Я улавливаю ваш телепатический вопрос: как же это произошло? Отвечу кратко, поскольку глаза боятся тьмы знаков, кучи бумаг. Смогу ли? Постараюсь, пока руки делают. Впрочем, может лучше сэкономить свечи. Поэтому у меня есть к вам одна маленькая просьба. Пожалуйста, прочитайте первый клип до конца. Первое впечатление обычно самое правильное. А дальше, решайте, стоит ли знакомиться с отчётом.
    Вам будет представлен период советской жизни, когда как-то странно повысилось количество разрешаемых зарубежных поездок. Например, наш институт получил сразу, в один день, три письма из Москвы, из главка, в которых говорилось о государственной необходимости проведения за рубежом разных важных встреч с участием наших специалистов. Одно из них и стало моей судьбой. Руководство института вынесло по этим письмам вердикт о трёх счастливчиках. Это были начальник отделения Николай Фёдорович (Н.Ф.), начальник отдела Владислав Александрович (В.А.), начальник лаборатории, коим стал я. Мы были руководителями различных по составу и объёму работ подразделений, имели разное начальство, но входили в компанию приятелей, без претензий друг к другу и с кругом общих интересов.
    Хотя задания на командировку были необходимым, но абсолютно недостаточным условием для реализации поездки, всё равно, мы чувствовали себя польщёнными. Ведь чтобы решение о поездке был вынесено, непременным условием была достаточная профпригодность наравне с полной уверенностью в надёжности того, что мы не подведём руководство в смысле возвращения на родину. Кроме того, при выборе кандидатов начальством приоритет оказывался не тем, кто лучше владел заявленным предметом, а тем, кто не чурался общественной работы, пусть чисто формально. Все три назначенных кандидата удовлетворяли в разной степени упомянутым критериям. Но настоящее «добро» в необходимые для отъезда сжатые сроки оформления документов давали другие инстанции: горком, отсюда требовалась общественная активность кандидата, министерство, которое обычно доверяло институту, и, главное, Большой дом. Словом, это была игра «любит – не любит», «успеет – не успеет», за исходом которой с интересом наблюдали наши друзья, начальники и родственники.
    Из трех резолюций только резолюция по моему письму на командировку привела к оформлению документов на выезд. Для двух моих друзей со временем были реализованы совсем другие резолюции, потому, что они фактически были в институте нештатными зарубежными путешественниками по их положению и разговорному английскому. Они подходили для загранкомандировок, были внешне привлекательными, спокойными и разумными людьми, подготовленными профессионально и проверенными для выполнения таких миссий. Но каждый из них был хорош и в своём роде. Если Н.Ф. был из благословенной Белой Руси и стал у нас признанным лидером, вдохновителем большого коллектива, то В. А. был человеком компромисса и, если надо, всепрощающим исполнителем. Коллектив отдела из нескольких лабораторий он объединял эрудицией, мягкостью и иронией.
    Я полностью не уверен, но думаю, что Н.Ф. мог быть «баловнем» кэгэбэшников. Ведь за рубежом он работал систематически в одном месте, в центральное бюро МЭК в Швейцарии, и ездил он туда постоянно на протяжении ряда лет. Такое не позволялось никому, кто не был особо доверенным для КГБ. Как абсолютно здоровый русский человек, он имел слабость к алкоголю, но для него, в ту пору, это не было дефектом, скорее наоборот. К нему подходила поговорка: «пьян, да умён – два угодья в нём». Выпивка делало его, очень сильного человека, как бы уязвимой личностью для системы, которая не жаловала сильных, да ещё и неуязвимых людей. С учётом этого изъяна он был свой, поддающийся контролю, человек.
    Что касается В.А., не думаю, что на нём была печать КГБ, потому что он представлялся в деле общения с людьми слишком мягким, хотя доля еврейской крови делала его твёрдым прагматиком и человеком дела. Ко всему, системе для контактов за рубежом очень подходили не слишком уверенные в себе и мало владеющие обсуждаемой на встрече информацией люди. Ей были нужны, как и в моём случае, профессиональные куклы, хотя бы они и оставались личностями. Правило иностранных встреч: пришёл, услышал, сообщил. Никакой инициативы. Поэтому В.А тоже был любимцем системы, количество его зарубежных поездок по разным направлениям работ, проводимых в институте, приближалось к десяти.
    В частности, В.А. вернулся из Лондона незадолго до того, как я отправился туда, и рассказал мне последние лондонские новости: открытие станции метро Хитроу и начало рождественской распродажи. Его визит в Лондон был для него всего лишь одним в ряду других визитов и не более. Он был членом советской представительной делегации на какой-то конференции и жил в общежитии нашего посольства: вся компания хорошо знакомых людей жила в одной квартире. Таким образом, он имел в Лондоне работу, удобную крышу, рационально пользовался транспортом и экономил валюту для финального шопинга. Но Лондона и лондонцев он по-настоящему не увидел, да и не очень этого хотел.
    В отношении меня, никто не верил в будущее моего визита не потому, что я не был специалистом по теме командировки, а из-за слишком низкой вероятности организации такого события. Это было моё первое поползновение выехать к буржуям, хотя у союзников по СЭВ я уже побывал. Обычно перед удачной поездкой было необходимо сделать две-три бесполезных попытки выехать в капстрану. К примеру, чемпионом института по безуспешным потугам такого рода в ту пору был начальник крупного подразделения и хороший мужик Лиходаев. Он условно пропутешествовал по всему миру в мыслях, когда старательно готовился к очередной зарубежной поездке, систематически знакомился с вопросами командировок, покупал обновки. Увы, забегая на много вперёд, за рубеж он так ни разу и не попал. Почему это было именно так, никто не знал, но от этого ему не было легче. Необходимые для поездки бумаги всякий раз запаздывали. Его всегда ждал провал, и все это знали. Возможно, это было потому, что в его фамилии бык корень «лихо»?
    Вероятность успеха моего отъезда колебалась по трезвым оценкам друзей от 30 до 10 процентов. Однако неожиданно для меня всё в деле оформления документов стало складываться в лучшем виде. Игра проходила по правилам и в нужное время. Инстанции доверяли человеку. Было бы странно, если бы они не делали это: я много и небезуспешно работал на благо тематики и исправно платил партийные взносы.
    Опасность опоздать на праздник появилась с традиционной стороны. Мои документы на отъезд застряли в Большом доме (департамент КГБ в Ленинграде). В 1977 ключники застенков этого штаба борьбы с контрой превратились в простых клерков, но профицит революционности и власти в этой серьезной организации остался. Свежее поколение чекистов под мудрым руководством товарища Андропова готовились к новому удару по внутреннему врагу. Они делали диссидентов, наспех готовили из них героев и мучеников. Эта работа увеличивала рейтинг противников системы и, в конечном итоге, оказала неоценимую помощь в её распаде. Во всяких других делах клерки могли позволить себе быть неторопливыми и даже забывчивыми. Каждый выезжавший специалист, кто бы он ни был, должен был ждать их окончательного решения, быть или не быть зарубежной поездке. Как правило, они давали разрешение, но очень часто слишком поздно. Как соотносились в этой странной статистике случаи обычного разгильдяйства чиновника, его профессионального высокомерия и вежливых отказов по существу, сказать не берусь.
    Но, чу! Наглый Давид пощекотал Голиафа, и великан чихнул от удовольствия. Как только я почувствовал по сроку оформления документов опасность задержки, я использовал первую же возможность и рассказал, это случилось на ходу, на ногах и в коридоре, главному инженеру нашего института Эрнсту Дмитриевичу (Э..Д.), который ранее наложил резолюцию на пресловутом письме, дав этим добро на поездку. Я поведал ему о моем предчувствии краха плана выезда. А всё понимающий Э.Д. тут же, очень удачно, переадресовал моё опасение заместителю директора по кадрам тов. Знамову.
    Произошла эта мизансцена экспромтом, мимолётно, у дверей кабинета главного инженера. Он задал вопрос тов. Знамову, который случайно проходил в момент разговора мимо нас. Нарочито строго и слегка иронично Э.Д. спросил главного кадровика: «есть ли у нас железный занавес или нет?» Потом в двух словах попросил коллегу прояснить этот вопрос в Большом доме. Тов. Знамов был отставным чекистом, любителем анекдотов, надёжным собутыльником, понятно, с выбором, и большим приятелем Э.Д. В далеком прошлом заместитель по кадрам был шефом одного из сибирских лагерей. Теперь у него были друзья в Большом доме из бывших сослуживцев. Они по его звонку извлекли мою судьбу из бумажной кучи. Москва получила необходимый «зелёный свет» вовремя. Путь в Лондон был свободен. Остальное, в том числе и встреча с чиновником ЦК на Старой площади для проведения моего политического инструктажа, поскольку я впервые выезжал в капстрану, всё это было формальностью.
    Я слышу, если не ошибаюсь, ваши новые вопросы: "Кто такой Э.Д., и почему он помог?" Эти вопросы позволяют предположить, что кое-что из отчёта вы прочли.
    Представленный выше Э.Д. в юности был моим однокашником по Военно-морскому училищу, но потом наши пути разошлись. В прошлом мы не были друзьями, но хорошо знали друг друга. Он мгновенно вырос в большого начальника научного института благодаря московским родственным связям, оказавшись на своём месте, поскольку был находчив, очень честолюбив, крепок физически и привлекателен для женщин, а главное, достаточно хорошо подготовлен по широкому кругу технических вопросов для того, чтобы стать лидером. В его роду были немцы, и это чувствовалось в его твёрдом характере. Он взял меня в свою команду, потому что я подходил по опыту прошлых работ и был ему нужен, чтобы исправить положение дел в одной печально заброшенной, но важной для него лаборатории института. Сыграло роль старое знакомство, но скидок по делу на него не было.
    Предлагая мне новую работу, шеф обязывался помочь её наладить деньгами и оборудованием, разрешить принять новых людей. Поскольку я колебался, то он обещал мне также по возможности организовывать загранкомандировки, "чтобы понять своё невежество". Так я стал его человеком в институте, помог ему закрыть некоторые технические проблемы, а шеф меня в этом деле поддерживал. Это было, и это прошло. Это было так давно…
    Здесь я сразу слышу новые законные вопросы о том, почему же мне так повезло, в каком это было обществе и как его нравы повлияли на успех? И почему я решил выполнить такой экспромт описания упомянутого везения на английском языке? Как я смог поднять моё дилетантское перо на отображение Лондона после У. Блейка, Диккенса и многих великих авторов? Я сознаюсь, что ответ на эти вопросы не будет кратким. Я сделал всё, что смог, чтобы ответить на него в довольно полном отчёте. Прочесть его будет непросто, даже, если вам будет удаваться преодолевать сонливость. Поэтому стоит добавить несколько слов, чтобы изначально оправдать моё вторжение в деликатную лондонскую тему, сначала на английском, а теперь и по-русски.
    Есть несколько причин такого легкомыслия, но главной причиной является то, что мне нечего терять, нечего проигрывать, поскольку ещё есть время, в которое я уже не могу потерять волосы, отказаться от каких-то надежд или лишиться денег. Однако я вижу проблемы: Запад знает о Востоке гораздо меньше, чем Восток о Западе. И, главное, он ничего не знает о наших неудачах и неприятностях, чувствах стыда и тоски, о монтаже международного ига в России. Не знает потому, что у него нет никаких аналогов наших несчастий, случай Россия-СССР уникален. Уникально и то, что сегодня Россия под мудрым руководством прозападной элиты, забывает своё совсем недавнее прошлое.
    Наш великий поэт А. Блок заметил, цитирую, о способности славян вникать в проблемы и принимать другие миры:
«Нам внятно всё – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…»
    Эта способность сыграла и продолжает играть с русскими недобрую шутку, потому что их собственный мир от такого понимания теряется среди корыстных интересов других известных и понятных им миров иностранных народов. Однако теперь я хочу войти в англо-саксонский прагматизм без ущерба для чьих-либо интересов, если не брать во внимание ущерба, который обнаружился в ходе многолетней работы у фактуры моего старого словаря. Я изложу вам причины моей неожиданной англофикации с нескольких различных точек зрения.
    Во-первых, хорошо известно, что краткость сестра таланта. Поэтому я хотел быть очень кратким, но мой русский не позволял мне сделать это, даже если здесь была не сестра, а только двоюродный брат. Труд перевода это единственный для меня надёжный способ, чтобы избежать болтливости и приблизиться к мастерству. По крайней мере, масса лишних слов будет сидеть взаперти. Обратный перевод – тоже хороший фильтр, хочу надеяться.
    Во-вторых, наша жизнь имеет великий принцип: без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. Длительный срок жизни заставил меня приобрести много-много разных бумажек-свидетельств: водителя, охотника, яхтсмена-рулевого, инженера и так далее. Но у меня не было сертификата русского писателя, и писать по-русски, чтобы издаться в России, было для меня бессмысленно. Теперь-то другое дело: хочешь печататься – деньги давай.
    В-третьих, можно еще раз вспомнить Блока, который сказал, "одной слезой река полней".  Мне было ясно, что российские реки поглотят мою слезу, не заметив её. Так что я очень наделся на Темзу. А что, быть может, моя капля-отчёт не потонет в лете англоговорящей аудитории. Увы, я ошибался.
    В-четвёртых, мы, русские, должны покаяться за процесс мутации нашего языка при Советах. Он превратился из системы моносмысловой ясной концепции изложения мыслей в инструмент по разведению запутанных и туманных вопросов. Мне за это стыдно. Но это произошло стараниями нерусских марксистских идеологов, мастеров бесстыдства печати, радио и ТВ. На русский им было всегда наплевать, а сделано это было для систематического затемнения мозгов и мистификации всего, что связано с насилием и обманом. Я тоже грешник, не я ли проводил трафаретные политинформации с матросами? Теперь, решил я, без меня! Не проходит по-русски, сделаем по-английски.
    В-пятых, в развитие четвёртого, я хотел скрыть содержание работы от моих близких, включая недоброжелателей. Я полагал, что отчёт никогда не будет переведен на русский язык, и никто из моих героев не будет с ним знакомиться. Так что я никогда не буду ни в чём перед ними оправдываться. Обычная история того времени: кукиш в кармане или писание в стол. Нынче прошло время и поставило всё на свои места. Оправдываться не перед кем, недоброжелатели, увы, потеряли ко мне интерес.
    Помимо указанных объективных причин, есть одна субъективная и очень простая причина моего неожиданного проникновения в пен-клуб. Я получаю удовольствие от решения русско-английских головоломок, эта работа дает мне приятное деловое времяпровождение. Это моя заводь, где никто не мешает мне делать то, что я хочу. Опять вспомним смысл поговорок древних: труд (labor) сам по себе удовольствие, кроме того, он заставляет забыть о заботах. Увы, напоминает печально известное: «труд сделает вас свободными».
    Закончив очень краткий самоанализ, следует перейти к менее краткому из-за сложности вопроса изложению того, из какого общества я вышел и возник на сцене в Лондоне физически? Из какого времени и пространства? Чтобы предельно сжато объяснить это обстоятельство, нужны не просто слова описания, их может оказаться слишком много. Нужно попробовать визуально воссоздать атмосферу того времени в её многоликости. Нужны действующие лица, нужна обстановка театра. Мне нужны помощники, и я их вам представлю. Мы должны поставить небольшой компанией коллег миниатюрную, одноактную пьеску под названием "Дружеская попойка в замке". Это будет сделано в следующем клипе. В ней будут задействованы лица, которые были описаны ранее, но их маловато. Чтобы воссоздать широкий спектр мнений, нужны и другие личности, поэтому представляю вам ещё несколько словесных зарисовок моих коллег, которые необходимы для задуманного традиционного сюжета русской выпивки.
    Начальником экспериментального цеха института и почти постоянным неоплачиваемым заместителем секретаря парткома института был Александр Павлович, которого все называли просто Палыч. Он выглядел доброжелательным крепышом, хорошо понимал своих заказчиков и интересы подчинённого трудового народа, поскольку выбился в начальство из простых рабочих, получив образование без отрыва от станка. Как и весь его коллектив мастеров и рабочих он очень уважал выпивку, но, с кем попало, не расслаблялся. Он хорошо понимал правила игры, а потому был всеми уважаем. Однако до штатного вождя парторганизации, номенклатура райкома партии, его реноме не дотягивало. В вожди тоже выбирали покладистых, но более представительных и отёсанных персон, как-никак – институт. Выбирали людей, не запятнавших себя грубыми реалиями жизни, которых на производстве хватало. Впрочем, его положение было достаточно прочным, а на большее он не претендовал. Он мог работать руками, ясной головой и хорошо подвешенным языком, но его главным достоинством была совместимость с надеждами и желаниями нашей администрации. Цех успешно справлялся и с планом, и с личными заказами начальства, партком всегда шёл в кильватере, строго после, начальства, а сам он внимательно следил, куда дует ветер.
    Начальником метрологической службы института был Николай Петрович, которого за его импозантную внешность и невозмутимость друзья именовали Кинг. Он подчинялся главному инженеру, и, по совместительству, был постоянным членом институтского коллегиального партийного руководства. Как видите, партком не имел в своём составе случайных людей. Начальству института лишние проблемы были не нужны. Поэтому на рассмотренном уровне стремление верхушки партии всё знать о делах института блокировалось почти полностью при помощи хорошо подобранной для парткома команды своих людей. И наш коллектив не был исключением, так было везде. Партийное всесилие на деле было всесилием определённых чиновников на местах. И Кинг как член парткома был для реализации гегемонии администрации незаменим. Это был спокойный, понимающий и молчаливый великан, скромный и, в то же время, уверенный в себе человек. Приятно было его видеть и общаться с личностью такой богатой природы и доброжелательности.
    Руководителем ведущего и самого крупного подразделения института, отделения, был Владимир Иванович (В.И.), которого лично я звал про себя «Заземлителем», поскольку он легко негативно возбуждался и критиковал всех и всё. Этот поджарый человек небольшого роста был личным и близким другом Э.Д. Последний доверил ему главное направление хлопотных экспериментальных и очень важных для заказчиков работ института в сфере испытаний нашей техники. К тому же, В.И. выступал в роли советника и информатора главного инженера. Для него были характерны неизменно отрицательные оценки любой информации о фактах, которые его, хитрого хохла, непосредственно не касались. Такая же оценка ждала разного рода чужие технические предложения, которые стекались к Э.Д. Способность завидовать окружающим и злопамятный характер делали его очень ценным для Э.Д., которому не хватало времени и желания критически оценивать поток поступающей информации. Поэтому В.И. и был незаменим советником в ходе многотрудных дел главного инженера.
    Теперь, когда действующие лица определены, можно представить и место действия. Мы должны почувствовать на этой сцене устоявшуюся атмосферу советского общества в ту пору и ознакомиться с ходом небольшой пьянки. Очевидно, что пьянство весьма плачевная привычка и, в тяжелых случаях, это путь к разрушению личности и превращения человека в изгоя. Однако когда ваше общество барахтается в традиционном употреблении алкоголя как в средстве сближения, вы должны интерпретировать это социальное явление от противного: трезвость становится путём к дискредитации. И наоборот, выпивка, как процесс, объединяет коллег, консолидирует их и повышает доверие между ними. Таким образом, в ту пору официальная вертикаль власти также дополнялась некоторыми горизонтальными связями на уровне отдельных часто псевдо дружеских, поскольку алкоголь всегда остаётся иллюзией, компаний с их взаимными интересами. Более того, каждый руководитель старался стимулировать свою компанию для работы, как ныне и для бизнеса, а также отдыха на основе совместных застолий.
    И было нечто ещё более замечательное в нашей очень спокойной и размеренной общественной жизни, в сонной атмосфере общественного согласия. Вы всегда говорили «да», когда появлялись хоть на какой трибуне. Но вы никогда не одобряли генеральную линию безоговорочно в вашей компании и даже среди малоизвестных людей, если это не было официальное заседание. Там каждый мог сказать, что он хотел, и если только это не было глупостью или чистой воды провокацией. Однако, в качестве исключения, можно было проделать и антисоциальный экстрим, только без надежды на ответ и без общественного обсуждения. А если вы не были согласны с этими общими правилами поведения, то вы были опасным человеком или сумасшедшим, возможно, вы были бы клиентом КГБ. Лично я таких людей не встречал.
    Фактически наше общество было лишено всякой возможности делового обсуждения своих проблем. Партийные боссы давили саму мысль об этом с помощью тайной полиции, выявляя ростки официального недовольства и недоверия. Находить их было довольно сложно, потому что подавляющее большинство населения было вполне удовлетворено жизнью и равнодушно к любой политике. Поиск недовольных властью людей напоминал тяжелую, всячески скрываемую работу по раскачиванию лодки. Это, мол, она сама кренится, такая-сякая. В ход шли все противоречия и подозрения, обострение отношений с евреями, самым легковоспламеняющимся материалом нашей истории. Как результат этих усилий, евреи в первую очередь и взяли курс на исход из Союза. Они оказались наиболее послушными, хотя и не одинокими, игрушками партийных боссов в море русской апатии.
    Да, это очень странно, потому, что достаточно хорошо устроенные  и уважаемые еврейские специалисты нашего института стали в конце 80-х годов вдруг лихими первооткрывателями бегства на Запад, продав свои недавно полученные от института квартиры и оставив тёплые рабочие места. Это странно, потому, что они имели полный набор моральных и материальных благ, которыми пользовались люди их положения. Но они вдруг поднялись, когда им вдруг официально разрешили это сделать, и вдруг оставили Россию ради Америки. Почему они это сделали? Не спрашиваю, почему им это разрешили, по чьей инициативе они побежали. Некоторые говорят, что им не нравилась пятая графа анкеты о нации человека. Такое объяснение мелковато, тем более, что этот пункт никому из них он не помешал стать высокооплачиваемыми специалистами. И вообще, идентификация любого национального меньшинства только мобилизует это меньшинство на самореализацию. Дело этой спешки тёмное, но теперь, после стольких лет возникает мысль, что весь этот еврейский шухер возник в предвидении скорого обвала системы, так сказать в порядке профилактики. Знание – сила.
    Можно ли осуждать за это евреев. Считаю, нет. Кто организовал исход, тех надо судить за всё, что они натворили. Но дело не в том. Надо помнить эту страшную страницу истории. Мыслящие люди России должны выработать свою идеологию национализма, кстати, сродни издревле еврейской собственной идеологии, поскольку лишь национализм реально обеспечивает чувство собственного достоинства и уважение разных народов.
    Простите, но я забежал вперёд. Продолжим по порядку. Сейчас  вам будет представлен один небольшой и тривиальный эпизод скорее частного, чем общественного порядка. В нём примут участие несколько сценических персонажей, затронуто много разных вопросов и мыслей, касающихся институтских и более общих дел и планов. Но по сути – это репортаж с дружеской попойки, с которой все успешно добирались домой. Я ставлю эту сцену в стиле реализма на ваше рассмотрение, поскольку отчёт обязывает.
    Перед вами кабинет Э.Д., второго человека в руководстве нашего института. Кабинет расположен в просторном помещении  загородного дворца, построенного в стиле замка. Этот прекрасный дворец-замок в годы войны и немецкой оккупации пригородов Ленинграда был разграблен и сильно разрушен. После войны он, к счастью, не остался бесхозным и был восстановлен без реставрации интерьеров на деньги нашей промышленности именно для института. От прежнего великолепия нам в наследство остались неповторимый внешний вид замка и поистине царская планировка помещений.
    Итак, институт сохранил внутри здания пространства XVIII века. Представьте себе: большую светлую комнату с высокими сводами и арочными окнами, благородный облик входной двери. Но эти детали были лишь отдельными атрибутами прошлых времен и бывшего совершенства, когда эта комната была только небольшой частью длинной и широкой галереи, когда-то полной образцов прикладного искусства и картин. Мебель кабинета, как принято, была выполнена в современном стиле. Шеф сидит на своем месте. У приставного длинного стола для совещаний разместились подчиненные, сердца которых вполне преданы начальнику. На столе, видны бутылки и чувствуется запах коньяка. Рабочий день давно закончился, но компания и за рюмкой не перестаёт обсуждать деловые вопросы, так сказать, в вольном стиле.
    Моя простодушная история не была бы полной, если бы я не сделал ссылку на дух старого дворца. Но как я могу сделать это в предлагаемой миниатюре? Я прошу прощения за нарушение принятых правил композиции и логики действия, которые существуют для драматургов. Автору придётся нарушить законы логики, потому что дух, как известно, им не следует. А что остаётся делать, если среди нас, работников дворцовых площадей, жил дух старых времен, древний житель замка. Он пересидел, видимо, в подвалах и подземных ходах лихие времена и следил за поведением нынешних владельцев современного научно-технического величия дворца. Поэтому я прошу вас не удивляться призраку, который также принимает участие в вечеринке. Бояться его не надо, он всего лишь лакей, а дух лакейства в сфере обслуживания остаётся неизменным во все времена и у всех цивилизованных народов.
    Что касается изобилия на столе, коньяк дешёвым не бывает, оно частенько обеспечивалось абиссинским институтским налогом. Этот налог был не местным, а всеобщим блестящим изобретением системы, когда вымогательство власти носило вполне мирный и даже добровольный характер со стороны обираемых лиц. Успешно завершённые исследовательские работы премировались, а награждение непричастных к этим работам персон вело к добровольному возврату труженниками оговоренной части средств. Таким образом, полученное по ведомости под расписку богатство переходило из рук в руки щедро награждавшему начальнику. Так у вполне того заслужившего вознаграждение руководителя, которому по закону не разрешалось за успех работы получать свыше определённой суммы, появлялись чистые и неподконтрольные средства. Это был финансовый немного обман в духе времени развитого социализма. Если вдуматься, всё по жизни логично, поскольку деньги эти надо было заработать. Но, по сути, это было аморально и разрушительно, не столько для людей, которые знали, за что получают, сколько для системы, которая сама себя разлагала на корню элементарным беззаконием.
    Далее одна общая ремарка, которая касается проявления смеха в представленной сценке. Поскольку люди собрались повеселиться и отдохнуть, они пользуются случаем дать выход своему чувству юмора. Понятно, получается это у каждого по-своему, но никто не собирается отставать, если можно посмеяться. В результате, смех становиться своеобразным фоном разговоров подвыпившей весёлой компании. Чтобы не отвлекаться на эту деталь по ходу пьесы, вводим условные знаки формы смеха в трёх её основных ипостасях весёлости: знак * представляет собой одинокий смех сказавшего, ** –  означает смех многих слушателей на замечание, @ – всеобще (смеются все) веселье. Понятно, что существует масса других градаций смеха в компании, но я на них не замахиваюсь. Надеюсь, вы включите свою фантазию. Уверяю, что матерью этого моего бессловесного изобретения знаков смеха, как всегда, является её величество необходимость.

               Song of Innocence
How sweet is the Traveler’s sweet lot!
From the morn to the even he explores;
All his debts are at home, he’s not.
He’s traveled as Christ sheep. Yes, course.
There cannot be the slightest doubt that
His innocence is not bad, it is all.
He is favored with a journey by true God;
He’s gone through the screen, evens call.
This is stupid to find some intent
Of the fate gift that’s Heaven redoubled.

КЛИП 1.2. ДРУЖЕСКАЯ ПОПОЙКА В ЗАМКЕ

Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут
И, взвившись, занавес шумит.
                А.С. Пушкин
    Краткие характеристики действующих лиц сцен, а также смысл значков *, ** и @, поясняющих реакцию участников застолья, которые представлены в тексте, на реплики собутыльников и на полученную по ходу действия степень веселья, смотри в клипе 1.1.
    При подготовке этой одноактной пьески автор неожиданно столкнулся с вопросом личных имён её героев. В нашем обществе того времени обычно было принято обращаться по работе, и не только официально, по имени и отчеству, что соответствовало традиции русской культуры. Обращение по имени считалось нормальным к хорошо знакомым людям, близким друзьям. В своём кругу, включая дружеские попойки, широко употреблялись сокращенные имена. Всеобщая американизация нашего культурного пространства расправилась в сфере личных контактов с русской культурой самым решительным образом настолько круто, что из обихода при обращении стало исчезать понятие амикошонства. Неужели это прогресс?
    Но я не хочу прослыть в этом вопросе ретроградом, поэтому изжил старую моду и постарался, по мере возможности, вообще избегать в текстах сцены обращений, а героев кратко именовать в соответствии с контекстом клипа 1.1. Мои наиболее близкие из всех остальных приятели Н.Ф. и В.А. имеют имена Николай и Слава, а Э.Д. проходит как шеф.

    ЗАНАВЕС ПОДНИМАЕТСЯ
    Кабинет Э.Д., главного инженера института. Раздаётся звонок телефона. Шеф привычно поднимает трубку.
    Шеф. – Алло. Такой усердный мальчик и так поздно? (Пауза) Да? Господин Князев, немедленно ко мне. Сразу. Нет! Долг – прежде всего. (Кладёт трубку) Тупой доцент…
    Слава. – А он имеет хорошее чутье, почувствовал приятный запах обмывания, как будто потомственный алкаш. *
    Шеф. – Я дал целеуказание, поскольку ему надо помочь. Ведь к поездке в Лондон готовятся не каждый день, тут любой может заучиться.
    Лихо. – Ого! Чем короче сборы, тем спокойнее жизнь. Я много собирался только с одним результатом: жена каждый раз покупала мне импортный костюм. ** Теперь у меня есть гардероб для представительства.
    Шеф. – Это лотерея, сегодня его билет выиграл. Признаться, не ожидал. С этим делом ему крупно повезло.
    Лихо. – Знаем, кому везёт.
    Шеф. – Никто не может быть дураком всегда, но иногда – каждый. А сейчас надо сделать его таким же умным, как мы. Слава, пожалуйста, приготовь ему штрафной.
    Николай. – Почти всё пусто. Теперь его очередь… Ему дорога в Лондон через гастроном. Хотя, гандикап почти обеспечен. @
    Шеф. – Тихо! Теперь моя очередь. Палыч, возьми и организуй, как всегда. (Даёт деньги) Скажи водителю слетать с тобой туда-сюда. Отоваривайся на все…
    Слава. – Но мой новый автомобиль! Мы ещё не обмыли колёса. Палыч, извини, прибавь и это. (добавляет деньги) Полный ход! Full speed!
    Палыч выходит. Сразу за ним входит одетый в старомодную ливрею и в парике лакей. Он приветствует компанию низким поклоном.
    Лакей. – Господа, я прошу прощения. Вы просили меня доложить, когда иссякнет запас армянского вина и придёт время возвращаться домой.
    Шеф. – Уйди! Приём продолжается… **
    Лакей. – Господа, а как же дамы, пардон, девочки? Они ждут и можно выбирать.
    Шеф. – Уйди, любезный!
    Лакей уходит. Недолгая пауза.
Николай, тихо. – Слава, этот подлый раб напомнил о картотеке скучающих сук из подпольных красных фонарей нашего городка. Слыхал, это изобретение демократии свободных ё… и  благородных шлюх. А шеф – не промах…
Слава, тихо. – Да, Коля. Дайте нам, приматам, запретный плод  развитого социализма. *
Заземлитель. – Этот старый дурень позволяет себе слишком много. Шеф, сказал бы ты ему пару слов, чтоб он не совал свой клюв, куда не следует.
Шеф. – Проклятие! Государство должно успевать везде. А где оно отказывается, там обойдутся и без него. Но если кто-то вынесет это обстоятельство на свет... Он об этом пожалеет, такое правило. Весь мир признает: бордели – это необходимость. Все, кроме наших импотентов.
Николай. – А что, мы должны идти и тут впереди планеты всей! Вспомним о любви улиток. У них в ходу файлы, или кольца общих, коллективных совокуплений. Вот, где должен быть наш вклад в мировой прогсекс. **
Кинг. – Никаких проблем. Единство рядов и партийная дисциплина.
    Раздаются голоса (почти одновременно) и @:
– – единство противоположностей, серп и молот в руках сутенёров;
– генерально-гениальный секретарь прав всегда, а если он молчит об этом, то и он согласен;
– советские проститутки лучшие в мире и наиболее надёжные.      
Входит лакей и объявляет:
– Господа! Начальник лаборатории номер 263, кандидат технических наук, старший научный сотрудник, изобретатель СССР, ударник коммунистического труда, морской артиллерист, капитан-лейтенант запаса, член…
Шеф– Заткнись, негодяй! За твой длинный нос и за выслугу лет тебя уволить мало. **
Я появляюсь в дверях со словами:
Ого, театр уж полон…
Заземлитель. (Обращаясь ко мне) – А вот наш герой, наш академик. * Мы подготовили вам входной билет. (Показывает на бокал с коньяком) Нет, это не штраф, а премия за то, что вы удачно обманули органы, партию и весь советский народ. Выпейте для порядка обмывания новой ценной вещи в нерабочее время и присаживайтесь.
Шеф. – Итак, вы изобрели Советский Союз. * Расскажите нам, как вам это удалось. Как вам удалось околпачить для этого народ России и самого себя? Присаживайся, изобретатель…
Я (усаживаясь). – Sir, I do, I do, I do… Но я и все наши люди делаем это, и науку толкнули мы вбок, под вашими знамёнами.
Шеф. – Да ладно… Я бы запретил вам, и всей вашей любознательной команде что-то придумывать, чтобы не портить того, что сделано. А вы – грабители нашей казны, изобретатели-мастурбаторы. ** Натуральные бездельники под видом созидателей велосипеда. И они ещё получают деньги за это недостойное удовольствие! @
Я. – Мы грабим только почтовые дилижансы призового фонда имени Эдисона, а деньги мирных граждан мы уважаем. С другой стороны, как мы можем моделировать температуры, время и пространство для тестирования компонентов, но без новых идей, за которые платят? Это ваш заказ, чтобы проверить здесь, в мрачном подвале нашего павильона, а не рядом со светлым Господом, в космосе, что будет, если…
Заземлитель. – Эти ребята – нахальные очковтиратели, потому что лаборатория снова узурпировала первое место по конкурсу изобретений. Потери фонда заработной платы у настоящих работников, конструкторов, достигают десятков тысяч. ** А они делают вакуум, пустоту, и ещё получают за это деньги.
Николай. – Господа, если в этой лаборатории не выполняют свой долг, допустим, прогуливают, то наше общество имеет от этого чистую прибыль. Каждый, кто отсутствует на работе или ковыряет в носу, изобретая, является инициатором экономии народного богатства. Это экономия электроэнергии и материалов. (Обращаясь ко мне) Мы должны поздравить тебя с победой в абсолютной безнадежной работе по изобретению того, что Создатель давно изобрёл или даже того, что Он не сделал ввиду явной бесполезности. * А нашего дорогого друга мы поздравляем с новым автомобилем!
Слава. – Да, пожалуйста. Твоя очередь, выпей за мою прекрасную новую блондинку на четырёх колёсах. Она того стоит, я стоял за ней в очереди в институте три года!
Я. – Мои поздравления, и долгий путь без проколов тебе и блондинке! (Выпиваю коньяк) Такая замечательная штука – все четыре колеса! Теперь ты можешь ехать, куда захочешь.
Кинг. – Куда захочешь, ездят только на танке, а в каждом панцире – сто малолитражек.
Слава. – Ну да, танк танкетку полюбил, в лес её гулять водил! Понимаешь, Кинг. Двадцать пятый курултай постановил изготовить для любви сорок тысяч гуляк, считай, вместо миллионов блондинок.
Кинг. – Танк, всё таки, понадёжней, чем машина, да и ездит до Берлина! * Хотя небольшой перебор, тысяч в тридцать, налицо… Так что моя очередь на авто, увы, за горами.
Я. – Да не переживай, целее будет. Но что ж я вижу? Уже восемь часов, и вы ещё трезвые. * И нет никаких перспектив, если только я не принесу немного дровяного бренди из моего валютного фонда.
Раздаются голоса – Пигмей, недораскулаченный жмот, пожиратель огненной воды, стыд тебе, оскорблять приличное общество! Да за это бьют канделябрами…
Лихо. – Мистер Князев, не волнуйтесь. Мы работаем по железному плану, а ваша задача теперь, это – жевать закуску. Мы трезвые и мудрые, так что слушайте и делайте умственные заметки, которые могут сгодиться вам для учёбы сумасшедших, по Гамлету, англичан.
Шеф. – Господа! Я не понимаю, как вы пьете такую страшную штуку, как спирт. Мы получаем по разнарядке тонну в месяц на институт. Это же спирт-бомба!
Николай. – Не торопитесь  с выводами. Это по расчёту всего 4000 бутылок водки. По настоящему, их недостаточно для 2000 здоровых мужчин и женщин всего на один месяц. А сколько из этого сокровища мы должны отдавать налево в благих целях? Нет, это не бомба, но всего лишь только пуля.
Кинг. – Да, но эта пуля попадает в мозги не более чем ста чемпионов из персонала института. Большинству – течёт по усам. Гвардия лужёных глоток составляют глупо-героический авангард борьбы с зелёным змием. В пересчёте для них каждый месяц не так уж и мало.
Николай. – Я хочу сказать слово похвалы этому отряду обороны коллектива от алкогольных пуль. Они отважно спасают своими желудками от этой напасти других.
Лихо. – И мы тут тоже герои! Плохо, что герои редко доживают до преклонного возраста.
Шеф. – Моя планка – девяносто.
Николай. – Вопрос в том, кто стреляет и кто герои? Полное название стрелков:  сообщество социал-интернационально-национальных сынов разных народов, в быту «Х,Y,Z-сонов». Это они используют пулемет с алкогольными пулями против всех без исключения, а попадают, увы, в русских.
Лихо. – У русских низкая генетическая защита. Чуть крепче, чем у чукчей. Выходит, не все нации вхожи генетически в твою лженаучную модель всемирного заговора.
Николай. – зато все тяжко пьющие принимают огонь на себя и, таким образом, спасают свою нацию. Бутлегеры не спят по ночам, гонят пойло через аппараты, а славянские пьяницы, богатыри, всё это уничтожают быстрей, чем шинкари успевают бутылировать. ** Герои! У чукчей дело хуже, почти все спились.
Я. – Пьющий за двоих Геракл всегда защищает и спасает слабого компаньона. Это не нарушает принципов питья, равенства и братства. Ведь существует биологически константа, постоянная доза доступного организму алкоголя на единицу массы тела данного организма. Поэтому, с позиции алкоголя, чем меньше вес мужчины, тем больше он пьян и глуп.
Шеф. – И не только с позиции алкоголя. @
Заземлитель. – Благодарю! Получается, мы с доцентом – абсолютные идиоты. Вот так новость! Но тут есть и другая абракадабра о международном общественном национал-интернационале. Что слышно об этом монстре в кругах патриотов?
Николай. – Чудовище, это так просто. Наши высшие правители из всех племён и народов Союза и их носато-глазастые советники – это международные функционеры, каждый со своей национальной начинкой. Моё предложение, определять их – иннацистами. Улавливаете, интернациональные, но родные всем националисты!? Не путайте с нацистами, хотя они одного поля ягоды. Деятельность этой своры, как  явление, означает борьбу против национальной сущности народов. Прежде всего, они опекают русских. А один стихоплёт, не помню какой, сказал: «Кто в расчёт иннаци не берёт, тем в тумане Клио предстаёт!».
Кинг. – Однако, творя историю, они создают советский народ.
Заземлитель. – Наш величавый краснобай молдаванин создаёт только анекдоты. *
Слава. – Он такой же молдаванин, как я китайский император. Последний раз в Брюсселе мы в аэропорту вместе с нашим директором столкнулись с русским патриотом. Мы ждали самолет, он услышал наш разговор по-русски и представил себя эмигрантом второй волны. Патриот был злой, как дьявол.
Заземлитель. – Дьявол и два младенца.
Слава. – Он был не против Советской России, но, по его словам, против глупости русских. Он не кричал, но говорил отрывисто и хрипло, вроде, подбирая слова, что его бесит нонсенс русской жизни. Что? А то, что глупо терпеть иудейских правителей Брежнева и Андропова. Кто? Почему? Ну!... Да, товарищ Бровастый является чистокровным караимом, из малого племени евреев, верней, иудеев Крыма. Самый малый и странный народец России. Верней, Украины и Литвы. Что, вы не могли найти лучше? А товарищ Губастый является чистокровным экземпляром из кагала. Разве это не ужасно, жить без своего имени и скрывать род-племя? Разве это не опасно для России?
Кинг. – Последний день Брюсселя! А вы?
Слава. – Сначала мы возражали, искали российские корни. А потом, после некоторых деталей, трусливо от него сбежали. *
Заземлитель. – Ерунда всё это! Вот я – сечевик. Ну и что? В Штатах и негры – американцы. А твои, аналитик-теоретик, новоиспечённые иннаци раскалывают общество подозрением. Рознь! Только этого нам и не хватало.
Николай. – Какие подозрения? Это свет недалёких звёзд Гражданской. Предупреждение и напоминание о том, что бывает, когда бесы и балбесы стают у руля. Кто ещё хочет мировой революции? А никто. Так потрудитесь разобраться, кто есть кто. Хотя бы как на Сечи. Хватит нам преступных чужаков. Пора поумнеть!
Заземлитель. – Вот это и приведёт к тридцать седьмому…
Николай. – Опять двадцать пять. Учиться надо, господа евро-азиаты…
Кинг. – Умные, те учатся на чужих ошибках. Дураки – на своих шишках. А идиоты, те вообще не учатся. Наш вариант, не хочу учиться… Да и опасно много знать.
Николай. – Хочу, не хочу! Свои лидеры – гарантия стабильности. Всяк сверчок знай свой шесток. В нашем колхозе всё тянут на горбу русские, а дают указания, куда…
Шеф. – Стабильность, дебильность… Внимание, внимание… Господа, ближе к теме!  Камрад Князев, вы знаете какие-нибудь английские слова, которые будут для вас подспорьем, чтобы не потеряться в Лондоне и найти дорогу домой? Ведь тебя будут ждать здесь оставшиеся великие дела.
Я. – Несколько слов для того, чтобы не заблудиться, мне известны. Но домой я смогу отправиться, только если перед тем попаду туда.
Заземлитель. – Он знает слишком много.
Шеф. – Он ничего не знает. Мы все знаем только всякую хренотень. Его следует отпустить с поводка, он должен проветрить мозги. Хотя, возможно, все бесполезно и пора брать автоматы и искать им цели…
Слава (тихо мне). – Когда шеф упоминает об автоматах, то это означает первую стадию его опьянения.
Я (тихо Славе). – Да. Знаю. Вторая, когда он перейдёт в выражениях на иностранный.
Слава (тихо мне). – Мы ещё это услышим, поскольку вот-вот прибудет с подкреплением Палыч (громко). Ура! Вот и он, лёгкий на помине. **
    Входит Палыч, в руках чемоданчик.
Шеф, обращаясь к Палычу. – Как дела?
Палыч. – Всё прекрасно. (Достаёт бутылки) Особенно, когда хорошо напоследок, а тут не просто хорошо, а восхитительно! Рябина на коньяке! @
    За столом лёгкое волнение, деловая суета, заполнение бокалов и подготовка нехитрой закуски по тарелкам.
Шеф. – Да. Ende gut, alles gut. Ещё раз за наступивший год и за твоё, изобретатель, благополучное начало в Лондоне.
    Компания выпивает, стук приборов из представительской сервировки дирекции. Кое-кто, перекусив, закуривает.
Шеф, обращаясь ко мне. – Скажи мне, ты получил документ, перевод нашего ГОСТа?
Я. – Он будет готов, я имею в виду копию для Лондона, завтра.
Шеф. – О.К.! На сколько я знаю, это будет первый документ, первый случай , когда мы осчастливим МЭК нашим ГОСТом на английском. Вся Европа будет смотреть на твой дебют. А лондонские надёжники, как коты, будут урчать от удовольствия.
Заземлитель. – И я знаю точно, он им нужен, как рыбке зонтик. ** Мы решили передать им нашу терминологию в области надёжности для их полного счастья. Слова на импорт от щедрот нашего словопроизводства…
Шеф, обращаясь ко мне. – Хоть тебе как курьеру этого и не надо, но чего-нибудь ты в нём, да понимаешь? Ведь этот документ – математическая песня наших учёных евреев.
Я, откашлявшись. – Математическая надежность, наука охмурять, для меня тёмная ночь. Хотя её, может быть, и возможно понять как идеальную модель. Хорошо бы, без меня. Но исследовать явления, связанные с отказами, экспериментами в нашей специальной среде, я думаю, может быть полезно. Заказчик клюнет и денег даст. А содержание ГОСТа более или менее ясно, там всё логично… (Все жуют молча, я продолжаю). Однако существует килограмм пять документов TК 56 по намечаемой встрече, Их я даже не листал, потому что не верил, да и сегодня неуверен, что появлюсь в этом уважаемом Техническом комитете. По сему, как говорят англичане: «the proof of the pudding is in the eating». В смысле, пудинг надо есть, как вы жуёте разносолы, а не смотреть на него за разговором. *
Шеф. – Ты знаешь, о чём с ними говорить?
Я. – Московский босс, уважаемый товарищ Пролейко, просил меня хранить молчание и утверждать решения большинства. ** Как я понимаю, это универсальная методология, что в главке, что в МЭКе. Я знаю, о чём мне с ними молчать.
Заземлитель. – Захар и другие специалисты из его лаборатории знают эту проблему, но их подводит пятый пункт! Он бы объяснил, в чём все тонкости ГОСТа. С переводчиком, конечно.
Николай. – В Женеве, по разным конторам, полно наших людей, неподверженных якобы проклятию пятого пункта, Да и в нашем институте тоже очень многие достойные имеют его и без каких-либо негативных результатов. Нечего там объяснять и некому.
Кинг. – Глянуть на нашу компашку заклинателей надёжности, а также на всю систему научно-художественного развит;го социализма, то предстанет вполне сложившаяся интерплеменная нация интеллигентов. Ничего не скажешь, добились.
Заземлитель. – Ура, новое слово в этнографии…*
Кинг. – А и бог с ними! Я не против династий докторов-скрипачей. Только опасаюсь, заиграются и возомнят себя сверхчеловеками. А где сорвавшиеся с цепи наци, там капут.
Заземлитель. – Они и так избранные. Тебе-то чего?
Кинг. Да я и не против капута, но стоит это дело дороговато. **
Слава. – Нее, они слишком любят деньги, рейхстаг поджигать не станут.
Кинг. – Подумаешь. Налицо нация богатых, всегда правых интеллигентов, а будущее в тумане и приход коммунизма с кузькиной матерью не за горами.
Я. – Дай волю, каждый чухна возомнит себя арийцем, но к нашему делу генезис племени интеллигентов не пришьёшь. А вот ГОСТ на то и ГОСТ, чтобы больше ничего не объяснять. Хотя блеснуть эрудицией заманчиво. Только вот для этого нет слуг-переводчиков. Тут другое дело: если мы такие умные на формулы, почему только у них такие надежные изделия? Однако Захар и иже с ним тут ни причём. Они пашут как папы карлы на поле экспериментальной статистики в их цехах, набитых вечно жужжащими испытательными камерами.
Николай. – Давайте попробуем посмотреть на ситуацию с другой точки зрения. Наша методология оценки надежности имеет главную цель – затуманить суть проблемы (отсюда высшая математика) и обеспечить беспрепятственное появление в мире дефектной продукции, другой у нас не бывает, без каких-либо серьёзных санкций её производителю. Наша система настолько крепка, что ей это нипочём. А разборчивый Запад не хочет признавать такой хороший метод. Они боятся обанкротиться. Мы не боимся. ** Кстати, когда есть возможность, они тоже экономят на качестве.
Слава. – Очень толковые человечки из генералов и чиновников дали этот социальный заказ нашей науке. И славная прикладная компания творцов науки надёжности, Захар там не последняя деталь, выполнила этот заказ. Сколько документов, статей и диссертации! Мой друг, вы понесёте на Запад наш ответ Чемберлену. *
Лихо. – Советская гора родила мышь надёжности.
Заземлитель. – Мои надёжники делают то, что они обязаны делать, ничего более. Вы все получаете свой кусок от потуг надёжности.
Кинг. – Палыч! Ты глянь, они рассуждают как нахлебники нашей бедной промышленности, и некоторые из них просто паразиты?
Палыч. – Кинг, они только портят материалы и бумагу. *
Шеф. – С надёжностью всё слишком сложно, а наша печальная реальность очень проста. Никто не хочет работать, натура – не дура, а дисциплину закручивать не велено. Вы также не хотите, но я заставляю вас давать отдачу в виде денег и орденов… И для меня тоже! В России нужный порядок может поддерживаться только железной рукой.
    Шеф делает паузу, наполняет свой бокал, показывая пример остальным.
Шеф. – Существует еще один способ: свернуть железный занавес. Но лидеры застоя ничего не могут сделать, они не способны использовать для управления промышленностью ни кнуты, ни пироги. Таким образом, уровень ненадёжности нашей продукции является результатом необъявленной всероссийской забастовки за право меньше работать за те же деньги. И твои гегемоны, Палыч, не лучше, чем махровые негодяи из Москвы.
Палыч. – Да ситуация хреновая. Но до царей далеко. Они оставили нас в покое и в одиночку с гегемонами. И мы можем жить для себя, пока в Москве не вырастят для углубления нашего социализма из волчат новых хищников взамен постаревших и ленивых всеядных. Так будем же пить всё, что льётся и трахать всё, что шевелится. ** За нас!
    Все дружно пьют и закусывают.
Кинг. – Они ещё могут придумать какие-нибудь новые передряги. Например, это может быть небольшая победоносная война, чтобы продемонстрировать свой героизм.
Шеф. – Это вряд ли, разве что очень маленькую.
Николай. – Да, с Китаем или с муллами. Хотя, вроде, Даманского теперь едва ли получится. А с басмачами война была сосем крошечной, всего двадцать лет.
Лихо. – Закончим войну, поскольку боеприпасы на исходе. Палыч, ты богат амуницией?
    Палыч достаёт из чемоданчика три бутылки, открывает их.
Палыч. – Вот всё, что есть на складе. Предлагаю выпить за мир и дружбу.
    Общее оживление в ходе организации выпивки и закуски. Шеф даёт команду «Поехали!» Всё смолкает, а затем начинаются малозначимые разговоры с соседями по столу о разных местных новостях. Неожиданно гаснет свет. Раздаются голоса возмущения и сожаления. Лакей появился в дверях со свечами в старинном канделябре.
Лакей. – Это перерыв в электроснабжении. Главный фидер обесточен. Все круглосуточные испытания остановлены, возможно, до утра. @ Проблема надежности в её неожиданности и неизбежности требует дальнейших обширных исследований.
Лихо. – Наши планы! Опять мы без питания и ничего не поделаешь.
Кинг. – Надо так стоить планы, чтобы в них была одна бумага, желательно, с водяными знаками, и никакого электроснабжения!
Шеф. – Ваши планы являются обязательным законом для вас и для действительно реальной, железной премии. Выполнить их – плёвое дело, только без паники. Heute, heute, nur nicht morgen, так умельцы говорят.
Палыч. – Славяне, а чего нам делать на станках без электротока?
Я. – Опять завал с электрификацией. Хорошо, хоть советская власть на халяву и не отключается из-за нищеты.
Заземлитель. – Пока что!
Шеф. – Wir fahren nach Moskau mit Kalashnikovs. Wir bed;rfen eine Diktatur… Как это? For uninterruptable power! **
Слава. – Э, нет. Нам нужна демократия.
Николай. – Нам нужны русские мастера, настоящие собственники, а не наёмники.
Лихо. – Нам нужна палка.
Кинг. – Нужны права каждому и закон для всех.
Заземлитель. – Нужны деньги. И чем больше, тем лучше.
Я. – Нам нужно, чтобы Он нас не оставил.
Палыч. – Нам нужны остатки, которые сладки!
    Палыч разливает, что осталось в бутылках, по бокалам, садится и запевает приятным низким голосом. Все ему начинают подпевать.

«На дальней станции сойду,
Трава по пояс…» (далее по тексту).

Лакей (бормочет под нос). – Они снова с этой поэтической слезой. Сколько можно? (Он же после окончания куплета песни) Мои аплодисменты исполнению при свечах этой лицемерной лирики господина Танича. Однако я обязан снова напомнить вам о позднем времени!
Слава (лакею). – Замолчи, старина! Это наш человек. Все, даже истребители танков и заключённые уважают его как поэта.
Лакей. – Красные комиссары, вкусив крови, превратились в бухгалтеров и в лириков без угрызений совести за содеянное! Позор для всех, кто понимает и, молча, выслушивает, как эти господа увещевают славян покаяться за сделанные ими же самими мерзости. Нет на вас Ивана Грозного! А на фронте, в праведной битве, ему, песеннику вашему, помог архангел Михаил, поскольку сын за отца не отвечает.
Слава. – Что-то ты разговорился, а ничего не пил. Да он Россию любит…
Шеф. – Палыч, давай дальше.
    Палыч поёт следующий куплет, остальные слушают, иногда подпевая:

«На дальней станции сойду,
Запахнет мёдом…» (далее по тексту).

Заземлитель. – Советский солдат Танич не отвечает за еврейских гаулейтеров и группенфюреров Гражданской войны. Еврейский народ тоже. Может быть, тебе нужна коллективная вина? Мудрец из нафталина!
Лакей. – Мне она не нужна, но Мойша, тот – не против. Ведь это его поэтический перл, что за убийство Романовых отвечает не Янкель Свердлов, а русский народ. Чтобы убить помазанника с семьёй в подвале, а потом свалить преступление на оставшихся без царя, без веры и без отечества, для этого надо быть уважаемым лириком. Почему бы и нет?
Николай. – Что позволено Юпитеру, того не может ослик. Чего обсуждать? Существует естественный двойной стандарт: пусть немцы платят за своих фюреров, но за наших пришельцев никто не будет платить никогда. Сами, дурачьё, развязали Гражданскую, никто другой ни при чём! Да, без царя, в голове…
Я. – Теперь мы можем обсуждать этот бистандарт оценок и назвать себя русскими, но мои родители и их друзья, когда были в наших летах, не имели возможности делать это. Помню мальчишкой, ещё до войны, они даже назвали наших знакомых из племени Сиона «французами», как будто обозначение принадлежности человека к еврейству было большой тайной. Нагнетали русофобию с перепугу.
Николай. – Вот-вот, а в 20-х даже за утверждение, что ты русский, били не по паспорту. Из России, да в Хазарию! И это в стране, где почти все – русские.
Палыч – Я помню в детстве, в моей родной деревушке Ульдиге, что близ Плюссы-речки, старики всех чужих и чёрных также называли «волками». И они же называли стаю волков, которые выли осенью, ордой.
Николай. – Открываются новые термины, ура! Я не знал, что славянский фольклор так решил эту проблему идентификации для наших международных сил. Теперь мы можем брать весь спектр пословиц и поговорок о волках, чтобы определить природу орды. ** Да, вот ещё французская поговорка на волчью тему: «хороший волк – плохой спутник».
Заземлитель. – Актуально, общая овца – прибыль волка. @ Это из практики.
Лихо. – Ты считаешь, волк пересчитает! **
Шеф. – Хуже всего, что с волками жить – по-волчьи выть. ** А только, они – санитары леса. Сказано, на то и щука в реке, чтоб карась не дремал.
Кинг, обращаясь к Николаю. – Да, это термин, Коля, понятен больше, чем твой затёртый «интер». *. Волки есть волки, орда интеллигентов! Это настоящее имя для стихии, с которой мы живём. Но мы не спели следующий куплет. Эй, старина, не мешай!
Лакей. – Моё дело – сторона, сами разбирайтесь с волками-пастухами, интер-бардами…
Шеф. – Умник, не порти песню…
Я. – Обязуюсь спеть её в Лондоне, если вдруг туда попаду и представится случай.
    ЗАНАВЕС ПАДАЕТ

                Song of Drinking
Once set a nice party and did it with pleasure,
Taking bottles at liking and snack at their leisure.
And from duty to girls conversation just goes,
Striking minds of officials, friends, and their foes.
Their light youth fed a game and ironical things.
Who was known that betrayal got ready its wings?

КЛИП 1.3. ПАРУСА, СНЕГА И ЦК

Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах…
                А.С. Пушкин
    Мой дорогой читатель, может ли вы представить себе чайный клипер, который быстро плывет на юг, подгоняемый северным пассатом? Плывёт белый воздушный замок высотой в шесть этажей с двумя крыльями, которые имеют по три этажа дополнительных парусов. Перед вами огромная белоснежная сфера, которая катится по синему цвету бескрайней Атлантики. Она обгоняет бесчисленные волны, иногда вспенивая их. Белые кучевые облака и гривы волн помогают ей бежать вдаль от родных и близких, чтобы выиграть судьбоносную игру рынка за чай на бирже. Мольбы и просьбы, обещания и проверки, суета и дорожная пыль, все уже позади. Свобода с её неизбежным бременим моря, жизнь по закону природных изменений, по хронометру солнца и луны, только это сейчас является реальностью, ушедшего в море клипера. Никто и ничто не остановит его сейчас. Он стал частью океана.
    Если вы можете представить себе эту картину, то вы представите себе моё чувство свободы и легкой тревоги от неопределенности будущего перед предстоящим отплытием. Тогда вы поймёте, что, когда в воскресенье днём я положил в карман билет Аэрофлота на ранний рейс в понедельник из Ленинграда в Москву, то в тот момент я и появился на бору чайного клипера, готового к отплытию. Тогда я решил мою последнюю нелегкую задачу, чтобы очутился в море под всеми парусами. Физически я ещё был рядом с кассой Аэрофлота на Московском вокзале в Ленинграде, но метафизически я уже был на борту готового к отплытию клипера. Верно, вокруг царила вокзальная суета и атмосфера новогодних каникул, была видна безнадежность положения безбилетных пассажиров, безуспешно собиравшихся уехать. Да, оставались обязанности, семья, друзья. Но теперь я не был безбилетным и от этого уже покинул свой привычный мир. Беспокойная душа бродяги уже была на борту, теперь уже ничто не могло остановить меня на пути в океан.
    Вы спрашиваете меня, почему я уделил внимание такому рядовому событию, как покупка билета в Москву, будто бы оно и было реальным началом моей поездки? Да просто потому, что в период каникул всегда существовала неразрешимая проблема с билетами в Москву, и достать билеты на ночной поезд практически было невозможно. Так что я пошёл в кассу Московского вокзала в то воскресное утро без реальных надежд на успех. И я был прав, потому что мой билет в Лондон на понедельник как уважительная причина на срочность поездки не произвёл на старшего кассира никакого впечатления, билетов не было ни за какие деньги. Мне оставался крайний случай: договориться вечером с проводником какого-либо уходящего поезда, рискуя нарваться на неприятности в качестве безбилетника или вообще не попасть в понедельник в Москву. Перспектива была не из лучших, с неясным финалом. Вот к чему привело моё нежелание брать билет заранее, до того, как я буду знать, что полёт в Лондон состоится.
    И тут, получив отказ и раздумывая о превратностях судьбы, я вспомнил об Аэрофлоте и пошёл в его кассу, в ту пору она была в вестибюле метро при вокзале, без всякой надежды, что удастся купить билет там. Только недотёпа или тот, кто, кто не имеет никакого желания быть в Москве в первой половине дня в понедельник, мог думать купить себе билет в кассе Аэрофлота в воскресенье. Именно поэтому перед одним открытым окошком кассы Аэрофлота не было никого. Похоже, кассирша ждала именно меня, поскольку здесь была моя судьба. Бог сподобил меня поехать в Лондон, из Советов в англосаксы, из одного мира в другой. Что могут сделать зимние штормы или московские бюрократы, если Он благословил меня на поездку? Ничего! Здесь возникло моё чувство свободы и тревоги перед неопределенностью будущего. Здесь, попав на борт готового к отходу парусника, я почувствовал себя частью океана.
    Я перестал обращать главное внимание на текущие дела, хотя они окружали меня, поскольку они отошли на второй план. Собрав вечерком багаж, я начал интересное и очень необходимое для меня дело, которые откладывал до этого момента. Я начал читать книгу-путеводитель о Лондоне, которую не брал до этого в руки сознательно, пока не купил билет в Москву. Так что с раннего утра в понедельник, распрощавшись с семейством и выйдя из дома, я уже был в грандиозном мире Лондона, рассматривал фотографии и схемы. Я плыл под полными парусами и целый день наслаждался, читая каждую свободную минуту о том, что вот-вот должно стать для меня новой реальностью. Читал с перерывами до того момента, пока в ночной темноте не засветилась огнями маяков береговая линия Англии. Кстати, книгу я прочёл именно к этому моменту.
    Возникла только одна неожиданная помеха, когда в самолёте уже перед Москвой мой сосед понял, что в моих руках книга о Лондоне и начал излагать мне свое мнение об Англии. Он полагал, что именно Англия является наиболее культурной и ухоженной частью мира. А что касается США, то это только дикий Запад со многими проблемами, которые неизвестны в Англии. И, в первую очередь, это происходит потому, что англичане были первыми, кто осознал возможность экологической катастрофы нации ещё в XIX веке. Они предупредили её. Однако остров получил в этом деле только отсрочку потому, что экологический коллапс – это наше общее будущее, наша судьба. Я оплошно не согласиться с ним, и разговор вёлся до Москвы.
    Большие мокрые хлопья снега и влажные сугробы в аэропорту Шереметьево не обещали лётной погоды, но это меня не волновало.  Московская слякоть показалось мне лондонским туманом. Чиновничество ждало меня с нетерпением. В их жизни это был временный перерыв в монополии на превосходство, поскольку они получили приказ, отправить меня за рубеж невредимым и в срок. Они жаждали выдать мне заграничный паспорт и, кто бы мог подумать, валюту, фунты стерлингов. Черный Ворон, сегодня я не твой! Рыбка выскальзывала из большого-большого невода.
    Обычно я стараюсь такси не брать, поскольку этот вид транспорта напоминает мне о моей безрассудной офицерской молодости с ее глупым желанием спешить, когда выпало свободное от службы время, так, как будто ты делаешь что-то в последний раз перед новой войной. Скорее, скорее! Мы должны успеть всё. С этой спешкой покончено. Теперь я планирую свои передвижения по разным делам без такси. Но в тот понедельник у меня была только половина дня для всех моих дел, необходимо было иметь некоторый запас времени. Учитывая это, я побежал по снежной каше к стоянке такси. Там уже ждали два кандидата в пассажиры, и мы скоро стартовали. В пути мои попутчики говорили о текущих событиях и нравах своего министерства, включая и разные неполадки в нём. Они буднично называли вещи своими именами.
    «Куда идем?» – спросил водитель на въезде в город. « Площадь Ногина», – ответил один из попутчиков. «Я тоже», – сказал я, потому что мое министерство располагалось рядом с площадью. Попутчики переглянулись и замолчали. Они могли бы заиметь неприятности, если бы я был всего лишь клерком одного из многочисленных отделов ЦК, обитатели которого составляли около двадцати пяти процентов населения вокруг Старой площади, центра московской бюрократии. «Все дороги ведут в Рим, не так ли?» – добавил я, но ответа не последовало. Они игнорировали мою шутку и хранили демонстративное молчание до конца поездки.
    Это меня не расстроило. Я был выше министерств и ЦК. Они оставались на берегу, а моя дорога вела меня в Лондон. Однако логика изложения моей истории не позволяет воздержаться от описания той роли, которую играл ЦК в определении допустимости поездки кого бы то ни было в мир капитализма. В моем случае ЦК одобрительно кивнул. Я думаю, вам будет интересно взглянуть на эту уникальную организацию моим взглядом, исходя из неопровержимого факта моего вызова в ЦК незадолго перед поездкой.
Итак, несколько слов о ЦК моей партии. Хотя, правильнее будет сказать, что это моя партия была принадлежностью ЦК, поскольку все члены партии в рамках дисциплины являлись собственностью ЦК. Но мой контакт с этой организацией перед поездкой показал, что её отдел выезда был обычным департаментом. Хотя, как и все, я знал, что ЦК являлся той силой, которая могла управлять как высшей бюрократией, так и местными князьками. Именно это и было по закону основной функцией всемогущего ЦК.
    Однако со временем железный аппарат ЦК, созданный Сталиным, видимо, сильно поржавел. В частности, мне было не понятно, зачем им был нужен такой отдел, зачем было нужно вызывать меня, терять время на пустую формальность. Похоже, что этот вызов подпадал под общий закон формализации контроля расстановки кадров, их исполнительности, ответственности. Мне продемонстрировали методологию очковтирательства. Этот вызов был малой песчинкой в тумане перемен от жёсткой централизованной диктатуры ко всевластию на местах. Ведь ЦК отказался от репрессий к нарушителям, пытаясь их увещевать в условиях, когда большая часть всякого рода нарушений на необъятных просторах России оставалась неизвестной. В этих условиях формализма и показухи, рать советников и обозревателей событий для бонз из ЦК начала проталкивать свои подлые  махинации с нашей системой. Но это стало понятно гораздо позже.
    Ради исторической правды следует отметить глобальную позитивную роль ЦК в судьбе России и мировой истории ХХ века. Наличие ЦК стало фактором побед России в испытаниях века. Ни в Германии, ни в Японии, ни в НАТО не было такого высшего органа, который реализовал общий контроль над страной и над международной стратегией. Он ставил судьбоносные цели везде от огромных заводов до последнего крестьянского хозяйства. Его линии держались повсюду от Генштаба до школ и больниц. Это был самый высокий уровень концентрация воли руководства, безжалостный и эффективный. Его идеи становились законами для миллионов. Здесь мы видим главную причину величия, а затем и упадка страны вследствие абсурдных и преступных действий ЦК, когда он превратился в штаб развала системы. Думаю, эту страницу нашей истории, портреты её фигурантов ещё предстоит тщательно исследовать в будущем.
    В моём сугубо частном случае участия в разработке технических вопросов формализм моего инструктажа в ЦК, как вести себя с противниками нашей системы, был откровенно смешон. Церемония состояла из двух частей. В первой части состоялся  благожелательный разговор, похожий на монолог инструктора, сидевшего за письменным столом на фоне политической карты мира. Во второй части было подписание выезжавшим отпечатанной на отдельном листе декларации с длинным списком того, что не допускается для мальчиков (девочек) в зарубежных странах. Как только человек, прочтя декларацию, поставил свою подпись, аудиенция заканчивалась.
    Я не помню всех условий запретного списка, но две пункта из него заставили меня смеяться, когда я вспомнил о них, выйдя из здания ЦК. Это было требование не участвовать в делах коммунистических политических организаций. Выходило, что ЦК не позволяет советским людям присоединиться к пролетариям всех стран. «Пролетарии всех стран, разъединяйтесь!» Круг замкнулся, змея укусила свой хвост. Другим пунктом лидеры КПСС не позволяли мне также предпринимать любые попытки заработать своим трудом сколько-нибудь денег, потому что я был должен оставаться пролетарием. Получалось, что их не устраивало, если я заработаю миллион и заплачу с него партвзносы.
    Однако ситуация с проблемами внутри ЦК выглядит более серьезно, если мы будем её анализировать с учётом всего государства. Развенчание культа Сталина было актом либерализация жизни, но не для всех людей великой страны, а только для высоких структур правительственной машины. Для простых людей было уготовлено новое ярмо подготовки будущей термоядерной войны, в которой ЦК было готово сжечь Россию ради коммунизма. Но эта идея мировой войны рухнула, поскольку стало ясно, что вместе с Россией в войне сгорит весь мир. Теперь можно было жить и быть счастливыми под надёжным ракетно-ядерным щитом! А поскольку одна большая беда не удалась, мудрецы из ЦК и по совместительству академики «говорильных наук» стали организовывать в качестве альтернативы реализацию примитивных и даже фантастических идей подрыва общественного благополучия.
    Ушлые перевёртыши-советники ЦК взялись за дело манипуляции стратегическими решениями ЦК всерьёз, привлекая для обоснования своих бредовых идей выкладки  тех «наук», от которых бессовестно кормились. Они изобрели и внедрили целый спектр бессмысленных проектов от построения социализма в одной взятой африканской стране, до оккупации полей северной России теплолюбивой кукурузой. Так возникала масса фактов, компрометирующих принципы реального социализма, подрывающих экономику и русские национальные корни.
    Чернобольская катастрофа стала самым крупным успехом этой деятельности. Её организация была единственно правильным техническим решением для осуществления теплового взрыва реактора. Легальные диверсанты отключили все системы безопасности, а их было шесть, в целях проверки этой самой безопасности! Такое в атомной промышленности можно сотворить только по приказу от самого высокого руководства. Именно поэтому не было ни расследования обстоятельств этого преступления против человечества, ни выявления виновных, хотя система предусматривала персональную ответственность за взрыв, начиная от ЦК Украины.
    Суперпредатель Горбачёв спрятал концы в воду. Вот, что случается, когда волк является пастухом. Но, Горби – это заметная верхушка айсберга, видимая часть которого публично себя проявила. Однако известная предательская шушера, включая и генсека, ничто без её связи с огромной невидимой частью страшной, по сути, мировой социальной силы иннацизма. Русофобские силы свили себе гнездо в правящих всеми отраслями системы кругах. Именно там, а не в рабочих структурах страны, они взяли верх количеством.  Эти силы включают в себя национальные группы многих народов и малых племён России, хотя есть среди них и русские деятели, которые также хотят орденов и успехов  любой ценой. Они образуют и опасное большинство избранных функционеров всех мастей, для которых Родина не мать, а мачеха.
Цифры, определяющие эту заразу в советскую эпоху, неизвестны. Но кое-какие прикидки сделать можно, взяв в руки телефонный справочник Академии наук СССР. Понятно, национальность членов тамошней номенклатуры является закрытой информацией, но их фамилии позволяют выполнить условную идентификацию состава академиков на их принадлежность если не к русским, то к славянам.
    По этой методике анализа получается, что неславянские национальные группы и кланы имели в институтах центрального аппарата Академии наук около 35% мест из общего числа в 900 членов. В декоративных провинциальных академиях по братским республикам уже 80% мест из 1400 участников научной и околонаучной суеты были заняты лицами неславянских национальностей.
Вот те на! Получается, что в России русские, составляющие активное и работящее большинство, допущены к высокой и прекрасно оплачиваемой науке как меньшинство. Зато деятели нацменьшинств оказались достойны быть академиками гораздо больше, чем их братья славяне. С другой стороны, мы знать не наем, а сколько членов Академии с русскими фамилиями по своим убеждениям являются оккупантами. Что этому очевидному большинству потенциальных русофобов на службе науки интересы Россия и русские деревни? Да то же самое, что подавляющему интернациональному большинству Политбюро, советниками-кукловодами которого в ранге членов ЦК выступили наиболее прожжённые враги системы из академиков, организаторы грядущего предательства и хаоса. Эти ключевые фигуры предстоящего удара загодя утвердились членами ЦК.
    По ходу анализа добавим, что после шовиниста Николая II все верховные правители уже советской России, кроме двух, были нерусскими по национальности. Один из русских был т. Маленков, которого быстро убрали потому, что он посмел сказать, будто основная цель государства в том, чтобы в качестве альтернативы холодной войны улучшить условия жизни русских людей, нашего нищего народа. Другой, русско-украинский деятель со Ставрополья, был заранее подготовлен ордой на роль могильщика государства.
    Интересно проследить, кем, когда началось, куда было направлено планирование основных ударов для подготовки глобальной катастрофы в России. Я дам вам некоторые официальные данные. Ниже представлены фамилии тех самых ключевых по предательству членов ЦК и одновременно ведущих академиков в областях их деятельности, которые стали капитанами развала. Указан год начала их членства, считай, вступления в должность ответственного подрывника системы. Вот они, герои невидимого тогда фронта: Григорьев В.А. – ядерная энергетика (с 1981), вспомним Чернобыль; Медведев В.А. – советская экономика (с 1984); Шахназаров Г.Х. (с 1987) и Яковлев А.Н. (с 1984) – мировая экономика и международные отношения; Яновский Р.Г. – научный коммунизм и социализм (с 1987). Очевидно, что эта когорта героев сформирована в период с 1981 по 1987, когда реализация заговора вышла на финишную прямую! Поэтому есть все основания полагать, что интенсивная подготовка к перевороту 1991 года велась целых десять лет по ранее уже составленному плану.
    Рассматривая всю ретроспективу событий, связанных с переворотом, можно предположить, что исходная мысль о возможности его осуществления пришла антисталинистам после событий 1956 года. На них не могло не произвести впечатления неожиданно лёгкое развенчание культа личности, когда партия послушно сказала вождям «слушаюсь», а народ продемонстрировал полное безразличие к политической возне. Трудно определить, когда первичная мысль превратилась в подкреплённый сроками долговременный план подготовки переворота, но, видимо, к моменту восшествия на престол Брежнева в 1964 году план уже существовал и под его реализацию во главе КГБ был поставлен Андропов. Оба эти деятеля в паре возглавили курс «застоя», срок конца которого совпал со сроком ухода из активной жизни поколения победителей, которые одни в нашем обществе могли представлять силу, способную сорвать их заговор.
    Таким образом, на шкале времени новейшей истории СССР можно уверенно выделить три вехи, отмечающие путь совершённого предательского переворота. Во-первых, 1956 год – время возникновения идеи переворота и намётки соответствующего плана. Во-вторых, 1966 или 1967 годы – время начала постепенной скрытой подготовки переворота. В-третьих, 1981 год – начало активного десятилетнего процесса постепенной реализации плана государственного переворота. В это время, выйдя из подполья, конечный процесс реальных свершений развала страны, получил в обществе прописку под именем «перестройки».
    Я предвижу ваше лёгкое недоумение по поводу упомянутых личностей: "Как, это снова группа товарищей?». Я слышу ваш вопрос: "Кто же, по вашему мнению, среди них является главарем и будет отвечать перед Богом и, может быть, когда-нибудь перед Россией в первую очередь?" Это очень интересный вопрос о первом иннаци в группе захвата власти, поскольку мы помним судьбу первого нациста. Очень интересно, найти директора кукольного театра. Однако здесь все неизвестно, совершенно секретно. Так что я могу представить вам моё предположение на основе анализа подлинных фактов с применением здравого смысла в качестве методологии. Предположение было сделано автором в ходе подготовки первого варианта отчёта на английском, оно подтвердилось информацией, поступившей позже, и не является теперь чем-то новым, но остаётся полезным вещдоком для материала русского издания.
    Наше расследование базировалось на точном учёте имеемых данных. Кто является старейшим, тот опытнее, хитрее и авторитетнее. Найдём такую личность среди указанной выше группы товарищей и предположим, что он и является в списке предполагаемых руководителей переворота номером один московского разлива. Разработка данных по заявленному критерию показывает, что таким человеком является Яковлев Александр Николаевич, который родился в 1923 г., руководил предательством в Москве со Старой площади, 4, в ЦК КПСС, тел. (095) 206-4582. Конечно, нюренбергский трибунал плачет по нему напрасно, эта личность фемиде недоступна. Но, по Данте, работает девятый круг ада для предателей. Будем надеяться!
    Теперь я хочу продолжить рассказ о моем опыте общения с ЦК, когда я посетил его в процессе подготовки к уже одобренной всеми инстанциями поездке.
    Один из больших старых домов в блоке зданий ЦК, ныне в нём угнездился Союз олигархов смиренной России под руководством главного расхитителя Шохина, был внутри чист и пуст. Я думаю, все чиновники в этом отделе ЦК имели отдельные кабинеты, где, возможно, и находились, поскольку покрытые широкими ковровыми дорожками коридоры были совершенно безлюдны. Бросался в глаза большой контраст с коридорами и комнатами, переполненными вечно перемещающимися туда-сюда людьми министерств. Покой и тишина говорили о том, что здешние обитатели были вне критики и получали удовольствие от самого процесса управления. Их деятельность была вне конкуренции, выше подозрений, не допускала сомнения, и, может быть, даже не зависела от времени и пространства. Они убеждали других в успехах так долго, что сами поверили в них. Они боялись реальной жизни, поскольку та не укладывалась в их словесную модель неизбежности коммунизма. Некоторая доля информационной правды была не для них. Это обстоятельство было главной особенностью их работы.
    Я понял для себя шкалу адекватности представления о состоянии реальных дел и объектов у командиров разных рангов ещё тогда, когда был молодым штабным офицером. Зависимость эта обратная: чем больше ранг, тем меньше желания вдаваться в подробности, тем меньше командир знает реальность жизни. Думаю, что степень компетентности любого командира и совершенства системы управления определяется его способностью, вопреки указанному шаблону, представить себе как можно больше деталей, хотя он может и даже должен быть к ним равнодушен. Эта военная шкала вникания справедлива также для директивно-командной и планируемой экономики. Адмирал может думать, что он располагает батареей, которая в действительности не в строю. Министр может верить, что он имеет новую продукцию, которая на самом деле существует только в виде экспериментальных образцов. Но оба они могут узнать существующую ситуацию достаточно быстро в их ограниченных сферах, если это необходимо. Напротив, учитывая безграничность сферы интересов ЦК, специалисты этой организации не могли знать подробности именно в силу ещё одной специфики их работы. Как говаривал К. Прутков, невозможно объять необъятное.
    Проводивший со мной беседу инструктор ЦК знал ситуацию в Великобритании и некоторые проблемы наших людей, которые туда попадали. Но он не понимал, что британский консерватизм является залогом успеха, динамизма их жизни и экономики. Феномен миссис Маргарет и британского национализма удивит наших политических аналитиков попозже. Их нежелание и неспособность знать подробности и понимать явные вещи завёл стратегов ЦК, а с ними и Россию, в тупик. Тысячи информаторов, шпионов и учёных людей не смогли объяснить им то, что они не хотели знать. Такой была ситуация в ЦК моей партии незадолго до её краха. Был ли коммунизм неизбежен при другом ЦК или нет? Что касается меня, то этот проклятый вопрос вызывает у меня плохие предчувствия.
    Доброжелательность и красноречие моего инструктора быстро закончились, он прекратил своё выступление, когда я сделал лёгкую попытку пошутить. Ведь в его компетенцию входило не разговаривать с клиентом, а только говорить. А шутка моя была вполне невинной. Он сказал мне, что я должен видеть в Лондоне не только плохие вещи, но и хорошие также, чтобы сообщить им об этом. Я не смог сдержаться и в паузе прервал его монолог. Я заметил с наивностью солдата Швейка, что мог бы представить ему лично информацию о таких едва ли вероятных случаях. Микроб решил подмигнуть своему исследователю с той стороны микроскопа. Я только пискнул, а что если бы я сказал что-нибудь громким голосом, спросил, потребовал?..
Но пора вернуться к теме отъезда. Я быстро получил в министерстве валюту и договорился с паспортисткой встретиться в ОВИРе, чтобы поменять у неё свой паспорт на необходимый международный. В нём уже стояли все нужные визы. Все было в полном порядке. После обеда в министерстве я неторопливо направился на Смоленскую площадь, где с обратной стороны высотки МИДа находился ОВИР.
    Заведение было без посетителей, и я тоже ни с кем из персонала не пообщался. Просто сложил в конверт паспортистки всё лишнее, что могло обременять меня за рубежом: рубли, но не все, что были, ключи от двери и некоторые другие бумажки. Она же дала мне вожделенный паспорт с чёткой британской визой и без права делать бизнес, чтобы заработать. И моё, и иностранное правительства были единодушны в их стремлении обезопасить себя от моей общественной активности. Это обстоятельство мня не расстроило. Скорее наоборот, поскольку я как личность почувствовал свою значимость для них. Я оставил скучный дом ОВИРа и почти побежал. Теперь надо было спешить в гастроном, что на углу Старого Арбата и Садового кольца, чтобы купить кое-что из еды. Это было моим последним запланированным делом в Москве. Я сделал это быстро и успешно, потому что столица была открытым рынком России, многие провинции которой не могли похвастать изобилием на полках магазинов.
   Не удержусь от соблазна рассказать вам анекдот того времени. Американец, немец и русский встретились для обсуждения проблемы еженедельной покупки для заполнения своих холодильников. Каждый из них рассказал, как он это делает. Янки описал поездку на автомобиле в супермаркет. Немец сообщил о порядке заказа продуктов по телефону с доставкой их на дом. А русский поведал им о поездке в Москву, где собрана вся еда страны из всех её регионов. "Я беру чемоданы и сажусь на поезд до столицы", – сказал он.
    Да, система снабжения была создана в нашей стране бессмысленной, унизительной, и опасной для славян, хозяев страны. Эта система избирательного распределения товаров по городам и весям представляла собой изобретение профессионалов-перевёртышей и позволяла осуществлять множество махинаций предприимчивым чужакам. Но славянский менталитет запрещает нам осуждать любую нацию или какое-нибудь племя. Наш менталитет, это терпение, прощение, понимание. Здесь я не могу отойти от этого правила. Так что я не обвиняю ни одной национальной группы России, например евреев, для которых торговля – это их стихия, в том, что им была открыта дорога к накоплению. Нет, я пойду другим путем.
    Я покажу вам преступления новой международной группы населения России – иннацистов, их новую природу и обычаи, характер и привычки волков. И если они принадлежат к той или иной национальности, то всех их объединяет эгоизм, бездушие и русофобия. Не исключены и случаи прямого предательства интересов страны в пользу супостата, как это имело место с упомянутыми выше академиками из аппарата ЦК, сделавших работу за дьявола. Это обстоятельство системного предательства советского общества в его самом общем виде будет темой дальнейшего повествования, следующего клипа. Признаться, отчёт и был задуман ради возможности коснуться этой судьбоносной для страны темы.
    Да, только коснуться. Но даже это требует напряжения и нового подхода в подаче материала. Ничего другого эта грандиозная тема сделать не позволит, не по плечу одному. И дело тут не столько в секретности и строгой системности заговора. Дело в том, что его масштаб выходит за мыслимые рамки, делает его международной операцией неизвестного до этого типа. Дело и в том, что последствия этой мировой акции против России ещё до конца не ясны и от этого устрашающи. Всё это – как Чернобыль мирового значения. Потому автор знает свой шесток и ограничивается лишь обобщением темы в масштабе обеспеченной фактами и законами природы с ограничением визитки, но неожиданной формы и объёма. По мнению автора, такую визитку своей памяти может предъявить для самоидентификации любой честный гражданин страны Советов, который не стыдится своего прошлого.
    А теперь прошу прощения. Представляемая вам иррациональная реальность отвлекает меня от рассказа о событиях того незабвенного дня. Я боюсь, что подобная ситуация будет повторяться много раз. В двух словах возвращаюсь к теме моего отъезда из Москвы, который близился к благополучному концу.
    На улице вечерело, пасмурная погода сменилась легким заморозком. Оттепель закончилась, и сразу стало бодряще сухо и радостно. Мое сердце билось от счастья неизведанного, мои ноги несли меня к метро. Начавшаяся на Арбате лёгкая позёмка звала меня в аэропорт, транспортный конвейер Москва-Лондон начал работать.

       Song of Central Committee
There was never an organ like CC,
From here to the wide world’s end;
And this organ ruled great Russia
As if’t was a comrade and a friend.
There was never mighty and such blind organ,
Not since our dear fatherland began;
Its masters didn’t talk, but they speechified
As if they were owners of every man.
It wanted to be for the half world a leader,
From last farms to the church of our Lord;
It picked up all Russian grain and money
And sent them to cannons and abroad.

КЛИП 1.4. КРЕАТИВНАЯ ВИЗИТКА

Но я не Бог и не прощаю.
               М.Ю. Лермонтов,
                «Маскарад»
    Законы жанра требуют покинуть Россию, продолжая рассказ о событиях памятного дня, происходивших в беспросветно тёмном небе над Москвой. Однако этот закон для моего отчёта существует сам по себе. Кстати, жанр моей повести я для себя определяю квазимемуарным репортажем, поскольку из недельных отчётных событий я вспоминаю и то, что не связано с моей командировкой и не принадлежит моему времени. Так что, если вы уважаете добротную художественную словесность, и вам не по вкусу абстрактный анализ, предложенный в данном клипе, то вы вполне можете его и отложить. Думаю, на время, хоя мой отчет не одобрен специалистами по затронутым в нём темам и не утверждён их руководством к чтению подрастающим поколением страны. Допустимо рассматривать этот клип лишь как логичную, но домашнюю заготовку аналитика-профана на тему социальной патологии в век совремённых информационных технологий. Но можно утверждать, что ничего подобного в сфере объективного анализа катастрофы 1991 – 1093 годов ещё не выполнялось. Поэтому, не пропустите!
    По сути, перед вами самый сложный для понимания и объёмный клип отчёта, не что иное, как теоретическое отступление от заявленной темы в сторону анализа патогенеза базовых основ нашего общества, в недрах которого созрела необходимость ностальгического отчёта. В частности, автором делается попытка использовать общую модель деструктивных процессов, идущих в сознании людей, на базе теоремы или принципа Ларса Онсагера. Этот принцип известен в физике и химии как термодинамический принцип моделирования хода неравновесных процессов. Здесь перед вами своего рода авторское приложение указанной теоремы Онсагера к социально-информационной сфере формирования дисфункций мировоззрения. Кто скажет, что использование плодов науки для успеха заговора – это пустячки? Полагаю, в наличном изобилии мнений найдутся среди нас и такие…
    Я думаю, если судьба этого отчёта заведёт его так далеко, что он увидит свет, то дизайнеры от информации оценят его, но как антиглобалистский, антимарксистский, антигуманный, конечно, антихудожественный, антисоветский и даже, о небо, антисемитский по его характеру. Эти ребята мастера вешать ярлыки с обвинениями. Но ты, мой друг, можешь быть уверен, что я никакой ни «анти», потому что вообще не касаюсь никаких великих доктрин, не ставлю под сомнение концепции, не даю оценок никаким нациям. Ведь это так легко понять и принять, что наш Господь создал все народы и племена для украшения мира, что каждый из них является уникальным цветком букета человечества. Но я согласен с возможным упрёком в неформальном простодушии моего отчёта, а потому и с тем, что в нём возможны неточности в изложении исторических фактов и, тем более, в интерпретации многих затронутых вопросов.
    Увы, очевидная мерзость, в том числе и научно-историческая, это – враг бесстрастия и объективности оценки прошлого людьми. В этих случаях, когда прощение невозможно, даже холодная статистика, вместе с её формулами, может восприниматься субъективно. А чего в этом клипе больше, субъективности от отчаяния или от простой статистики, судить читателю, но автор честно решает свою задачу исследователя. И здесь нет желания злоупотреблять ничьим доверием, если кто-то решит продолжить знакомиться с этим теоретическим разделом отчёта. Поэтому я теперь же, прервав рассказ о текущих событиях командировки, даю важную закрытую информацию об одном тщательно скрываемом правиле, или о негласном приёме ложного отражения общественной жизни страны. Если вы примете во внимание из материала данного клипа суть этого тайного и не каждому известного правила, то это будет полезно на протяжении всего чтения для нашего с вами лучшего взаимопонимания. Это правило использовалось в прошлом и широко принимается в нашей стране его знатоками и сегодня.   
    Да, несмотря на его популярность, чтобы не афишировать его широкое использование русофобскими СМИ, скрытое правило не имеет названия. Да, среди обывателей о нём знают немногие и предпочитают помалкивать. Пришла пора назвать его вам открыто. Это «правило зеркала-перевёртыша», которое изменяет в зазеркалье отражение объекта не только справа налево, но также и сверху вниз. Да, так формируется подлость обманной системы. Раскрыть действие этой химеры в её составляющих на практике можно, как будет показано, используя для их анализа инструменты законов природы, в частности, статистический закон больших чисел термодинамики, сформулированный Онсагером.
    Упомянутою инверсию сигналов в зазеркалье достаточно просто понять как принцип, но её жизненную реальность нельзя представить в неискушённом оптическом театре. И здесь я могу только заметить: у вас есть возможность ознакомиться с этим правилом в его многочисленных случаях использования на страницах отчёта. Ваш физический опыт будет дополнен новой метафизической точкой зрения на интересующие вас объекты. Вы придёте к пониманию безнравственности использования принципа смыслового переворачивания с ног на голову при формировании различных бредовых картинок и идеек.
    Автор вам в этом поможет, описав в качестве примера очень кратко, по возможности, лаконично и с учётом указанного правила, что же это за страна, откуда летит в ночи на запад мой лайнер, что же остаётся позади? Я коснусь этой грандиозной панорамы лишь эскизно и как обыватель, зато с учётом указанного правила. Сделано это будет в трёх базовых направлениях отражения жизни в странном зазеркалье: культурном, экономическом и политическом.
Думаю, что этих трёх капель в реке истории для начала будет достаточно, и что они заинтересуют вас простотой метода знакомства. Действительно, как гражданин страны я незримо взял эти три атрибута с собой в Лондон, и поэтому должен представить их вам в виде визитки материала с творчески осмысленными данными, откуда есть пошло слово, развалившее любимую страну.
    Визитка готовилась для отчёта полюбившимся мне англичанам. Меня не смущает, если кому-то эта визитка судьбы России для Лондона с необычным логотипом формулы Онсагера не понравиться, потому что ничего другого просто нет. Извините, пожалуйста, и за то, что я даю на рассмотрение данной системной проблемы не три объёмных тома, как она того заслуживает, а всего один, пусть и креативный, клип с поверхностной оценкой ситуации. Если не можем, как хотелось бы, мы должны делать то, что можем. А здесь, надеюсь, моя словесная бедность, как говорится, не порок, ведь визитка – это всегда минимум информации. Кстати, личных визиток тогда ни у меня, ни у кого другого среди деловых людей не было.
    Теперь о том, что для нашего случая тема культуры представлена исключительно предметом языка. Дана всего лишь малая часть большой панорамы культуры, но, можно быть уверенными, что основная. Нет культуры без коммуникаций, а язык является инструментом для общения, образования и труда. Поэтому только родной язык, а не пришлый тезаурус любого ранга, является основой национальной культуры. Что же интересует нас в этом направлении? Нам очевиден крах всех запланированных захватчиками русской культуры химер по реконструкции нашего великого русского языка, но…
    Во-первых, мы можем видеть, что русская культура оказалась в руках чужаков, причём у них было, есть, и будет много русских помощников. Процесс оккупации русской культуры был сложен. Однако в нём была и есть одна четкая тенденция: пришельцы к рычагам русской культуры знали и знают, чего они хотят, какие аспекты событий по дерусификации культуры были бы полезны для них лично и для их племён и народов. В то же время и высокообразованные интернационалисты из русских не имели и не имеют с 1917 года никаких новых полезных национальных идей. И все эти упомянутые эгоистичные кадры, зацикленные на своих, чуждых русским корням интересах, принялись строить новый мир. В этом ключ к пониманию извращённой интернационализации русской культуры, когда то, что слева и наверху, становится в понимании строителей коммунизма расположенным справа и внизу. Примерами тому – все культурные реалии 20-х годов, включая попытку отказа под угрозой наказания от слова «русский».
    Во-вторых, катастрофа большевистской оккупации страны международными силами родила свой плод в структуре русского языка. Завоеватели начали создавать слова, используя свои национальные диалекты и понятия новых примитивных потребностей. Возник тезаурус воровского жаргона от "Одессы мамы", алчных торгашей и самогонщиков из Бердичева-Жмеринки, прочих вчерашних обитателей и шинкарей гнилых местечек. Этот контингент дал свой ответ на призыв В. И. Ленина брать власть в рядах его партии и стал движущей силой новой администрации, в которой явно не хватало учёных мужей даже с учётом гимназистов, студентов и спецов из бывших. Вот эти новые и на всё готовые в их наглости хозяева нагрянули не одни, с ними-то и пришёл новояз.
    Новоявленные владельцы страны дали приказ калечить культуру России под знаменами интернационализма. И сразу свора волчат со знанием русской литературы, полученным в гимназиях, схватили в свои руки потоки информации и дело образования миллионов русских. При этом эти полу-образование нигилисты кинулись изменять смысл многих русских слов и понятий. Для этого они использовали свою внутреннюю примитивную философию стяжательства и сексуальной озабоченности, воспользовавшись марксизмом в качестве декора. И никто не был против этой вакханалии, никто не оспаривал их право делать это, право новичков быть выше любого обвинения, потому, что любое обвинение получало от них ярлык «анти» для партии и, возможно, расстрельное дело, для самой революции.
    Что касается официального новояза, достаточно полно разработанного специалистами, то здесь мы видим некоторые достижения. В нём язык потерял своё основное свойство, которое немцы называют "deutlich". Вместо этого мы, в соответствии с правилом «зеркала-перевёртыша» находим теперь в нём противоположное свойство, которое может быть определено как "deutlos". Это свойство языка включает в себя мистицизм неизбежности и, одновременно, цинизм двусмысленности, некоторые аллегории и повсеместные стереотипы. В нём всё время присутствует примитивизм. Мы чувствуем бессмысленность или неоднозначность многих идей. Что касается меня, то я читал более или менее правдивые официальные документы без ухищрений новояза, только если они носили гриф "Секретно" или "Совершенно секретно". Новые книги о современных и актуальных проблемах общества на человеческом языке я видел только в специальных хранилищах библиотек. Таким образом, мы можем с полным основанием считать, что базовый русский язык старого образца для официального пользования употреблялся только как тайный язык.
    Чтобы добиться такого впечатляющего результата на государственном уровне иннаци проделали грандиозную работу. В течение многих лет с 17-го года были сделаны тысяч публикаций, океан слов. В русской словесности прижились искушения, лесть и клевета. Доходило до изъятия избранных трудов противников. И повсеместно была ложь, ложь и ложь. А вот список безжалостно уничтоженных гениальных творцов шедевров русского языка: Гумилев, Блок, Есенин и, не исключено, Маяковский. Их существование было неприемлемым для безжалостных фальсификаторов, поэтому поэты были убиты. И это только одна сторона проблемы, которую можно назвать культурный геноцид.
    Однако прошло время, и результаты внедрения новояза оказались более, чем скромными. Великий язык оказался не по зубам для пигмеев культуры. Огромная система-гора, созданная армией говорунов, микро-гениев пера и палачей, родила мышонка. Остался работать только сленг радио, телевидения, отчетов и лозунгов. Наш язык по-прежнему свободен от пошлости и банальности рахитичных конструкций новояза. Оказалось, что он усваивает только то, что съедобно. Выпавшие на его долю испытания только укрепили его. Так что теперь русский язык является самым сильным и, я думаю, последним бастионом нашей культуры. Вполне возможно, что в будущем только он один и останется в реальном наследии России, которое наша страна подарит миру.
    Итак, духовная сторона русской культуры оказалась вне контроля оккупантов. Но существует и материальный аспект проблемы культуры, связанный с реализацией подонками множества преступных акций, и здесь мы видим их несомненные успехи. Чтобы разобраться в этой удачной материализации культуры, мы должны сделать небольшой исторический экскурс, который разрешит  найти ключ к разгадке взаимосвязи "идея – преступление".
    Провал с языком был не единственным полным фиаско захватчиков. У них вышел ещё один большой прокол в Кремле с креслами в правительстве страны и тёплыми местами в министерствах. Я имею в виду большую чистку партийных рядов в 1937 году и большой побег стаи бюрократии из Москвы в октябре 1941 года, когда диктатор Сталин полностью осознал опасность существования в стране госаппарата с ориентацией на интересы пришельцев в условиях Отечественной войны. Для начала ему пришлось возрождать русскую национальную идею. Но он боялся также и носителей этой идеи, поэтому не призвал их к широкой помощи в процессе деинтернационализации общественной жизни страны. Он был одиноким тираном против всесильной и хорошо упакованной в обёртку преданности и лести массы окруживших его перевёртышей.
    В результате он был убит как раз перед новой волной планируемых им чисток аппарата и новых репрессий накануне третьей мировой войны, включая катастрофическую идею выселения евреев в Биробиджан. Таким образом, несмотря на провал в высшей власти, евреи избежали многих несчастий, готовившихся им Сталиным. В целом, они приобрели к тому времени массу ценностей, представлявших материальную основу культуры, и привилегий, которые им и не снились до Гражданской войны. Теперь средой их обитания стали столицы, областные центры и крупные объекты управления, культуры, медицины, образования. Эти сферы стали для них новой советской землёй обетованной.
    В итоге, борьба за мировую революцию привела волков из лачуг, бедных лабазов и шинков до тёплых и удобных городских квартир и рабочих мест в больших или малых учреждениях и конторах различных видов. Итог революции в России оказался для победителей удивителен и неповторим: мир – дворцам, война – хижинам. Так для сотни миллионов трудяг практическим результатом октябрьского переворота (он был скромно назван его оголтелыми творцами «Великой октябрьской социалистической революцией») стало начало трагического славянского Холокоста. Эта трагедия изменила социальную картину страны и потрясла весь мир своим псевдосоциалистическим характером, поскольку изначально и долгие годы спустя социальная справедливость по принятому правилу инвертировалась оккупантами в классовое насилие над русским народом.
    Русский Холокост – это классика. В цифрах он выглядит так. По расчётам специалистов население страны со 150 миллионов в начале ХХ века должно было увеличиться к концу века до 500 миллионов. Но случилось то, что, потеряв за век в ходе войн, голода и репрессий около 50 миллионов, главным образом, деятельного мужского населения, страна, если считать её прежнюю территорию, по численности осталась на исходном уровне. Творцы геноцида против русских умудрились не дать выйти в мир примерно 350 миллионам человек. Пустячок! История не знает сослагательного наклонения… А что, если этот «пустячок» помнит генетическая память?
Организовать такое грандиозное преступление было непросто. Чтобы выиграть борьбу за страну в необъятных просторах России, главным правилом руководства оккупантов стало решение вопросов управления не количеством своих кадров, а дьявольским превосходством над тёмным большинством коварства руководящих работников. На государственном уровне это превосходство пришельцев продолжалось четверть века. Это был самый трагический период для культуры и русских национальных корней, для крестьянства.
    Старая культурная элита эмигрировала, а оставшаяся поляна была освоена новичками. Миллионы крестьян были убиты, пошли в лагерные казармы и в бараки промышленных центров. Все остальные были прикреплены к земле для рабского труда. Это была их плата красно-чёрным комиссарам по векселям 1917 года, когда мужики захватили земли и усадьбы в преддверии русского Холокоста незаконно, но по законам революции. Вспомним правило! В то же время многочисленные кланы иннацистов, волков, на том же основании заняли социальную нишу дворянства, купечества и духовенства, которые были уничтожены или изгнаны ими из России на первом этапе пожара национального Холокоста. Да, россияне побаиваются касаться проблемы волков. Существует некоторый печальный опыт дедов и отцов общения с ЧК. Ведь этот всемогущий орган меченосцев изначально был создан вождём революции, в частности, ввиду его сильной ненависти к антисемитизму.   
    Да, это был целевой пункт номер один в тексте декрета по созданию в декабре 1917 года Всероссийского чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Получалось, что по этому декрету антисемитизм сам по себе есть контрреволюция. Не плохо, не правда ли? Снова известное правило. Конечно, мы можем понять некоторые организационные трудности первого неславянского, в большинстве еврейского, правительства России, но суд нашей памяти обвиняет комиссаров и чекистов первого призыва как террористов-русофобов, насильников и убийц.
    Уничтожение русского дворянства с присущим ему православием стало трагедией в то время, но имеет и сегодня огромное отрицательное влияние на нашу жизнь. Оно и дальше во времени будет иметь катастрофические последствия, так как после ликвидации элиты русский дом утратил свой моральный фундамент. В обществе потеряна культурная ориентация на высокие стандарты дворянства. Но здесь мы переходим к более сложному и жизненно важному вопросу. Я имею в виду нравственное здоровье нашего общества. С этой стороны наше будущее непредсказуемо, потому, что пигмеи выпустили из бутылки дикого джина безнравственности. И наша безграничная земля, не обременённая моралью, может создать без формальностей новый криминальный мир, который не защищён национальным иммунитетом славян или любой другой нации. Здесь мы заканчиваем сферу культуры нашего анализа ситуации и переходим к краткому, насколько это возможно, экономическому обзору, чтобы увидеть следующую важнейшую область повышенной активности стаи.
    Содержание экономического обзора отличается по его направленности от обзора культуры. Однако рассмотренные в нём процессы имеют аналогичную негативную тенденцию, сходную с уже описанными выше делами. Всё это указывает, что эти процессы были тщательно согласованы мастерами развала и подчинены одной цели. Необходимо было подорвать силу нации до такой степени, чтобы контролировать ситуацию. Тут мы видим некий универсальный метод или путь для достижения этой цели. Это путь экономического беспорядка. Теперь мы знаем результаты, поскольку причинами недовольства и желания масс иметь перемены были именно причины экономических недостатков системы. И снова анекдот.
    Идёт парад войск на Красной площади. Среди военных колонн шествует небольшая группа гражданских лиц с дипломатами в руках. Гость на трибуне спрашивает своего советского соседа, кто это, почему идут среди военных. Ответ: «Да, эти люди являются самым грозным оружием, которое может уничтожить экономику любой страны. Это наш Госплан!»
    А если серьезно, изобильная и богатая Россия показала изумленному миру чудо экономической науки. Это блестящие изобретения иннаци, вершина их мастерства: деревянный рубль и система дефицита. Начнём с рубля, который имел более высокую покупательную способность, чем доллар и обеспечивался товарами, услугами и золотым запасом. Но всё это было у рубля без права общаться с внешним миром, предназначался он только для внутреннего употребления. Только употребление это было не простое, а, для избранных – золотое, с двойным дном. Руки прочь от экономичного поводка для элиты! Да здравствуют закрытые распределители! Что такое? Пожалуйста, ответ прост.
    Советский распределитель являлся магазином, сеть распределителей – рынком для ограниченного круга покупателей из партийных и государственных структур. Они могли купить здесь всё, в том числе дефицитные и импортные товары, без ограничений и за рубли, и по госцене. Могли и продать их потом втридорога на чёрном рынке. В результате такого развитого товарооборота рубль в руках номенклатуры или иных высоких должностных лиц, как по волшебству, превращался в валюту. Но это превращение не касалось советских людей, потому что они могли купить в обычных магазинах только то, что планировалось к продаже чиновниками. Не завезли – рубль бесполезен, завезли – получи по способности.
    Так махинаторы создали систему, которая, породив дефицит, контролировала количество и качество рублей для разных социальных групп, для различных регионов и соответственно регулировала уровень жизни людей. Думаю, вы догадались, что самый высокий уровень жизни был в основных центрах общественной червоточины (Москва, Ленинград, Киев) и в пограничных районах страны с перспективой поиграть в антисоветизм (Прибалтика, Закавказье и иже с ними). Дефицит товаров первой необходимости был печальной судьбой всех русских регионов, включая крупные промышленные города и особенно отдаленные окраины России. Представленная ниже универсальная притча русского фольклора того времени, характеризовавшая успех создания протестных настроений системой дефицита, говорит:
«Справа молот, слева серп.
Это наш советский герб.
Хочешь, жни, а хочешь, куй,
Всё равно получишь …!»
    При этом экономическое различие в положении, например, любимцев иннаци в составе прибалтийских племен и пограничной с ними провинции заброшенного Пскова доходит до неприличия. Рядом с процветающей и многолюдной за счёт русских переселенцев из того же Пскова Прибалтикой разыгрывалась трагедия Псковщины с вымирающими деревнями, разбитыми дорогами, и повсеместной бедностью населения, сполна натерпевшегося ужасов войны. Ближайшие соседи финансировались из российской казны и снабжались так, как если бы одни были любимцами государства, а псковские – изгоями семьи наций.
    Какое правительство может сотворить такое преступление со своим народом? Да, только преступное правительство пришельцев. Что касается меня, я мог бы повесить создателей этой экономической системы без суда! Но они недостижимы в своих офисах, институтах, и штабах. Они – метастазы нашего общества, которое получило в результате их действий мораль дефицита вместе с дефицитом морали, поскольку ограничения в товарах порождало спекуляцию и рост числа теневых капиталов, главной опасности общества. Но это уже другой вопрос,  постараюсь более полно показать эту проблему в дальнейших материалах отчёта.
    Я слышу ваши возмущенные вопросы: «Как Россия могла дойти до такой жизни? Как мог крестьянин отдать и предать свою землю, которую он охранял и поливал своим потом веками? Как могло произойти то, что оказалось невозможным в Европе, в той же Англии? Я не смогу ответить вам на эти страшные вопросы в коротком клипе. Ваши вопросы для будущих беспристрастных историков, если они появятся. А сейчас только краткая историческая сноска, упоминание о том, что можно увидеть в зазеркалье.
    Миллионы крестьян были совращены в 1917 году всего лишь участком земли той величины, которую они хотели иметь. Пришельцы победили в Гражданской войне с помощью временной реализации вековой мечты крестьян, они сказали пахарю всего два слова: «земля – крестьянам». Обратите внимание: народ подкупили, обещав ему без всяких гарантий (одни слова) ставшую бесхозной землю. Но сразу после этого звероподобный ликом, по мнению автора, Троцкий, в знак благодарности за верную службу революции, попытался въехать на шее пахарей в военный коммунизм. Однако тут режим начал корчиться в муках неподчинения, и благостный Ленин затрубил отступление по всему фронту. Новая экономическая политика (НЭП) была старой политикой с нормальными деньгами, рынком, землёй, за которую боролись, и с возникновением, как по волшебству, среднего класса собственников. Россия быстро встала из пепла, но черви внутренней оккупации, её опарыши, вся система интернациональной инквизиции, всё это было внутри тела страны. Иуды ждали и оттачивали ножи ко дню «X».
    Далее мы в нашем анализе плавно переходим от экономики к политике, к самому сложному и грязному феномену человеческой деятельности, где не склонные к мукам совести захватчики проявляют чудеса мерзкой изобретательности.
    Итак, этот великий день настал внезапно для счастливых обладателей земли в 1929 году. Началась коллективизация, а по сути, национализация земель и крестьянского имущества. Несогласные подчиняться крепкие хозяева подвергались раскулачиванию, которое привело к массовым ссылкам и к гибели миллионов людей. В это страшное время, на втором этапе Холокоста, новые хозяева, вслед за поверженной русской элитой, уничтожали крестьянский цвет нации, наш бесценный генофонд работников. Средний класс с его обычной экономической независимостью также был ликвидирован, а предприятия стали всенародными. Теперь миллионы русских людей были готовы принять любой вид коммунизма, включая и так неосторожно предложенный ленинцами культ Сталина, чтобы стать рабами системы под присмотром волков. Выше мы рассмотрели один из результатов разгрома крестьянства  в виде разграбленной земли Пскова рядом с ухоженной Прибалтикой, которую миновала чаша сия. А вот снова русский фольклор: «За что боролись, на то и напоролись!»
    Тем не менее, в ходе быстрого экономического развития России произошло нечто неожиданное и удивительное, как и в сфере культуры, поскольку социальные завоевания русских оказались вне контроля оккупантов, изрядно потрёпанных социально в ходе сталинских чисток. Социализм, в его командном варианте, сыграл с новым хозяевам недобрую шутку. Власть социального равенства утвердилась в сознании людей как альтернатива власти золота. Таким образом, революционеры-рэкетиры ленинского призыва в общественной сфере перехитрили сами себя, поскольку оказались хотя и не на обочине социальной жизни, но в её серой гуще вместе со всеми своими материальными приобретениями, включая прибранное под шумок тотальных потрясений золотишко царской чеканки. А так рассчитывали на его всесилие. Но ничего! Они ещё дождутся реванша в ходе перестройки.
    А теперь пришло время, непосредственно перейти к рассмотрению последней третьей горькой капли нашего анализа. Представим небольшой скетч о политике волков в отношении России, сбивающей с толку сознание простых, как говаривали раньше, подлых, людей. Мы коснёмся этой грязной помойки проходимцев, уже имея представление о целях их внутренней политики. С учётом материалов, рассмотренных ранее, эти цели являются достаточно ясными. Теперь заглянем в сферу политики обеспечения политической безопасности режима и гарантий успешного промывания мозгов населения. Мы бегло окинем взглядом эту кухню ведьм, которая включает в себя радио, ТВ, газеты, тощие и толстые журналы. Я должен отметить особое отношение фольклора к официальным источникам новостей чтобы вы не питали на этот счёт никаких иллюзий:
    «Хрен соси, читай газету, прокурором станешь к лету!»
    Мы видим, что лживые журналисты и безжалостные экзекуторы от режима признаны сознательным пролетариатом в качестве единой команды. И ещё анекдот: самый короткий путь заполнить холодильник заключается в том, чтобы подключить его к радиосети. Вы видите, наше общество вновь смогло правильно расшифровать отражение в зеркале-перевёртыше. Выходит, пресловутое правило иногда перестаёт работать.
    Но политика – это очень трудный и сложный вопрос, который может быть кратко, как требует отчёт, пояснён только с более общей точки зрения на ход любых процессов. Поэтому, чтобы облегчить себе такого рода обобщение, я вынужден использовать в данном необычном эссе методику среднестатистического моделирования интересующего нас стационарного неравновесного процесса оболванивания массы людей.
    Внимание, внимание! Такого вы ещё не проходили. Этот процесс идёт в соответствии с универсальным термодинамическим законом больших чисел. Отсюда и использование автором обобщающей модели деструктивных процессов, направляемых их организаторами с учётом незыблимого закона.
Закон описывается известной теоремой Онcагера: величина потока некоторой перемещаемой массы или любых других результатов анализируемого процесса (I) равна произведению двух переменных. Это – проводимость (Gi) системы, которая присуща ей по отношению к данному потоку (I), и величина напряжённости (U) внешнего воздействия на систему, вызванного силой, обеспечивающей протекание данного процесса. Теорема утверждает, что (Gi) – это коэффициент корреляции между (I) и (U):
                I = Gi ; U.
     Любой устойчивый, происходящий в природе процесс, в том числе и созданный искусственно, может быть описан с помощью этой математической формулы на основе реальных физических соотношений, которые ещё никому не удалось нарушить. А мы будем использовать формулу для описания процесса политического воздействия на социальную массу. В нашем случае (U) – это степень действия на народную массу выбранным информационным способом, а (Gi) – определяет степень доверия этой самой массы к предоставляемой ей информации. Иначе, (Gi) – это коэффициент восприимчивости реального объекта к той силе, которая на него действует в ходе исследуемого процесса. Даже беглый анализ возможных изменений этих трех параметров, составляющих формулу Онсагера, применительно к событиям переворотов и катастроф русской истории показывает, что кинетика самих параметров поможет вскрыть суть социальной политики, которую пришельцы успешно реализовали в России в ХХ веке по отношению к подлому, простота хуже воровства, народу.
    А теперь, да простит меня читатель, автор, в нарушение последовательности в жанре мемуаров, привлекает для анализа описываемой в стране ситуации в период его визита в Лондон данные вскоре наступившего, но неясного тогда, будущего системы. Итог реализации этого будущего на момент развала страны позволяет чётко представить себе секретную тенденцию развития предшествовавших событий, их скрытый тогда для всех смысл. Для этого мы и воспользуемся теоремой Онсагера, кратко оценив с её помощью политические зигзаги иннацизма в ходе судьбоносных для России событиях катастроф 1917– 19 годов (переворот) и 1991 – 93 годов (контр-переворот).
    Для переворота характерным было максимальное значение потока (I) примитивной политизированной информации, которую генерировали захватчики и жадно впитывали безграмотные массы русских, поскольку сопротивляемость их сознания воздействию на него явного политического бреда большевиков была крайне низкой, а, соответственно, восприимчивость (Gi) предельно высокой. Сказывались политическое невежество и природная доверчивость объекта воздействия. И всё это несмотря на плохие технические возможности и примитивный уровень информационного воздействия (U) на просторах России. Таковы особенности политического обеспечения успеха захвата-переворота.
    Прошли десятилетия, и вот, к началу перестройки значение (I) стараниями иннаци на ниве советской жизни упало до минимального уровня. И это, несмотря на грандиозную по масштабам работу машины советской официальной пропаганды и соответственно максимального значения величины (U). А почему? Да потому, что величина (Gi) стараниями загвора постепенно понизилась почти до нуля. Это стало условием контр-переворота. Все поумнели, до обещанного Хрущёвым на 1980 год рая было, ох как далеко! Кредит доверия к режиму иссякал. Россия разжевала приманку коммунизма и выплюнула кости. Назревал крах оккупации, а также национализация идеи социализма по китайскому варианту. Это была бы катастрофа всей политики захватчиков. Возможно, такой оптимистический вариант избавления системы от иннацизма и был бы осуществлён, если бы не реализация партийной верхушкой очень вовремя другого, секретного плана, смотри хронологию прикидки по этому плану предательства в клипе 1.3. Если бы не срочный развал системы социализма. А здесь всё происходило в строгом соответствии с теоремой Онсагера. Удивительно, но это так. И это была наша судьба.
    Вспомним, для успешного переворота был необходим максимальный коэффициент (Gi). Но в нашем случае, к 1981году, повторим, существовал крайне низкий, около нуля, уровень этого коэффициента, сформированный многими годами бесстыдной лжи о неизбежной победе коммунизма. И тут на помощь пришло использование принципа зеркала-перевёртыша, поскольку пропаганда волчьей стаиполностью сменила полярность, начав обработку населения изменённой на обратный знак величиной (-U). В этом, собственно, и состоял главный смысл последнего финишного этапа подготовки к контр-перевороту, особенно с приходом к власти Горби. И что удивительно, сменил свою полярность и стал быстро расти и уровень доверия к пропаганде стаи. К 1991 году ситуация повторилась: наше образованное, но не нюхавшее прелестей капитализма общество, снова уверенно продемонстрировало максимальное значение, правда с обратным знаком, величины (-Gi).
    В результате, контр-переворот произошёл гораздо проще, быстрее и, главное, без потерь и ужасов переворота 17-го года, поскольку максимальная величина эффективного информационного воздействия (I) в ходе событий 1991 – 93 годов просто зашкаливала. Обыватель, задрав штаны, бежал за Ельциным. Ведь путём смены полярности в подлом зазеркалье были обеспечены максимумы переменных (-Gi) и (-U).
    Меня всегда восхищала гениальная простота и очевидная правда теоремы Онсагера, объясняющая в нашем мире всё то, что связано со статистической термодинамикой известных законов классической физики. Но оказалось, что теорема объясняет среднестатистический ход тех исторических процессов, которые трудно поддаются логическим объяснениям. В частности, стало понятно, почему советская Россия с её социализмом была обречена. Выяснилось, почему творец-организатор Советского Союза товарищ Сталин, бич Божий, предвидел обострение классовых противоречий по мере укрепления в стране материальной базы социализма. А главное, почему его видение этой проблемы было опасным и так быстро похерено кланом управленцев.
    Если я сказал о «правиле зеркала-перевёртыша» много, но написал при этом мало, я доволен. Если вы так не считаете и не смогли найти ответа на вопросы, которые были обозначены в клипе, то прошу прощения. Однако в любом случае, надеюсь, что вы получили некоторое представление о ситуации в стране развитого социализма, о силах, победивших этот самый социализм, и о том, как всё это представляет себе автор. Как бы мне хотелось, дорогой читатель, знать твоё мнение по данному вопросу после прочтения этого материала, этой визитной карточки судьбы России с творческим логотипом  «I = Gi ; U»!
    А теперь, с чувством удовлетворения от проделанной необычной работы и с учётом сделанного ализа и полученных выводов, я буду продолжать далее свой рассказ о полёте в Лондон и покажу, пришла пора, некоторые персоналии.

               Song of Grief
When the culture scab-plaques are pus and gleet
Because of non-Slavs inside;
When money go offshore though they here need
And double citizenship replaces comparty set,
And waifs and strays fast right;
When equity lies on the floor in a heap,
And old men tell you they are begged deep,
And you aren’t calm and sure about your best,
Why, then you will know (if you haven’t guessed)
You’re in robbed by innazis land. Help us, Christ!

КЛИП 1.5. ЛЕТАЙТЕ САМОЛЁТАМИ АЭРОФЛОТА

Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
                С.А. Есенин
    Теперь я могу продолжить труд новоявленного мемуариста, который с помощью Аэрофлота проложил свой путь с востока на крайний запад Европы. Это был полёт южнее Риги, вдоль Балтики, Ютландии, через Северное море, по касательной к Саффолку, над Эссексом и Большим Лондоном (в видимости Стрэнда и Вестминстера), прямиком в Хитроу. Полёт занял три часа и, как любое длительное перемещение на запад, сэкономил нам некоторое время. Несмотря на то, что вылет из Москвы опоздал, мы прибыли в Лондон задолго до полуночи. Посадка была без приключений, мы вновь оказались на земле. Но я не могу оставить тему Аэрофлота без некоторых дополнений, касающихся этой замечательной организации. Я должен рассказать вам об этой компании, как о важной части советской жизни. Было бы несправедливо упустить эту тему, потому что она была яркой, хоть и несколько фальшивой, стороной нашей обычно тусклой, но естественной и неторопливой жизни. Сама повсеместная реклама компании, смотри название клипа, уникальна, поскольку никакими другими самолётами, кроме всесоюзной организации Аэрофлот, летать в стране было невозможно.
    Было две главных особенности советской гражданской авиации. Во-первых, Аэрофлот являлся единственным авиаперевозчиком в стране и скороспелым детищем советской промышленности. Эта всесоюзная компания транспортная компания не имеет национальных корней, какие имеют железные дороги или флот. Это ребёнок новой государственной системы с её цинизмом подчинения власти и безнаказанностью в отношении пассажиров. Во-вторых, в небе нет никаких дорог, поскольку самолёту не нужны инженерные сооружения, как шпалы с рельсами или фарватеры, которые используются повсеместно и рядовыми гражданами, и власть имущими. Губернаторы и общественность имеют в небе разные пути или, вернее, самолёты. Существуют отдельно специально обеспеченная высокая надёжность правительственных самолётов, но их допустимая надёжность для массового потребления с плотно упакованными пассажирами, плохим сервисом и с минимально необходимой инженерной поддержкой.
    В результате этих двух достижений авиации, существует расхождение интересов между Аэрофлотом и массой воздушных мигрантов, которые везде, в воздухе и на земле, хотят быть самими собой. Не тут-то было, для этой компании любой пассажир вовсе не является клиентом-человеком, который платит деньги. Он всего лишь груз. Да, конечно, пассажиры специфический и хлопотный материал, но не более. Это знают все, но, если хочешь куда-то улететь, приходится становиться грузом. Такую возможность вам может обеспечить только это советский монстр. Вы можете любить Россию, как любил Сергей Есенин, и стремиться путешествовать любым способом, как вам захочется, чтобы на время затеряться в бескрайних зеленях или в синеве лонных вод России, однако ваше настроение всегда портится, если вы, при этом, должны иметь дело с эксклюзивным авиаперевозчиком.
    Трудности и дискомфорт авиационных пассажиров начинается с покупки билетов и преследует их до конца полёта. Перед тем, как взять билет, вы свободный человек. Когда вы покупаете путёвку в небо, вы попадаете в крепостную зависимость. Вы становитесь вроде бы винтиком огромного механизма. Неприятные сюрпризы ждут вас на всех этапах вашего путешествия. Но наиболее вероятны они на стадии вылета и в аэропортах промежуточных посадок. Это рок советских пассажиров.
    Со мной был такой случай. Как-то летом, я должен был заранее заказать билет на самолёт, поскольку отправлялся в командировку. Понимая возможные трудности, я заготовил письмо из института с просьбой продать место ввиду важности полёта и тщетно пытался заинтересовать им администратора, даму средних лет. Моей целью было выделиться из общей массы пассажиров, чтобы показать ей, что я человек, безусловно заслуживающий получение билета из её кассы. Но она, глядя пустыми глазами, оставалась равнодушной. Тогда я потерял надежду и рассердился. Я сказал ей довольно резко, что никогда бы не ступил ногой в её офис, если бы Аэрофлот, присовокупив к этому названию нелестные эпитеты, не был монополистом. Она была настолько поражена моей холодной и естественной злостью вместо привычной лести и подобострастных просьб, что, посмотрев вдруг на меня осознанно, дала необходимое разрешение, хотя для других в её кассах билетов этого направления не было на многие последующие дни. Этот невероятный случай был редким успехом. Обычно в системе полного превосходства было очень трудно доказать, что вы не груз, но личность.
    А вот другой, достаточно серьёзный случай моего общения с Аэрофлотом, который заслуживает более полного описания. Однажды я возвращался с Кавказа, очень спешил домой, поскольку был без денег после длительной командировки. И тут случилась непредвиденная задержка с вылетом из промежуточного аэропорта в Ростове-на-Дону, где по расписанию приземлился наш лайнер. Задержка была для меня очень неприятной. Другие прилетели и улетели, а наш рейс откладывался из-за метеоусловий в Харькове, где планировалась следующая посадка. В то же время, были данные о лётной погоде в конце нашего рейса, в Ленинграде. Туда без задержки убывали другие транзитные рейсы. Я понимал, что если я тоже хочу улететь домой, то должен проявить инициативу.
    Поскольку все пассажиры нашего рейса держались в зале ожидания  вместе, было легко определить, что среди нас в Харьков никто не летел. Я пошёл с такой неожиданной и приятной новостью к начальнику аэропорта, но получил от него простой ответ: «Если вы будете совать свой нос в наши дела, я позвоню в вытрезвитель».
    Могу напомнить, что вытрезвитель (от русского глагола "трезветь") являлся подразделением милиции, предназначенным принудительно, в том числе и по приказу сверху, обслуживать людей в состоянии сильного алкогольного опьянения. Здесь работали высокие авторитеты в части медицинской, моральной и материальной помощи клиентам всеми законными способами. Действительно, начальник вокзала вполне мог отправить туда любого пассажира мужского пола, поскольку, а кто же у нас не пьёт. Так что я быстро отступил, считая, что, хотя был абсолютно трезв, угроза была достаточно серьёзной. Случился полный разгром в честном, но неравном бою личности с системой.
    Наше дальнейшее ожидание продолжалось, но не было каких-либо обещаний службы информации и надежд на улучшение погоды в далёком краю. И тогда, примерно, через час я решил использовать военную хитрость. Мой отец, очевидец в его детстве судьбоносных событий, рассказывал мне, что бунт февраля 17-го года в Петрограде был начат злыми женщинами в очередях около закрытых дверей пекарней и булочных на Лиговском проспекте, который выходит на площадь Восстания. На этой площади под их вопли и пролилась первая кровь мятежа против жандармов, их усмирявших. Кровь пролили вызванные помощь полиции казачки, очень солидарные с разгневанным женским полом Лиговки. Казаки были сердиты на бабских притеснителей их зазноб. Тут и пошло-поехало.
    Я решил, воспользовался представившейся возможностью организовать бунт женщин и реализовать удачный опыт, но в более скромном масштабе. Высокие масоны Петрограда, перекрыв подвоз хлеба в столицу, привели в действие в 1917 году гнев матерей голодных детишек, чтобы захватить в России высшую государственную власть, я, всего лишь, хотел сегодня оказаться дома. Поэтому ваш слуга и использовал снова универсальное горючее революционное топливо в виде обеспокоенных за своих детей матерей и бабушек, но для улучшения ситуации с неразрешимыми противоречиями между мной и руководством аэропорта. Следовало пригрозить руководству началом восстания. Отсюда моей задачей было найти лидера движения, но из женщин, поскольку, на роль отца мятежа ни я, ни кто другой не подходил в силу сложившихся обстоятельств. Была нужна достойная, лучше харизматически спокойная, с чувство собственного достоинства мать повстанцев, и я её быстро нашёл.
    Моя избранница не была ни Кларой Цеткин, ни Голдой Меир, но достаточно привлекательной русской женщиной лет тридцати семи – сорока. Я ещё раньше заметил и некоторое время созерцал её хорошо сложенную фигуру, когда мы оформляли наши билеты и багаж перед отлётом. Теперь я провёл детальный осмотр её личности. Светло-золотистые волосы, правильные черты лица и добрая улыбка карих глаз делали её внешность очень выигрышной. Строгий костюм подчеркивал женственность и уверенность в себе, видимо, ответственного работника среднего ранга. Она была хороша и доброжелательна. Мы быстро поняли друг друга по сути сложившейся ситуации, а также её неоспоримого преимущества перед мужчиной в части невозможности стать клиентом милиции. Обсудили мы и преимущества женской солидарности.
    Она возглавила мятеж и ушла штурмовать крепость с развёрнутыми хоругвями во главе непобедимой армии. Скоро мы стартовали в Харьков. Но наши злоключения были ещё впереди. При посадке в Харькове самолет прошёл два раза над закрытой завесой тумана и дождя полосой аэродрома, но без какого-либо успеха, чтобы вовремя её увидеть. У пилота хватило ума не рисковать третий раз, мы взяли курс обратно на Ростов.
    Война с ростовской небесной мафией разгоралась, но теперь у нас было превосходство в воздухе. Мы были хорошо вооружены и опасны для Аэрофлота. Мы знали, что наш полёт в Харьков был также и подпольным рейсом с левым (незаконным) грузом цитрусовых плодов из Грузии. В салоне самолета после Ростова стоял прекрасный запах мандаринов, которые, это было очевидно для всех, были востребованы в Харькове. Члены нашего отважного экипажа услышали много выразительных слов о долге советских авиаторов и о наших, а не фруктовых, бесценных жизнях, которые были нужны вовсе не в Харькове. А всё это действо происходило как раз в период времени вето Андропова на бесконтрольную перевозку цитрусовых с Кавказа на грузовиках. Это было золотое время непримиримой борьбы со спекуляцией. Поэтому мы и смогли обратить вражеские ряды в бегство. Ведь наш десант в Ростове был чреват не вытрезвителем для какого-то там нахала, а тюрьмой для уважаемых людей. Было предостаточно возмущённых свидетелей нарушения социалистической законности, целый самолёт. Поэтому, после переговоров командира по радио, в Ростове с нетерпением поджидали победителей.
    Мафия сделала нам срочный и ценный подарок. После посадки мы сразу же, без каких-либо проволочек, были перегружены на другой лайнер. Всё же мужчины успели выпить по рюмке в баре и громко обсудить ситуацию. В результате, мы сплотили наши ряды и почувствовали свою силу именно как люди, а не груз.
    Теперь это был новый прекрасный беспосадочный полет из Ростова в Ленинград. Все мы стали братьями и сестрами, героиня женского бунта купалась в лучах её славы. Все мы были рады видеть наше вдруг наступившее согласие. Кавказские люди достали из своей ручной клади вино, сыр, лаваш и фрукты. Все славили Бога и искренне радовались нашему бегству из Ростова. Салон самолёта вдруг стал общим домом. Мы смеялись и поругивали бедный Аэрофлот, а ведь именно он сплотил представителей многих народов, в том числе непримиримых осетин и ингушей, нашего рейса в одну семью. Произошёл удивительный случай естественной дружбы народов, потому что здесь, в небе, у нас всех была одна судьба и общие интересы. Никто не мог выжить за счёт соседа, не стремился ни на ком паразитировать, никто не хотел никого обмануть. Мы все поднялись выше Кавказских гор и национальной розни. Добрый конец – делу венец. Все мы, попутчики, совершенно перед тем незнакомые люди, распрощались на лётном поле Пулкова как добрые друзья, даже с некоторым прискорбием, что приходится так быстро расставаться и навсегда с хорошими людьми.
    Это был удивительно редкий случай коллективного человеческого согласия и полного взаимного понимания, подобного которому я никогда больше в своей жизни не встречал. Но теперь я летел на лайнере Аэрофлота далеко от Ростова и от кавказских мандаринов по международной линии Хэнэда (Токио) – Лондон через Москву. Я спокойно читал книгу о Лондоне в продолжение всего полёта, но, по привычке, был готов к сюрпризам. И сюрприз случился, но приятный. Я закончил книгу, получив нужный минимум данных, как раз тогда, когда увидел в безоблачной ночи с высоты поднебесья в абсолютной темноте яркие маяки старой доброй Англии, посчитав это хорошим предзнаменованием.
    За иллюминатором разворачивалась славная картина. Прекрасная страна поплыла под нами в виде светлой карты с золотыми и серебряными нитями дорог, которые соединяли  большие и малые бриллиантовые колье многочисленных городов и городков. А потом было море огней, мы увидели большой город, как фантастическую реальность, как макет жизненного размера сродни карте Cook, Hammond & Kell, Ltd. Мой взгляд наблюдателя узнал на этой карте первый объект, это был Тауэр. Открылась замечательная панорама центральной части города. Такой полёт над Москвой мог быть только мечтой, невозможной вещью. Так что я воспринял проплывавшее внизу ярко освещённое великолепие в качестве первого подарка Лондона.
    Во время полёта у меня был краткий разговор со вторым пилотом, когда и он, и я вышли размяться в отсек, где хлопотали дружелюбные стюардессы. Пилот охотно вступил со мной в разговор и рассказал мне о своей утомительной жизни на этой международной линии. Кадров для таких линий было мало, и они имели более плотный график занятости. Поскольку я был в полёте без напарника или без всякого надзора, то он, несомненно, решил, что я из КГБ. Я думаю, что все, кто встречался со мной в Лондоне, узнавая, что я из России, имели ту же точку зрения. Он показал мне ещё двух пассажиров из Москвы среди большинства лиц азиатской национальности, летевших через Москву. Один из них был русский, другой армянин. Я решил отложить знакомство с ними до приземления, чтобы не тратить время, нужное для завершения чтения.
    Итак, мы приземлились в Хитроу и я увидел зелёную траву аэродрома. Это был второй подарок от Лондона. В хоботе-приёмнике для пассажиров после салона было холодно, но он привёл меня к пустынной галерее аэровокзала, а она к переполненному пассажирами и тёплому залу паспортного контроля и, затем, в зал таможни. Я пошёл в многолюдный туалет и увидел там уборщика, большого абсолютно чёрного человека с широкой белозубой улыбкой. Это был мой первый заговоривший со мной лондонец.
    Негр заметил мою золотистую каракулевую шапку и удивлённо спросил меня, откуда я прилетел. Это был первый вопрос ко мне в Лондоне, и я ответил автоматически: «из Москвы». Я забыл совет многоопытного директора моего института, который объездил половину мира! Шеф советовал мне не говорить первому встречному, откуда я. Он не хотел, чтобы я стал случайным козлом отпущения для недоброжелателей нашей системы и предупредил меня о такой опасности. Это защитная реакция граждан за рубежом является достижением Советов. Передвигаясь по Лондону, я часто следовал его совету, внеся свою долю в русофобию и мазохизм.
    Между тем, мои соотечественники вели оживленный разговор через загородку таможни с русским лондонцем. Я протолкнулся к ним, вступил в контакт и получил необходимую информацию. Житель Лондона был водителем, который встречал москвичей. Его автомобиль был готов отвезти соотечественников в Лондон. Это было похоже на появление в Хитроу мифического Кейроса, греческого бога счастливых случаев. И я схватил его за пучок волос на голове как раз в нужный момент, как положено по инструкции. Вы знаете, что он совсем голый, кожа смазана маслом и пробегает мимо он так быстро, что потом, если не схватил его за чуб вовремя, его уже не догнать. Здесь, у таможенного заграждения, внезапность Кейроса была моим союзником, и мы пришли к взаимному соглашению, что они подбросят меня до Лондона.
    Так мы познакомились, прошли таможенный контроль и отправились по галерее в многоэтажный гараж без стен, где стоял автомобиль. Усевшись, мы соскользнули вниз из гаража на привокзальную площадь. Белый форд, как белый кролик Льюиса Кэрролла повлёк нас в неизведанную нору Лондона по сказочному пути, который, как известно, должен был быть заполнен шкафами и книжными полками. Однако первое, что я увидел по пути моего падения в Лондон, как в страну чудес, были не они, а нечто совсем другое.
    Машина помчалась по автостраде, которая была ярко освещена золотыми светильниками, висящими на высоких столбах. Мои радушные хозяева служили в морском Регистре страны, который постоянно сотрудничал с лондонским Ллойдом и имел здесь свой офис. Мой рассказ был также достаточно правдивым. Таким образом, все почувствовали себя товарищами. Вскоре появился пригород. И первое, что я увидел, были многочисленные пивоварни. Они сияли вывесками по пути моего внедрения в Лондон одна за другой. Здесь я вспомнил слова самого близкого друга морской юности незабвенного Олега Николаевича Дунаева: что некоторая цивилизация есть там, где есть пиво, в соответствии с его количеством и качеством. Этот бывалый морской волк, сделал свой вывод на основе опыта швартовки у разных причалов вдоль бескрайней береговой линии России. Военные моряки – наблюдательные ребята. А вот их поговорка: «в минном деле, как нигде, вся загвоздка – в щеколде». И тут я понял, если взять критерием изобилие пива, то здесь я очутился в центре цивилизации!
    Но оставим на короткое время нашу компанию в автомобиле, когда она въезжала в Лондон. Отвлечёмся, чтобы обсудить некоторые ставшие явными исключительные черты данного отчета. Сделаем краткий анализ методологии его выполнения и приемлемости его чтения. Традиционно для России мы исходим из презумпции виновности автора.
    Итак, мы даём последовательность реальных событий, как они имели место. По сути, события представляют собой фотографии, которые монтируются так, чтобы было интересно. Но они вовсе не определяются вкусами автора. Автор постоянно сравнивает новую для него реальность и ту повседневность, что он оставил у себя дома. Таким образом, его восприятие событий имеет многообразный характер. Поэтому, можно считать, что отчёт выполнен методом «ассоциативного зондирования». Возможно, такой подход для вас не подарок. Однако и Лондон также не был для меня простым подарочком. Поэтому я настаиваю на том, что, излагая этот путевой материал, имею право на свой собственный путь выборочного объединения двух противоположностей даже с некоторой долей субъективной несуразности. Прошу прощения, если этот путь заведёт нас слишком далеко от стереотипов.
    Безусловно, Лондон удивил и заинтересовал меня стилем жизни. Его аура повлияла на мое понимание идей, событий и людей, изменила некоторые мои представления и даже политические позиции. Поэтому Лондон и я соавторы отчёта. Он вдохновил меня представить те потери или то, что не было материализовано в Росси в качестве возможной модели, которая была бы сродни модели современной Англии. Лондон позволил мне понять, чего мы лишились по милости комиссаров-волков, в ходе их жестокого эксперимента с Россией. Да, Лондон мой вдохновитель, помощник и учитель. Это он привел меня к идее национальной экологии, которая гораздо важнее, чем экология леса или моря. Именно он побудил меня рассмотреть удивительную вещь в реестре атрибутов России: место русского мира в Красной книге исчезающих племён и народов.
    Вы, конечно, знаете, что такой продукт, как отчёт, в смысле его пользы – это безнадежное дело. Это потерянные для заказчика деньги. Надо признать, что моим заказчиком был «Край родимый», который от моей отчётности ничего не потерял, хотя когда-то потратился на моё образование. Но, сказать по правде, я знаю одно имя среди многих имен уголков России, которые могут быть на равных сопоставимы с Лондоном. Это Ленинград, ныне Петербург. Однако сравнивать с ним автор будет и некоторые другие удивительные места. Вот так, с Лондоном, мы и будем делать этот отчёт.
    Что касается Ленинграда, то нет никаких причин, чтобы включить его в красную книгу столиц, потому, что делать это уже поздно. Такой вывод не моя фантазия. Это опыт моего поколения. Ленинград помер, сменив имя и явив миру уродца с головой в классическом стиле и с телом безликих архитектурных объёмов, какой, где придётся. Этот городской регресс путём обезличивания его среды начался с 1917 года под мудрым руководством оккупантов. Нынче город и не дворянский Санкт-Петербург, и не Петроград, что породил февральское восстание, и даже не полный радости Ленинград-победитель. Это еще один город, который физически и особенно духовно являет собой жалкое подобие своему предшественнику, когда-то яркой столице империи.
    Да, город живет, но теперь его жизнь не мощная симфония в исполнении профессионалов, это попурри самодеятельности многих пришельцев и гастролёров. Они заняли весь жилищный фонд старого города после смерти столицы. С 1917 года шёл непрерывный процесс исчезновения его хозяев и жителей, но было два этапа массового трагического исхода аборигенов. Первый был в начале русского Холокоста, во время красного террора, а второй произошёл в ходе завершающего уничтожения туземцев во время войны и блокады. Первый этап был этапом культурной деградации и обнищания города, а второй этап был этапом физической деградация города, его страшной безлюдности. Что касается изгнанных в эвакуацию, то их меньшинство по сравнению с погибшими. Их можно не принимать во внимание, поскольку их дети вернулись в город чужими для бывших родных пенат, а многие умелые работники не вернулись вообще, рассеявшись по бескрайним просторам страны. На этом последнем этапе произошла окончательная потеря старых традиций столицы и всех носителей этих традиций бывшего русского Лондона, Санкт-Петербурга-Петрограда.
    Такова сегодняшняя ситуация в городе новых поселенцев, как на диком Западе, с многочисленными диаспорами и без городских традиций и взаимосвязи с прошлым. Да, этот город является нынче прекрасным полем экспериментов для перевёртышей. Я думаю, что это обстоятельство имеет большое будущее в части дальнейшего развития социальный розни в России. При этом, можно утверждать, что уничтожение популяции бывшей столицы является катастрофически согласованным по времени преступлением как иннацистов, так и нацистов. В этом городе была максимально выбита культурная, предприимчивая и трудоспособная часть русского народа. Экологи, где вы? Если вы здесь, то считайте, что вам повезло. Кроме этого клипа я подготовил специально для вас и представлю далее специальное исследование на тему национальной экологии.
    Очень жаль, но здесь мы временно прерываем анализ данной проблемы. Это большая потеря для перспективы работы ориентированных на гуманизм подразделений ООН и деятельности международного суда в Гааге.
    Почему Гаага, крючкотвор? О! Это храм правосудия. Именно там, мы могли бы вместе с Лондоном возбудить иск против волчьей стаи жестоких комиссаров по обвинению их в военных преступлениях, в цареубийстве, изгнании элиты, в геноциде крестьянства, ограблении богатых могил русской аристократии и огромной массы православных церквей. И мы бы выиграли этот процесс, имея неоспоримые факты этих преступлений, и возвратили бы похищенное богатство миллионам потомков жертв ленинской стаи в России и в других странах.
    Правда, насчет возврата денег, не уверен, поскольку это всегда большая проблема, оценить общую сумму и найти некоторый общий делитель для поиска индивидуальной доли на человека. Однако пусть это нас не волнует, потому, что есть опыт немецких компенсаций еврейству, но, какая жалость, не другим жертвам нацистов. Как бы там ни было, мы видим здесь хороший прецедент. Перед нами историческое явление большой общественной значимости: раскаяние, покаяние и, с другой стороны, прощение. Вот это да! Это просто мечта о кренделях небесных! Жаль только, что наша встреча с Лондоном была такой короткой и мечты остались мечтами. Ведь этот отчёт – это поединок с ветряными мельницами, со всем равнодушным миром, поскольку я наивно верю в справедливый приговор потомства, и продолжу эту тему далее в отчёте. Если только, как бывало, должников не ликвидируют, вместе с их долгами, отчаявшиеся кредиторы. Маловероятно, но возможно, что они это сделают и без приговора.
    А теперь, дополняя Юлиуса Фучика, можно рекомендовать лозунг: люди всех наций, вы должны быть очень бдительными! Особенно, когда грабители громко кричат про общечеловеческие ценности. Это означает, что они наметили для себя следующую жертву, чьё значение и стоимость жизни и имущества являются слишком ничтожными по сравнению со шкурными мировыми интересами волчьей стаи.
    Но здесь мы вынуждены признать, отчёт не может претендовать на качество, свойственное социалистическому реализму, в том случае, если, для начала кратко, не затронем вопрос о первом лидере оккупантов, об основателе волшебного зеркала переворота русского мира. Да, я имею в виду товарища Ленина, о связи которого с Лондоном – разговор впереди.
    Он собрал волчью стаю и начал кровавую травлю России, вывернул сознание миллионов наизнанку, чтобы начать, ни больше, ни меньше, мировую революцию и победить весь мир, пусть даже ценой гибели страны. Такой подход был вполне в духе обманутого им русского идеализма: всё или ничего. Казалось, что он национальный лидер, а по сути, он был вожаком общности авантюристов, изуверов и стяжателей, что, в конечном итоге, и привело к провалу его бредовых идей, хотя они на момент овладели русским миром. Вспомните его похороны и скорбь миллионов! Но тут вот что очень странно, он помер, его политику вскоре тоже похоронили, а его идеи живут и сегодня не только в мозгах, но и в делах. А как они проклюнутся в дальнейшем, не знает никто. Но это уже совсем другая тема перспектив насилия над людьми на благо народа.
Однако пора вернуться в салон нашего форда, который мчит в Лондон, где мы обязательно найдем аромат великой личности Ленина, где он учился, как надо заботиться о стаде овец. Но об этом далее, причём отчёт будут избегать излишней критики и упрощения в понимании влияния Лондона на личность великого вождя.
    Мои спутники хорошо знали друг друга, а разговор о Лондоне начали как завсегдатаи. Повествование водителя было на злобу дня. Он знал, интересы новоприбывших и дал нам обычный набор информации: цены на рождественских распродажах, новости кино (среди них многосерийный «Эммануэль»), книги диссидентских авторов на русском и так далее. Мы, с русским попутчиком, поддерживали беседу, но армянин хранил значительное молчание. Видимо, он был начальником. Он оказался первым и последним человеком в Лондоне, который смотрел на меня только недоброжелательно. Мы въехали в Западный Кенсингтон по Хаммерсмит роуд и Кенсингтон-хай роуд. Я показал своё знания городской топологии, когда мы проезжали по Пикадилли. Радость открытия переполняла меня. Но в данной ситуации это было слишком непоследовательным высказыванием для лондонского новичка, каким я был и представился моим попутчикам. Товарищи убедились в моей принадлежности к КГБ и предложили, спросив название отеля, доставить к месту ночлега. Нет худа, без добра.
    Я согласился с большим удовольствием, поскольку был в полном неведении о местоположении отеля Тависток, где для меня был забронирован номер. Соглашение, подбросить меня, было достигнуто на площади Пикадилли сёрклз. Водитель, хорошо знавший город, быстро разобрался с клубком улиц одностороннего движения в районе Блумсберри, поэтому вскоре мы были на Тависток-сквер. Таким образом, теперь я был спокоен в части решения своей следующей и главной задач на понедельник, поскольку нашёл своё новое прибежище. Я взял, на всякий случай, телефон для связи со своими доброжелательными попутчиками, поблагодарил их, и мы распрощались. Первый раунд в Лондоне был мой, хотя это, по правде говоря, происходило на родном ринге. Теперь меня ждали новые встречи в незнакомой обстановке, но я надеялся на новые достижения.

                Song of Town
The song of love and trouble here I sing;
The town, it swore for our Russia to win,
Received a name of Lenin as a king,
Who passed his throne to Moscow, as an inn.
Red spite fanned here fleeting yellow wings,
My town is bagged, all pockets are such clean;
The bastards kept, like jackals, money fast,
Just only London now reminds its past.

КЛИП 1.6. ЭТО КРАСНОЕ СЛОВЦО «НОСТАЛЬГИЯ»

Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья облетели?
                Н.М. Рубцов
    Итак, начинается второй раунд моего поединка с неизвестностью командировки, но теперь на иностранной почве. Этот раунд-клип предполагает завершение первой части отчёта актуальными уточнениями уже затронутых вопросов, включая и отдельные общественные проблемы, и сугубо личные воспоминания автора. Начну с изображения отеля, который стал моим ночным домом, и чьё гостеприимство выражалось и в предоставлении бесплатного завтрака. Его стоимость входила в стоимость номера, который был снят для меня министерством.
    Да, здесь я почувствовал начало своей новой жизни. Она представлялась мне тогда очень туманно, но оптимистично. Такое предчувствие не обмануло меня. Я прожил, вернее, отдыхал здесь ночами наиболее интересный, хотя и краткий, период моей жизни. Но и здесь, около отеля, витал легкий запах родного дома, потому что именно здесь новый для меня мир имел некоторую историческую связь с Россией в её странной и трагической корреляции с прошлым. По моим данным, этот отель помнил товарища Ленина, отца и учителя мирового пролетариата. Вождь хаживал мимо него по Тевисток-сквер, где обосновался, правда, ненадолго и сразу после приезда в Лондон семьдесят с лишним лет тому назад. Будущий лидер проходил мимо него, направляясь оттачивать знания и смелость политического лидера. Подробности неизвестны, но скоро он встанет во главе борьбы миллионов угнетённых. А я лишь в самом конце своего вояжа случайно узнал, где гостил здесь вождь.
    Теперь отель увидел меня, человека земли, которая возродилась из пепла истинных и неудавшихся преступлений Ленина. Но тогда, в Лондоне, я был рядовым официальным приверженцем его культа, который партийное руководство создало вместо аналогичного культа Сталина. Идеалистический образ Ленина и его псевдогуманизма стали основой современной идеологической этимологии и словоблудия. Наука и искусство изучили подвиг лидера и сладко о нём запели. Поэтому известен каждый документированный шаг вождя, включая и первое жилье на Тевисток, Блумсберри. Я узнал об этом из книжки-приза, не помню, за что я был награждён, об эмиграции вождя. А на каждый день у нас была песня-заклинание с приятной славянской мелодией и многозначительной смысловой доминантой:
« Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой!»
    После Лондона у меня появились запоздалые вопросы относительно вождя. Первый касается национальности этого великого лидера иннацизма. В нём соединились еврейско-немецкая и русско-калмыцкая национальности. В случае Пушкина новая кровь означает ясный гений. Здесь букет наций породил злого гения Евразии, рационального идеолога, жестокого политика, и, наконец, всесильного диктатора России, лидера голодной стаи волков.
    Его настоящая фамилия Ульянов-Бланк. Своими делами, а не только исходя из национальности матери, он может быть по праву помещён в Пантеон как великий Ленин из еврейских героев. И мой прямой вопрос к Еврейскому музею, как жаль, что я не попал туда, на той же Тевисток-сквер: не плохо бы знать, как он представлен в их экспозиции? Может быть, это групповое фото первого советского правительства (1918), который состояло на 90% из евреев и на 100% из волков? И как без лишней скромности они представили в этой экспозиции весь процесс «из грязи, да в князи», когда товарищ Ленин, великий политик и расчётливый демагог, стал с их помощью царем великой единой и неделимой России. Пора сделать этот уникальный материал достоянием широкой общественности! Пора объяснить, за что мы, русские, славяне боролись до победы? К тому, как возник вопрос по этой актуальной теме, мы ещё вернёмся в ходе описания субботней прогулки по площади Тевисток-сквер в следующей части отчёта.
    Отметим, что автор испытывает к фигуре Ленина и к судьбоносному прошлому, которое с ним связано, как своего рода ностальгию. По сути, это ностальгия от противного или обратного, не смешивать с ностальгией по противному. Такой вот неожиданный, подсказанный математикой, термин для обозначения смешанного чувства симпатии и отчуждения, гордости за свершение, считай, невозможного и, одновременно, ненависти к холодной жестокости переворота и братоубийственной войны.
    На это обстоятельство не стоило бы и акцентировать внимание, если бы описанный вновь обретённым термином букет противоречивых чувств не был, по моему мнению, вообще характерным для русского человека, как по отношению к уникальному прошлому страны, так и применительно к собственной судьбе каждого. Мудрость «нет худа без добра, и наоборот» подходит и к историческим перипетиям и к личным судьбам. Поэтому чувство ностальгии и приемлет не только позитив, но и явно противное ему.
    Отсюда, те актуальные уточнения, которые кратко представлены в этом клипе, без сомнений являются ностальгией от противного. Это так. Но рассматривать эту частную особенность памяти надо шире. Любое прошлое событие, представленное в ней, для любых явлений и личностей видятся нам, каждому в разной степени, как возможные быть идеальными, но если бы не то или иное… Увы! Что случилось, то случилось. Разум знает, что сожалеть о прошлом бессмысленно, но чувства в нашей природе всегда неизбежны, отсюда и ностальгия от противного. Собственно, и весь этот отчёт – тоже ностальгия от противного.
    Вернёмся к отелю. Он был достаточно респектабельным, но без излишеств. В просторном и безлюдном вестибюле за стойкой меня встретил с некоторым любопытством портье-малаец. У него под рукой располагался старомодный телефонный коммутатор. Думаю, этот коммутатор внутренней связи, установленный, видимо, ещё в начале века, был данью консервативной старине. Меня ждал скромный одноместный номер с ванной и телевизором. Для трёхзвёздочного отеля за ;12.50 в сутки, без налогов и включая завтрак, это было замечательно. За эту цену я получил свою нерушимую социальную защиту, приют для моей скромной личности в огромном Большом Лондоне, Великобритании, во всём великом мире, поскольку вся моя наличность в этот момент составляла примерно 10 фунтов. Кроме того у меня был банковский чек на сумму ;70. Таким образом, мой номер стал моей крепостью, в которой были также некоторые запасы продовольствия: круг полукопчёной колбасы, что-то из консервов, и пресное вафельное печенье под названием «Московский хлебец». Наличие пачки этой продукции в моём портфеле вынудило меня объяснить таможеннику свою любовь к русским национальным блюдам. Он тщательно и с некоторым подозрением исследовал обертку печенья, но ничего не смог возразить против моей любви к домашней провизии.
    Обратный билет, который я в дальнейшем подтвердил в офисе аэрофлота, была в Лондоне и такая советская контора, также стал частью социальной защиты и якорем в море событий. Он давал мне шанс попасть из моей индивидуальной нищеты в Лондоне снова к нашей коллективной бедности в России. Тем не менее, здесь, в Лондоне, мой капитал был не в моём пустом кармане. Ведь я был гражданином великой страны!
    Моим главным капиталом, вернее, беспроцентным кредитом на всю жизнь было положение официального посетителя страны на государственном уровне эксперта, пусть даже в весьма ограниченной области. Я был гостем Британского государственного института со всеми вытекающими последствиями, и, не в последнюю очередь, для самого Лондона. Я был полномочным представителем могущественного противника Запада, великого и могучего СССР. За рубежом Союз стал моим надёжным кредитором по всем вопросам, хотя эта его щедрость не касалась денег. Тут мой кредитор становился скупым, как Гобсек. Кстати, его жадность и, в то же время, неограниченные возможности, были широко известны. Так что моя персона, в части её финансовых прорех, возбуждала среди хозяев встречи и коллег смесь любопытства, симпатии, недоверия, некоторого опасения и иронии. Но все они уважали моего кредитора, и лучи его могущества освещали меня.
    В мои обязанности входило принять участие во встрече, организованной МЭК в офисе под названием Хэмптон-хаус, расположенном на Грин-стрит, Мэйфэр, рядом с Гайд-парком и Оксфорд-стрит. Это был старый, добрый и скромный дом в тихом и спокойном месте для встреч и совещаний Британского института стандартов и рядом с ним. Он был открыт с 8:30 утра до 5 вечера. Работа велась с 9 часов утра и до 12 часов, и снова  с 2 часов дня до 5 вечера. Повестка дня была подготовлена заранее до встречи, и я знал, что и когда меня ждёт, в том числе и в части возможных социальных мероприятий. Планировалось обсуждение вопросов надёжности электроники. Эти вопросы были для меня интересны, но ещё более интересной была мне компания мужей-специалистов, среди которой была и одна леди. Я интересовал их, они меня. По внешности мы были вроде портретов разных живописных школ, по-своему рисующих одну человеческую природу.
    Портрет автора, думаю, вписывался в каноны социалистического реализма. Портреты американцев были в стиле одного нового направления американского искусства, в основе которого лежит фотография. Они были фундаментальны, выразительны, но стандартны в их формах. Европейские портреты производили впечатление старой, добротной и многоукладной, по особенностям их стран, школы рисования маслом, хотя некоторые лица, например, финны, были выполнены в карандаше, без насыщенных тонов, по стереотипу этой спокойной нации. Большинство из их хорошо знали друг друга и свою работу в рамках этой встречи. Так что эта встреча была их праздником в череде грядущей работы.
    Наши документы и я, их носитель, были новым пунктом  общей обширной рабочей программы. Теперь мы работали вместе и к взаимному удовольствию. Они снисходительно оправдывали некоторые мои профессиональные промахи, процедурное невежество и слабую позицию нашей национальной рабочей группы. Это хорошее, доброжелательное отношение ко мне было ещё одним подарком моей судьбы в Лондоне, W1, Великобритания.
    Да, подарок судьбы! Не знаю, смогу ли показать, что это именно так, поскольку чувствую свою слабую литературную подготовку. Чувствую сожаление, что судьба не дала мне входного билета в институт мастеров слова, хотя я на неё не в обиде. Ведь она дала мне многогранную жизнь с её бесценным опытом. Вот он-то, надеюсь, и поможет мне наверстать навыки, упущенные без школы героев интеллектуального труда.
    Здесь я прошу прощения за мою невольную бестактность. Мы общаемся уже много страниц, а я вам до сих пор я не представился, не выделился вкусом, весом и привычками из общей среды моего поколения детей войны и юности победы. Жестокая война и великая победа изменили мир, позволили восстановить страну, прошли через наши судьбы и оставили неизгладимые следы в наших душах. И это небрежение изложения наблюдается притом, что первая часть отчёта уже заканчивается.
    Чтобы искупить мою вину, я, не занимая много вашего времени, сообщу кое-какие личные данные. Постараюсь кратко сконцентрироваться на главном, особенно на том, что касается наиболее информативных аспектов моей юности. Такого рода исходные данные всегда являются самой оригинальной частью анкеты любого человека. Я представлю её в псевдо лирическом стиле и как можно лаконичней.
    Итак, этот клип в наибольшей степени имеет личный характер. Спешащий читатель вполне может её бегло пролистать, однако автор обязан быть в заявленной теме в силу своих возможностей. А в том, что жизнь проходит, как сказал, смотри эпиграф, Николай Рубцов, никто не виноват. Эмоциональней и короче не скажешь, и в этом случае стихотворение Рубцова может служить примером современной русской поэзии, в которой нет места для нобелевских конструкций с русскими словами и с банальностями болтуна лауреата. Поэтому здесь я должен заявить во всеуслышание, что решение о присуждении литературной премии Нобеля поэту Иосифу Бродскому было не просто ошибкой. Это был плевок западных русофобов в сторону русской культуры. Думаю, таково мнение большинства российских читателей.
    Для всех очевидно, что Нобелевский комитет присудил эту премию, вовсе не потому, что ему понравились абсолютно непонятные для академиков русские стихотворные излияния автора. Английскую грядку поэт освоил позже. Дело тут в другом. Для комитета и для всех нас господин Бродский является настоящим героем холодной войны. Он ненавидел Россию жгучей ненавистью и честно заработал свой приз на избранном им пути диссидентской борьбы. Другое дело, если рассматривать его достижения на поле русской словесности. Счёт в гипотетическом матче Рубцов – Бродский по количеству слов «1-10», но по силе поэтического воздействия их стихов на читателя соотношение обратное: «10-1». Так что, Нобелевский комитет явно поспешил, не приняв во внимание лирику Рубцова. Но если рассматривать процесс культивации достижений когорты советских диссидентов, то премирование было сделано вовремя, а стихи здесь не причём.
    А теперь первый сюжет о юности и дружбе. Моя осознанная жизнь начинается с оставшихся в памяти событий 37-го года. Отец и мать о чём-то озабоченно шептались на диване, я играл у их ног, иногда улавливая знакомые имена сослуживцев отца. Очень памятны мне страницы безбедной предвоенной жизни, яркая эпопея эвакуации из Ленинграда в 1941 году, поступление в Нахимовское училище в 1945 году. В ходе этих событий мне трудно сказать, когда закончилось детство, и когда в казарме началась юность. Она теперь вспоминается мне немудреными строфами на манер песенки про мальчишку.

    Когда я был мальчишкой,
Носил я брюки клёш,
Лихую бескозырку
Да на ремне палаш.
    Погончики с канвою,
На каждом якорёк.
И первою любовью
Я счастлив был, как мог.
    Ещё богат был дружбой,
О море я мечтал,
А караульной службы
Специалистом стал.
    Без спешки до зевоты
Пришлось учить устав,
Зауважать расчёты,
Артиллеристом став.
    Брал бальных танцев мастер
Паркет на абордаж.
Но был культурный кластер:
Роскошный Эрмитаж.
    Мне в лекционных залах
Пришлось поспать сполна,
А в мире полыхала
Холодная война.
    Когда я был мальчишкой,
Носил я брюки клёш,
Лихую бескозырку,
А на бедре палаш.

    Военно-морской флот был моим хорошим наставником, пока после семи лет учёбы сначала воспитанником, а потом курсантом я не стал офицером, осознав последовательно проблемы дружбы, долга, общения с начальством и подчинёнными. На эту тему есть некоторое обобщение для англоязычных читателей, интересующихся предметом.

There was the cruel world around.
It was dictating steady ways.
And so we stood linked arms one crowd,
We paid for time to shun foul plays.
The guilt, the duties, life petards,
That mixed sour beer, the sweetest wines
Had been divided by comrades…
But young lack years vanished since.

    Служба на флоте развела друзей-однокашников по огромной стране, по её морским окраинам, по новым интересам, людям, по семьям. Жизнь рождала новые встречи с интересными и даже иногда близкими друзьями и товарищами. Но и в ней, и на всю последующую жизнь в наших душах остались те первые и единственные связи симпатий, которые дала первая настоящая дружба юности, незабываемая, как и первая любовь. Вот и с моим не единственным, но первым другом Олегом мы расстались новенькими лейтенантами практически навсегда, судьбы и служба развели нас прочно. Друг честно дослужился до должности адмирала, но им не стал. Из моих друзей-нахимовцев нашего выпуска, из 60-ти человек адмиралом стал один, но самый достойный. Думаю, если бы я продолжил службу, финал моей карьеры этого соотношения не изменил бы. Встречались мы с Олегом, так сложилось, очень редко и только случайно, но всегда с радостью и с ощущением, что последняя встреча была как будто вчера. В этом смысле, любой контакт с однокашником всегда является зарядом бодрости. А уж если со старым другом жизни удаётся накоротке посидеть за рюмкой, то это праздник души.
   Моя штатская жизнь началась в результате и по ходу политической компании разоружения 1960 года, которая венчала период правления Никиты Хрущева. В ходе этой компании было поломано много чего, включая судьбы тысяч людей. Но для молодых демобилизованных офицеров открылись перспективы новой жизни. В ней я выбрал ординарную карьеру советского инженера. Сделал я это сознательно, чтобы быть независимым от идеологических поползновений руководства и приспособленчества каждого подчинённого в своём деле, как это в большинстве случаев имеет место в гуманитарной сфере деятельности.
   Хотя я и имел склонность к лирике, больше, чем к физике, от гуманитарной карьеры я предпочёл отказаться. Я не представлял себе тогда широких возможностей разного рода деятелей в использовании двойной идеологии, писания в стол, громких криков "Да здравствует!" с показыванием кукиша в кармане. Я был наивен и решил, что буду кушать свой хлеб честно, как это было принято на флоте.
    Новая жизнь инженера-исследователя, кем я стал на новом поприще, была для меня полона интересных коллизий и возможности технического творчества, давала пищу для серьёзных размышлений. Однако эта работа имела чисто индивидуальный характер без братства в деле и взаимного доверия. Её эффективность снижалась из-за человеческого равнодушия и тщеславия, глупости и зависти многих окружавших тебя коллег. Да, здесь тоже возникала дружба, но без полного доверия, которое даёт реальный комфорт человеческих отношений. Поэтому я благодарю судьбу за морскую юность и службу офицером на море, которое заставляет людей сплачиваться в коллектив, забывая шкурные интересы ради общих целей.
    Второй сюжет начала моей жизни есть любовь. Она пришла ко мне в первый раз, как заведено, в восемнадцать лет. Необычным, как я понимаю это теперь, в ней было то, что она оставалась в моей душе неизменной много-много лет, существуя одновременно с приходящими и уходящими другими увлечениями. Хотя мои чувства в этой любви были взаимными, но ничего серьёзного у нас не вышло, главным образом, потому, что я не стремился к семейному сценарию. Я был слишком молодым, легкомысленным и жадным до нового. Мне не хватало жизненных впечатлений, я искал их, где мог, оставляя ту первую любовь про запас и сверяя с ней свои другие любовные коллизии.
    Получилось так, что моя первая, бесценная и нежная любовь будто бы стала критерием правдивости и глубины чувств по отношению к другим вариантам, стала красивым опытом для всей моей жизни. Возможно, я недостаточно начитан, но такого жизненного сценария любви в книжках я не припомню. Эта любовная повесть кажется мене приоритетом в части признания её открытием нового, весьма странного жанра. Его можно определить мазохистской исследовательской лирикой. Получается, любовь мучает своим присутствием в душе, но интересно держаться от неё в стороне, в потоке жизни.
    Моя память цепко держит нежный образ весёлой молодой красивой сероглазой девушки с темными бровями и копной пепельно-светлых волос. Туманная улыбка и мягкий румянец гимнастки оживляли её милое лицо. И теперь в моей памяти это лицо не отражает ни сожаления, ни упрека, а только нежную печаль. Мой разум и сейчас дорожит тем бесценным очарованием молодости. Но притом, интересы наши были странно различными. Совместных дел, кроме банальных, у нас не нашлось.

A star had fallen from the heaven.
I flattered my desire, a gleam in
The cosmos Spirit, who has might
Give our fate and dreams in sight,
Let’s Solveig would forget her love…
As I'd forgotten myself. Now
That southern night's an echo tone.
It's my past play, I’ve left alone.
We had endeavoured fate to change,
But all in vain in cosmos range!
Thus our star was fallen down…
And we together could do none.

    Она была Сольвейг, я неугомонный Пер. Но ждать меня в спешащем мире она не смогла. Поэтому наш роман стал золотой ошибка нашей юности. Этот преждевременный подарок судьбы я отверг по недомыслию и эгоизму молодости. Я благодарю Бога, что только я, совершив много ненужного, заплатил за свою ошибку молодости, когда мы расстались, не пытаясь найти совместного счастья. Заплатил только я, но не поспешившая Сольвейг. Плохо было то, что эта ошибка не стала для меня уроком впрок, а породила множество других ненужных связей и глупостей, прежде чем я нашел свою настоящую женщину, мою дорогую жену. Тогда я впервые правильно понял, что это именно эта женщина мне нужна. Но понял я это не с помощью логики рассуждений или анализа опытных данных, которых было предостаточно. Я понял это, когда увидел цвет и почувствовал аромат её волос спелой ржи у дороги через поле. Вот и попробуй, разберись, где судьба?
    Интересно то, что, через много лет после расставания, уже далёкая тогда для меня Сольвейг взяла себе за правило иногда приходить ко мне во сне. Обычно это приносило радость и успокаивало, как встреча с добрым духом. Только один раз, в ходе очень трудного многодневного велопробега она предстала передо мной не только душой, но и нежностью молодого тела. Она пришла ко мне в палатку с первыми лучами раннего северного солнца возле городка, а, вернее, добротной архангельской деревни Ошивенск на речке Чуряга. Но в нашей реальной жизни нам повезло, у нас не было никакого желания возвращаться в прошлое из дорогого нам настоящего. Наша звезда упала и сгорела под мелодию песни Сольвейг! Thus our star was fallen down…
    Природу любви пытались объяснить многие мудрецы. Многие художники входили в роль влюблённых в надежде понять это чувство, это состояние души и показать в своём произведении уважаемым читателям или зрителям, что есть любовь. Многие и с разным успехом. Я, грешный, также не могу не коснуться в отчёте теории этой темы, в связи с описанными выше обстоятельствами любовного характера.
    На мой взгляд, естественная человеческая любовь – это спущенная нам Свыше, заложенная в человеческий мозг, программа для души каждой личности. Образно говоря, эта программа была введена Богом в сознание после того, как Он создал Еву для Адама, связав их воедино. Поэтому необходимость и способность человека любить являются Божественной частью нашей духовной природы так же, как наш осязаемый организм, есть образ Бога невидимого. Любовь и дар небес, и обязательное условие человеческой жизни, естественный взаимный духовный путь мужчины и женщины. Эта программа может начать действовать иногда сразу с ранних ногтей, иногда много позже. Она может активизироваться в течение долгого знакомства или в замужестве. Пути Господни неисповедимы, а программа срабатывает с учетом совместимости любовной пары и жизненных обстоятельств. Так что возможна и внезапная вспышка счастливой любви, и желание запретного плода со всеми негативными последствиями. Пословица говорит: любовь зла, полюбишь и козла.
    Практика показывает, что, как правило, это программа одноразового действия. Реже, но встречаются случаи вторичного запуска программы. Совсем редко встречаются и сильные, чувственно одарённые натуры, которые могут использовать этот великий дар много раз. Посредственные личности, с плохой психологической конституцией, могут иметь  эту программу с некоторыми дефектами и вообще могут остаться без истинной любви. Здесь мы видим широкие возможности для самообмана и даже извращений. Очевидно, что высокий уровень психологического характера программы не имеют ничего общего с примитивной техникой секса и всех продвинутых способов соблазнения и удовлетворения похоти. Вы видите, что я не рассматриваю проблему любви как некоторую физиологическую потребность, как голод или жажду, хотя отрицать половые потребности человека невозможно.
    Потребность можно легко удовлетворить и за деньги. Купить и поставить программу любви, допускаю, можно, но очень сложно. Любимый и любящий человек – это счастливые и свободные люди. А похотливый рядовой секса всегда не удовлетворён. Он хочет ещё и ещё, он хорошо управляется и готов для манипуляций собой. Лица без счастливой взаимности всегда несут на себе тонкие признаки печати одиночества, даже если они и не имеют сексуальной озабоченности. Так что, да здравствует истинная любовь, прекрасная часть данной Богом человеческой природы!
    По знакам Зодиака я стрелец, и поэтому, основными чертами характера, я являюсь неуемным исследователем и разведчиком. Я чувствую себя достаточно комфортно в любой незнакомой компании, в чужом городе, в одиночестве в лесу или на просторном болоте. Мне нравятся новые места и ситуации, моё их быстрое понимание и способность ориентировки. И Лондон не был исключением.
    В юности эти исследовательские наклонности приводили меня в музеи и на ночные танцы, в библиотеки и в рестораны, на художественные выставки и в весёлые компании. Я стремился к быстрому постижению книг, вин, театров, картин и женщин. Я был любознательным мальчиком, а мой разносторонний опыт – хорошим подспорьем в образовании. По крайней мере, я не питал иллюзий в части современного абстрактного искусства и женской натуры. Первое, стало мне ясно, имеет мало чего от искусства и многое от потребительской стоимости, а лучшая половина человечества имеет указанные свойства в обратном соотношении. Безусловно, в выборе между первым и вторым, я отдаю предпочтение прекрасному полу. Однако главным результатом земного опыта моей юности стало понимание того, что именно в области изобразительного искусства человечество достигло своей вершины, а сам я стал не слишком взыскательным поклонником всякого художественного творчества, хотя к творцам такого рода не принадлежу. Техническое творчество – другое дело, тут я в свое стихии.
    Снова слышу вопрос! А отдавали ли вы предпочтение, например, какому-нибудь стилю живописи? Например, из модерна – кубизму! Но тут вот какая закавыка. Наше поколение знало неразрешимую проблему: абстрактное искусство было объявлено вне закона, кубизма не проходили и не знали. И хотя мои вкусы и сердце окончательно и бесповоротно были отданы ясной, божественной природе классической античности и Возрождения, я в то время усиленно искал запретные плоды, не допуская, что какой-то из стилей искусства мне не разрешён к пониманию. Это исследование привело меня в запасники Эрмитажа, где хранились коллекции европейского авангарда. Интересно, что походы в запасники были разрешены и оплачивались они для группы курсантов из казны нашего училища. Я хотел понять смысл абстрактности, искал чёрную кошку в тёмной комнате, там, где её не было. Для отчёта, как вы увидите, эта тема неиссякаема.
    Только позже я понял, что наличие или отсутствие кошки в тёмной комнате не имеет никакого значения для этого самого процесса поиска, что абстрактное искусство является вещью в себе. Помолимся за неизлечимо больных абстрактной лихорадкой современных театра, скульптуры, графики и прочих когда-то художественных ремёсел. Мир праху их гармонии! А что касается кубизма, он мне неприятен, но избежать его нельзя. Он живёт повсеместно в современном архитектурном дизайне. Желание получить больше, заплатив меньше, привело к превращению мира урбанизма в мир кубиков бесконечного числа форм и размеров, но одной примитивной структуры. Пещера первобытного человека, да ещё в окружении соответствующего пленера, по сравнению с современной бетонной коробкой в массе других, точно таких же, как она, просто художественный шедевр человеческого жилья.
    Жизнь, как обычно, преподносит неожиданные подарки потому, что талантливые инженеры и смелые организаторы всегда находят реальные приложения любой новой плодотворной идее. Таким образом, множество приёмов и способов выражения абстрактного искусства нашли своё место в современном мире. В современной архитектуре абстрактное искусство означает приход дизайна новых материалов, новых инженерных решений. В музыке это означает популяризацию, поиск с помощью аудио техники пути к сердцам огромного большинства неотесанных клиентов массовой культуры. Но в любом случае, использование принципов абстракции в современной жизни приводит к вторжению в неё бездарных мастеров поп-культуры, к снижению уровня искусства и его стандартов. Дайте больше денег, и вы гений! Как?! Вы не видите новое платье короля? Такая красивая идея!
    Но здесь наше повествование подходит к концу первой части отчёта. Теперь, бесспорно, можно сделать кое-какие предварительные выводы, в которых кратко рассмотрим выполненную работу. Её результат и перспектива могут быть изложены наикратчайшим путём с использованием знакомой мне самодеятельной песни-частушки. Эти перлы, как правило, носят абстрактный характер.
«По реке плывёт топор из деревни Зуево.
Ну и пусть себе плывёт железяка х..!»
    Прилагательное «х…» имеет в русском языке широкий смысл, от плохо или «ничего не стоит», до того, что вполне приемлемо. Его смысл может быть и ругательством, и выражением удивления или, даже, одобрения. Всё зависит от интонации, контекста, модуса существования и личных возможностей модуляций голоса, порой мимики говорящего человека. Здесь мы видим пример чистой свободы выбора, фольклорного экзистенциализма. Принимаем его и мы для оживления нашего суховатого отчёта и для доведения его материала до высокого культурного, это же фольклор, хотя и абстрактного, но доходчивого для всех уровня.
    Так как первая часть отчёта предоставляет собой только лишь его необходимую основу, мы можем спросить: «Есть ли у нас надежда поплыть на этой основе во вторую часть?» Автор в этом не сомневается и приглашает продолжить ознакомление с отчётом, принимая во внимание тот несомненный факт, что он, отчёт, является ностальгическим, хотя часто его ностальгия особого свойства, сродни доказательству от противного, что рассматривалось выше. Это та ностальгия, которая выражена великим поэтом: «Люблю отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой». И ещё хочется отметить, что Михаил Юрьевич Лермонтов не знал и ничего не сказал в своём шедевре о напасти предательства в наших весях, которой окрашена вся современная история отчизны. А ведь Родина, как и прежде, не смотря ни на что, нуждается в нашей вере, надежде и любви. К тому мы и будем стремиться.

          Song of Hope
The war was flaming many years,
Blazing with all its might:
It cut all selfishness of our good here.
Their kind was deep and bright…
And it was odd, because it was
The starving pauper’s side.
It cut the chains of commis’ press,
Arrogants did beseech:
‘You must defend the common house
And Europe win and teach.
We cannot cope with cruel task,
Now you are Russian each!’
‘The time has come,’ then Slavs had said,
‘To do so many things…
And Russian language, and hard bread
To us. And we’ll be kings.
It’ll be a roof for each waif head,
We’ll break subduers’ wings.’
And Russian people harried up,
All eager with the war.
God blessed the dangerous combat,
The fields, the workshop floors.
And this was scarcely odd, because
They are such strong their rows.

ЧАСТЬ 2.
ПРЕБЫВАНИЕ

КЛИП 2.1 НОВИЧОК НА ГРИН-СТРИТ

Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя…
                А.С. Пушкин
    Ранний звонок телефона от портье возвестил начало моего первого дня в Лондоне. Он начался, как обычный день в любой из наших гостиниц, но с дополнительной утренней услугой в виде хорошо организованного завтрака в кафе отеля. Это было приятной неожиданностью и для меня, и для моего более чем скромного бюджета.
    Быстро покончив с делами в отеле, я пошёл по освещённым яркими лампами безлюдным и сырым улицам к станции метро Рассель-сквер. Я взял дешёвый, благо расстояние было небольшим, билет до станции Бонд-стрит и воспользовался вместительным лифтом, чтобы спуститься к поездам. Этот многолюдный лифт был для меня новшеством, но по сути это был дедушка обычных эскалаторов. Под землёй было полно утренних пассажиров, блестящих поездов и унылых бетонных труб станций с низкими потолками без каких-либо привычных для меня украшений, но с такой странной и многочисленной рекламой. А на выходе из станции моего прибытия был даже один пассажир без билета. Он, бледный и небритый кокни, вёл вялые переговоры с чернокожим контролёром, который, явно смущаясь своей власти, просил предъявить билет до этой станции. В Лондоне соответствие билета проверяют в пунктах назначения. Никто, кроме меня, не обращал внимания на этот инцидент. Передо мной был обычный утренний город.
    Впоследствии я проделывал мой путь на Грин-стрит не в метро, а пешком. И моя утренняя прогулка от Блумсбери к Майфер была всегда спокойной и приятной. Но в тот первый дождливый день в Лондоне я был рад, что познакомился с сухим и тёплым метро и ускорил свою дорогу на работу. Как я уже говорил, смотри клип 1.6, встреча проводилась в Хампден-хаус. Это было добротное здание старой закалки, но с некоторыми признаками патины от прошедшего времени на всех интерьерах. В вестибюле не было охраны, а в полупустом гардеробе обслуживающего персонала. Я добавил своё пальто к другим, а затем, после непродолжительного подъёма по лестнице, присоединился к коллективу в удобном, но не слишком просторном зале для совещаний.
    Сначала я представился нашему председателю, сообразительному и живому французу из Ниццы. Он отреагировал на моё появление равнодушно, хотя и продемонстрировал определенный интерес к переводу на английский нашего государственного стандарта, который был моей козырной картой в этой игре. Он обещал мне сделать копии для всех делегаций в качестве рабочего документа совещания. Так я утвердился равноправным экспертом нашего технического комитета и желанным участником этой встречи, куда прибыл не с пустыми руками. Я стал членом достаточно оригинального международного отряда специалистов.
    В зале присутствовало около сорока человек. Они представляли собой страны с интересом к работе комитета. По порядку из списка на английском это были: Австралия, Канада, ЧССР, Франция, ФРГ, Италия, Япония. Затем шли Нидерланды, Польша, Швеция, США и Великобритания.  Моя одинокая личность добавляла к этому букету и СССР. Однако специалисты из ЧCCH и Японии были здесь также в гордом одиночестве. Поэтому я не стал исключением.
    Вся компания удобно расположилась лицами к председателю вокруг наружного периметра длинного составного «П» образного амфитеатра из столов, который стоял, вроде бы, в партере. А столик нашего председателя и его помощника возвышался на маленькой сцене возле основания буквы «П». Я со своим портфелем разместился на двух стоящих друг за другом столах, предназначенных для полноценной делегации, на правом крыле этого камерного театра специалистов. Места делегаций располагались одно за другим в латинском алфавитном порядке. Моё место было почти в конце алфавитного списка близко к сцене, между многочисленными делегациями американцев и англичан. Я был представлен коллективу, копии привезённого мной документа, сделанные в рекордный срок, уже лежали на столах, среди многих других, и, к моей радости, началась работа по повестке дня без всякого внимания к моей новоявленной персоне.
Я сразу стал изучать их язык, нравы и обычаи рабочей группы, разбираться со смыслом различных предложений и с характером новых знакомых. Эту тяжелую, но интересную работу я вёл на протяжении всей встречи. К её концу кое-что стало понятно. Но все мои коллеги понравились мне уже на первый взгляд, поскольку каждый из них был типичным представителем своего народа. И, что удивительно, не было среди них ни одного человека столь распространённой среди наших специалистов по надёжности еврейской национальности. Ведь этих знатоков можно было встретить на руководящих должностях в лабораториях и на кафедрах, в разных институтах России. А тут – ни одного, и мое поздравление Западу! Он, подумал я, успешно уклоняется от сетей, которыми обеспечивается быстрое движение нашей перегруженной математикой надёжности к коммунизму. Что делать, у них вместо формул – новые технологии!
    Итак, я начал ближайшее знакомство с партнёрами. Моей первой жертвой стала миссис Людова, ЧССР. Она сама дала понять, что ей очень интересна наша техническая позиция, принципиальная позиция лидера системы социализма в области надёжности. Во время большого перерыва заседаний я начал объяснять ей что-то важное, что было не понятно и для меня. Как результат, мы отправились перекусить в подвальчик на Оксфорд-стрит вместе. Мы начали общение по-английски, но вскоре перешли на русский, поскольку она хотела продемонстрировать свои возможности. Впрочем, по-русски она говорила хуже, чем я по-английски, и скоро мы вернулись на английский. Удивительно, но она была шотландкой, родились и учились в Англии, вышла замуж за чеха и была гражданкой ЧССР. Так я начал мои контакты со старой доброй Англией неофициально, через посредника. Позже моя новая знакомая сыграла, о чём речь впереди, позитивную роль в ходе моих встреч с аборигенами.
    Людова была дамой приятной наружности, но неопределенного возраста, может быть, лет сорока пяти или пятидесяти. Я не мог разочаровать её и выступил в роли знатока по теме встречи. Поскольку я не имел указаний, как быть в ситуации, когда союзник просит разъяснений наших намерений в области обеспечения надёжности, то сам решил дать ей более или менее правдивую легенду. Для этого я выбрал несколько пунктов из обширной тривиальной программы контроля и обеспечения отечественного качества и стал рисовать ей на своём псевдо английском стройную картину государственной программы для обеспечения прогресса в области надёжности. Это был неплохой экспромт, потом эту легенду мне пришлось использовать в других случаях при разговорах со специалистами. Все были довольны. Кстати, кое-кто из коллег вовсе не блистал английским произношением и ясностью выражаемых мыслей. Поэтому мой дебют на встрече проходил вполне успешно.
    Итак, мы отправились в кафе на углу Оксфорд и Портман, слегка перекусили и провели некоторое время за приятной беседой на скользкую тему надёжности. Когда она попросила меня перейти на обычную для неё речь, я был очень рад, поскольку нуждался в практике и хотел развязать свой язык. Ввод в разговорный язык и начало его использования всегда было для меня проблемой потому, что я делал это от случая к случаю и не часто. Каждый раз первый шаг был самый трудный. Каждый раз, эта проблема решалась настолько, насколько это было возможно в отпущенный срок.
    Я повернул наш разговор на её шотландские корни и неловко задал вопрос о её клане. Я сделал это как бы в шутку, но увидел, что она приняла его очень серьёзно, поверив моему искреннему интересу. Вот дела! Она ответила мне даже с некоторой благодарностью за вопрос. Похоже, задавали ей такой вопрос нечасто. Так жаль, что я не запомнил шотландское имя её клана. Повезло, я удачно сменил тему нашей беседы, проявив уважительный интерес к её традиции, и мы прониклись симпатией друг к другу. Если бы я имел свой клан!
    Я понимал, что имел в глазах зарубежных коллег образ винтика. Я был частью огромной государственной машины не только для собеседницы, но и для всех других участников заседания. Я был для них атомом угрожающий критической массы политики Брежнева, этого огромного непонятного шара. У всех у них был некий страх к этому шару, ко всем русским, которые его поддерживали. Поэтому для меня было ясно, что, если я хочу уважения, то должен разрушить образ бездушного винтика и стать для них полной индивидуальностью. Миссис Людова удачно подошла на роль первого человека, нужного мне для прозрения всего коллектива, для моего личного комфорта в Лондоне.
    Мы заморили червячка и, поскольку оставалось обеденное время, отправились на небольшую прогулку. Пока мы шли спокойно по Оксфорд, Орчард, Аппер Брук улицам и по Парк-лайн, моё красноречие на смешанном русско-английском диалекте стало достаточно убедительным. В сквере Гросвендер, около американского посольства я ей объяснил, что означает «улыбка Рузвельта», имея в виду американскую военную консервированную колбасу. На этот сюжет меня натолкнул памятник Рузвельту. Потом я поведал ей о своих первых в детской жизни коммерческих сделках по обмену красноармейских звёздочек на заморские товары. Рассказал ей, как это происходило на рынке Северной Двины у высоких бортов ожидавших проводки во льду реки союзных «Либерти», ещё не успевших попасть под охрану пограничников.
    Полные ленд-лизовских поставок пароходы стояли на речном фарватере в виде больших серых замков, ожидая своей очереди, чтобы пройти к архангельским причалам порта Бакарица. А мы, полуголодные мальчишки с острова Соломбалы, городского пригорода, смело подступали под их стены, создавая в 1944 году прецедент свободной торговли Восток – Запад без посредников. Крики и дружеские жесты белых и чёрных моряков с их низкими ценами за жвачку, апельсины и сигареты были результатом благополучного исхода первой половины их нелёгкого плавания из Америки в Россию и обратно. Они радовались жизни и вида этой стайки мальчишек. Зимнее солнце, сверкающий снег, наш восторг и суета, длинные тонкие тросы с борта судов с привязанными к ним корзинками до сих пор в моей памяти. И моя спутница тоже увидела и эту картину, и разглядела мою личность около бронзового Рузвельта в центре скверика. Мой английский сработал, Магомет пришёл к горе. И тут интересно сделать краткое сопоставление двух языков отчёта.
    Я должен сказать, что многозначные краткие английские слова не кажутся мне удобными в их различных значениях, когда, используя их, надо чутко улавливать оттенки смысла. С другой стороны, целый ряд идиом, если они к месту, делают язык интересным, непредвиденным по смыслу и привлекательным своим разнообразием. Так что английский – это подходящий инструмент для высокой культуры джентльменов языка с большим тезаурусом слов и богатой палитрой чувств. Тут есть, где возникнуть Шекспиру. С другой стороны, краткость и строгий порядок слов удобны и без использования идиом для людей дела: моряков, инженеров, ковбоев, которым не нужны излишние украшения их языка. “Yes, sir”, “All right”, “OK!”. Это язык для точного и, обычно, предельно простого определения их деятельности.
    Здесь, как мне кажется, находятся и корни особого английского юмора, вход в который не бесплатен. Но бедные социальные приматы или приверженцы поп-арта! Английский язык не дает им никаких шансов для глубоких и адекватных человеческих контактов. Это язык их умственной не то, чтобы деградации, но максимального упрощения хода взаимопонимания. По сути, упрощение – добровольное разобщение людей, превращение их в сугубо образцовых индивидуалистов, как вы можете увидеть это наглядно за океаном. Кстати, глобальное внедрение английского, верней, американского, ведёт к аналогичному социальному дифференцированию всей массы других языков, попавших под пресс англоязычного интернета.
    Возвращаясь к теме встречи, я вспоминаю двух других моих союзников по социалистическому лагерю. Это были поляки: пан Катайковский и пан Допплер, доброжелательные и благовидные господа средних лет. В перерыве на кофе-брейк они также поинтересовались у меня, разговаривая на хорошем русском, если ли какие специальные инструкции в части нашей встречи. Я дал им команду «вольно!». Я знал по опыту прежних встреч с панами-специалистами, что это была любимая команда поляков. Общение с ними было моим единственным полным использованием моего собственного языкового инструмента в Лондоне. Мы обсудили наше успешное появление в Лондоне, хорошие шансы на полезное времяпрепровождение в течение целой недели и слегка посплетничали. Они посетовали на скупость англичан в проведении подобных встреч. Со смехом, но с уверенностью они прогнозировали, что традиционный общий ужин в этот раз будет упразднён. Как я понял, они накопили большой опыт участия в подобных мероприятиях МЭК и в особенностях британской жизни.
    Их предсказания о судьбе ужина не оправдались, но мои славянские братья дали мне несколько полезных рекомендаций. Я не использовал их рекомендацию посетить рынок Петтикоат-лайн в Ист-Энде для прибыльных покупок, однако воспользовался, несколько позже, советом послушать мюзикл «Jesus Christ Superstar» в Палас-театре и был очень благодарен им за это. Так важно получить хороший совет вовремя!
    Мой опыт общения с социалистическими союзниками и некоторые наблюдения за выполнением ими профессионального долга даёт возможность представить кажущийся мне спектр их лояльности режиму Советов. Немцы являлись наиболее искренними приверженцами системы, исполнителями её законов и порядков. Далее по степени снижения такого рода лояльности шли чехи, венгры и болгары. С румынами мне встречаться не приходилось, поскольку эта страна, по всей видимости, от электроники самоустранилась. На левом фланге шеренги были поляки. Их отношение к ложной идее коммунизма и к России, как к центру этой идеи, всегда было ироническим. Это не так уж и плохо, но история, как и природа, не знает иронии. Бог обрекает Польшу и Россию на взаимное согласие и гармонию. Но вместо этого межу нами идёт старый и ожесточённый славянский спор без конца, который подогревается извне.

Чтоб понять, как тот путь подготовил Всевышний, где скоро
Он научит славян неразумных ценить Благодать,
Надо много подробностей дел и намерений знать,
Неизбежность и суть межславянской вражды понимать,
Понимать смысл завета Господня улаживать ссоры.

    Я убежден, что прогресс, свобода и мир могут стать реальностью лишь в мире со многими полюсами: англо-саксонским, арабским, германским, славянским и так далее, которые в их связи создают своеобразный ремень безопасности для нашей цивилизации. Объединение для общей прочности и сохранение каждой наций – это единственный путь для их благополучия и мира в противоречивой реальности их совместной жизни. Существовавший во времена СССР двухполюсный мир – это лишь частичное решение, ликвидация половины беды. Полная беда была бы в том случае, если бы восторжествовал один полюс, к чему идёт дело сегодня. Сегодня случись то, что образуется грандиозная пирамида, она раздавит красоту Божьего букета наций. Мы уже знаем частный случай такого строительства  в виде «нового порядка». Он безжалостно готовился в однополюсном арийском дизайне. Мы знаем также и нашу родную советскую «идентичность», как заготовку модели для коммунистической пирамиды.
    Однако, как известно, дурной пример заразителен. Поэтому полезно увидеть некоторые разрушительные результаты реализации идеи «мирового коммунизма» в моём многострадальном отечестве. Наверняка, вы знаете, что именно красная звезда Моисея на знамёнах СССР спровоцировала «новый порядок» в Европе. Именно историческая вакханалия коммунизма с его интернационально-национальной основой в теле России породила шабаш европейских нацистов. Но это уже другая история, и здесь есть время, чтобы прямо спросить, не являюсь ли я антисемитом? Описывая своё представление на Грин-стрит, я снова, как в клипе 1.4, внутренне отвергаю такое предположение. Но от критики извне можно ожидать, чего угодно. Да, пришло время, чтобы подогнать этот лейбл для моей идентификации и проверить, что будет, если я возьму от нацистов их символ нового духовного гетто, эту новую анти-звезду Давида, эту свастику, и спроектирую его на репутацию их якобы непримиримых звёздных оппонентов фашизма.
    Прикинем, какое это наслаждение вешать ярлык на кого-то? Ведь даже каждый идейный хлюпик может его использовать совершенно безнаказанно применительно к кому угодно. А любой идеей нельзя быть беременной частично: «да» или «нет». Так что, уважаемые господа, ни тени сомнения. Чистота нашей оценки и красота ярлыка оставляет его вне подозрений! Второй принцип этой беспроигрышной методики вытекает из первого. Это хорошо известный лозунг экстремистов: кто не с нами тот против нас. Существует также и богатый опыт замалчивания и передергивания фактов. Этот арсенал методов нападения на обвиняемого в антисемитизме непобедим. Он делает отрицание ярлыка бесполезным и абсурдным на любом уровне. Остаётся только просто отбросить эту химеру подальше от эмоциональности, осветить её ярким светом фактов, лишив её сумеречной неопределенности. Ведь если есть «анти», то есть и «про», возможно, без любимого «изм». Да, будет весёлое исследование с множество открытий и смешных трюков! Если Бог даст, всё это будет, немного подождём.
    Но здесь я слышу следующий вопрос: а что если я беру на себя, слишком много? Одно дело критиковать советскую империю старейшин, другое дело насмехаться над красными, синими и жёлтыми звёздами. Нет, не бойтесь идти к врачу, который лечит смехом! К хорошему русскому врачу. Он знает на собственной шкуре, какие могут быть материалы для изготовления звезд от фанеры до золота, не говоря уже о таких мелочах, как форма и мистические значения символов. Он объяснит вам, каковы их функции на самом деле. Покажет, что эти символы предназначены для приведения миллионов к запланированным постановщиками целям, как это было предопределено нацистами в их презрении и ненависти к славянам, лишённым ими благодати древней свастики.
    Можно понять, почему новые хозяева презирают субъектов, ими же ограбленных и обманутых. Но, честно говоря, я не понимаю причины ненависти к славянам пришельцев. Может быть, это их социобиологическая особенность, своего рода приобретённое в процессе общественного отбора отношение хищника к жертве. Захватчики не могут её скрывать, и эта ненависть проникает в наше общество и вызывает аналогичный ответ. Действие рождает противодействие, хотя славяне социально инертны, а степень их эмоциональной возбудимости минимальна. Я думаю, что они не могут ненавидеть без наличия исключительных обстоятельств. И даже в этих обстоятельствах, ответное чувство фактической самозащиты настолько слабое, что только тлеет, но не светит. Надо  постараться, чтобы его раздуть и приняться заливать крокодиловыми слезами.
    Между тем, у нас есть бесценный опыт не просто исключительных обстоятельств, а национальных катастроф ХХ века, выход из которых и спасение народа оплачивался потом, кровью и золотом ряда поколений. Да, да. Золотом. Вы знаете, русские люди платили все без исключения, даже умершие веками раньше из их гробов.
    Мы приглашаем Вас на прогулку на любое старое русское кладбище с разгромленными могилами знатных людей. Вы, несомненно, сможете увидеть потрясающие документы эпохи интернациональной оккупации и работы гробокопателей, как земные, а не бумажные доказательства из сплошь развороченных надгробий. Вы хотите знать, как это делается, и что после этого остаётся? Пожалуйста, доставка на любое кладбище-памятник этого беспредела своры чекистов – бесплатна, но там перед вами откроется страшная картина платы России мировым хранилищам золота. Такая экскурсия станет своевременным предупреждением для всех, кто может стать, не дай вам Бог, следующим на очереди. И тут вы должны принять во внимание график внедрения грабителей в тело страны: в XVIII – скромные редкие гости России, в XIX – услужливые ремесленники и торговцы, а в ХХ – брутальные хозяева всего наличного, включая могилы наших предков. Так что, когда русские смеются над жадностью пришельцев, они смеются над своим равнодушием и глупой доверчивостью.
    Однако существует некоторая двойственность теплоты чувств или холодности оценок образованных и информированных славян в отношении блестящих результатов и очевидного успеха деятельности новоявленных хозяев. При всём негативе оценок прошлой беды становится очевидным, что звёзды политики, знаменосцы новых идей и гробокопатели достигли успехов отнюдь не простотой своей жадности. Для самоутверждения в огромном русском котле они продемонстрировали превосходную способность взаимной помощи и объединению, хитрости, твёрдости и благоразумия. Для любого наблюдателя понятно, что этот успех достигнут в битве сначала психологической, а потом уже военной. Свободные люди, если они хотят выиграть аналогичное психологическое состязание современности и жить без колдовства разного рода звёзд, должны изучать эту методологию. Это для них было сказано: «вы должны быть кротким, как голубь, и мудрым, как змий».
    На деле, многие из образованных русских, я говорю это о свободном меньшинстве, не считают, что нужна реконструкция прошлых событий и хотят лишь мира, не обращая внимания на прах под ногами и душах. И они готовы признать монополию на мудрость избранных волков. Это признание является признанием в любви и позволяет идти в светлое будущее под мудрым руководством партии, извините, анти-партии. Да, наши благодетели, мы с вами! Так что, как вы, мой читатель, видите, главный вопрос о российском будущем звучит так: «Что предпочтёт наше равнодушное и молчаливое большинство, когда, наконец, до него дойдёт хоть малая часть той правды, которую можно видеть, хотя бы на разворованных кладбищах?» На этот вопрос я отвечаю как оптимист, прозрачными строчками Николая Рубцова:

«Все я верю, как мачтам надежным,
И делам, и мечтам бытия».

    Теперь пришло время, чтобы вернуться в Лондон. Но здесь я должен сделать признание. Я обязан заявить открыто, что вёл в Лондоне полностью респектабельный образ жизни просто потому, что искушения были не для меня. Для них у меня не было ни времени, ни денег. Однако один раз я отбился от рук после хорошего вечернего возлияния на банкете, ввязавшись в совершенно неприемлемый и рискованный бизнес застолья.
    Это было, я имею в виду возлияние, один только раз, но имело серьезные последействия и для меня, и для Лондона. Он стал сценой для моего вульгарного остроумия на англо-русском. Он стал свидетелем моего обращения к чести и совести власть предержащих, а также кое-каких разъяснений местной публике. Нет, ни один пьяница, ни один ночной дебошир никогда не нарушал спокойствие улиц центра города такой громкой бранью! И даже иногда по матушке. И это сделал я, нетвёрдо, но уверенно передвигавшийся с юга на север через Стрэнд и Санкт-Джайлс. Такого в истории Лондона, уверен, ещё не было. Однако я совершил этот долгий путь, громко говоря сложную отрывчатую и насыщенную странными мыслями и неожиданными чувствами речь. И это была, о небо, заготовка моей речи в палате общин, обращённой к англичанам. К счастью для меня и для Англии, я шёл по совершенно пустым улицам, редкие машины не в счёт, а потому никто не обращал внимания на этот демарш. Утренняя пресса города наверняка лишилась сенсационного спича, который был полон неожиданных выводов и непереводимых фраз.
    Допустить такую потерю я не могу, а потому постараюсь, конечно, не полностью, вспомнить в данном отчёте кое-что из моей речи на протяжении долгого пути вблизи Пикадилли, избежав общих мест и глупостей этого мероприятия. Наоборот, я постараюсь довести до вас только главные идеи этого потока слов. Зачем мне это? Но ведь, что сделано, то сделано. Однако я постараюсь всячески пощадить ваши нервы и убеждения. Поэтому речь будет предложена читателю частями и всегда в конце нескольких далее следующих клипов. Автор закончит изложение этого материала в соответствующее время и в необходимом месте событий, именно тогда, когда по времени будет закончена сама эта речь без слушателей, если не считать пустынного Лондона.
    А теперь, используя такого рода методику в качестве своеобразного кредита, я даю самое начало речи. При этом, знак # означает трудно переводимое, иногда нецензурное слово, а некоторые сочетания слов, замещённые в виде двух знаков ##, означают, что адекватный перевод данных выражений на английский невозможен. Для верности возьмём эту неожиданность в двойные кавычки.
    ««Дамы и господа! Я хотел сказать товарищи, но это слово в нынешнем сезоне немодно, пока до него очередь не дошла. Хотя, если кто-то кому-то товарищ, почему нет, ##? Вы извините, пожалуйста, это моя вина в некоторой задержке встречи с вами. Занят я был все эти дни, пока не добрался до трибуны. Какой день теперь, #? Ага!.. уже суббота. Теперь я в вашем распоряжении.
    Да, я посланец советских свободных республик. И я случайный подарок вам от нашей публики. Не плохой вариант рифмы, могло быть и хуже. Наши мульти-руководящие товарищи знают, кого посылать, как втирать очки для показухи. Я так думаю…
    Это невероятно, но я в вашем распоряжении. Как это произошло? Мелкий рогатый скот, добыча для # волков в вашем распоряжении. Волк должен тащить овцу, а тут она сорвалась! Фантастическая трансформация советской действительности, где хищники никогда не промахиваются. Вы-то, я знаю, очень осторожны, и истребили здесь всех волков. Это предостережение любым пришельцам, если они опасны для овец, ваших кормильцев. И ведь дошло, все стали патриотами фунта стерлингов, не то, что бедолага рубль! Так что я не боюсь волков, хотя теперь ночь, их время. Я буду с вами абсолютно правдивым. Будьте уверены, господа…
    Прежде всего, поздравляю вас с вашими правами вблизи места, где была принята Великая хартия вольностей. Что? Что ты кричишь, # сэр? О, конечно там, в полях, а не здесь, и10 июня. По нашим меркам – рядом. В России 1215-й будет в лучшем виде и в ближайшее время. Мы отгрохаем вольности так быстро, что вы не успеете сказать Джек Робинсон. Мистер Киплинг ошибался, Запад и Восток объединятся. Конечно!
    Это они, непогрешимые товарищи Брежнев и Андропов, и товарищ, прошу прощения, известная мне личность, Проливайко, мой самый большой и трудно досягаемый босс! Между нами, конечно… Это они, а также тот инструктор из ЦК Российской империи, ##, послали меня, чтобы нашими # добавками к терминологии посягнуть на свод британских национальных и международных стандартов. Achtung! И это происходит за опасной чертой нашего очковтирательства в области стандартов, и не каких-то там, куда ни попадя, модных штучек, а по самой надёжности. Будьте бдительны! Пока ваши поезда гудят и бегают, ваши самолёты летают, пароходы плавают»».
    Здесь конец самого первого в ряду других куска этой замечательной речи, увы, нетрезвого заезжего гостя парламентскому адресату Лондона. Она будет продолжаться в течение ближайших клипов на различные темы и как их часть, всегда с разрешения самых терпимых и доброжелательных читателей. Но эти куски людям непьющим можно и избежать, поскольку в них часто отсутствует трезвость суждений. Необходимо только учесть, что трезвый человек такого откровения никогда не скажет, и «Вердикт» они не испортят. А теперь, я прошу прощения за очередную рифмованную импровизацию.

           Song of Happy Day
I walked abroad on a happy nice day;
I asked merry London with me just to play:
And it played with me, but I was very drunk,
And Saint Giles excused me, and my silly crank.
My free easy tongue made the truthful report,
Which sober men never had told yet about.

КЛИП 2.2. ПЕРВЫЕ ШАГИ В СИТИ

Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам, …
                А.С. Пушкин
    Прежде чем мы начнем анализировать некоторые особенности моего денежного положения в Лондоне, вспомним взятое в качестве эпиграфа четверостишие Пушкина. Оно касается извечной торговой проблемы, подчёркивает глубину финансовой пропасти, в которую можно падать всю жизнь. Поскольку экономическая структура является основой общественного и индивидуального богатства нашей жизни, я должен признаться в огрехах своих валютных контактов в Сити, торгово-финансового центра Лондона и всего мира. Напомню, что в щепетильном Лондоне есть сказочно изобильный Сити. Он и стал местом моих первых шагов, банковских операций.
    При этом нельзя забывать, что в лондонских доках не было судов с грузом моего зерна, что сделало бы меня желанным гостем также очень щепетильного Сити. И если обычные Лондонцы боятся и не любит иметь дело с советскими прохожими, коим являлся ваш слуга в Сити, то клерки банков тем более презирают их как несомненных придурков и плохих деловых партнёров. Я понял, наконец, это обстоятельство, после того, как был отвергнут без всяких объяснений, считай, изгнан с позором на глазах благопристойных клиентов из двух банков Сити, куда решил зайти, чтобы попытаться отоварить свой аккредитив с астрономической суммой ;70.
    Получить эту сумму было для меня очень важно потому, что все мои наличные деньги в Лондоне помещались в тощем кошельке. Но плюс к кошельку я ещё имел упомянутый чек Московского народного банка, годный для того, чтобы превратить его в валюту. Наши специалисты зарубежных вояжей рассказывали мне о некоторых возможностях совершить такую сделку не только в упомянутом банке, который также располагался в Сити, но и в любом другом. Таким образом, по их опыту, заскочив в ближайший банк, я мог бы выиграть время. Однако ни специалисты, ни я не знали Сити!
    Моя лихорадочная банковская деятельность началась во вторник, когда я, предупредив председателя, ушёл с утреннего совещания. Началась она в районе Сент-Джеймс. Чтобы быть корректным, надо сказать, что это был ещё не Сити. Но банки были тут и там. Город был набит банками, а банки – деньгами. Банки были респектабельными и полными своей значимости. Это были храмы или часовни денег в зависимости от величины их капитала. Я зашёл в заведение средней руки. Клерк, к которому я обратился с моим чеком, сначала не понял, чего я от него хотел. Мой чек поверг его в лёгкое изумление и даже, как мне показалось, он застеснялся своей неосведомлённости. Но это быстро прошло после того, как он понял ситуацию, почувствовал себя  вправе отказать наглому советскому клиенту. Ходят тут всякие!..
    Потом, всё повторилось ещё в одном святилище капитала. Став осторожней, я зашёл на Пикадилли в обменный офис, который был полон туристов. На электрическом табло была красочная картина ; по ценам всевозможных валют, но там не было рублей. В этой конторе я только мог посмотреть на свободных людей и на их бытовую технологию использования независимых денег, как на некоторую реальность жизни. Встречи с Московским народным банком, понял я, не избежать.
    И тут, в Сити, я осознал, мои дорогие дамы и господа, товарищи и друзья, что русские люди могут стать свободными только тогда, когда обменник на Пикадилли будет менять наши рубли на любую валюту. Не зал я тогда, какую цену мы заплатим за такую свободу. Не знал, что нас ждёт новое Куликово поля финансовых операций и последующее разграбление страны. Но тут я понял, что однажды мы должны избавиться от деревянных денег системы оккупации, что это необходимый, но неполный, способ избавления от экономического рабства.
    Однако, как я уже говорил, атмосфера в зале заседаний на Грин-стрит была очень благоприятной для всех участников, почему-то я и решил согласовать свой уход с заседания. Моя одинокая фигура за двумя столами, предназначенными для полноценной делегации не вызывала иронии. Я сидел между экипажем из шести рослых американских специалистов и команды из четырех равных мне своими весами представителей Великобритании. Общий вес янки был почти в десять раз больше, чем мои скромные 68 килограмм, а оснащены они были лучше меня раз в сто. Обе соседние делегации были ко мне доброжелательны и не замечали моих канцелярских страданий. Соседи сострадали моей борьбе с языком, бумагами и с процедурами.
    Как-то я нарушил принятый порядок голосования в части одобрения одного предложенного документа, который предполагал поднимание рук по очереди против часовой стрелки в алфавитном порядке расположения делегаций за столом. Я сказал, что одобряю документ ("Failure mode and effect analysis") до моей очереди на слово, до того, как это сделали в ответ на возглас председателя «and USA?» мои соседи слева, наши американцы. Реакцией на этот промах была воцарившаяся в зале тишина. Тогда я попросил у соседей прощения и серьезно объяснил всему собранию, что это произошло из-за страстного желания нашей науки и технологии всегда быть впереди Америки. Зал оценил мой самокритический юмор, так что ошибка обернулась для моего же блага. Хорошо, когда неприятности не фатальны и не повторяются, потому что они уникальны.
    Здесь я хочу серьёзно отвлечься от хода изложения и рассказать вам о некоторых странных неприятностях, случавшихся в моей жизни, которые, на мой взгляд, уникальны. Каюсь. С темой Сити эта проба пера, кроме невероятности изложенного, никак не связана.
    В детстве я был очень активным и непоседливым мальчонкой, поэтому много раз попадал в передряги. Только спустя годы жизнь научила меня оставаться в середине толпы, но не на её границах. Это довольно странно, но я чуть не утонул три раза, прежде, чем научился плавать. Мне удалось это сделать в заливе, куда я свалился с причала в ледяную воду, в пруду на плоту, который вдруг пошёл под воду, и в реке, упав в трюм полузатонувшей баржи. Однажды я получил маленькую деревянную занозу в яблоко левого глаза. Её вытащил хирург-окулист, случайно дежуривший в тот военный день в близлежащем госпитале. Таким образом, вы можете быть уверены в правдивости истории, служащей ещё одним маленьким эпизодом ребячьей жизни, в которой я искал и находил приключения.
    Это был жаркий летний день с удивительно сине-голубым небом. Такую глубокую синеву я видел в небе только до войны и никогда уже после неё. Небо отражалось в арочных окнах дворца Меншикова и в воде большого пруда около него. Гладь пруда имела характер зеркала, которое как будто удваивало угловую башню дворца в воде. Башня имела благородный, но ржавый купол с флагом-флюгером. Престарелые деревья пышного парка Ораниенбаума обрамляли эту двойную картину петровского барокко. Всё великолепие запущенного княжеского променада было территорией наших игр, а кованая решётка парка старинной работы не была для нас препятствием. Мы, стайка ребят, редко пользовались открытыми воротами, потому что перелезть через такой забор было очень интересно.
    Однажды, я с большим усердием перелезал через забор и, чтобы карабкаться было сподручнее, вытащил язык. Однако стержни кованой ограды были после дождя для моих голых коленей слишком скользкими, и моё тело, в результате, немного опустилось, а один из стальных, стилизованных под копьё кончиков забора пронзил мой язык, прежде чем я успел его спрятать. Так что в течение некоторого времен я был подвешен на языке. Крови было много, но, к счастью, раны во рту заживают в кратчайшие сроки и без последствий.
    Правда, я знаю другое, всего только одно, но уже абсолютно невероятное происшествие, которое имело место с хорошо известным мне пареньком. Этот случай настолько удивителен и неповторим, что, несомненно, достоин вашего внимания.
    Он связан с военно-морским прошлым и произошёл не со мной в 1949 году, когда мы, курсанты училища из Ленинграда, приехали в товарном эшелоне на летнюю практику в Севастополь и были распределены дублёрами матросов на кораблях эскадры, стоявшей в Северной бухте. Эта бухта является прекрасным и, возможно, лучшим рейдом для большого флота. Она украшена замечательным зелёно-белым городом. А акватория бухты и другие сине-зеленоватые заливы, которые её дополняют, являются частью уютного и холмистого города.
    Герой описываемого происшествия поднялся на борт огромного линкора «Новороссийск», плававшего ранее в составе итальянского флота под именем «Джулио Чезаре». Линкор имел пушки главного калибра 350 мм, что является для нашего рассказа важным обстоятельством. Это был невезучий корабль, позже он трагически погиб в результате внезапного взрыва неизвестного происхождения в той же бухте осенью 1956 года. А тогда, в солнечный день 1949 года на рейде Севастополя, один длинный ствол первой башни главного калибра «Новороссийска» был временно не готов к бою из-за пыжа, что застрял в середине огромного пушечного жерла в процессе чистки ствола орудия.
    Тривиальное происшествие, стальной канат, за который лебёдка тянула пыж, был порван рядом с пыжом. Как достать из ствола этот заклинивший там пучок одетой на болванку ветоши, не знал никто. Поэтому для всех командиров вертикали власти от старшины, комендора пушки, до командира корабля это было экстраординарное или чрезвычайное происшествие (Че Пэ). Это была частичная потеря боевых возможностей линкора со всеми вытекающими последствиями того года для врагов народа. Это был аврал. Артиллеристы-специалисты начали решать, как действовать и предлагали испробовать разные способы.
    Однако все их старания были напрасны. Пахло судом. И тогда кем-то было предложено воспользоваться самым популярным средством: сползать в ствол и закрепить новый трос к пыжу. Волонтеры небольшого размера, вперёд! И наш герой из блокадных лет Ленинграда оказался самым подходящим, хилым по размеру добровольцем. Он залез в ствол и закрепил трос, но мог двигаться в стволе только вперёд. Он, как стало ясно позже, не имел заднего хода. Ни попытки смазать его тело, ни подача сжатого воздуха в ствол не приносили никакого успеха.
    Казалось, стальное чудовище проглотило его навсегда. Но он был спасён флагманским артиллеристом эскадры, который приказал вывинтить его из ствола по находящимся там нарезкам ствола с помощью специальных приспособлений для захвата его тела. Флагманский артиллерист знал не только внешнюю, но и внутреннюю баллистику вверенной ему техники. После освобождения из ствола командиры отправили героя, на зависть всего экипажа линкора, в досрочный отпуск на все летние каникулы, поскольку он уже получил достаточно практического опыта.
    Много воды утекло с той нашей практики на боевых кораблях Черноморского флота, на палубах которых мы в том году однажды поставили подписи под коммунистическим призывом к миру. Мы расписывались в копиях документа под защитой и в тени огромных башен, и никто из нас не верил ни одному слову этой декларации и не надеялся на мир. Наша молодость прошла под знаком будущей войны, и каждый наш день был как будто последним в мирной жизни. И мы брали эту жизнь, когда и где могли. Что касается меня, я был избавлен от глупого заблуждения относительно неизбежности войны только после политической компанией Никита с его всеобщим разоружением. Боже, прости Хрущёву за это хоть часть его грехов!
    Моя судьба курсанта привела меня в том 49-м на борт другого линкора, «Севастополя». Этот исполин был ровесником Первой мировой войны, исправно отвоевал своё во Второй и продолжал оставаться мощным и образцовым кораблём. Каждым ранним утром, когда корабль стоял на рейде, мы, сотни матросов, во время утренней зарядки подразделениями и по команде ныряли с правого борта на корме и плыли вокруг корабля (его длина 180 м) против часовой стрелки к левому кормовому трапу. И так каждый день на протяжении более месяца мы готовились к заплыву в день флота. Я думаю, что среди штатской молодёжи нашлось бы много кандидатов утонуть ещё на первой половине заплыва. Зато такое мероприятие быстро делало из мальчишек-сопляков настоящих моряков!
    Я до сих пор помню грозные удары пушек по корпусу и дрожь крупповской стали переборок во время стрельб главного калибра линкора. Бывало, от тех ударов корабельные крысы падали на моряков из-за кабелей, воздушных коробов и всевозможных труб, которые шли по подволокам внутренних помещений корабля.
    До сих пор не понимаю, как этот ветеран выиграл приз года командующего флотом по стрельбам главного калибра. Ведь пушки стреляли по буксируемому щиту с использованием старинной электромеханической системы управления огнём Гейслера выпуска1914 года. Должно быть, это было чудом обучения и тренировок моряков. Да, это был замечательный корабль с идеальной иерархией и организацией огромного механизма людей и техники. Я никогда не видел системы морской службы лучше, чем на флагманском линкоре «Севастополь».
    Теперь простите меня, пожалуйста, за столь пространное отступление от заявленной темы финансирования встречи в Лондоне. Финансирование-то нищенское, писать, особо, не о чем. Отсюда многословие и многосторонность отступлений.
    Итак, вернёмся к тому, что мои карманные деньги заканчивались. Поэтому я воспользовался своей относительной независимостью и любезностью нашего председателя и отлучился во вторник с Грин-стрит для посещения банка. Таким образом, я возвращаюсь к тому утру, когда бодро шёл через Сити, сделав несколько упомянутых выше визитов к финансистам. Шёл к улице короля Вильгельма, где меня ждала спасительная сумма денег. Это было яркое и ветреное утро после сильного ночного шторма с попыткой Темзы устроить наводнение.
    Обычно безлюдный Сити в это время заметно оживился и демонстрировал мне всевозможные типы его обитателей. Чем старше были лица прохожих, тем строже была их верхняя одежда. Это было универсальное правило для мужчин, но женщины, даже в Сити, не были подвержены каким-либо правилам в одежде, кроме верховенства моды. Все женщины Сити были молоды и хороши. Я не знаю, почему, но они всегда шли навстречу мне, улыбаясь. Возможно, видели во мне бизнесмена средней руки, либо предвкушали скорую встречу с таковыми в своих многочисленных офисах. А может, это было так положено. Мужчины, те были сдержаны и серьёзны.
    Знаменитые чёрные котелки встречались в толпе нечасто. Их хозяева были как бы узловыми клетками, стандартными джентльменскими сгустками потока и были они одеты в чёрные пальто, под которыми просматривались чёрные или тёмно-серые костюмы с жилетами. Остальная толпа была одета наподобие нашего родного большинства, и я в ней не выделялся. Моя неспешная прогулка иногда прерывалась остановками на пересечении городских улиц, этих рек, полных машин. Перекрёстки вселяли в меня беспокойство из-за вредной привычки перед тем, как начать переход смотреть сначала налево, а не направо, Чёрный жук такси был вынужден резко остановиться, когда я нарушил движение, выйдя на проезжую часть у пересечения Нью-гейт и Санкт-Мартин ле Гранд.
    Дальше, больше. Звук тормозящих колес и крик «Сторона, сторона!» из-под  красного шлема рыцаря в синем кожаном костюме стали той последней каплей, которая сделала меня записным лондонцем. Я ловко вскочил на противоположный тротуар, чтобы избежать встречи с мотоциклом и предстал перед двумя джентльменами в чёрных котелках. Один из них, внешний вид которого напоминал облик сэра Уинстона Черчилля, внимательно осмотрел меня удивлённым взглядом. Другой, с импозантностью Идена, был в тёмных очках и показал мне свое недовольство, хлопая пачкой свежих газет по своей ноге левой рукой. В правой руке он держал закрытый зонтик. Было видно, что он не мог решить, чем, газетами или зонтиком, ему лучше перетянуть меня по спине.
    – Прошу прощения, господа. Городской транспорт стал настолько интенсивным.
    – Да, несомненно. Но вы должны были бы посмотреть сюда (Черчилль кивнул  на надпись на асфальте «Смотри направо»).
    – Конечно, благодарю, но я засмотрелся на прекрасные названия банков. Вы согласны с тем, что это так интересно.
    – А может быть, ваша жизнь не является столь интересной? (Иден улыбнулся, но только одной нижней губой).
    – Да, Европа является очень странным континентом (отозвался я).
Теперь господа улыбнулись более снисходительно. Они даже показали мне, где нужная мне улица. Тротуары стали пустеть. Финансовая машина Сити заработала.
    К моей удаче, нужный мне банк был всё ещё закрыт, и в моем распоряжении появился целый час. Я пошёл на восток мимо монумента на Лоуер-Темз-стрит. Моей целью был лондонский Тауэр. Я хотел посмотреть цитадель Лондона, пупок Англии. И вот теперь он был передо мной. Это была классическая картина, и я поздравил себя с тем, что смог взглянуть на неё.
    Пословица гласит: близок локоть, да не укусишь. Это поговорка была в точности моей ситуацией с Тауэром. Мой долг вёл меня мимо Тауэра обратно в офис банка и дальше на Грин-стрит, Я часто упрекал себя позже, что сделал это вместо посещения Тауэра. Это было моей ошибкой, случаем малодушия, опасения «А что, если?». Но, с другой стороны, было ведь и чувство долга, заложенного в моё поколение. Да, я колебался и не воспользоваться возможностью визита в эту цитадель.
    Конечно, у меня не было достаточно времени для осмотра многих интересных вещей и посещения достопримечательных мест Лондона, и это не зависело от меня. Но я удивлен даже и сейчас тем, что не оставил перед Тауэром без внимания свой псевдо долг. Такая глупость не похожа на действия закоренелого бродяги. Позор для меня! А тогда я вышёл к Темзе, отсалютовал ей, осмотрелся и вернулся к своим обязанностям.
    Офис кремлёвского финансового отдела в Лондоне был даже слишком просторным и совершенно пустым. В нём не было никого за исключением одного клерка, который обслужил меня без промедления. Мне показалось, что он ждал своего клиента, так же, как это было позже в офисе Аэрофлота, где я оформил свой обратный билет. Но я мог и ошибаться, и моя персона не была для него интересной. Между тем, я снова был с наличностью и думал о родной стране с благодарностью. Потом я вспомнил, что скоро будет большой обеденный перерыв и решил в это время воспользоваться советом инструктора  ЦК, что полезно было бы посетить советника по науке нашего посольства. Для меня было очень интересно увидеть это учреждение. Так что я спустился в метро и отправился от станции Бэнк до станции Куинсвэй, расположенной возле посольства. Если быть свободным от работы и бесплатно посмотреть на дипломатов, то быть по сему! Планировалась месть за упущенный Тауэр.
    Мне удалась прогулка возле Кенсингтонского сада в самой сердцевине аристократического Лондона. Важные стражи частной дороги, верх аристократичности в мире господ, к которому приобщилось наше посольство, без всякого энтузиазма сказали мне, где расположена суверенная часть СССР. Не плохо: Социалистические республики и частная дорога. Где здесь часть моей родины? Я хочу прикоснуться к ней. Вот она: бронзовая доска, ручка кольца на калитке железной ограды и доселе неизвестный мне домофон. «Кто говорит? Товарища Налимова? Отсутствует. Обед. Спасибо, до свидания».
    Прием был закончен. Я невольно вспомнил кишащий посетителями вход в посольство дяди Сэма. Это так трудно было быть нашими дипломатами в Лондоне. Они были загнаны в угол недавним шпионским скандалом, когда пришлось сменить весь персонал посольства, и не желали тратить на меня своё время. Жизнь дипломатов-разведчиков не сахар. Но я возвращался на свою родную Грин-стрит без таких безрадостных мыслей. Инструктор с площади Ногина предупреждал меня о лондонских сложностях не без причины. Да, ситуация здесь была не из лучших! Представители великой страны были вынуждены бояться даже меня, хотя, возможно, и презирали, как и банки, поскольку у меня не было ни одного корабля в лондонских доках.
    Настало время вернуться в объятья более гуманной на тот текущий момент капиталистической системы, которая обещала мне обед в столовой Британского института стандартов, но по низким ценам. Это был простой способ поощрения своих работников, вроде «залейся пивом» для членов профсоюза. Я заглянул на Грин-стрит и взял там жетончик-разрешение на вход в столовую, а затем отправился в общей массе хозяев и гостей, начался обед, рядом, на Парк-лайн. Конечно, хозяева института не позволили мне пройти дальше их кухни, но и я не хотел вникать в их проблемы. У меня своих было достаточно. Однако здесь, в столовой, не было вообще никаких проблем. Были некоторые известные и все доброжелательные лица, хороший выбор блюд с обычной системой самообслуживания, и очень умеренные, по моему лондонскому опыту, цены. Так что я сделал для себя небольшой праздник живота. Это было то, что я тайно искал, но не нашел в нашем родном посольстве.
    Я сидел, ел свой обед и обдумывал абсурдность ситуации. Я был нежелательным элементом для моей родной системы даже здесь, в Лондоне, где наших людей можно было пересчитать по пальцам. Система делала всё для моего недоверия не только на этом микро-примере, но и в случаях многих других глупых ограничений и безжалостных запретов. Почему? Ведь система могла бы быть без них намного сильнее. А что говорить о её часто беспричинной жестокости? Получалось, что государство культивирует недовольных граждан, поскольку не имеет для себя достаточного количества внутренних врагов. Руководство страной в плановом порядке производит диссидентов и будущих эмигрантов с учётом возможности их дальнейшего размножения. Я допил кока-колу и подумал, что и она своей новизной и необычностью тоже могла бы помочь выполнению этого плана производства диссидентов. Однако потом я решил, что  любовь к кока-коле не вызовет отвращения к России. Это для русских не пройдёт!
    Вчера вечером было холодно и дождливо. Когда я возвращался в отель, то по дороге заглянул в книжный магазин на Оксфорд-стрит и застрял там до его закрытия. Продавцы вежливо вывели меня из него под белы руки. Знай они моё финансовое положение, они бы поспешили и не церемонились со мной. Я упорно не мог оторваться от этой массы обложек, от этого мира книг, многое из которого было закрыто для нашего поколения в специальных хранилищах. Могу сообщить, что наши авторы-диссиденты были там и в переводах, и в изобилии. Получалось, что на Оксфорд-стрит, в отличие от всего пространства России, каждый мог дать миру хотя бы малый кусочек своего понимания нашей системы. Просмотр корешков этих изданий был для меня интересной проверкой советских несогласных интеллектуалов на педикулёз.
    И тут, когда меня выставили из магазина, мне впервые пришла мысль о том, что проблемы отечества надо излагать сразу на английском, минуя процедуру перевода. Вот откуда тянется ниточка отчёта. Разве мог я тогда предположить, что интерес к таким материалам исчезнет на Оксфорд-стрит вместе с победой Запада в холодной войне.
    Ничего, ребята, думал я под лондонским дождичком. Придёт время, мы разберёмся с вами, будьте готовы! Мать-история сурова, но справедлива, если, конечно, она будет написана не сворой трусливых ненавистников России. В этом смысле, мы, русские, заинтересованы закончить холодную войну без чьей-либо победы, поднять железный занавес без того, чтобы это железо пошло на изготовление новых кандалов. Но что будет, если мы проиграем? Что такая новая беда позволит волчьей стае изобрести? Что мы сможем противопоставить им, кроме нашей любви к России? Будущее было скрыто во мраке.
    Вопросы, вопросы… Однако пора продолжить мою знаменитую речь, которая не имеет прямого отношения к реальным событиям моего вояжа в Лондон, но которая всё же состоялась именно благодаря тому, что эти события имели место. Как я уже сказал, эта речь будет действительно произнесена и тут же исчезнет на обширной сцене, предоставленной мне улицами города, но несколько позже. А вот метафизически она будет витать в его атмосфере и очень скоро её услышат Маргарет Тэтчер со товарищи. Так что теперь перед вами вторая часть, считай, нужного спича. О знаках # смотри клип 2,1.
    ««Кстати  о надёжности, на ночь глядя. Я тут у вас сегодня от нашего стола главный по этой части. Цените и внимайте.  А дело это дохлое, нам с вами здесь друг друга не понять. Как ни старайся!
    По вашей семантике, извините за выражение, корень этой проблемы в достоверности определяемого в её рамках явления, в объективной природе рассматриваемого предмета. «Reliable!» Всё прочно, разложено по полочкам. У нас, прошу внимания, сердцевина проблемы увязана с субъективной надеждой на благостный исход рассматриваемого явления, с надеждой на прочность предмета. Надежда! Ваша «Hope!»
    Великое дело – менталитет! Иное дело – пьянство, как говаривал отец Валаам, иное дело – чванство. Где – расчёт, а где – вера с надеждой. Вот тебе, бабушка, и разная надёжность. Чего, чего? Верно, тут много чего может быть разным. Не могут # славяне понять, что нет дружбы, где расчёт.  Не могут ваши # стратеги понять, что одним расчётом не победить…
    Да не грустите. Achtung, Achtung! Мы проникнем в надёжность вашей жизни и увеличим  надежду на плановый рост её показателей, скоро вы убедитесь в этом в процессе анализа отказов! Я сделаю то, чего не удалось спровоцировать в письме англичанам самому гауляйтеру интернационала # Мойше Зиновьеву. О, да! Его интернациональность была настолько избирательно контрнациональной, что вошла в конфликт с внутренними проблемами Великобритании.
    Но я этого не повторю. Я принесу вашим экспертам элитную сперму развитого сюрреализма, пардон, социализма! Они забеременеют от коррупции, или всеобщего равенства коррумпированности, плодом надёжности наоборот. Этот ребёнок будет как неловок и мил своей беспомощностью, как… Ну, как Карл Маркс! Ведь не мог же он предположить, что взятка станет самым удобным, доступным на любом уровне и взаимовыгодным видом налогообложения. Итак, мои уважаемые лорды…
    Ну что это я, #? Надо быть внимательнее. ##!  Я же до лордов ещё не добрался!  Так вот,  всего лишь уважаемые джентльмены! Все равно, Кафтан от Карла будет без пуговиц!
    И еще: для того, чтобы старый мир был счастлив, вы должны уничтожить его до основания. Не менее, не более.
    Но конечно, пожалуйста, вы можете не понимать этот прогрессивный лозунг или рецепт прямолинейно и без юмора. Нет, нет! Это может быть неприятным для вашей очень нервной системы. Мы, как сказал великий вождь, пойдём, но другим путём. Это путь разрушения моральных и этических ценностей.
    Простите, что? О, да, вы знаете, вы пользуетесь… Ну, хорошо, господа! Будьте разумны. Мы в парламенте, ##. Я не хочу орать и опускаться до банальных итераций. Нет, и ещё много раз нет! Может быть, если я захочу, я открою вам новый секрет, новую универсальную методологию. Может быть! И спасибо на добром слове о нашем верховном миротворце, хоть и кричите вы, как на базаре.
    К сожалению, меня отвлекли. Упомянутый вами в дискуссии мистер Брежнев имел предшественника, который был глупее его, но воспринял от товарища Сталина его привычку давать феодальные приказы. Хоть чему научился. Эти приказы были для коллег из поллитрбюро неприятными сюрпризами. Будьте уверены, наш Лев хитрее простоватого Никиты, который заприказывался. Наш Лео, наоборот, приказывает не приказывать. Он будет командовать, вот увидите, долгое время. Ха , ха! Не плохой вариант. Можно себе представить, сколько злато-звёздных героических подвигов он ещё сотворит.
    А теперь, господа, я достиг ваших очагов для установления тесных контактов. Это не так просто. Железный занавес, социальные барьеры и груз недвижимости, дипломатический протокол… Так, слушать! Вы лелеете # змею на своей тёплой груди, вы пригрели в вашем, сэр, Сити наш Московский народный банк. Согласен: рифма «serpent» и «sir’s bank» звучит слишком смело. Что? Да, жаль, здесь не пен-клуб. Но надо быть мягкими, если вы джентльмены. Мягше и ширше, мены!
    Спасибо, ##, я разъясню! Давайте попробуем разобраться в значении этих слов. Выполним некоторый научный анализ семантического генезиса. Без сомнений здесь присутствует хорошо известное определение «народный». Могут быть такого свойства художники, лицедеи, трибуны, комиссары, судебные заседатели, демократия и так далее. И, мой Бог! Как же в этом ряду оказался банк, и где он? О, извините, в Лондоне. Какая широкая московская общественность будет пользоваться надёжной поддержкой этого банка? Только если это будут избранные, но не в России, а в Лондоне. Так почему «московский»? Вы согрели змею, правда, скорее всего, без опасного для вас яда под именем банка, который и не московский, и не народный, и не банк, как это понимается в Сити. Иначе говоря, всё наизнанку! Это наш стиль.
    Пардон, я делаю запрос правительству Её величества. Сколько золотовалютных активов и алмазов лицемерные коммивожди через подставных лиц в день проводят и через этот банк также? Совершенно секретно, я понимаю. Я снимаю вопрос. Волки жрут всё подряд»».
    Снова прошу извинить за мои нетрезвые импровизации. Как знать, может быть, если я не избежал симпатий Вакха, то, вдруг, стану также любимцем Аполлона. Буду стараться!

       Song of Bank
You see the tribe of Gentlemen
In very nice King William street.
All banks are mighty, all they can.
Each bank invests, gives a credit.
But as the fakir’s years return,
A Soviet ruble comes to the City,
The Moscow bank wants us to learn,
Great Russia has this khity-mity…
For far – oh, very far ahead,
So far we cannot know as far,
We shall be misery and get
Great fire of our timber star.

КЛИП 2.3. ДОМ АНГЛИЧАНИНА

Послушай… нас одной судьбы оковы
Связали навсегда... ошибкой, может быть;
     Не мне и не тебе судить.
                М.Ю. Лермонтов
    Какая Англия без англичанина? И что за англичанин без его крепости, его дома? Что такое Англия, но без известного всем стандартного английского дома? Если я хотел почувствовать настоящий дух страны, то это были для меня вовсе не риторические вопросы. Выступая в роли исследователя, я мечтал увидеть такой типовой дом. Поэтому я не мог позволить себе уклониться от предлагаемой возможности, от приглашения мистера Флоури моей скромной персоне посетить в тот вечер его дом.
    Предложение было неожиданным, поскольку по работе я не имел никаких деловых контактов с делегацией Великобритании, и он, мой сосед за столом собрания, обратил моё внимание на себя только устойчивым запахом виски. Мы смотрели друг на друга с симпатией и не более того. И вдруг это приглашение поехать с ним домой в пригород после окончания заседания, и познакомиться с его женой. У нас был короткий разговор в суете перерыва, и я был поставлен перед выбором без какого-либо времени для обдумывания. Я сказал «да». И он объяснил мне, где стоял его автомобиль.
    После того, как я принял его предложение, я вынужден был осмотреть мистера Флоури в деталях. Это было по-соседски нетрудно. Он выглядел пожилым, но крепким мужчиной с серо-рыжими волосами и голубыми глазами. У него была приятная, но не для всех и нечастая улыбка. До нашего контакта он мне почти не улыбался. Его розоватый нос свидетельствовал о хорошем здоровье и о спокойном оптимизме с гастрономическими наклонностями. Кстати, все участники собрания были людьми скорее пожилыми, нежели молодыми. Это были спокойные многоопытные мужчины, и мистер Флоури один из них.
    Возможно, если бы он не заглядывал в бутылку, его можно было бы называть не только «сэр», но даже «милорд», потому что он был натуральным, я бы сказал, совершенным англичанином с хорошей школой и достойным уровнем жизни. Он мне понравился, но я не мог найти каких-либо причин для нашей встречи и для его такого неожиданного приглашения, потому что в целом он был стандартный, равнодушный к чужакам человек. Однако его стандарт был хорошего уровня, и я утвердился в своём решении. Будущее покажет, почему он пригласил меня.
    Теперь, вы можете проверить мне, начинается мой рассказ о действительно английской истории, которая со мной приключилась, и о которой я никогда не помышлял, готовясь посетить эту страну крепостей и замков. Однако я становлюсь здесь совершенно бессильным, чтобы описать вам, милостивые государи, типичную ситуацию в этой пригласившей меня английской семье. Что я могу сказать вам нового о доме англичанина? А как насчет улицы в пригороде? Ничего. Так я даже и не стану делать такую попытку. Скажу только, наш путь был на запад. Пригород, улица, и дом были типичны. Но, вы снова можете верить мне, его жена была совсем нетипичной. Это был еще один презент мне от Лондона, прекрасный подарок!
    Миссис Диана Флуори, жена Томаса была примерно того же возраста, что и он. Это была леди во всех смыслах слова. Как только я увидел ее, то понял это сразу; и это был ответ на мой вопрос «почему?». Да потому, я это сразу почувствовал, что я был для неё любопытным образцом пришельца из медвежьей земли. Нет, нет! Никакого высокомерия или иронии к пришельцу не было ни в её словах, ни во взглядах. Она была леди из того рода женщин, у которых есть интерес не только к себе, своему телу, туалетам и к миру её детей, кстати, по фотографиям уже выросших. Я имею в виду редкий тип женщин с гражданскими интересами. Такие дамы встречаются, я думаю, одна из двадцати. Этот вид женщин поражает нас и заставляет опасаться, что такая особа, вооружённая, ко всему прочему, прелестями своей женской натуры, имеет те же, а может, и больше умственные и иные возможности, что и мужчина. Вот и миссис Диана была Дамой с большой буквы её привлекательности и с острым умом.
    Что касается меня, я люблю общаться с такими женщинами, но, при этом, избегаю тесных контактов. Они хороши в качестве жён друзей, а не в качестве близких подруг вашей жены. Поэтому я принял этот дар Лондона с удовольствием и с благодарностью.
    Существует интересная деталь моего рассказа, которая в то время не была мне известна: хозяйка дома была по её внешности подобием Маргарет Тэтчер, такой, какой весь мир увидит её, спустя всего год-два. Да, это был портрет железной леди, но без её доспехов власти и ничем непобедимой воли. Возможно, это различие было потому, что миссис Диана была мягче по её природе или потому, что она была дома, а не в битве за Великобританию. Так или нет, но я могу полагаться на воображение читателя и не тратить время, чтобы изобразить хозяйку, которая была центром дома и компании в тот вечер.
    А компания не была большой, но интересной и даже частично мне известной. Здесь была миссис Людова, которая, оказалось, состояла лучшей подругой Дианы и от которой хозяйка получила информацию о новом экземпляре для коллекции зарубежных раритетов. Таким образом, я был представлен миссис Дине и супружеской паре Китс, её родственникам, которые были приглашены в качестве свидетелей или, скорее, экспертов  для оценки вернисажа. Мистер Китс был из Лондонского университета и имел вид умудрённого опытом и занятого человек лет сорока. Он, по всей видимости, был вынужден неожиданно принять участие в этой импровизированной встрече, и выступал в роли спокойного и обычно молчаливого индикатора компании в части правдивости моих реплик и высказываний. Он был, как я понял потом из разговора, историком и издателем. А миссис Китс, леди приятной внешности лет тридцати пяти, была рада этой неожиданной встрече со знакомыми людьми без особого интереса к её причине и излучала доброжелательность. Это была идеальная компания для спокойной беседы.
    Присутствие мистера Китса дало нашим разговорам определённую тенденцию потому, что он был самым внимательным слушателем моих рассуждений. И постепенно его первоначальное безразличие сменилось определенным интересом. Иногда он даже был готов начать обсуждение, я чувствовал это по его взглядам. Но я, видимо, был для него слишком слабым или слишком странным оппонентом. Может быть, он не хотел заглушать голос из-за железного занавеса. А может быть, в этой сдержанности было его английский гостеприимство.
    Я не собираюсь давать вам полное эпическое описание этой встречи и ужина, который не давал гостю основания подозревать англичан в излишней национальной бережливости и позволял ему удовлетворить свой аппетит. Такое описание невозможно в силу его многоплановости. После короткого, но оживленного ознакомления, мы с хозяином дома прибыли после остальных, он показал полезные места, объяснил общее расположение помещений дома, и мы присоединились к компании. План приятного разговора и застолья был такой: после закусок и хереса-бренди появились бифштексы, потом были поданы кофе с ликером или коньяком. Разговор продолжался  с интересом после ужина, когда я увидел альбомы с фотографиями туров четы Флуори по миру, за исключением стран нашего закрытого лагеря.
    В начале застольной беседы моё участие в ней было довольно редким, потому что я не мог понимать её подробности, корреляции смысла и английские аллюзии. Так что, если у меня было желание стать интересным собеседником, я должен был затронуть какую-либо тему с известными мне деталями, а затем изложить её в ходе застолья между двумя рюмками. А у меня такие темы были. Вот некоторые из моих тематических вставок. Далее следует своеобразный монолог, фразы которого фактически составляют только мою обобщённую и совсем небольшую часть беседы.
    – О, я уже видел Тауэр. Только снаружи, к моему сожалению.
    – Замечательно!
    – Да, это не так трудно представить. Что касается меня, первый взгляд всегда даёт мне самую правильную оценку.
    – Потому, что это европеец с головы до ног. Но я сам из другой части средневековья и из другой социальной системы. Поэтому-то я и говорю «но», когда объясняю сам себе всё, что я вижу, слышу или съедаю. Спасибо большое, это такой хороший салат!
    – Конечно, это тюрьма, и не только для узников, но и для хозяев, для защитников! Высокий уровень защиты, масштаб европейский.
    Дорогие мои хозяева, думал я, жуя салат и поджидая своей очереди, чтобы принять участие в обсуждении, самая высокая безопасность не в крепости стен. Наша Сибирь и ваша Австралия лучше любых стен. Однако я не буду об этом.
    – Наши крепости были защитой от великого востока, от равнин Азии и от активного и агрессивного Запада. Таким образом, их надежность была вопросом жизни и смерти.
    – Да, разные культуры. В них не было донжонов для немногочисленной элиты. Это были своего рода острова священной и военной защиты от врага с единой китайской круговой стеной для всех людей данного района, для всех православных даже с их скотом и птицей. Если они не предпочитали защиту дремучего леса, конечно.
    – Последняя цитадель – это храм Божий.
    – Секуляризация было невозможна, потому что монастыри были частью системы обороны, а от десятины улучшилось их стены.
    – Да, здесь они стали ненужными, как и волки. Слишком высокие волны в канале. А деньги не пахнут.
    – Конечно, наши грабители добьются того же, но с опозданием на четыре века, зато, как эффективно!
    Понятно, был другой результат тех грабежей. Отобранные английские деньги остались внутри страны. Но наша церковь потеряла не только её деньги, которые уплыли из страны в волчьи банки, возможно, здесь, в Лондоне. Однако я не мог обсуждать этот вопрос, съедая хороший кусок мяса. Не всё, да, дорогие мои, не всё я могу обсуждать с вами без нарушения принятых правил. Ведь у вас есть нерушимый принцип святости и неприкосновенности банков, тайны иннацистских сделок. Да, эти хищники имеют здесь свои лежбища, они не грабят, где они живут, соблюдая свою и вашу безопасность.
    – Вы правы. Это идея Ленина, но она была реализована во всём интернациональном мире. Русское золото вылетело из революционного котла, как из-под пресса. Я думаю, это была плата новых хозяев за свободу использовать Россию для своих социальных экспериментов.
    – Да, у него была гнилая идея мирового коммунизма, но, к счастью, он сумел не только захватить Россию для своей потребности, но и удержать её при этом как единую и неделимую. Это было неожиданностью для его вдохновителей и партнёров, которые помогли ему разваливать империю. Пути Господни неисповедимы!
    – Это не было так уж невозможно. Москва вполне могла повторить вариант Вены. Было полно правителей местных государственных образований, враждебных центру. Был большой соблазн покончить с Россией в один момент. Но Ленину и большевикам вовсе не светило уйти в небытиё. Не было ли это для России благом?
    – Мы не можем жить без культа вождя, сильной личности. Теперь у нас это Ленин с его заслугой сохранения страны, потому что все активные участники процесса верховного управления не подходят по своему уровню личности для создания культа их личности. Но на самом деле, кто он такой, если он выиграл страну с нулевыми шансами на победу в начале схватки? И есть только факты: он дал мир, землю и экономическую независимость миллионам людей. А несёт ли он ответственность за своих наследников, которым было не до мирового коммунизма?
    – Нет, это не достигает идолопоклонства. Тут материализм с некоторой долей исторической  мистики.
    – Почему? Вы можете смеяться, но целая академия учёных не может пролить ясность на его родословную по линии матери.
    – Если коротко, то мы не знаем, был ли она от рода Маркса, или от рода Энгельса.
    – Вы смеётесь, но, может быть, если она от национальности Энгельса, то такое наследие Ленина Сталину обязывало его к дружбе с Германией.
    – Правильно, Гитлер не имел такой наследственности, хотя и в его крови также было странное «единство противоположностей», чего не скажешь о его преступной доктрине.
    – Но, согласитесь, объединение Германии и России могло бы изменить не только Европу, но весь мир со всеми его войнами. Все средства были бы хороши в этой ситуации, а не только господин Гитлер с его безумными идеями и уголовными ухватками. И что было бы, если бы он дал руку дяде Джо?
    – Конечно, Великобритания была первой крепостью против этой системы геноцида и войны, но Мюнхен…
    Да, мои собеседники, я не могу сказать вам всё, что я думаю о странной и трагической роли волков в этой ситуации. Это их активисты разработали и испытали систему массового уничтожения людей в лагерях труда с использованием для отработки такого рода конвейера в качестве экспериментального материала миллионы русских крестьян. И только потом ещё и миллионы их сородичей были убиты по отработанной ими же системе, но теперь в Германии. Ага, у нас мусс. Подождём кофе, я расскажу вам о реальном геноциде в его истинном исполнении.
    – Повара сегодняшней идеологической кухни сделали Сталина козлом отпущения всех ошибок и жертв войны, но они не признают его большую ответственность за победы. Это ерунда, они лгут без меры.
    – Есть бесконечные фальсификации с основой «против», как и раньше были такие же, но «за» великого лидера, друга и учителя. Конечно, работают те же чемпионы истинной и только истинной истории, превращая её в фарс.
    – Да, их правда меняется по заказам, но здесь, я думаю, что они работают также и по убеждению, по зову сердца, от самих себя. Как правило, они являются сыновьями жертв, времени 1937 года. Пришло их время, чтобы потанцевать на костях.
    – Это была не только следующая на очереди трагедия, но великая чистка когорты исполнителей и организаторов предыдущих трагедий. Это было для безнаказанных негодяев как будто наказание свыше. Бич Божий. Этого они не могут простить вождю до сих пор.
    – Это была великая и трагическая эпоха.
    – Да, и Сталин, и будущие жертвы репрессий отказались от нэповских подарков Ленина. Однако верховный главком обеспечил судьбу главного приза России в этом веке, судьбу великой победы и без массы репрессированных начальников. Может быть, именно благодаря их ликвидации.
    – Его тоже не обошла стороной  пагубная идея предшественника и учителя. Да, новый мировой социализм или третья война. Но что было в конечном результате? Ядерный баланс и только холодная, а не горячая война, и неслыханно длительный период без мирового кровопускания. Я думаю, что у многих смелых героев было желание выполнить обратный отсчёт «три, два, один…», но не рискнули.
    – Наши водородные бомбы и баллистические ракеты в их приоритете являются результатом его железной воли. И его идеальная система государственного контроля может ухудшаться наследниками ещё много лет без негативных последствий.
    – О! Конечно. Ничто не вечно. Спасибо, я не курю.
    Мы перешли в удобные кресла и компания начала обсуждать неизбежность будущих изменений жизни даже в Великобритании. Миссис Диана показала мне альбомы с фотографиями и объяснила некоторые интересные детали своих путешествий. Снимки последнего осеннего путешествия в Мексику были интересными для всей компании. Это были красивые фотографии и занимательные истории из мексиканских древностей и современности. Миссис Флоури затронула проблему экологии Мехико, где загрязнённость воздуха выхлопными газами определяется географически, над городом в окружении гор постоянно нависает густое облако смога.
    И тут разговор перешёл на вопросы экологии, как модной проблемы, которая охватывает все стороны практической деятельности человечества. Назывались разные аспекты проблемы. А я, желая обратить на себя внимание, упомянул о перспективности исследования прекрасного состояния британской национальной экологии, в смысле единства нации и сбережения традиций. Тема, неожиданно, заинтересовала всех, в том смысле, что дела с этой проблемой со временем ухудшаются, страна впитывает иммигрантов, как губка. С той поры застольного разговора, слово не воробей, я размышлял над этой проблемой и обещаю поделиться своими соображениями насчёт национальной экологии целенаправленно далее на страницах отчёта.
    А пока моя память в ходе беседы привела меня к летней поездке на Соловецкие острова. Я слушал разговоры о бездонном мексиканском синем небе, а сам представлял себе прекрасную северную землю Соловков. Это была моя резервная тема для разговора, которую следовало развить.
    Мне представилось прозрачное высокое голубоватое небо в перисто-кучевых облаках с их поблеклой паутиной. Две лошади, гнедая и серо-белая, стоят хвостами к устойчивому ветру из прохладного Белого моря и жуют траву. Их хвосты лениво шевелятся, поскольку морской ветер надёжно защищает их от слепней. Белая и тёмная гривы лошадей кажутся ещё двумя волнами в дополнение к легионам их солёных аналогов, поблёскивающих на солнце. Лошади, волны, и я спокойно глядим через ручей на серо-серебристый деревянный рыбацкий дом с двумя оконцами. Эти окна, как два глаза, отражают лазурь мира. Тут ни мы все вместе, ни две лежащие на берегу лодки не являемся центром этого мира. Мы видим этот центр, небольшую избушку с её блестящими синими глазами окошек.
    Я приехал сюда на моём неразлучном велосипеде из поселка возле Соловецкого монастыря и теперь стоял рядом с шеренгой деревянных рам со странным названием «вешала», для сушки морских водорослей или агар-агара, наслаждаясь запахом моря, прохладным ветром и шумом волн. Я привез с собой рюкзак с буханками хлеба и пачку соли для хозяев избы, поджидал их на берегу бухточки в устье небольшого ручья. С промышлявшими морские водоросли хозяевами, их было трое, я познакомился случайно во время своих поездок по острову, ходил разок с ними в море и видел оттуда Соловки в ракурсе рисунка, который был помещён мной на обложке изданной в 2016 году книги-отчёта над изображённым там же интерьером английского парламента. Старателями были мужички примерно моего возраста, культурные земляки из Питера, сосланные сюда административно потрудиться, как тогда говорили, на химию, за какие-то провинности и в порядке борьбы с алкоголизмом, благо, фактически на острове был сухой закон. Несомненно, труд был им на пользу.
    Вдруг новый зритель с чёрной глянцевой головой появился в устье ручья. Это был мистер Тюлень, местный морской житель. Чайки приветствовали его пронзительными криками. Он, своим появлением, предупреждал, что хозяева будет в ближайшее время. И он был прав. Вскоре нагруженная водорослями моторка вышла из-за поросшего кустарником мыса, экипаж замахал мне руками. Это был счастливый день моей жизни на побережье северной части острова, главного острова Соловецкого архипелага, на Соловках. Такие дни больше не повторяются и запоминаются на всю жизнь. А упомянутый мной рисунок взят из принадлежавшей моему отцу лоции Белого моря. На нём показан маяк на горе Секирная с направления 115 градусов, расстояние 8 миль.
    Было не трудно вставить в нашем разговоре бывалых туристов тему моей летней поездке на Соловки. Я описал компании свой незаконный рейс из порта посёлка Кемь на материке на пляж Соловецкого острова. Рейс совершался четырьмя пассажирами на катерке с подвесным мотором, который принадлежал двум подвыпившим аборигенам. Цена рейса – десять рублей с носа, что не так и дорого в бизнесе контрабандистов.
    Это был непростой поход с плохим самочувствием местного экипажа после последней выпивки. Начался рейс в тумане и в отсутствии компаса, который в спешке погрузки забыли взять. Но шкипер уверенно держал курс с учётом направления небольших волн, которых было вполне достаточно. Главное, волны были видны. Кроме того, скоро мотор стал работать на одном цилиндре из двух. Но нам везло, поскольку экипаж всё ж протрезвел и обнаружил, в чём причина молчания одного цилиндра. А туман стал рассеиваться, и мы увидели полоску берега впереди по курсу. После высадки мои спутники удалились в береговой лес, и больше я их не видел, хотя пробыл на острове больше недели, пока не улетел на самолёте в Архангельск. Я же побрёл по пляжу на юг, к монастырю.
    Почему всё это было так странно? Да потому, что архипелаг был закрыт для «диких» или неорганизованных туристов. И, конечно, поездку нельзя было организовать, разрешений просто не давали, за редким исключением. Но, если вы уже находились здесь физически, вы были в законе, потому что никто на островах не хотел иметь партизан. Вот и работали пиратские катера, перебрасывая сюда добравшихся до берегов Белого моря посетителей из разных уголков России. Изредка попадались и легальные туристы. Не было на острове только иностранцев. Почему? Это не простой вопрос. Во-первых, слишком много суровой правды не для внешнего мира. Во-вторых, зачем ворошить память? Забудьте! И здесь я мог дать моим лондонским слушателям некоторые исторические сведения.
    Строитель каменной крепости, Филипп Колычев, осмелился увеличить высоту собора монастыря выше, чем она была у главного собора Москвы в Кремле, а затем он был убит за это Малютой Скуратовым. Иван Грозный не был конституционным монархом, но его цитадель на Соловках с башнями и стенами из гигантских валунов была достаточно крепкой для британских ядер даже в 1854 году. Архипелаг является оазисом северной природы с более мягким климатом, чем климат на окружающем его материке. Руки русских людей сотворили здесь рай на земле с хорошими сельскохозяйственными угодьями, дорогами, каналами и высокой православной культурой монастыря. Однажды восставшая против новой веры Соловецкая крепость была коварно предана в конце восьмилетней осады, и сильно пострадала. Но полный крах этого прекрасного рукотворного мира наступил вместе с распадом Российской империи. Только камни и природа осталась здесь с давних времен, но они кричат и сегодня громче, чем кричали жертвы обосновавшегося здесь заповедника ЧК.
    – Да, Соловки моя радость и тяжелое сердце навсегда. О! Вы спросили, почему вы не можете? Тут я должен огорчить вас. Наши власти не отпустит вас туда, может быть, еще лет сто.
    – Что еще? Огромная звезда, пятиугольник для славянских рабов из стальной арматуры вместо креста на самой высокой колокольне. Это производит впечатление, потому что звезда – это бесстыдное торжество марксистского пекла над бывшей благодатью архипелага, и навсегда.
    – Да, история пошла не тем путём, но это был её путь! И о нём остаётся память.
    – Думаю, что это будет новое «Слово о полку Игореве» или нечто подобное.
    – Попытаюсь. Там все плачет, без слов проклинает убийц с безжалостными глазами и в чёрных кожах. Там в Священном озере рядом с монастырём покоятся останки тысяч и тысяч невинных людей, которых не сожгли и не зарыли во рвы из экономии. И их души присутствуют в этой прозрачности воздуха, на пустынных дорогах, заросших кустарником полях, богатой лесной природе с массой поваленных деревьев-великанов, в разграбленных и пустынных храмах, в крепости и по всем островам. Не исповеданные, они взывают к мести. Кому мстить? Прошлому, истории, избежавшим суда наследникам? Это приходит вам на ум с восторгом от всего увиденного и от сострадания к тем, кого нет. Такой странный букет! Возможно, такое происходит потому, что это место святое.
    – Все известны по их именам. Их счастливое потомство также не кается. Для чего? Жертвами были гои и исчезли они без следов там, где никто их не найдёт. Души их не смущают.
    – Конечно, были некоторые возвратившиеся оттуда люди, перевоспитавшиеся новобранцы секретной машины подавления, секретной службы. Они были готовы к работе в высоких сферах нового мира вплоть до уровня академиков. Есть и такой.
    – Прозрачную, как слеза, воду озера нельзя использовать для питья даже сегодня. Так рукотворный рай и объект народного поклонения были преобразованы завоевателями в ад для русских людей. Нет, наследники убийц не дадут ни вам, ни кому-нибудь ещё попасть туда. Эта память под запретом.
    – Здесь всё совершенно ясно, родственники вашей королевы были действительно убиты Янкелем Свердловым. Внучки и внук. Бронзовый герой стоит в Москве, а люди его племени стенают об антисемитизме в России. Будьте уверены, «держи вора!», это не для Соловков!
    Как видите, это была интересная вечеринка. На Тевисток-сквер меня доставили супруги Китс. Дорогой нас развлекала своим приятным разговором общительная миссис Китс. Однако пришло время для продолжения моей ночной фантастической речи. Пожалуйста, припомните значение символа #.
    ««Лучше вино после пива, чем наоборот. Возможно, argumentum-умом является ignoranta, если изменить порядок мира, а не слов. Прежде, чем я устану от Лондона, я хочу поспать прямо на этой # улице, которая снова собирается обратиться ко мне с парламентским запросом. В стиле палаты общин. Джентльмены глядят в корень, это вопрос всех вопросов, ключевой вопрос: откуда мы можем, ##, взять деньги с учётом будущего разбухания волчьих аппетитов, на развитие демократии?
    Для Никиты и его учителя Лазаря бездонным резервом революционного напора были миллионы крестьян. Палачи пошли по их трупам, не щадя ни детей, ни лошадей, чтобы быть при деле и при власти. He went ahead with mister Kagan ending “ich”. They’d gone by peasant corpses to be rich. Сейчас разбой не в моде, но выпить всё равно хочется! Гляди в оба. Ваши бандюги типа мистера Френсиса Дрейка всё и всегда тянули в дом, а наши комиссары-пришельцы с той поры полного ограбления страны и по сих пор норовят тащить из семьи в мировую революцию.
    Господа, если товарищ Мальтус был прав, вы должны, вы это хорошо понимаете и бдите, должны заботиться о вашем мешке с шерстью, а мы… – о нашем железном занавесе. Без этого полезного устройства мы останемся не только без выпивки и закуски, но и без сапог и брюк тоже. ##. У вас так много красивых банков, боюсь, не только за ваши деньги! А у нас так много неплохих друзей, братьев, эквивалентных идеологических партнёров по всем миру, много ленивых детей в нашей семье народов с их удельными князьками, много собственных подпольных инициативных работников великой во все времена конкуренции. Нет, мы пока не можем иметь для полной демократии ещё ни одной, другой # политической партии. Такая опасная общественная добавка, хоть одна дополнительная группа народных заступников, может украсть из казны всё до последней копейки! Будьте уверены. Второй поллитрической партии страна не выдержит»».

           Song of Isle
Stop, Christian passer-by! Stop, child of God
Stop railway, airway tours, and pass them not.
Stop here a minute and forget the distance.
You have to read the verse and keep your silence.
Stop single moment and remember death,
This camp was built to realize Marx’s myth,
The aim’s to give great happy to his nation.
So here Russians knew innazis’ occupation.
The tchekist Frankel’ from Odessa town
Put Solovki for getting Christians down…

КЛИП 2.4. ИДЕАЛ МОРЯ И КРИМИНАЛ РЫНКА

To this I witness call the fools of time,
Which die for goodness, who have lived for crime.
                William Shakespeare
    Автор не согласен со смыслом выполненного Маршаком перевода представленных строк эпиграфа на русский язык концовки 124-го сонета Шекспира. Этот перевод явно надуман, хотя в общем контексте варианта перевода сонета он и на месте. Как мне представляется, по сути выраженного Шекспиром чувства неприятия криминала (crime), эти две строчки должны звучать по-другому. Предлагаю сравнить оба варианта.

И этому ты, временщик, свидетель,
Чья жизнь порок, а гибель – добродетель.
                (вариант С.Я. Маршака)

Назвав глупцами, здесь сужу я тех,
Кто мёртвым став к добру, живёт, где грех.
                (мой вариант)

    Сделанное уточнение имеет принципиальный характер. Оно понадобилось при переводе данного, частично посвящённого торговле клипа потому, что пришла пора сослаться на это ясное и чёткое отрицательное отношение шекспировского гения к извечной проблеме роли криминала в жизни человека, хотя в сонетах он касается, в основном, сферы любви. В деле криминала даже за несмышлёными детьми нужен глаз да глаз, и в воспитании человека необходимо осуждение погрязших в воровстве глупцов. Какое же чувство должна вызывать система торговли, которая преступно глупа своим экономическим подпольем, чья простота беззаконья хуже воровства? Отчего в советской системе, где всё под контролем, возник феномен незаконной коммерции, стяжательства из общего котла, которое перестало считаться грехом на всех уровнях общества? Лондон, почему великий, всегда правый Шекспир так опростоволосился в России, где вор перестал быть достойным осуждения глупцом? Начнём издалека.
    Что такое торговая Англия без морей и кораблей? А я лишался удовольствия увидеть порт. Приморские районы города были закрыты для меня по причине отсутствия на это времени, и только Темза стала достижимым объектом моего внимания. Но я был настолько занят, что смог увидеть реку выше Тауэрского моста только один раз и в спешке, смотри Клип 2.2. Тем не менее, большая река открывает простор и даёт возможность бросить широкий взгляд, помогает увидеть панораму города в том месте, где море как будто бы входит в Лондон. Здесь великая природа воды окружена искусственным миром цивилизации во всех её проявлениях. Здесь линии лондонских зданий вокруг реки дают нам представление о достижениях и потерях искусственного мира архитектуры. Тут смешались века, образцы, строительные возможности, причудливые приправы стилей и вкусов. Река показала мне всю эту картину.
    Возможны общие или частные, эстетические или прагматические, добрые или жестокие по их содержанию свойства созданий наших рук, а также многие другие «или» и их комбинации. Они делают формы всех произведений человека непредсказуемыми. Это могут быть творения разных культур, от богоподобно-классических, до примитивно-абстрактных. Некоторые комбинации противоположностей в стилях доведены их творцами до абсурдной крайности, например, французская машина или «лекарство против перхоти», подарок от санкюлотов. Но когда сыны земли покидают твердую землю, пусть даже строят мост через ручей, они становятся мастерами только хороших, я бы сказал, в основном совершенных конструкций. Никаких абстракций или мистики. Ну а уж море, то оно признаёт только правду. Ни жестокое в своих крайностях море, ни бездонное небо не могут мириться с нигилизмом. Они принимают только момент истины. Поэтому, можете говорить всё, что угодно, но корабль – это всегда и красиво, и целесообразно, особенно в море. По мне, яхты и корабли – это чемпионы красоты из-за жизненной необходимости для их выживания в объятьях стихии. Они одним своим видом обещают борьбу и свободу.
    Когда яхта бороздит бурное море, она делает это на пределе возможностей данной ей конструкции. Она не имеет «лишних» деталей, но все её части и их целое – это совершенство, единение с природой. Корабли ВМФ имеют ещё много дополнительных требований к ведению боя и по их форме могут быть свирепыми настолько, насколько позволяет их архитектура. Но их силуэты всегда красивы. Так и крейсер HMS «Белфаст» возле Тауэрского моста являл собой прекрасную картину. Кто может сказать при взгляде на него, что он имеет защитную броню в 114 мм? Он такой лёгкий, такой разумно пропорциональный, этот жестокий морской охотник.
    А что обозримо вокруг акватории Темзы? Ничего не скажу, дела рук лондонских каменщиков достойны уважения, но до совершенства корабелов им далеко. И многие из безликих зданий города едины в их современном стиле театра абсурда. Их пятна на теле города – это плата Лондона, и многих других полисов, за бессмысленность прагматизма. Это результат снижения требований строителей до уровня примитивных потребностей жителя, которому нужна крыша над головой, в новом огромном масштабе массового индустриального строительства безликих монстров. А вот «Белфаст» имеет лицо. Он был создан для моря, и он совершенен. Когда я увидел его, я вспомнил Николая Языкова и его прекрасное стихотворение «Корабль».

«Люблю смотреть на сине море
В тот час, как с края в край на волновом просторе
Гроза грохочет и ревёт;
А победитель волн, громов и непогод,
И смел, и горд своею славой,
Корабль в даль бурных вод уходит величаво!»

    И вспомнился мне другой «победитель волн». Это было в 1962 году, когда я увидел мой идеал судостроительной архитектуры. Я должен нарисовать его здесь для вас, а вы простите меня за мою слабость к флоту. Это был проект под номером 61 нового большого противолодочного корабля. Он был разработан в развитие функциональных возможностей и на замену плававших тогда эсминцев. Как корабль аналогичного назначения он был вооружён артиллерией и ракетами. Я прикоснулся к этому проекту, когда был, правда, недолго конструктором одного из питерских КБ и занимался размещением систем оружия, решал задачу оптимального расположения блоков аппаратуры для обеспечения максимальной дистанции прицельной стрельбы универсальными (земля-земля-воздух) ракетами. Эта задача решалась на первом корабле будущей серии этих красавцев. Потом я увидел проверочный запуск смертоносной ракеты с борта этого корабля возле берегов Крыма. Это было в районе вотчины Максимилиана Волошина. Я чувствовал и наслаждался тем, как море обнимает прекрасное создание рук человеческих на пустынном секретном полигоне около незабываемого своим видом побережья Карадага, воспетого поэтом в «Киммерийских сумерках».
    Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,
Обрывы чёрные, потоки красных щебней –
Пределы скорбные незнаемой страны.
    Я вижу грустные, торжественные сны –
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.
    И парус в темноте, скользя по бездорожью,
Трепещет древнею, таинственною дрожью
Ветров тоскующих и дышащих зыбей.
    Путем назначенным дерзанья и возмездья
Стремит мою ладью глухая дрожь морей,
И в небе теплятся лампады Семизвездья.
    Однако не только стихи, а, в большей степени, разборчиво-нечёткие акварели Волошина могут дать вам представление о море близ скал Карадага. Они показывают древний мир с незыблемыми скалами и массивами предгорий, рельеф которых сочетается с фоном неба и моря, постоянно изменяющихся своими цветами. Если вы сможете увидеть эти акварели, вы не пожалеете.
    И здесь, у скал Карадага, море приняло корабль, одобрило первый пуск его ракеты и красоту его уникального своим совершенством очертания корпуса с одной сплошной палубой. Такой корпус не спорит с морем, а объединяется с ним. Высокая ажурная мачта антенны дальнего обнаружения была доминантой силуэта, который создавали надстройки на длинной линии слегка изогнутого лука палубы корабля. Орудия в башнях на палубе, пусковые ракетные установки за ними и чуть выше, высокие рубки-турели с радиолокационными антеннами управления ракет, массивные воздухозаборники газовых турбин – все эти детали силуэта стояли в ряд одна за другой попарно (нос – корма). Они постепенно, фунционально обоснованно возвышались друг за другом к середине корпуса, где была вершина дизайна. Да, это был силуэт латинского паруса над благородной формой корпуса.
    Когда я попрощался с Темзой и её украшениями, мысли о странностях архитектуры не покидали меня. Да, и у нас перед нашествием оккупантов были различные стили архитектуры в составе нашей великой национальной культуры. Да, пришельцы захватили все основные командные должности в государственной системе культуры, но ведь и высокой культуры, и традиционных общественных отношений. Однако почему же эта новая цивилизация стала такой примитивной, что на самом деле потеряла архитектура? Почему наши города за годы советской власти стали полны монстров или безликих коробок? Может быть, волки по свей природе не могут подняться над ничтожеством, или это какой-то хитрый способ, чтобы проектировать серую и примитивную среду для гоев? Наверное, здесь работают обе эти причины в разных комбинациях, в разных случаях и разном времени. Но, этот процесс вырождения архитектуры прослеживается как некоторая материальная летопись оккупации!
    С другой стороны, есть другая сфера нашей жизни общества, где государство не может допустить примитивизма. Это военная сфера, которая требует не только труда, но таланта и творческих усилий многих людей. И здесь власть вынуждена использовать одарённость своего русско-славянского населения без каких-либо ограничений и попыток упрощения, особенно во время и после разрушительных войн. В этой сфере захватчики только плывут по течению возможностей, но они не могут управлять ситуацией, поскольку такое горе-управление сразу выявляет его несостоятельность. Здесь мир совершенных вещей и систем. Здесь русский гений отомстил ползучему примитивизму волчьей стаи. Тут силуэты латинских парусов наших боевых кораблей. Здесь яркая плеяда конструкторов и ученых, тут их прорыв в энергетике, космосе и на коммуникациях Мирового океана.
    Но не всё так ограничено в нашей стране для ворья, поскольку они контролируют не только каналы чистой культуры, включая лицемерную идеологию, но и более реальную и важную сферу удовлетворения общественных потребностей. Они просто вцепились в сферу распределения. Вы хорошо знаете эту сферу, это шопинг на Оксфорд-стрит с её магазинами. О! Я склоняю голову перед этой улицей и системой поставок на неё товаров. Это красиво, это так легко, организовать изобилие для богатых людей, которые могут зарабатывать деньги. Но наши экономисты из стаи никогда не признают такую социальную несправедливость. Они изобрели систему реального дефицита, о чём уже упоминалось в клипе 1.4, для всех, у кого есть достаточно денег, за которые можно купить втридорога, навар обеспечен, что и необходимо. Но теперь, прохаживаясь на Оксфорд-стрит по магазинам и высматривая подходящие подарки моим близким родственникам, я вспомнил другую улицу и другую покупку в условиях хорошо  организованной социалистической преступности. Подождите немного, я расскажу вам всего один эпизод.
    Однажды произошла поломка моего большого, мощного, но ненадёжного мотоцикла с коляской, и возникла проблема с запчастями. Конечно, это была не первая и не последняя поломка потому, что у меня была ширпотребовская, а не военная модель мотоцикла. Мой неудачный «Днепр» имел много дефектов и слабых мест его конструкции и ломался по мелочам довольно часто. Но в той поломке и в серьезных неприятностях с мотором была и моя вина. В пути заглох один цилиндр, но я спешил домой и закончил поездку на одном цилиндре, не останавливаясь, поскольку была холодная осенняя погода, а я очень устал. Эта быстрая доставка домой стоила двигателю прожженного поршня работавшего цилиндра, который заглох у гаража. Мне была нужна поршневая группа для мотора моего искалеченного железного друга. Однако такие экзотические запчасти были в остром дефиците, и поэтому я ломал голову, где их купить, как тогда говорили: «достать». Скажите мне, где я могу купить поршневую группу, хоть по какой накрутке к цене?!
    В советской торговле не было проблемы надёжности, поскольку для потребительских товаров не было такого требования. Ведь если есть дефицит, то нет никакой конкуренции и надёжность как свойство не востребовано. Сначала вы хотите достичь количества, и только после этого абсолютно недоступного достижения вам может понадобиться качество. В результате, на перерывы в поставках дефицитных технических товаров накладывается ещё и нехватка запасных частей для них. Так что я был не одинок на этом рынке разбитых надежд владельцев поломанных мотоциклов, поскольку государственные цены на всю эту технику не контролировали соотношение между массой товаров и наличием денег. Печатание купюр оставляло изготовление необходимых товаров далеко позади.
    Но созревшее яблоко падает всегда и везде. И этот закон жизни, как закон всемирного тяготения к удовлетворению желаний, используется подпольными организациями и армией частных спекулянтов. Они помогают уровнять количество денег и нужных потребителям товаров, освобождают население от лишних средств. При этом, крупные дистрибьюторы товаров становятся денежными мешками, аккумулируя в матрацах лишние бумаженции, которые изымаются в массе из оборота, замораживаются, поскольку их нельзя тратить. Государство не в состоянии, а, вернее, не хочет контролировать доходы, но расходы от него не спрятать. Тут наступает, до поры, экономический консенсус.
    Описанный бесхитростный трюк превращает справедливость низких цен на товары для большинства огромной отары овец в высокие цены, и всё для обогащения меньшинства из волчьей стаи. Здесь, в теневой торговле, концентрируются большие деньги и всегда присущая им, хотя и ограниченная государством власть. Долгое время эта чудо-сила стояла за кулисами, была вне закона, но в полной мере присутствовала в жизни. И многие миллионы людей были только лишь исполнителями воли этой преступной власти; они солдаты, рядовые бойцы в реализации этого низкого фарса с высокими ценами на товары и услуги. Но что же спит наше всевидящее государство? Что делает железное ЧК и доблестная милиция? И где миллионы сексотов (секретных агентов)? Некоторые из них, низовые структуры, тоже солдаты системы, покупают дефицит на свои кровные. Но многие, чуть при власти, не знают такой категории товаров, поскольку черный рынок им не нужен, они берут оставленные им товары по законным ценам с задней двери магазинов, став негласно соучастниками грабежа, вместо того, чтобы с ним бороться. Короче говоря, рыба гниёт с головы, но всё тело тоже воняет. А верхушка правителей, вспомним распределители, тут не причём! Всё хорошо, прекрасная маркиза…
    Существующая ситуация исказила кодекс морали и завет «не укради!» в качестве основного правила жизни. Товарищи имеют «чёрный ход», и у них есть туда входные билеты, они хотят и имеют свой незаконный кусок государственного пирога. Так что, если вы свои, вы имеете долю с поля или с полки магазина, если вас не поймали на явной краже, конечно. Есть же отделы по борьбе с хищением и спекуляцией! Но если вам нужна помощь, чтобы украсть для дома, для семьи общественное имущество, ваш друг вам поможет. В этих условиях ты вор, по мнению людей, только если ты украл что-то из личного имущества, если ты обидел кого-то лично. Но для каждого простого человека мелкое хищение государственного имущества с производства является всего лишь актом восстановления справедливости. Государство ему, видите ли, не додало! Наш фольклор определяет ситуацию коротко и ясно:
«Тащи с завода каждый гвоздь,
Ты здесь хозяин, а не гость…»
    А что отвечают наши карательные органы при власти этому независимому перераспределению доходов нации, вызову самозваных хозяев? Да, они держат оборону на контрольно-пропускных пунктах предприятий, но если вы прошли контроль, например, взяв охрану в долю, то любой государственный гвоздь остаётся за вами. Вы победитель, и ваш завод спишет этот гвоздь или вагон гвоздей. Это очень гуманная система, особенно для нового владельца этого самого вагона. Для него существует только одна небольшая проблема: как продать теперь свои гвозди, потому что органы могут взять реванш здесь, при продаже краденного. Это последняя надежда закона, чтобы показать ворью свою силу! Поэтому все участники игры, члены преступного сообщества тысяч продавцов и миллионов покупателей знают страх Божий и делают свои теневые сделки осмотрительно, честно и без спешки.
    Теперь, получив столь ценную информацию о советской торговле, мы можем вернуться к поршневой группе моего мотоцикла. Представим себе серый и влажный балтийский день поздней-поздней осени или начала зимы. По совету знатоков я пошёл в самый известный городской спортивный магазин, в том числе, и запчастей для любого личного транспорта в универмаге «Апраксин двор». Он размещён в старинном торговом центре с внешней галереей по всему зданию. Тут, в галерее находилась всем известная толкучка, чёрный рынок украденных дефицитных запчастях для любых марок автомобилей и мотоциклов. Здесь, и только здесь я мог решить мою проблему.
    Я посетил упомянутый магазин и подошёл к прилавку с запчастями моего мотоцикла. Получил ответ «нет», постоял немного в магазине, давая лучше себя рассмотреть со стороны, и вышел в более тёмную галерею. Я недолго ждал предложений. Он, случайный прохожий, просто из любопытства уточнил мои потребности. Система чёрного рынка начала изучать клиента, и я дал прохожему всю необходимую для сделки информацию. Разведчик понял, что я действительно был мотоциклист, но не мог получить гарантию чистоты моих мотивов и моей невинности в качестве покупателя, а не шпиона борцов со спекуляцией. Чтобы прояснить эти немаловажные обстоятельства, он предложил мне сесть в трамвай и проехать с ним остановку потому, что он, может быть, встретит там мужчину именно с теми деталями, которые нужны. Да, это будет стоить 80 рублей вместо 18. О! Конечно, новые и в смазке, и с кольцами.
    Они работали в паре. Товарищ «А» делал бизнес с клиентом, а товарищ «Б» осуществлял техническую часть сделки. «А» заключил соглашение и вступал в контакты с абсолютно чистыми руками. «Б» готовил грязный товар и отслеживал ситуацию. Может быть, в компании был кто-то третий, незаметный товарищ «В», но для клиента его не существовало. Таким образом, мы встретились с товарищем «Б», где и ожидалось, как старые друзья, но он, я думаю, прибыл на встречу на нашем или на следующем трамвае. Это была тёплая встреча, поскольку они не заметили какого-либо хвоста за клиентом.
    – Здорово!
    – Приветl! Как идут дела?
    – Замечательно! Погода – слякотная, просто дрянь.
    – Да, обстановка вокруг хреновая!
    – Пошли сюда.
    Мы ловко проскользнули сумеречными проходными дворами характерного Петербурга Достоевского к набережной канала. Наша троица изображала степенную прогулку на виду у редких прохожих. Уличные фонари уже были готовы зажечься, но чего-то ждали. Серо-жёлтый, тёмно-коричневый, и другие сероватые цвета превалировали в украшениях зданий различной высоты, формы и длины с многочисленными дымоходами и нечастыми стенами брандмауэров. Всё это изобилие мрачноватых стен оживлялось редкими пятнами отдельных красноватых, зеленоватых, и бело-жёлтых огней в окнах домов. Канал, по ходу прогулки, плавно поворачивал налево, а вместе с ним поворачивал и хоровод зданий на набережной, которая обрамлялась аллеей каменных парапетов с чёрными металлическими решётками, тянувшимися прямо к тёмной арке пешеходного моста. За нашими спинами картина была примерно такой же. Именно разнообразие форм, высот и длины добротных домов вместе с далёкими группами больших чёрных деревьев над парапетом рисовали уникальную картину старого города.
    Дорогой мы обсуждали характеристики всех видов наших мотоциклов и пришли к выводу, что мой «Днепр» является наихудшим типом из всех тяжёлых мотоциклов. Мы проанализировали слабые моменты конструкции: архаичную электронику, прожорливый карбюратор, бесполезный тормоз переднего колеса, слабые спицы, которые боятся затяжки. Однако эта штука всё же едет, и это очень полезная функция такой дефицитной вещи. В нашем разговоре мы почувствовали взаимное доверие мужчин-специалистов, и я спросил их, какую часть цены деталей они имели для себя от этой продажи на холодной и сырой набережной. Оказалось, только «чирик» (червонец), так как половина суммы продажи была для босса, а остальные предназначались магазину и милиционерам. Да, для ментов тоже! Тогда, почему здесь? Потому, что лягавые тоже хотят спать спокойно.
    Наша прогулка происходила по окончании первой сильной пурги. Крыши домов, парапеты канала, пути-дороги вдоль него и деревья были облеплены влажным, но чистым снегом, не успевшим почернеть от оттепели и городской копоти, как на оживлённых улицах. Длинный и богатый сугроб шёл с уклоном от правого парапета набережной. Он спускался к ледку на уровне воды в канале. Сугроб был похож на естественный пологий берег, образовавшийся на месте каменной стенки канала. Меньший по размеру бережок спускался и от левой стенки. Чёрная глянцевая прогалина потока канала пробиралась между снежных берегов и уползала под мост. Фигуры людей были видны только рядом с мостом. Это было идеальное место для подпольной торговли. Тут можно было спокойно продать даже танк. Товарищ «Б» достал детали из своей сумки и передал их мне, сделка была завершена. Продавцы исчезли в подворотне, и я пошёл к мосту, обдумывая детали операции. Неутешительные выводы моих размышлений – вот они.
    Прежде всего, думал я, этот рынок не чёрный. Он серый, потому что все, кроме статистиков, знают о нём и используют без серьезной опасности неприятностей. Дискомфорт нашей сегодняшней продажи был только результатом первого контакта и не более. В следующий раз, если бы я заказал, мои новые товарищи принесли бы мне товар на дом. Так что борьба милиции с уличными торговцами является игрой, хотя существует некоторая опасность разоблачения, но только для уличных торговцев. Во-вторых, криминальный образ мышления и поведения на подпольном рынке стали общепринятой частью нашей жизни и морали. Это ответ нашего общества попыткам полного регулирования его жизни. Однако здесь мы можем предположить, третий, не менее важный аспект ситуации: участие партийных функционеров и правительственных структур в получении прибыли на этом рынке в масштабе страны. Это ужасный и тщательно скрываемый аспект нашей экономической жизни.
    Далее, если у подпольных структур более 50% дохода от торговли в стране, то официальный Кремль может оказаться вне игры по причине его ненужности в этой схеме. В этом кроется неясность нашего будущего. Находится ли ЦК в настоящее время у власти или она уже вышла из-под его контроля? Хотя КГБ глядит престарелым вождям в рот, но не предпочтёт ли наше всевидящее око вместо них деловой союз с молодым и нахальным капиталом. Если да, то кто может помешать легализации этих капиталов? Ведь если капиталы большие, то, по Марксу, – не может никто. А министр цен и заработной платы может получать золотые звёзды за победы рынка социализма столько раз, сколько этого захочет товарищ Брежнев.
    Кстати, упомянутый министр по фамилии Дымшиц, может быть назван Химшицем или Механшицем, действительно получил свою звезду героя системы, заслужив это политикой прикрытия и развития подпольного рынка. Вот видите, этот волк в законе совершил благое дело для всей стаи. Не зря в русском языке слова «химик» и «механик» с незапамятных времен имеют значения «негодяя» или «жулика». Но я думаю, что этот прожжённый экономичный трюк великого дефицита был сфабрикован с участием всех вожаков стаи. Такая афёра не для одного микро-гения, даже если он жонглер-химик. А поддержали инициативу этого нашествия на экономику страны многие другие национально-преступные группы. И это тоже заставляет ожидать развития коррупции в масштабе страны с опасными последствиями.
    Нельзя оставить без внимания и позицию широких слоёв наших прогрессивных покупателей. Хотя мое поколение воспитывался в традициях разумного потребления, нам скоро стало ясно, что стремление людей к собственности бессмертно. К тому же, оказалось, что оно растёт по мере того, как растет благосостояние. А очевидная безнаказанность теневиков порождала одобрение и желание подражать. И здесь мы понимаем утопический характер коммунизма, который даже в наиболее реальных его аспектах и без насилия слишком хорош для грешных людей. Поэтому я думаю, что коммунизм недостижим, как недостижимо безгрешное общество без имущества, как государство без плётки. Другое дело, и это очевидно, коммунизм в качестве идеологии царства справедливости доказал его право на существование в обществе.
    Однако в этом же обществе живёт и другая крайность безграничной жажды волка хватать в соответствии с законом джунглей. Физически волку нужна только одна овца, но он, если позволено, убивает, сколько может, поскольку зверя пьянит кровь жертв.
    Это опьянение победой, кровавой или денежной, характерно также и для человеческой природы многих индивидов. В этом кроется смертельная опасность  для человечества. Поэтому нашей цивилизации необходим реальный способ общественного ограничения человеческого жадности. Можно считать, Россия нащупала такой способ ограничения стяжательства в системе нашего государственного социализма. Да, у советской России были все предпосылки для оптимизации общества со справедливой корреляцией между «общим» и «моим». И все бы хорошо, но волк под горой. У наших волков из национально-криминальных групп есть свои кровные подпольные интересы пасти общественное стадо. А ещё опаснее для общества может оказаться наличие в сферах власти оборотней, которые организовали сегодняшнюю сделку.
Ну, а что же сдерживает наше подпольное братство? Почему они не нападают на социальные достижения и социальный мир открыто? Я думаю, что только страх перед хоть какой-либо возможностью, что такое нападение может спровоцировать репрессии, новый культ. Что наверх снова придёт какой-то сильный человек, сильный диктатор. Они опасаются, что поддержка диктатуры народом станет ответом на их жажду к наживе. И что ещё более вероятно, они просто боятся, поскольку ещё не имеют достаточно сил, денег и сторонников в Москве. Подпольная экономика тихо готовит могучий капитал.
    Теперь, в конце клипа о некоторых особенностях кораблей и о более известной мне, чем зарубежный рынок, советской торговле, вернёмся к ставшей традиционной речи перед виртуальными слушателями. Очередной её кусок включает элемент вокала. Полезную информацию о символах # смотри в клипе 2.1.
    ««Да, я устал, но ваша компания приветствовала запоздалого оратора, и это меня вдохновляет. Спасибо!
   Почтенные, всегда правые джентльмены и члены. Вы видите, я устал, как # собака и гуляю по городу, как объевшийся кот. Имею право. Я тоже по-своему прав, надо же проветриться. Я тоже помню свои титулы, извините. И среди них: гражданин СССР! Эй, будем веселиться! Я немного перегрузился, но меня из СССР ещё не уволили. Теперь, как и всегда, # ситуация находится под контролем. О! Я забыл, просто недопустимо… Это почему же я не вижу полицию! Один, совсем один.
    Весело станет сразу, если вспомнить Никиту. Он был такой бездарный и безграмотный подручный палача, что всегда был окружён сворой консультантов для принятия катастрофических решений. Его хозяин и шеф Каган с окончанием «ич», это – другое. Без него хватало хитрых и восточных факиров. Их трюки восхитительны! Правда, были и смертельные, вроде расстрела мирных людей в Новочеркасске.
    У вас есть богатые традиции, у нас с этим туго. У вас нет какой-либо империи, а ведь была недавно. Мы же её имеем, но очень странной конструкции. И если в вашей бывший большой империи предпочтение отдавалось метрополии, вона, сколько тут всего!, то в нашей настоящей империи приоритет отдан колониям. Так что у нас империя наизнанку с массой #, привилегированных жильцов вне метрополии. Они хватают лучшие огромные куски от общего пирога, сколько могут проглотить, не больше. Этот интимный грабёж назван отношениями равенства и братства. Сейчас я вам спою об этом.
Есть традиция славная в комсомольской среде,
Раньше думай о Родине, а потом о себе!
    К сожалению, господа, здесь не лучшая акустика. Согласитесь, тут не шоу. Но, что за пьянка, да без пения?
    Да, чтобы не быть ограбленной до нитки, Россия должна изворачиваться, должна была создать тайный революционный, а может, контр, но теневой рынок. С большим серым флагом, ##. Да, грязный и # серый! Флаг новой подпольной экономической структуры. Господа, детали из газет, но основной и # лозунг структуры только у меня: если что-то украдено, то уже никто не может захватить этого. О ля, ля! Многие миллионы рублей уже никогда не будут украдены нахлебниками. И вот здесь, в этой респектабельной ассамблее, в первый и последний раз в её истории, я осмелился произнести панегирик краже. Да, да, прозаическому воровству, а не глобальной краже всей Великой России, как и в 1917 году. Об этом, возможно, в следующий раз… Хотя, не хотелось бы такого раза. ##.
    К сожалению, один такой # раз случился. Почему вы такой возбужденный? У вас всего один городок Белфаст, и мы счастливые обладатели чёртовой дюжины желающих смыться побратимов!
    После 1931 наши русские крестьяне могли выжить только в том случае, если могли украсть крохи, остатки от выращенного ими урожая, ставшего большевистским доходом. Так поколение с 31-го всасывало возможность # кражи с молоком матери. Теперь мы находимся на пороге великих событий, потому что в ближайшее время эти сосунки будут принимать страну в свои сильные руки. Сеяли ветер, пожнём бурю, русская мафия станет лучшей в мире, нечета вашим гангстерам. Куда, куда?.. Ах, к ## на торпедном катере, при попутном ветре…»»

            Song of Trade
Home trade of Russia set on a wall:
All trade with all justice had a great fall,
All Brezhnev’s big party, Andropov’s all men
Couldn’t see a gray market, crime money will win.

КЛИП 2.5. ЭКОЛОГИЯ НАЦИИ

Говори мне об угодьях, о лесных тропинках узких,
О весеннем половодье – о раздолье нашем русском.
Говори о звёздной ночи, о рязанском небе синем,
Говори, о чем захочешь, лишь бы только о России.
                Иван Бауков
    Дорогой мой читатель, теперь у нас на очереди рассмотрение трудной и сложной проблемы, которую ставит уникальность Лондона, Англии, многонационального Содружества. Это поднятая на встрече в доме четы Флуори проблема национальной экологии. Обычно мы встречаем экспертизу экологических проблем применительно к различным областям человеческой деятельности от экологии овощей, улиток и пива до экологических проблем воздуха и даже космоса. Думаю, сколько злободневных проблем и ведущих специалистов, столько и разновидностей экологии. Возможно ли, что главный объект системы современной цивилизации, человеческие нации, оказались в смысле анализа их экологии вне поля зрения науки? Но это так. Мировая наука не рассматривает такую проблему, нет подходящей терминологии, статистики, методологии исследований и прогнозирования. Для представленного рассмотрения этой проблемы у меня нет никакой теоретической базы или результатов выполненных ранее исследований процессов для обеспечения экологической добротности или, наоборот, размытости наций в наше время. Так что я вынужден работать, вроде бы, на ощупь и только с известными мне фактами и примерами.
    К сожалению, эта тема находится в нашем обществе под запретом с той поры, как под запретом оказались все немарксистские исследования. Обращение к ней в отчёте, выполненном для англичан, – это была моя первая и последняя надежда поднять её в обществе широкого либерализма западного мира, которое стимулирует альтернативные подходы. Ну, почему бы это им, на самом деле, не заинтересоваться данной проблемой? Ведь Британская империя имела в её составе народов не меньше, чем Российская. И все они сохранили свою национальную идентичность и стали самостоятельными. Поэтому, может быть, поднимая тему, мы находимся у истоков новой и очень полезной науки?
    А что такое экология нации? Как я понимаю, этот новая в её постановке проблема. Какой круг вопросов связан с ней? И почему эта тема столь актуальна и для моей многонациональной страны? Я думаю, все будет понятно, если я дам некоторые пояснения этого термина. Уточняю, что анализ проблемы по времени привязан к отчёту и тем ограничен.
    И так, национальная экология – это целый комплекс определённых условий благополучного существования нации, которые больше всего подходят для её развития, для увеличения населения и богатств, укрепление здоровья, интеллекта, образованности и продолжительности жизни людей, для самосовершенствования личности и национальной культуры. Как вы уже поняли, каждый народ имеет право на здоровую экологию, но не каждый народ может пользоваться оптимальными условиями своей экологии. Английский народ может, но мой не в состоянии. Для англичан эта проблема успешно решается последние столетья, хотя она не названа. Для русских она с советских времён не решается, не названа, власть её скрывает. Посему, при всех прочих благоприятных условиях системы социализма, я считаю, что эта государственная система не имела перспектив, поскольку она не ставила целью обеспечить достойную национальную экологию, прежде всего, для русского народа.
    Я скажу откровенно, данная тема – это моя тревога и страх за наше будущее. Перспективы нашего общества, как мне кажется, зависят от возможности правильно решить проблему, которую трудно было объяснить в англо-отчёте, поскольку она и не существуют для бдительных англичан в формах и масштабах России. Получается, сравнивать не с чем. Объяснять надо то, что вдруг появлялось по одну сторону железного занавеса и стократ усилилось нынче. Получается, сегодня я должен убедить вас, что новый русский отчёт является не только результатом тоски по утерянному экологическому благополучию, но документальным обвинением свидетеля и непредвзятого наблюдателя страшного пути русских на Голгофу потери своей национальной идентичности под привычным гнётом субкультуры оккупантов. Господь, дай мне веру и силу, дай удачи, чтобы достучаться до читателя!
    Мы, русские люди, оставшись без своей естественной элиты, живём в темном лесу экологического национального невежества, а руководящие нами пришельцы старательно перемешивают нас с другими народами по всем краям нашей необъятной земли. Много лет советской власти существовала организованная руководством миграция русских из своих земель в юго-восточные регионы. А теперь организована ещё и активная миграция племен из этих регионов в Россию. Цель такой политики, что очевидно, состоит в том, чтобы подорвать национальное ядро государства. И, как один результат этой политики, Москва сегодня является гораздо в большей степени интернациональным городом, чем Лондон. Конечно, это мое собственное впечатление на основе уличного опыта.
    Может быть, это впечатление связано с наличием в Лондоне некоторых национальных районов, гетто, где концентрируются люди определённой национальности, например, индийской. Наши города не знают такой системы, другие племена стремятся раствориться среди русских, не разрывая национальных связей, и быть при этом в первых рядах руководителей, начальников и поставщиков. Алчность и инстинкт самосохранения достаточно удачно движут ими. Москва полна примитивных, но успешных чиновников, учёных мужей и жён, удачливых  купчиков разного масштаба, выходцев из национальных окраин бывшего Союза и различных племенных анклавов многоликой России.
    А как насчет ядра нашей нации? Почему это ядро выглядит так, как будто это кусок сливочного масла для многих ножей с окраин? Система хорошо регулируемой оккупации? Да, но не только это. Мы имеем здесь дело с одной исключительной особенностью нашего русского национального характера. Он содержит конгломерат смелости и небрежности, апатии и доброты, терпения в труде и примитивной лени. Это проявление природы народа открывателя новых земель и основателя, который не проявляет чрезмерную заботу о результатах своего труда. Доступный Божий мир очень велик, если это не здесь и не сейчас, то да будет так завтра. Мы можем всегда и всё на этой безграничной земле. Таким образом, мы становимся опасны для покушающихся на наше имущество стяжателей только тогда, когда нас прижмут в углу. И оккупанты знают эту особенность русского характера, и управляют процессом еды масла без особых проблем.
    Предполагаю, что в этих условиях семья наций скоро потеряет один из наиболее интересных и умных народов нашей планеты, потеряет русский народ. Уменьшение количества и ослабление самоуважения населения из-за плохой национальной экологии уничтожит народ. Он не готов существовать в условиях оккупации и в неравных условиях соревнования с агрессивными национальными меньшинствами, в совершенстве владеющими обманными методами ведения дел и мошенничества, не имея в этой ситуации защиты от государства. Так что есть только один способ спасения русских: формирование этнически русского правительства выживания с учётом требований национальной экологии. Этот способ очень прост и доступен в других странах, но для нашего народа он является недосягаемой роскошью. Оккупанты держат страну смертельной хваткой. И здесь опять-таки встаёт глобальный вопрос нашего века: быть или не быть, или кто погибнет в первую очередь? Я опасаюсь, что первой погибнет Россия, потому, что никто во властных структурах не исследует и не знает уровня опасности национально-экологической катастрофы страны.
    Вы можете спросить меня, если вы не русский, и это ваше право, какое отношение имеет проблема снижения веса и значимости России, сил русского народа для вас? Если вам эта проблема безразлична или, что не исключено, вы бы хотели негатива, то мой отчёт не для вас. Тут автор, как всякий русский идеалист, погряз в самообмане. Тут бы мне и закончить эту работу, поскольку, как в случае с англичанами, для которых отчёт писался изначально, она бесполезна. Катастрофа России от них далеко. Но не будем спешить. Давайте спросим себя, коль скоро русских больше нет, кто следующий? Из-за кое-какой возможности возникновения этого вопроса я буду продолжать своё изложение. Автор принимает во внимание, что в нашем изменчивом мире экологические опасности растут стремительно. А, покончив с русскими, пожиратели недостойных быстро найдут следующую жертву. Поэтому смертельные риски русского народа поучительны для всех остальных.
    К примеру, что будут говорить и думать британцы, если однажды не найдут свою страну на страницах атласа? Вы видите Ирландию в двух её ипостасях и синие пунктирные линии морских коммуникаций в Европу и Америку. Но извини, где же твоя страна, друг англичанин? Шок, возмущение, смех, удивление или комбинация этих чувств, вот чем может стать реакция на такую бессмыслицу. Эта ситуация абсурдна, но она вполне допустима в рамках права абстрактного искусства с его абсурдной фиксации объекта. Могу ли я воспользоваться этим правом? Да, я имею право избавиться от очевидного, от объекта, по всем канонам свободного искусства и принятым возможностям творческого воображения свободных художников и исследователей. А вот и вариант.
    Однажды я обнаружил такую абсурдную ситуацию в "Haack Weltatlas", изд. 1975, стр. 28 - 29, где карта Mitteleuropa представлена рядом с картой Asien. Но если первая карта имеет масштаб 1: 5 миллионов, то вторая имеет другой масштаб 1: 15 миллионов. Таким образом, Ostsee визуально соединяется с Barentssee, а Dinerisches Gebrige с Reshteh-ge-Alborz Gebrige. Соответственно, реки Сава и Драва вместе с Дунаем преображаются в реку Куру и впадают в Kaspisches Meer. Великая, Малая и Белая Россия от Немана до Волги вместе с Кавказа исчезли. Мечта недоброжелателей и врагов России визуально, чем не политимпрессионизм, свершилась.
    Я сразу понял ошибку в сопоставлении разных масштабов, и не было у меня ни шока, ни изумления. Однако явившаяся мне абстрактная картина подхлестнула моё воображение, импрессию, и породила некоторые новые идеи. Вот они.
    Что бы происходило в Европе без Великой Русской равнины и Кавказа как восточных границ этого континента? Такое было бы возможно, если бы процессы формирования континентов пошли по-другому. Это вопрос не для раздражительных людей. Подумаем. В этом случае, с географической точки зрения, западная Европа была бы частью западной Азии. Любые исторические последствия и результаты такой ситуации для нынешней европейской цивилизации непредсказуемы, потому что Азия в этом случае выходила бы на все океаны планеты и была бы единым центром мира. Так или иначе, но волны азиатских народов встретились бы с атлантическими волнами. В этом случае Европа не имела бы защитного предполья в форме безграничных восточноевропейских равнин, Россия не стала бы оборонительной позицией Европы от кочевников.
    Однако этот защитный волнолом от великих миграций по воле Божией был построен. А христианство усилило равнинный бастион Европы русским народом. Со временем Россия стала нерушимой плотиной, которая спасла континент и цивилизацию эпохи Возрождения от последних волн азиатского половодья кочевников. Этот драматический период истории стал европейским движением Сопротивления нашествиям Азии, которая в целом было нападающей стороной, хотя было много и побед, и поражений с обеих сторонах. В этих условиях Европа и Россия как её часть окончательно стали атакующей стороной в длительном противостоянии только после появления огнестрельного оружия. Это оружие положило конец западному рыцарству и, в то же время, диктатуре восточных сабель, тьмы татарских стрел. Таким образом, западный мир начал реформацию, а Россия завершила борьбу с татарским игом почти в одно время.
    Годы последовавшей за победой европейской экспансии над Востоком отмечены во всём мире многими кровавыми столкновениями между народами, потому что снова торжествовало право сильного. Волна пошла в обратном направлении. Таким образом, каждая европейская империя стабилизировала своё положение войной, а взаимная подозрительность стала естественным законом и причиной конфликтов за первенство. В этой ситуации Россия несколько раз принесла спасение Европе от насильственного объединения. Берлин, Париж, Рим вместе с Варшавой и даже ныне, вроде бы, навсегда нейтральный Стокгольм хорошо помнят эти события. Да, многие амбициозные планы завоеваний были неожиданно похоронены Провидением в Европе, и с использованием российской руки!
    А что происходило в мире в то время, о котором повествует отчёт? Большой железный занавес защищал западный мир от огромного конгломерата бедных народов и племён, которые сидели в большом концентрационном лагере под бдительным присмотром компетентных органов. В этом лагере никто не хотел работать, но каждый хотел иметь, и иметь из общего кармана, сколько можно урвать. Таким образом, железный занавес обернулся для России тяжёлыми веригами, дополнительными оковами на пути к благополучию. Эти железки истощали и тянули Россию на дно. Опять мир перевёрнут: для Альбиона колонии были донорами, для Советов донором была сама метрополия.
    И в этой ситуации мы видим для Запада большую опасность. Если Россия, хоть с занавесом, хоть без него, будет уничтожена, то плотина, о которой сказано чуть выше, будет также уничтожена. Это отразится на миграционной волне азиатских народов и племен во время следующего большого переселения из густонаселенного полигамного и многодетного Востока. Для того, чтобы объяснить серьёзность такого рода опасности на практическом примере, я хочу поведать вам кое-что из моего опыта. Нас ждёт короткий экскурс в реальную историю южного горного форпоста России.
    Что касается меня, то я более-менее подробно исследовал на своём жизненном пути только кавказскую часть упомянутого лагеря нацменов-потребителей общего государственного пирога, и могу обрисовать ситуацию, как понял её, когда мои пути-дороги, как уже упоминалось в клипе 1.5, пересекали эту необъятную горную страну. Для меня большое удовольствие, полнее поделиться с вами опытом моих открытий в этом суровом и прекрасном многонациональном регионе. Здесь излагаются факты нашего недавнего прошлого. Но для краткости, я коснусь проблем лишь Северного Кавказа.
    Южная часть, Закавказье, имеет другую историю и, во многом, свои проблемы, хотя экономически это часть одного общего лагеря иждивенцев, гордых своей племенной подворотней в теснинах Кавказа, и находчивых соискателей благ со стороны. В этом смысле весь регион Кавказа является огромным и активным сообществом любителей средств общенародного бюджета. Они успешно его осваивали и строили свой племенной и этнический социализм путём изъятия капиталов из России. К слову сказать, нынче, то же происходит и в условиях рынка. А тогда активистами такого строительства, потребителями первого класса являлись три южных республики. Северная часть Кавказского конгломерата племён имела статус второго класса в виде автономных республик, и масштаб их строительства и потребления извне был гораздо скромнее.
    Обширные северные земли Кавказа имеют множество хозяев. Пики и крутые цепи гор не имеют постояльцев, потому что очень трудно достичь этих вершин в стране скал и снегов. Но бесчисленные ущелья и овраги с их быстрыми реками и ручьями и, уж тем более, нечастые узкие долины с пологими склонами и даже равнины в предгорьях, всё это разнообразие лугов и лесов находится в постоянной собственности различных племен. Вечность владения определяется тем, что почти все эти племена – аборигены.
    Здесь каждый человек имеет свой собственный ограниченный племенной мир и язык, но он отделён от другого, точно такого же, странного и самодостаточного мира только горной стеной водораздела с проходами-перевалами для нечастого общения. Узкие и глубокие ущелья быстрых горных рек охраняют входы такого племенного мира со стороны Большой северной равнины, проходного двора всевозможных народов и бандитских шаек, доступ которым в ущелья запрещён. Здесь, где горные реки вырываются на равнину сквозь крайний северный продольный хребет горной системы, проходит постоянная граница Кавказа, крутые склоны которой покрыты густыми лесами. А главный, самый высокий хребет Кавказа с камнями и льдами в южной стороне этого отдельного дома-региона является последней цитаделью каждого горца и всего племени в случае агрессии с равнины. Таким образом, каждое племя изначально имеет для жизни тесное пространство, свою национальную колыбель и горный бастион.
    Легко понять, что вся эта высокогорная область с северо-запада на юго-восток является системой идеальных убежищ для многих уникальных племён, где они скрывались от истории на протяжении многих веков, а некоторые чемпионы-затворники даже на протяжении тысячелетий. Иногда, в случаях больших стихийных бедствий, жилье меняло своих владельцев или границы территории. Однако это было очень редко и в глубокой древности. Обычно поток Великого переселения народов, войн, строительства и разрушения государств на северной равнине только омывал стены этих неприступных бастионов. И много веков горцы были только рыбаками на берегу степного моря, которое всегда было для них естественным местом законного вылова чужих материальных благ, ограбления того изобилия, которое давала плодородная равнина. Возможно, без систематического и удачного разбоя на равнине эта уникальная система племён и не выжила бы.
    Закон гор суров. Если вы убили кого-то из своих родственников, то вы подсудный убийца, а если из соседнего племени, то не только вы, но и ваша семья становится врагами семьи убитого и объектом кровной мести. Однако никто не может быть привлечён к ответственности за свои разбойные дела на огромной и странной равнине. Это место для хорошей охоты, для захвата пленных и имущества. И этот порядок существовал веками и сформировал в горах мир простых законов для бедных пастухов, великолепных воинов и жестоких разбойников.
    Вот слова русского поэта Алексея Апухтина о цыганах, которые он написал в XIX веке. Эти слова вполне могут быть использованы для краткого критического описания характера жизни кавказских аборигенов, как он сложился к моменту конца вечной изоляции горцев в их племенных щелях, когда они попали в состав и единой, и многонациональной России:
«На них легла изнанкой грязной
Цивилизации печать».
    И ещё две строчки:
«Корысть – единственный их идол,
 И бедность – вечный их удел».
    Да, конечно, никто не будет богат ни имуществом, ни моральными доктринами в результате такой жизни в ограниченном пространстве. Но свобода требует некоторых жертв от необходимости. Поэтому каждый человек из этих племен был по социальному статусу дворянином, во дворе которого имелось некоторое количество его овец. Он имел своё частное оружие и признавал только одну реальную для него власть, которой обладал совет старейшин. Только этот совет называл командиров для бандитских набегов. Последние набеги горцев происходили уже под знаменами ислама, так они получили ещё и высокие моральные скрепы. Да, для их соседей это был очень перспективный горный мир в части возможности систематических ограблений горцами этих самых соседей.
    Русские стали для горцев новичками в XVII веке, но первоначально пришлые казаки сами были такими же бандитами, как и их конкуренты с гор. Гражданские поселения русских и государственная граница появились в этом диком поле в XVIII веке под постоянным разбойным стрессом с гор. Военная организация, привнесённая гением Александра Суворова, смогла закрыть эту границу системой крепостей и казачьих сторожевых постов вне гор на основных маршрутах набегов. Военное умиротворение во всём регионе шло постепенно и заняло сто лет. Оно закончилось в XIX веке в самой труднодоступной части чеченского и дагестанского регионов полным военным разгромом и замирением горцев. Некоторые территории, населённые более-менее мирными племенами вошли в состав России добровольно задолго до окончания этой войны. Однако последним аргументом царя в жаркой столетней дискуссии по хребтам и ущельям были, как обычно, пушки.
    Можно заметить, что есть очень близкое сходство вкусов, обычаев и общей культуры всех кавказских племён. Основным различием между этими племенами является их языки, которые могут быть и из разных семей языков, совершенно непохожими. Иностранец не с Кавказа может определить национальность горца лишь с большим трудом, а чаще вовсе не может. Но сами горцы делают определение национальной принадлежности кавказского человека без каких-либо ошибок только лишь по его внешнему виду. Каждый человек сразу оценивается как свой или чужой. И, чем ближе та земля, из которой оцениваемый встречный к родине оценщика, тем больше данный субъект представляется чужим, подозрительным. Он более опасен потому, что может быть связан с гораздо большим числом возможных последствий имевших место ранее столкновений и взаимных обид. Поэтому каждое племя ненавидит и опасается своих соседей, особенно наиболее близких. Дальние соседи – почти не в счёт.
    Взаимные обвинения в недобросовестности соседей и всегдашняя вражда всех кавказских хозяев друг с другом упростили задачу России разделять и править в этом регионе. Так русские оказались в определённом смысле арбитрами в этом мире, полном конфликтов. А в советской системе русские стали привычным доминирующим элементом кавказского мира. К ним не было каких-либо обвинений или претензий со стороны племён в бытовой сфере их жизни, особенно среди более трудолюбивой части населения Кавказа. Высокий авторитет Москвы как доброго дяди с денежным мешком и полицейской дубинкой характерен для всех племён региона. Однако реальная власть в каждой национальной квартире всегда находится в руках соответствующей этнической верхушки, имеющей не только амбиции, но и немалые богатства.
    Я уверен, что племенные вожди как настоящие хозяева Кавказа ненавидели и ненавидят Россию, контролирующего их старшего брата и, по сути, надсмотрщика. Но простые люди горских племён в большинстве признают в России настоящего брата, потому что получают его подарки и видят угрозы наказания своим феодальным господам, когда те становится в их алчности слишком наглыми. Думаю, что только Чечня-Ингушетия является исключением из этого правила, потому что в обществе тейпов этих вайнахских народов обычные люди формально более или менее сами могут быть хозяевами своей судьбы. В этом обществе ещё нет беев,  можно пользоваться правами дофеодального племени, которое вошло в развитой социализм.
    А где прежняя нищета или упомянутая выше «бедность – вечный их удел» горских племен XIX века? Они исчезли. Да, такой подарок получили горцы от нового режима за предательство России во время Гражданской войны. Все племена Северного Кавказа, так или иначе, поддержали в войне Красную армию и получили от комиссаров, по окончании войны, щедрые нарезы прилегающих равнин для их постоянного проживания, отняв эти земли у побеждённых казаков.
    Свершилось, бывшие русские крепости, которые замирили горцев, стали столицами племенных владений. Такова оказалась печать цивилизации на племенах северного Кавказа! Эти земли веками были недостижимой мечтой племён, но теперь эта мечта стала явью, степные чернозёмы стали главным богатством племен, которые, получив их, большинством населения переселились на равнину и перестали быть настоящими горцами. Но, в то же время, каждый клан или тейп имеет теперь земли и имущество и на равнине, и в горах, где остались и старые пастбища клана. Разве перед нами не новые патриции? Прекрасное свершение для подрыва национальной экологии русских и культивация экологических ниш их бывших открытых противников! Отличная оплата моря крови и пота казаков при исполнении обязанностей миротворцев в регионе вечных войн и разбоя! Слава Богу, не все станицы уничтожены.
    А что касается русского населения, то оно составляет основную часть трудовых ресурсов во всех сферах экономики на равнине. Кавказский контингент или обозначает своё присутствие в производстве, или осуществляет общее руководство. Существуют некоторые исключения, но картина национального разделения труда и специализации аборигенов на представительской деятельности является весьма впечатляющей. Джигиты присматривают, например, за связями с общественностью и за финансовыми потоками, а русские используются в сфере материального производства и для замещения некоторых интеллектуальных профессий, в том числе, в научно-исследовательских институтах. Такого рода деятельность не является приемлемой для инфантильно-агрессивных и гордых хозяев национальных наделов. Если раньше воины в их примитивном хозяйстве эксплуатировали труд своих женщин и захваченных на равнине рабов, то теперь они используют для обслуживания экономики республик своих якобы старших братьев. Видна чёткая панорама колониального общества, но вывернутая наизнанку! Такова была реальная экономическая ситуация и обыденная жизнь людей в хороводе советских горских республик с позиции национальной экологии.
    Заканчивая клип, автор чувствует некоторый дискомфорт, потому что весь его материал состоит из отвлечённых рассуждений. В ходе этих рассуждений обозначена очень сложная проблема и представлено мнение автора о ней, но тут не найти развёрнутого подтверждения этих мнений на соответствующих примерах. Конечно, я знаю массу таких примеров, но не в состоянии излагать эту проблему с примерами в руках в рамках настоящего доклада. И все же, хоть один убедительный пример необходим, и я дам описание кусочка реальной кавказской жизни, который оживит рассуждения на тему национальной экологии на последующих страницах отчета. Это будет своеобразная иллюстрация к представленной выше аргументации данного клипа, считая его вводной частью к живописному кавказскому эссе, к нужному по ходу изложения примеру в рамках следующего клипа.
    А теперь пришло время продолжить очередную часть моей ночной речи. Так давайте, ненадолго изменим тему, вернувшись на безлюдные улицы Лондона.
    ««О! Вот красный свет! Почему улица так пустынна? Каково её настоящее имя, наконец? Shaftesbury… хорошо! Blooms, Barns, Kings, and so on… Удалось тут что-то похоронить. И никто не принимает всерьёз любителя нетрудовых благ, вина на халяву, этого шатающегося бездельника! Возможно, ##, они не имеют наших луноходов или moonrovers в этой стране пьяни… для сбора таких плохих мальчиков, и под луной. Но это только моё предположение, надо держать шаг, видимость безответной любви к закону.
    Отвлёкся я. Чего орать то! Мало меня послали? Русские правители вам не нравятся? Так, где они, эти русские? В #. Был у хохла Никиты его предшественник кацап Гриша Маленков. Да, был такой единственный русский правитель. Он хотел стать лидером нации. Но это нонсенс. Ведь русским место в полях, а не во власти. Поэтому поллитрбюро этакому чужаку не доверяло и быстренько изгнало, и поделом….
    Простите, дамы и господа! Это удовольствие для меня кататься на катере по тонкому льду антинародной политики и теневой экономики. Но что это!? Аудитория тает на глазах! Я говорил с таким энтузиазмом, что не заметил, как вы начали дезертировать. Прямо, как с нашего партсобрания. Зайцы! Я хотел подробней рассказать вам о подпольной власти разных кланов, а вы разбегаетесь. Вам неинтересно.
    Хорошо! Теперь я не буду сотрясать воздух экономикой. О, нет! Достаточно! Только о дамах и без онанизма. Вы все вернётесь. Теперь анекдот, ребята! Новый материал, пикантная история. Ну, такая смешная путаница: самолет столкнулся с поездом, потому что оба водителя смотрели на взрыв, вызвавший кораблекрушение. А причина этого безобразия была в том, что # кочегара парохода отвлекла от службы сладострастная любовница!
    Гип, гип, ура! Они возвращаются! Вечная тема! Будем продолжать!»»

         Song of Irony
Do you ask me what I think of
The bold song of gray Caucasus,
With its green-eyed old suspicions
And its pillage repetitions
Of fast boys who make the law ache,
And their words most unpoetic?
I should answer, I should tell you
I esteem it wild and greedward,
Sleepy works and ardent senses,
Honour paid to all governors,
But no honour to the duty.

КЛИП 2.6. КАВКАЗСКИЙ ПРИМЕР

Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины:
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
                А.С. Пушкин
    Итак, на очереди один жизненный пример, позволяющий наглядно представить соображения относительно абсолютно до сих пор необозначенной, крайне важной и очень запутанной проблемы национальной экологии. Думаю, одно упоминание  о ней должно вызвать интерес, не берусь предположить, какого свойства. По итогам рассмотрения материала предыдущего клипа возможен и негатив.
    Тем прекрасным весенним утром в осетинской столице у меня не было заранее продуманного плана для загородной прогулки на весь свободный день. Я был здесь в командировке и не имел ни одежды, ни обуви для ходьбы на природе, тем более, в горах. Но в ту пору антициклон покрыл Кавказ и весь огромный регион между Волгой и Доном, так что я не рисковал попасть под дождь в моём городском оснащении и сел в первый загородный автобус, который ехал на юг вдоль Терека до ближайшего большого села под названием Балта. Солнечный свет сиял из-за гор. Неожиданно выпрыгнувшее солнце застало нас рядом с первой северной складкой системы горных хребтов в начале Военно-грузинской дороги. Эта дорога идет по долине Терека через Дарьяльское ущелье к главному проходу через хребты и далее в Грузию. Это очень красивая и угрюмая горная трасса, но моя поездка по ней была только в самом её начале, далеко от теснины Дарьяла, этого бастиона гор. В селе я сел на попутный самосвал, и он провёз меня еще десять километров к югу, ближе к первому повороту направо по грунтовой горной дороге. Я решил пройти по ней на запад через перевал в соседнюю большую долину, возвратившись из неё обратно в столицу. По карте, которую я посмотрел дома, получалось не так и много.
    Самосвал свернул налево, к карьеру щебня на другой стороне поймы Терека, а я пошёл по асфальту к своей цели на юг. Нужный мне поворот был всего в трех километрах, но я добирался до него больше часа. Весь тракт от реки до высокой скалы, ограничивавшей пойму, в том числе и дорога, оказался занят несметной отарой овец, которое уже много недель добиралась от зимних пастбищ на равнине до своих горных летних лугов. Это был трудный путь. Овцы устали и не спешили. Итак, вскоре я догнал отару и имел кое-какие контакты с пастухами, которые либо были верхом или ехали на телегах. За овцами и около телег плелись, свесив языки, обессилившие облезлые собаки с опущенными хвостами. На них было жалко смотреть, хоть они и были при деле, на дежурстве. Пастухи были грузинами и возвращались после зимовки домой, на нагорные луга Грузии, со своей огромной отарой.
    Мой внешний вид и мои вопросы немного их развеселили, мы разговорились. Они тоже устали, как и отара, но разорвали бы на куски равнинных воров своих бесценных овец. А их глаза светились радостью, они подходили к Дарьялу, и сегодня, наконец, они будут у себя дома! Они рассказали нейтральному наблюдателю о склонности всех братских народов к кражам на долгом пути из калмыцких степей, особенно в ингушском регионе. Большую опасность для овец представляли также автомобили, которые медленно ехали сквозь стадо по дороге, раздвигая его в стороны. Автомобильные бандиты брали меховых пассажиров без остановок и без билетов. Тут гляди в оба!
    Я попрощался с пастухами и занял место за кузовом грузовика, который плыл попутно в гору, раздвигая поток еле плетущихся со скоростью усталого пешехода овец. Наконец-то мы добрались до поворота возле узкого моста через быстрый ручей. Теперь я был одинок и свободен, а пустынная дорога круто повела меня вверх. Миновав первый поворот, я очутился в мире тишины и спокойствия с одним приятным звуком неспешно бегущего потока ручья. Я вырезал себе подходящую палку, как у пастухов, и начал свой путь к перевалу, который был высоко и далеко впереди.
    Палка была как бы кавказским знаком власти среди овец и собственных собак и оружием против чужых собак, которые признавали только закон силы. Эти охранники пастбищ считают каждого чужого врагом, но палку уважают. Поэтому ради безопасности палка не была лишней на этой прекрасной прогулке по длинной извилистой горной дороге вдоль быстрого ручейка. Склоны ущелья были покрыты небольшим лесом, но не один свежий лист не шевелился. Было близко к полудню, когда я прошёл много больше десятка километров по абсолютно пустынной дороге и увидел выше, на горизонте, седло перевала, которое было в тумане. А здесь, внизу, лежала большая поляна с несколькими маленькими деревянными щитовыми домиками. В них размещалась зимняя лыжная база. База была также пустынна, двери домиков были открыты. Здесь жили только птицы да лягушки на обочинах влажной дороги, потому что склоны поляны были полны мелких источников. Я присел на крыльце одного из домов и достал из кармана свой лёгкий завтрак. Настало время, чтобы осмотреться.
    Надо сказать два слова о горном ландшафте вокруг этого места исчезнувшего осетинского аула, которые раньше был укрыт здесь от опасностей равнины. Теперь горное поселение отказалось ненужным. Сегодня скрываться не от кого, люди перебрались в город. Вокруг лыжной базы открывалась классическая картина высокогорной панорамы. На переднем плане гор были сформированы чёрные в тени и тёмно-зеленые на солнце цвета вечнозелёного леса. Это были цвета низкорослых альпийских хвойных, которые дополнялись другими красками картины: бездонной синевой неба, белизной череды дальних снежных вершин с большим количеством оттенков льдов, сероватой терракотой скалистых хребтов и хаки ещё не зазеленевших лугов. Ниже моей поляны царила весна со всеми красками и оттенками уже сочной зелени. Дорога вверх от поляны змеилась по серпантину через заросли пихт на перевал с серой шапкой облака. Эта картина стоила тех километров подъёма, которые пришлось к ней пройти.
    Следовало продолжать подъём, но вдруг послышался слабый звук двухтактного двигателя. Звук то появлялся, то пропадал где-то далеко внизу. Потом он стал намного сильнее, и вместо одного появилось два тона. И так во время моего движения вверх по серпантину повторялось несколько раз. Наконец, я увидел двух мотоциклистов гораздо ниже моей позиции на одном из изгибов дороги. И здесь появился герой того дня. Джигиты без остановки обогнали меня уже рядом с перевалом, а вскоре с трескотнёй двигателей было покончено. Я вошёл на перевал в тумане и увидел, что они спокойно копались во внутренностях одного из своих коней. Это были молодые ребята-осетины, номинальные хозяева своей территории, которая отделялась в этих местах от Ингушетии рекой Тереком. В этой щели веками держалась оборона от соседей.
    Мы поприветствовали друг друга, я представился и сказал два слова о моей прогулке. Они были членами столичного осетинского мотоклуба. Мы кратко обсудили погоду, поскольку дальнейший путь был в тумане и, возможно, под небольшим местным дождём. Перевал был границей двух миров с разными погодными условиями. Возможный дождь явно не подходил для моего лёгкого костюмчика. Но не возвращаться же! Я решил обратиться с просьбой, доставить меня вниз, в долину, где дождь был маловероятен. Благо, к тому времени мотоцикл как средство передвижения был мне хорошо известен, хотя по горным кручам мне ездить не доводилось. Один из осетинских джентльменов, главный, был тронут моей проблемой, и любезно согласился подбросить мня с перевала в долину на своём мотоцикле. Они остались продолжать дело ремонта, и я пошёл вниз в туман. Вскоре я услышал знакомые звуки и осетинский мото-рыцарь остановился рядом со мной. Я устроился сзади на одноместное спортивное седло симпатичного всадника-горца, припомнив всё самое лучшее про знаменитое кавказское гостеприимство. Но он проявил себя очень кратким собеседником:
    – Ноги на глушители, крепко держаться за меня!
    Как только я положил палку перед собой на согнутые ноги и крепко обнял его за талию, он дал волю своему воображению и машине. Она, бедная, сразу же встала на дыбы и бросилась вперёд и вниз по каменистой дороге, в туман, но только на одном колесе. Это было незабываемое начало! Однако я уже успел крепко схватить моего вежливого водителя, и даже был таким глупым мальчиком, что обрадовался его трюку. Ведь теперь мы стали одним целым и это был мой шанс остаться в живых.
    Его сильное тело было моим надёжным якорем, и я успокоился, не успев испугаться. Но он не знал этого, и мы нестись в тумане по наклонной в пропасть. Да, это было выходом циркового артиста, мой новый попутчик был акробатом-мотоциклистом. Я опасался только одного, что мой посох стукнется о камень или коснётся небольшой насыпи при поворотах. Я никогда не видел такого трюка езды на мотоцикле с поперечным украшением. Однако вскоре стало ясно, что он принимал во внимание и мою палку и знал здесь каждый камень и бугор не только на дороге, но даже на всём безлесном склоне под перевалом. Иногда он скользил от одного колена серпантина дороги к другому напрямик, и мы срезали серпантины горного просёлка по крутому бездорожью акробатическими прыжками. А потом туман начал расходиться, и я увидел панораму широкой зелено-карей и полностью безлесной долины. Далеко под нами стелилась лента асфальта и изгибов быстрой горной реки. Они вместе исчезли вправо на север, в узкую щель огромного гребня сторожевого хребта. А вскоре мы увидели и солнце нового мира.
    Это было прекрасно, мы летели вниз нашим путём, как птицы. И тогда я дал ему совет, увеличить скорость. Это была моя ошибка, потому что здесь все сразу изменилось. Он уменьшил скорость, повернулся ко мне и начал разговор. Да, он был гонщиком-профессионалом, хотя, как вы знаете, существование профессионалов спорта не допускалось в нашей стране. Это ещё один пример социального самообмана, когда гонщика числят по штату инженером какого-либо предприятия, на котором он бывает только в дни получки. Да, большие гонки будет здесь завтра. А они устанавливают знаки на трассе гонки. Сейчас его друг делал эту работу за него и за себя на склоне. Да, он изъездил на спортивном «иже» весь Кавказ.
    Вскоре мы сидели на травке внизу, недалеко от реки, возле асфальтовой дороги у чистого ручейка, недалеко от входа реки и дороги в щель теснины перед равниной. Весеннее солнце ласково нас пригревало, и я сказал ему, что не прочь продолжить поездку до города. Нет, этого они допустить не могли, потому что их следующая часть гонки будет идти через леса равнины вблизи подножия хребта по очень грязной дороге. Это было не для моей парадной оснастки. В это время подъехал второй спутник, и после двух фраз на осетинском он подал мне руку со словами:
    – Вы ещё живы?
    Мы посмеялись и устроились на зелёной травке после мытья рук в ручье. Из большого рюкзака, который был на втором мотоцикле, появились термос и бутерброды. Мы смогли перекусить и поговорить. Ребята откровенно ответили на мои вопросы. Они были местными интеллектуалами и очень хорошо знали свою родную землю и ситуацию с национальными делами. Так что под шум реки я услышал рассказ о западно-восточном Берлине Кавказа, о городе Орджоникидзе, бывшем Владикавказе, столице Осетии. Вот краткое изложение их идей.
    Плохо всё то, что заканчивается плохо, и все предыдущие достижения будут забыты, если конечный результат плох. Были горы, степь, бурная горная река как граница между двух огней, между племенем осетин и племенем ингушей. Русский форт, расположенный вблизи гор, оседлал эту крупнейшую реку Северного Кавказа и выход из системы хребтов в начале Военно-грузинской дороги. А дорога разделила Главный кавказский хребёт на две части. Затем из форта возникла большая крепость, город, который претендовал на обладание Кавказом, поскольку и в правду стоял в центре военных дорог. Изначально это был русский центр, первое гражданское поселение на путах рейдов горских племён. Крепость стала населяться также людьми близлежащих аулов. И тут всплыл новый мир без войн и границ в рамках великой империи, которая не делала различий между племенами или религиями и обеспечивала мир для всех.
    Кстати, у всех горцев в прошлом было хорошее правило для обеспечения мира и безопасности вновь создаваемой семьи. Каждый человек, который хотел построить свою молодую семью за пределами своего аула, мог делать это только с одним условием. Его новый дом должен был быть расположен не ближе чем на три дневных марша от горной тропы. Это требование безопасности делало статус аулов незыблемым. Найди для жизни такое место! А тут бесплатно в степи появляется район под защитой крепости. Ни храбрые ингуши, ни энергичные осетины не хотели быть убитыми или ограбленными, но стремились стоить новую жизнь в таком городе и его окрестностях.
    Однако Россия пала, а Иван-миротворец вдруг стал поганым шовинистом. Границы племён были восстановлены административно, и самый крупнейший город этого региона был разделён как яблоко, яблоко раздора. Так гарант мира стал детонатором бомбы замедленного действия в самом центре этого инкубатора национальных страстей Кавказа. Пришельцы поставили эту бомбу на века. Вскоре, по ходу военной трагедии Кавказа 44-го года, воинственные ингуши были депортированы. Они вернулись очень молчаливыми, но полными ненависти и оскорблёнными до глубины души. Кроме того, они потеряли свою часть города и некоторые пригородные земли. Кое-кто из них видит теперь с недальних гор крыши их бывших домов, немного раньше экспроприированных ими у российских угнетателей. Правда, происходит это только тогда, когда стоит хорошая погода. Можете ли вы представить себе такие чудеса в Европе где-нибудь не под Берлином. Но разделённые немцы один народ, а Кавказ нашпигован истинными или потенциальными племенами-врагами. И здесь создан свой навек разделённый Берлин без всякой рукотворной стены.
    Да, всё это было очень интересно. Но почему две разных нации не могут договориться друг с другом в центре Кавказа? Почему они не объединились в одну нацию, если они живут рядом столетия и имеют одну материальную культуру? Ведь известно, что обе стороны время от времени, пускай, в основном, насильственно обменивались и женщинами. Вот тут мои собеседники в дополнение дали мне краткий урок истории под открытым небом. Я в отчете также остаюсь достаточно лаконичным.
    Ингуши изначально являются горцами и принадлежат к наиболее старинной группе племён, автохтонного населения Кавказа, с более трудным языком, в котором отсутствуют гласные. Возможно, они являются потомками первых хозяев этих гор, и даже Закавказья, а именно – вайнахов. Новые племена вытесняли их тысячелетьями постепенно, шаг за шагом, и теперь они остались только в одном этом наиболее труднодоступном регионе и дальше на восток в Чечне. Осетины же являются частью великой степной нации аланов с другим языком и генотипом обитателей Великой равнины. Однако их государство было уничтожено кочевниками ещё задолго до рождества Христова. Только некоторые из них смогли уйти в горы от завоевателей. И тут аланы сами стали жестокими завоевателями, они уничтожили или изгнали из гнёзд старых хозяев, вайнахов, сделав это только для собственного выживания. Это очень старая трагедия, но это реальная эпопея, которая гарантирует вечное разделение двух народов-соседей. История странная хозяйка, делающая своих детей чужими друг другу. Таков закон.
    Солнце заметно ушло на запад, и мы закончили наш разговор. Я поблагодарил их за поездку, кофе и информацию, сказал «до свидания, ребята», но следующего  свиданья не состоялось. Мы помахали друг другу руками, и они исчезли в горном проёме. На закате, когда я уже входил в город, куда попал на очередной попутке, я снова услышал знакомые звуки и увидел две фигуры перепачканных грязью мотоциклистов. Они не глядели на прохожих. Люди обращают друг на друга внимание только, когда их мало.
    Позже я узнал, что мой водитель был чемпионом гор, мастером ралли и местной знаменитостью. Ещё одна страница жизни и дружбы народов была перевернута. Этот день показал мне, и, может быть, вам, взрывной характер джигитов. А ведь осетинское племя среди кавказцев является самым спокойным, изначально мирным и культурным. Кроме того, они христиане, хотя хранят многие языческие традиции. Я сам видел их священную дубовую рощу, в которой вершатся поминки. На её опушках аккуратно сложены холмы пустых бутылок, а на ветвях могучих деревьев висят шкуры баранов, никто не имеет права ничего отсюда уносить.
    Я думаю, что рассказанное выше позволило вам увидеть одну характерную особенность характера автора. Я бродяга в душе и, возвращаясь к командировке, обширный Лондон манил меня к себе. И поэтому после ежедневных заседаний каждый свободный вечер и даже часть ночи, после разных мероприятий, я проводил как одинокий странник на улицах Лондона. Благо, я был один и располагал своим временем. Повезло.
    Каждый раз бывал момент, когда улицы Лондона изменяли стиль жизни. Это было время закрытия магазинов. Ряды домов преобразовывались из деловых шеренг в пустынные коридоры. Прохожие становились редкими субъектами. Это было моё время, чтобы стать частью города. Мы были с ним одни, и никто не обращал внимания на меня и не интересовался целью моего абсолютной бессмысленного блуждания по городу. А цель заключалась в том, чтобы почувствовать настоящую природу города через обыденные бытовые восприятия, единственную истину, по Канту. Меня интересовала внешность Лондона: архитектура, витрины, вывески и объявления, решётки, скульптуры. Всё то, в чём нельзя обмануться. Ночной Лондон был как библиотека с красивыми корешками книг. Это было здорово, но я не имел никакой возможности открыть и прочесть их. Они были закрыты для меня навсегда. Одна деталь. Собор Святого Павла открылся мне в свете прожекторов. Можно сказать, в Лондоне я вёл ночную жизнь. Мой малайский портье бросал на меня многозначительные взгляды каждый раз, когда я возвращался домой далеко после полуночи. Думаю, он завидовал.
    Ночной Лондон признал меня за своего, и никто не пытался мне что-то навязать или получить от меня какую-нибудь прибыль. Иногда кому-нибудь из таких же полуночников на пустынной улице был нужен мой совет, как пройти или проехать куда-то. И это был мой маленький успех, если я мог объяснить, что нужно. Это был даже некоторый триумф, если в разговоре слышались слова скупой благодарности. Ночной Лондон был светлым от ламп миром почти без машин; тихий, чистый и безопасный. Это было прекрасное место для прогулок, потому что обычная ночная завеса темноты и неопределённости на улицах отсутствовала. Я очень не люблю эту тёмную завесу и, соответственно ночные путешествия. Особенно неуютно мне ночью на воде вдали от берега и в лесу, который вдруг становится полосой препятствий.
    Я рассматривал витрины разных магазинов с большим количеством интересных вещей, читал объявления о вакансиях для клерков, названия улиц, разглядывал фасады зданий. Однажды я шёл не торопясь и вдруг впервые увидел в модной витрине мой родной серп и молот. Он красовался на красных плавках и рядом был краткий лозунг «Всегда вооружён», в смысле «готов». Слова были начертаны над предлагаемым расположением мужского детородного органа. Дизайнер этого образца вряд ли мог предложить государственную импотенцию под этим знаком доставки и обработки (S&H) системы социализма. Да, западный мир сильно преувеличивал возможности оппонента.
    Может быть, это напрасное извинение, но теперь я прошу прощение и за лирическое отступление о некоторых прошлых событиях, которые более или менее связаны друг с другом в моём отчёте. Как я уже вам докладывал прежде, моя первая юношеская любовь имела привычку приходить ко мне во сне, когда она захочет. А мы должны принимать во внимание не только реальный мир, но также и наши ночные сны, когда они нас посещают. Так, в одну из ночей моего пребывания в отеле Тевисток, когда удавалось накоротке набираться сил для нового дня, я нисколько не удивился, что она появилась рядом со мной на набережной реки Невы на Васильевском острове. Как я теперь понимаю, это был её последний щедрый подарок нашей памяти. Это был красочный сон-мечта. Мне снился день спокойный и яркий. Мы шли вдвоём к Николаевскому мосту, чтобы сесть на остановке перед мостом на трамвай.
    Существует правило этих повторяющихся снов: моя дорогая всегда нежна и молода. Я думаю это потому, что хотя наша жизнь продолжается до старости, наши души, партнеры мечты, остаются молодыми. И это, может быть, потому, что мы были тогда такие молодые! Но если это так, то я открыл секрет вечной молодости, поскольку вечная молодость может быть только в вашей душе. Спасибо тебе, моя дорогая, ты подарила мне счастье вечной молодости.
    И она шла рядом со мной такая желанная и красивая, а необычные по форме бело-голубоватые льдины двигались навстречу нам по течению. Пара чёрных ворон сидела на плывущем из-под моста большом ледяном куске. Они контрастировали льдам в двух точках простора реки. Эта картина главного морского входа в столицу империи была прекрасна, а вечернее солнце подсвечивало жёлто-коричневые фасады классического декора левого берега реки. Три небольших и один огромный купол Исаакиевского собора поднялись выше линии береговых дворцов и ослепительно сверкали в солнечных лучах. Ожерелье из гранитных колонн цвета красного дерева поднимало голову Исакия до небес. Но там, в небесах, с востока неумолимо надвигалась передняя часть зловещих серо-чёрных кучевых облаков. Они грозили закрыть солнечный передний план картины. А гладь Невы между льдинами удваивала этот праздник цвета и благородных форм. Моё счастье и мой город были вместе, но фон неба был тёмен. И ещё. Здесь, около моста, реально не было трамвайной остановки, я знал это. Но мы упорно шли к этому месту, чтобы сесть на трамвай. Такое правило снов, делать невозможное.
    Мы подошли к мосту и остановились, наблюдая, как средний маленький купол расположился на осевой линии Исакия. Я знал это место и показал ей эту точку обзора, любимое место Раскольникова любоваться собором. Вернее всего, это касалось самого Достоевского. А потом пришёл и остановился трамвай. Мы двинулись было к нему, но в тот момент между нами вдруг возник кто-то третий, и они вместе двинулись влево от моста, а я не мог этого предотвратить. Это было правило сна, я продолжал идти к трамваю. Я чувствовал жалость к себе и сострадание к ней, унижение моего достоинства, какой-то холод и резкую тоску. Потом эти чувства стали проходить, и я подумал, что это было наше последнее свидание, потому что она ушла навсегда с этим человеком. Да благословит их Бог!
    Теперь вы видите, что сны также являются частью моего отчёта, как они являются частью нашей жизни. Если это так, тогда я продолжу дальше рассказывать вам свой чудесный сон наяву, историю моего пребывания в Лондоне, вернувшись к очередному фрагменту моей неповторимой ночной речи.
    ««Я очень рад видеть вас снова и должен отметить высокий уровень образования и животноводства в этой стране. О, да! И # физической подготовки также. И хорошую манеру писать # законы, три ха-ха. Хвалить, так уж хвалить! А нежные ароматы парфюмерии, изысканные ужины, изысканные черты, тонкое бельё. Что еще, ##? Тонкий кишечник. И это всё из-за вашей тонкой школы модельеров. Я думал, что мы поймём друг друга, но все попытки в этом направлении будут напрасными. Никогда!
    Мы две краски одной такой плохой точки # зрения. Существует Великобритания, но нет Великой России. Если Юнион Джек всё понимает, то # Иван не помнит даже его родства. Далее, тут существует элита, выбор более подходящих лидеров, вождей, полководцев. У нас принята система антиселекции, правильно выбрать эту самую # «анти», выявить наиболее бездарных и подходящих для манипуляций. С нижней и верхней ступенек, как мы можем понять друг друга? Это невозможно.
    Если, может быть, галёрка для публики мне поможет. Вот сейчас толкну речь удивлённым зрителям о том, что вышеупомянутые антилидеры и лжеучёные возникли как школяры великого кормчего народов. Будете знать. Он-то был всем отец и помощник Богу в части гражданских прав. Он был выше всех, всей страны даже в подготовке к третьей мировой. Кто же так просто прикончил его? Думаю, что стая волков-прихлебателей, хоть и была бездарна, покончила с его диктатом. Так что, наша верхушка тоже кое-чего стоит. Сначала угрохали его, потом ## память о нём, а чуть позже принялись за созданную им державу.
    Прочту я вам, прочту небольшой стишок наизусть. Недавно сочинил, по случаю.
Нас ложь системная смутила,
Когда вождя подручных стая,
Кнутом и пряником играя,
На память всех собак спустила.
Они не просто личность сдали,
Измазав дёгтем нашу гордость,
Победных дел печаль и радость,
Они державу рушить стали.
Нам идеологи кричали
О светлом будущем для всех,
О том, что ждёт страну успех,
Что скоро коммунизма дали…
Надежды коготок увяз
Стараньем их в сомнений сети.
И мы, войны жестокой дети,
Вошли без веры в новояз.
    Нет, этого я не ожидал! Отчего такой # переполох? А, стихи читать не принято, деловые люди, время – байки. Да чтобы стих только лишь прочитать, нужно иметь адекватное представление о предмете и мозги на месте. А чтобы его написать, надо ясно видеть цель обращения к рифмам, мысли надо иметь за душой и интерес к предмету. Сопричастность на деле, а не на словах, как тут принято у вас, говорунчики.
    Да у вас кто тут писать стихи умеет то? Один на скамейку. Я бы вообще запретил вам выступать и спорить в прозе, только в стихах. Сколько бы вранья не проявилось, сколько времени бы и денег сэкономили. Давайте-ка провернём такой билль. Благодарное человечество вам бы памятник поставило. А вы орёте… Китс Джон? Слышал краем уха. Наши пенаты обошлись без него. У нас есть свои главные по стихам. Маяковский, слышали? Вас же никто в поэзию не тянет. Хватит и добротной версификации. Всё лучше, чем смысловая мистификация и словоблудие в прозе. А если в мировом масштабе, ого… тут всей братии при кормушках придёт полный #.
    Да, господа, я устал. И вы тоже устали из-за моего заплетающегося языка, бесплодной речи и бедненького тела, затерянного в мегаполисе. Может быть, мы расстанемся? Что кричит тот # джентльмен на заднем плане? Чтобы разделять и властвовать? Как это мудро! Буду ждать разделения, прецедент есть, и не один. Согласитесь, история полна аналогий, но здесь, в нашей с вами ситуации мы не можем найти ничего более подходящего, чем повторение судьбы Содружества Союзом.
    Самоотравление # российской власти не имеет аналогов! Это безнадежно. Врачи нас бросили. У меня нет шансов адаптироваться в моего предпологаемого друга Джека, а в Великобритании нет волков»».
    Это был конец шестого, наиболее запутанного куска моего ночного выступления на лондонских улицах.

            Song of Run
On the wide level of a mountain I’ve heard
So many various songs of tribes fixed prices
Of their opinions of superiority out-spread,
They as cranky children run endless races.
Yet they all run with reverted faces,
And look and listen for the past behind:
For their future dull fate is blind!
Over rough and exited life there passes,
And nobody knows whether he be first or last.
The aimless millenium runs just.

КЛИП 2.7. ВОЕННО-МОРСКИЕ ИСТОРИИ

Жизнь моя! иль ты приснилась мне?
                С.А. Есенин
    Вспомним известные мысли Федора Михайловича Достоевского о творчестве. Для того чтобы написать роман, считал он, в первую очередь нужно обеспечить себя одним или несколькими впечатлениями, опытом автора. Это дело поэта. Из этих впечатлений автор развивает тему, план, гармоничное целое. И это уже дело художника. Достоевский любил и с удовольствием делал работу поэта, но он считал работу художника «адскими мучениями», потому что это был для него тяжёлый труд полировки поэтического алмаза. Он понимал, что его идеи были лучше, чем их реализация на бумаге. Отсюда его слова: «Всегда поэт в моей личности перевешивает художника ...» Да, у него не было достаточно времени, чтобы отполировать до совершенства его великие словесные алмазы.
    Мне нравится работа исследователя нашей жизни, когда я делаю свой необычный отчёт как некоторую свободную поэзию. Но при этом у меня нет мук художника, мук полировки, потому что нет алмазов словесности. Так что я могу откровенно сказать, что работа над отчётом для меня – это только удовольствие. Но вот, в середине доклада к удовольствию снова стало примешиваться беспокойство: будет ли от этой отчётной поэмы в прозе какая-либо польза. Какой другой практический результат возможен от этого материала, кроме моего удовольствия? Но этот вопрос остаётся без ответа, и только завершённый опыт, если Бог даст, покажет конечный результат. Так что, дойдя до экватора удовольствия, я буду продолжать трудиться над отчётом, считая, что в ходе работы мы с читателями уже стали добрыми и снисходительными друзьями.
    Продолжим сопоставлять два мира. Сэр Каннингхем, командующий Средиземноморским флотом Великобритании во время второй мировой войны сказал: «Чтобы построить новый корабль, нужно 3 года, чтобы создать новую традицию, нужно 300 лет». А военный мыслитель, русский адмирал первой мировой войны, также пожалованный английским титулом сэра, Бубнов писал: «Традиция показывает нам, как мы должны исполнять свой долг перед Родиной, и вызывает к жизни в нашей психологии боязнь покрыть себя позором в случае, если не сумеем быть достойными…». Известно, что Пётр I, создавая флот по западным образцам, перенимал вековые английские традиции. Поэтому очень интересно проследить, что привнесла власть пришельцев на русский флот, когда сломала традиции старого уклада.
    И тут я хочу рассказать вам об институте красных комиссаров том виде, в котором он был создан оккупантами в составе армии и флота. У этой организации нет никаких аналогий в Лондоне, нет объектов для сравнения. Но это уникальный институт для всех советских военных сил был создан, и, я думаю, вам будет интересно познакомиться с этой французской революционной формой власти комиссаров на русской службе. И, как обычно, я буду базироваться не моём небогатом в этом случае опыте с учётом того, что тема ВМФ – это моя любимая тема. Так что, извините, здесь я могу увлечься.
    Внутренняя, созданная террором, оккупация России оказалась для пришельцев очень трудным делом и даже опасной работой из-за преобладания людей славянских национальностей в армии и на флоте. Поэтому эта вооружённая часть общества потребовала особого контроля. Так для военных была создана система тройного присмотра: по линии командиров и штабов, в рамках секретных спецслужб и, изобретение оккупантов, институтом политических комиссаров. Каждая структура изначально строилась самостоятельной, независимой от двух других, каждая посылала свои отчёты о ситуации в вышестоящие инстанции, и так вплоть до высшего руководства всей системой.
    Таким образом, интернациональные завоеватели внедрили своих агентов в виде политических надзирателей во все самостоятельные ячейки вооруженных сил, думаю, в количестве одного на сорок или пятьдесят. Получается, внушительная армия, в которой большое количество перешло в низкое качество элементарной грамотности надзирателей, их военной подготовки и адекватной отчетности о состоянии войска.
    Комиссары времён моей службы потеряли свои командирские права, которые были у них на Гражданской войне. Теперь они взяли на себя роль присматривающих за морально-политической стороной жизни воинов. Контролировались служебная деятельность и взаимоотношения командиров, настроения личного состава частей и поведение своих коллег. Политработники стали профессиональными информаторами руководства по части лояльности личного состава при низком уровне своего интеллекта и понимания сложностей техники. Хотя они пытались взывать к марксистской идеологии, их основной задачей являлось копание в грязном белье, сбор жалоб и сплетен, создание капитала компромата на подконтрольный контингент.
    Но после войны персонал офицеров политических инструкторов низшего уровня комплектовался из бывших старшин или сверхсрочников с богатым опытом войны и жизни. Они не питали никаких иллюзий в части морали и права и старались иметь мирные отношения со своим подопечным персоналом. Да, это были хорошие мужики, многие из них в годах, без каких-либо претензий на лидерство. Они хотели лёгкой службы и будущей пенсии, лиха они хватили сполна. Поэтому эти люди попросту служили двум господам: по штату своим партийным боссам и на практике командирам, при которых состояли. Корпус политработников почти утратил свою первоначальную и хорошо спланированную хозяевами пролетарскую непримиримость. Свора военкомов потеряла нюх и выродилась в формальную структуру мелких чиновников.
    Они потеряли и имя комиссаров, и свои огромные права и возможность самовольно распоряжаться чужими жизнями. Поэтому на флоте пошёл процесс их неуважения, связанный с ростом профессионального мастерства офицерского корпуса, особенно в насыщенном техникой корабельном составе, где отчуждение и даже вражда между этими двумя частями системы была более ощутимой. И, как правило, корабельные офицеры имели контакты с политработниками только на службе, избегая их в личной жизни. Бывшие комиссары знали это, чувствовали дискомфорт и иногда страдали от уязвленного самолюбия. Но чего другого можно было ждать? Кто любит чужие регулярные отчеты о своей службе и даже о личной жизни? Читайте далее правдивый рассказ об одном инциденте, о моём столкновении с физически крепким политработником, с учётом описанной ситуации. Мне крупно повезло, что мой оппонент был из другого экипажа, который не входил в состав кораблей учебного дивизиона, где я в ту пору служил.
    Рассказ будет простой, но достаточно драматичный и поучительный. Случилось это в небольшом рабочем городке на Волге в центральной части России, где я оказался молодым офицером в учебном центре по подготовке экипажей при судостроительном заводе, на котором спускали на воду небольшие боевые корабли.
    Прошу вас представить себе затерянный в прекрасном сосновом лесу деревянный город с почти единственным исключением в виде каменного здания дворца культуры, как некоторого белокаменного собора для зрелищ в центре бревенчатого атеистического мира. Жилые двухэтажные дома и вся городская инфраструктура сплошь построены из надёжных стандартных брёвен. Менее внушительно выглядят приземистые одноэтажные бараки. Дома и бараки окружены множеством сараев и сараюшек, курятников, хлевов и свинарников. И весь город покрыт вершинам вечнозелёных сосен. Водяные колонки на перекрёстках и редкие фонари на уличных столбах являются признаком современной цивилизации этого средневекового, по уровню услуг, города без канализации, без исторических корней, без асфальта и других симптомов европейского градостроения.
    Однако столь безрадостная картина была только здесь, в бедном и скромном жилом массиве. Сталь, бетон и стекло с хорошими дорогами располагались рядом, но они были недоступны для обывателей. Современные технологии останавливались в проходных и в воротах верфи и завода боеприпасов, который для шпионов имел в ту пору название фабрики сельскохозяйственной продукции. Неважно, что никто не мог возражать, будто изделия этой фабрики для контроля отстреливаются с утра до вечера на расположенном невдалеке полигоне. Неважно! И хотя город был готов к третьей мировой войне, он имел много проблем. Я не хочу вас ими обременять, поскольку они составляли полный букет различных нехваток. Затрону как исключение только проблему алкоголя. Эта проблема всегда жива и захватывает своей близостью к широким народным массам.
    Крупный железнодорожный вагон с шампанским прибыл на станцию Паратск после длительного периода сухого беззакония, когда в магазинах не было никакого алкоголя. Это был праздник для всего города после многих дней пустых винных полок в магазинах. А городской ресторан «Волга» гудел, как в весёлый праздник. Крики и брызги шампанского сопровождали общей гомон подгулявшего рабочего класса. Ресторан тоже был одноэтажным деревянным зданием с большим залом и линией кабин вдоль длинной стены. Кабины были отделены от зала и одна от другой фанерными перегородками высотой не до потолка, с занавесками вместо дверей. Да, наша веселая компания молодых офицеров и завсегдатаев "Волги" занимали переполненную кабину, а пробки бутылок от шампанского время от времени прилетели сюда из зала, оттолкнувшись от потолка. Нет, мы не были здесь инопланетянами, но атмосфера стала слишком тёплой, и пришла пора закругляться. Однако, несмотря на позднее время, молодой лейтенант, разгорячённый шампанским, не пошёл отдыхать, он отправился на поиски приключений.
    Было слишком поздно идти на традиционные танцы в ДК, а шампанское настойчиво звало меня заняться любовными интригами. Я выполнил короткий, но  качественный анализ ситуации с некоторыми неизвестными относительно того, кто из симпатизировавших мне подруг мог быть, чем занят. Я решил посетить ближайшую знакомую мне леди, которая не один раз не скупилась на милость. Да, возможно, это было слишком поздно, но я должен был проверить эту версию. Я прогулялся с легкой головой и с чистой совестью по ночным улицам под успокаивающий шум сосен к известному мне двухэтажному дому, предвкушая следующую интересную встречу, встречу с женщиной.
    Эгоизм молодости превращает секс в иллюзорное развлечение, но здесь мы видим множество отдельных проблем и лёгкая иллюзия чувств часто становится реальным  жизненным испытанием. Мужской эгоизм более легкомысленный и инициативный, но реализация игры в рамках правового поля всегда является прерогативой женщины. Та женщина, к которой я шёл, была женщиной для игры в любовь без каких-либо других проблем или планов. Это было подходящая для молодого холостяка версия игры, и она была милой хозяйкой с прекрасными волосами цвета красного дерева и очень длинными ногами.
    Идя к ней, я думал, что было бы очень приятно к ним прикоснуться. А потом, что из этого получится… Однако мои планы оказались фантазией, поскольку её дом был полон гостей. У неё на это вечер был другой план.
    Вечеринка была в самом разгаре. Сплошь женский коллектив расположился за достойным столом с рядом бутылок. Во главе стола восседал офицер одного из экипажей строящихся кораблей, привлекательный гигант лет сорока. Я его встречал, но знаком с ним не был. На нём были погоны капитан-лейтенанта, он возвышался за столом как председатель отдела по социальной и политической работе среди женщин. Я выпил налитую мне штрафную рюмку самогона и, шутя, сказал ему об этом своём впечатлении. Но он не улыбался, и тут я сообразил, что он красный комиссар экипажа корабля, который стоит на очереди к отплытию с верфи, нового кораблика, уходящего на просторы морей. Вечеринка была его отвальной, последним ужином и свиданием с ней. Я стал случайным свидетелем его морального разложения и третьим углом вечного треугольника. И он потерял свой юмор, поскольку в нём пересилила печаль. Ему стало жаль себя: он должен отплыть, а я останусь здесь.
    Соперник был выше и сильнее, чем я, и, вероятно, более привлекателен в сексуальном отношении. Но я был моложе, и будущее было за мной. Поэтому прекрасная полу татарка вполне справедливо флиртовала с обоими гостями, никто из нас не был отвергнут. Её приятельницы были в восторге от появления второго кавалера и начали интенсивную подготовку к танцам. В свете этих событий мой конкурент потерял не только флотский юмор, но и осмотрительность. Он вдруг предложил выйти и поговорить. Нас ожидали не только танцы. Все это поняли.
Крыльцо перед входной дверью в дом было нешироким, без перил и невысоким, с небольшой крышей, подпираемой косыми подпорками. После душной и шумной комнаты здесь было прохладно и спокойно. Я расслабился и допустил бестактность.
    – Что? Вы хотите провести политинформацию?
    Я не ожидал изысканной беседы, но удар кулаком был для меня неожиданным испытанием судьбы. Моё счастье было в том, что из-за подпорки крыши он не имел достаточно места для полного размаха. Поэтому траектория моего полёта была достаточно впечатляющей, но приземление на грунт двора было мягким, на ноги и без повреждений. А может быть, он не был злым, этот гигант. Но, в любом случае, этот удар был его ошибкой, на которую я его спровоцировал. Теперь я превратился в жаждущего мести и полного сил врага. Я двинулся к крыльцу, держа в руке пистолет Макарова, который до того был спрятан за поясом. Он также двинулся ко мне в сумрак двора, но остановился, когда услышал перед собой звук взводимого к стрельбе оружия и увидел его в моей руке. Я собрался стрелять над головой. Я хотел только напугать его, но в возбуждении рука сама искала цель. И он это видел.
    Не знаю, как для него, но для меня, я думаю, это был наиболее опасный момент всей моей короткой жизни, я был готов стрелять в человека. И он понял это без паники. Он был стреляным моряком, и в этом состояло моё счастье. Он смог спасти нас обоих, потому что если даже я играл, то я играл с оружием и в пьяном виде грозил смертоубийством красному комиссару. Если бы не он, то я, при таком раскладе событий, был бы не только разжалован. Возможно, это была бы для меня тюрьма.
    – Эй, парень! Давай закончим игру. Извини!
Я опустил руку. Мы оба сразу протрезвели.
    – Достаточно, пойдем допивать. А девчонок хватает, не так ли?
    Да, он был другом, а не соперником, и не информатором политотдела. Я поставил пистолет на предохранитель и убрал его за пояс.
    – А у вас неплохой удар.
    Мы вернулись в комнату. Женщины были рады продолжить веселье, но вместо этого, мужчины выпили, отказались от танцев и ушли вместе. У них, оказалось, был один моральный уровень. Так закончилась та история, но в моей памяти есть и другие.
    Погода первой из лондонских ночей была бурной и загнала меня дождём в номер пораньше. Супермен на Амазонке одержал полную победу в своём бою с супостатом. Я отключил телевизор и лёг спать. Ветер шумел в полых конструкциях нового стоящегося здания университета напротив моего окна. Тревожное чувство беспокойства не давало мне заснуть. Как там якорь или швартовые тросы? Эти мысли беспокоили меня в далёком прошлом, но они не вышли из моего сознания окончательно. Шторм ночью в море всегда создаёт для меня дискомфорт, но бурная ночь не несет ничего хорошего и в гавани тоже. Что хорошего может выйти из новороссийской Боры и от наводнения в Лондоне? Что хорошего в северо-восточных штормовых ветрах на Каспии из равнин Азии? Они падают от усталости на поверхность моря и терзают её после бесконечной гонки по пустыням.
    Моя служба на Волге закончилась в 1956 году, и глубокой осенью нашему экипажу выпала  судьба отплыть из Астрахани в Баку. В эту пору его величество ветер с равнин обнимает каспийскую красавицу особенно крепко. Поэтому вместо суток наш переход занял четыре дня. Сначала, не выдержав бьющих в левый борт волн, мы убежали на северо-восток, чтобы перевести дух под скалами полуострова Мангышлак. Восточный берег Каспия прикрывал наш маленький кораблик от ветра, пока мы, двигаясь не спеша на юг, не спустились до широты Апшерона. А к этому времени шторм поутих, и мы пошли на запад, в Баку. У меня на корабле был длинный перечень штатных обязанностей: помощник командира, штурман, артиллерист и корабельный лейб-медик и главный кормилец нашей команды в пятьдесят человек. Ко мне шли моряки со всеми болячками, вплоть до триппера. Наш молодой и, к тому же, неопытный экипаж после выхода из Астрахани от часа к часу редел, в смысле службы, и отказывался от пищи. Но постепенно определился круг людей, которые сносно переносили качку и взяли на себя обязанности обессиливших. Это было веселое плавание, полное удовольствий!
    Бледнолицие братья-моряки нашей команды стали появляться возле камбуза, а наш командир вышел на мостик только к концу третьего дня перехода. Три дня в экипаже было только несколько едоков консервов и любителей чая, сразу ставших старыми морскими волками. Нашим настоящим лидером и капитаном утвердился командир дивизиона строящихся кораблей из Баку, который поднялся к нам на борт в Астрахани в качестве руководителя на переход. Но главными едоками и даже пьющими выдаваемого мной спирта были работяги-механики с завода дизелей в Сормове, которые были хозяевами наших двигателей. Эти деды стали нашими ангелами-хранителями, потому что и корабль, и два его главных дизеля, от работы которых зависели наши жизни, были ещё собственностью верфи. А во всём этом движимом имуществе не хватало, в спешке не успели поставить, некоторых полезных деталей, как, например, машинного телеграфа управления двигателями. Не хватало, по той же причине, и кое-какого навигационного оборудования. Корабль спешно выталкивали на базу сдачи по плану года.
    Верфь очень торопилась выполнить производственный план, и мы также спешили убежать по Волге, где уже шла шуга, на юг от деда Мороза, удачно оказавшись в штормовом ноябрьском море. Да, старые мастера не только пили чай со спиртом, они сами, без команды регулировали вращение винтов, если вдруг обнаруживали, что винт оголялся и лишался нагрузки на гребне северо-восточной волны. Таким образом, рабочие сохранили подопечные двигатели и корабль, потому что понимали реальную ситуацию.
    Я работал в непрерывном режиме «вахта-сон» как заправский молодой автомат, сменяясь с комдивом на мостике через два часа. Но у него был профессиональный радикулит и он почти не мог спать, поскольку, когда болит поясница, то для сидячего сна в кресле ходовой рубки шторм становится некомфортным. Наконец, в первой половине дня мы пришли в Баку, в Вавилон, где смешались народы, привычки, пороки и культуры. В тот день у меня был день рождения, и к вечеру меня удалось растолкать. Друзья моряки отправились праздновать и прибытие в Азию, и мои двадцать пять лет полными оптимизма.
    Да, колесница моего поколения стартовала на финише страшной войны. Её Величество только слегка задела наши души своим дыханием. Но и этого было достаточно, чтобы стать взрослыми, оставаясь детьми, и верующими без церкви. Таким образом, Бог сотворил нас, как поколение с холодными глазами умудрённых прагматиков, но тёплыми сердцами честных друзей. Я сразу узнаю моё поколение по этим признакам. Мы обычные люди. Просто, встреча с великим отделила нас от наших потомков. Она избавила нас от примитивности понимания жизни поколениями, пришедшими за нами. Мы дети наших отцов и их войны, но мы не смогли стать отцами мира наших детей. Ведь до них не дошёл тот жар, который опалил нас. Да, такова суровая правда жизни. Поэтому я признаю мой долг перед старшим поколением, перед моим отцом и его войной. Признаю, но оплатить его сейчас могу только малой толикой отчёта.
    Конечно, я ничего не теряю, кроме авторитета художника среди некоторых моих маловероятных читателей, знакомых с эпопеей войны в Заполярье. Я решил примерить лавры А. Маклина при описании им арктических конвоев.
    Итак, ледокол «Сталин» с эскортом собирается перейти из Норильска в Архангельск. Он был загружен золотом и платиной с рабских рудников Сибири, где круглые сутки шла плавка драгметаллов. Они были нужны западным банкам для оплаты поставок по Ленд-лизу, как хлеб жестокой войны. Это было секретная операция глубокой осени 1944 года, а ледокол становился желательным призом для немецких подводных лодок, которые располагались на позициях в Баренцевом море. Район маршрута сокровища, какое не снилось конкистадорам, вблизи полуострова Канин Нос был наиболее опасным и вероятным для встречи конвоя с подводными лодками, здесь был узел морских коммуникаций. Поэтому на подходе к гирлу Белого моря, в темноте полярной ночи были развёрнуты некоторые патрульные и противолодочные силы, которые частично перекрывали пути подводных лодок, отвлекая их от идущего с востока конвоя.
    Но что делал здесь, в нескольких милях на север от опасного района входа в Белое море, тихоходный гидрографический пароход «Ост» с двумя пушечками? Ведь он не имел какого-либо оборудования для борьбы с вооружённым до зубов подводным врагом во тьме ночи. Ничего, кроме эхолота, который был включён на всё время похода для угроз подводным врагам. А! «Ост» был поставлен здесь для ночной вахты и привлечения стаи подлодок. Его спасением от торпед была ночь и противолодочные зигзаги, его гибель стала бы сигналом тревоги для патрульных сил и конвоя.
    Присутствие «Оста» здесь было эпизодом проводимой операции, работой и обычной обязанностью моряков, но их жизни шли в этом безоружном дозоре по высоким ставкам. Конечно, это были будни войны, ходить в дозоре. Однако никто из офицеров на борту парохода, за исключением моего отца, командира гидрографического отдела Беломорской флотилии, не был проинформирован о том, какой им вскоре предстоит манёвр. Они не знали, что скоро, в строго заданное время они начнут выполнять свой долг корабля мишени. Это случится, когда они включат во тьме ночи свои ходовые огни. И это случится в наиболее опасные часы входа конвоя в Белом море. И он, мой отец, командир этого похода, несёт ответственность за смертоносные огни в океане спасительной тьмы.
    Он получил специальные инструкции, когда зажигать ходовые огни, перед выходом в море в штабе Беломорской флотилии. Фактически это был приказ стать камикадзе вместе с кораблем и со всем его экипажем. Начштаба, отдавая приказ, вроде бы извинялся. Начальник отдела «Смерш» (смерть шпионам) флотилии тут же подтвердил приказ, подкрепив прямой угрозой за его невыполнение.
    Но был и другой человек на борту, как это стало понятно потом, который знал про секретный приказ и был готов его выполнить. Это было старшина рулевых. И когда мой отец неожиданно, в полутьме ходовой рубки, распорядился «включить ходовые огни!», он сделал это сразу же, как если бы это была его обычная работа, и он её ожидал. Командир «Оста» и другие люди в рубке не сказали ни слова, но их лица выглядели чужими. А весь экипаж сразу стал неразговорчив, ушёл в себя. Яркие ходовые огни освещали рейс героев, приговоренных к смерти, но надеявшихся на помилование.
    Что мог подумать командир вражьей подводной лодки, увидев такую абсурдную, освещенную, как на параде, цель? Я не могу этого сказать. Но вряд ли он пожал бы одну акустическую торпеду на этих сумасшедших. Однако настоящая опасность пришла с другой стороны. Спустя некоторое время огни безумного корабля заметили эсминцы конвоя. Снарядов они не пожалели и начали стрелять с предельного расстояния не отвечая на опознавательные сигналы бедного парохода. И их можно было понять. Они же не знали про секретный приказ. Таким образом, только общий радиосигнал на окончание операции и выключение смертоносных огней спасло героев от наверняка бесславного конца. Таков реальный, а не выдуманный эпизод войны в Заполярье.
    Это замечательно, что во всех рассказах моего отца о войне был элемент неожиданности, а события его жизни на фронте были полны внезапных перемен. Или, может быть, его память удерживала только такие странные случаи и условия выживания, я не знаю. Я бы сказал так, они были полны жизненной правды, и я им верю.
    Нет, его жизнь не была исполнением мечты, но успехом в его судьбе было то, что жизнь получилась, сохранилась в самых трагических обстоятельствах войны. Он не атаковал вражеские позиции, не занимал место в окопах потому, что гидрографическая служба, а он был гидрографом, является интеллектуальной структурой военно-морского флота. Но его личная судьба отдавала приказы принимать участие во многих трагических событиях. Он последним уходил из Таллинна на катере при эвакуации оттуда Балтийского флота в августе 41-го, получив при этом единственную за всю войну пулю, и то на излёте. Последним вывозил колонной автомашин секретный груз клише карт из Ленинграда перед установлением блокады, проскочив под самым носом вышедших к Шлиссельбургу немцев. Не обошла его и трагедия третьего штурма Севастополя в 42-м году, откуда он чудом ушёл 3 июля с рейда Херсонеса на последней подводной лодке А-2. Её командиром был случайно встретивший отца ночью в свете пожаров на берегу у воды, возле 35-ой батареи друг юности и однокашник по училищу капитан 3 ранга Роман Романович Гуз.
    Лодка пришла за командующим флотом, а взяла собиравшегося стреляться отца. Командир лодки, пришедший к берегу на ялике, ходил на КП, чтобы лично убедиться, что начальства уже нет на батарее. Отец много раз был в безнадёжных ситуациях, но это… Его ангел хранитель заслуживает благодарности! Будет бесценной утратой, если упустить такую информацию. Отсюда мой долг, упомянуть об этой удивительной части военно-морской жизни отца.
    Однако, увы, здесь больше нет места для военных мемуаров. Для них необходимо выполнить специальное исследование, проверяя факты не только интеллектом, но и сердцем тоже. А теперь, описывая встречу на Грин-стрит, мы подходим к грандиозному и совершенно неожиданному, как на войне, событию моей жизни в Лондоне, к банкету.
    Вы видите, я в отчёте постоянно должен решать, какой предмет моего внимания является основным, Лондон или Россия. Я намеревался показать Лондон, как мне было его видно, но Россия всегда была со мной. С учетом этого Лондон не стал приоритетом. Однако теперь я буду в большей степени лондонцем. После части ночной речи, которая возникла как следствие банкета, мы, не отвлекаясь, рассмотрим это внезапное событие.
    ««Да, да. Я знаю, соединённый в содружество Джек большой хитрец. Он никогда не дает кому-то использовать себя в тёмную или перехитрить его. Никогда! А Иван делает это раз за разом, простота…
    А я возвращаясь к дяде Джо, вшивый всё о бане. Нельзя не остановиться на великолепном изгнании из страны кровавого Давида, который был вожаком стаи и ненавидел Россию так, как вам и не снилось. Не могу я оставить этот момент без вашего внимания. Поймите, хотя это безнадёжно, как всё в этой речи, одного такого факта достаточно, чтобы простить товарища Сталина, дав ему отпущение всех его будущих грехов. Кстати, многие из них мнимые, без них была бы России хана!..
    Сегодня я познакомился с адмиралом в отставке. Это прекрасно, потому что я всегда уважал адмиралов. Простите, я только-только из-за стола с настоящим английским адмиралом для представительства во главе всей честной компании. Очень хорошая идея. А наши гражданские слуги народа их не любят, опасаются спокойных и сильных адмиралов и генералов. Они помнят, что мог бы сделать маршал Жуков, победитель! Явление Жуков, как сказал ваш адмирал. Они, наши # и примитивные правители, любят лишь прислужников. Поэтому Верховный Совет полон их. Это ваши # братья, но они более дисциплинированы, не орут, как вы.
    О! Это было замечательно. Адмирал нас приветствовал и рассказал анекдот о том, в какой валюте выгодней всего платить проституткам. Такой хороший, ##, экономический совет ! Это был очень разумный подход, чтобы развлечь нашу международную команду. Позже, когда началось общее братание подвыпивших электротехников, я пришёл к нему и рассказал о нашем опыте, который показывает, что эти достойные дамы не получают никакой валюты от импотентов и от русских. И он меня понял! Так, может быть, ещё не всё потеряно!»»

             Song of Fate
The fate of every men’s implacable and dreary;
It rains and troubles of the life is never weary;
The constant work yet waits for him and early calls,
And wars and storms are often reasons of the falls;
The finish of the fate is dreary.

КЛИП 2.8. Отель «КОРОЛЕВСКОЙ КОННОЙ ГВАРДИИ»

Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
                М.А. Волошин
    Теперь возвратимся к событиям моей работы в Лондоне, которая должна была скоро закончиться, поскольку программа встречи была выполнена. Мы обсудили все запланированные вопросы и рассмотрели некоторые решения, которые, как правило, имели характер рекомендаций, но на международном уровне. Однако все они были необязательны применительно к любой стране на её национальном уровне. Поэтому принятые документы не имели никакого значения для нашей промышленности. У неё был свой собственный подход к проблемам обеспечения и оценки качества и надёжности продукции. Мы прошли свой путь в этой области. С учётом такого положения, моя работа в Лондоне была для нашего руководства пустой игрой. Они устали от этой науки, ничего от неё не ожидали, и вот из-за этого я, никому не известный посланец, здесь и оказался. Это была моя счастливая судьба и не более того.
    Как вы уже поняли, моя миссия в конференц-зале была достаточно успешной без моих особых усилий. Наш стандарт, который я представил, просто обратил на себя внимание, был принят к сведению. Поэтому мне оставалось только ждать официального окончания нашей встречи и получить некоторые документы, подготовленные рабочей группой, для передачи нашим специалистам МЭК и для отчёта начальству. И тут я узнал радостную новость о прощальном ужине в эту завершающую пятницу. Предсказание моих польских друзей о сухом окончании встречи по причине известной скупости наших английских хозяев не подтвердилось. Такая вот неожиданная, очень приятная для всех и перспективная новость: завершение встречи будет в отеле «Королевской конной гвардии».
    Ты слышишь, друг, как это звучит? «The Royal Horse Guard Hotel».Это вам совсем не британский путь к социализму. Это вам теперь будет кое-что рассказать о поездке в Лондон и не только пославшим вас руководителям. Ого, это будет настоящий достойный интерьер в Лондоне. И я отправился к себе в номер побриться после окончания последней встречи, чтобы стать полным джентльменом. Потом, не теряя драгоценного времени, я воспользовался метро по маршруту, который был обозначен хозяевами в помощь приглашённым на банкет в упомянутый отель. После недолгих скитаний в транспортном центре на Чаринг-кросс я вышел к набережной Виктории. Это был пустынный аристократический район. Одинокий, одетый в пальто явно индивидуального пошива молодой человек демонстративно не хотел задержаться и ответить мне. Однако магия имени отеля, этого почтенного сочетания дорогих ему слов, заставил его остановиться и сказать, где расположен вход в отель. До него-то было рукой подать.
    То был шикарный престижный отель, нечета моему лишь добротному «Тевистоку». Кстати, парадный фасад красавца выходит на Уайтхолл. И приём был по первому классу, но, конечно, не в главном зале. Наш банкетный зал располагался в подвале, в прошлом это был, видимо, королевский винный погреб для лихих гвардейцев. Зал ожидания перед Банкетным залом был полон коллег, их голосами и запахом хереса или, как называли его коллеги, шерри. Коллег сильно прибавилось, поскольку банкет давался хозяевами по случаю юбилея их участия в МЭК. Нашей скромной компании узких специалистов просто повезло, нежданно-негаданно попали на общий праздник британского института.
    Нектар шерри двух цветов стоял в предбаннике на двух столиках в графинах и был доступен каждому в режиме самообслуживания. Народ не скупился на возлияния, но подливаемые извне графины не пустели. Из-за бритья я опоздал к началу этой раздачи и начал догонять моих новых друзей. Я наполнил небольшой бокал и пошел сказать «добрый вечер» и выпить к ближайшей группе знакомых. После этого я повторил этот прекрасный манёвр с другой группой. Поэтому я быстро вошёл в этот международный и уже весёлый коллектив как завсегдатай зарубежных собраний.
    Вскоре прелюдия закончилась, пригласили в зал, и мы уселись вокруг стола в форме буквы «П» в соответствии с указаниями плана, который был выставлен на плакате возле двери. Наши лидеры расположились над буквой «П». Моё место было в середине буквы и внутри её, поскольку я был звездой среднего диапазона. Меня разместили между двумя невозмутимыми американцами, однако их неразговорчивость была компенсирована двумя итальянцами, которые сидели визави. А моя новая знакомая миссис Флуори также обосновалась вблизи нашей группы, но её муж располагался несколько в стороне. Таким образом, у нас сразу образовалась активная ячейка для весёлых комментариев по сценарию банкета и лёгкой болтовни.
    Ни я, ни мои друзья дома, никто не предполагал, что это очередное совещание обычной рабочей группы комитета МЭК завершится таким приёмом с участием руководителей МЭК и Британского института стандартов. Без подготовки к такому событию я не понимал в его ходе чего-то простого, но очень важного. У меня не было информации о том, как этот вечер был связан с юбилеем или годовщиной. Это была моя вина, но дело не в этом. Хоть я и делал вид, что мне всё понятно, что я сопричастен к празднику, я, по сути, был там случайным и странным человеком. Мои товарищи потом дома, смеясь, говорили, что мне удалось втереться в доверие и незаконно получить кредит.
    Почему нет, если я почти адаптировался к новым условиям языка в конце моей недельной английской практики. Добрый старый херес и красное вино за столом завершили мой успех, я стал неотъемлемой частью мирового сообщества, как будто мой визит был нужен, заранее планировался и стал известен всем в кругах МЭК. А ведь тогда, в январе, на Грин-стрит до и после нас последовательно работали ещё несколько рабочих групп. Но банкет выпал лишь нам, и никто из моих коллег его не ожидал. Такова жизнь.
    Но что-то ещё на этом приёме было не так, хотя я не понял тогда, что это было, списав дискомфорт на свою напряжённость. Сейчас я могу указать вам на другую важную деталь: этот банкет не был моим миром. Да, я думаю, что это был мир всех других моих собутыльников, но не мой, в нём не было ничего моего. Конечно, оба мира и все люди в них и на встрече были одинаковы. Но история положила между нами железный занавес, и я был с другой стороны этого занавеса и сейчас, и навсегда. Я никогда не перейду на другую сторону, потому что Россия это моя судьба, и очень жаль, когда наши люди вынуждены покидать свою родину. Я думаю, что диссиденты несчастны, что никакой интеллект не даёт гарантии чувствовать себя успешными и уверенными под крышей чужой, не своей до конца страны. Очень плохо, и если вы не можете понять что-то значительное для вас в окружающих вас близких, особенно, что-то важное для ваших друзей. Да, я знаю это. Однажды я убил своим непониманием дорогую мне собаку Лайму.
    Она остаётся рыжим пятном моих воспоминаний, в которых содержатся мобильные картины моей спортивной жизни со многими всепогодными пешеходными прогулками, лыжными переходами и велосипедными путешествиями. Это подвижное пятно оживляло монотонную картину зимы и дополняло богатую палитру красок летом. Я помню отчётливо, как будто это было вчера, два типичных кадра.
    Первый пейзаж прост и без богатых красок. Белизна снегов и чернота леса, как будто повторяются в низко нависших тёмных облаках с редкими разрывами мягких красок неба. Абсолютная чёрная субстанция елей и абсолютно белые ковры полей стыкуются на опушках леса. Вдоль канав тянется коричнево-зеленоватое прозрачное кружево щетины кустов. Очарование картины – в её неподвижности. А я иду по белой равнине нашего свободного пути, который затерялся в снегах и посматриваю на зигзаги отпечатков быстрого бега моей шоколадно-рыжей собачки. И вот однажды я не смог понять её боль и болезнь.
    Второй пейзажи богат красками. В нём вся палитра августовского дня, который полон солнца, ветра, тепла и облаков. Окружающий поляну лес щедро открыл весь свой природный потенциал красок и форм. Кажется, ничто не может быть добавлено к этому изобилию. Однако есть ещё один красноватый мазок, который украшает этот природный рог изобилия. Это моя дорогая подруга, что стоит, как изваяние, мышкует в траве и цветах. Её рыжий корпус – это единственное строго неподвижное место танцующего под ветром мира. Да, когда-то я не обратил внимания на её неназойливую жалобу на болезнь, на то, как она говорила мне об этом её взглядом. Когда я попытался ей помочь, было уже слишком поздно. А вот часть стиха Николая Языкова. Это в память обо всех наших дорогих домашних любимцах с их, увы, недолгой жизнью:

«Веселися, конь ретивый!
 Щеголяй избытком сил!
 Ненадолго волны гривы
 Вдоль по ветру ты пустил!..»

    Мистер Шортер был из самого города Нью-Йорка. Мы рассмотрели с ним ситуацию в Лондоне и пришли к выводу, что он является достаточно спокойным, а его жители ведут регулярную и неторопливую жизнь. Не как в Нью-Йорке или в Москве. Он проявил интерес к тому, что является причиной спешки москвичей, если нет никакой конкуренции и всё запланировано. Я объяснил ему, что есть две главные причины нашего московского Вавилона. Всё просто, но следует использовать доказательство от обратного.
    Если кратко, ажиотаж чиновников при планировании крутится вокруг того, чем располагаем, а не того, что необходимо. Так надёжней, и их суета даёт результаты, но порождает особую конкуренцию. Она есть, и ещё какая, но не у производства, а у потребления, особенно у миллионов покупателей из различных регионов Союза. Время и деньги тянут в Москву за товарами массы предприимчивых, по-ихнему, бизнесменов, выбивать разнарядки и просто покупать необходимое. С учётом этих страстей, дельцов в Москве не меньше, чем в Нью-Йорке. Речь заинтересовала и вывела меня из изоляции.
    – А как вы удовлетворяете требования качества и без какой-либо реальной конкуренции? – спросил меня второй американец, мистер Рок, не помню откуда.
    – О, это проблема. Всё дело в том, что у процесса совершенства есть пределы. У нас эти пределы определяет армия надсмотрщиков за ходом производства, – ответил я.
    – Я думаю, это безнадёжно, – заметил, качая головой, итальянский сосед, мистер Перванзи из Милана.
    – Относительно качества, вы правы, но это очень полезная система для полной, надёжной и даже обязательной занятости.
    Меня все поняли и доброжелательно посмеялись над ответом.
    – Американские гангстеры и итальянская мафия – это также методы для полной занятости, не так ли? – смех не был таким активным.
    Я простил извинения за моё личное мнение и сказал, что не могу соединить в своём сознание идею бандитов с прекрасной музыкой Нино Рото и с работами других профессионалов голливудской продукции.
    – Было бы лучше для Италии не знать ничего о каморре, только о музыке! – заметил мистер Перванзи.
    Наш разговор обратился к другим вещам, но мистер Рок вернулся к теме своего вопроса позже в конфиденциальном порядке. Он сказал мне, что они понимают наши проблемы. Но как мы сочетаем в производстве качество и права всех потребителей, равенство разных людей общества? Ведь существует что-то, что принадлежит каждому человеку, что необходимо только для его благосостояния. Так что в жизни нужно несколько уровней качества. Я успокоил его, сказав, что здесь вечный двигатель социального прогресса и уравниловки ещё не открыт и дал ему кратко свою примитивную версию нашей ситуации с проблемой реального социального неравенства. Может быть, такое объяснение было для него слишком примитивно, но он благосклонно этого мне не сказал.
    – Давайте попробуем представить, что наше руководство не проявляет интереса к конечной цели повышения уровня жизни в процессе производства и в сфере занятости. Если это так, то им не интересны некоторые аспекты качества и, в первую очередь, надёжности как основных факторов, обеспечивающих необходимый уровень мастерства труда. Какой бы глупой не казалась эта ситуация, но всё, что произведено сегодня, обязательно, по плану, будет распределено и продано завтра. Так что все прилежные усилия ТК 56 для советского рынка напрасны.
    Мы посмеялись, но, я думаю, он мне не поверил. Да, наша ситуация настолько глупая, что никто не может в это поверить. А ведь тогда мои коллеги принимали нашу промышленность в качестве серьезного, особенно, на будущее конкурента, они понимали наши организационные возможности. Но они не предполагали, впрочем, как и все наши люди, страшной разорительной перспективы внутренней оккупации страны.
    После закусок был подан хороший рагу, а официанты постоянно доливали красного или белого вина, если ваш бокал был пуст. Неплохая технология. И мало-помалу весь П-образный стол стал одной длинной весёлой компанией, хотя и с некоторыми центрами местных интересов. Время от времени оттуда, из каждого такого центра, возникали для общего внимания короткие выступления. Однажды был тост, содержание которого я забыл, приправленный весёлым анекдотом представительного адмирала, который украшал основную группу наших хозяев в верхней части буквы «П». Я уже пересказал его содержание и не только вам, но и ночному Лондону в клипе 2.7. Это был естественный английский юмор. Так что я был очень рад, когда в перерыве смог воспользоваться его кратким одиночеством, чтобы представиться и дать ему модель естественного русского юмора на затронутою им ранее тему секса. Жаль, забыл имя именитого гостя.
    Дело было так. Он находился в сторонке и прощался с собеседником. Выждав, я начал атаку описанным выше способом, подчеркнув могущество валюты.
    – А как вы обходитесь без такой полезной вещи, как валюта?
    – Все крутится также успешно, были бы рубли! – ответил я жизнерадостно.
    – Приятно видеть столь оптимистичного человека.
    – Оптимизм – наша национальная черта. Вот вам весёлая история в духе такого оптимизма. Профессор медицины осматривает пострадавшего и говорит: «безнадёжен». «Но я жив! Пожалуйста, доктор, отправьте меня в реанимацию!» «Ах, какая чушь. В морг, только в морг!» «Доктор, вы не правы!» «Не волнуйтесь, мой дорогой, вскрытие покажет».
    – Это подходит для моей коллекции медицинских историй! И у вас есть что-нибудь из национального юмора?
    – Ах, да! У меня есть ...
    – Пожалуйста, если можно, то что-нибудь покороче. Моё хобби – краткие прибаутки.
    – О, конечно же, только для вас! Купил мужик коня, да и тот с … (with a pussy)!
    – Да, это что-то новое! – сказал он, смеясь.
    – Я также хочу задать один вопрос, можно?
    – Конечно, ваша очередь.
Таким образом, наш непоседа улучил время, чтобы спросить адмирала, был ли тот в России (тот не был) и что он думает о нашем флоте во время второй мировой войны. Адмирал был удивлен этим вопросом, но не ушёл от него. Мы присели у стены, и он заинтересовал меня его общей оценкой ситуации войны в России, как её понимал. Сначала он сказал, наши флоты не имели морского врага и сражались в основном с немецкой армией, и что это явление должно быть исследовано как неизвестное до того в истории войн. Я навострил уши, а он продолжал общую оценку хода войны.
    – Война в России была необычной, если так можно сказать, в смысле логики ведения войны. Гитлер побеждал в России много раз, но затем, вследствие этих побед, он получил такое стратегическое преимущество своими территориальными захватами, но без необходимой конечной победы, что вынужден был пойти ва-банк, и тут-то он проиграл. К тому же, он попал в войну со всем миром, где Россия была уже не одна.
    – Думаю, кто-то в России персонально помог ему проиграть.
    – Да, несомненно. Достаточно упомянуть об известном явлении мирового масштаба «маршал Жуков», такое случается не каждое столетие.
    – Подарок фюреру.
    – Тот был одержим навязчивой идеей Великого рейха, и смертельно боялся русских, но не большевизма. Поэтому он и не дал миллионам людей в России оружия против большевиков. Если бы он это сделал, то история первой мировой войны в России могла бы повториться с обратным знаком. Так случилось, что профессионально лучший в мире солдат, может быть, второй по стойкости после британского моряка, стал смертельным врагом немцев. После такого расклада сил победа союзников была делом техники.
    – Я согласен с вашей концепцией. Остальное в разгроме Германии было делом техники, проблема была в сроках и цене. Но ваши историки предпочитают другую версию, наши также. Это смешно, они готовы выяснять, кто был главным победителем последнего раунда войны теперь уже на ринге исторических споров.
    – Если вам смешно, то не всё потеряно. По мне, этот спор – большая опасность для нашего прекрасного и хрупкого мира.
    Но тут наш разговор был прерван неким джентльменом. Он показал адмиралу значительным жестом на часы и посмотрел на меня с извинением. Мы пожали руки, и завершивший его миссию представитель власти, незаметно вышел из зала.
    После описанного короткого общения с такой заметной фигурой мои акции в банкетном зале поднялись. Новые знакомства и порции алкоголя стали моими доходами. Таким образом, в короткое время весь интернационал был у меня в кармане. Да, успех слегка вскружил мне голову, и я потерял счёт набранных очков. Можно сказать, Лондон увлёк меня в объятья Вакха. Но потом я, всё же, решил закругляться, пока ещё чувствовал себя устойчиво и был готов к новым подвигам. Мой последний собеседник, коллега из «Bell Co», китаец канадского подданства, с интересом выслушал мои замечания к их программе контроля качеством. Потом, я вышел из банкетного зала отеля и из структуры МЭК навсегда, не попрощавшись, на английский манер, как это сделал чуть раньше и адмирал.
    Большой хор с оркестром исполнял в моей душе хор «Славься!» из Ивана Сусанина Глинки в честь моего познания и признания того, что называлось качеством и надёжностью устройств и систем. Итак, игра в Лондоне стоила свеч. Я выходил из подвала отеля, полный надежд ещё на что-то хорошее. И не ошибся, поскольку две прекрасные дамы, думаю, мать и дочь появились из такси возле входа в отель прямо передо мной. Для моей судьбы это было последним подарком вечера. Я помог дамам открыть массивные двери, уловил запах изысканных духов, поддержал нежный локоть молодой леди, получил две очаровательные улыбки, сказал им и старой доброй конной гвардии моё личное пожелание свидеться с ними ещё раз. Увы, не сбылось…
    Я увидел перед собой пустынный Уайтхолл без каких-либо прохожих и, такси быстро уехало, автомобилей. Только у дома гвардии стоял одинокий часовой. Он был в парадной форме и монументальный, как на картинке. Я начал изучать этот прекрасный образец и готов был подойти к нему поближе. Но вдруг со стороны парламента раздались полуночные звуки часов Биг Бена, прервавшие мои мысли о близком знакомстве с часовым. Тут же этот дозорный сделал парадное упражнение ногой и винтовкой и оставил свой пост без каких-либо команд. Он уходил с поста строевым шагом. Это была игра одного актера и только при одном случайном зрителе. Он сыграл бы её даже вообще без каких-либо зрителей. Это была старая добрая Англия. Такая игра не для России, я уверен. Наш солдат никогда не станет делать строевые приёмы в одиночестве, без присмотра начальства. Если он один, игра в солдатики невозможна. Так что я был немало ошарашен. Пожалуй, такое случилось со мной в Лондоне впервые.
    Я не спеша двинулся направо и вскоре был рядом с Нельсоном, приветствовал его, он кивнул мне в ответ и снова погрузился в глубокую задумчивость. Я пытался поговорить с ним, но он не был склонен отвлекаться. «Что за идея, отправить адмирала на этот столб. Его место в капитанском мостике, ясно всем, но не слегка заучившемуся архитектору» – пробормотал я. «Где адмирал? На мачте, сэр». Я был полон желания поговорить, но Лондон был пуст. Так что я двинулся по Чаринг-Кросс-роуд к своему дому и неожиданно начал виртуальное обращение к парламенту. Эта оригинальная идея пришла внезапно и естественно. Я твёрдо нацелился завтра посетить парламент. Разговорная акклиматизация на окружавшем меня всю неделю и нечуждом раньше мне языке была завершена, а инерция банкета вела меня вперёд. Моя речь была закончена, а идеи исчерпаны только в конце пути около университетского городка, рядом с домом. К тому времени я устал, немного протрезвел, иссяк и замолчал. Говорить стало не о чем.
    Узкие дефиле улиц Лондона были моей удивленной аудиторией. Редкие встречи с автомобилями были не в счёт, поскольку эти жуки обычно интересуются только полными баками бензина. Нет, я не уважаю автомобили и стараюсь быть на расстоянии от уличного движения. А той ночью я вообще отказался замечать их. Я обращался исключительно к домам города, и они слушали меня внимательно, молчаливо, не вдаваясь в мои концепции. Им повезло, каждый на моём пути получил малую толику пьяной премудрости, которую мне пришлось дозировать в нескольких клипах и для вас.
    Теперь моя задача завершения речи проста, поскольку остается только последняя её часть, которая, надеюсь, вызовет у вас интерес.
    ««Да, господа, вот историческое место нашего прощания. Вы соглашаетесь с тем, что никто ещё не говорил с такой полнотой, мудростью, яркостью и # бесполезными разглагольствованиями, не обращался с призывами к массам, к нации, к двум нациям… И всё насчёт волков. Это беспрецедентный случай на практике, хотя вы уже давно, в любви к овцам, извели все свои хищные стаи.
    Да, вы правы. Охота на волков является законной в СССР везде и в любое время года, но никто не имеет для этого винтовок. А охотники могут собирать свои ружья-пукалки только вне границ поселений. Наши # злодеи знают это и действуют дерзко.
    Добавлю кое-что из истории. Кстати, не кто-нибудь, а Иммануил Кант утверждал, что история человеческого рода – это исполнение тайного плана природы. Считай Бога. Вот почему мясник Троцкий был нужен рядом с мыслителем Лениным. И это сладкая парочка довела Россию их совместной работой до перспективы погибели.
    Что оставалось делать товарищу Сталину в окружении матёрых волков, которые отводили ему роль годовалого, в смысле на год, волчонка. Но в упомянутом плане  развития природы он оказался волкодавом, и, по воле Божьей, отправил всю матёрую стаю в ад.
    Я очень рад, что познакомился с добропорядочными дамами и господами, нашедшими свое прекрасное отображение в городской архитектуре, что этот сказочный вечер позволил нам встретиться. Пришло время прощаться. Да, пора!
    О, нет! Нет же, ребята! Кое-что ещё…
    Мои дорогие товарищи, извините, леди и джентльмены. Я забыл вам сказать что-то очень важное. Так что выбросьте из памяти и наплюйте на всё вышеизложенное!
    Пардон, не на всё… Оговорился, потерпите ещё.
    Вспомните мудрость моих, а не ваших хозяев. Я хотел бы дать вам всего несколько полезных рекомендаций, советов, от нашей общественной формации, некоторое руководство к действиям. От нашего стола вашему столу. Без этих мудрых предложений моя беспрецедентная миссия в Лондоне теряет львиную долю своего исторического значения. Да-да, не улыбайтесь, смотрите дарёному коню в рот!
    Прежде всего, не позволяйте консерваторам придти к власти. Они будут просто сохранять прошлое и упустят все будущие победы. Только # прогресс! Прогресс и # реорганизация! Безусловная непрерывная переделка всего, что сопротивляется. Смело идти вперёд с новыми идеями.
    И тут есть второй совет: смело используйте, не бойтесь свежей крови вашего Британского содружества для руководства оным! Наш ЦК коммунистов подаёт пример: такие хорошие волки-врачи для здравоохранения овец. Тут подходят, для руководства Россией, местечковые оборотни и даже тюркские ханы. Это коллективные лидеры! А вот на ваших скамьях суетятся только белые, такие британские люди. Мне скучно. Нет, вы не сможете заинтересовать меня.
    Да, вы угадали. Вам нужны лидеры австралийских племен. Будьте уверенны, свежие мнения гарантируется. Далее, из некоторых красных племен Канады, и, возможно, китайцев из Гонконга. Ох, хо-хо! И бушмены из бушей…
    О, замечательно! У вас такие чудные резервы для прогресса, #! Вспомните мистера Оруэлла, у него это расписано.
    Я не понимаю, почему вы свистите так громко? Спокойно, спокойно… Вы находитесь дома, а я в гостях.
    Пожалуйста, я немного подожду. Спасибо. Давайте попробуем расстаться, как хорошие друзья. Давайте не повредим хрупкое доверие между советской Россией и королевством Великобритания.
    О! Слушайте внимательно слова: brittle (твёрдый, но хрупкий) – Британия, rush (натиск) – Россия. В этом что-то есть. Обратите внимание, на смысл,  ##. Язык обнаружил скрытую разницу. Но в любом случае, при любом раскладе, по Канту, если люди в жизни не будут довольствоваться немногим, как при социализме, добрыми и сочувствующими они не станут. А ведь он прав… Сочувствия мне среди вашей лощёной команды не видать, как своих ушей.
    Если вы не хотите слиться с незнакомцами, то есть ещё одно предложение. Вы можете оставить в покое все свои ордена и декорации, героев, но изменить на самом деле всё, что вы хотите, оставив от неугодных вам помех только старые добрые имена. Как это сделать? Слушайте меня внимательно и запоминайте, повторять не буду.
В нашей # волчьей стае есть очень ценный опыт. В соответствии с ним, прежде всего, нужна железная дисциплина в вашей рабочей или работящей партии. Только приказы, не дискуссии, не против, но только за.
    Этот джентльмен смеётся так заразительно. Да, может быть, он не знает, что овцы предпочитают стадо. Поэтому создайте реальное суперстадо, и вы будете иметь много партийных овец и даже получите навар с членских взносов.
    И главное: то, чего не удалось изменить, надо назвать не своим именем. Если вы добьётесь этого, то всё будет великолепно! Вы сможете вывернуть любой карман наизнанку. А это главное условие прогресса! Гип, гип, ура!
    Кто я такой чтоб…##? Мальчишка – спец по стандартизации, только и всего.
    Причём здесь калачный ряд? Да в вашем бархатном ряду сплошь двойные стандарты, вам не привыкать. Тоже мне, разумные существа. Нет у вас никакого звёздного неба и единого нравственного закона.
    Да, мысль не моя. Все мысли уже состоялись, поэтому любая новая # мыслишка – это забытая старая. Так что, не сомневайтесь, проверено Кантом: раздвоение морали – это для балбесов.
И вот тут, на этой радостной ноте, если навеки прощайте, в смысле, if for ever farewell, то я иду спать»».
    Конец последней и, может быть, поэтому, такой длинной части парламентской речи и моего появления на воображаемой публике.

              Song of Parliament
When a men hath his freedom to fight for at home,
Then he builds to the combat a nice House;
Let him think of the glories of Greece and of Rome,
              But his enemies hate the parliament thrice.
An unchivalrous act of a foe was the House bombing,
There’s shooting it from guns in Russia down;
There was fire as the way of it in the Boch’s setting,
             They ware acts of inter-nazis well known.

КЛИП 2.9. НЕЛИШНИЕ ТЕЗИСЫ И ЗАВТРАК

– Каменщик, каменщик, в фартуке белом,
Что ты там строишь? кому?
– Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму.
                А.А. Блок
    Субботнее утро началось с обычной побудки. Подниматься было трудно, но у меня были на субботу грандиозные планы, поэтому скверное самочувствие после банкета не принималось во внимание. Понимая ограниченность своих возможностей увидеть достопримечательности города, я решил не жадничать, не терять время на длительные перемещения, не спеша обойти один небольшой плацдарм в центре. Я претендовал на Вестминстер и Парламент. Но была ещё одна сверхзадача в части набега на музей живописи. Без этого я не мог, во мне сидел Эрмитаж и просил передать привет Европе. В качестве своей жертвы я выбрал Британский национальный музей, благо он располагался рядом с Вестминстером, и я к нему уже присмотрелся прошлой ночью, отметив про себя странное отсутствие у здания этой галереи обычных окон. Как в тюрьме, подумалось мне. А остальные галереи города были уже не про мою честь.
    Добраться до музея я мог не спеша, пройдясь по городу незнакомым ещё путём. Опять же, жёсткая экономия валюты могла обеспечить кружечку пива как награду за внимание к Лондону. Тут было изобилие маршрутов, дело было только в лимите времени на такую прогулку. Благо, я взглянул в окно, погода была сухая. Утро меня радовало, сулило много интересного и надежду на то, что свежий воздух с Атлантики освежит мою голову. Даёшь свободу в ограниченном необходимостью пространстве!
    Итак, мой рассказ о пребывании в Лондоне уже идёт к концу. Однако, как вы видите, я до сих пор не касался ни темы, ни цели, ни повестки этого события. Почему все эти господа ведут такой регулярный, нескучный образ жизни и переговоры на тему качества и надёжности электроники и электротехники в самых лучших местах мира, включая Лондон? Что они делают полезного за немалые государственные и даже свои деньги? И это касается даже наших скупердяев в Москве! Почему наши чиновники становятся такими либеральными, дают мне ;10 (плюс ;70 в Лондоне) и недельку оплачивают отель с завтраком? К чему вся эта суета совещания?
    Я чувствую, что существует настоятельная необходимость ответить на эти вопросы, поскольку я даю вам полный и правдивый отчёт. Однако эта тема очень специфична и абстрактна для непосвящённого, включает не только технические, но и экономические аспекты. Такой материал может стать для вас утомительным, и я не решался представить его раньше, чтобы вы сразу не отложили весь отчёт. И теперь я делаю это с некоторым страхом. Поэтому будем рассматривать его как нелишнюю, но и необязательную для ознакомления часть отчёта. Перед вами тезисы лекции, полезной для понимания цели командировки, и каждый может решить, смотреть их или нет. Постараюсь быть в них лаконичным. Итак, далее выделен текст, где кратко рассмотрены некоторые проблемы качества и надежности электроники.

    «Прежде всего, заметим, что рассматривается обычная инженерная дисциплина, поскольку любая техническая разработка предполагает обеспечение качества и надёжности конструкции при условии её минимальной цены. Вопрос в том, что в нашем случае указанные требования распространяются на такую конструкцию, которая должна производиться как небольшими партиями, так и в массовом количестве, миллионами экземпляров в качестве комплектующих аппаратуры. Без привлечения статистического аппарата расчётов, анализ уровня надёжности такой техники не выполнить.
    Важно, что свойство качества продукции включает в себя свойство надёжности, как такое качество, которое проявляется достаточно долго в течение жизни этой продукции. Клиент покупает качество, продавец продает ему ещё и надёжность. Он не может продать только качество потому, что он хочет быть всегда нужным на рынке, где клиент будет искать его каждый раз, когда, убедившись сполна в надёжности продукта, опять будет в нём нуждаться. Так качество становится проблемой конструирования, дизайна товара и функционального совершенства производства, а надёжность продукции является дополнительной проблемой технологии её производства и головной болью каждого производителя. Отсюда и появление в МЭК соответствующего комитета, предназначенного помочь промышленности.
    Для простоты мы объединим проблемы продавцов и производителей продукции и рассмотрим здесь не все аспекты надёжности, а только основные. Поэтому мы не касаемся возможности создания специальных конструкций высокой надёжности и производства систем с некоторой её избыточностью или с резервом, а также аспект сервиса и обслуживания эксплуатации продукции. Так главной проблемой надёжности, которую мы рассмотрим, становится проблема потери работоспособности в процессе длительного функционирования техники, которая определяются различными видами отказов электронных компонентов. Иначе говоря, мы анализируем проблему надёжности техники как проблему надёжности компонентов. Безусловно, это большое упрощение.
    Некоторые отказы компонентов не опасны для систем, в которые они входят, но это очень редкий случай. Как правило, если система не имеет резервирования, а таких систем большинство, то отказ любого компонента приводит к потере работоспособности всей системы. Поэтому каждый нежелательный процесс деградации в любом дефекте каждого компонента или его соединения в системе может быть причиной отказа и элемента, и системы. И этот отказ может произойти в любой неизвестный, поэтому неожиданный, момент жизни системы. Отсюда, главной проблемой технологии изготовления компонентов – их бездефектное производство.
    Фактически эта проблема не является проблемой надёжности, поскольку продукция с браком изначально не может стать надёжной. По сути, бездефектное производство – это истинная цель и научно-техническая задача технологии изготовления продукции. Если нет больных, нет никакой необходимости во врачах, кроме тех, которые занимаются профилактикой. Однако современные технологии на практике не могут физически обеспечить бездефектное производство, и поэтому некоторая часть производимых компонентов имеет дефекты. Многие из таких компонентов выявляются и отбраковываются в ходе их производства. Но в любой продукции могут быть образцы со скрытыми дефектами. И вот, её величество техническая дисциплина надёжность выходит на бой, развернув паруса. Море типов различных компонентов формирует флот различных методов поиска скрытых дефектов и учёта уровня дефектности, верней, подтверждения отсутствия дефектов продукции в недопустимых пределах. Они обеспечивают необходимый уровень надёжности продукции на рынке.
    Отсюда возникает техническая проблема, которую обычно называют надёжность электроники. Её составной частью является реальная необходимость оценить и сравнить степень надёжности многочисленных групп компонентов различных конструкций, типов, и даже произведённых партий, иногда, с учётом условий воздействия на них окружающей среды. И в этой ситуации истинная картина надёжности основывается на некоторых средних данных количества и частоты отказов компонентов, которые получены в сферах эксплуатации и испытаний техники и компонентов как таковых. Математика и статистика дают возможность оценить надёжность как вероятность отказов данного типа компонентов при заданных условиях практики их возникновения.
    Как вы видите, обеспечение надёжности любой продукции на производстве стоит денег. Так что есть некоторый предел высокой надёжности, который задаёт уровень разумных расходов на мероприятия, необходимые для обеспечения надёжности. Этот уровень обусловлен финансовыми и даже политическими целями производителя на рынке. И каждое существенное улучшение в сфере надёжности какой-то продукции практически можно достигнуть только в рамках новых передовых технологий и конструкций компонентов. Известно, что новое поколение интегральных схем с их передовой технологией имеет надёжность, недостижимую для аналоговых компонентов. Из-за этого отдельные известные аспекты оценки надёжности для случая микросхем устарели. Конечно, и для микросхем остаётся проблема прогноза сроков их долгой жизни.
    Понятно, что проблема долговечности компонентов всегда актуальна из-за неизбежного процесса старения, который имеет место в каждом техническом объекте. Однако в ряде случаев моральное старение компонентов и, в особенности, систем наступает раньше, чем их физическое старение. Так что проблема оценки срока службы имеет ограниченный характер, она выступает как обязательное техническое требование только для компонентов с заданным ресурсом. А сама реальная или практическая проблема надёжности техники лежит в сфере технологического совершенствования производства и достижения стабильности её технологии. И тут мы подходим к проблеме совершенствования технологических процессов и качества продукции. Круг замыкается, от надёжности мы снова обращаемся к проблеме качества продукции».

    Я думаю, если вы прочитали это объяснение, то вы апостериори, когда знакомство уже случилось, одобряете необходимость нашей встречи в связи с важностью проблемы гарантий качества, надёжности и доходов производителей. Все указанные вопросы очень важны для любой национальной промышленности. Однако наша промышленность не являлась национальной. Это была вотчина интернационала своры оккупантов, это был полигон их деструктивных идей. И низкая надёжность продукта всего национального производства, за исключением военного, куда перевёртышей не допускал наш ВПК, являлся их козырной картой, ахиллесовой пятой системы. Но проблема обеспечения надёжности для военной продукции – это отдельная тема.
    Хорошо. Что вы можете сказать об этой абстрактно-реалистичной, разрывно-непрерывной и импрессионистично-фотографичной экспозиции, о моем отчёте? Я думаю, что вы не в восторге. Но если вы вынесли бремя чтения до сих пор, то у меня есть некоторые шансы на продолжение нашего знакомства. А из событий остаётся только один осенне-весенний день в Лондоне, а потом мы вернёмся к зимней Москве. Может быть, этот поток фактов в изложении любителя репортажей покажется вам интересным. Однако я не хочу смотреть на дело проще, чем оно есть на самом деле. Почему я должен стать для вас непоследовательным репортером событий в Лондоне? Я могу быть организованным и пунктуальным, хотя бы и не более того. Я докажу мою педантичность в описании одного моего последнего свободного дня, субботы. Весь сюжет будет представлен далее в виде хронометрической цепи событий, как это продемонстрировал нам Джеймс Джойс, описав прогулку Улисса. Это будет хроника идеальный туристической прогулки и некоторые сплетни о моей персоне.
    Однако меня беспокоит одна незадача, поскольку я иногда использую дотошную национально ориентированную методологию Джойса, которую критики той поры первоначально заклеймили как антисемитскую. Не ждёт ли нас такое же обвинение и подозрение в контр международной склонности к моей национальной злобе с навешиванием соответствующей этикетки. Светочи пришлой в Россию псевдокультуры – это большие специалисты на изготовление ярлыков. Походя, без аргументов и надолго. Но здесь утешает то, что наш смелый предшественник дал нам свой великий прецедент, поверг всю шайку ремесленников, клеивших ему бесстыдные обвинения, в растерянность. Что делать? До мастера жанра Джойса не допрыгнуть. Остаётся надеяться, что и в случае с отчётом никто не сможет отрицать факты из моего репортажа о международном уровне нашей и лондонской действительности. Так что, будем стараться.
    Мой свободный субботний  день в Лондоне продолжался семнадцать часов. Давайте подсчитаем объем литературного материала, который может возникнуть в ходе адекватного описания этой части моей деятельности, вычислить количество строк на час и часов на страницу. После такого рода оценки мы можем начать подсчитывать чистую прибыль. Сколько не жалко заплатить автору за строчку, при условии выполнения плана? Надеюсь, что структура отчёта будет экономичной, поскольку товарищ Брежнев всегда прав. Иначе говоря, мои дивиденды гарантированы, если, конечно, читатели всех стран согласны с их собственной эксплуатацией в соответствии с моим кратким, но смелым бизнес-планом. Так что, вперёд, правда! А сделал дело, гуляй смело! Нет фантазии. Правда, лишь, правда! Даёшь утренний завтрак, даёшь факты!
Хотя, подождите, пожалуйста.
    Конечно, правда будет в полном объёме, но здесь, затронув экономику, я хочу показать вам ещё одну гримасу нашей жизни. Знаете ли вы, что означает обязательное экономическое образование производительного населения страны? Это был обезьяний бизнес всего нашего общества, поскольку партийные лидеры по совету высоколобых и лупоглазых, в смысле, чтоб тебя лучше видеть, пришельцев решили научить людей, как надувать щёки экономикой. Вожди взялись за дело строительства коммунизма так, как они понимали это из-за своих высоких заборов. Состоялось решение ЦК, выделены немалые деньги, разработаны планы текущей работы по экономическому образованию, программы разных уровней сложности, и так далее. Но всё тщетно. Общество отказывается принимать всерьёз уведомление об этой игре, переведя всю эту ахинею на формальные рельсы обычной русской показухи, а то и вовсе её проигнорировав. Но зато теперь в стране появился ещё один мнимый бизнес якобы вникать в экономические законы социализма по всей великой России.
    Насколько я помню, основными темами спущенной нам на лабораторию учебной программы, как и всем другим, были решения различных пленумов ЦК или последнего партийного съезда. Работникам армии труда предлагалось изучать, как партия считает нужным, чтобы они трудились. Программа не предусматривала никаких практических рекомендаций, например, методик с экономической направленностью, потому, что наша экономическая структура вовсе в них не нуждалась и не имела никакого их подобия.
    Наша система – это система команд в различной форме и дела техники их исполнения. Собственно, исполнительность, а не какие-то экономические критерии, вот что было залогом успеха любого руководителя. И что нам оставалось делать с нашим обучением? Если мы винтики системы, то у нас нет никаких причин обучаться, а тут и обучаться-то нечему. Вот и придумали перевёртыши, чтобы винтики сами себя смазывали понарошку. Нет, не наше это дело изучать партийные документы. Это не только абсолютно бесполезно, но и отнимает время. Так что я решил участвовать в этой компании вместе со своим коллективом образцово формально и без каких-либо реальных действий, требующих отвлечения людей. Я ничем не рисковал, поскольку никто не принимал эту систему обучения серьёзно. А вся деятельность нашего парткома в этом деле сводилась к отчётности. Она стала шоу, но для вышестоящего райкома.
    Я имел некоторый опыт общения с абсолютно бесполезными мерами нашей партии и теперь с большим удовольствием стал образцовым учителем группы своих инженеров, а это было пол-лаборатории, в системе экономической подготовки. Кстати, это давало мне право быть свободным от всяких других партийных поручений. А ведь формально, каждый руководитель моего уровня должен был иметь оные. Я как начальник лаборатории и руководитель учёбы организовал первую и последнюю реальную встречу всей группы экономического обучения. Выступление моё было примерно такое.
    «Товарищи, мы должны изучать экономику с пользой, а это значит, мы должны заботиться о нашей производительности труда, мы должны делать это с наименьшим количеством потерь времени… Время – деньги! Не смейтесь. Это будет достигнуто чистой и полной формализацией процесса. Только совершенная отчётность о занятиях, и ничего более. Самый аккуратный из нас, товарищ Р.У.Н., будет нести ответственность за наш журнал посещения с указанием всех изученных тем. Кстати, их вы можете изучать сами по газетам, там есть всё, что нужно. Товарищ Р.У.Н. будет регистрировать все темы и посещаемость. Никто не будет отвлекаться на учёбу в рабочее время, а в случае какой-либо проверки, что маловероятно, каждый должен пожаловаться на тяжкую, но полезную в части экономических знаний, нагрузку. И, полная тишина! Журнал регистрации будет нашим лицом. Вы все свободны, кроме Р.У.Н.».
    Из детективов мне было известно, что злодеев подводят мелочи. Злодеем я не стал, но мелочи предусмотрел, дав строгое указание товарищу Р.У.Н. каждый месяц, а программа была многолетней, отмечать 15 – 20% отсутствующих по уважительным причинам. По журналу учёта картина посещений получалась благостная, в жизни никто не отрывался от работы, и на этот-то спектакль планировалось рабочее время.
    За блестящую организацию учёбы я получил первый приз и официальную благодарность в приказе директора нашего института в конце первого года обучения. И тут я не могу удержаться, чтобы не дать вам ещё раз образец народного творчества:
«Маленький мальчик нашёл пулемёт.
Больше в деревне никто не живёт».
    Премия была моей наградой за смелый блеф. Но мои друзья, также руководители групп обучения, пошли ко мне за опытом, и в следующем году я не был первым. И здесь возникает один интересный вопрос: что за экономика у нас, на самом деле? Какую настоящую проблему экономики боялись поднять наши горе экономисты? Что это за страна, где нет возможности самостоятельно, без руководящих указаний, заниматься собственными обязательными делами, распоряжаться подотчётным имуществом? Не говорю уже о брюках, автомобилях или даже домах на государственной земле, потому что они не могут быть причиной стабильных доходов или объектами хозяйственной структуры государства. Что ещё` может у вас быть?
    Ваша квартира и все услуги семейному очагу, включая продовольствие, медикаменты и школы, все инженерные системы жизни и ваша работа, все они представляют собой часть системы государства и регулируются в соответствии с его законами. Ваша жена свободная женщина, ваши дети не имеют никакого долга перед вами. Да, мы научились ускользать от этой системы. Но как мы можем научиться быть хозяевами? Где наши вещи? Они находятся только под нашим одеялом и только в наших головах. А если мы не хозяева, то кто мы? Чья это земля? Может быть, это Англия, Финляндия, Русландия или Ничьяландия... Эта ситуация содержала в себе большую опасность для нашей страны, потому что в Ничьяландии есть большой соблазн присвоить ничьи объекты, которые без хозяев. Вот и случилось, что присвоение в такой системе стало проще, чем коллективизация, и без гражданской войны, потому что не было хозяина, готового драться за своё. Кстати, два слова о Гражданской войне.
    Семейная легенда моей матери повествует о трагедии военнопленных красноармейцев в 1919 году, когда два моих дяди, Василий и Иван, были взяты в плен белыми и проверяли свои судьбы при децимации, расстреле каждого десятого. Такой полезный приём, придуманный ещё римскими легионерами, для пробуждения патриотизма и братьев, и тысяч других людей. Они стали в строй смертельного расчёта рядом, и оба выиграли. Позже военная дорога привела их в родной Севастополь в рядах Красной армии, но босиком и с большим количеством вшей. Отметим, что красные никогда не использовали этой римской методики. Комиссары расстреливали обычно в подвалах, во всяком случае, не афишируя. Эта методика дала положительные результаты. В Крыму – особенно. Практичность зверей одержала победу над русским идеализмом. Что касается моих дядей, они оба дошли до Берлина в следующей войне, где Иван был убит во время штурма. Младший в семье брат, забыл его имя, тоже воевал с белыми и вернулся с чахоткой. Он лечился в санаториях Крыма, но умер молодым.
    А вот мой старший дядя, Андрей Степанович Дьячков, сделал карьеру начальника пожарной команды города Севастополя и боролся с пожарами всю войну с 41-го до 44-го, пока весь город не был сожжён и разрушен. И всё это время он не имел ни одной царапины. Насколько я помню своё детство, он был отзывчивым высоким и уверенным мужчиной с сильными и добрыми руками. Свою последнюю награду он получил от советской власти в 44-м. Это были лагерь и смерть. Мир праху братьев!
    А теперь я возвращаюсь к моему последнему свободному дню, который начался в 7 часов утра после заказанного мною телефонного звонка. Проснувшись, я сделал анализ содержимого кошелька. До финансового краха было далеко, но я мог выделить для моей программы на выходные дни только три фунта. Любой перерасход означал, что я должен буду идти в аэропорт Хитроу пешком. Да, спуск с вершины является более опасным предприятием, чем сложное восхождение.
    Таким образом, в это утро я отправился в кафе на безвозмездный завтрак, несмотря на полное отсутствие аппетита и наличие головной боли после вчерашнего хорошего приёма. Отель остался моим единственным оазисом питания в пустыне лондонского изобилия. Симпатичная главная официантка приветствовала меня как старого друга, а затем пристроила за столик напротив привлекательного седого джентльмена. Да, я втёрся в доверие к Лондону, и, потому, она подобрала мне соответствующую компанию. Незнакомец, накрахмаленные скатерти и накрытый стол были в полном порядке. Я её поблагодарил и спросил своего будущего визави:
    – Вы разрешите?
Он просто кивнул головой, мы обменялись взглядами, оба понравилось друг другу с тех первых взглядов.
    – Я с континента и не смог выдержать полуночного банкета, как это могут тренированные спортсмены англичане, извините. Вы – победители.
    Он кивнул два раза и посмотрел с сочувствием.
    – Мой завтрак, как лекарство от головной боли. (Молчание) Надо немного чего-нибудь попить. (Три кивка головой)
    Я взял чайник и налил неполную чашку. Однако это был кофе, он был не для меня в той ситуации. Я с сожалением отодвинул чашку и посмотрел вокруг с безразличием.
    – Это не для моего бедного желудка. (Его «Хм»)
    Я начал рассматривать альтернативу своего временного голода: будет кружка пива денём, и ужин завтра в Москве. Почему нет? Вот упаковка джема, яйцо, хлеб. Всё это теперь моя частная собственность. И есть ещё моё хранилище пищевых продуктов в номере. О! Я не мог думать о той полукопчёной колбасе. Эгей! Есть также хорошие девочки из Аэрофлота со своими улыбками и закусками. Отечество не забудет меня. Так что я ещё немного подвинул мою чашку кофе в сторону и откинулся на стуле. Мне стало легче, и я начал в свою очередь изучать соседа. Его взгляд выражал понимание с долей иронии. Так что я сказал, цитируя Киплинга о трудностях корабля в штормовом море:
    – And the ship goes wop with a wiggle between…
    – And you are fifty north and forty west, – ответил он в продолжение цитаты.
    Мы улыбнулись друг другу, и тогда я представился без защитной легенды.
    – Я – двадцать к норду, семьдесят к осту. Игорь Князев, Советский Союз, Россия и Ко, рядовой социализма.
    – Строго на норд. Дрю Хэндли, средняя Англия, WG Пейс и Ко, сержант капитализма, – ответил он и мы пожали друг другу руки.
    – Как поживаете, мистер Хэндли?
    – Спасибо, всё хорошо. Могу ли я предложить вам своё содействие или помощь. У меня есть полезный медицинский препарат. Это лекарство от вашей болезни. Не сомневайтесь, я испробовал его много раз.
    Он вытащил из кармана и открыл небольшую плоскую бутылочку с коричневым содержимым, и, прежде чем я начал возражать, дополнил мою чашку до краю. Мистер Эндрю объяснил, что это природная смесь трав с некоторой долей алкоголя, налил в свою чашку также немного жидкости и выпил.
    Мой нос сообщили мне, что лекарство пахнет мятой с оттенком бренди. Это вызвало неприятные воспоминания о прошлом. Но это был мой шанс избавиться от головной боли, поэтому я приказал себе «попробуй!» и отхлебнул кофе.
    – О, извините за гиперболу. Вы не сержант, а генерал. Директор Westminster Bank Limited, по крайней мере. Спасибо вам большое, я, пожалуй, немного полечу болезнь! Удачи вашей медицинской практике.
    Я пил кофе с надеждой, как необходимую микстуру, хотя опасался нежелательных результатов. Однако опасения были напрасными. Микстура напоминала кофе с коньяком и побежала по внутренностям как неожиданный, но приятный посетитель.
    – А как долго вы в Лондоне?
    – Я приехал в Лондон на неделю. Уже привык, но завтра мне улетать. А вы?
    – Я завсегдатай Лондона, посещаю его часто. Как вы находите город?
    – Я видел много городов. И многие из них по-хорошему похожи друг на друга. Теперь я знаю почему. Все эти новостройки хотели быть копиями Лондона, и поэтому строились по его подобию. В некоторых из их частей, конечно. А Лондон является уникальным и образцовым городом. Думаю, я прав.
    – Может быть. Ведь это был первый из крупных европейских городов. А ваш бизнес был здесь успешным?
    – Моим бизнесом здесь была международная встреча в Британском институте стандартов. Я думаю, вы знаете, что все такие встречи с глобальными целями, как правило, очень успешны. И моя встреча – не исключение.
    Он кивнул, слегка улыбнулся и заметил, что он это хорошо видит.
    Я почувствовал себя лучше и поделился этим с мистером Хэндли. Моё возрождение дало ему очевидное удовлетворение. Он переживал процесс моего выздоровления вместе со мной. Очевидно, что был знаком с моей болезнью не понаслышке. А потом я съел свой завтрак и предложил ему посетить вместе со мной Национальную галерею, билеты за мной. Обойдёмся без пива, решил я. Это был ответ британскому союзнику, я должен был теперь его отблагодарить. От неожиданности предложения он засмеялся, но потом взял себя в руки. Причину его смеха я понял позже.
    – Спасибо, но сегодня я занят. У меня есть только два часа, и, если вы не возражаете, я могу сопровождать вас в прогулке по городу. Хотите, я налью вам ещё несколько капель моей панацеи? Я вижу, это вам помогает.
    – Это будет неплохо для нас вместе. На посошок! Значит, для улучшения и уточнения нашего будущего пути. Посошок – это просто тот же посох, но с оттенком в слове какой-то ласки и доброй иронии к этой вещи. Это так же, как чудная неделька вместо обыденной недели. Практический английский не имеет таких ручных, нестандартных поделок обычных слов с помощью суффиксов, как это делает русский. Дарю вам мой словесный подарок английской модели – «weekky», по-русски – неделька.
    – Вот видите, когда люди выпивают с симпатией друг к другу, в их словах появляется  какая-то скупая отзывчивость. Отсюда и ваш посошок.
    Мы быстро осушили за непринуждённой  беседой о несущественных предметах его ёмкость. Кафе к этому времени сменило посетителей, мы его покинули и вышли в просторный вестибюль отеля, где на страже оставался портье.
    – Мистер Хэндли, я пойду, взять пальто и карту Лондона. Давайте проложим наш курс на Трафальгарскую площадь, но не прямо, там я уже ходил, а чуть стороной.
    – Ваш бледнолицый брат поможет вам.
    – Спасибо. Теперь моя тропа не отклониться от пути моего старшего брата. Я буду вне опасности от последствий левостороннего движения.
    Подтянутый и спокойный мистер Хэндли посмотрел на меня с высоты своего накрахмаленного воротничка и сказал:
    – Мы встретимся здесь, не так ли?

                Song of Wine
Best wine? All kinds of wines dispense
From daily troubles, oppression senses.
    But strong wine drinks and vodka-rye
    Pick up us, so we as if die;
    Strong gin makes fools. The Lord
    Takes badly topers and affords
    All to forgot, to push them down;
     Much unpleasantness is here known.
But light grape wines are other scales,
They do the same, but gloomy fails.
With them great spirit of a man
Goes to good marry, creates begin.
      And non the less, there is our beer.
      No any rye may join us nearer.

КЛИП 2.10. ПРОГУЛКА НА СТРЭНД

I wander thro' each charter'd street,
Near where the charter'd Thames does flow,
And mark in every face I meet
Marks of weakness, marks of woe.
                William Blake
    Начну с того, что переведу не в заданном размере, но дословно с английского эпиграф Уильяма Блейка. В этом четверостишье он просто и ясно характеризует тот район Лондона, который, уверен в этом, мне предстоит описать вам в этом клипе. Правда, его картина отстоит от нашего времени лет на двести. Есть, что сравнить.

 Брожу, где по улицам вольно бродить,
 Где Темзы стихия свободно течёт.
 Следов обнищанья прохожим не скрыть,
 Бессилье и скорбь их сполна выдаёт.

    Стояла моя погода: голубоватое небо с нечастыми пухлыми облаками, которые надвигались по ветру с запада в виде белых парусов. Они закрывали солнце только на короткие периоды времени. Зелёная трава и обнаженные деревья Тависток-сквер были ясными и чёткими, доброжелательный Лондон был готов радовать и развлекать любопытных туристов. Город был чистым и светлым. День был чистым и светлым. Я был чистым и светлым. Это была моя погода, это был мой день и мой Лондон на день. Только смутное беспокойство о переменном характере погоды да понимание бесконечности и недоступности города чуть тревожили меня в предчувствии прелести этого дня.
    Увы, я чувствовал свою беспомощность и ненужность присутствия в Лондоне. Понимал, что только значительное ограничение моих желаний что-то увидеть и только конкретность программы дня может спасти меня от хаоса. Поэтому я выбрал в качестве цели дня надёжное и благотворное направление живописи. Я всегда нахожу специфику каждого нового города, в который забрасывает судьба, в его художественной галерее или хотя бы в краеведческом музее. Если вы попадаете в них, вы можете представить себе любой неизвестный город или даже район по наиболее чувствительным показателям их культуры и, возможно, даже по фактам истории. Выйдя из отеля, я утвердился в мысли, что должен использовать эту процедуру и в городе Лондоне. И поэтому мой опыт обязан быть ограничен экспедицией в галерею, Национальную галерею. Могло и должно быть ещё что-то, кроме живописи, но только после.
    Когда мы вышли из отеля, я вкратце изложил эти соображения мистеру Хэндли. Мы стояли на площади и щурились на ярком солнце. Он подумал и согласился со мной. Здесь мы начали наш диалог и прогулку предложенным мной курсом на юг, где моя часть материала будет предваряться литером -К-, а его, соответственно, -Х-. Я думаю, что это облегчит чтение. Я прошу прощения, потому что содержание диалога больше похоже на своеобразный протокол, документальную запись, содержащую только то, что заслуживает внимания, по моему мнению, в качестве интересной для вас информации.
    -Х- Ваш план хорош, но учтите, этот город полон галерей и музеев. Ближайший из них, следует упомянуть, находится на этой площади. Вы можете отправиться в любом направлении и найти по пути какую-либо выставку.
    -К- Да, но я хочу увидеть туалет Венеры. Я думаю, что она – первая леди Лондона.
    -Х- Может быть. А первый встреченный нами здесь памятник, вот та статуя Ганди. Почему? Он создал империи большие проблемы.
    -К- Если не сказать больше. Простите, пожалуйста. А что за ближайший музей?
    -Х- О, это еврейский центр или выставка. Экспозиция для посетителей посвящена религии и обычаям евреев.
    -К- Да ну, и что же там такое? Синагога, выставка или музей?
    -Х- Может быть, всего понемногу. Вы можете найти в Лондоне всё, что вы хотите. Но здесь расположен также офис главного раввина, суд, общежитие. Это их штаб-квартира. Можно их посетить, слегка отклонившись к северу, почему бы и нет?
    -К- Спасибо, я не стремлюсь видеть еврейские достижения в Лондоне. Я знаю их слишком хорошо на практике нашей жизни. Мог бы выступить в качестве консультанта по организации стенда, посвящённого первому правительству Ленина. Впрочем, такой у них, видимо, уже есть. Но я вижу, что Англия нуждается в некоторой дополнительной информации по данному вопросу. Я могу поздравить вас, потому что теория всегда лучше, чище и убедительней, чем практические эксперименты.
    -Х- Вы имеете в виду внедрение в практику идеологии Маркса?
    -К- И это тоже. Но он не воспринимается евреем. Он является, по сути, безродным космополитом, учредителем сообщества деструкторов нашего земного общества. Он стал интернациональным, даже антинациональным, хоть формально он и еврей, пророком атеизма, как присущей России ереси, новой ериси материализма. Впрочем, Европе тоже досталось.
Мы пошли направо вдоль отеля и повернули ещё раз направо по Вобурн-плейс. Мой спутник был согласен следовать по любой дороге и был ограничен только временем. Мы вышли на Рассель-сквер и далее на Сауфамптон-роу. Я объяснил мистеру Хендли, что означает, в моём понимании, иннацмзм как плод теоретических усилий Маркса.
    -К- Конечно, вы смотрите на Россию из Лондона и видите наши проблемы на большом расстоянии. Это гарантирует непредвзятый, но иногда, в какой-то степени, поверхностный взгляд. А вот и первый ресторан. Китайский Кайт-змей!
    -Х- Здесь больше всего ресторанов, затем музеи и памятники. Но теперь вы можете увидеть памятник герцогу Букингемскому, строителю империи. А ваши лидеры от марксистского иннацизма, разве они не построили государство, можно сказать, империю?
    -К- Вы видите, что тут от разрушителя Ганди до герцога-строителя всего сто шагов. Наши марксистские разрушители в борьбе за власть с первых их шагов были вынуждены стать строителями лжекоммунизма. Теперь они ушли от ответственности за разрушенное на костях миллионов бытие народа и успешно делают свой бизнес в системе социализма.
    -H- От ответственности за что?
    -К- За план развала и его безжалостное исполнение. Кто ответил за эту катастрофу в современной истории России. А никто. Однако в итоге после господина Ульянова-Бланка мы видим ряд нерусских царей, сменивших династию Романовых. Мы имеем династию инородцев, как говорят немцы, гастарбайтеров. Разве этого хотел обманутый народ?
    -Х- А что вы скажете о коллегиальном руководстве?
    -К- Руководстве чем?
    -Х- Всей страной.
    -К- Вы имеете в виду империю?
    -Х- Да, конечно.
    -Я- Мистер Хэндли, не замечаете ли вы некоторого противоречия: коллегиальное руководство и пирамида власти империи?
    -Х- Может быть, но в таком случае, что же насчет нерусских царей?
    -К- О, это очень просто. Это марксистский трюк, превращение национального меньшинства населения России в интернациональное большинство для всех без исключения государственных структур вплоть до Центрального комитета. Тут мы можем говорить о нерусской вершине государственной власти.
    -Х- Извините, я не понимаю. Я думаю, что вы сможете объяснить мне этот момент более чётко после того как мы сделаем некоторую коррекцию нашего пути.
    Он обратил внимание на Блумсбери-сквер и объяснил мне, что Британский музей расположен правее нашего оптимального курса на юг. Отвлекаться на это чудо было выше моих возможностей. И если бы только это!
    -К- Мы с вами коснулись узловой точки нашей системы. Я вижу ваш интерес, но боюсь, что буду беспомощным в нашей блиц партии без какого-либо примера. Скажите, пожалуйста, какой период истории вызывает у вас набольший интерес. Возможно, вы предпочитаете классический?
    -Х- Да, классический Рим представляет поучительную историю.
    -К- Для империалистов.
    -Х- Не только для них, поскольку у нашей цивилизации есть долг по отношению к Риму, как у Рима к Греции. Дело в том, что теперь у нас создан мир интегрированной цивилизации, ему-то классика и поучительна.
    Группа подростков появилась из-за угла с весёлой суетой вокруг пустой банки из-под пепси на тротуаре. Один из них послал банку в аут, чтобы она была раздавлена под колесами автомобилей. Подростки обтекли нас по направлению к Паркер-стрит, обдав дымом сигарет. И мы, выходя на улицу Грейт-куин, и проезжающий автомобиль, как я заметил по его глазам-фарам, были слегка шокированы нарушением правил футбола.
    -К- Понимаю, классическая культура укрывает от хаоса молодой улицы наш интегрированный мир.
    -H- Да, и это неплохая гавань. Однако, что о примере?
    -К- Извините. Существует версия, что Рим был разрушен нелатинскими по их национальности императорами. Они предпочитали одну, родную им провинцию всей стране. Так и заезжий в Москву ЦК предпочитает теперь все нерусские губернии, грабит Великороссию.
    -Х- И таким образом Россия становится дойной коровой!
    -К- Да, для многих баронов, атаманов, князьков, баев и эмиров в рядах госаппарата.
    -Х- Но можно предположить, что идёт процесс русификации окраин. Это как если бы коровы с пастбища когда-то вернулись домой.
    -К- Простите, куда они когда-то будут возвращаться?
    -Х- Вы наблюдаете длительный процесс с дальним прибыльным финалом.
    -К- Да, но он реально означает сокращение населения в российских деревнях.
    -Х- Такой негативный процесс имел место в каждой стране.
    -К- В Англии людей съели полезные овцы, но и в России их едят ненасытные волки.
    Мы вышли на перекрёсток Лонг-Акр и Друри-лайн и остановились по моей инициативе. Я чувствовал беспомощность своих слов. Никто не поймет мёня. Лондон, Англия, и вся Европа, все они вполне удовлетворены своим сегодня. Они изобильны и безопасны для жизни, не имеют никаких дел с безлюдными деревнями близ Онежского озера и обездоленными городами нашей глубинки. Настал момент, чтобы изменить тему, и я спросил о первом необычном, что попало мне на глаза. Я указал налево, где стояло странное массивное здание со звездой на башне, выходящим на перекрёсток улиц острым уступом в виде усечённого клина или носа дредноута. На самом носу, на срезе, был импозантный вход под массивной башней. Пятиконечная звезда на макушке башни навевала воспоминания о советской родине.
    -К- А что это такое, что за замок со звездой? То ли храм, то ли казарма гвардии, надеюсь, не красной.
    -Х- Сожалею. Но… O! Извините меня, сэр! Наш гость поинтересовался… Не  скажите ли, что за здание вот там привлекло его внимание? – обратился мистер Хендли к проходившему одинокому встречному пешеходу.
    Розовощёкий джентльмен с лёгкой сединой и слегка вьющимися из-под шляпы волосами, лишь бегло взглянув на нашу пару, сказал, замедлив шаг и с иронической улыбкой, что здесь с незапамятных времён процветает таверна свободных каменщиков, в которой они отдыхают за чаркой от тяжких трудов и надоедливых жён.
    -Х- Вспомнил! Премного обязан, сэр. Это Мейсон-холл. Английская штаб-квартира ордена of the United Grand Lodge. Тут и храм, тут и форт, поэтому недаром эта строгая массивность, тут и библиотека. Тут и бар для отдыхающих.
    «Не стоит благодарности», и мы снова остались одни. И тут я понял смысл серии вывесок, которые увидел на другой стороне улицы Грейт-куин. Это были: масонский благотворительный фонд, масонский институт для мальчиков и, отдельно, для девочек. Все они были Royal или королевские. Здесь готовился персонал мастеров и хозяев Лондона. А мы подошли к невидимой социальной оси в Лондоне, в стране, и, возможно, во всём мире. Это был ещё один, а, может, один и тот же реальный Гринвичский меридиан нашей планеты. Настала моя очередь удивляться такому открытию.
    -К- Вы можете не поверить мне, сэр, но я даже никогда не думал, что увижу такое. Мэйсон-холл! Это фантастика.
    -Х- Почему же? Это реальность
    -К- А потому, что эти самые каменщики для наших идеологов и всех их учеников – это всего лишь только анахронизмом истории. Как будто бы, мы должны забыть, или не знать, про эту реальность, про эту могучую, в смысле внешней суровости, штаб-квартиру.
    -Х- А чем это важно для вашей тоталитарной, пардон, однопартийной системы?
    -К- Партия является аморфным образованием, миллионы не могут быть едины. А если наши идеологи говорят «нет», а вы можете не сомневаться, что это, возможно, и «да». В этой задуманной неясности предмета состоит правило игры для миллионов беспартийных и, одновременно, партийных людей. У масонов же не побалуешь, вот где всё жёстко и без дураков. Похоже, их штаб внутри, по Маяковскому, для веселья слабо оборудован.
    -Х- Я думаю, здесь, в Лондоне, мы, прежде всего, видим любовь к традициям. Мода на средневековье. Это цеха сапожников и каменщиков, честные менялы, склонность к теологии и так далее. Даже в архитектуре их современного здания есть что-то мистическое. О, я понимаю ваш скептицизм. Здесь объединились и деньги, большие деньги, конечно. Это и цитадель денег! Это форт закрытого Лондона.
    -К- А я думаю, не только Лондона, но и третьего Рима. Вы же знаете, что это замкнутая и сверхсекретная организация. Совсем, как наши закрытые обкомы партии, вся номенклатура. Бесконтрольно им можно делать всё, что они хотят, что считают сегодня целесообразным. О, что за необычное здание! Я счастлив, я это вижу. Может быть, вот те окна на третьем полуэтаже принадлежат отделу России. Просто, мои родные окошки.
    Г-н Хэндли засмеялся, посмотрел на часы, и мы пошли вдоль Лонг-акр, глядя на указанные мной зашторенные окна. Он заметил, что власть лондонских клубов, включая свободных масонов, плюс мистика и тайна этих окон не имеют никакого отношения к нашей партии, бюрократическому аппарату потому, что это невозможно. Его лицо излучало доброжелательность, он понял шутку. Может быть, не английскую, но шутку.
    -К- Нет, нет! Это не шутка. Я действительно очень счастлив. Считайте, пожалуйста, что это так. Реформы Петра первого начались отсюда, поскольку все лучшие и возлюбленные советники Петра были масонами. Дальше был заговор масонов 1825 года и как результат многие годы застоя Николая I. А две российские революции? Все лидеры были масонам. Сцена русской истории полна этими мастерами. Мы видим тут питаемый с Запада неиссякаемый фонтан масонских начинаний вплоть до наших дней.
    -Х- Что касается меня… Я никогда не рассматривал перечисленные события с такой необычной точки зрения. Может быть, вы правы в качестве наблюдателя истории, но сегодня… Я думаю, что вы переоцениваете ситуацию в вашем подконтрольном обществе.
    -К- Наше общество находится под контролем только до определенного социального уровня. Оно не контролируется выше него. Однако я говорю не об этом. Здесь мы видим с вами огромный холл и даже его службы. Это означает, что ситуация здесь находится под контролем. Хотя, кто тут кого контролирует? Но мы, у себя, не можем увидеть даже шалаша какого-нибудь каменщика, мы ничего не можем видеть или слышать об этой проблеме в России. Это означает, что братья, безусловно, высокий уровень общества, который вне контроля, заняты сугубо скрытой работой, не любят дневного света!
    Мы повернули левее, и пошли по Боу-стрит мимо роскошно оформленной в золотом, белом и красном Оперы к Лондонскому музею транспорта. Г-н Хэндли комментировал объекты по мере того, как мы проходили мимо, не теряя нити разговора.
    -Х- Даже если вы правы, что они могут сделать из столь глубокого подполья?
    -К- Учитывая свои прежние достижения, они могут очень много, тем более, что подполья, как оно понимается, вовсе и нет. Есть внешняя закрытость. На их холле в России просто нет вывески. Возможности мастеров немалые, что у вас, что у нас. И если вы еще не слышали об их успехах, то это означает, что они контролируют всё, что хотят, и удовлетворены вашей ситуацией.
    -H- Выходит, и вашей тоже.
-К- Я не знаю. Время покажет степень их удовлетворения. Но теперь я начинаю понимать ещё одну тщательно скрытую от глаз причину застоя в нашей общественной жизни и в экономике. Братья вполне могут готовиться, чтобы повторить трагикомедию 1917 года.
    -H- Что вы имеете в виду?
    -К- Голодный бунт в Петрограде, когда закрома России были полны зерном. Вот ключ к истории событий в столице в феврале 17-го: свободные каменщики в правительстве царя-батюшки были свободны от национальных интересов России.
    -Х- Сейчас мы находимся в очень интересной части Лондона. Здесь много достопримечательностей, которые пропускаем, но только не наш известный 14-ый полицейский участок. Улица дала свое название знаменитым бегунам с Боу-стрит, от которых не удрать. Они были основателями Уголовно-правового департамента – CID.
    -К- Основателем нашего КГБ была ЧК. Наши также были неплохими бегунами за нарушителями, но их первейшей целью, по декрету об основании, была охрана правительства новоявленных пришельцев из эмиграции от всего населения страны.
    -Х- Я понимаю, издержки революции. Мы можем найти аналогичные эксцессы каждый раз, когда происходило изменение правления любой страной.
-К- Да, я согласен. Но в России произошло не простое изменение. Это было превращение русского правления в международное. Сделано это было под прикрытием лозунгов революции, в основном, представителями нацменьшинств, ставших вдруг космополитами. К власти пришёл иннацизм. Это было уникальное даже в мировом масштабе и унижающее Россию историческое событие.
    -Х- О, я знаю. Это была революционная волна, которая сопровождалась массой эксцессов и жестокостью. Но это в прошлом.
    -К- Почему же всё в прошлом? Теперь у нас эволюция. Вы знаете, кто является главным куратором запретов и насильственного подавления этой самой эволюции?
    -Х- Я думаю, что мистер Андропов.
    -К- Вы знаете только его кличку. Это полнокровный сын Израиля, но предпочитает он партийный псевдоним, прославивший его как жесткого героя при усмирении Венгрии. К тому, психо-тюрьмы и поп-мученики диссиденты – это тоже, похоже, его изобретения.
-Х- Почему вы так откровенны со мной?
    -К- Видите ли, может быть, это потому что мы с вами чуть-чуть в западном полушарии. Однако мы также можем быть откровенными в России без каких-либо ограничений один на один с друзьями. Опасна публичность. А здесь мы должны попрощаться с вами навсегда, может быть, на соседней улице. Так что у меня нет никакого риска.
    -Х- Я понимаю. Кстати, мы немного, но в восточном, почти на нуле. А ещё, мы затронули здесь некоторую общую информацию о вышеуказанных процессах, однако у нас нет возможности рассматривать закрытые детали.
    -К- Я бы нарисовал по городу жирную черту нулевого меридиана. Для наглядности. Тут, дело такое. Информация и в общем, и в деталях известна в России всем, кто ей интересуется, но её нет в открытом доступе. Таким образом, тема нашего разговора не секрет, она доступна посвящённым и заинтересованным. Другое дело, что её не существует официально, так же, как проблемы деятельности свободных братьев.
Мы повернули направо и скоро вышли на Тевисток-стрит и Саутгемптон-стрит. Как только я увидел их имена, я сообщил об этом.
    -К- Смотрите, снова вернулись на Тевисток. Думаю, что это верный симптом нашего скорого расставания. Похоже, мы прошли по всему древнему Тевисток-просёлку к реке.
    -Х- Никогда об этом не думал. Но возможно. В корне названия – «скот, запасы», а рядом набережная и наше расставание. Но перед этим вы должны выпустить кота из мешка.
    Я чувствовал его интерес, а случай мне помог высказаться. Я был рад, что не упустил этот шанс, что разговор дорогой состоялся по моему плану и Лондон помог мне.
    -К- Там нет даже котенка. Что за красивый и богатый город мы прошли и без каких-либо знаков бессилья и скорби у прохожих, как у Блейка, очевидца прошлого!
    -Х- Да, мы увидели сегодня один из богатейших уголков мира, городок из золота! Блейку это и не снилось. К сожалению, мы не договорили до конца. Я хотел бы знать ваш прогноз для России, ваше предположение, кто будет следующим в династии инородцев?
    Тут перед нами открылся простор проспекта Стрэнда и мы остановились. Магистраль была пустынна, и это располагало к неторопливому разговору. Но мистер Хэндли уже спешил. Это было неплохо, потому что я устал от долгого и напряжённого диалога, и хотел, побыть некоторое время один.
    -К- Касаясь вашего вопроса, на троне феодо-коммунизма в России я вижу только одного следующего царя, после ухода в небытие нынешнего. Это будет, вероятно, наш герой принципа «die Ordnung». Это будет первый стопроцентный, чисто еврейский, царь.
    -Х- Означает ли это благополучие для страны? Ведь народ и власть, включая инородцев, все находятся в одной лодке.
    -К- Это неоднозначно. Тут существуют большие риски. Они использовали славян, чтобы восстановить свой генофонд, воспитать с высшим образованием и безо всякой оплаты свои последние поколения, создать некоторые материальные или валютные резервы. Я не говорю, о таких мелочах жизни, как городские квартиры. А теперь, кто знает, каковы их следующие планы? Хорошего много не бывает, хочется ещё лучше.
    -Х- Почему, кто знает? Это хорошо известно, что укрепление власти приводит к росту благосостояния народов. Думаю, то же и в России.
    -К- Для всех стран и уездов обогащение верхушки приводит к росту благосостояния, но это международное правило не для улусов нынешней России с их теневым богатством.
    -H- Ну и ну. Вы, что же, ждёте, что круг замкнётся на исходном состоянии 17-го года?
    -К- Да, такое не исключено. Тут не теория заговора, а неумолимая практика жизни. Они коллеги для вас, но не для нас. Много лет они больше или меньше, но хозяева в нашей стране. Нынче они только качают лодку, но кто знает, что они будут делать завтра.
    -Х- Культура любит динамику.
    -К- Безусловно. Но на деле есть культура и менталитет отдельно русская и отдельно иннацистская. Запад есть Запад и, по Киплингу, есть Восток... Мы по своей природе разные, мы никогда не сможем быть братьями и сестрами в третьем Риме. Вот в чём главная опасность.
    -Х- Я не понимаю, почему для вас они так сильно отличаются?
    -К- Мы работники, конечно, в широком смысле слова. До такой степени, что на нас можно ездить. А они, при всей своей скрупулёзности, внимательности и эгоизме, они только интерпретаторы, оформители и переводчики. Это их ахиллесова пята. И хитрость. Она такая большая, что у них есть шанс перехитрить самих себя.
    -Х- Но культура, ведь это поле для успехов. Здесь мы можем слышать много известных имен. Я думаю, что именно это является вашим общим достижением.
    -К- Без сомнений. Они использовали свои собственные и наши национальные корни. А кто, против? Только мы против изменения нашей культуры, наших национальных взглядов и традиций. И здесь мы видим серьезную опасность, поскольку такие изменения затрагивают основные положения в области образования, средств массовой информации и так далее. Но это уже другая и серьёзная проблема, не для разговора на ходу.
    -Х- Да, это серьёзная проблема.
    Мистер Хэндли остановил такси и подал мне руку.
    -H- До свидания, мистер Князев. Я благодарю вас за приятную беседу. Вот моя визитная карточка.
    -К- До свидания, мистер Хэндли. Я также благодарю вас за приятную прогулку и интересные пояснения. К сожалению, у меня нет визитки, прошу извинить нашу систему.
    Такси отъехало налево от входа в заведение «Парадизо е Инферно», что означает «Рай и Ад», рядом с которым мы стояли, а я пошёл направо к Трафальгарской площади. Редкие автомобили и прохожие не придавали Стрэнду живости. Уже открытые магазины и кинотеатры ждали пока напрасно своих сегодняшних гостей. Иногда Стрэнд становился абсолютно пустынным. И вдруг я вспомнил пустынное шоссе под Севастополем и мою послеобеденную прогулку на велосипеде. Шоссе передо мной имело пологий спуск в очень широкий овраг или небольшую долину с выходом к морю. В долине лежала сонная и тенистая деревня Любимовка. По долине змеился небольшой поток, который был хозяином и созидателем этого зелёного оазиса между высохших склонов оврага. Дорога впереди меня была свободна, уходила в тень деревенской улицы и убаюкивала зноем. В этом для меня крылась опасность. Я катил с горки после лёгкого поворота налево, расслабившись, ближе к левой кромке шоссе, совсем, как редкие машины на просторном Стрэнде.
    Да, я был один на этом склоне холма и не совсем проснулся после сиесты. Встречный ветер и повышенная скорость моего железного коня были единственным моим мироощущением. Я быстро приближается к белым охранным столбикам резкого поворота направо под заманчивые тени огромных деревьев. Были два варианта: нажать на педали, с силой тормозить, прижавшись к правой кромке шоссе, или вписаться без усилий в поворот по большой дуге с левой стороны шоссе. Второе было легче, и мое тело стало входить в крутой поворот на предельной скорости спуска.
    Ура, скорость и свобода птицы! И вдруг я увидел на повороте мою судьбу в виде тупого радиатора огромного грузового автомобиля с изображением зубра над ним. Да, мы с водителем оба спешили на нашу первую и последнюю встречу. Зубр появился из-за деревьев, увеличивая скорость перед подъёмом из долины, держась правой стороны. И тут произошло чудо, время остановилось. Я поднял глаза и увидел водителя, рассмотрев его в мельчайших подробностях так, как будто у меня были для этого длинные секунды.
Водитель был слабый телом пожилой труженик в выцветшей серо-голубоватой майке с худым лицом и редкими волосами, думаю, пенсионер. Этот маленький человек и огромный грузовик, они, вроде бы, не были созданы один для другого. Сначала он не обратил на меня никакого внимания, но время остановилось, и он перевёл свой отрешённый взгляд на мои глаза. Вне реальности, внезапно, мы поняли друг друга, сделав вместе абсолютно невозможное. Время снова пошло, но мы жили теперь в другом мире и стали другими. Он повернул руль резко влево, и, в тот же момент, я сделал предельно возможный зигзаг и тоже влево. Мы разошлись разными путями на минимальном расстоянии справа друг от друга, как проезжие делают на Стренде, и навсегда.
    Время идёт, я могу забыть мистера Хэндли и наш разговор с ним, но я никогда не забуду водителя в старой майке и его глаза, когда время на мгновенье остановилось.

            Song of Turn
- A natural radical would be no more
If he’d not make somebody luck.
All peoples’l be happy, but only to-morrow.
And now it’s flourishing his native folk.
As their old folk was so poor and such needless,
Radicals made rebels against all palaces.
- So radicals had brought two our revolutions,
They were the lefts and the progressive lords.
The sign of equality became their solutions,
They were commissars of high ranks, of course.
The all was OK, but they were very tired;
“Equality is uncomfortable!” – cried.
- And here the radicals turned right as werewolves,
They ceased to like collectives and their life,
Forgot an attacking clas, liked a farm-house,
They robbed all banks and cried “take thieves!”
Yes, our masons have began as good left,
But now their left is so overall laughed.

Клип 2.11. НАЦИОНАЛЬНАЯ ГАЛЕРЕЯ

Is life an hundred years – or e'er so few
'Tis repetition all, and nothing new:
A fair, where thousands meet, but none to stay;
An inn where travelers bait, then post away…
(Надпись на могильном камне перед
             Grave cottage около городка Dorking
             market)
    Представляю русский перевод четырёх строк эпиграфа, которые я нашёл, копаясь в старых английских книгах фонда питерской Публичной библиотеки.
Течёт ли жизнь сто лет иль лишь момент,
Всё повторяется, и нового в ней нет:
В ней праздник тысяч мимолётных встреч,
Но всё исчезнет, память не сберечь…
    Увы, многое в мире лишь повтор, но Лондон, на мой взгляд, как уже упоминалось выше, сам стал образцом для многих повторов европейского градостроительства.
    В то ясное утро я не спеша двигался к Трафальгарской площади туристической тропой Стрэнда, а по пути вошёл под своды галереи перед обувным магазином, глянул на товар, который сбежал из изобильного торгового зала, чтобы немного охладиться в уличных лотках. Не тут ли на Стрэнде купил злосчастные туфли лорд Баскервиль? Я был в Лондоне уже почти неделю, а его лавочное богатство, особенно обуви, всё еще меня удивляло. Но этот побег обувных изделий был успешным только для одиночек туфлей, ботинок и сапог различных размеров и форм. Их счастье было вдвое меньше возможного по причине стыда и сожаления, возникшего у них из-за бегства от их близнецов. Я не знаю ничего более жалкого и бесполезного, чем обувка без пары, вне зависимости от её красоты и добротности. Это не лучшее решение хозяев магазина, показать покупателям этих несчастных одиночек, решил я, двигаясь дальше.
    Нет, у меня не было желания тратить своё дорогое время в Лондоне на анализ цен абсолютного неприступного для меня обувного рынка. Такая же ситуация была и на любых других рынках. Это не моя проблема, покупать здесь что-нибудь из обуви или других вещей. Их будет покупать моё государство, а мой долг, быть начеку и не упустить нужный дефицит на нашем рынке, поймав его там с помощью моих деревянных рублей. Такая простая метаморфоза, чтобы отправить наш вполне весомый по стоимости и примерно равный доллару рубль в денежное изгнание. Наши экономисты разводят огонь под подотчётной им экономической структурой, под нашим будущим. Гип, гип, ура яйцеголовым и длинноносым, в смысле хорошего нюха!
    Тут я увидел вывеску нумизматического магазина. Он был для меня как интересный музей, и я вошёл. Я стоял перед застекленными столами-ящиками с банкнотами, которые занимали одну стену более длинную, чем ширина магазина. Это была интересная выставка визитных денежных карточек разных времен. Я ощутил лёгкое неудобство от моего визита в этот магазин. В нём были два продавца, а я стал вторым посетителем. Православная религия считает, что любопытство – это грех. Только профессиональный интерес может приносить плоды, а я даже не любитель. Я состоял в числе многих любителей разных занятий и увлечений, но не нумизматики.
    Однако я вспомнил, что у меня тоже был интерес в этой сфере, потому что уже давно хотел знать цену одной серебряной монеты, которую хранил как память. Это был подарок моего дорогого рыжего друга Витьки, ныне ушедшего от нас полковника Виктора Викторовича Бочарова, однокашника дней военно-морской молодости, службы на Дунае и доброго спутника многих лет моей взрослой жизни, в которой мы дорожили нечастыми встречами. Во время войны он был юнгой на танкере, на котором его отец был капитаном, ходившем на линии Владивосток – Сан-Франциско по поставкам Ленд-лиза. В одном из рейсов Виктор и раздобыл эту монету. А однажды, по его рассказу в минуту откровения, капитан с позором изгнал его с мостика потому, что сынок, стоя на вахте, перепутал команды право и лево руля.
    – Извините, у вас есть половина серебренного доллара 1944-го года, либерти?
    – Прошу прощения, сэр. У нас нет этой монеты сейчас.
    – Да? А сколько фунтов в ней сейчас?
    – Около двадцати пяти, в соответствии с состоянием монеты.
    – Большое спасибо.
    Это был достойный разговор господ, заслуживавший на Стрэнде внимания. Так что я вышел из магазина с полным комфортом. Избранный мной курс не был ошибочным.
    Покинув магазин, я решил для себя не посещать в этот день никаких торговых точек в этом богатом городе. Да, это большой город, полный обуви и монет, но ни один мой час не должен быть потерян. И далее я отступил от этого правила игры, при всех соблазнах рынка, всего только два раза. О! Теперь я должен быть осторожным. И никаких посторонних разговоров, я могу быть интересен для Лондона единственно в качестве редкого насекомого, и не более того. Вот Лондон является для меня интересным объектом со всех точек зрения, и поэтому я должен взять от него столько, сколько смогу, и по самой низкой цене. Это была инженерная задача, и я был обязан её решить в срок.
    Первое исключение ждало меня тут же на Стрэнде. Я шёл мимо офисов, агентств, модных заведений, театров и магазинов, магазинов. Мои глаза фиксировали разные имена владельцев и названия. Я задержался возле оружейного магазина, который появился передо мной, как солнце демократии. Это была совершенно неизвестная мне до того момента картина витрины с оружием, с огнестрельным оружием для продажи людям. Не деньги или монеты, но оружие, символ и инструмент свободы для реального человека, а не постового. Опыт моего поколения показывает, что беззаконие не зависит от отсутствия или наличия денег. Другое дело, оружие. Коммунисты для обеспечения тотального режима своей абсолютной, а значит, беззаконной власти обеспечили себе полное разоружение советского человека. Система дублирована для надёжной зависимости личности от государства, включает в себя безоружного человека с неконвертируемыми рублями, исключающими бегство от системы.
    Вот они мои возлюбленные пистолеты и винтовки! Да, я не равнодушен к плавающим и стреляющим вещам. Таким образом, мои ноги привели меня в этот арсенал, который был расположен в большом помещении с двумя залами. Вход в задний зал был закрыт занавесом. Но я узнал об этом позже. И только один престарелый джентльмен, обличие которого соответствовало образу мистера Пиквика, охранял всё это богатство, так же, как и я, был здесь единственным возможным покупателем. Я понял, что все эти пистолеты-пулемёты не имеют успеха в Англии.
    Таким образом, я осмотрел экспозицию оружия, а мистер Пиквик, вероятно, хозяин заведения, тактично сопровождал меня взглядами. Наконец разговор стал неизбежным, и я спросил его о юридических формальностях покупки оружия. Он был рад объяснить мне процедуру, понял, что я иностранец, был вежлив и краток. И тогда я совершил ошибку. Вместо того, чтобы достойно ретироваться, я заинтересовался наличием выкидных ножей, потому что эта модель не была обнаружена мной на стендах среди множества разных типов холодного оружия. Такой образец мог стать желательным призом советскому специалисту, как некий запретный плод и символ прорыва железного занавеса. Но тут мистер Пиквик изменился в его поведении. Он стал суровым моралистом.
    – Вы можете иметь много неприятностей, если полиция этой страны найдёт у вас нож такого типа.
    Очевидно, он чувствовал себя часовым на страже обороны нации и, поэтому ледяным тоном и с недоверием в глазах задал вопрос от щепетильного Лондона.
    – А что за страна ваша родина?
    – О, конечно. Я из Югославии, это недалеко, к востоку от Канала.
    И тут я увидел следующие метаморфозы мистера Пиквика. Сначала его лицо посуровело, а с уст сорвалось: «Э! Тито…». Потом его возмущённый вид защитника права сменился вполне доброжелательным обликом. Похоже, я стал для него перспективным покупателем. Он решил не церемониться со мной, отдёрнул занавес, и попросил меня пройти в следующий зал. Я, было, подумал, что там у него спрятаны пулемёты или базуки, но увидел совсем другое. Высокие цены в арсенале компенсировались очень низкими ценами одежды, которой была забита эта часть оптового магазинчика.
    – Вот плащи и дождевики, лёгкие полупальто. Взгляните, пожалуйста! Многие из них и большими партиями недавно были куплены вашими соотечественниками. Да, да. Партиями, цены при этом очень хорошие. Идите сюда, проходите, пожалуйста!
    – Понимаю. Наш климат требует плащей. Спасибо. Я должен идти. До свидания.
Выйдя из магазина, я оглянулся. Мистер Пиквик рассматривал меня сквозь витрину с подозрением. Я представил его себе как члена нашего парткома, но отверг эту мысль, поскольку этот непримиримый борец не вписывался в реалии нашего сегодняшнего мирного комитета. В эту структуру партии теперь отбирались только легко управляемые и терпимые мужики без каких-либо амбиций. Изредка в парткомы попадали и женщины, но одиночками и для украшения. Таким образом, время бдительных стражей у нас закончено, он был бы очень полезным человеком для партии, но лет двадцать назад. Теперь мы видим полную политическую индифферентность восемнадцати миллионов членов партии. Это означает, что официальная внутренняя политика и идеология партии – это только игра, обращённая к каждому человеку. Я давно не встречал мистера Пиквика и среди рядовых членов партии, которые дремлют на собраниях. Местные власти всех уровней и назначения – вот только одна реальная сила для поддержки партийной системы, поскольку партия ставит их к рулю своей системой отбора кадров. А мощь Кощея бессмертного в Кремле поддерживается силой аппарата и органов. Рядовые – не в счёт.
    Наконец я вышел на Трафальгарскую площадь и остановился. Передо мной была красивая картинка, и я глядел на неё во все глаза. Я видел историю, архитектуру, современный светлый и утренний город. И надо всем этим витала личность человека-творца. Да, Москва также была построена не сразу. Так и здесь, на этой площади, был виден замечательный грандиозный результат труда веков. И тут я вспомнил старинную гравюру с видом на Вестминстер как раз с того места, где я стоял. Тут раньше было обширное поле, луг или выпас с просёлками, а там, вдалеке, тянулся неожиданно низкий забор с деревьями внутри монастыря, бывшего центром картины прошлого. Так я расшифровал сегодняшний вид на площадь, а затем отправился к Национальной галерее.
    В моей голове зародилась преступная мысль подзаработать. специалисты по туризму, я вас приветствую и продаю вам, о – ужас, идею. Вы надёжно можете возбудить любопытство рядовых посетителей этих мест, увеличить их количество, показывая им существовавший здесь века назад зелёный луг, выпас, от Чаринг-роуд до аббатства. Это такое простой способ, поставить каменный столб со щитом, где все могли бы увидеть ту старую гравюру, о которой я вспомнил. Остальное подскажет воображение. К сожалению, у меня нет денег, чтобы помочь вам реализовать этот оригинальный проект.
    Как я уже говорил раньше, я встал на туристический конвейер. Всё, что я видел и даже думал, всё это было замечено и обдумано одиннадцатью миллионами посетителей, и так каждый год. И то же самое будет в будущем. Что я могу добавить ко всему, что было об этом уже написано и сказано? Мой вклад в эту информационную базу может быть лишь оригиналом несовершенства моего личного восприятия, и ничем более. Так что в рамках этой тривиальной темы отчётливо видно, как угасает мой энтузиазм рассказчика, и я прошу вас быть ко мне более или менее снисходительными.
    К моему удивлению, посещение Национальной галереи было бесплатным. Вот отчего тогда развесилился мистер Хендли. Хорошее правило. Народ не может платить сам себе, раз галерея национальная. А туристов, как их вылавливать? Я был очень рад увидеть большой прозрачный ящик, висящий на стене, который был полон денег от добровольных взносов на поддержку музея. Я решил, что мой визит в галерею по маршруту «быстрое посещение» был в этой массе купюр уже оплачен. Соответствующее руководство для людей с ограниченным временем посещения включало шестнадцать шедевров галереи.
    Это было то, чего я ждал от Лондона и, в первую очередь, среди них была Венера Диего Веласкеса. Все они прошли передо мной, когда я ещё не устал и был полон внимания. Это была удача, что я нашёл такой путеводитель. Шедевры были великолепны, а Веласкес и старик Рембрандта среди них. Эти две картины были как два граничных знака жизни человека: неосторожность молодой красоты и беспомощность мудрой старости. Это стандартный ход и исход жизни и гения, и любой заурядности. Что я могу добавить? Только то, что в моём родном Эрмитаже хранится десять раз по шестнадцать таких шедевров, и больше ни слова сравнения этих сокровищ, потому что это другая тема.
    Я обошёл залы музея справа налево, затем осмотрел центр и спустился в нижний этаж коллекции, картины которого могут быть признаны вторым уровнем качества и мастерства. Это нечто похожее на запасники Эрмитажа, хотя последние содержат много работ экстра-класса, на подобие тех, что выставлены на главном этаже галереи. Я провёл в галерее около трёх часов. Постепенно острота моего восприятия картин уменьшилась, а в последний час я рассматривал не картины, а музей и посетителей. Я думаю, что принятое архитектурное решение построить музей без окон было не из лучших. По моему мнению картины хотят жить не в бункере, а в нормальном человеческом доме. Они тоже обладают душой и просят дневного света.
    И здесь мы видим неоспоримость утверждения теории Тейяра де Шардена, что каждая вещь имеет свою душу, а степень духовности различных объектов природы может отличаться. Живопись и скульптура являются прекрасным полигоном для проверки плодотворности этой идеи философа. В них мы действительно можем изучить или оценить степень таланта художника или, точнее, видимой духовности его произведения. Несомненно, что каждая картина формирует вокруг себя особую атмосферу или своего рода поле духовности. Это оказывает влияние на моральный дух и, возможно, даже на состояние здоровья владельца или постоянного зрителя любой талантливой работы. но такой эффект не может быть реализован при беглом осмотре картины. Он проявляется только при длительном и благожелательном созерцанием. необходим постоянный контакт с изображением или скульптурой. Так что я думаю, пусть меня извинят музейные работники, что любая галерея, или временная художественная выставка, абсолютно бесполезна для большинства посетителей. Они могут получить более подробную информацию из соответствующих книг или альбомов с иллюстрациями и пояснениями.
    Понятно также, что степень влияния произведения на зрителя обусловлена спокойствием и интимностью обстановки, а также культурно-образовательным уровнем аудитории или зрителя. А гениальные шедевры способны воздействовать на зрителей удивительно благотворно даже в музейных залах. Но практически каждая художественная работа с её душой создаётся для персонального использования, и в коллекциях тоже.
Это удивительно, как в собраниях картины дополняют друг друга. Группа изображений имеет новое поле, которое не является простой суммой полей отдельных картин. Они создают неожиданный эффект особого стиля коллекции, своего рода сокровища. Таким образом, коллекционер, например живописи, становится также автором этой новой духовной работы. Отсюда необъяснимая однлй лишь корыстью страсть к коллекционированию. И для меня смешно слышать от марксистов, что искусство, по Ленину, принадлежит народу.
    По-настоящему, каждая работа настоящего искусства, как и женщина, может принадлежать только любителю, любящему. В этом её функциональное назначение и внутренняя, духовная, сущность. Конечно, при этом мы не рассматриваем монументальное искусство. Да, я очень рад, что есть такие национальные галереи, и сам страстно поддерживаю идею музеев. Однако мне кажется, что все они, как зоопарки, но не для редких зверей, а для прекрасных изображений или скульптур. Каждый узник зоопарка мечтает быть свободным, но настоящая свобода для произведения искусства означает, что у него есть владелец, способный понять его душу. Кстати, по Тейяру, душу, в разной дозировке, имеет и камень и, значит, абстракция в искусстве тоже. Но тут, я думаю, чем больше в ней абстрактной халтуры, тем меньше души.
    Возвращаясь к Национальной галерее, разумно предположить, что она является музеем интернациональной культуры. Действительно, перед нами часть большой европейской цивилизации, но без каких-либо современных усовершенствований в абстрактном стиле. Да, музей – это изыскано европейский центр великобританского консерватизма, принятый в качестве основной точки опоры для традиций и стабильности жизни народа. Для меня стало ясно, что, по сути, британский нобилитет и культурная элита не проглотили разрушительную приманку абстрактного искусства, они отвергли нигилизм во всех его этических проявлениях, в их национальном искусстве тоже, и тем спасли нацию. Но новоявленное искусство они не отрицают. Боже сохрани. Для него, в том же Лондоне, созданы другие площадки осмотра, как для любого подозрительного отклонения.
    Да, мой дорогой читатель, в России не было такого надёжного культурного якоря. Наше дворянство глотало все современные ему квадраты и кубы и получило расстройство желудка с красным поносом. Коллекция императора в Эрмитаже полна шедевров абстрактного искусства. Всеядный аппетит двора привёл империю к катаклизму окаянных годов. Конечно, проблема коллекций только внешний признак более серьёзных процессов деградации нобилитета и культурной элиты России, но какая очевидная!
    Справедливости ради надо отметить одно существенное различие между британской и бывшей русской аристократией. Оно касается их национального состава. Мононациональная аристократия королевства разительно отличалась по этому признаку от многонациональной аристократии империи. По данным профессора Н.П. Загоскина, к началу ХХ века российское дворянство только на одну четверть состояло из русских родов. Зато также по четверти в нём имелись другие родословные составляющие: западноевропейская, включая остзейскую, польско-литовская, а также азиатская, главным образом татарская. Возникает мнение, что именно в этом кроется причина моральной капитуляции дворянства Российской империи перед вызовом радикальных идей революции. Идейное попустительство и даже пособничество нигилизму и насилию стало одним из условий расцвета революционной демагогии, развала государства, оккупации и последовавших за этим русофобии и, в итоге, национальной катастрофы.
    Если так, то налицо опасный, с позиции стабильности государства, феномен интернационализации элиты любой нации. Становится понятно, почему СССР развалился на социальном взлёте, а народный Китай успешно вышел из трясины нищеты. Одной из причин этих парадоксов истории является то, что у нас во власти укрепился двуличный иннацизм, а в Китае власть по её составу была и остаётся полностью национальной.
    Я покинул галерею, получив удовольствие, с чувством выполненного долга и с желанием новых впечатлений. Мой путь был на запад, и я шёл без спешки и забот. Я просто двигался, отдыхая от изобилия впечатлений музея, и мало-помалу возвращался в Лондон из калейдоскопа цветов и форм. Так я вышел на Хай-маркет и повернул направо. Однако внутренний гирокомпас старого бродяги выдал мне сигнал ошибки, и я снова повернулся влево на улицу Карла второго. И вот передо мной главная инстанция по Атомной энергетике королевства. А вот дальше мой путь теряется, и появилась причина вспомнить песню «Путь далёк до Типперери», в которой грустят по английской казарме и по кварталам аристократического Вест-энда. А мне теперь надо было идти по ним к югу.
    Должен также просить прощения потому, что не помню, на какой улице была та точка, где я купил, не устояв, диск. Конечно, это провал в моей памяти, и я в этом выше уже признался. Возможно, она была на одном из углов Риджент-стрит, возможно, нет. Да, я не Джойс с деталями его романа века. Я помню, как входил в двери, как приобрёл пластинку с известной мне музыкой «Иисус Христос – суперзвезда, избранные мелодии», но не могу вспомнить улицу, где был вход в этот специализированный магазин. Неважно! Наконец я купил по приемлемой цене запретный плод небольшого веса и габарита.
    И ещё раз извините, поскольку должен вернуться к «Суперзвезде». Ведь я не успел рассказать вам о моём вечернем посещении, по совету поляков, театра «Палас», где этот популярный мюзикл давали каждый вечер с полным аншлагом. Это было хорошее зрелище с джазовым сопровождением. Джаз был участником спектакля, поскольку располагался на сцене своим собственным амфитеатром. А артисты играли  в окружении оркестра и зрителей. Такое было для меня в новинку. Но главный урок, который я вынес со спектакля, был социальный урок старой доброй Англии. Я купил билет на галёрку, хотел сэкономить, посмотрев состав зрителей и сам театр в антракте, как это практикуется у нас. Но я был обязан провести антракт в обществе студентов в бедном и обшарпанном коридоре галёрки. Вход к публике партера всем нам был закрыт. Мы заплатили слишком мало для контакта с приличным обществом.
    Я подошёл к площади Ватерлоо-плейс, но не мог избавиться от воспоминания о Британском ядерном департаменте. Мой опыт работы с ядерными игрушками был слишком свеж в памяти. Я вышел на площадь, как в пространство ещё одного музейного зала, полного скульптур, но моё внимание их не зафиксировало, я был сыт искусством. Тут я вспомнил обширный зал реактора, где состоялось моё приобщение к природе атома. Над сценой Ватерлоо-плейс не было конструкции мостового крана, так необходимого под сводом храма науки. Это не имело значения! Я легко представил себе знакомую сцену с ярким искусственным освещением, просторными белыми стенами и высоким потолком зала во всех деталях. И был алтарь в центре храма науки в виде исследовательского ядерного реактора с водяным охлаждением, круглой массивной бетонной глыбы высотой в два этажа. Богатырь отдыхал, а мы, белые муравьи, трудились вокруг него. Это был сон гиганта и ночь забот муравьев, готовивших его к новым подвигам. А я тогда уже семь лет трудился среди муравьёв.
    Реактор, это уникальный инструмент исследования был полностью занят физиками. Они использовали его энергию во многих специальных каналах в теле реактора, идущих к активной зоне смертельного сгустка нейтронов, для своих экспериментов. Они хотели найти что-то неизвестное или даже немыслимое для своего клуба любознательных. Всё пространство зала вокруг алтаря был набито их железками, которые были опутаны проводами, заполнено группами различной аппаратуры. Внутри реактора помещалась огромная цистерна воды для охлаждения активной зоны урановых стержней, бледно-голубая и мерцающая вода первого контура. Я её видел, когда гигант отдыхал, и можно было заглянуть в этот мир. Наш институт арендовал часть ядерной зоны реактора для облучения опытных металлических образцов, а я в ту пору был организатором этих работ по облучению образцов. Да, это была работа не для слабонервных, но все мы были молоды и полны оптимизма, трудились во имя нашей Родины, её безопасности.
    На исходе ночной смены подъёмный кран поднимал из активной зоны очередную семиметровую герметичную трубку, в низу которой в приваренном пенале были упакованы наши бесценные образцы из исследуемой стали. Кран вынул трубку из мертвой зоны воды первого контура и понёс опасный груз пенала через зал к грузовику с большим стальным контейнером для перевозки этих облучённых и, поэтому, опасно радиоактивных игрушек. Грузовик ждал образцы в сторонке, ближе к выезду из зала. Всё это было предусмотрено для транспортировки облучённых образцов в нашу специализированную лабораторию, исследовавшую прочность материалов для корпусов ядерных реакторов.
    И вдруг зазвучали громкие трели звонков тревожной сигнализации. Они ворвались в спокойный и тихий мир муравьёв. Это было, как приветствие наступившего раннего утра. Но красные огни многочисленных датчиков излучения внесли в наши ряды заметное беспокойство. Вынутая герметичная трубка оказалась с трещиной там, где была выполнена сварка с пеналом, и была полна радиоактивной водой первого контура. Начался её разлив над залом из дырки, радиоактивный душ прошёлся по всему пути крана со злосчастной трубкой. Это не было несчастным случаем, но обычной рядовой аварией на производстве. Видавшие виды ребята из команды реактора восприняли нашу беду без особого беспокойства. Но тут наш долг был в том, чтобы срочно очистить зал, собрав эту излучающую опасные ;-лучи воду, чтобы затихли датчики и можно было бы снова работать в зале.
    Да, прощай мирное окончание работы, утренняя прогулка домой и мягкая кровать. Наша трудолюбивая группа, два моих помощника и я, начали чистить пластик пола до того времени, когда затихнут колокола. Перчатки, тряпки и мешок для отходов. Между тем, толпа жадных до работы бородатых и бритых физиков и парней из дневной смены упоминали наши имена с нехорошими эпитетами. Прибывшая на работу смена делала эти декларации у входа проходной на территорию реактора. Однако они были справедливыми людьми и видели много аварий с облучением. Они ждали более двух часов, но быстро простили нас. Все они знали, что дух излучения может сыграть какую-либо шутку с каждым из них.
     Известна цитата из Талмуда: «Бог изощрён, но не злонамерен». Помня об этом, кое-кто утверждал, что природа не злонамеренна, но жестока. Это – сущая правда, беспощадность природы просматривается в любом физическом процессе. Однако в нашем случае мы имели вариант «природа плюс человек». А люди, в худшем случае, могут быть и злонамеренными, и безжалостными. Поэтому только один Бог знает, что произойдёт дальше в нашем новом ядерном мире. Думаю, букет человеческих качеств и ядерной энергии являются главной проблемой нашего времени. Тысячи мелких аварий, сотни разных убытков с потерпевшими и десятки крупных аварий в год – вот проявление эффекта «природа-люди» в этой сфере по всему миру, что означает возможность и одиночных ядерных катастроф. Наш инцидент с мёртвой водой был лишь рядовым сигналом в потоке времени, сигналом опасности. Так чистая мысль Резерфорда, а также благоразумные инженерные идеи, все они вызвали к жизни беспощадную реальность и опасности атомной техники. В этой реальности Россия превращена в огромный ядерный испытательный полигон. Что касается меня, тогда я был рад, найдя другую работу.
    Я двигался на Пэлл-Мэлл мимо колонны неизвестного мне, увы, герцога Йоркского примерно с вышеизложенными мыслями о природе человеческой и о ядерной проблеме. А холёный аристократический Лондон с его клубами и памятниками рафинированной истории живут в моей памяти, как и зелень парка Сент-Джеймс. Белый цвет лебедей в пруду был единственной реальностью, которая напоминала мне снег в Москве. Чьи они были, эти лебеди, королевские или городской гильдии? Не грусти! Скоро ты увидишь московскую зиму. Я шёл, огибая парк Бердкейдж-уок, без каких-либо мыслей или впечатлений. Я ослаб на восприятие после сокровищ галереи и половодья впечатлений от Лондона.
    Следующие места моего маршрута располагались возле Парламент-сквер, на улицах Греат-Джордж и Абингтон, сквера Олд-плейс-ярд. Увидев Биг-Бен, я понял, что если хочу иметь время для посещения собора и парламента, то должен поспешить. Я вошёл в ограду собора и задрал голову, чуть не свернув шею. Да, это было чисто готическое чудо, тянущееся к небу. Здесь, в Вестминстере, английские каменщики-масоны создали свои прекрасные каменные поэмы, основание национальной культуры. Теперь понятно, почему современные братья задарма взяли это славное имя для своих целей. Высокие имена и лозунги всегда были удобной дымовой завесой. Её-то и использовали современные братья-масоны для прикрытия их убогой тайной жизни избранных, не имеющей ничего общего с тяжёлым созидательным трудом английских каменщиков.

        Song of Irradiation
Be glad: when radiation dust
And many others waste products
Lures us to dangerous contrasts
Between comfort and dreadful facts.
I can’t be failed if would repeat
That every luxury is bombs.
But chemistry may bet with it,
As common brash soils our home.
So then rays drag to parade life
Under control, the danger’s dead.
But every careless or bad path
May be the last for men ahead.
The worth of mistake death contains,
New ruthless power here remains.

КЛИП 2.12. МОЙ ДОЛГ ВЕСТМИНСТЕРУ

As my loss is grievous, so my hope is small,
For Iron – Cold Iron – must be master of men all!
                Rudyard Kipling
    Перевожу на русский в заданном размере и смысле строки Киплинга, ставшие эпиграфом.
Груз утрат так прискорбен, свет надежды так мал,
Век железа, твой холод неизбежностью стал!
    Богатый, но строгий и гармоничный интерьер собора, обилие света и продуманный стиль орнаментов и украшений, скульптур и флагов производил впечатление праздника. И всё это было красиво. Я не шёл, я торжественно плыл по плитам северного нефа собора к мемориалу сэра Уинстона Черчилля и к могиле неизвестного солдата. Я с нетерпением ждал часовни Генриха VII. Весь неф был прекрасен. Однако моменты удовольствия и комфорта недолговечны. Не будь так тщеславен и не думай, что всё в этом соборе на взгляд является теперь твоим безвозмездно! Содержать эту красоту, нужны деньги, плати за вход в храм. А молиться – отдельно и бесплатно! Поистине, Лондон уникален. Такого торжества железного холода торгашества в храме я не встречал нигде.
    Итак, я был остановлен ещё одним, на мой взгляд, мистером Пиквиком, который охранял вход в центр всего остального собора слева от алтаря, стоящего в центре северного нефа напротив входа для туристов. Страж был приветлив, но неумолим, и требовал полфунта. Все часовни и уголки собора, поэтов и других известных особ, были под его бдительной охраной. Вот этим правилом платить полфунта за всё великолепие собора и за все могилы, кроме могилы солдата, имя которого известно только Богу, мои возлюбленные британцы продемонстрировали твёрдость их национального характера. Мне было смешно и грустно, я не хотел расставаться с монетой и сел на скамейку в центре нефа перед алтарем. Я решил отдохнуть, осмыслить ситуацию и понежиться в атмосфере Вестминстера.
    Моей главной целью был Парламент, и что я буду делать с третьим строгим мистером Пиквиком, похоже, их в Лондоне было изобилие, и с моим оставшимся жалким кошельком? А ведь город торгашей и власть законов не дремлют, они – достойная охрана капиталов. Нет, я не мог теперь рисковать. Я должен взять Парламент по любой ставке. Все деньги в одну руку, и обе палаты будут моими. Кто бы мог подумать, что железная рука капитализма достигнет меня здесь? И тут меня осенило, как гигант экономической науки Маркс раскрыл для себя убогую сущность прибавочной стоимости.
    Я представил себе это в деталях: он был здесь со всем своим семейством, их остановили, потребовали денег для осмотра достопримечательностей за каждый рот! А молиться бесплатно он, атеист, не стал, ушёл. Ну, заяц, погоди! И месть доктора была ужасной. Он обличил бездушный и корыстный капитал в мировом масштабе, пообещав разрушить его до основанья. А, по случаю, он, как и я, спас свои фунты от казны Вестминстерского собора, стремясь бороться со стяжательством даже здесь. Тут это было намного безопасней, чем на баррикадах Парижской коммуны, куда его в ту пору очень звали.
    Нет, железный капитализм, я буду хорошо вооружен моими последними фунтами. Решение было принято, и я стал рассматривать алтарь, бегло заглянул в несколько небольших листков с субботними молитвами, лежавших на скамьях, и время от времени осматривался вокруг. И тут я заметил неприметную дверь в правой стене нефа, которая была не заперта и изредка использовалась некоторыми посетителями. Это был мой шанс игнорировать пагубные законы и дополнительную плату, и я им воспользовался. Нет, у меня не было большого желания идти дальше в собор, и я не имел достаточно времени на подробный его осмотр, но тут было дело принципа, чтобы непременно побывать в этом историческом месте. Поэтому я решил влезть в долг к Вестминстеру.
    Через эту дверцу я вошёл в полумрак галереи, которая обрамляла большой крытый внутренний квадратный дворик. Вдалеке, в конце полутёмного и тихого дворика, из какого-то тоже закрытого помещения я услышал приглушённое громадой помещения песнопение. Видимо, эта вокальная услуга была тоже бесплатной, но только для людей, посвящённых в дела собора. Я понял, приход собора был ненавязчив: оплата за вход – это только для чужаков, своим шла закрытая от мира субботняя служба и пел хор.
    В тёмных галереях и во дворе была пусто, прохладно и сумрачно. Я двинулся не торопясь налево и заметил издалека аналогичную дверь для возврата обратно в собор, но уже за алтарем и за строгой охраной в северном нефе. Остальное для начинающего разведчика было делом техники. Внутри собора было удивительно многолюдно, разноязычная толпа сообщества туристов вовсю наслаждалась на свои полфунта, однако я был единственный русский и, возможно, первый безбилетный посетитель. Кто знает? Наверное, у меня здесь не было ни предшественников, ни последователей. Может быть, это достойно записи в анналы Вестминстерского аббатства. Честно признаю, я его должник. Надеюсь, без пени.
    Однако я не реализовал мой успех в полной мере из-за нехватки времени. Только кружево интерьера часовни Генри удостоилась моего пристального внимания. И ещё, я всем своим существом ощутил огромность богатств собора, этого национального сокровища. Стоя в центре здания, я чувствовал себя отрешённым от этого всеобщего праздника, понимал невозможность в него погрузиться и насладиться хоть малой частью того, что мне предлагалось. Я удалился тем же путём, что явился сюда. Вскоре я шагал мимо зелёных газонов Вестминстера, и мне в голову пришли новые идеи.
    Да, аббатство уникальный генератор национальной гордости и патриотизма. Редкий англичанин не озаботился, чтобы увидеть его. И все они становятся здесь националистами. Не только здесь, конечно, однако история и религия – это основа нации. Поэтому интернационализм осчастливил нас общественным открытием, что религия есть опиум для народа. Новоявленные лидеры масс и комиссары разорили тысячи церквей, запретили православие и разрушил массу соборов, главным образом, для того, чтобы разъединить русский народ. Для простака Ивана это оказалось так примитивно легко.
    Кстати, если сравнить численность разрушенных храмов, то родной мне Петроград-Ленинград, по какой-то неведомой причине, минимизировал свои потери. Он избежал массового разрушения по типу московских храмов и, видимо, обязательного или директивного осквернения и посильного уничтожения сотен приходских церквей по всей необъятной стране. Возможно, дело тут просто в том, что бывшая столица страны стала провинцией и выпала из зоны пристального внимания строителей светлого будущего. Или питерские хваты у власти просто были более образованными, пообтесавшимися в столице империи опричниками. Не то, что их однополчане, хлынувшие на просторы Руси из-за черты оседлости. Но не исключено, что питерские храмы, в отличие от всех остальных храмов империи, были европейцами по форме и не мозолили православием глаза пришельцев. Сбив с них кресты, захватчики до поры успокоились, не забыв, конечно, их ограбить.
    Имелось много и других важных достижений группы захвата товарища Ленина. Но они, в основном, были тактического характера, диктовалась остротой момента, а общая деморализация народа имела стратегическую цель. И хотя самозванцы были твёрдыми материалистами, эта внутренняя и нематериальная цель была для них в роковом 1918 году первоочередной, поскольку только таким образом могли появиться некоторые гарантии сохранения их власти. И здесь есть подходящая случай, чтобы рассмотреть вполне материальные проблемы церковных сокровищ, которые на самом деле были национальными сокровищами. Мы можем считать ограбление Церкви и вывоз её богатств за рубеж в качестве ограбления суверенной России и будущих поколений страны.
    Горы церковных ценностей и миллиарды золотых рублей были переданы еврейско-европейским банкам, и это объясняет секретную симпатию к большевикам со стороны западных правительств. Новые хозяева России заплатили старым хозяевам мира золотом русского народа за предательство белого движения этими скупщиками краденного. Вот где гениальность вождя проявилась в полной мере. Невиданная доселе международная афёра! А её процесс прошёл без всякой огласки. Конфиденциальный характер разбоя до сих пор не позволяет оценить цифры. Однако можно с уверенностью сказать, что этот гешефт покрыл все царские долги России западным союзникам. Таким образом, мы на скользкой поверхности финансовых махинаций. Вне сомнения, банки, замешанные в преступлении, до сих пор являются недобросовестными дебиторами России. С другой стороны, и правящая британская династия имеет долг, но только моральный, перед домом Романовых, предав родственников. Если разбираться, не всё так просто с долгами.
    Да, секуляризация в Англии в XVI веке также была политическим разбоем, но религия и вера не были уничтожены, а национальные сокровища оставались внутри страны. Наши национальные сокровища были вывезены и служат теперь неизвестным нам чужеродным целям. Таким образом, многие века труда русских крестьян, исправно вносивших церковную десятину, стали ценой, которую правительство оккупантов России заплатило за победу в Гражданской войне. Здесь мы видим некий аукцион по продаже России, где раскошеливались и белые и красные, но красные в нём победили. Белые могли предложить только царские долги, волки предложили реально захваченное российское национальное достояние. Они сделали эту дьявольскую работу. И мои сегодняшние пустые карманы являются одним из непосредственных результатов прошлого беззаконья, от которого остались тысячи разрушенных храмов, порочащие религию призывы, незаживающие раны самосознанья нации и миллионы жертв.
    Правда, Он-то знает все! Он видит, как церкви были сперва опустошены красными опричниками, а затем загажены и порушены умело оболваненными людьми. Но я всего лишь случайный прохожий этих мест. Тогда почему я вижу здесь эти многострадальные силуэты храмов? Почему они вдруг пришли мне на память на зелёном лугу Вестминстера? Я смотрю на здешние стены и вижу и белокаменные, и кирпичные с узором, и серо-древесные церкви и соборы в опасно обезлюдевших и пустынных землях поруганной русской цивилизации, в необитаемых монастырях и в шумно-равнодушных городах. Почему я представляю их себе здесь с их выбитыми окнами, развороченными куполами и без крестов, с обрушенными крышами? Может быть, потому, что они всё такие же красивые в их агонии, как здешние любимцы народа? Может быть, они просят о помощи или, наоборот, зовут аббатство с собой на путь в никуда? Будьте уверенны, Бог это знает!
    Идите домой, вернитесь домой, мои милые. Скоро вернусь и я. Здесь нет инициаторов грандиозной российской катастрофы. Аббатство не виновато в грехах проклятой банды. К тому же, здесь грабители не делают налётов, здесь они находятся у себя дома. Поэтому аббатство стоит нерушимо. Это и их общее достояние. Такой сценарий славы Вестминстера стал примером для всех стран Европы на долгие годы. Это замечательно, но что будет дальше в России? Я думаю, ничего хорошего.
    А с чем я могу сравнить этот славный храм, если мы вспомним наши средние века? Что церковь Святой Маргариты напоминает мне? Да, да! Этот скромный стиль прослеживается в русской архитектуре до Петра Великого. Лучшие ансамбли сохранились в Ярославле.
    Привет! Бац, бац и автор попал в точку! Фантастика, я человек Лондона, а Россия страна мира. Внешнеполитические ведомства Великобритании и Союза меня не боятся и дали мне разрешение заниматься тем бизнесом, каким я захочу.
    Да, я открыл туристическое агентство в Лондоне, используя кредиты здешних банков. Так появляются новые экскурсии по исключительно низким ценам в Ярославль, где были проведены все мыслимые эксперименты с тюрьмой социализма. Мы, фирма, гарантируем вам знакомство с архитектурой многочисленных и красивых русских монастырей и церквей, которые не все и не полностью разрушены. Они являются частью первоклассной по тем временам дороги XVII века к морю и в Англию через Белое море. И, как у любой уважающей себя компании, у нас есть красивые буклеты. Они не хуже, чем картинки Вестминстера, которые я видел на прилавках рядом со входом в собор.
    Старая государева дорога от Москвы до Соловков или до Архангельска через Переславль Залесский, Ростов Великий, Ярославль, Вологду, Кириллов, Белозерск и Каргополь полна архитектурных шедевров и страниц российской истории. Поэтому у нас есть библиотека цветных буклетов и толпы посетителей. Что вы говорите? Ах, не хватает гостиниц? Если есть посетители, то есть новые кредиты, если кредиты, гостиницы, если гостиницы, то это туристический Клондайк.
Write for full particulars to Dr. Kniazev & Co.
                Our address:
    Да, храм Святой Маргариты напомнил мне ярославскую архитектуру XVII века. Это было бы замечательно представить в буклетах её красивые перспективы. Должен их перечислить хотя бы частично. Вот собор Святого Николая (1695), общий вид с юга; здесь собор Святого Иоанна Предтечи в Толчкове (1687) с фрагментами восточного фасада и интерьером северного придела. А вот Волжская башня (1668), общий вид с севера; собор Святого Иоанна Златоуста в Коровниках (1654) с колокольней (вторая часть XVII века), вид ансамбля с юго-запада; древний Спасо-Преображенский собор (1516) монастыря Спасителя, общий вид с западной стороны. Я могу продолжать, но что это даст?
    Господа, может быть, вы хотите увидеть портреты в полный рост ваших предков XVII века в русской версии? Если вы этого хотите, то вы должны рассмотреть фрески собора Святого Николая мокрого (1672) и церкви Ильи Пророка (1650). Предки показаны на презентации Всевышнему (фреска собора «Судный день», 1673), а также в достойных нарядах после кораблекрушения: без штанов, но в шляпах (фреска церкви, 1680). Ох, уж эти невозмутимые англичане! Они потеряли мачты корабля, но не самообладание.
    Простите, вернёмся к теме. Я стоял и стоял на Олд-плэйс ярд около церкви Святой Маргариты, но мысленно я был на набережной речки Которосль около храма Святого Иоанна Предтечи. Оба эти здания имеют растянутый характер и высокую многоэтажную колокольню. Однако Маргарет демонстрирует строгий, готически отрешённый и персональный характер личности, а Иван бросает вверх пятнадцать (три на пять) куполов из-за широты и щедрости его русской природы. Тут и саммит образцов его кирпичной кладки. Мотивы хитрой подделки под архаичные брёвна воспроизводятся так хорошо, что создаётся впечатление древесины, а не камня. Поверхность стен подразделяется на украшения кирпичной кладкой, цветными пятнами и полосками керамической плитки.
    Однако главным богатством собора, как в Вестминстере, является роспись по всему его огромному интерьеру. Это сказка, дворец с высокими колоннами, широкими галереями, деревянным и железным кружевом дверей, оконных рам и так далее. Да, это главный шедевр русского искусства допетровских реформ. Снова и снова я хотел бы вернуться к собору Предтечи в Толчкове. Я вспоминал о нём и во время моей дальнейшей прогулки по парламенту. Поэтому, немного истории.
    Мы можем сравнить. Области Букингем и Эссекс или единый бассейн Темзы примерно равны по площади бассейну реки Которосль или площади Ростовского княжества. А Ярославль-город, как и Лондон-город, это внешняя гавань всего бассейна реки, но не на морском Канале, как в Англии. Вместо Канала у нас Волга-река, по которой осуществлялись магистральные связи России. Молодой князь, впоследствии Ярослав Мудрый, который, повзрослев, дал первые законы Руси, пришёл с дружиной из Ростова по Которосль-реке, чтобы открыть дверь на Волжский путь. Заметьте, прошло ещё несколько лет, прежде чем Вильгельм Завоеватель прибыл с его миссией в Англию. Но при впадении  Которосли в волгу была в ту пору база одного из племён меря, которое использовало проходную дорогу Волги, чтобы спокойно грабить, кого можно, на волжском просторе.
    Когда князь подошёл близко, чтобы приветствовать их, они преподнесли ему приятный сюрприз: также для приветствия князя освободили боевого медведя. Это было нарушение европейского дипломатического протокола, и Ярослав был вынужден зарубить медведя и некоторых из его хозяев своей богатырской секирой. Это мудрое решение князя запечатлено на гербе Ярославля: медведь с секирой.
    Недаром в Смутное время в 1612 году этот город был временной столицей России вместо захваченной поляками Москвы. А в годы бед оккупаций здесь происходили наиболее кровавые восстания против захватчиков: в 1257 году против татар и 1918 году против интернационала. Тужить – означает горевать. После 1257 года на окраине города появилась Тугова гора, в недрах которой было похоронено непокорное население города. Но жертвы большевиков еще не сосчитаны и не оплаканы, потому что исполнители кровавой политической расправы не оставили никаких следов жестокого преступления. Неизвестно, сколько барж, набитых пленными восставшими, было затоплено в Волге.
    А потом у меня был замечательный успех. Ноги привели меня прямо к парадной с входом для посетителей Парламента. И вы видите, тут нет никаких преград для входа. Нет ни Пиквиков, ни кассиров, ни очередей! Только привлекательный пожилой констебль, стоявший рядом с дверью, отдал мне честь и попросил открыть портфель. Он был удовлетворен джентльменским набором портфеля: перчатки, пластинка и фотокамера. Порезанная на куски полукопчёная колбаса малого диаметра избежала экспертизы, поскольку находилась в отдельном отсеке портфеля под боковой застежкой-молнией. Я был приглашен подняться наверх по маршруту гостей Парламента, по его королевской лестнице. Короли тоже бывают здесь гостями.
    Мой дорогой читатель! Как я могу объяснить свой восторг и наслаждение от момента исполнения мечты, от того, что удалось «сказку сделать былью»? Сколько любви и национальной гордости, какие большие деньги, как много творческого труда инженеров, художников, историков, мастеров было вложено для рождения этого государственного офиса, дворца и музея! Самовыражение и кристаллизация национальной культуры объединяются с беспощадной структурой власти на базе традиций, которые становятся истинной основой согласия для нации. Такое явление может произойти только у единого народа. Это памятник английской монархии и национальной диктатуры, которая установлена на законных основаниях для послушных этим суровым законом граждан. Природный синтез этих двух политических сил является главной идеей дизайна интерьеров Парламента не как памятника, а как организма государства.
    Передо мной открылось разнообразие внутреннего пространства огромного здания. Я двигался от роскоши королевской галереи, может быть, не без индуистского влияния, где монарх может отдохнуть от подданных, до банковской суровости и точности интерьера Палаты общин. Всё это функциональное совершенство напоминало большую молекулу из необходимых атомов. А сама воображаемая молекула входит в состав клетки власти государства, структуры, которая расположена рядом с Темзой от Вестминстера через банки Сити до Тауэра, бывшего когда-то аналогом наших политических застенков.
    Кстати, такая же молекула государственной власти, изогнутая в виде кольца, расположена и в нашей столице от берега до берега Москвы-реки. Она начинается атомом Кремля, где гнездится наш послушный власти парламент, идёт на Охотный ряд к атому правительства, далее к атомам служб Лубянки, контор ЦК на Старой площади. Конторы ЦК являются аналогами банковских джинов Сити. Но в них готовится неведомая Западу материализация духовных извращений развитого социализма, приказы финансировать.
    Однако такой памятник, как Парламент, в России невозможен. Наш властный двор полон чужеземцев и отмечен полной потерей национальных традиций. Думаю, вы можете понять мое восхищение тем, что я увидел в парламентских апартаментах. Понять, в то же время, мою зависть к англичанам и чувство горечи за Россию. И, конечно, здесь проблема не в форме, но, главным образом, в содержании. Многопартийная система королевства, смоделированная молекулой Парламента, означает борьбу за существование группировок и опасение коррупции, потому что есть вероятность разоблачения любой подлости.
    Однопартийная система неумолимо приводит к молчаливой взаимной круговой ответственности и замалчиванию коррупции. Это питательная среда для пришельцев. Вы видите, это очень удобно, если ваш вассал в грязи, то он будет управляемым. Это основной принцип бюрократии Брежнева-Суслова. Конечно, это общее правило для высоких кругов власти, которые не имеют никакого контроля над собой. Так рыба гниёт с головы. Так ЦК – не партия и не Советская власть. Это разлагающийся центр, который вызывает гниение и в партии, и во власти, и в нации. Это центр разрывает местные связи и подавляет русские национальные идеи. Он против разоблачающей его модели, против того, чтобы создать аналог английского Парламента.
    А я двигался по маршруту туристов. Палата лордов – это вершина всех возможных политических добродетелей и функциональных обязанностей парламента. Нет, здесь, в этом красноватом зале, я был вынужден молчать. Тут стало не до спича. Я действительно чуток потерял уверенность в себе, когда представил полный зал пэров. Что, мой дорогой, ты хочешь здесь высказаться? Начинай сейчас! Одинокий Бобби должен позволить тебе сказать пару слов приветствия этим пустым для него, но полным для тебя, скамейкам. Но я не был в хорошей форме, как предыдущей ночью. А поговорить хотелось так, что я всё же спросил сержанта, больше здесь никого не было, о том, что сам уже хорошо знал.
    – Скажите мне, пожалуйста, сержант. Могу ли я сделать несколько фотографий?
    – Нет, сэр. Вы не можете здесь фотографировать.
    – Очень сожалею, сержант.
    Он кивнул мне с пониманием. Каждый хочет сказать пару слов в палате лордов, а кое-кто даже готов произнести речь. Итак, вот коридоры власти лордов и общин. А вот центр политической тяжести всего здания и, возможно, всего Лондона. Это Центральный Лобби. Я стоял здесь один в центре и поворачивал голову вокруг и вверх. Да, это был самый великолепный готический зал во всем готическом здании. Это был храм готической красоты, и не важно, что это была стилизация. Всё здание, его интерьеры, и особенно это лобби, они выполнены гениально. Это большое достижение архитектуры XIX века, в котором непостижимым образом удалось ухватить духовное содержание готики. Да, здесь я это понял и пошёл вперёд.
    О! Кто он? Мистер Черчилль! Вы хотите спросить меня, что я буду делать в Палате общин? Ничего плохого, сэр. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста. Я давно знал понаслышке, что вы очень решительный джентльмен. Но теперь я вижу, это моими собственными глазами. Насколько я помню, только стратег Жуков переиграл вас в 1945 году, когда вошёл в Берлин до ваших войск. Он предложил вам слишком высокий темп. Я думаю, что вы затянули высадку в Европе, возможно, всего на полгода. О, я понимаю! Вы были озабочены судьбами ваших солдат. Но ведь настоящая война не для экономных джентльменов. А теперь, здесь, с этого постамента вы просто предлагаете резонный вопрос всем прохожим и членам палаты: «А что вы делаете для Великобритании?» Что касается меня, я намеревался сделать только краткий отчёт палате общин из советской России, но теперь для меня ясно, сэр, что это сумасшедшая идея. Зря я репетировал свою речь на прогулке, это было неприлично и наугад, но слово не воробей… Оно уже вылетело, и каждый читатель будущего отчёта сможет, Бог даст, с ним ознакомиться. Я меняю своё мнение о возможности излагать чуждую этим стенам точку зрения в этом храме обмена мнениями. Прошу прощения, и больше никогда не буду делать так!
    Я вошёл в палату общин через арку с отметками от осколков немецких бомб, отчётливо видных на её каменном узоре. Неплохая идея, чтобы помнить своё прошлое и возможность прямых попаданий в самую сердцевину страны после классического предательства своего доверчивого союзника, совершённого империей в Мюнхене. Да, и неплохой принцип свободного и личного обсуждения вопросов в зале без какого-либо президиума и трибуны для высокой риторики и дежурных фраз. Не плохая идея, чтобы садиться на скамьи «Нет» и «Да» напротив друг друга и изучать мнение противной стороны в ходе определённой дискуссии. Это очень жаль, но все наши такие разные люди и единая для всех наша партия может сказать только «слушаюсь» и без какого-либо обсуждения. Это огромная опасность для советского государства, властные структуры которого полоны хитрых загонщиков народа в коммунизм.
    Покинув палату общин, я попрощался с сэром Уинстоном Черчиллем и его визави на аналогичном постаменте, с коллегой Гладстоном, и направился на выход через Центральное Лобби направо в зал святого Стефана. Этот зал является единственным настоящим образцом готического стиля, который встроен в новое здание Парламента. Потом был проход в мрачноватый и обширный Вестминстер холл, датируемый его постройкой XI – XIV веками. Это наиболее старое здание парламентского комплекса по сути уже и не сам Парламент, но оно добавляет ему старины и исторической добротности. ***
   А вот там, под крышей зала видны настоящие детали самых крупных королевских судов, когда-то наводивших страх на супостатов и гонявших их по всем морям и океанам. Их дубовые шпангоуты и держат крышу. Возможно, норманнские завоеватели тоже оставили в стенах зала свой каменный след. И снова здесь, как и в Вестминстерском аббатстве, царит её величество история страны до наших дней. Да, включая и мой вояж из страны Советов. Но эта страница, думаю, останется никому неизвестной. Это очень, очень жаль! Мне понравилось всё, что я увидел, но я был песчинкой истории, а в её вкусе отмечать только великие дела.
    И вот, мой дорогой читатель, мы завершаем вторую часть отчёта, потому что моё пребывание в Лондоне действительно завершалось. Командировка прошла удачно. Была достигнута поставленная для самого себя цель, посетить Парламент. Это был мой личный рекорд милого мне дикого туризма, рекорд для странника-любителя. Но, может быть, и мировой рекорд, когда никому не известный человек из советской России прошёл по коридорам Парламента. Да, хотя многие из нашей страны бывали здесь, но всегда группой, как товарищ А. Н. Косыгин со своей свитой. Думаю, что я был первым одиночным человеком из СССР, конечно, за исключением шпионов и избранных журналистов. В моём варианте в частном порядке появился первый прохожий в Парламенте от лица простых советских людей с улицы.
    Я вышел из Парламента усталый, но довольный, сэкономив немного денег и даже купив буклет Парламента. Я был переполнен впечатлениями и ценной для меня информацией. Оказавшись на улице, я был рад видеть известный и доброжелательный, а не чужой и незнакомый ранее мне город. Теперь, двигаясь по нему, я не должен был постоянно быть начеку, изучать и анализировать текущую обстановку. Я мог расслабиться и отдохнуть на ходу. Теперь я знал о Лондоне всё, чего хотел. И поэтому я пошёл на север к Тевисток-сквер спокойным шагом выполнившего свой долг человека. Немного отдохнуть, а потом – домой!
    Далее следует последняя, третья часть моего отчёта. Отсюда, от парадных дверей Вестминстер холла началось моё отбытие из Лондона. У меня не было больше в этом огромном, ухоженном и изобильном городе никаких дел. Я стал здесь равнодушным наблюдателем, которого уже ничем не удивишь. Оставалось только покинуть его физически. Вскоре я буду в снежной Москве. Россия, подожди меня!

                Song of Art
Since all that’s built by men in Nature’s range
Or craved, in our memory remain.
But modern art and pure abstract now change
The Nature range, sweep ideas out of brain.
It means that they do easy every play,
So you may be out of the gift to-day.
Oh, art! Not one inflated and rude swarm.
Lads of cubism, black figures, any “ism”
Cannot do art and do at tea the storm.
They just convince you need primitivism.
Of course, primitivism’s a useful thing;
This awful stuff may people stop to think.
The rows of faceless streets in similar towns,
Same garments and thin mud of music endless,
The efforts of abstract arts lead just down,
Lead to the lowest part of culture press.

ЧАСТЬ 3.
ОТБЫТИЕ

КЛИП 3.1. ПРОЩАЙТЕ, МАЭСТРО ШЕКСПИР

Я уеду из этой деревни...
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
                Н.М. Рубцов
Хороши, вы, Пикадилли!
И прощайте, Лестер-сквер!
                Джек Джадж
    Биг-Бен показывал 16 часов 25 минут, и я удовлетворённо отметил, что мой субботний план был реализован. Пришло время отбывать, как сказал когда-то Николай Рубцов, из этой деревни. Теперь я шёл не торопясь по полупустынным и уже известным мне улицам. Мои глаза были почти прикрыты, я дышал глубоко и спокойно. Ничего не интересовало меня. Так я проследовал мимо выхода Даунинг-стрит на Уайтхолл и вспомнил о том, что хотел взглянуть на резиденцию премьера, знаменитый дом Даунинг-стрит 10, слишком поздно. Назад пути не было. Длинные тени от солнца и прохладный воздух успокаивали и навевали сон, сон в пути пешком. Все это было очень странно, но это полусонное движение посреди Лондона закончилась вполне благополучно перед памятником Шекспиру. Можно сказать, он разбудил меня, в полном смысле слова, и вернул мне интерес к жизни, потому что вызвал любопытство к его скульптурному образу и, в ещё большей степени, к многолюдной атмосфере площади Лестер-сквер.
    Я продремал на ходу, двигаясь по самому фешенебельному правительственному району города четверть часа или около того. Я отдыхал среди дружественных улиц, домов и редких прохожих. Что за прекрасный городок это был! Такие внимательные водители были вокруг меня! Такие чистые и гладкие были тротуары без каких-либо впадин, луж с грязью или, брр…, сугробов! Да, я тогда двигался, как будто, по родной улице, я был в своём доме, чувствовал близость моей любимой подушки. О! Я видел всё знакомое рядом передо мной, и это влекло и манило меня, не позволяя мне остановиться. А вот я увидел его! Великий классик вернул меня от странного, но освежающего полусна к реальности. Я не удивился, мысленно приветствовал монумент и стал обозревать округу.
    В уютном скверике без каких-либо следов автомобилей было удивительно многолюдно после довольно пустого проспекта Уайтхолла. А около одного из кинотеатров была даже такая редкая и странная в Лондоне очередь зрителей на фильм «Звёздные войны». Меня эта тема не интересовала. Вопрос «люди или машины» был решён здесь в пользу людей. И они наслаждались этой противоестественной ситуацией и были готовы отдохнуть от утомительных музеев, библиотек, лекционных залов и так далее. Один экзотический лектор развлекал небольшую толпу жующих жвачку зрителей проповедью друидов. Парапет внутри сквера был отличным алтарём или кафедрой, а друид здесь, на возвышении, не имел никаких конкурентов. Основная масса народа на пространстве сквера была привлечена к его периферии, где каждый мог развлекаться по своим пожеланиям, мог вкусить духовной или телесной пищи. Таким образом, классик, как и полагается, был в гуще жизни, но стоял в центре событий в гордом одиночестве. Мне показалось, что он был немного смущён своим суетливым окружением.
    Появившиеся тусклые фонари начинавшихся сумерек согласовывались с пестротой подсветки вывесок разных объектов для развлечения. Однако Шекспир разбудил меня не только от пост-банкетной сонливости, он возродил внутренний характер моих телесных желаний. Что такое жизнь в её плотской сути? Что касается опыта моего эго, жизнь – это, прежде всего, аппетит! А с позиции альтруизма – это, конечно же, любовь. Отсюда давно сказано: «любовь и голод правят миром!» А я теперь снова почувствовал полноценную жизнь и разделил мой капитал на две части. Одна часть была зарезервирована для отъезда, другая была выделена таверне Хенкей, которая стояла в качестве головного корабль в боевой линии Лестер-флота разнообразных развлечений. Таверна, а вернее паб у одного из выходов с площади, была выразительной формы кормы корабля на овальном углу дома. Это был флагман с большими кругами окон-иллюминаторов. Привет, капитан, снижай цену! Я должен испить твоё пиво, Лондон.
    И капитан уважил мою просьбу. Два его помощника, девушка и юноша, ловко разливали в кружки пиво и различные крепкие добавки к нему по умеренным ценам. Они поднимали ветер своим профессионализмом, работали быстро, как молнии и так же спокойно, как агнцы, делая всё беззвучно, как это делают звезды. Они были трезвы, как судьи, мудры, как совы, красивы, как картины маслом и богаты выручкой, как Крёз. Тихое звучание музыки и мягкое освещение дугообразного зала, огибавшего стойку, создавали хорошие условия для блеска и изобилия бара. Две никелирование пивные вышки извлекали пиво разных видов из недр Лестер-сквер. Вся полукруглая задняя стенка бара, покрытая зеркалами, была полна висевшими в ряд перевернутыми прозрачными бутылками с различными крепкими напитками, представляя алкогольный интернационал. Они смотрели их бутылочными горлышками под руки ребят и были готовы выдать своё содержимое в полные пивом кружки через микро-краны.
    Да, эти бутылки были международной выставкой зелёного змия всех времен и народов. Они были удвоены зеркалами и различались формами и цветами перевернутых этикеток различных наименований. Здесь каждый странник мог выпить светлого или тёмного пива из английских глубин, а в то же время, он мог взять да и понюхать алкоголя родной земли. Однако я был должен ждать аромата родного дома, например «столичной», до понедельника.
    Я взял свою кружку, вернее, это был высокий бокал, светлого пива и отошёл к незанятой стойке без стула возле круглого иллюминатора с видом на площадь. Это была хорошая позиция, поскольку я мог видеть с неё весь зал и уголок площади. Жизнь кипела и за пределами таверны. Я глотал пиво, наблюдал и жевал солёные орешки. Жизнь была прекрасной.
    Оглядевшись, я распознал также многолюдный и многонациональный характер гостей таверны. Соседний стол был занят двумя молчаливыми малайцами. В дальнем углу была заметна группа сильно пьяных, но спокойных финнов. Я слышал сквозь английский фон негромкий немецкий говор с неизвестными мне словами. Юные ребята посетители с Лестер-сквер время от времени заходили для короткого свидания с никель-вышками. Обстановка была деловая, и группы беседовавших за столиками людей старались не замечать друг друга. Весь мир был счастлив. Я также был рад, но в одиночку. Видимо, поэтому пожилой смотритель и уборщик зала, и снова типа мистера Пиквик, но теперь в доброй роли Шалтай-Болтая (ШД), обратил на меня внимание.
    – Как дела, сэр?
    – О! Мальчик так доволен! Ваше пиво очень приятное. А я уже иду домой потому, что началась последняя часть путешествия.
    Он кивнул, подумал немного и потом продолжил разговор. Вот наш диалог.
    – А куда?
    – На северо-восток. – И я показал в ту сторону.
    – Дания?
    – Weiter.
    – Дальше… Швеция.
    – Nain, waiter…
    – О! Лапландия!
    – Лайки и Сибирь. Понимаете, Гитлер капут, – вдруг, неожиданно для себя, сказал я.
    – Я понял, Россия.
    – Не плохое дополнение к вашей международной компании.
    – Да, сэр. Здесь – он указал на пол – центральная площадь, сквер мира, всех народов. Ноль градусов, восемь минут на восток от Гринвича.
    – Да, я это тоже понимаю. Ведь существует и Центральный Комитет. Но я-то думал, что земля круглая. Вы знаете, как мяч.
    Он улыбнулся, подошёл к освободившемуся столику и начал его тщательно вытирать. После этого он повернулся ко мне и сделал пригласительный жест.
    – Садитесь, сэр, пожалуйста.
    – Спасибо.
    Я положил портфель на свободный стул и отправился повторить пиво, которое мне очень понравилось и явно развязало язык. Мой пустой желудок напомнил мне о колбасе. Я её извлек, а наблюдательный ШБ принес мне тарелку.
    – Мой брат, моряк и интересный рассказчик про свои плавания, бывал в России в 1944 году. У него, если не выдумал, была девушка в Архангельске. Знаете ли вы, Архангельск, это такой весёлый порт.
    – Да, конечно. Может быть, я даже видел мальчишкой вашего брата тогда на улицах города, но без девушки.
    Он посмотрел на меня недоверчиво, а спустя некоторое время принёс мне тарелку с кусочками хлеба.
    – О! Это то, что нужно! Спасибо, дорогой сэр. Я, в свою очередь, хочу угостить вас этой колбасой. Она изготовлена не из белых медведей. Пожалуйста, попробуйте немного.
    Он принял угощение, сказал слова благодарности и исчез за декорациями. Я продолжал мой замечательный ужин, вытянув ноги, откусывая небольшие кусочки и делая маленькие глотки. Мне вспоминался прошедший день. Однако рука ШБ с небольшим стаканчиком вернула меня к реальности.
    – Сэр, это от нашей команды. – И он показал на бар.
    Молодые люди кивали мне, улыбаясь и жуя тонкие ломтики моего презента. Я помахал им рукой и, взяв стаканчик, сказал, что признателен старой доброй Англии. А он объяснил, что это был старый джин, который подходит для гостя из морозного русского интернационала.
    – Может быть, без «Интер»?
    – Почему?
    – Наш Господь создал народы по Его мудрости, не так ли?
    – Но я имею в виду «вместе», да?
    – Мы вместе, но идущие впереди лидеры собрались строить Вавилонскую башню. Помните, это была очень поучительная история.
    – Теперь тут это не башня, а разливные напитки.
    И тут я объяснил мистеру ШБ, что наш великий народ имеет много вавилонских международных обязательств, и поэтому он обязан безвозмездно отдавать немного своего пива жителям Сахары, поскольку там очень жарко. Конечно, мы не без пива, но наше ларёчное пиво, как правило, имеет вид мочи и вкус кислого молока для динозавров.
    – Невозможно…
    – Почему? Они вымерли от сурового пива, по крайней мере, в России. Вы не должны улыбаться, они не смогли пережить наши напитки без летальных последствий. А ваш динозавр жив. Помните, Нэсси? Таким образом, благодарю вас, сэр, и за ваше пиво.
    – Невозможно…
    – Я пошутил. Динозавры не причём. Это вредители изобрели такой рецепт пива, а потом за это поплатились как враги народа. Только было поздно, хоть они и сидели уже по лагерям, но их идея мерзкого пива прочно овладела массами.
    Я выпил джин, он взял стаканчик и, глядя на меня с недоверием, ушёл. И тут я вспомнил, что однажды, в не так далёкой морской юности участвовал в конкурсе по определению качества пива в портах Чёрного моря. Я тогда по совместительству был штурманом нашего корабля, который по плану офицерской подготовки штурманов нашей военно-морской базы совершал так называемый штурманский поход вдоль всего восточного побережья моря от Феодосии до Батуми. Мы заходили в порты побережья для ознакомления с навигационной обстановкой и не отказывали себе в ночёвках у причалов. И всегда группа таких молодых и беспечных практикантов во главе с нашим руководителем, флагманским штурманом, отправлялась дегустировать местное пиво в припортовых ларьках. Личные оценки пива тщательно документировались.
    В конце похода, помимо подведения официальных итогов, мы также провели независимую экспертную оценку всем исследованным сортам пива, которое, кстати, везде называлось «Жигулёвское». Мы обнаружили, что пиво на вкус везде было разное, поскольку, как оказалось, везде была разная вода, из которой его варили. Лучшим пивом было признано пиво в порту Феодосия, где вода из источников горного Крыма.
    Мой ужин был закончен, я достал схему «Лондон для посетителей» и начал рассматривать следующий маршрут по лабиринту улиц. Я и увидел, что там, по пути в направлении дома, расположено Сохо. Так! Это хорошо. Да, конечно, я тоже был в Сохо. Вы знаете Сохо. Вы не знаете Сохо? Такие хорошие рестораны, главная причина задержки союзников со вторым фронтом. Но вдруг я услышал голос мистера ШБ.
    – Простите, сэр. Позвольте мне припарковать этих господ.
Я кивнул и начал собирать свои вещи. Настало время, чтобы допить пиво, закончить отдыхать и снова двигаться вперёд.
– Не беспокойтесь. Они мои товарищи и рыцари прилавка. Вы опоздали сегодня, господа. Но лучше поздно…
    Я подумал, что эти почтенные господа в спортивных куртках и свитерах были его постоянными клиентами или, может быть, даже друзьями, поскольку он сам принёс им по бокалу пива. Поэтому я решил доставить некоторое удовольствие ШБ, встал и поклонился со словами: «Князев, инженер; Россия; мимоходом; садитесь, пожалуйста».
    Они с удивлением обменялись взглядами, и один из них представился как Вальтер, метрдотель, а другой как Каттер, менеджер. Мы заняли свои места, они попробовали пиво и стали ждать моего следующего трюка. Я не заставил их ждать, потому что мне нечего было терять.
    – Джентльмены, мой дилижанс отправится в ближайшее время. Скоро прозвучит звонок, я встану и выйду на улицу. Тем не менее, я ещё не понял многих вещей. Извините, господа. Но только два вопроса, если позволите. La profession un devoir. Сколько мест общественного питания в русском стиле есть в Лондоне? Это очень важная для меня информация, потому что после такого детального освещения данного вопроса на родине уже никто не будет сомневаться, что я здесь был, пиво пил почти на гринвичском меридиане. Вообще говоря, они там, в России, не верят никому и ничему.
    Им, видимо, понравилась моя тронная речь, поскольку они ждали в течение некоторого времени её продолжения. Так как ничего не услышали, то мистер Каттер сделал хороший глоток пива и сказал, что наша встреча – это моя большая удача. И, именно потому, что мистер Вальтер утверждает как профессионал, что знает все бары и рестораны Лондона.
    – Без сомненья. Я знаю в русском стиле два. Или, нет. Я знаю три из них. Это следующие заведения: Блюмс, Люба и Гуди.
    – И все? Как мало… Может быть, есть ещё что-то русское по названию? Такой город!
    – Есть русские доки, шоссе, линии улиц и так далее, но не рестораны или бары.
    – Да, я знаю Русскую дорогу, – подтвердил мистер Каттер – но Блюмс – это еврейский кошерный ресторан, не так ли?
    – Как известно, евреи и русские являются жителями восточных земель, где понимают, как текут молочные реки в медовых берегах. Они, все здесь названные, похожи, как три капли воды. Я думаю, что эти заведения в какой-то степени также и русские.
    – Да, как обычно, не задавай вопросы и… не услышишь гипотез, – сказал мистер Каттер. – Мистер Князев, я боюсь, что они, вообще-то, нерусские. Может быть, только Люба, но я не очень уверен.
    – Да, Люба, бистро, Белгравия, Йомен-роу, недалеко отсюда, скорее всего русское. Но там, в Любе, они не имеют лицензии, поэтому вы должны принести бутылку с собой. Вы можете иметь у них только свою собственную выпивку.
    – Ой, как интересно! – воскликнул я. – Это именно то, наш русский стиль, чтобы принести собственную выпивку и разливать её под столом.
    – Мистер профи, я думаю, это в Бромптон. – Усомнился в части адреса Любы мистер Каттер. – Но почему? Что вы говорите? Почему «под»?
    – Джентльмены! – сказал я торжественно. – Это трудная и сложная проблема. История, юридический казус, если угодно, не имеет мировых аналогов. Так что я должен допить своё пиво и собраться с мыслями. Могу ли я?
    Оба кивнули и, в то время, как я заканчивал трапезу, они заключали пари: где находится то, что называлось бистро Люба. А потом я серьёзно прочитал им короткую лекцию, используя две пословицы. Первая была английской: «пьяный, как лорд». Вторая была русской: «пьяный, как сапожник». Здесь мы видим принципиальное различие двух наших народов, наших взглядов, философии, и так далее. Из-за этого различия никто не может разливать и пить алкогольные напитки в столовых, буфетах и других таких местах, где нет лицензии на продажу спиртного. Но все это делают по мере необходимости, разливая напиток под столом. Они были удивлены, и я видел, что не поверили. Однако они были тактичными людьми.
    – Благодарю вас, мистер Вальтер. А что касается кошерного, я думаю, что вы правы в своей объединяющей оценке. Евреи могли бы умереть как нация без России, которая дала им тёплые квартиры, высшее образование, новую кровь и спасла их от физического уничтожения в Европе во время войны. Таким образом, они – наши полукровные братья, а Россия, является вторым, вернее, счёт тут затруднителен, новым местом их рождения.
    – Многовато таких новых мест. Но в чём ваш второй вопрос?
    – Прошу прощения, мистер Каттер, за невежество. Хотя это слабое извинение, ведь знания порождают головную боль. Вы – «менеджер», а я не знаю, что это означает…
     – Это очень просто. В тихом омуте черти водятся. Мы – смазка торговли, искусства и производства нашей любимой монархии и всей счастливой планеты. Вы понимаете?
    – Как интересно!
    – Конечно. Мы профессиональные продавцы товаров и услуг. Мы делаем одно доброе дело, и это доброе дело порождает другие. Мы обслуживаем производителей и возможных покупателей. Добрая воля – наш инструмент, и мы знаем, кому что нужно. Вы понимаете?
    – Да, но кто же делает предоплату за такую благотворительность?
    – Почему благотворительность? Это смазка, кто хочет ездить должен платить.
    – У нас нет такой профессии. У нас нет менеджеров и в нашей промышленности, и в экономике вообще. Что вы скажете, если у вас нет коллег за железным занавесом?
    – Не знаю! Двигатель без смазки… Я думаю, что он скоро сломается. Вы как инженер, вы знаете способность масла уменьшать трение.
    – Наш двигатель имеет разнообразные подшипники, вы тоже знаете их назначение. В нашем случае, это система планирования. Наш двигатель скрипит, но работает.
    – Вы сами ответили на свой вопрос. Мастера менеджмента способны положить конец любым скрипам. Интересно то, что вы теряете в вашей системе без частной собственности много возможностей развития, особенно в сфере продаж.
    – Джентльмены, я согласен с последним утверждением. Наша система имела такой опыт, были некоторые благополучные в экономике годы после Гражданской войны. Тогда Россия отвергла военный коммунизм ленинского интернационала и получила на время частную собственность. Так наши новые хозяева уговорили честных христиан, которые были до того ими ограблены, вернуться пахать якобы собственную землю.
    – Да, мы слышали о чем-то необычном по имени НЭП. А буквальное значение?
    – Готов пояснить. Это Nostrum («N») или панацея, экономического («Э») и политического («П») коварства. Сначала они бросили кость, а после того, они надели на занятых делом и притихших тружеников жёсткий ошейник или петлю. Такой простой приём подлого надувательства. Это всё твоё, возьми и работай, громко; мы всё твоё отнимем, когда закрома станут полными, это – втихаря, про себя.
    – Государственная власть – опасное оружие.
    – Да, особенно когда он находится в руках людей, чужых народу. Это очень опасно, когда губернаторы ненавидят национальную культуру и презирают миллионы доверенных им людей. Несомненно, Нюрнберг и Международный суд плачут о них. В чём их обвинять? В грандиозных потерях страной денег и нанесении морального вреда России. Кстати, вы знаете, где найти опытных адвокатов? Кто может предложить свои услуги?
     – Прекрасно, это был бы процесс века. – Откликнулся мистер Каттер. – Мы знаем. Конечно, мы знаем адвокатов. Город полон специалистов-крючкотворов. Готовьте ваши деньги, мистер Князев. И ищите ответчика. Нужен богатый обвиняемый.
    – Не улыбайтесь, господа. По двадцати процентов за добытое… И есть океан фактов и армия потенциальных обвиняемых. Так жаль! Нет времени заняться. Так прискорбно…
    – Но… Это история. Вам, в самом деле, не нравится кошерная пища?
    – Меня ею никто не угощал. Но я глубоко сознаю её пользу. Вот можно сказать, что товарищ Сталин не признавал поваров и едоков. Он даже изгнал их из Кремля. И, как мы знаем, он должен был за это заплатить. Где в настоящее время его культ личности?
    – Понимаю. Но, мы отвлеклись от нашей темы. Я думаю, что теперь логическая необходимость великого института менеджеров не вызывает у вас сомнений.
    – Благодарю вас, мистер Каттер. Я понял проблему. А что у вас лично за гильдия управляющих делами, та, к которой вы принадлежите? Я думаю, что в этом бизнесе есть некоторая специализация.
    – Настоящие, великие менеджеры могут работать с любыми товарами от пароходов до носков. Но обычно, вы правы, есть специализация. Я имею честь принадлежать, если так выразиться, к гильдии бакалейщиков.
    – Это старейшая гильдия в Лондоне, сэр! – улыбнулся, добавляя, мистер Вальтер. – Она была создана в четырнадцатом веке.
    – В 1345 году, – пояснил мистер Каттер.
    – Замечательно, видимо этот товар был главной потребностью граждан. И что, какая гильдия была самой первой в городе? Возможно, это ваша гильдия и была первой?
    Мистер Каттер подумал и ответил, что он не знает этого точно, но первой может быть гильдия скорняков. А мистер Вальтер улыбнулся и сказал, что, по его мнению, это была гильдия пивоваров. Наш разговор подошёл к концу, и я чувствовал, что пришло время попрощаться с таверной. Но вдруг мистер Вальтер попросил меня сказать или спеть что-нибудь по-русски. Почему нет? И я спел им тихим голосом нашу любимую. Это была песня «На дальней станции сойду». Начало песни можно также найти в клипе 1.2.

« - На дальней станции сойду,
Трава по пояс,
И хорошо с былым наедине
Бродить в полях ничем, ничем не беспокоясь
По васильковой синей тишине.
На дальней станции сойду,
Запахнет мёдом,
Живой воды попью у журавля.
Тут всё моё, и мы, и мы отсюда родом
И васильки, и я, и тополя.
- На дальней станции сойду
Необходимо
С высокой ветки в детство загляну
Ты мне опять позволь, позволь, мой край родимый,
Быть посвящённым в эту тишину.
На дальней станции сойду
Трава по пояс
Зайду в траву как в море босиком
И без меня обратный скорый-скорый поезд
Растает где-то в шуме городском».

    Да, это прискорбно, обладая слухом, я не знаю нотной грамоты. Это прокол моего образования, я не могу дать вам запись этой прекрасной мелодии. Однако слушатели одобрили моё исполнение, несмотря на слегка хриплый голос. Их скудные аплодисменты, к которым неожиданно присоединились засидевшиеся малайцы, был моим единственным скромным заработком в Лондоне. Тут, выходит, я пренебрёг запретом заработать сразу от двух правительств. Я подумал о возможности развить этот успех, повысив качество вокала и с использованием своего берета, который носил тогда вместо каракулевой шапки, сделав это около парапета сквера. Но отказался от этой мысли из-за неизбежного разочарования публики моим пением. А с проповедником вообще можно было нарваться на международный инцидент, что не входило в мои ближайшие ночные планы. Так что я закончил вокальное выступление и решил не искушать свой жребий другими его продолжениями. А капитализм-то разлагает! Не зря с меня брали подписку о тунеядстве.
    – Господа, вы ответили на все мои вопросы. Я очень доволен нашей беседой. Но время и прилив никого не ждут. Спасибо вам большое, я был очень счастлив, побывав и в вашем обществе. Где ещё был? Недалеко, Мэйсон-холл, UGL. Позвольте откланяться!
    Добродушные улыбки собеседников сменились сначала удивлением, а затем и почтением на лицах. Но был и чуть уловимый момент, когда их челюсти опустились.
    Мой отчётный материал о таверне Хэнкей занял не так много места, поскольку я представил вам далеко не все темы и подробности наших разговоров. Было много лишнего и кое-какие несущественные детали, которые выпали из этого описания. И действительно, я просидел за столиком довольно много времени и вышел из паба на площадь, когда глубокий вечер уже пришёл в Лондон, когда освещённые яркими фонарями улицы снова стали довольно пустынными. Лестер-сквер, как будто бы, изменился, стал проще и спокойнее, но жизнь по-прежнему казалась очень приятной.
    Я снова подошёл к скульптуре, обратив внимание на четырёх малых дельфинов. Их наличие у постамента ранее, со сна, от меня ускользнуло. Удивился этому странному факту их присутствия здесь и теперь осмотрел Шекспира внимательно, как старого знакомого. Мне понравилось белокаменное изваяние и постамент. Потом пришла мысль, что дельфины могут символизировать проблему стаи таинственных соавторов Шекспира, и даже, что не исключено, анонимных авторов его великих произведений. В самом деле, не помещать же у его постамента группу подозреваемых в авторстве графов, даже одной графини из 5-ой супружеской пары Рэтлендов, или 17-го графа Оксфорда. А что говорить о великом материалисте-философе Френсисе Бэконе? Тут полный завал. Папа Френсиса состоял лордом-хранителем большой государственной печати, а у Вильяма папа работал неграмотным ремесленником-перчаточником. Вот и разбирайся, кто написал «Гамлета»?
    Да что там Гамлет, у товарища Сталина папа также был неграмотным и пьяницей-сапожником. Поэтому сам вождь категорически отвергал возможность наличия, хоть каких соавторов или поставщиков на сцену таких гениальных пьес для Шекспира. Так что, уж лучше пусть будут дельфины. Я уверен, что англичане поступают очень мудро, когда не позволяют всем, кому попало, прилюдно копаться в этой таинственной и запутанной истории. Пусть они даже явно игнорируют очевидные факты. Не хватало ещё великого Шекспира разобрать на отдельные литературные детали.
    Я отметил про себя в мраморной скульптуре удобную позу человека, довольного своим местом и всеобщим уважением, и сказал: «Теперь прощайте, маэстро Шекспир! Я был очень рад посетить вашу неповторимую Англию и пообщаться с вами». Направляясь к выходу с площади, я снова вспомнил и бодро замурлыкал под нос строевую песенку английских солдат времён первой мировой под названием  «Долог путь до Типперери», где были слова «прощай Лестер-сквер!».

                Song of True
There are several reasons for drinking,
And every time one of them entered the head.
May be sure, only true everybody is speaking,
When he ‘xplain you what’s him to drink led.

КЛИП 3.2. ЧУДНЫЙ СОН В ЛОНДОНЕ

Смотри, ты многого ль достоин?
Смотри, как жалок ты и слаб,
Трусливый и безвестный воин,
Ленивый и лукавый раб!
                А.А. Блок
И снится чудный сон Татьяне.
                А.С. Пушкин
    Как я уже сообщил в предыдущем клипе, наступил поздний вечер. Наступил момент, когда последний вечер в Лондоне не был закончен, но ничто уже не могло быть сделано, чтобы изменить его события. Все тёплые компании уже состоялись, все проекты запущены на их орбиты. Пабы, клубы, театры уже вобрали в себя субботнюю публику, улицы стали довольно безлюдными. И весёлый район Сохо встретил меня безлюдными чистыми улицами с множеством ярких перспективных реклам без непристойностей. Почему нет? Если есть зло, то оно должно быть за закрытыми дверями. Город не любит хвастаться своими греховными предложениями. Я понимаю тебя, Лондон.
    Я вошёл в Сохо по улице Греат Вайндмилс, отметив про себя, что ветряные мельницы есть, а донкихотов нету. А когда она закончилась на пересечении с Бревер-стрит, увидел во всей красе «Ла Перла». Светлые окна «Перлы» были украшены яркими картинами ресторанной жизни. Это была рекламная выставка прогресса в наслаждениях счастливых посетителей. Я осмотрел всю выставку последовательно и вернулся к первой картинке, которая своей экспозицией подавала наибольшие надежды.
    Здесь присутствовала молодая леди, которая старалась привлечь внимание четырёх молодых джентльменов к вазе с виноградом и к своим грудям. Про такие груди хохлы говорят: «полна пазуха цицок». Это было приятно соседство! Цицки висели над виноградом, и молодежь ела их глазами. Я ел также, но в отличие от молодых джентльменов, я сразу понял, что эта позиция была самым лучшим этапом их будущей любви, которая постепенно и откровенно разворачивалась в следующих окнах-экспозициях. Мои мальчики, думал я, скоро вы поймёте, что предвкушение награды лучше, чем её получение. Анализ показывает, что настоящая любовь является процессом ожидания. Следовательно, любимая женщина всегда остаётся немного загадкой. Поэтому любовь, молодость и сексуальное невежество или душевная наивность являются неразлучными друзьями. Но здесь, на Вайндмилс, очевидные прелести и виноград были обнадёживающими, и мне захотелось взглянуть сквозь стеклянную дверь входа внутрь «Перлы».
    Моё неожиданное появление в проёме двери вывело двух красочных мачетеро в сомбреро, облокотившихся на прилавок гардероба, из глубокой дремоты. Они взяли себя в руки, оставили прилавок, подтянулись и стали смотреть вниз входной лестницы «Перлы», где появился возможный чемпион их спортивной дисциплины. Третий служивый показал себя, появившись из-за прилавка. Он был одет в красивую расшитую ливрею с перлами, а два мачетеро, как будто, охраняли его самого и его величавую жемчужную красоту. Это было немая сцена: я стоял в удивлении внизу за дверью, а они незримо брали меня под руки и вели наверх, к блаженству в своих объятиях. Но я их разочаровал.
    После этого я разочаровал всех чёрных зазывал-швейцаров на Уордор-стрит, поскольку по ней шёл мой общий курс на север. По правде говоря, они уже не надеялись получить новых посетителей на почти пустой улице. Так что я и мое любопытство было для них полным сюрпризом. А вот предо мной открылась огромная вывеска «Сексуальное мастерство». Это было, как если бы здесь предлагали научную программу университета Сохо. Здесь было не до шуток. Предлагалось два этажа квалифицированных сексуальных опытов, но посетителей на входе было мало. Ночь была безлюдной, моя последняя ночь в Лондоне. Возможно, если бы я был не один, а с надёжным попутчиком, я рискнул бы позаимствовать здесь зарубежного опыта в сфере стриптиза и других технологий.
    Двигаясь дальше в этом всеобщем безлюдье, я вдруг увидел небольшую толпу людей. Какая жалость! Многие из них явно не были джентльменами. И почему этот толстяк обращается ко мне со своими приглушёнными скомканными фразами, тупо смотрит на меня льстивым взглядом? Чем же я отличаюсь от других прохожих в этой небольшой группе? Возможно тем, что я брожу один. А что ещё? О! Эта толпа и редкие прохожие, которые мне попадались, все они старательно жевали! Это была моя вина, и, может быть, нарушение правил Сохо. Я не пользовался жвачкой. Мой новый собеседник говорил, вроде, не по-английски, но на универсальном языке цветов греха. Это была версия латинского языка блуда. Действительно, он удивил меня, и поэтому взял верх. Сложилось положение, которое требовало специальных контрмер.
    – Пожалуйста, извините. Я не понял, сколько?
    Он начал оперировать с фунтами, часами и туманными деталями. Однако я был непреклонным.
    – О, нет! Я спрашиваю, сколько хорошего экстаза? Сколько эрекций как конечный результат за оплаченное время? Проще говоря, какова эффективность.
    Пришло его время удивляться. Он не знал, что сказать, а я сделал небольшую паузу и произнес: «время, деньги и юридические гарантии!».
    Это была боевая ничья. Я улыбнулся и добавил, что он, должно быть, читал Адама Смита. Он тоже улыбнулся в ответ на столь странное предположение клиента. Я кивнул ему и двинулся дальше с развёрнутыми знамёнами, равнодушно жуя воображаемую жвачку. Теперь я имел вид завсегдатая Сохо. Но тут я обнаружил, что вышел на любимою мною Оксфорд-стрит, сразу перестал жевать и пошёл домой хорошо известным путём.
    Улицы опустели окончательно. Только редкие автомобили показывали, что Блумсбери не был вдруг оставлен жителями. Я смотрел на знакомые в ночном освещении тени и силуэты улиц, и впервые за эти дни подумал о скором расставании с ними и о длинном пути предстоящего мне возвращения на родину. Моя скудная и обильная, моя равнодушная и сердечная, скоро я увижу тебя! Подожди немного. А ты, Лондон, не журись. Ты мне очень понравился, но я нисколько не жалею, что не увижу, я в этом уверен, тебя снова. Я появился здесь по ошибке, по недосмотру, но этот город мне подходит. И Англия с Европой, они подходят России. Мы братья и конкуренты. Твой брат за глухим забором. Он конкурент, который за свой труд оплачивается по тарифу негра на плантации. Разве это хорошо, город? А что касается Сохо, я не против платной любви. Это не простая и не однозначная проблема. Я отчётливо увидел это в Лондоне.
    Да, секс это удовольствие с неприятностями. А в ранней молодости секс, как будто бы болезнь, острая болезнь, которая становится позже хронической, а ещё позже дряблой и застарелой. Таким образом, наиболее древняя профессия не просто коммерция, в ней есть что-то от лекарства, от медицины, которая, как известно, стоит денег. Вот поэтому цивилизованный мир хочет видеть эту проблему как товар на рынке телесных страстей. Однако простая человеческая порядочность с этим не согласна. Коммерческий секс издалека пахнет грехом.
    Мы много раз грешили в нашей военно-морской молодости, но мы никогда не покупали наших женщин за наличные деньги. Да, мы платили винами, подарками, добротой, а они – своей любовью. И наш вид совместной любви был видом естественной взаимопомощи при решении этой вечной проблемы. В конце концов, мы никогда не думали о них плохо, никогда не называли их проститутками. Они были наши женщины, и даже если мы их называли «б…» со злости, то только в своём кругу. Кстати, этот последний термин хотя и означает «шлюха», но не совсем.
    Да, это женщина лёгкого поведения, но не для любого человека и не за деньги. Она не имеет никакой цены или обязательств перед партнёром, она свободна в выборе. Эти подруги были нашими непостоянными и иллюзорными любовницами, и мы, с нашей кочевой жизнью, были для них тем же. В этом мире царили симпатии, но не глубокие чувства. Конечно, это игра стоила не только свеч, но и времени, и денег. Иногда она стоила и здоровья, поскольку всегда был некоторый фактор риска. Такая ситуация, вполне естественно, со временем толкала весёлых ребят к моногамии. Вечная история! Каждый хочет спокойствия и сексуального удовлетворения. Каждый хочет быть счастливым, а великий Пушкин сказал:
«Привычка свыше нам дана,
 Замена счастию она».
    Таким образом, ваше величество Лондон, вы показали мне свою реальную сексуальную сущность. Я вижу, вы всё это делаете совершенно правильно. Всё спокойно и рационально, без наглости, а также без блеска. Город как будто снисходит на все эти слабости, в том числе на жирные красные волосы встречного сутенера. Я думаю, что его мясистый нос и пухлые губы были отличительными признаками преступника. Разберись с ним, Лондон! Что касается меня, я отверг его с отвращением, хотя на самом деле он очень несчастный человек. Весь этот мир коррумпированной любви и все его ночные жители недовольны судьбой, тем, что оказались на дне. Господи! Спасибо Тебе, что я никогда не был его клиентом, дай мне силы духа, чтобы избежать этого мира.
    Я попал в поле освещения автомобиля, выезжавшего из полутёмного квартала университетских зданий. Водитель увидел мою одинокую фигуру и остановился, хотя я был от него более, чем в пяти метрах. Тёмный лимузин урчал сердечно и дружелюбно. Я поблагодарил его за взмахом руки и ускорил темп движения.
    Это было последний привет от ночного Лондона. Я могу поклясться, что к востоку от границ Европы с Россией никто не остановил бы свой автомобиль на расстоянии более двух метров от одинокого пешехода, который собирается перейти дорогу. А за сколько метров он должен сделать такую экстренную остановку? Это расстояние может быть уменьшено в пропорции с нашим воображением при мысленном перемещении такого эксперимента на восток страны. В среднем, конечно. Где-то в степях Зауралья, я думаю, никакой остановки вообще может не быть. Вас могут просто переехать, как сайгака.
    Наши новые нищие богатеи превращают разрешённый им автомобиль в знак независимости и превосходства над всем остальным миром за пределами автомобиля. Да не стану я лишний раз тормозить! Что это за тень рядом с триумфальным путём моего автомобиля? Мы не видим и не знаем её. Мы заинтересованы объехать её не больше, чем опасный столб возле нашей замечательной дороги. А убогое высокомерие азиатских джигитов ещё уменьшает безопасное расстояние от пешехода до бампера автомобиля.
    Хорошо, когда рядом аккуратные невысокие здания университета. Вот моя гавань мой симпатичный, такой обширный, двухцветный и респектабельный отель три звезды. Нынче я иду спать. Прощай суббота, бай-бай Лонд…
    А теперь, мой читатель, я расскажу вам свой замечательный и совершенно необычный сон. Как я помню, это был мой первый и последний сон на границе с западным полушарием. Обычно я вижу цветные сны, один из которых собираюсь рассказать, редко. Неудивительно, что я его запомнил. А этот сон был таким чудным и красочным, что я даже вкратце записал его детали, чтобы сохранить в памяти задолго до того, как начал излагать эту историю. Два слова о таинстве памяти в моём изложении.

Так близко всё, лишь только стоит вспомнить.
И, отрешившись от цепей календаря,
Проглянет таинство – то памяти заря,
Как будто прошлое твоё сбылось не зря,
Как будто, не отрезан жизни ломоть.

Так близко всё, лишь стоит посмотреть,
Глаза слегка прикрыв, на прошлые года,
Где часть своей души оставил навсегда,
Где в тишине песнь Сольвейг услыхал тогда,
Где всё твоё, лишь стоит захотеть.

Так близко всё, лишь стоит поспешить
Назад, орбиты тел небесных уточняя,
Как будто, свет своею мыслью обгоняя,
Как будто, миллиарды миль не замечая,
Земля и мы всё можем повторить.

Так близко всё, чудесен дар от Бога.
Дан он утешиться, и в наказанье нам,
Да, память – это скорбь и радость пополам.
Надежда и любовь приходят к вере в храм,
И бесконечна памяти дорога…

    Несомненно, мой сон – это фантастика, но не больше, чем некоторые причудливые сказки звёздных войн, поскольку он навеян памятью о недавнем былом. Он не был долгим и соответствовал правилам драматургии. Вот где польза моего драматического кружка детских лет, где я сыграл свою первую роль городничего! Сон сохранял принцип единство места, времени и действия, он содержал знакомые мне понятия и материальные символы. Более странно то, что во сне все говорили по-русски стихами или речитативом, но это слишком трудно для меня, изложить сейчас эти рифмованные мысли в их совершенных и убедительных формах. Они будут только в моём посильном повторении, и почти всё в прозе. Однако я полон страстного желания убедить вас в подлинности сна. И поэтому я использую некоторые ранее сделанные в рифмах записи подробностей сна. Они станут доказательствами его подлинности, поскольку включают строки, которые я написал по моим свежим воспоминаниям. Я постараюсь передать свои чувства. И хотя это был тревожный сон, там не было никаких монстров или сюрреалистических сцен, но только лёгкая дымка мечты. И так, я начинаю «Сон в зимнюю ночь».
    Во-первых, о сцене моего зимнего сна. Можете ли вы себе представить известный Вестминстер холл с широченной лестницей для подъёма в зал Святого Стефана, но в какой-то камерной версии. Да, готический витраж, но не такой огромный. Окна и арки, как в реальности. А на лестничной площадке расположилось кресло спикера из Палаты общин и стол клерков. Перед ними – мебель, необходимая для работы в стандартном зале суда. Я сразу понял, что это Высокий уголовный суд большого Лондона. Вы, конечно, знаете, что в любом сне вы можете понять некоторые сложные вещи без объяснений. Это чудо сна, которое делает его описание неблагодарным делом. Я прошу снисхождения, поскольку мне предстоит ознакомить вас только с аннотацией столь необычного и чудесного сюжета.
    Мистер Хэндли занимал кресло судьи и открыл заседание словами сомнения «делать или не делать». Этот процесс был, по его словам, беспрецедентным. Он назвал истца со многими географическими и историческими деталями и прямо указал на него. Истцом был, и это очень странно, силуэт Соловецкого архипелага. Затем он представил ответчика без каких-либо комментариев, только назвав по именам и указав на группу заключенных, которые являли собой очень странную, вовсе необычную картину.
    Удивительно, но это была большая настоящая картина в форме русской иконы, которая попала за решетку и стояла на скамье подсудимых под охраной известных мне сержантов из парламента. Но это не была собственно картина, это был обобщённый образ власти и подобия Ленина, и, в тоже время, произведение искусства в его честь. На полотне вождь был не один. Вокруг него по бокам картины было много меньших по размеру портретов его сотоварищей по оружию, совсем, как на знаменитом портрете Ленина кисти Павла Филонова, где герои изображены с удлинёнными крысиными лицами и носами и все смотрят их широко распахнутыми оливковыми глазами на лидера. Они выглядели побочными персонажами вверху, внизу и по бокам изображения. И облака плыли выше островов архипелага, и обвиняемые мигали своими живыми чёрными глазами на картине.
    Два клерка за столом старательно записывали ход процесса. Это были два мистера Пиквика, первый и второй. Для присяжных в зале стояла зелёная скамейка из Палаты общин, где, как я сразу понял, восседали встречные мною персонажи из заведений и с улиц города. Здесь были мистер ШБ, мистер Каттер, мистер Вальтер, два мачетеро с их сомбреро, «перловские» гардеробщик и дама из витрины с виноградом, и даже сутенер из Сохо. Я сам не имел никакого места в этом зале и был там, где я хотел. И все, на кого я обращал свой взгляд, кивали мне как старому другу и завсегдатаю этого судилища. Это была странная компания и странное чувство моей свободы.
    Был ещё один очень необычный персонаж с благородно-суровым лицом английского адмирала и с большим плакатом, который сидел в середине зала на мешке с шерстью. Он был одет в ватник лагерного заключенного, шапку-ушанку и яловые сапоги. На его плакате выделялась загадочная надпись: «Общество “Азъ воздамъ” энтузиастовъ славянской исторiи», в смысле, как я понял, все получат по заслугам.
    Я догадался, что он был общественным обвинителем от прошлого без каких-либо прав на выступления, поскольку, я это знал как данность, он был немым. Он был в то же время и публикой на процессе и, может быть, поэтому не контрастировал с ситуацией в зале, хотя представлял наиболее фантастическую фигуру российской трагической реальности и идеализма в то же время. Он был в центре зала и всех событий. Он был, вроде бы, основной идеей этого процесса и, может быть, определял его неумолимый финал. Он был железным законом сна.
    Только теперь, когда я пишу об этом, я оцениваю эти символы сна в их странностях, однако тогда, во сне, ситуация была вполне обычной, и она меня не удивляла. Это правило сна, не удивляться. Из-за этого я не удивился странной процедуре появления в суде двух его главных персонажей, появлению и исчезновению символов правосудия, которыми были прокурор и адвокат, защитник. Они становились видны, только когда говорили, совсем, как чеширский кот Льюиса Кэрролла. Они, очевидно, воздерживались видеть друг друга, но были главными героями этого процесса и вели дискуссию о рассматриваемых проблемах. Делалось это оживленно, и я боюсь, что я не смогу описать их попеременные выступления во всех деталях. Удивительным было то, что их, прокурора и адвоката, представляли ожившие скульптуры сэра У. Черчилля у входа в Палату общин и мэтра У. Шекспира с площади Лестер-сквер соответственно.
    Речь судьи была короткой и ясной. В ней он указал, что мы снова встретились с проблемой бесконечной борьбы между добром и лживым злом. Потом он обозначил суть судебного процесса. Судья использовал термин «пришельцы»! Вот его речь.
    – Мы рассматриваем уникальный случай, когда православный Соловецкий монастырь обвиняет первое советское правительство как юридическую группу инакомыслящих в грабеже и убийствах. Они, монахи, требуют не только возмездия в виде морального осуждения, но, и это главное, реальной финансовой компенсации от последователей или наследников украденного потому, что неправедно полученное должно быть возвращено. Однако братство включает в свой иск не только имущество, но и жизни всех безвинно убиенных большевиками-пришельцами в этом концлагере, прототипе нацистских лагерей. И здесь мы касаемся политической проблемы геноцида оккупационным режимом порабощённых ими славян».
    Мистер Черчилль в его выходе был неподражаем. Его выступление было красочным, а жесты были скупы, но значительны. Он напомнил, сколько раз он лично выступал против правительства этой шайки большевиков-убийц в России и призывал учесть эту беду, этот трагический процесс применительно к его опасности для старой доброй Англии, для всего мира.
    – Да, красная кровавая звезда Моисея угрожала Англии. Мы не дали ей загореться здесь, спасли нашу землю от насилия и бараков, будь они прокляты, от судьбы Соловков.
    Далее он сказал, что пришёл на этот процесс, как на праздник «потому, что Ленин и его правительство находятся на скамье подсудимых». Прокурор торжественно заявил, что вождь виновен: «предавал, грабил, убивал». Он инкриминировал Ленину нарушение всех законов от закона Божьего, до международных и Нюрнбергских. Он заявил, что вина ответчиков не имеет срока давности, что «кровь этого преступления ушла в землю, а золото жертв находится в карманах аморальных недобросовестных людей, внуков убийц и грабителей». Он разделил проблему на две части: на конкретный случай Соловков и на общую задачу материальной компенсации для славянских народов из кармана заказчика этого преступления. Кто получил прибыль, тот должен быть наказан материально. Все последователи Ленина должны быть осуждены, как немецкая сторона была осуждена после второй мировой войны. Международное сообщество должно вернуться к этой проблеме в связи с ограблением Соловков, России, а также очевидной обязательной ответственности любого рода-племени за участие в преступлениях своего лидера.
    Появившийся было, адвокат пытался протестовать против этого обобщения, но судья не принял его протест и признал обобщение допустимым.
    А далее, снова возвратившись в зал, сэр Черчилль заявил, что на самом деле эта группа преступников может быть осуждена лишь морально. Однако это нравственное осуждение, по его словам, может стать реальным судебным решением.
    – Мы должны объявить все преступные действия узурпатора Ленина против славянских народов России военными преступлениями без срока давности. Необходимо признать права России на похищенное у неё имущество из банков, церквей, у граждан. Мы должны назвать исполнителей этих преступных акций, определить степень их вины, и определить их государственно-национальную принадлежность.
    Он пояснил, что только такое решение проблемы может гарантировать мир от рецидивов, от анархии и разбоя, от подавления и уничтожения одной нации другой, как это имело место в революционной России под руководством Ленина и его товарищей.
    После завершения этой речи я увидел внезапно возникший образ облокотившегося на мраморный постамент мэтра. Он начал стихами. Да, он, именно он, а ни кто другой вместо него, писал стихами, а не просто подписывался. А стихи бывают и во сне.

«Мой коллега обвинитель сильно ошибается.
Он Вестминстера обитель убедить старается,
Что английский суд высокий может прецедентом
Возвратить стране далёкой вклады, банков ренту.
Этих денег не вернуть, если только силой
Все карманы вывернуть, раскопав могилы!»

    Мэтр согласился с коллегой, что обвиняемые могут быть признаны виновными, но только чисто этически, своим аморальным поведением они нарушили все заповеди. Однако он считает, что они уже получили по заслугам в муках ада, а Нюрнберг не предназначен для юрисдикции такой ситуации. Несомненно, вера многих в Божью кару стала в сознании людей наказанием для ответчиков и предупреждением на будущее. Но, по сути, они совершали смертные грехи для своих последователей, которые не просто использовали их преступления, но умножили многократно не менее подлыми деяниями.
    – И так, они заслуживают снисхождения! А для восстановления ущерба при наличии таких серьёзных юридических проблем существует международный суд в Гааге. Смиренные монахи правомерно могут подготовить документы для такого процесса.
    Затем он указал, что отсутствуют прокурорские аргументы финансовой вины обвиняемых. Нет реальных ответчиков по именам, персональных исполнителей. Не определён объём, общий материальный ущерб лица или группы лиц, которые были ограблены. Он сказал, что можно предположить очень интересную работу в части судебного разбирательства и принуждения ответчиков к возмещению убытков, если истцы начнут действовать и перестанут предпочитать держать язык за зубами по всему комплексу вопросов русской национальной катастрофы. Тем более, что прошло столько лет, сменились поколения. Он закончил свою речь словами:
«Нам не сыскать заказчиков сегодня,
Они давно отбыли в преисподнюю».
    Присяжные никуда не удалялись и не советовались. Женщина с выдающимися грудями уточнила их позицию относительно виновности подсудимых, которая, однако, не касается финансовых проблем. Она сказала, что присяжные подтверждают огромную вину совершивших переворот большевиков, поскольку организованные пришельцами Соловки являются моделью-предшественником Майданека и Освенцима. «Они должны ответить!» Остальные присяжные дружно кивали головами.
    И вдруг стены Вестминстер холла раздвинулись, зал стал больше в его естественном измерении и заполнился бесчисленными посетителями. Панорама Соловков и портрет вождя с соратниками также стали больше и поднялись до балок кровли. Под ними возникли две толпы: слева монахи и православные миряне разных сословий, справа множество международных адвокатов и законодателей, шутов-лицедеев и военных. Да, это была грандиозная панорама судебного Вавилона, который отражал две силы, позиции, идеологии. И тут прозвучали слова судьи. Он сказал, перекрывая своим голосом неясный гул толпы, что Высокий суд примет во внимание всё услышанное и вердикт присяжных.
    Я проснулся и увидел в окно через дорогу бетонные конструкции нового недостроенного здания университета. Нет, этот чудный сон, этот вердикт Лондона пришельцам в моём подсознании я постараюсь не забыть. А что, если он вещий. Записать бы основные детали, чтобы их не стёрли последний день моего лондонского визита и неумолимое время.
    Нет смысла упоминать теории, которые учёные люди разработали для объяснения механизма сна. Укажем на одно противоречие в понимании ими природы сновидений. Считается, что стыд, совесть и разумение для сна не имеют значения. Но известно много фактов, когда великие творческие достижения в искусстве и научные откровения приходили ищущим людям, когда они спали. Несомненно, что именно его величество разум Данте и Менделеева породил их гениальные творения, хотя и во сне. Видимо, стыд и совесть также играют не последнюю роль в такого рода сверхъестественных находках. Понятно, что указанные обстоятельства имеют место, где у спящего есть эти самые стыд, совесть и разум. На нет, и суда нет.
    Автор не считает свой неожиданный сон обделённым в этом отношении. Поэтому он скромно надеется, что пришедшая ему во сне, на глубинном уровне, новая модель международной юрисдикции под названием «Сон в зимнюю ночь» скоро может стать востребованной. Получается, что он самонадеянно считает, будто в нашем корыстном, но быстроменяющимся мире, когда-то можно предполагать наступление торжества справедливости. Отсюда и завершающий вердикт лондонского сна, вердикт всего представленного отчёта.

           Song of Newcomers
They took of Russian of as much,
As their clan could fraudly clutch.
And, taking what belongs to other,
They robbed churches, banks together.
They had told “ruin!”, do the all,
For gold and money they sold soul.
In order to become the masters
Newcomers brought on us disasters.
Conqueror Will, you’re not the culprit,
But Lenin’s win, his crime is rapid.

КЛИП 3.3. ИЗ АНГЛОСАКСОВ В СОВЕТЫ

Нет, меня не порадует – что ты! –
Одинокая странствий звезда.
Пролетели мои самолеты,
Просвистели мои поезда.
                Н.М. Рубцов
    Все изменилось. Завтра соединилось с сегодня и с неизбежностью отбытия домой. Они сформировали в этот день жёсткий график моих передвижений. После того, как я оставил гостиницу, я себе больше не принадлежал, а Лондон стал своего рода декорацией на моём пути. Сейчас у меня не было времени, чтобы остановиться хотя бы на минуту. Я быстро прошёл мой традиционный маршрут. Он привёл меня по Оксфорд-стрит к мраморной Арке. Дальше я должен был пересечь Гайд-парк в направлении станции Кингсбридж. Здесь я вдохнул в последний раз воздух Лондона и нырнул в метро прямой линии до взлётного поля Хитроу.
    Намеченный график моего перемещения был выдержан, а на мой тревожный вопрос службе информации в аэропорту о рейсе в Москву был получен положительный ответ. Скоро начала действовать система пассажирской погрузки, и, после ряда технологических операций, вся группа пассажиров была на борту самолёта. Зелёное поле и серые тона полос были последними кадрами английского кино. Нас поглотила сплошная с запада на восток облачность над Европой, а потом лайнер вышел в ультрафиолетовое море на фоне белой пустыни облаков.
    Где теперь те красивые лошади, весёлые и элегантные молодые наездницы и наездники, которые повстречались мне в Гайд-парке в это утро? Возможно, они и теперь ещё гарцуют на широкой песчаной конной дорожке Роттен-роу? Может быть, они и гулявшие с хозяевами собачки просто приснилось мне? Может быть, и Лондон также мне приснился? Может быть. А и в самом деле, никто в Лондоне не нуждался во мне, и мое посещение было абсолютно бесполезным. Я чувствовал это и сердцем, и разумом. Я был в Лондоне лишним странником, а мой английский опыт никогда не будет полезен в России, в моей будущей жизни. Я был только игрушкой для министерства в его театральном представлении на тему международных связей. Ещё один пункт их утверждённого плана был закрыт, и ничего больше. А для мужиков с Грин-стрит я вообще был всего лишь любопытным образцом, и только.
    Ну, нет, господа и товарищи! Нет, уважаемые коллеги! Этот фокус не пройдёт. Весь этот опыт будет полезен, хотя бы, только для меня! Вы будете образцами коллекции моей памяти. Вы теперь мои. Вы мне подходите.
    – Hello!
    – Здравствуйте, очень рад вас видеть!
    Стюардесса была славной девушкой, и было большим удовольствием отвечать ей по-русски. Она остановила свою тележку с закусками рядом с полупустым рядом кресел, где сидел я, и удовлетворённо обнаружила, что я был её соотечественником. Она подчёркнуто направила её внимание на мою персону. Каким непохожим было её внимание на презрительное равнодушие леди из английской компании British Airways, представителя Аэрофлота при оформлении. Англичанка за стойкой в Хитроу, до моего появления перед её взором, оживлённо щебетала с молодым джентльменом, а потом с ледяным видом начала изучать по обязанности мой билет в Москву. Да, для этой леди я, может быть, был шпионом из Кремля. А для нашей девочки, я, может быть, был большим человеком или парнем из некоторой достойной организации, которая могла направлять своих ребят в Лондон в одиночестве. Я осознал это временное преимущество и спросил её, может ли она принести сухого вина за счёт Аэрофлота. Она улыбнулась и принесла.
    Это был рислинг. Процесс входа в доверие к экипажу и лётного снабжения начался успешно. Я съел курицу, салат и прочее. Салон лайнера был наполовину пуст, а его пассажирами снова летели малайцы. Это был тот же самый рейс, на котором я добрался до Лондона, но обратно, с запада на восток. Теперь я оказался только одним пассажиром до Москвы. Великобритания и Советский союз жили без каких-либо деловых контактов, как две далёких друг от друга системы. Так что леди из Airways была права, потому что я был для неё действительно своего рода чужаком. Как она могла знать, что я работаю от себя и для вас, мой дорогой читатель? Как она могла знать, что мой обязательный пастушёк из КГБ, который должен был по плану прилететь из Женевы-города, из центрального офиса МЭК, чтобы присматривать за мной, случайно оказался в это время в Москве из-за смерти своего отца?
    Что я видел в Англии? Что я нашёл там? Я сидел, откинувшись и вытянув ноги, думал о моём лондонском опыте и пытался сделать для себя некоторый общий вывод: а что Лондон и Россия, это та же цивилизация, или это разные миры? Смогли ли наглые интернациональные узурпаторы власти в стране Советов разрушить связи времен и народов? Или, может быть, в России разрушительной трансформации и разъединения нашей и общей европейской цивилизации не произошло? Возможно и так, потому, что сама Россия не была разрушена, силы сплочения победили. Хорошо поразмышлять над этой проблемой после лёгкого вина.
    Осмелюсь предположить, что мой богатый событиями рейд в Лондон даёт мне некоторую уверенность в правдивом анализе этой темы. Я получил яркие и чёткие впечатления. Они не расходятся с моими личными симпатиями или антипатиями. Никто не вёл меня, не направлял мой путь контактов. Вышло, я был свободен, как муха. Я видел Лондон в качестве своеобразной фото-сессии с безжалостной блиц подсветкой. Конечно, это нереальная жизнь города, но это информация о реальной жизни без искажений. Я побывал только на пляже соленой морской воды английской жизни. Однако вы можете быть уверены, что я всё же один раз нырнул в этом море и почувствовал его на мгновение. Что касается русского моря-океана, я знаю всю его береговую линию и кое-какие глубины достаточно хорошо. Таким образом, у меня есть основание делать некоторые сравнения.
    Во-первых, мы не должны использовать такое понятие, как цивилизация. Мы сделаем анализ на уровне повседневных жизненных коллизий по принципу «здесь» и «там». Во-вторых, мы упростим задачу и персонифицируем её. Сведём глобальные проблемы к местным заботам Акакия Акакиевича (AA) и Simple Simon (SS). Они могут иметь любые профессии, от рабочего до профессора гинекологии, в том числе и любые инженерные специальности. Конечно, есть некоторые исключения. Например, это таксисты Лондона и Москвы, которые принадлежат исключительно их дорогам. Мы начинаем мысленный эксперимент. Пусть будет так! Товарищ АА заменяет мистера SS в его кабинете, у станка на торговом предприятии и так далее. А на его место приходит мистер SS. И в эксперименте нет языкового барьера. Может быть, они предвидели своё будущее и усовершенствовали свои знания языка. Это не наша проблема. Игнорируем этот экспериментальный шум или, по сути, возможное молчание.
    Заходящее солнце осветило салон лайнера, но оно было позади нас, и не напрягало глаза. В воздухе было очень уютно и спокойно, а второй бокал вина мотивировал мыслить по теме в большем масштабе. Ситуация представлялась мне, как в кинотеатре. Я видел АА и SS, настоящих мужчин, которые решали свои проблемы в новой ситуации. Да, они вполне могли это сделать. Я был твёрдо убежден, что они это могли, поскольку не было для них никаких неразрешимых обстоятельств, кроме одной пары чисто житейских проблем. Простая ситуация! И ничего не надо мудрить! Мы должны обеспечить регулярную работу мистеру АА и квартиру с пропиской в паспорте для товарища SS. И если мы сделаем это, то не будет никакого различия между нашими героями и не состоится никаких двух разных цивилизаций.
    Кстати, цивилизация означает для наших героев некоторые реальные вещи. Это мир, безопасность, сытость и так далее, но не идеология, не правила дорожного движения или налоги. Перечисленные социальные соглашения и условности вызывают внешнее различие, но не затрагивают человеческую жизнь в главном. Таким образом, и Британия, и Советы представляют для простых людей сходное место их обитания. В самом деле? Ну, а что дальше? Не одолжить ли вам на вашу нищету пять фунтов?
    О! Нет, нет. Благодарю! У меня есть пять фунтов как остаток валюты для кассы нашего главка. Вы всё равно мне не верите и хотите найти разницу двух миров. Такая мелочь среди результатов успешной поездки в Лондон! Ладно, так и быть. Я знаю, что является главным различием, и я покажу вам его. Однако здесь мы оставим проблемы промышленной стандартизации или технологий, и даже прав на забастовку, а также валютной спекуляции, поскольку пять фунтов можно загнать втридорога. В реальных проблемах есть некоторые различия, но только в деталях. Но у нас нет времени для мелочных и фарисейских обсуждений. Мы вскоре увидим Москву. Таким образом, мы должны устремиться в пышные луга моральной философии и найти там цветок вечной истины различий. Рассмотрим общее правило игры: цель оправдывает средства. Я думаю, что вы достаточно опытны, чтобы с этим согласятся. Это правило подходит к оценке любых практических результатов, вне зависимости от того, богаты мы или бедны. Каждый хочет быть понятым и прощёным, И всегда, и везде никто не хочет признать при этом свою возможную аморальность. Но как он может быть успешно прощённым? Чтобы ответить на этот вопрос, мы обязаны рассмотреть упомянутое правило внимательнее.
    Не надо анализировать справедливые варианты, рассматриваем только грязные средства, поскольку положительным результатам не нужны оправдания. И если это так, формула оправдания содержит в себе критерий определения, каковы те средства, которые использованы. Содержат ли они в себе негативность, греховность, или нет? Каждый раз, когда начальство, общественная потребность или желание выдвигают новую цель, идеологи получают команду, исправить критерий оценки применительно для новых условий. Такая мобильная мораль сохранилась до настоящего времени. И мы можем видеть широкий спектр критериев, которые успешно используются для оправдания. Идеал предельно простых Заповедей оброс, в итоге, томами законов и философских трактатов.
    Но тут, как бы ни было, мы знаем реальную картину идеологии. Мораль предыдущего поколения и традиции нации формируют функции управления поведением людей. Если больше влияния и инерции традиций, то меньше опасность появления новых опасных целей и, связанных с ними, будущих потрясений. И только здесь мы находим основные противоречия социальной ситуации в Великобритании и в Советском союзе.
    Есть некоторые расхождения с оценкой стабильности и непредсказуемости «здесь» и «там», потому что опасная непредсказуемость нашего общества – это результат безжалостной шестидесятилетней интернационализации. Тысячелетие вера и национальные традиции определяли безопасность и процветание России. Теперь страна живет в состоянии национального опустошения, используя последние остатки былой моральной устойчивости. Перспективы дальнейшего строительства коммунизма зависят только от останков совести, которые, к нашему удивлению, хорошо укоренились у славян. Но они не безграничны. Мы не можем также ничего сказать о других заключенных дома Советов, потому что они никогда и не собирались строить коммунизм. Они были согласны уповать на эту химеру, почему бы и нет? Но пусть её возведение будет делаться чужими руками. Заставить их работать государство может, но только плетью, что себе дороже. А пряник без плети тут бесполезен, он воспринимается, как должный. Таким образом, наши национальные окраины продолжают строить феодальный капитализм и делают это весьма успешно. Одно исключение – Прибалтика, где строится национал-капитализм с оттенком фашизма.
    Да, господа, теперь вследствие многих лет усилий новых идейных поджигателей и практических партийных работников у нас есть непредсказуемая Россия. Немецкий нацизм был цветочками, ягодки дня Икс в России ещё будут... Поймите вы, джентльмены, эту проблему наконец-то! Поймите, потому что скоро будет поздно. Брошенный на произвол судьбы гигант может быть опаснее, чем обычный, пусть и серьёзный, соперник.
    Наш анализ дает общее представление только о проблеме взаимозаменяемости АА и SS. Однако мы настоятельно рекомендуем мистеру SS не спешить со страной Советов. Кто знает, что мы будем одобрять завтра? Но тут за бортом нашего салона как-то быстро, без вечера изо дня настала ночь.
    – Где мы сейчас, девушка? Я не вижу никаких фонарных столбов! – обратился я к стюардессе, которая, проходя рядом с моим местом, подарила мне приятную улыбку.
    – О! Мы находимся почти дома, и вскоре будем над Ригой.
    – Рига? Это очень хорошо. Рига мне нравится, и хотелось бы сойти, можно?
    – Нет. Пожалуйста, оставайтесь здесь. Может быть, ещё бокал?
    – Вы меня уговорили. Мне нравятся ваши предложения. Я был бы очень рад провести с вами сегодняшний вечер.
    – Конечно, это было бы неплохо. Но, к нашему горю, я буду в этот вечер и ночь много восточнее, а вам выходить.
    Мы летели над глухой окраиной и последним регионом войны в Европе, над Курляндией. Здесь война между нашей 10-й гвардейской армией и 12-й танковой дивизией СС продолжалась до конца мая 1945 года. Здесь почти месяц был парадокс истории: в лесных дебрях Латвии продолжалась ожесточённая битва, которая уже везде закончилась, причём, столица провинции Рига была освобождена ещё в октябре 44 года.
    Весь этот прибалтийский регион – парадокс истории, он был в оккупации, начиная от времён средневековья. Однако прибалтийские племена своим внутренним согласием с такого рода внешним господством очень успешно использовали местную иностранную администрацию европейских завоевателей в своих целях. Они сидели вокруг немецких, датских и шведских городов-колоний, замков иностранных феодалов на своих фермах-мызах, кормили господ и склёвывали крошки европейской культуры, нимало не заботясь о своей собственной культуре и вере. Несчастье уничтожения мастеров вооружённого сопротивления и религиозной оппозиции, как это было с покорёнными племенами восточных пруссов, с ними не произошло. А российская оккупация их земель в XVIII веке не изменила эту ситуацию, потому что от Петра Великого русская культура стремилась к европеизации. Более того, империя ликвидировала тяжкую феодальную зависимость прибалтийских крестьян, которая, к несчастью, оставалась в самой метрополии, в России ещё более века.
    Вследствие такого национального оппортунизма прибалтов латвийские школы появились в Риге, в дополнение к русским и немецким, только после её скороспелой национальной свободы, на халяву дарованной Прибалтике интернационалистом Лениным. Поэтому до сих пор мы видим здесь запоздалый прибалтийский национализм, который носит характер навязчивой идеи или острой лихорадки. Каждая родная прибалтийская муха вырастает до размеров орла, потому что европейские птицы улетели отсюда навсегда. Это результат исторического развития, ряда чужих войн, а сами обидчивые на русских прибалтийские племена не имеют никакого отношения к тому счастью, которое на них свалилось в виде советского социализма с его плановым снабжением, социальным обеспечением, деньгами на представительство и русской рабочей силой.
    После победы в войне и против них латвийские хутора и школы получили серьезную помощь из Москвы, а зелёное братство подполья было очень быстро ликвидировано. Знакомый людям режим оккупации пришёл сюда с миром и принёс избранным племенам благополучие. Москва платит хорошую цену за благоразумие националистов. Но теперь прибалтийские земли окончательно потеряли былую немецкую культуру, поскольку в запарке тотальной войны Гитлеру было не до неё. Конечно, в душе они сохраняют прозападную, вернее, американскую ориентацию своего неистребимого национализма. Они разумно не хотят даже понарошку быть друзьями своим старым немецким хозяевам, я для русских бодро держат фигу в кармане. Она понимают некоторые опасности новой европейской, считай немецкой, колонизации. «Можете ли вы сказать, уважаемый герр, чей был этот объект  раньше? О! Мы знаем это очень хорошо, хозяева этого великолепия теперь живут в Германии».
    А в этот вечер самолёт захватчиков пролетал над процветающей и снабжаемой по первой, как Питер, категории лесной Курземе и над чистой Ригой, двигаясь к разорённым и скудно населённым землям Пскова. Псковские земли, как и по всей России, стали поставщиком рабочих рук для новых советских европейцев. Новые хозяева куражатся, не хотят русских, но используют эту ситуацию, чтобы жить, не марая рук чёрной работой, жить по первому классу норм страны Советов. Кремлевские враги России знают своё дело.
    Моя судьба связала меня с Ригой в детстве, в 1945 году, когда отец привёз меня в новое тогда Нахимовское училище. Это было влажной балтийской осенью. А всю промозглую зиму рослые пленные эсэсовцы вели ремонт длинного здания старинной шведской казармы на границе старого города, убирали из неё хлам ранее бывшего тут госпиталя. Они делали это для нашего училища без всякого энтузиазма. Даже их походка была, как будто в замедленном кино. Да, это методология всех заключённых во всём мире.
    Мы спали в этой казарме на двухэтажных койках в отремонтированной части двухэтажного здания, грелись старыми добрыми печками в своих кубриках, которые выходили в широкие холодные коридоры. Учились мы у лучших на то время в городе учителей, в прекрасном современном здании, пристроенном к старинной Пороховой башне. Я провёл здесь лучшие годы моего школьного обучения и покинул Ригу в 1949 году, попав в Ленинград для продолжения учёбы. После ухоженной Риги северная столица производила впечатление заброшенного города, а не уважаемого героя войны и блокады. Да, есть правило, что революция пожирает своих детей. В данном случае интерреволюция скушала свою маму, навсегда превратив этот прекрасный город, бывшую столицу империи, в глухую провинцию в ранге двоюродного брата Москвы. Теперь это город с областной судьбой, промышленная база для развития республиканских столиц, в том числе и Риги.
    Центральная часть средневековой Риги был разрушена боями в 1944 году выборочно, но очень сильно. Здесь обе стороны отрабатывали тактику обороны и захвата плотно застроенных городов Европы. К счастью, длилось это недолго, немцы ушли, испугались окружения. Что-то в этом немецком средневековье исчезло навсегда, но дух и силуэт старого города остался там вместе с остовами готических соборов и островерхих игрушек-домов на изогнутых узких улочках. Их исчезнувшие строители и владельцы занимались ремёслами, торговали, уважали латынь и держали слугами аборигенов, которые, в силу обстоятельств, позже стали новыми хозяевами чужого имущества, как это повсеместно происходило в освобождённых колониях, например, у негров Центральной Африки.
    Я помню, я думаю, я представляю. Голубое небо с белым мутным налётом Балтики служит фоном разнообразных по форме покатых наверший с зубцами дымовых труб, с иглами маленьких шпилей на множестве разнообразных микро-домов с мансардами и их окнами. А сверху царит калейдоскоп красных, чёрных, серых крыш разной высоты и размеров. И каждый дом индивидуален, хотя фасады сходны. Я думаю, что у их владельцев был стандарт фасада, но крыша могла быть плодом фантазии владельца. Здания прижимаются друг к другу. Они не имеют никаких дворов и ворот. Каждая улица является каньоном пёстрых домов разной этажности с различной шириной фасадов. Я вижу этот заповедник Западной Европы, лишённый своих природных хозяев, хороших немецких бюргеров.
    Мы, мальчишки-воспитанники училища получали уроки школьной программы у профессионалов. Начальник училища, в молодости царский офицер, закончивший Морской пажеский корпус, хорошо представлял, кого по уровню образования должно готовить училище. Капитан 1 ранга Беспальчев нашёл в послевоенной Риге лучших преподавателей. Это были и пожилые евреи, возвратившиеся домой в Ригу с нашими войсками. Они ещё владели методикой русского классического образования, не знали разрушительных экспериментов революционных пришельцев с русской школой, они делали свою работу как добросовестные и знающие учителя. Русские преподаватели были более молодыми людьми, и пришли они из армии и с флота, хлебнув войны. Многие из них были изранены и продолжали носить погоны.
    Все наши преподаватели жаждали мира и работы. Мы, недоучки военного времени, хотели учиться, а они учили с удовольствием. Военная дисциплина, которая держала нашу жизнь в строгом порядке, делала процесс учёбы очень эффективным. Это было, пожалуй, самое интересное и полезное время в моей жизни. Это были прекрасные годы в закрытом учебном заведении в чистой и зелёной Риге под руководством профессионалов.
    У каждого класса училища был свой офицер-воспитатель, а у него ещё и помощник, старшина. Воспитателями подобрались семейные люди, а помощниками стали молодые люди, старшины, прошедшие службу на кораблях. Некоторые из них, которые служили срочную службу, жили на казарменном положении. Они, как и мы, любили ходить в город не только в увольнение, но и в самоволку. Эти ребята, прошедшие войну, также давали нам некоторые уроки жизни. Однажды старшину, который разгуливал без разрешения, встретил в старом городе патруль. Старшина начал убегать, используя известный ему лабиринт улиц, но вдруг дорогу преградил новый деревянный забор, о котором он ещё не знал. Этот забор поставили из-за ремонта на улице. Он перекрыл путь к иллюзорной свободе в средневековом каньоне. Парень попытался перелезть через забор, но был застрелен патрулём из автомата. Это случайное убийство произошло зимой 1946 года, и было первой жестокой потерей в начале игрушечной службы.
    Каждый подросток становится взрослым не сразу. Этот процесс напоминает рост грибов. Они растут быстро, но никто не видит, как это происходит. Однако все понимают, что это рано или поздно произойдёт. Я думаю, что завершение процесса взросления происходит в определённый момент. Для меня и моих друзей это случилось в Риге в июле 1949 года, когда мы приняли военную присягу на верность нашему Отечеству и Военно-морскому флоту. В тот момент мы не стали ни лучше, ни хуже, но каждый осознал своё преобразование из безответственного и зависимого подростка в человека с его личным значением и индивидуальной судьбой, правами и обязанностями. У нас всех, а было нас из-за большого отсева три класса всего по двадцать выпускников на один класс нашего первого выпуска училища, в этот момент существовал один общий старт. А какими разными оказались через многие годы результаты нашего финиширования по службе и в жизни! И это притом, что у всех был общий базис уровня образования и морали, физической подготовки, наши судьбы оказались абсолютно разными. Как поётся в песне:
«И что положено кому,
Пусть каждый совершит!»
    Да, каждый мой однокашник пошёл своим путём, но каждый из нас получил здесь правильное понимание долга и основы общего и военно-морского образования. Я думаю, что любая аналогичная закрытая школа или колледж для мальчиков – это лучший по своей эффективности вариант образования. И, конечно, нам повезло с нашими учителями, потому что воспитание молодёжи всегда связано с руководством ученика мастером. А у нас был великолепный коллектив мастеров, а над всеми был главный мастер, начальник училища капитан 1 ранга, всеми уважаемый Константин Александрович Беспальчев, мудрый наставник и судья нашего закрытого общества. Именно он создал коллектив преподавателей и превратил толпу наполовину заброшенных мальчишек в военно-морских кадетов, которым скоро предстояло стать флотскими офицерами.
    Беспальчев был человеком с непростой судьбой, потому что стал лейтенантом в 1914 году и принял участие в войне на Балтийском море. В отличие от армии, военно-морской флот не был уничтожен большевиками до основанья, хотя это и планировалось. Видимо, поэтому многие офицеры оставались лояльными к новой власти там, где моряки спасали их от самосуда. Наш командир был высокообразованным человеком с большим жизненным опытом, с честью русского дворянина и с суровой, но справедливой душой моряка. Да, все мы нуждаемся в таких достойных учителях.
    Однажды, он спросил меня на экзамене по литературе, какая главная черта была в характере князя Болконского, как это показано Толстым? В ответ я начал блеять общие банальности, но он прервал меня, сказав, что князь был настоящим русским офицером. Это было кредо Беспальчева, и он был счастлив, что может заявить об этом  в победоносной России. А я должен напомнить вам, что имя «русский» было после революции под строгим запретом. А что говорить об офицерском звании, если за него красные без суда расстреливали пленных офицеров? Ведь большевики делали это слово синонимом смертного приговора. И теперь такой финал!
    Кстати, большинство ребят в нашем училище были славянами, но имелся относительно большой процент евреев, поскольку наше закрытое заведение давало возможность получить после его окончания высшее образование, пусть и военное. Получить этот ключ к успеху в жизни было в послевоенные годы главной целью всех молодых евреев России. А в нашем маленьком мальчишеском сообществе, да и в большом обществе государства, никто не делал никакого различия между национальностями.
    Насколько я помню, мы никогда в детстве не выделяли национальностей. А в Риге все мы были одной семьей, и у меня с того времени много друзей евреев. Проблемы в обществе начались позже, когда товарищ Сталин почувствовал, что эта нация стала ему враждебной. А что было очень значительным, так это то, что среди нас не нашлось ни одного мальчика из прибалтийских племен. Аборигены отвергли идею воссоединения с Россией через её военно-морской флот. Несколько ребят с прибалтийскими фамилиями были, но никто из них не понимал соответствующих языков, их родители давно обрусели и занимали руководящие должности в администрации. Конечно, это был значительный и зловещий симптом, но я учитываю это обстоятельство только сейчас. Местные племена выбрали судьбу буфера. Может быть, это и правильно, но у нас нет друзей прибалтов.
    Что касается лично меня, я учился с большим желанием и, потому, был среди первых в классе. В доказательство приведу тот факт, что, когда для воспитанников было введено звание вице-старшина, причём кроме красной лычки на погончик это звание давало ещё и обязанности старосты класса, то первым в классе его получил ваш слуга. По сути, это звание давалось в качестве поощрения за отличную и хорошую учебу, личную дисциплинированность воспитанника, решая задачу дополнительного стимулирования ребят к улучшению успеваемости и дисциплины. Правда, проносил я свою первую в жизни лычку из-за своей неосмотрительности и мальчишеской беспечности недолго. А дело развенчания моей карьеры выглядело так.
    На последнем году нашей учёбы нам, дабы приобщить подростков к настоящему оружию, были выданы боевые карабины, укороченный по стволу вариант трёхлинейки, с откидным трёхгранным штыком. Карабины пришли к нам в заводских ящиках и в консервации. Каждый получил свой ствол, разобрал и почистил его, снимая смазку. Потом мы поставили их на стеллажи, начальство удалилось, а мне было всё не отойти никак от этого великолепия. Не отставали и друзья-товарищи, всем хотелось подержать оружие в руках. И я рискнул. Властью, данной мне родиной, я скомандовал своему воинству «В ружьё!» и вывел его во двор шведской казармы. Там мы вволю полюбовались новенькими карабинами. И всё бы ничего, но мне пришла мысль, пробежаться с ними наперевес, имитируя лихую атаку. Сказано – сделано! Мы атаковали высокую поленницу заготовок дров, которая лежала поперёк двора торцами в нашу сторону.
    Атака удалась, но бежавший впереди командир не удержался и сделал «коротким коли» в торец одного их кругляков. Каково же было его и всей команды удивление, когда они обнаружили, что штык, непобедимый русский трёхгранный штык, немного погнулся. Выправить его не удавалось, и разразился скандал, который закончился моим позорным изгнанием с должности старосты класса. И поделом! Формально этот случай ни на что в моей судьбе не повлиял, но внутренне я воспринял его вполне серьёзно, сразу поняв иллюзорность власти и холодную жестокость физики стали, которая не ломается, но гнётся, если её втыкать не туда, куда она предназначена. А ещё, я лишился жившего до того во мне и так нужного военному человеку карьерного желания подняться выше по службе и детской мечты стать адмиралом. Думаю, это субъективное обстоятельство сыграло немалую роль в моей дальнейшей судьбе и в замене военной профессии на мирную.
    Сигнал посадки прервал мои прибалтийские воспоминания о молодости, учителях, воспитателях и друзьях. Мы были рядом с Москвой. Её величество реальность снова появилась в салоне, мы возвращались с неба на землю, я из памяти в действительность.

                Song of Extraction
When I do count of clock that tells the time,
I hear the near past of our many years battle.
So memory of Russia has its pompous prime,
But after every victory that peace was brittle.
And every time my land waits wars afresh,
The peaceful days together with a military lash.
Yes, we desired our population to increase,
But better men were strangers near the borders.
The party had decided our peasants to decrease,
Strange tribes were sponged on the eldest brothers.
So Russia became the metropolis, but inversely.
Maybe the spongers will pass by, but it’s scarcely.

КЛИП 3.4. ГРАНИЦА НА ЗАМКЕ

Нам дана любовь – как цепи,
     И нужда – как плеть...
     Кто уйдет в пустые степи
     Вольно умереть!
                В.Я. Брюсов
А ты, душа… душа глухая…
Пьяным пьяна… пьяным пьяна…
                А.А. Блок
    Наш самолёт снизился, и я увидел редкие огни насёленных пунктов, которые были расположены под Москвой. Они терялись в беспредельности тьмы. Не было, как под Лондоном, и признаков близкого мегаполиса. Русское пространство проглотило их. Да, пора было кончать с моими воспоминаниями, подведя некий итог:
Прибалтика, ведь ты Руси слеза,
Слезой полита равенства лоза.
    Я видел внизу лишь чёрные лесные массивы и снежные поля, немного светлее. Но вскоре появились посадочные огни. Слава Богу! Мы у себя дома, на родной земле.
    Началась суета прибытия, и мои тихие в полёте соседи теперь шумно собирались выйти из лайнера. Молодая малайская женщина с ребёнком и с множеством сумок попросила меня помочь, поэтому я оказался с двумя дополнительными мешками в группе её многочисленных и так же в полной мере нагруженных и легко одетых родственников. Мы без спешки покидали тёплый комфортабельный салон, спускались на заснеженную землю. Здесь дед Мороз начал обращаться с нами очень неделикатно, и наша красочно-тропическая группа вприпрыжку отправилась в оазис тепла и цивилизации. Мы как одна толпа ворвались в здание и устремились за лидером к лестнице в транзитный зал.
    Вдруг легкая рука коснулась моего плеча, и вежливый женский голос сказал: «товарищ, вы должны пройти сюда!» О, мой ангел-хранитель! Если бы не это, я бы так и улетел на восток от Москвы. Я остановился, положил чужие вещи и издал известный всем призыв Тарзана. Тогда вся толпа перегруженных родственников тоже остановилась, заулыбалась, стала меня благодарить, а кто-то взял у меня их собственность.
    – До новых встреч!
    Моя одинокая фигура двинулась вперёд к государственной границе, и они стали подниматься выше, кивая мне головами и размахивая своими свободными руками. Никто не прилетел из Лондона в Москву, кроме меня, Акакия Акакиевича и Simple Simon в одном лице. И я подумал, что нет дураков, чтобы просить у нас политического убежища.
    Вот мои родные пограничники с их острыми взглядами на меня и в мой паспорт, а вот обычный барьер со многими свободными турникетами и только с двумя длинными очередями к ним из прибывших ранее пассажиров. Да, я был на пороге своего дома, в конце длинной линии прилетевших и желающих обрести таможенную свободу. Вскоре я понял, что все они были иностранцами и ждали здесь давно и без всякой надежды на быстрый успех. Досмотр шёл тщательный и очень вялый. Я также смирился с судьбой и начал изучать обычаи этого нового для меня места.
    Вот два сотрудника таможни повели большого и спокойного американца, мой опыт подсказал мне его национальность, в комнату досмотра после неудачной инспекции его чемоданов. Он шёл, гордо жуя жвачку, в сопровождении охранников. Да, они ищут валюту, зелень. Понятно. Таможенники видели в нём желанный объект, он вызывал у них профессиональный интерес. Они будут рассматривать его подробно, долго, и его жевательную резинку также. В других аспектах ситуация на таможне была сонливой. И эта задержка была для меня крайне нежелательной. Ведь никто не ждал меня в Москве. Организация запоздалого ужина и ночлега становились проблемой, которая может занять слишком много времени. Но я бы не хотел остаться на ночь здесь, в аэропорту. Я привык иметь дело с европейским сервисом. Это было очень печально, я не был запланирован Госпланом в качестве гостя ночной Москвы.
    И вдруг у дальней стены большие четырёхколёсные грузовые тележки стали легко и свободно проскальзывать сквозь таможенную защиту. Они были полны чемоданов, сумок, узлов и так далее. Их сопровождали спешащие носильщики и владельцы. Эти упаковки денег, верней, отоваренной валюты, и воинство друзей таможни были потоком советских дипломатов и их неприкосновенной почты. Вечерние самолёты непрерывно прилетали по графику со всех стран мира. О нет, эти богатеи не были фарцовщиками! Они работали в ранге дипломатических курьеров или посланников страны при королях и президентах и использовали государственные средства доставки своих ценностей. Они были рабочими пчёлами МИДа и несли со всего мира деньги на пополнение чёрной кассы своей структуры и её клиентов. Сколько свободных денег или дефицитных вещей проплывало перед моими удивлёнными глазами? Тележки с носильщиками всё шли, мы всё стояли и стояли. Граница была для нас под надёжным замком.
    Я рассматривал эту странную картину таможенного коллапса. До этого я был другого мнения о государственных рубежах. Было понятно, что передо мной шёл процесс возвращался домой цвета, сливок, чиновников из московских офисов. Они были сыновьями и родственниками больших партайгеноссе или их доверенными людьми. Эти ребята могут купить за бугром, а после продать на родной барахолке всё, что захотят их боссы, если, конечно, эта вещь меньше, чем паровоз. Длинные километры нашей охраняемой границы, железный занавес, это не для них. Однако в этой дырке на границе есть некоторые ограничения, количественные. Широкие народные массы к процессу не допущены. Из-за этого обстоятельства наши заводы по-прежнему вне опасности.
    Конечно, эти дипломатические муравьи только как маленькие микробы в большом нарыве, что созрел в нашем высшем обществе и руководстве. Но какие полезные! «Да, товарищи, вы идёте правильным путём!» (Ленин). И путь этот ведёт к формированию теневой экономики, капиталов и капиталистов. Да, да. Вот он – этот путь перед глазами! Его охраняют наши доблестные органы, обеспечивает перевозками государство. И тишина… Граница на замке!
    А наша таможня сегодня вечером уже устала обслуживать иностранцев. Многие заслуженные люди ждали гостей по другую сторону государственной границы, но таможня устала. Таксисты, бармены, официанты, сотрудники КГБ, шлюхи, деятели культуры, валютчики, научные и партийные работники были полны ожиданием гостей-иностранцев, но таможня изнемогала от усталости. Две линии этих упомянутых и самых несчастных покорно стояли, без попыток привлечь внимание каких-либо должностных лиц к своей ситуации. Для меня пришло время, чтобы заявить свои права советского гражданства и продемонстрировать кое-какие способности к дипломатии. Поэтому я оставил свою безнадёжную очередь и пошёл окольным путем, нагло обосновавшись у свободного турникета.
    – Здравствуйте, товарищ! Я только что из Лондона и хочу домой, в Питер, очень хочу. У меня в портфеле полно разрешённых бумаг и кое-какие полезные документы.
    Питер всегда был ласково-уменьшительным именем Ленинграда в память о санкт-петербургском прошлом. Мой заряд попал в цель, которой стал молодой таможенник, пробегавший мимо длинного ряда турникетов. Он остановился, повернулся ко мне, и в его глазах начал проявляться интерес. Это был мой шанс, и я сразу начал свой рапорт. Я говорил кратко и точно, как солдат. Закончив, вынул мои документы.
    – Вот тут всё, и гарантийное письмо от нашего министерства на документы. А это вам открытка с видом Лондона.
    Я протянул ему фотографию скульптуры сэра Уинстона Черчилля. Парламент-сквер улыбнулся таможеннику зелёной травкой. Взгляд парня стал совсем осмысленным.
    – О-о! Какой боевой бычок! Добро пожаловать, мистер Черчилль! Есть ли валюта?
    – Конечно, у меня осталось несколько фунтов и пятаки для моей бухгалтерии.
– О. К.! Передавайте от меня привет Питеру, бывал когда-то…
    Он убрал открытку, извлек из кармана свою печать, поставил штамп в мой паспорт и открыл турникет. Мы пожали друг другу руки, и я пошёл на выход, провожаемый меланхоличными взглядами иностранцев. Да, господа, это очень опасно иметь любую валюту. Здесь, у нас, только деревянные рубли. Здесь вам не Лондон! Я побежал, вдыхая морозный воздух, до автобусной остановки и подумал, что сэр Уинстон появился здесь не как консерватор, но, скорее, как радикал. Да, я пробрался через границу, но теперь предстоял штурм укрепрайона гостиниц. Теперь начинался наиболее сложный этап суеты прибытия, если, конечно, я хотел поспать в чистой постели, в гостинице. А я очень хотел это. Вы спросите, хотел бы я снова куда-нибудь слетать, например, в Париж? Конечно, но позвольте мне до того поспать, и тогда…
    Система гостиничного сервиса в Москве, как и в любом нашем городе, также имела хорошие запоры. Но её, в отличие от пограничной системы, можно было открыть  двумя ключами. Первый, знакомство или приказ свыше, второй, большие деньги, которые вы положили в свой паспорт для администратора отеля. Однако я был богат только небольшой контрабандной суммой рублей, которую возил в Лондон вроде бы, а как иначе, нелегально. Честно говоря, в своих командировках я никогда не использовал модель «золотого ключика», предпочитая принцип «клиент в законе», когда у вас есть какая-то броня в этот отель из вышестоящей инстанции, например, вызвавшей вас в командировку.
    Теперь моя проблема состояла в том, чтобы получить такую броню официально, чтобы с ней остановиться в любом предложенном месте. В то воскресенье была только одна контора, которая могла, но не обязательно была должна, помочь мне в этом. Это была служба обслуживания транзита Аэрофлота, потому что я сегодня побывал их пассажиром. Теперь, находясь в автобусе-экспрессе «Шереметьево – центральный аэровокзал», я подготовил следующую открытку «Королева и принц Филипп на отдыхе в Балморале» к встрече с указанной службой. Я подумал: ели дежурной будет женщина бальзаковского возраста, то мой успех гарантирован. Я становился опасным, во мне был разбужен дух свободного предпринимательства.
    Огромный яркий и тёплый зал центрального терминала или городского аэровокзала был полон пассажиров. Нужное для меня окошко службы размещения было свободно и обслуживалось дамой внешности её Величества королевы. Это было очень хорошо. Однако мои просьбы и доводы не означали для неё ровным счётом ничего. Затем последовали мои заявления о необходимости иметь индивидуальный номер в гостинице из-за очень важных служебных документов из Лондона. Но она не имела никакой возможности мне помочь, мест по её ведомству не было. Тогда я сказал:
    – Кстати, я случайно, конечно, встретил в Лондоне её Величество королеву! Очень милая женщина, немного похожа вас. Вот её презент, передаю вам, если вы хотите. Посмотрите-ка на эту открытку. Правда, красивая пара?
    Она засмеялась и стала набирать номер телефона.
    – Алло, Маша! Как дела?
    Состоялся краткий разговор о некоторых деталях заселения, об общих знакомых и, что очень важно, об одном месте на ночь для моей скромной личности. Когда разговор был закончен, она дала мне устную информацию для Маши в отель военного округа Москвы. Да, идея монархии для России не потеряна!
    Остановка нужного мне троллейбуса до гостиницы была не на чистом центральном проспекте, а рядом в сторонке, и имела глубокие колеи от колёс из плотного серого снега. Морозный вечер обещал к ночи сильный холод. Москвичи были одеты в тёмные зимние одежды и дополняли общую чёрно-белую картину скупо освещённых улиц. Полупустой троллейбус остановился и нехотя открыл двери. Внутри него было светло и чисто, но замороженные окна делали его похожим на холодильник. Мои европейские обувь и перчатки грели плохо, поэтому я был очень рад выйти и побежал к тёплому отелю.
    Хорошо известно, что суровый климат формирует здоровые и сильные народы. Если это так, то холод главный инспектор результатов, которые достигнуты обществом страны в смысле её стойкости. Он судья, и, в то же время, неумолимый палач. Мастер Мороз не прощает глупость и легкомыслие ни у кого и ни в чём. Под его руку может попасть и горький пьяница, и великий император вместе со всей его армией.
    Можете ли вы представить себе, например, такую картину? Есть лыжная дистанция длиной 18 км по могучему хвойному лесу, есть и мороз 28 градусов. Вы готовы бежать эту дистанцию, готова лыжня, готова вся команда и судьи. Да, вы готовы и морально и физически, но вы забыли только одну деталь, забыли под лыжные штаны одеть вместо трусов плавки. Вы предполагаете, а дед Мороз располагает. И поэтому вы должны сойти с дистанции и начать делать массаж своего детородного органа на 7-м километре лыжни. Вы стоите рядом с большой, лохматой и заснеженной елью, а ваши друзья-соперники скользят мимо вас и исчезают в лесу. Солнечный день, приятно блестит снег. Ребята полны радости, они веселятся. Каждый из них кричит судьям на посту 9-го километра замечательную новость о замороженном органе 96-го номера. И вот эта новость летит по радио к финишу. Мои друзья и близко знакомые девушки вспомнили этот случай с большой радостью в любой подходящей ситуации.
    Первый взгляд – это всегда верная оценка обстановки. Я замечал это много раз. И теперь я сразу увидел, что госпожа Маша – это миссис успех. Колонны благородного дорического ордера сталинского разлива и совершенно пустынный зал с неярким освещением создавали ситуацию полного спокойствия и уверенности. Это было не то, что в престижной гостинице «Москва», которая всегда полна суеты, конкурентов и несбыточных надежд. Возле окна Маши стояла одинокая фигура полковника танковых войск, который также был новым гостем столицы. Было ясно, что товарищ полковник отпраздновал своё счастливое прибытие в Москву. Формальности были закончены, но он всё не мог закончить свою изысканную беседу с Машей. Наконец он попрощался, взял чемодан, кивнул мне и медленно двинулся из фойе по широкой лестнице к номерам.
    – Добрый вечер, я думаю, что танкам надо отдохнуть.
Маша сказала, что она согласна и стала разглядывать мои бумаги. Я закончил формальности и быстро отправился в свою комнату и догнал моего предшественника, когда он не спеша открывал свою дверь рядом с моим номером. Он поприветствовал меня как старого знакомого, и мы вошли в наши номера. Я был счастлив оказаться во вдруг наступившем одиночестве. Это было так прекрасно, бросить вещи и принять горизонтальное положение без ботинок и пальто. Было тихо, светло, и тепло. Это была моя гавань. Я вытянул ноги на кровати и уснул.
    Сон был глубокий и без сновидений. Мои чувства были отключены, и внешняя среда менялась без моего участия, но очень эффективно, поскольку мой сосед взял творческую инициативу в свои бронетанковые руки. Широкий характер человека требовал коньяка и компании, но в его распоряжении был только коньяк. Таким образом, наша встреча стала теперь неизбежной, как победа коммунизма.
    Я проснулся от странного звука. Открыв глаза, я увидел рядом с моим лицом два бокала. Они приятно позванивали, ударяясь, и поддерживались они двумя сильными руками.
    – Привет! Мой уважаемый странник, как вы поживаете? У вас было два часа полноценного сна. Извините меня, но ваша дверь была открыта. Время проходит без всякой пользы. Наш этаж, как будто, вымер. Воскресенье идет к финишу, а я не выполнил своих обязательств по сдаче пустых бутылок. Поэтому я приветствую вас и прошу попробовать коньяка, чтоб мне помочь. Будьте уверены, это – армянский.
    Я приподнялся на постели и начал вникать в ситуацию. Она была достаточно драматичной. Я видел вышеупомянутого танкового полковника, который оккупировал мою комнату и расквартировал на столе свои бутылки и яблоки, расположив там и два бокала. Это был впечатляющий натюрморт. А хозяин угощения выпрямился возле стола, ожидая моей реакции. Его подтянутое тело было одето в спортивный костюм и выражало уверенность в себе и, в то же время, готовность к моему отрицательному ответу, если я снова завалюсь спать. Я тянул паузу, он сел к столу и прочитал с выражением перевод, не помню с какого языка, который стал известной русской поговоркой:
«Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздник, встреча, проводы,
Крестины, свадьба и развод,
Мороз, охота, Новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин
И просто пьянство... без причин».
    Я осознал безнадежность моего положения, встал и спросил, была ли нынешняя выпивка беспричинной или означала успех? Он ответил, что налицо новый чин. Так что я взял со стола бокал, посмотрел сквозь него на свет и утвердительно поставил на стол. Он представился как Джеймс Иванович и разлил коньяк. Я назвал моё имя. Мы пожали друг другу руки, и выпили за знакомство. Коньяк был ароматный, мягкий, будто утепляющий, а не горячительный напиток. Его вкус был, как нежное осеннее солнце. Такие напитки навевают приятные воспоминания, делают вашу голову светлой, а мысли послушными.
    – Вы угостили стихом и коньяком. За мной должок. Моя самодеятельность вам вряд ли нужна, но, поскольку долг платежом красен, то придётся вам выслушать мой стих под названием «Итоги». Если не сбежите, продолжим, если это вас доконает, то ложусь спать.

Всему, что не сбылось, ты сам причина.
Всему, что совершилось, сто причин.
Хранитель, ангел твой, – небесный чин.
Пусть не краснеет он, коль ты мужчина!

О прошлом не жалей, цени уроки.
Не возгордись тому, чего достиг.
Вся жизнь, увы, всего один лишь миг,
Назначены судьбой нам счастья сроки.

А день приходит подвести итоги,
Ты на уменье жить не уповай.
Что повезло до них дойти, признай,
И радуйся, коль нет конца дороги…

    – Да, вроде, ничего. Автор, а это, получается, вы, выразился вполне определённо. Правда, слегка занудно, как во всяком ямбе в пять слогов. Учитесь у Александра Сергеевича. Но порадоваться, что стиху конец, можно. Шучу, шучу! Со стихами, надеюсь, мы благополучно завершили. Я остаюсь, нальём ещё?
    Он был терпеливым и немногословным собеседником. И это в течение всей ночи. Да, наша встреча продолжалась всю ночь, однако я должен сообщить вам её ход и содержание разговоров в коротком варианте. Он не возражал против моего многословия, против моей песни об Англии, потому что он был моим первым отечественным слушателем. Ему был нужен собутыльник, и я был его единственным шансом стать собеседником в эту пригожую ночь. Его опьянение подошло к стабильной стадии и проявлялось в пристальном взгляде серо-голубых глаз. Он был собранным человеком с открытым русским лицом и тёмно-русыми волосами, которые имели две тенденции: к лёгкой волнистости и к началу облысения. Лицо его было бронзовым, но верхняя часть лба была светлой, видимо, из-за фуражки или танкового шлема. Да, он действительно был из танковых войск. Он и его коньяк были из солнечной Армении, а Москва свела их вместе. Теперь настала моя очередь присоединиться к этой тёплой компании.
    Известно, что склонность русских к выпивке является их национальной чертой. Да, такие склонности наблюдается у всех северных народов как своеобразная технология их внутреннего согревания. Алкоголь служит, прежде всего, калорийной пищей, а затем лекарством для аппетита. Это зелье, при его умеренном потреблении, является наркотиком только после указанных выше его атрибутов. Однако алкоголизм как болезнь изменяет эту последовательность, наркотизация становится серьёзным бедствием для цивилизованного человечества. Первая цель употребления спиртного в условиях комфортной жизни заключается в использовании его для снятия стрессов и облегчения жизни без необходимого защитного движения и физических нагрузок. Отсюда быстрое хроническое недомогание. А вот воздействие низких температур окружающей среды северных регионов и тяжёлый физический труд людей в естественных условиях жизни являются отличным противоядием от болезни алкоголизма. Из-за этого выпивка многие века не приносила России вреда. Суровая природа и труд в этих условиях сохраняли русских от алкогольной деградации. Пётр Великий, любитель Бахуса, сказал, что питьё есть веселье Руси. Ни он в его тяжких трудах, ни его окружение алкоголиками не стали.
    Сейчас современные условия существования изменили нашу ситуацию. Вы можете быть уверены, мой читатель, что пьянство в нашем веке принесло России больше смертей, несчастных случаев и бедствий, чем иные войны. И кто может твёрдо определить, что является основной причиной этого национального несчастья? Или это специальная политика власти делает пьяниц и дураков, или это результат урбанизации и отчуждения людей от родных им полей, или в этом виноваты климат и бездорожье. И, конечно, в условиях социальной опеки пьянство вызывается потерей чувства ответственности за свой участок земли или за дело, которые кормят семью и удовлетворяют все потребности любимых, нуждающихся в вашей тяжёлой работе. И без нас они теперь не пропадут!
    Здесь можно отметить, как точно определил поэтически эту бытовую и социальную ситуацию Валерий Брюсов во взятом к этому клипу эпиграфе. И цепи, и плети положены природой, или Богом, как кому представляется, необходимым условием самого существования рода человеческого, который без любви и самопожертвования – обречён. Опыт моего поколения, моих друзей свидетельствует, что все, кто выбрал «пустые степи» и волю, ушли из жизни раньше всех. Поэтому, отдавая должное прозорливости Брюсова, следует, на мой взгляд, слегка изменить его стих, поставив в конце его приведённого четверостишья не восклицательный, а вопросительный знак. Думаю, будет мудрее от призыва к воле перейти к предостережению её роковых последствий.
    И если в части социальной угрозы свободы это так, в чём вы можете быть уверены, то победа коммунизма, как полная свобода от тяжкого труда, будет бесславным концом трудоспособного населения России и многих других стран. Слава Богу, что в безответственной химере утопии интернационального социального счастья этого никогда не случится! Но сама проблема является опасной и без коммунизма.
    Наш ночной разговор был очень долгим, бессистемным, и касался он самых разных тем. Некоторые из них интересны, а некоторые нет. Он перемежался нашими нехитрыми шутками и приятным коньяком. Конечно, диалог был достаточно запутанным. Это был странный ночной разговор двух принявших слишком много коньяка и незнакомых людей. Но это был мой первый разговор с образованным русским человеком после недавнего возвращения домой. Мой собеседник оказался хорошим компаньоном, чтобы кратко обсудить непростые и разносторонние результаты моей поездки. Из-за этого, я покажу некоторые аспекты нашего разговора в целом следующем клипе, хотя мы начали без энтузиазма, не было и мысли о серьёзных обсуждениях. Я, время от времени, посматривал на постель, а он хотел допить бутылку. Таким образом, наш разговор начался с ничего. Вот так, приблизительно, выглядело начало нашего застолья.
    – Да, это была бы неплохая идея, добавить армянских девушек к коньяку.
    – Армянские девушки не могут быть перемешаны с коньяком, они должны быть на своей половине дома.
    Что касается меня, то мой сексуальный восточный опыт во время полугодовой службы в Баку был очень поучительным, потому что основным местом охоты на местных красавиц был офицерский клуб с разнообразным по национальности контингентом приходящих на танцы женщин. Баку, о чём я поведал собутыльнику, был, пожалуй, самым разнообразным в этом смысле городом страны. Первый интернационал молодых красавиц собирался в просторном зале клуба вечерами по выходным. Для меня, помощника, а по сути заместителя, моего семейного командира нашего небольшого корабля, такой вечер мог быть только один раз в неделю. Но и этого было достаточно, чтобы не слишком действовать на нервы и не надоедать однообразием. Море хорошо с берега, и наоборот.
    – Армянское общество закрыто для посторонних, а мы, русские, там чужие. К тому, их женщины закрыты в квадрате, потому что они имеют свой отдельный мир. Например, есть отдельные очереди в магазинах для мужчин и женщин, и так далее. В итоге, все местные проститутки из России.
    – Бакинские женщины моей юности были прекрасными и страстными дочерями всех свободных народов Кавказа, но их лёгкое поведение не позволяет мне вспомнить какие-либо этнические различия в постели. Так что я не могу отметить особенностей русского или лезгинского стилей. Видимо, все красавицы мира в этом смысле одинаковы.
    – Понимаю. Но Ереван – это чисто национальный город, а Армения – Восток. Баку же, я тоже знаю этот город, в отличие от остальных горных гнёзд, является Вавилоном разных народов, где Европа повстречалась с Азией. Таким образом, в Баку существует много социальных достижений и в области женского равенства, прав, особенно на блуд.
    – Да, мои подружки занимались любовью с желанием и компетентностью. Я не думаю, что они нуждались в профессиональных консультациях специалистов из Сохо. Я осмелюсь сказать только то, что северокавказские и азербайджанские девушки, как и татарки, обладают более резкими манерами, чем еврейки, славянки и грузинки.
    – Может быть, думаю, такой богатый опыт, вашу уникальную коллекцию офицерского клуба, можно получить только в международном городе. А Баку в этом смысле – уникален. Но в целом, весь многоквартирный Кавказ – это сообщество закрытых племён.
    Как вы видите, наша внезапное общение началось с бесцельного разговора. Однако беседа продолжилась за полночь из-за взаимной симпатии и роста интереса к этой игре. Мы начали нашу партию от скуки как бездельники, а закончили как собутыльники-фрондёры. Но, принимая во внимание существующую объективную и вполне научную информацию по затронутым вопросам, весь ход нашего душевно-пьяного диалога и высказанные в нём мысли должны рассматриваться со скептицизмом. Так что, я прошу прощения за весь следующий клип, который был бы запрещён цензурой советского пен-клуба. И это было бы абсолютно справедливо, как извращение партийных директив и искажение смысла свободной демократической прессы. Посему я иду дальше в повествовании с чувством лёгкой тревоги, а примете ли вы его со снисходительностью к антисоветским и, одновременно, слабо толерантным материалам такого рода.

           Song of Crime
Acorns before an oak I know,
     an egg before a duck.
But bullets never one can throw
     till cartridges were packed.
The laws of owners are severe,
     they value time and money.
They take investments here and there,
     they like and vine, and honey.
But why they have their capitals,
     became proprietors just?
Because there were fakes and scandals,
     they have betrayed the trust.
The principals were robbed by fraud,
     the millions of Russians.
So their low laws aren’t even proud,
     It will be blood discussions!
I cannot tell how fakes may be,
I say as crimes are seen to me.

КЛИП 3.5. ПРИГОЖАЯ НОЧЬ В МОСКВЕ

Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернёмся к вам
Своею азиатской рожей!
                А.А. Блок
    Наш ночной разговор с моим новым знакомым, танкистом Джемсом Ивановичем, приехавшим в Москву за следующим назначением, по количеству слов складывался в мою пользу примерно в отношении три к одному. Такая статистика определялась массой моих свежих лондонских воспоминаний. Но это не был мой монолог, поскольку слова имеют своё качество в смысле их значимости. Так что его часть слов формировала баланс общения, который имел характер ненавязчивой болтовни, а иногда даже и лёгкого дурачества. К сожалению, не могу реконструировать дословно сполохи нашего устойчивого разговорного костра, использовавшего такое превосходное топливо, как десятилетний армянский коньяк. А он принёс ко мне две бутылки тёмно-золотистого «Двина», одна, правда, была уже неполной.
    Я дам вам отчёт только о наиболее интересной части возникавшей дискуссии вокруг моих английских впечатлений и аргументов. После моего краткого описания недельки в Лондоне они касались некоторых проблем англо-советских отношений. Тогда, по свежим следам, они не давали мне покоя, и требовали сравнения и обсуждения. Я стал адвокатом английской стороны, тень которой стояла за моей спиной как некоторая реальность, причём я, своей персоной, в неё вжился. Мой ночной собеседник, не имея каких-либо европейских иллюзий, представлял альтернативы нашей стороны. По сути, такая специализация была весьма условной. Однако в такой странной дискуссии двух безответственных субъектов я придерживаюсь этой расстановки акцентов и англо-русской двухсторонней формы изложения, используя разные обозначения материала, что позволяет мне быть кратким. Начнём с моего посыла, обозначенного «GB», и примем для текстов моего собеседника обозначение «Rus».
    GB – Вы знаете, дорогая моя Россия, что является моей главной заботой?  Ею были, есть и будут судьбы моих сыновей. Их жизни, здоровье, права и деньги – вот что является предметом моих забот и волнений.
    Rus – Да, ваши интересы касаются благосостояния определённых людей, я это знаю.
    GB – Я понимаю причину вашей иронии, но дети – это дети. Для их же благополучия необходимы строгость и суровость законов. Проблема не в жестокости законов или их гуманизма. Времена и нравы меняются. Я думаю, что есть только один вид всеобщего равенства людей на все времена, это равенство перед законами.
    Rus – Может быть, может быть. Законы являются бесплатными для всего мира, но суд может оценивать в рублях или фунтах, сестрица Англия. Всё на свете издавна продаётся и покупается, не так ли?
    GB – Вы правы, замечая по поводу влияния больших денег. Но революционный трибунал и лагеря были бесплатными, а жизни людей шли по низкой цене. Судьи были идейными, неподкупными. Бог милостиво уберёг нас от этого. Мои сыновья никогда не воспринимали справедливость как социальное действие, но лишь в качестве персональной индивидуальной реакции суда на основе существующих критериев законности. Да, за деньги. Но вы можете купить в суде товар только с сертификатом качества, считай признанной законом справедливости. Разве это их не украшает?
    Rus – Возможно. К тому же их украшает, что они, ваши сыновья, изобрели очень полезную в быту паровую машину, а не продуктивную в скором судопроизводстве гильотину. Но зачем, в славную эпоху кровопускания «Алой и Белой роз», они утопили малолетнего принца-наследника вместе с его братом? И не где-нибудь, а в бочке с вином? Это первая странность. Может быть, шок от этого смертоносного чана испортил характер всех ваших последующих исторических героев. Позже английские ребята на новенького в Европе казнили короля, помазанника. Это первенство впечатляет больше, чем три якобинских революции.
    GB – Вспомним детали: захватчик трона король Эдуард IV, плохие придворные, Ланкастеры, Тюдоры. Это – очень сложный, запутанный вопрос. Для цели популяризации истории Ричард III, ответственный за утопление, на театральной сцене стал больше классическим или литературным, чем историческим злодеем. Его преемником был Генрих VII, который исправил не только историю Ричарда III, но и соединил обе розы в одном гербе. Он был человеком с хорошим воображением и завоевал престол с помощью предательства, а не наследовал его. И после его реконструкции указанных событий мы имеем пьесы Шекспира с совершенным монстром, которым изображён Ричард III. Конечно, вы наверняка вспомнили не только Ричарда, но и Ивана Грозного также. Не так ли? Его сын, тоже наследник, убит без экзотических приспособлений.
    Rus – Конечно. Однако Иван был не только страшно грозным, но и очень хорошо образованным. Он изучил историю войны Роз, и не допустил бессмысленной жестокости такой династической войны в России, когда дворянство тридцать два года подряд быстро самоуничтожалось по мужской линии. По сравнению с такой мясорубкой его опричнина – детский сад. Но тут всё логично. Не понятно, почему ребят утопили в вине?
    GB – Возможно, in vinus veritu. В смысле, не обошлось без крупной пьянки в Тауэре при исполнении, предшествовавшей смертоубийствам.
    Rus – Может быть. Если так, тогда что-то проясняется. В любом случае, против исторической истины не пойдёшь. Но что касается Ивана, то тут мы имеем дело с историческим казусом неточного перевода на английский «грозного» на «ужасный».
    GB – Да, Иван IV был грозным царём для подданных. Он определялся народом от слова угроза. И это в правильном понимании слова. Но он стал ужасен для чужаков, особенно для евреев. Англичанам тоже от него перепало, когда они стали мухлевать в торговле от Архангельска до Астрахани. Так что исторически это английская версия и перевода имени правителя, и характеристики деятельности царя.
    Мы вернулись к нашим бокалам, и пили за погибших пэров и князей с двух сторон и за такое трудное сотрудничество между Востоком и Западом. Тут он вспомнил стихотворение Блока, эпиграф этого клипа про азиатскую рожу и пригожий Запад. Его акции собеседника в моих глазах подросли.
    GB – Согласен, были родовые конфликты и восстания черни. Они не самые лучшие события в истории. Однако исходное греческое понятие ;;;;;;; означает исследование. А если вы хотите провести расследование явления, то вы обязаны принять некоторые критерии для анализа событий. Я предлагаю использовать для этого реальную оценку свободы и благополучия людей, а именно, их отношение к собственности. Иногда вы называете мой народ торгашами. Но они отдают должное деньгам и имуществу не потому, что их обуревает жажда стяжательства. Они видят в них объективную меру некоторой универсальной оценки возможности человека делать дело, результата и гарантии стабильности жизни.
    Rus – Прошу прощения, леди Англия, за упоминание торгашей, если вы слышали от кого-нибудь такую глупость. Ваши люди всегда были для нас смелыми моряками и купцами. Помните Киплинга:
Ответило море: они мои люди,
Здесь их колыбель, пусть так было и будет.
    Они начинали с Северного моря, а добрались до океанов. И добрались до Баренцева и Белого морей также. Континентальная блокада им не понравилась ещё со времен Ивана Грозного. Плыли, плыли, а торговать не дают…
    GB – Да, наша империя была построена моряками и торговцами. Они искали по морям, в первую очередь, деньги и богатство, потому что это был единственный способ, чтобы утвердится на своей небогатой земле. Может быть, деньги не самое лучше изобретение цивилизации, но оно очень хорошо соответствуют человеческой природе.
    Rus – И они искали деньги, плавая и сражаясь за право торговать по всему миру, а победителей не судят, даже когда побеждают безоружных туземцев, грабят иностранцев.
    GB – Ваши люди также построили империю, от Балтики до Калифорнии. Не так ли? Я не думаю, что вы могли бы найти другую альтернативу. Осуждение за лёгкие победы не в счет, а война была прелюдией к миру и торговле. В XVII веке многие мои отчаянные предприниматели, даже пираты, создали блестящие состояния.
    Rus – Бесконечные пространства Азии достойны безбрежного океана. Ваши и мои люди покидали свои дома не из-за хорошей жизни. И их планы реализовывались со многими расходами, болями и несчастьями. Литература переоценивает сокровища и упускает потери.
    GB – Да, литература – это вымысел (fiction). Это обещание, присутствие на празднике. Но нет сказочных историй без какого-либо реального основания. Например, вы помните, конечно, лилипутов и капитана Гулливера. А ведь по фабуле Джонатана Свифта его Гулливер был двоюродным братом капитана Уильяма Дампира, моряка-пирата и ученого-гидрографа одновременно. Книга капитана о путешествии за океаны в Новую Голландию стала источником для вполне земных географических описаний сугубо фантастического путешествия Гулливера.
    Rus – Конечно. Это хорошо известный знаменитый капитан, сорок лет своей жизни он провёл в море, три раза обогнул земной шар, исключен из Королевского военно-морского флота за жестокость, автор многих книг и карт южных морей. Это очень хороший пример непростых жизненных коллизий, потому что он умер с долгом в размере ; 2000, могила неизвестна. Да, он-то строил империю не для себя, хоть и был пиратом, но не торгашом.
    GB – Дорогая сестра, деньги счёт любят. Уточним. Последнее путешествие капитана Дампира, он был штурманом в той экспедиции, стоило при подготовке и проведении всего дела с точностью до пенса ; 147975/12/4. Экспедиция окупилась в десять раз. И это было притом, что наши бизнесмены не смогли перехватить в бою испанский галеон миллионер, который вёз золото с Филиппин в испанскую Америку. А такое боевое обогащение на тихоокеанской золотой линии бывало. При этом, корабль-рейдер сам по себе стоил ; 2200. Каждый матрос получал ; 30, если он первым обнаруживал добычу. День службы и шаг к победам каждого человека имел реальную расценку. Мои моряки были расчётливыми завоевателями. А как иначе?
    Здесь непрерывный поток нашего диалога был прерван, и мы начали исчислять разными способами современную стоимость бонуса того глазастого моряка, который обнаруживал будущую добычу. Получалась интересная ситуация: моряк должен был получить около 30% от Ленинской премии в области культуры или научного прогресса. Настоящие достижения и открытия всегда в цене.
    Мы подливали друг другу, и понемногу грызли московские хлебцы, вернувшиеся домой через две границы. Я сожалел о большом куске полукопчёной колбасы, который оставался на окне в отеле «Тевисток». Я рассказал о моей печали, а он посмотрел на меня с жалостью и отметил, что это странное чувство для человека, только что вернувшегося из туманного Альбиона. И мы выпили за "дым отечества" в наших душах.
    GB – Да, две разные и далёкие друг от друга стороны Европы; географические условия островов и огромного сухопутного континента; работающие круглый год открытые порты и полгода ледового плена, может быть, эти обстоятельства определяли отставание России в развитии. В развитии аналогичных или схожих событий вашей и нашей национальной истории. Тут присутствует всё, от удобства конструкций шахт до появления паровоза. Долгое время эта задержка в соответствующей пропорции была не так заметна в масштабе человеческой истории. Но теперь ситуация изменилась.
    Rus – Если сравнивать Дрейка с Берингом, Кромвеля со Сталиным, Уатта с Королёвым…, может быть. Что еще? Свобода совести совместно с разграблением монастырей, статус монарха как главы церкви. Тут ваши инициативы были впереди. Но танки вместо Евангелия, здесь преуспели мои активисты.
    А и правда. Можете ли вы себе представить, четыре тысячи новых танков в год. Впереди всей планеты. Дряхлые маразматики и молодые приспособленцы-консультанты с их наглыми идеями, все они планируют задушить нашу промышленность в море металлолома. Эти негодяи планируют сжигание национальных ресурсов заживо. И они сделают это!
    GB – Ваши проблемы в наличии нелинейной геометрии великого континента: все линии сегмента сферы пересекаются в Москве. Но на освоение обширных и удалённых земель нужно много смелости и гораздо больше самостоятельности. Продолжая рассматривать ситуацию до наших дней, мы видим очень интересную картину. Ни моя, ни ваша области влияния не разрушены. Империи просто превращаются в нечто новое. Моё содружество наций преобразовано в конгломерат совместно со Штатами, ваша – в Советы и соцлагерь. Вы хотите принять во внимание деньги или лозунги? Не берите в голову! Рассматривайте только результаты. Вьетнам – это своего рода баланс сил, результат  континентальных и океанских усилий двух мировых империй.
    Rus – Небольшая победоносная война – вот мечта всех бездарных правителей. Американцы попали в этот капкан в джунглях. Поверьте очевидцу. Но где бы найти нам наш блицкриг? Мир широк, а выбор полей для успешной прогулки Марса в рядах нашей континентальной империи не так уж и велик. Если вычеркнуть из списка Америку, НАТО и Китай, так как они бесперспективны для такого рода победной войны, то наш Вьетнам, похоже, будет в южных горах. Похоже, губастый якобы росс заставит сделать блицкриг бровастого якобы молдаванина. Заставит, там его все боятся. Так что мы должны иметь горы танков. Как говорится наша гора на вашу гору. Так маразматики будут делать стране бронепускание! Хорошо, что ещё не додумались до танка альпиниста.
    GB – Если это так, то я вам соболезную. Мы воспринимаем ваши танковые достижения, как реальную опасность для нас, но рассматриваем проблему нашей безопасности без перспектив войны танковых армад. Время концентрации и манёвра масс войск на местности приходит к концу из-за устрашающего тупика H-бомбы. А вы слышали название фирмы MITS? Извините, но я не думаю, что слышали.
    Rus – Если расшифровать вашу загадку как «военные топ-секреты»…Кое-что я могу знать! Но такое сочетание, просто MITS, слышу впервые.
    GB – Слава Богу, это не военный термин и не секрет. Это аббревиатура новой фирмы, которая производит персональные компьютеры для широкого гражданского рынка. Это новый способ общения с большими массами данных, способ оперативно контролировать всё, что вам нужно. Всё открыто: идеи, компоненты, технологии. Хотите поиграть? Пожалуйста.
    Rus – Да, да! Это мечта моих любознательных детей, новые игрушки. Они имеют очень полезную привычку изобретать. Но у них плохо с реализацией их необходимых выдумок на практике, как это делают другие, иностранные изобретатели, которые работают исключительно для верных потенциальных пользователей. У нас даже существует специальная служба тайной полиции, которая беспокоится о том, как скрыть наиболее полезные и выгодные предметы изобретений и новые эффективные технологические процессы, чтобы о них не узнал супостат. Эта услуга наоборот – только один и не самый главный инструмент тормоза прогресса. Здесь всё продумано до мелочей, чтобы скрыть то, чего самим не осилить. Только очень отчаянные эдисоны в недрах ВПК могут пробить эту великую систему подавления и нейтрализации талантов. Я думаю, что мои ребятки давно изобрели ваш MITS, но бдительные надсмотрщики поместили их труды под замок навечно. Своё не может идти впереди. Так что, будем ваш MITS догонять!
    GB – Это – только фирма, и не моя. Но здесь есть одна тонкость. Военные также присутствуют в этом проекте, но лишь в качестве клиентов. Они не могут в нём ничего закрыть из-за того, что трава растет слишком быстро и по многим направлениям с солидной выгодой. Это процесс погони за прибылью. Это слишком серьёзно, чтобы генералы могли вмешиваться в это дело. Пожалуйста, изобретай!
    Rus – А как насчет тупика создания водородных бомб? Я думаю, что он стал тупиком мировых войн. Не так ли?
    GB – Мировые военные кошмары маловероятны. Но войны, сами по себе, в ближайшем времени останутся. Не имеет будущего только большая мировая война. Почему вы должны убивать всех? Оружие должно быть избирательным, и каждая пуля должна попасть в заданную перед выстрелом цель. Вот такое оружие имеет будущее. И это будущее локальных войн, военной альтернативы разрешения неизбежных конфликтов. Так деньги идут на новые исследования новых образцов оружия, электронного оружия.
    Rus – Нет, нет! Мои старейшины из ЦК и так слишком много знают. Эта новая информация не для них, не для их перегруженных голов. Они знают, что танк являются очень стабильной железной штуковиной, не сравнить с домами. Итак, давайте производить танки, а не дома! И они мечтают, таким образом выиграть холодную войну! Не знаю, что здесь на самом деле: глупость или примитивное предательство.
    Мой собутыльник пошёл к себе за следующей пачкой сигарет, а я начал изучать картину, которая висела в комнате. Это был красивый, но суровый арктический пейзаж. Бескрайняя тундра, мхи с чёткой и ясной линией границы между регионом дальних гор и болотистой равниной были серо-коричневыми, как небо. Далёкие горы на заднем плане выступали семьёй покатых вершин и отдельных пиков темно-коричневого цвета. Многие хребты спускались к равнине, образуя едва угадываемые долины.
    Тени нашей дискуссии стали постепенно исчезать. Я почувствовал тоску и желание очутиться далеко от этой комнаты, гостиницы, Москвы. Чтобы быть вдали от моих лондонских воспоминаний и от завтрашнего дня проблем; подальше от впечатлений, встреч и разговоров. Я захотел тишины и спокойствия. А потом танкист вернулся и, увидев мои глаза, спросил, где я и с кем. Я отверг предположение о желании общения с женщинами и показал на картину, море мхов и твердь пустынных гор, где от одной женщины в чуме до другой редкой красавицы было расстояние в сотню километров.
    Да, я пояснил моему дорогому собутыльнику, что ненадолго его покинул. Эта картина напомнила мне другую пустыню, где я когда-то был абсолютно счастлив. Может быть, мой визит в Лондон – это самая большая в жизни удача, счастливый билет. Однако он не то место, где я хотел бы жить, даже если бы я был там не чужд, востребован. Моё полное счастье может быть в другом месте. Я думаю, что я мог бы стать отшельником, или кем-то в этом роде. Например, смотрителем маяка. Я кратко высказал это моё мнение, но он не понял и попросил меня объяснить ситуацию более подробно.
    Тогда я нарисовал ему точную картину. Может ли вы представить себе яркий летний день, пляж длиной более двадцати километров, как огромную жёлтую дугу вокруг синевы спокойного залива Онежского озера. Я еду по восточному берегу озера от речки Гагукса к речке Андома, из Карелы в Вологодчину. Еду по узкой (10 – 15 см.) полоске твёрдого сырого песка у кромки воды. Мои ноги, как два поршня. Шины моего велосипеда шелестят и подчеркивают полное молчание тёплого штиля вокруг меня. И хотя мой путь очерчен узкой лентой этой природной тропы, я абсолютно свободен. Озеро простирается до горизонта по правую руку, а высокая песчаная дюна с зеленью сосен по левую руку. За этой безлюдной дюной на много десятков километров на восток лежит непроходимое болото. Теперь я свободен, мир успокоился и дружелюбно ложится мне под ноги. Далеко впереди, в туманной дымке у горизонта виден гористый мыс, южная оконечность огромной бухты зеркального озера. Движемся только мы, я, грешный, и владыка солнце над гладью озера.
    Такой экзотический маршрут на юг, вдоль озера вёл к цели моего путешествия, к далёкой пристани на реке Шексне. Там останавливаются пароходы, идущие с Волги на Питер. Я выбрал маршрут по пляжу потому, что обозначенная на картах дорога на Шексну на деле оказалась абсолютно непроезжей. Она проходит через то самое болото, что расположено за дюной. Пройти по ней пешком, ещё можно было рискнуть, но если, к тому же, ещё и вести гружёный рюкзаком велосипед, то это уже слишком. От этого меня отговорили местные жители, уверяя, что в Андому за водкой, когда её туда завозят, они ходят исключительно по пляжу. То же делают и в Андоме, когда завоз зелья происходит в Гагуксу.
    Надо кое-что уточнить. Обе эти деревни разделяет граница областного значения. Дороги через такие границы в России, если по ним не ездят в центр, печально заброшены повсеместно. За них никто не отвечает, поскольку ведут они в совсем чужую епархию. Начальство туда не ездит, делать ему там нечего, а на интересы жителей вообще всем наплевать. Подобные не указанные на картах разрывы областных дорог есть везде с разной степенью разрухи, но хуже всего дело обстоит в нашей северной глубинке с её суровым климатом, запустением и бедностью местных ресурсов.
    Озеро пустынно, дюны без следов присутствия человека. Это та же картина, которую увидел греческий монах Святой Лазарь в XIV веке, когда он приплыл сюда, чтобы основать здесь мужской Муромский монастырь и крестить лапландских аборигенов лесов и болот. Эти дети природы почитали в ту пору свои петроглифы, «бесовские следки» на прибрежных скалах-валунах чуть севернее, у деревни, мыса и маяка Бесов нос. Кстати, эти ребята имели привычку питаться в форс-мажорных обстоятельствах даже человеческой плотью. Они громко угрожали съесть монаха, если Лазарь не оставит их идолов в покое. Лазарь Муромский жаловался на эти угрозы в письме митрополиту в Великий Новгород, откуда его направили на службу в Заонежье.

Был век татарского ярёма.
Русь в прахе, только чуть привстав,
Не рабства, а святого храма,
Нетленный приняла устав.
Когда поставлен на колени,
И пепел сёл в полях лежит,
С молитвой ставит пахарь сени.
Топор Непрядвой зазвенит.

А инок, преклонив колени,
Себя всего Отцу отдав,
Крест водружает, храм в пустыне,
Следки бесовские поправ.
Тот инок Лазарем зовётся.
Часовня – русский Парфенон.
Синь озера, болот водица,
И лесом Муром окружен.

Где вера есть, там быть надежде,
К земле любовью воссиять.
Крестьянин, сын Христа он прежде,
Восстанет татей побеждать.
Ты, инок, плотник гениальный,
Ты душ целитель и ловец,
Ты в мире, словно луч хрустальный.
Онего синь, – вот твой венец!

    Возможно, моё настоящее место в мужском монастыре, что был здесь рядом с этими прекрасными золотыми соснами. Но этот мир разрушен и закрыт для нас. Навсегда. Мы можем только вспоминать и смотреть на его бревенчатую чудо-часовню в музее острова Кижи. Сохранилась она только потому, что предки поставили над ней как футляр большую деревянную церковь. Смогут ли уберечь этот гениальный в его простоте рубленный шедевр современные музейщики, это вопрос.
    Я прочитал своему единственному слушателю приведённое выше стихотворение «Святой Лазарь Муромский», а он доброжелательно заметил, что это не «Мцыри», но вполне удовлетворительная вещь. Я был очень рад услышать моё имя рядом с именем Лермонтова и рискнул предложить прочесть ещё стих по теме ближе к Пушкину. Но он вежливо отказался, сославшись на то, что стихи надо слушать понемногу, вникая в их строй и смысл. А вообще-то, он не против лирики и поэзии.
    Тогда я решил изложить ему мысли о том, как делать стихи. А как? Пожалуйста. Сначала вы должны знать, или, вернее, понимать вашу тему. Во-вторых, вы должны чувствовать себя за неё в ответе или, скорее, она должна быть объектом вашей страсти, хотя бы чувства. И третье – это такая простая вещь: тема должна иметь при изложении удачные рифмы и, что тоже не лишнее, регулярный ритм. И таким образом каждый в меру образованный и неравнодушный человек может быть если не поэтом, то стихотворцем. И он становится поэтом, если ему удаётся удивлять или заставлять восхищаться его читателей рифмами. Больше этих чудес, лучше стих. Не можешь удивлять – помалкивай, экономь слова и время слушателей!
    Моё сообщение взбодрило его, и он сказал, что ему стало, наконец, понятно, что может создать идеального человека для коммунистического общества. Прежде всего, гражданин должен уметь и обязан молчать, особенно если он не имеет дара представления какой-то поэтической информации. Такой закон, а он уверен в необходимости строгого закона с угрозой наказаний за неисполнение, был бы стопроцентной гарантией против моря вульгарности и глупости. А если сюда включить проблемы печатного слова, то тогда наступил бы золотой век правды и добра. Фантастика! Однако в суровых буднях жизни создание коммунизма для избранных стихами – это вряд ли, скорее коммунизм наступит для махинаторов рублём.
    Я согласился только на стихи и сказал, что здесь есть что-то от высшей истины, может быть, в этом ключ к коммунизму, который безуспешно ищут пожилые, умудрённые следопыты. Кстати, и читать стихи тоже хотят только избранные. Но в этом проекте мы обязаны сделать исключение для женщин с детьми, потому что молчание – это не для них. Они, для изучения языка новым поколением, должны говорить всегда и по любому поводу, как могут, выполняя важную задачу магнитофона. Тут уж не до стихов. Конечно, уложив детей спать, они тоже должны уметь помалкивать.
    Джеймс Иванович заметил, что я продемонстрировал ему яркую картину моего низкого и, к сожалению, хронически заброшенного политико-морального состояния. Он предположил, что это рудимент, доставшийся нам в наследство от примитивного саамского мировоззрения, когда от голода поедали самых говорливых и надоедливых лиц, и спросил, а выдержат ли наши желудки столь длительный пост? Это был неожиданный, но полезный вопрос, заставивший нас вернуться к действительности и перевести диалог на бытовой уровень. Незримые силуэты дискуссии двух держав окончательно исчезли. Мы вернулись в ночную Москву.
    – Гип, гип, ура! Мы отправимся на ночной ужин, даже полноценный горячий обед!
    – Оставьте ваши лондонские привычки. В нашей великой стране сейчас обедают только чукчи, но Москва спит, всё закрыто. Тут вам не королевская гвардия.
    Но я не угомонился и предложил ему поехать со мной на ночной ужин в известную мне и очень надёжную точку. Но он был непреклонен, не допуская возможности пообедать в ночной Москве. И тогда я предложил некоторое условие нашего ночного похода: если мы не найдем обед тогда я должен буду заплатить за такси, и наоборот. Он снова не поверил ни одному моему слову, а проездка по городу его не вдохновляла. Тогда я бросил свой последний козырь. Я сказал, что гарантирую горячую солянку в глиняном горшочке и пельмени. Здесь он дрогнул и высказал несколько идей.
– Я не люблю железнодорожных станций и их ресторанов. И других тёплых мест тоже. Этих сливок общества из нашего культурного молока, уникального результата советизации Кавказа и его ассимиляции с замашками Европы. Где можно найти русские пельмени в этот час в гостеприимной Москве, если не в привокзальном ресторане, который полон развязных завсегдатаев из кавказских племён и народов? Нет, пусть советская культура и дружба народов цветут, но без меня.
    – Нет, нет! – заявил я. – Не прикасайтесь к культуре! Это святое. Разумное, доброе, вечное. И никаких ресторанов, никаких межнациональных связей под руководством товарища Суслова. Я предлагаю вам чисто русскую солянку за полтинник, а не какой-либо проходной ресторан. И компот будет.
    Именно последнее наивное обещание, наконец, сделала его моим союзником. Мы быстро свернули лагерь и отправились в обеденную экспедицию. Сонный швейцар получил три рубля и инструкцию, пустить нас впоследствии обратно.
    Площадь перед отелем была пуста, а суверен господин Мороз встретил и крепко дружески нас обнял. И мы также поприветствовали его нашей негромкой мелодичной и протяжной русской песнею «Ой, мороз, мороз….».
    Такси медленно двигалось от Самотёки в нашу сторону. Песня понравилась водителю, и он остановился без нашего сигнала. Я замечал много раз, что удача чаще встречается тогда, когда вы влюблены или пьяны. Я назвал адрес «Лучников!», а водитель в ответ сообщил, что он также согласен перекусить. Поэтому мы уселись и не торопясь, продолжили нашу песню. «У меня жена…». Очень скоро мы добрались до цели, подъехали к углу Лучникова переулка и Пушкарской и здесь остановились. Все трое, вместе с водителем, с зимним холодом и песней мы вошли в закусочную для ночных водителей такси. Звучало: «Я вернусь домой…».
    Посетителей в зале совсем не было, а наше появление вызвало оживление всего женского коллектива закусочной. Дамы, в том числе посудомоечная леди, выглянули из-за кулис послушать нас. И мы, вдыхая запахи солянки, старались вовсю: «Напою коня!».
    Последний куплет песни мы допели в клубах морозного пара. Допели её вместе с высокими женскими голосами персонала этого тёплого, светлого и пустынного рая. А потом счастливчики скинули верхнюю одёжку и получили все местные блюда, в том числе, солянку в горшочке и пельмени. Я был дома!
    Когда, наконец, под утро наша пара снова оказалась в коридоре гостеприимной гостиницы, Джемс Иванович, прощаясь, вдруг обратился ко мне с просьбой прочесть мой стих по теме Пушкина, о котором я упомянул. Я не стал отказываться.

Дорогой, гениальный учитель,
Я недолго твой стих постигал.
Я, как ты, полной жизни любитель,
Курс судьбы мне мой век преподал.

А сегодня, тебя приглашая,
Посмотреть на создание своё,
Я прошу, помоги мне из рая,
Сжечь глаголом поганых враньё.

Посмотри, как опутали ложью,
Как скрутили кормильца враги.
Силу дай, чтоб идти бездорожьем,
Русской речью своей помоги!

Ты прости мне, где я недостоин,
Подражание всуе прости.
С пистолетом я нынче не воин,
Нам в дуэль заказали пути.

Незабвенный, великий учитель,
Я твой дух и твой стиль постигал,
Рядовой тесных строк сочинитель.
Грешник я, но Россию не сдал.

    Мой слушатель остался доволен и сказал, что на сытый желудок стихи воспринимаются гораздо лучше. Мы обнялись, пожали руки и расстались навсегда, унося в душе выпавшую нам в Москве пригожую ночь.

         Song of Penitence
One road leads to London,
One road runs to Wales,
My road leads to abandon
The Russian turn of penitence.
One road leads to well-being,
As it goes taking all around,
Other road leads to beggaring
Where victims were put into ground.
How’s it? Why is it? Who’s it?
There are questions about a guilt,
And many words about credit,
As penitence is the true build.
But I know who are they truly,
They are progeny of the first band,
Their government with its ruler
Lenin-Blank robbed the land.
This thought calls me, lures me,
I want to know their real names,
Desire to note their blood-affinity
Who need the penitence game.

КЛИП 3.6. ПАСЬЯНС МНЕНИЙ

Сижу себе, разглядываю спину
Кого-то уходящего в плаще,
Хочу запеть про тонкую рябину,
Или про чью-то горькую чужбину,
Или о чём-то русском вообще.
                Н.М. Рубцов
Историю человеческого рода можно рассматривать
как выполнение тайного плана природы…
                Иммануил Кант
    Пришло время рассказать о последнем обстоятельстве, которое в завершение отчёта может заинтересовать вас в связи с моей недельной миссией в Лондоне. Это реакция некоторых лиц из ранга начальства, знакомых, друзей или родственников относительно моих рассказов о командировке. В самом деле, какое-то время я был перегружен впечатлениями от поездки. Я хотел донести смысл моих открытий до компетентных или близких мне людей, заинтересованных, как мне казалось, в этой информации. Моё понимание замеченных проблем и сдержанное отношение многих слушателей к факту существования этих проблем, оба эти подхода к анализу и оценке событий поездки противоречили друг другу. Я рассказывал им о реальной жизни и описывал происшедшее в некотором физическом мире, а они воспринимали мои рассказы как сообщения о каких-то нереальных или метафизических объектах.
    Да, ты побывал в чужой земле, вернулся из других краёв. Там есть разные интересные вещи. Но мы не имеем к ним никакого отношения, если это вещи реального мира, как ты говоришь. А они были знающими людьми с большим опытом, некоторые из них, казались мне, даже высококлассными специалистами. Поэтому их критические замечания были интересными. Я был благодарен им за их скептицизм, потому что он-то и укрепил меня в мысли написать что-нибудь о моей поездке. Такое было необходимо, чтобы почувствовать некоторый ощутимый результат от той уникальной неделе, сравнив кое-что несовместимое. Однако, как вы, дорогие читатели, видите, я пишу не для них, а для вас. Это совершенно бесполезная вещь, убеждать в чём-то человека помимо его желания и понимания. Так что, возможно, в области безадресного отчёта, я буду иметь некоторый успех, поскольку и он, и Лондон в нём для читателя – это реальность рассказа.
    Продолжу отчёт, представив вам краткую характеристику некоторых, наиболее значимых по части оценки поездки моих оппонентов. Я кратко изложу их аргументы, образно говоря, с грустью, как Рубцов, поглядев им в спину, поскольку они тогдашние ушли, увы, вместе с нашим временем. Но некоторые данные и детали рассматриваемых событий и суждений уже могли упоминаться раньше, поэтому я прошу прощения за возможные повторы. Давайте бросим взгляд на пасьянс, а пасьянс – это, по-французски, терпение в раскладе карт. Узнаем мнения в разной степени посвящённых относительно моего вояжа в Лондон из страны Советов людей, мнения об итоге моей поездки.
    Туз
    Он был студентом престижного вуза в восемнадцать лет и мужем в возрасте двадцати. А поскольку его женой стала дочь крупного начальника, министра не помню какой отрасли, то он продвинулся в ведущие специалисты научного института уже в тридцать пять. А потом и сам он в сорок лет получил в московском аппарате место генерала от электронной промышленности. Его карьера – это обычное явление продвижения толковой молодёжи из высшей бюрократии. А юноша из кожи лез, чтобы выдвинуться, проявить инициативу и усовершенствовать свой английский. В итоге он долгие годы занимал пост начальника Главного управления, которое отвечало за научно-исследовательские и технические разработки нашего всесоюзного министерства.
    В аппаратной работе «туз» был очень активным и знающим специалистом, всегда расторопным исполнителем политики начальства, главным организатором получения новой ценной информации из-за рубежа, данных для копирования западных моделей компонентов. Такой подход значительно легче и быстрей, чем реализация собственных оригинальных идей наших учёных мужей. Кроме того, он активно внедрял в министерстве примитивное натуральное хозяйство в разных смежных производственных сферах. Более того, при поддержке сверху, ограниченные силы министерства активно использовались им для решения отдельных конъюнктурных проектов, вообще или прямо не связанных напрямую с основной деятельностью специализированных предприятий отрасли, например, для разработок вычислительной техники, ТВ или на подхвате дорогостоящего освоения космоса. Именно это обстоятельство, видимо,  сыграло в его судьбе роковую роль, поскольку после смены наверху команды, конкуренты свели с ним счёты за недобранные по его вине когда-то ордена и аппаратные почести. При борце Андропова за порядок дошло до необоснованного ареста. Бей своих…
    Этот путь вторжения в чужие сферы, где пахло наградами, стал своего рода лихорадкой на предприятиях многих отраслей. Так, по сути, ликвидировалось реальное сотрудничество между министерствами, ответственными за эти конъюнктурные, но чуждые нашему профилю сферы деятельности. Становились второстепенными вопросы унификации и стандартизации. Ненужным стал и путь международной стандартизации.
    Что меня удивляло в деятельности подчинённого ему главка, так это то, что этот руководящий орган совершенно не занимался проблемой соблюдения на предприятиях отрасли технологической дисциплины. И это притом, что и технологии, и собственно организации управления качеством продукции уделялось при его личном активном участии пристальное внимание, тратились огромные средства. Я не видел на тему нарушений технологии никаких документов. Категорически не ставился актуальный и болевой вопрос о трудовой дисциплине персонала в связи с указанной проблемой.
    Понятно, что эта незадача носила общегосударственный характер, поскольку на рабочий класс, на гегемона, высшая власть боялись косо посмотреть, избегала кнута и предпочитала пряник. И в руководстве нашей промышленностью никто не пытался избегать последствий этой социальной распущенности. Делалось всё, чтобы её покрывать, сбывать брак без своих финансовых потерь, оплачивая безответственный труд. Таким путём руководители советской промышленности пилили сук, на котором сидели. Задним числом, в этом вопросе теперь просматриваются элементы управленческого саботажа.
В рамках командировки «туз» моего пасьянса нёс персональную ответственность за мою миссию и за возвращение, став первым человеком, которому, по идее, я должен был кратко сообщить о результатах своего участия в совещании рабочей группы комитета МЭК. Но попасть к нему для доклада по своей инициативе я не смог, а отчёт о командировке передал секретарше. И в тот же день мы случайно встретились с ним лицом к лицу в коридоре министерства.
    – А! Вы здесь! Я посмотрю ваши материалы.
И после этого мы никогда с ним о них не говорили. Просто-напросто, он как основной координатор работ с заказчиками, включая военных, с учётом потребностей и возможностей нашей промышленности, а также как куратор системы стандартизации и защитник интересов своего министерства в этой системе, в этом моём отчёте не нуждался. Он понимал несовместимость принципов нашей советской национальной и другой, международной системы стандартизации. Однако при этом он был просто постановщиком небольшого выездного шоу по демонстрации нашего участия в работах международной системы. Он подробно знал проблемы несовершенства родной технологии, означавшие высокий уровень отказов в работе компонентов и их низкую надёжность. Но что он мог сделать? Ничего. Вечное преследование зарубежных лидеров по разработкам новых иномарок компонентов и их конструкций, вечная спешка поставки плановых объемов продукции лишали систему производства наших компонентов условий для обеспечения хорошего качества. Мы обязаны были обогнать весь мир. Это была бесплодная затея.
    Вся политика нашего, чуждого национальным интересам, высшего руководства по отходу от международного сотрудничества была в корне неверной. Она означала своего рода экономическое преступление. Кроме самого руководства, рано или поздно эту ситуацию понимал и начинал видеть истинное положение дел в игре и каждый выездной на Запад специалист. Зная это, мой «туз» вскоре решил передать международные права и обязанности своего департамента в сфере работ по качеству и надёжности в другое министерство, в Радиопром. От греха подальше, пусть там отвечают за надёжность. И наш институт покинул это опасное, по выявлению реальной картины, поле международной деятельности, а в отрасли моя поездка была по тематике надёжности последней.
    Фактически, отказ от участия в МЭК по направлению обеспечения в электронной промышленности качества и надёжности стал сигналом опасности и молчаливым признанием того, что техническая политика нашего министерства в этой важнейшей сфере провалилась. Однако в той безнадёжной ситуации он был, по сути, прав. Боюсь, что я своими выводами о результатах командировки подтолкнул руководство к такому неизбежному и печальному финалу.
    Король
    Он был курсантом танкового училища в возрасте восемнадцати лет, гитаристом и певцом-любителем, лейтенантом в двадцать два, военным советником во Вьетнаме в тридцать пять и слушателем военной академии после падения Сайгона, когда оказался свидетелем и участником победы донга над долларом. По службе он побывал во главе взвода, роты и батальона в отдалённых гарнизонах. Поработал он также инструктором в танковых войсках Вьетнама со дня принятой Америкой Гуамской доктрины и спешной вьетнамизации этой локальной войны в джунглях. О посещении столицы для получения нового назначения, а также о его встрече с автором упоминается в предыдущем клипе. Да, он был моим случайным ночным собеседником. А его мнение высококлассного военного специалиста и разносторонне образованного человека о моём кратком лондонском опыте оказалось интересным. Гораздо позже, вспоминая детали и интонации наших разговоров, я понял, что он прибыл из солнечной Армении для того, чтобы вскорости отбыть в не менее солнечный Афганистан. Вот ещё подробность нашего разговора.
    – Чудеса! Я думаю, что именно с вами мы пели всю ночь в поезде Хабаровск –  Советская гавань. Да, тогда я был зелёный Ванька взводный и ехал со знакомыми ребятами на новую службу до Комсомольска. Было такое?
    Да, было такое. Однажды, и это очень странная случайность, которые преподносит жизнь, я познакомился с ним и с группой молодых офицеров-танкистов в полупустом вагоне ночного поезда. Было это в начале осени 1959 года, когда я добирался с Чёрного моря до места моей новой службы на Дальнем востоке. В компании было мало водки, его одинокая гитара, но много песен и анекдотов. Мы были молоды и полны оптимизма в понимании жизни. Теперь, спустя почти двадцать лет, наши взгляды и оценки стали неожиданно горькими, а он дослужился до высокой должности.
    В те далёкие годы успехов на военной службе ещё можно было достичь без протекции, и поэтому такая карьера была привлекательной для молодых людей нашего поколения. Но положение с условиями и результатами офицерской службы по мере приближения страны к её рукотворному краху стало стремительно меняться к худшему. О разложении в рядах офицерского корпуса заботились очень тщательно. Результат: именно танки расстреляли Верховный совет по преступному приказу и посулам клана предателей дать палачам квартиры.
    Оценивая значение моей поездки, он заявил, что в советской системе на сегодня международная стандартизация невозможна, поскольку наши и военные стандарты, и их гражданские вассалы несовместимы со стандартами НАТО. Ах, да! Может быть, такое положение не навсегда. Они могут совместиться, если только последний рабочий украдёт последний инструмент с завода, а последний директор сможет сделать то же самое с доходами государственного предприятия, и так далее. Он считал, что захват добра может случиться, учитывая ускоренный темп хозрасчетной деятельности, примерно к 2017 году.
– Что? КГБ? Будут лизать руку дающую. Не их дело, беречь. Вон сколько всего.
    Масштаба сотворённого позже грабежа он не представлял. Про военные стандарты он говорил, что они не могут быть ни хуже, ни лучше. Это истинный опыт системы. Что с реальным американским опытом во Вьетнаме? Очень полезен. Месть? Они мечтают, чтобы организовать нам такой же Вьетнам. Теперь они знают, что это означает. О, это очень легко. Пожалуйста, вы должны иметь высокогорную или пересеченную местность с оврагами и лесами, даже с кустами, а в стране должно проживать фанатичное население. И вот здесь в вашем распоряжении есть почти вся Центральная Азия. Выходит, тут мы с большими перспективами. Почему? Потому что наши стратеги мечтают выиграть славную маленькую войну. Так что вы вряд ли так легко отправитесь на следующую тёплую встречу за бугор. И он оказался прав, моя поездка в Тулузу в аналогичную командировку, а ведь я начал поучивать французский, сорвалась из-за грянувших афганских событий.
    –  Касаясь сна и вердикта Лондона, то ваша идея возврата награбленного – это из области фантастики, но опасный прецедент. Любой документ на эту тему станет угрозой всему миру, поскольку такие бешенные деньги можно требовать только силой. Тут потянет на Мировую по полной программе. Ничего не поделаешь, ваш сон – это камень за пазухой. Мой совет, поосторожнее с ним. А недаром говорится про дорогу, вымощенную благими пожеланиями, вроде ваших.
    Дама
    Судьба её отца, записавшего новорожденную дочь Маргаритой, а всю жизнь звавшего Натальей, определилась Ленд-лизом, поскольку он принимал участие в этой эпопее как специалист по портовой логистике и морским перевозкам. Он попал в Архангельский порт летом 1941 года в ходе экстренной подготовки причалов к приёмке конвоев. Был срочно отозван с воевавшей на деревянных лодках эскадры на речке Оредеж, которая в дремучих лесах Ленинградской области севернее реки Луги снабжала на вёслах и под немецкими бомбами геройское народное ополчение на его левом фланге Лужской линии обороны. Да, существует такая странная и неизвестная страница русской военной истории. Зато хорошо известны страницы истории Ленд-лиза, который стал поворотной точкой всей великой войны и, одновременно, судьбы её отца. Отзыв отца из густых лесов спас семью, уехавшую в эвакуацию, а затем привел её главу по службе в Америку. С его участием случилось, можно сказать, то, что блицкриг впервые был остановлен при снабжении наших войск сначала утлыми дощатыми рыбацкими лодками на Оредеже, а затем и огромными цельносварными судами типа «Либерти» через океаны.
    Вершиной его карьеры было руководство в течение нескольких лет крупным проектным институтом, однако он оставил этот пост по принципиальным причинам. Это редкий пример того, что достойно в советском звене среднего руководства удивления и уважения. Но, при этом, руководитель сразу стал обычным специалистом, а моя будущая жена в юности вдруг перестала быть генеральской дочкой. Редко, но бывает.
    Конечно, её девичий гардероб был полон иностранных вещей из командировок отца. Они выгодно подчёркивали красоту белокурой девушки с осиной талией и крутыми бедрами. Она вышла замуж за своего школьного товарища в восемнадцать лет. Это был милый мальчик из еврейской семьи, который растворился в воздухе, когда перспективы директорского зятя вдруг исчезли. Потом были техникум, работа в почтовом ящике (закрытое предприятие) и встреча там двух судеб. Наша старшая дочь в детстве назвала её, от русского слова «книга» и её любимого занятия читать, «книгиней». И, как результат, она стала в семье княгиней.
    – Мой дорогой! Как я рада твоему возвращению! Я так волновалась…
    Мне в семейной жизни повезло. Без сомненья, её тело и душа были созданы как для любви, так и для семейного интеллекта, когда в супружеской паре действуют двое разумных созидателей семьи, причём супруга умеет подавлять заложенный в женщину инстинкт выявления и предъявления мужу негативных мелочей жизни. Это те мелочи, из которых жизнь семьи и состоит и которые мужчины, привыкшие к крупным масштабам неприятностей, стараются не замечать, чем вызывают дополнительное раздражение женщин. Думаю, такой инстинкт женского пола сформировался в тысячелетней борьбе семьи за выживание, когда уставший от дневных непосильных нагрузок мужчина, придя к костру, терял бдительность, расслаблялся и нуждался в женской встряске. И тут подзащитная мужа-добытчика и хозяйка у костра старалась вовсю. Так тысячи лет и до наших дней.
    Жена слушала рассказ о моём прогрессе во время командировки со вниманием и сочувствием, но не разделяла моего оптимизма и уверенности в будущих успешных зарубежных поездках. Да, ты, говорила она, всё, как тебе кажется, всё можешь. Ты достаточно силён и надёжен, умел в профессии, успешен в жизни. Однако ты слишком независим. Они послали тебя, как пешку, а ты показал себя человеком. Хорошо ли это? Кто из ваших начальников, авторитетов в делах или просто друзей-приятелей может успешно проделать такое же, и даже сделать этот вояж с заседанием в одиночку?
     Как она думала, кроме немногих, никто. Нравится ли это большинству? Вряд ли. Честные поймут и простят и тебя, и других умельцев, но завистники – никогда. Будь готов, мой друг. О! Тебе плевать, плевать на них! Ты будешь занят своей наукой. Ты думаешь проводить новые исследования. Что? Докторскую диссертацию. Я понимаю, понимаю. Но уж за такое провокационное поведение не может быть помилован никто. Мой совет: держите в секрете ваши планы! В полном секрете, ведь в вашем институте нет, и не предвидится, докторов. И она была права. А вот ещё когда-то давно написанный стих моей дорогой, любимой королеве.

Благодарю мою жену Наталью.
Её труды немало  возвращали
На доработку строчек и стихов:
Был к совершенству автор не готов.
Ты помогла сомненьем Маргарита.
Дорога к мастерству тобой открыта.

    Валет (бывший король)
    Его отец, мой дед, в кровавом 1919 году был главным боцманом огромного порта Новороссийск и умер там от тифа до эвакуации оттуда Белой армии. Поэтому семья осталась в России и вернулась в родной Петроград. Там он и его брат в 1922 году вступили в ряды красного военно-морского флота. Они были первыми курсантами военно-морского училища в Петрограде, поддержав традицию семьи, поскольку умерший дед был унтер-офицером и участником Цусимы, боцманом лёгкого крейсера «Изумруд». Их жизнь – это история военно-морского флота и судьба страны, которые требовали от всех людей той жестокой эпохи выполнения долга и за страх, и за совесть. И они, мой отец и дядя, выполнили свой долг до конца, пройдя разными путями самую кровавую и трудную войну во всей истории России.
    Путь отца, а он был гидрографом, лежал через преступную Таллиннскую катастрофу Балтфлота, через организацию навигационного ограждения для конвоев в Персидском заливе, через ужас и позор сдачи Севастополя, через охрану полярных конвоев. Кое о чём я выше упоминал. Уже после войны было обеспечение боевого траления на Дунае, где однажды его подобрали с подорвавшегося на мине катера-тральщика. Каждая страница его биографии заслуживает отдельной повести, но где теперь взять писателя? Путь его младшего брата, а он стал разведчиком, лежал через службу морским атташе в Японии. Японцы выслали его за порочащие дипломата связи после гибели нашего резидента Зорге. Позже мой дядя принимал участие, правда, лишь водителем при гостях, в организации Ялтинской конференции. А ещё позже он был советником в составе нашей делегации в Потсдаме. Мадам история любит сюрпризы! За совесть они служили Родине, за страх – силе и идеям, которые несли обществу вожди партии коммунистов и её карающий меч ЧК.
    Этот мир страха связывал всех, ему служили все. Голод миллионов, репрессии и войны были спутниками их поколения, условием формирования советского периода российской истории. Они начинали свою службу как солдаты мировой революции, не помнящие своего вчера, а закончили как патриоты, которые гордились прошлым их отца в Цусимском сражении. Но в их душах так и остались на всю жизнь неуверенность в собственном положении и неверие официальной доктрине. А бегство семьи от голода и террора большевиков из Питера в Новороссийск всегда оставалось в дымке забвения.
    По моему убеждению, они, как будто, израсходовали свой душевный ресурс в борьбе с врагом, особенно на фронте, а также и с собственной системой. Они стали пассивными зрителями того, что происходит на финише их жизни. Я часто видел такое отвращение к активным действиям в работе и в общественной ситуации среди ветеранов, которые прошли через огонь и воду, даже если они были сильными и относительно нестарыми. Они по жизни были много раз биты и с фронта, и с тыла нашей родной опричниной коммунизма. Так бывшие активные короли своих подотчётных земель стали равнодушными и бессильными валетами в колоде карт нашего общества. Не спорю, есть исключения. Но всегда тот, кто пожил рядом со смертью, стал осторожен и равнодушен к меньшему, чем свинцовый дождь, злу. Таковы мои наблюдения. Кстати, активность высших политиков-ветеранов, вроде Хрущёва и Брежнева, свидетельствует, скорее всего, о щадящем режиме прошедшей войны и для них, и для других партийных бонз.
    – Сын мой, если ты, как говоришь, действительно побывал в Лондоне один, без присмотра, то ты, скорее всего, сексот, информатор всевидящего ока КГБ.
    Я, как мог, убеждал его в своей непричастности к этой могущественной сфере.
    – Вот ты убеждаешь меня, что в этом не грешен. Пожалуй, тебе можно и поверить. Но в наше время такое посещение заграницы было невозможно. Если ты не был контролёром, например, секретным сотрудником, то обязательно был под контролем, знаю по себе. И если ты был оставлен без контроля и управления, если ты находился какое-то время вне поля зрения системы, в стороне от её наблюдения, то это означает, что система начинает давать сбои. Похоже, она становится старой, как я, в ней идёт процесс перерождения.
    И он был прав в части перерождения, но неправ в части её естественного старения. Конечно, тогда о новом несчастье государства мы, наивные, не могли и подумать.
    Другие карты (кадры)
    Теперь я могу раскладывать мой пасьянс, не заботясь об идентификации, потому что другие лица (карты) менее значимы в части оценки моей поездки, хотя я не хочу исключать из отчёта и их мнения. Все они – мои друзья и коллеги по работе, которые проявили тогда некоторый профессиональный или личный интерес к результатам поездки. Но перед этим я хочу показать вам некоторые особенности нашей родной инженерной системы, потому что мы, участники описываемых событий, все мы были её частицами.
    Судьба большинства искусных русских инженеров очень печальна, поскольку они потеряли свой прежний, от царя-батюшки, социальный статус мастеров промышленного производства. Оккупантам этот статус господ технологии был опасен, и они низвели специалистов до уровня слуг, причём, слуг двух господ: руководящих бюрократов и партийных бонз, с одной стороны, и рядовых работников, находящихся под технической опекой и руководством инженеров, с другой стороны. И это безобразие было с двойным бременем ответственности. Поистине, инженеры стали пристройкой к рабочему классу, их лакеями. Это не только на словах и в лозунгах, это также в пониженной заработной плате и повышенной ответственности. Однако развитие передовых технологий вынуждало партийных боссов включать инженеров в управляющие структуры промышленности. Поскольку это нежелательно, то отсюда и нежелание внедрять новые технологи, которые в случаях успеха делают грамотных технарей вхожими в иерархию советской бюрократии.
    И всё же, через указанный механизм толковые русские люди с инженерным образованием со временем получили свою часть власти и денег во многих отраслевых министерствах, научных институтах и конструкторских бюро. К сожалению, на мёд летит масса паразитов. Такие заметные структуры являются вершиной промышленности и раздувают свои штаты, как только могут, поощряя под своей крышей тунеядство. Ведь по закону, надеюсь, вы помните закон инверсии, чем больше едоков, чем больше выделяется из казны мёда. Так создаётся мир, где многие люди имеют свой хлеб с маслом без тяжкого труда. Это – накладные расходы промышленности. Наш научно-исследовательский институт не был исключением из этого правила. Мы все это знали и не имели каких-либо иллюзий по поводу нашей обязанности содержать балласт персонала.
Ахиллесовой пятой советского инженерного корпуса являлось избыточное число работников соответствующих структур. Это явление означает нарушение принципа проектирования: создавать не количеством, но мастерством. Ведь советским кормушкам не нужно было мастерство, им подай больше рабочих мест, потому что это означает больше денег по фонду зарплаты вне зависимости от будущих результатов.
    Перед нами продуманная система борьбы против российского машиностроения и его возможностей, против реального технического прогресса во всех звеньях экономики. Предатели системы точно знали, что делать, и никто не мог сказать ни слова, потому что подлое разложение системы выдавалось за отеческую заботу об общем благе, за борьбу с безработицей. Так строгая и изобильная инженерная земля стала землей обетованной для беззаботных и нелюбопытных иждивенцев.
    А большая компания моих друзей была компанией образованных инженерных счастливчиков. Они были умными и острыми на язык руководителями различных подразделений института. Но и о них, когда они сиживали вокруг стола со спиртным, говорится: что у пьяного на языке, то у трезвого на уме.
    – Эгей, славяне! За успешное завершение абсолютно бесполезной миссии в Лондоне! За нашего друга! Будь счастлив, мы пьём за тебя и твои успехи!
    – Да, мы понимаем. После столь дерзкого вторжения в уважаемый Британский институт стандартов вы пристрастились к посещениям туманного Лондона. А ведь многие достойные товарищи и даже господа, все они надеялись на ваше задержание полицией нравов или на что-то другое в этом роде. Да, и после этого они надеялись обменять на вас какого-нибудь ведущего специалиста в области стандартизации из нашей научной синагоги. Это потому что Запад не может быть счастливым без этой суперэлиты. Конечно, мы надеялись избавиться от такой научной нагрузки «на халяву». Но кто спутал все карты? Вы! Теперь мы не можем никого обменять. Теперь государство рабочих и крестьян должно ещё и заплатить за их свободу. Верней, за наше от них и их от нас освобождение.
    – Кстати, почему вы не попросили экономического убежища? Вы могли бы предъявить свой партбилет с данными заработной платы и ваших месячных взносов, попросив, ради сохранения справедливости, компенсировать вам насильственные поборы коммунистов у простого народа. О! Чиновники забрали вашу красную книжку. Они предотвратили экономическую опасность вашего возможного побега. Вы говорите, что довольствуйтесь своим жалованьем. Конечно, это после ваших пустых карманов в Лондоне. Или, может быть, ты, наш друг, не облизывался в магазинах, а затем не сказал «до свидания» и не вполз в брюхо самолета также, так как глисты поспешно вползают в отверстие между ягодицами, спасаясь от зелёной травки острова.
    – Превосходно, вам нужно всего лишь идеологическое убежище, коммунизм вам охренел. Да, да. Для «хомо советикус» существует и всех жарко обнимает такое хорошее убежище в Израиле. Но вы как сами-то, без необходимого обрезания? Какая жалость! Это так неожиданно, что Европа плюёт на идеологию и любит деньги. Ах, вам хватает, а Кант сказал, что человек может быть добрым, только когда он доволен немногим? Блеск…
    Содержание их замечаний и реплик было ироничным и, в основном, сдержанным. Да, для них мой вояж был только случайным и развлекательным эпизодом чужой жизни. Они слегка сожалели, что сами не могут видеть ту жизнь. Они выражали удовлетворение моими утерянными иллюзиями, сочувствовали солдату, который возвратился домой, притащив только грязное бельё. И хотя в их замечаниях они были правы, меня это не трогало, я был дома. Ниже представлено кое-что из обсуждений.
    – Мой гардероб слишком мал, чтобы иметь для него шкаф. Да, у меня есть только еще одни брюки. И все вокруг это не моё. Но! В других гардеробах тоже негусто, и всё, что не мое – это также и ничьё. Так что моя бытовая бедность меня не угнетает ни физически, ни морально. Я не облизываюсь, как делал это в Лондоне.
    – Верным курсом идёт к счастью нежадный простак.
    – Никто не станет шмонать пустые карманы.
    – О, да! Есть план возрождения. Ура!.. Если бы я лично владел нашей изобильной экспериментальной базой, то, прежде всего, я бы уволил половину алкоголиков и тунеядцев, а заодно и всё управление. А после того, я бы с командой высокооплачиваемых вышибал выжал бы из оставшихся кадров все соки.
    – Ну, погоди ты, заяц! Ты и твои будущие подхалимы, вы бы знали, как наполнить шкафы, если бы стали хозяевами. А потом, ребята, после выжимки, никто бы уже не нашёл этого самого экспериментального производства и даже кирпичей от него. Нет, дорогие сэры, я не советую вам передавать в частные руки, даже в руки твердокаменных ленинцев, наше экспериментальное производство. Пусть оно остаётся ничьим.
    – Это так просто. Люди не могут избежать соблазна заиметь собственность. Для умеренности они нуждается в тяжёлой палке капрала, которую бояться больше, чем врага.
    – Прекрасно! Моего друга зовут «Капрал», а я только солдат. Этот кабель принуждает меня бороться с гиподинамией в полях и лесах. Не пойму, что произошло с вами за время моего отсутствия? Давайте заканчивать плач по моей сомнительной европеизации и по прелестям капитализма. Я солдат ещё живой! Да, это свершилось, но если это так, то мы можем спеть нашу любимую о русском солдате, он вернулся. Так что я начну…
    Я негромко запел, а друзья стали подхватывать: «Враги сожгли родную хату… Куда теперь пойти солдату?» Ясные глаза моих друзей стали строгими и спокойными. Вольнодумцы и насмешки снова стали наследниками воинов и пахарей, хранителей русского духа. Они пели. «Сказал солдат: встречай, Прасковья, героя – мужа своего». Да, мы все были наследниками Прасковьи. Эта была наша песня.
    Прошлое и будущее связались вместе странным, но реальным образом в этом безграничном русском просторе мелодии. «Я шёл к тебе четыре года, Я три державы покорил...» Настоящий момент стал моментом печали, понимания и умиротворения.
    И кто же сказал, что в жизни есть только настоящий момент? Кто сказал, что удача или неудача может быть только сейчас, и поэтому вы должны ценить только этот момент? Это сказали извращенцы. Нет, наша жизнь – это также и наше прошлое, прошлое солдата и Прасковьи из песни 45-го года Михаила Васильевича Исаковского. Наша жизнь – это жизнь нашей страны. Мы все остаёмся русскими и пришельцам нас не изменить.
«Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт».
    Итог пасьянса
    Мы с вами в отчёте рассматривали ход моей почти неправдоподобной поездки, вояжа, из страны Советов в англосаксы и обратно. А, разложив пасьянс, увидели удивительный результат исторического развития моей страны в общей картине истории, так, как она получилась на страницах этого отчёта. Вслед за великим Кантом мы можем считать нашу историю исполнением тайного плана природы или Всевышнего.
Трагедия страны – это трагедия славян, русских людей, которых оккупанты вовлекли в гражданскую войну, обманутых НЭПом русских людей, заплативших ужасную цену за жестокости коллективизации, а затем испытавших все ужасы вооружённого до зубов европейского вторжения. И что советский мир получил в результате? Существует система, где личный собственник не имеет ничего, хотя формально всё вокруг принадлежит ему. Это наш реальный мир социализма. Это общий результат всех жертв, принесённых славянами, и издержек общественного прогресса, достигнутого под руководством иннацизма.
    Но этот результат прогресса не является таким, каким было запланировано пришельцами из Нью-Йорка, Женевы и Жмеренки. Они не смогли предвидеть победу славян над разрухой в мозгах с помощью разрекламированного ими марксизма, над развалом в экономике, над грабежом и катастрофой войны. Так что в итоге у нас была большая надежда, что эта победа народа – навсегда, что следующего ограбления России больше не будет никогда!
    Я и мои друзья, мы все хотели в это верить, не ожидали нового окаянства. Вот так, в этом странном и противоречивом мире стабильного и могущественного государства, в границах бывшей царской империи, мы расстаёмся с тобой, мой терпеливый читатель. Я попытался показать наш прошлый мир в сравнении с вашим сегодняшним миром, попытался к тебе пробиться. Извини, если при редкой удаче встречи в чём-то разочаровал, и прощай.

                Song of the Last Word
And now thine mind can leave this queer world.
We have arrived into desire ports.
Thank God for it! We’ll never utter words,
Be glad, you’d finished clips of the report.