Проклятие гадалки

Сказка, похожая на быль.



Ремарка: (любые ассоциации и совпадения с конкретными людьми случайны, и носят непреднамеренный характер).
               


Глава первая.

В утопающем в зелени и овеваемом свежими ветрами моря южном городе, пережившем не так давно катаклизмы в виде распада страны и военного противостояния, и, вот уже который год, медленно, но неуклонно восстанавливающемся, вовсю кипела жизнь. Бегали по ровным и в большинстве своём уютным улицам добродушные бродячие собаки, ленивые кошки грациозно следили, или делали вид, что следят, за голубями и прочими птичками-невеличками, по-старинке вывешивали бельё на улицу горластые домохозяйки, а в общественных дворах и на личных подворьях играли в нарды вальяжные неторопливые мужчины. Заливисто свистели проходящим мимо красоткам из окон своих автомобилей молодые люди. Красоткам в основном было все равно, а может и нет, понять было нельзя, ведь многие беспрерывно делали селфи, либо фоткали друг друга на мобильные телефоны.

На одной из городских улиц, тихой той особой, провинциальной тишиной, что наблюдается в некоторых районах даже самых оживлённых городов, недалеко от прибрежной полосы, в небольшом доме, находившемся в процессе пристройки к нему летней кухни, жили гадалка по имени Мадука, её дочь Лолла и помощница по-хозяйству Галя.

Настоящее, одним словом, женское царство.

В то кардинально, как выяснится позже изменившее её жизнь утро, присев на краешек стула на кухне  Мадука  торопливо допивала из вычурной, крытой кричащим золочением чашки традиционный утренний кофе.  Процесс кофепития сопровождался лихорадочным перелистыванием экрана мобильника, лежащего на привычном месте рядом с чашкой. Внезапно мобильник подал голос, Мадука вздрогнула от неожиданности, и чертыхнувшись, взглянула на экран, чтобы понять, кто звонит. Судя по изменившемуся с напряжённого на довольное выражению лица, имя было знакомым, а может даже и ожидаемым. Гадалка деловито отставила подальше чашку, и уселась поудобней, явно нацеленная на долгий разговор, однако услышанное не обрадовало её, а напротив, сильно огорчило. Судя по её ответным восклицаниям, у позвонившей кто-то умер. Точнее, умер муж.

 Поспешно свернув  разговор, гадалка залпом, и, скорее машинально, нежели отдавая себе отчёт в действиях, допила кофе, вскочила со стула, и энергично пробежав коридор, через боковую дверь вошла в специально оборудованную для гаданий комнату, где её уже ожидала клиентка — молодая женщина, переживавшая по поводу измены мужа. Дежурившая в комнате для приёмов Лолла, как две капли воды, но в утрированной, почти карикатурной версии похожая на мать и в причёске, и в манере одеваться и разговаривать, поняв, что сеанс гадания начался, прикрыла поплотней центральную дверь снаружи (у гадательной комнаты было два входа - основной и подсобный) и предложила ожидавшим своей очереди клиентам кофе или чай.

По комнате ожидания можно было понять, что хозяева не скупились по мелочам: на покрытом пёстрой скатертью машинной вязки столике стояла ваза с конфетами в ярких обёртках, рядом высилась горка сушек,  отсвечивали  холодным светом две пластмассовые бутыли с водой. Рядом с бутылями аккуратной стопкой притулились перевёрнутые вверх дном разовые стаканчики. Комната была обставлена вычурной мебелью, над диваном висел ядовитых цветов постер ещё из семидесятых годов с изображением горы Фудзиямы на фоне изобильно цветущей сакуры, единственное окно прикрывала пышная портьера из искусственного шёлка.

Потёртый мужичонка, сопровождавший одну из клиенток (по их взаимно раздражённым репликам было понятно, что именно она записана на приём, а он её просто сопровождает) спросил, где туалет. Лолла молча указала на хлипкую на вид пластиковую дверь в стене напротив дивана. Мужичонка направился туда, а Лолла, с профессионально скучающим выражением лица покинув клиентскую, через чёрный ход вышла во двор, и направилась в небольшой, раскинувшийся на узком вытянутом участке сад, в дальнем уголке которого находилась плотно увитая виноградом беседка. Лолла шла выпить кофе в компании с помощницей Галей - разбитной, но славной молодой женщиной из ближнего зарубежья, удравшей в своё время, что называется, куда глаза глядят, от несладкой жизни с мужем-тираном.
 Лолла уже почти подошла к беседке, но что-то заставило её остановиться. Нерешительно потоптавшись на месте, она подошла к беседке и осторожно заглянула внутрь. И увидела Галю, сидящую на коленях у сбежавшего со стройки их летней кухни крепкого юноши в самой что ни на есть бесстыдной позе. Взгляд Лоллы быстро охватил фрагменты бесстыдства: одной рукой строитель мял обнажившуюся в ходе горячих объятий грудь помощницы, другая его рука в непрерывном движении рыскала под подолом её юбки. Действия строителя сопровождались страстными вздохами молодой женщины: охваченная взорвавшей её изнутри страстью Галя призывно стонала, и чуть ли не отрывала волосы кавалеру. Некоторое время Лолла молча наблюдала за происходящим, затем поспешно направилась обратно в дом, и, забежав в свою комнату, яростно захлопнула за собой дверь из белого блестящего пластика, имитировавшего дуб.


Комната Лоллы была под стать хозяйке, и напоминала собой чрезмерно украшенную шкатулку. Оклеенные обоями стены пестрели крупным рисунком, потолок и углы были украшены золочёной лепниной из пенополиуретана, по центру висела хрустальная люстра, явно сделанная на одной из бесчисленных, клепавших ширпотреб для невзыскательных нуворишей китайских фабрик. Сияла позолотой белая мебель в стиле псевдобарокко, полутораспальную кровать украшало стёганое покрывало избыточных цветов, над изголовьем громоздилась большая, дурно написанная маслом картина в пышной золочёной раме, изображавшая лесную чащу. На туалетном столике, среди множества флаконов и баночек с кремами, красовалась ваза с искусственными цветами, на противоположной от кровати стене чернел плазменный экран. От экрана вниз тянулись шнуры: о том, чтобы вывести в нужном месте проводку, явно не озаботились.

Из распахнутых настежь створок большого занявшего всю стену шкафа виднелось множество украшенной пайетками, люрексом и воланами одежды, в соседней, также распахнутой секции штабелями лежали бельё и кофты. В шкафу царил идеальный порядок — хозяйка была явно аккуратисткой. Довольно широкое окно с белыми пластиковыми рамами закрывали богатые шторы с ламбрекеном, и щедро присборенной, прошитой золотыми нитями тюлью.

Сбросив с себя сложно сконструированную обувь на высоком каблуке, Лолла повалилась на кровать и зарылась лицом в пышные складки покрывала. Пролежав так некоторое время,  не глядя, и, что называется, на автомате, она схватила занимавший явно привычное рядом с подушками место планшет, уселась по-турецки и бросилась искать в нём что-то крайне ей необходимое. Когда нашла, её лицо, и без того пылавшее от испытанного только что волнения, покрылось испариной. Обмахивая себя свободной рукой, Лолла установила планшет на приподнятые коленки, и жадно всмотрелась в него. Судя по доносившимся звукам, на экране гаджета демонстрировался порно-ролик. Параллельно просмотру, Лолла теми же доведенными до автоматизма движениями нажала на приложение на кокетливо одетом в усеянный стразами чехол мобильнике. Дождавшись ответа, она молниеносно остановила просмотр порно-ролика, и заговорила с высветившимся на экране худощавым молодым человеком с сонными глазами. Из разговора следовало, что молодой человек - бывший муж, ушедший от Лоллы к другой женщине.

Разлучница была старше бывшего мужа на четыре года, и имела двоих детей от предыдущего брака. С Лоллой у молодого человека детей не было.

Судя по тону, которым дочь гадалки начала разговор с бывшим мужем, скандала было не избежать.

— Где она? — с места в карьер спросила она довольно грубым от природы голосом.

— Скоро придёт с работы, — ответил бывший муж, не глядя в окно экрана. — Что хочешь?

— Что хочу? Что я хочу? Чтоб ты сдох вместе с ней, вот что я хочу, понял?

— Это я уже тыщу раз слышал, — по-прежнему не глядя на собеседницу, сказал молодой человек. — Чего надо? Или говори, или отваливай поскорей.

— Что, её испугался, да? — кривя полные благодаря косметологическим ухищрениям губы, спросила Лолла. — Что, замандражил, да? Смотрите на него, он же мандражит, да, ты, ты, за тебя говорю, мандражист несчастный!

— Ты опухла, штоле? — вышел из себя молодой человек, и мимолётно бросив взгляд на собеседницу, тут же отвёл в сторону глаза. — Чего пристала, спрашиваю? Говори, стерва, иначе домой к тебе и к твоей чокнутой мамаше приду, и всё вам переломаю там.

— Чтобы ты сдох, мразь! — окончательно вышла из себя Лолла. — И ты, и твоя мразота, и её ублюдки тварские, чтобы вы все сгорели!

— Убью-у-у, сука-а-а! — заорал молодой человек, но дочь гадалки уже выплеснула из себя накопленную энергию, и ей было неинтересно слушать нёсшиеся с экрана угрозы. С выражением удовлетворения на лице, она отключила мобильник, поднялась с кровати, надела обувь, и, поправив причёску перед зеркалом вышла из спальни, где наткнулась на выскочившую на шум из комнаты для сеансов гадалку.

— Опять с ним скандалила? — устало спросила гадалка.

— Чтоб он сдох, — ответила Лолла. — Пока не сдохнет, я его не оставлю в покое, подонка.

— Хватит щас одно и то же базарить, — прервала дочь гадалка. — У нас есть дела поважней. Досик умер сегодня.

— Какой Досик? — сменила тон Лолла.

И по начальным репликам в их диалоге, и по мгновенной смене тона было ясно, что осыпаемый проклятиями экс-муж — чуть ли не дежурная тема в доме.

— Какой-какой, — раздражённо сказала гадалка. — Линдын муж, вот какой.

— Да лана-а-а! — охнула Лолла. — Почему? В аварию попал?

— Сердце вроде, — сказала гадалка. — Давай собирайся, надо ехать туда.

Следующий вопрос Лолла задала, придвинувшись поближе к матери, и почти шёпотом.

— А ты же говорила Линде, что он на повышение пойдёт…

— Говорила, говорила… — раздражённо перебила её гадалка. — Теперь надо выкручиваться. За то и говорю, чтобы быстрей собиралась. Поедем дело спасать.

Не говоря больше ни слова, Лолла побежала обратно в комнату, а гадалка вышла к ожидавшим в клиентской людям, и со скорбным лицом объявила им, что у неё только что умерла тётя, и ей надо ехать в деревню.

Все начали сокрушаться и сочувствовать гадалке, только лишь потёртый мужичонка решился напомнить о себе.

— Нам срочно надо, — попытался он повернуть вспять ход событий. — Мы сюда полдня добирались. Нельзя в порядке исключения?

— Вы слышите, или нет? — повысила голос гадалка. — У меня тётя умерла, тё-тя! Вместо того, чтобы посочувствовать, тут мне права качаете, да?

— Нет-нет, — испуганно вмешалась жена мужичонки, полная женщина средних лет со следами переживаний на лице, стараясь незаметно для других толкнуть мужа в бок, чтобы предупредить возможные последствия. — Он не качает, просто нервничает.

— Я тоже нервничаю, — отрезала гадалка, но, видимо вспомнив, что клиента надо беречь, добавила примиренческим тоном: — Вы в следующий раз дочке напомните за себя. Скажите, что я обещала вас без очереди принять, и она вас вперёд запишет.

Мужичонка и его жена принялись суетливо рассыпаться в благодарностях. Гадалка  выпроводила их, и замерла в раздумье. Её накрашенное лицо выражало сильную озабоченность.


Джип Toyota RAV4, принадлежавший Лолле, подъехал к масштабно выполненному из жёлтого туфа, и щедро украшенному коваными деталями забору, за которым виднелась массивная крыша большого строения. Участок улицы перед забором недавно покрыли свежим асфальтом, тротуар рядом и напротив аккуратно выложили цветной бетонной плиткой.

Всё пространство улицы в обе стороны было заставлено дорогими автомобилями: весть о смерти Досика, явно не последнего человека в местном обществе, уже облетела город, и многие поспешили выразить свои соболезнования семье. Лолла была вынуждена проехать весь квартал в поисках парковки, но место найти удалось лишь за углом, на ободранных обочинах соседней улицы. За джипом Лоллы тотчас пристроились ещё две машины, а когда Мадука и её дочь, покинув машину, уже заворачивали за угол, подъехали ещё два автомобиля. Стало очевидно, что пространство боковой улицы тоже очень скоро заполнится до отказа.

Мадука и Лолла, выряженные в пух и прах в богатые чёрные одежды и многочисленные золотые украшения, зашли на территорию дома через распахнутые настежь ворота. Невысокие, даже скорее приземистые, привычно балансировавшие на сложной обуви мать и дочь пересекли выложенный такой же, как и снаружи, цветной бетонной плиткой двор, поднялись по вычурной, украшенной колоннами мраморной лестнице, и зашли через парадные, украшенные затейливой резьбой и цветными витражами, настежь распахнутые входные двери в особняк.

Особняк покойного Досика являл собой типичное жилище внезапно разбогатевшего человека: холл украсили колоннами, пол выложили разномастным мрамором, по центру царил массивный круглый стол, на нём сияло позолотой кашпо с дорогими искусственными цветами. С двойного потолка спускалась и нависала над пространством пышная люстра из хрусталя Сваровски. На второй этаж, где расположились спальни, вела лестница со сложносочинёнными коваными перилами. Справа и слева от холла просматривались службы первого этажа - справа большая кухня-столовая, где собственно и разместилась хозяйка дома (не только потому, что место было привычным для неё, но и потому, что покойного пока не доставили из морга - ведь по местным обычаям покойного было принято держать до похорон в доме), слева просматривался обшитый панелями и обставленный тяжеловесной мебелью кабинет, которым обычно никто не пользовался.

Мебель кухни-столовой, где базировалась вдова, также как и остальная обстановка в доме, была выполнена в стиле «а-ля Людовик XV» и красовалась витыми ножками и обивкой из штампованного тиражного гобелена. Под украшенным узорчатыми панелями и довольно низким потолком сияли свежевымытыми подвесками две хрустальные люстры.

Вдова - её звали Линда - миловидная женщина лет сорока пяти, выкрашенная в блондинку, горько рыдала, сидя на неудобном вычурном стуле с подлокотниками. Неожиданным акцентом на ногах вдовы смотрелись украшенные мехом белки бархатные домашние тапочки, резко контрастировавшие с элегантным траурным одеянием. Тапочки придавали хозяйке плохо совместимый с ситуацией и по-домашнему уютный вид. На полных ухоженных руках вдовы сверкали бриллиантовые кольца, в ушах покачивались бриллиантовые серьги с крупными камнями не очень высокой чистоты, красивую полную шею украшала массивная золотая цепь с усеянным каменьями крестом.

По всему помещению кухни-столовой беспрерывно сновали многочисленные женщины. Одна из них, судя по поведению близкая родственница хозяйки, сидела рядом с ней, буквально вцепившись в её левую руку, и всем своим видом демонстрировала чуть ли не сакральную привязанность к семье. Другая, попроще, варила в глубине помещения кофе на большущей варочной плите, однако часто бросала своё занятие, чтобы пройти в переднюю часть помещения. Её целью было лишний раз попасться на глаза хозяйке.

Рядом с хозяйкой, но с другой стороны, сидела дочь Линды и почившего Досика - не очень красивая, но чем-то неуловимо похожая на мать девушка по имени Марибэлла, которую все звали по-домашнему, Мака. Дочь Линды и Досика заметно не находила себе места, поскольку не привыкла ко всеобщему вниманию - оно одновременно и льстило ей, и злило её.

Все присутствовавшие, кроме вдовы и её дочери, делали вид, что страшно заняты:одни    беспрерывно переставляли с места на место вазы и тарелки, другие вскакивали и вновь садились на свои места, казалось, исключительно для того, чтобы сосредоточенно всмотреться в экраны мобильников, по-видимому чтобы немедленно узнать оттуда что-то невыносимо важное. Занявшая во главе стола место девица из родственниц, которую, впрочем, никто не мог вспомнить, с выражением скорбной сосредоточенности на лице делала бесчисленные селфи.

Одновременно с упомянутыми занятиями все присутствовавшие, включая членов семьи покойного, внимательно следили за распахнутыми настежь дверьми. Нельзя было пропустить никого из тех, кто пришёл с сочувствием, а их было немало.

И поток всё возрастал.

 Подавляющее большинство сочувствовавших женщин, попав в центр всеобщего внимания, начинали вести себя с преувеличенной суетливостью. Они с энергией врывались в комнату, будто для того, чтобы в неё попасть, преодолели полосу препятствий, и порывисто бросались к хозяйке с громкими возгласами и горькими рыданиями.

Другие вели себя с точностью наоборот: были либо молчаливо-испуганны, либо топтались на месте в поисках ориентиров. Кто-то без умолку болтал, а две молоденькие и хорошенькие девицы при виде отороченных беличьим мехом тапочек вдовы бросились хохотать, и вынуждены были ретироваться.

Вдова лишь скорбно-сосредоточенно развела руками в ответ и её правильно поняли. Никто девиц не осуждал. На похоронах и не такое случалось.

Мужчины, в соответствии с обычаями, вели себя не так, как женщины, а с точностью наоборот: они были сдержанны, и после слов сочувствия, либо молчаливых кивков головой, степенно покидали помещение и группировались на обширном пространстве двора.

Многие из пришедших выразить соболезнование женщин задавали вдове одни и те же вопросы: как такое могло случиться, когда случилось, и отчего умер «дорогой Досик». Отвечать вдове не давали: окружение мгновенно присваивало инициативу по просвещению вновь прибывших себе.

Присутствующие постарались надеть на себя лучшие одежды, а многие явно успели сходить в парикмахерскую. Похороны известного человека - всегда настоящий выход в свет на юге, нечто сродни великосветскому рауту, повод и себя показать, и на других поглядеть. Не были исключением и похороны Досика.

В дверях кухни-столовой, где принимала соболезнования вдова, появилась почтенная дама - высокая, с благообразным лицом и аккуратно уложенными седыми волосами. Вскочив, вдова бросилась к ней и зарыдала. Следом зарыдала дочь, затем другие женщины, и некоторое время в комнате слышались лишь плач и стенания.

- Ну-ну, хватит, хватит, дорогая Линда, - то ли с осуждением, то ли с нетерпением сказала почтенная дама. – Не надо так убиваться, вдове по нашим обычаям не положено. Пусть другие плачут, а вдова пусть потерпит. Ночью выплачешься.

- Не могу сдерживаться, - уверяла в ответ Линда, качая красивой головой. – Знаю, что нельзя вроде, но не могу. Как я буду без Досика, как все мы будем без Досика, ка-ак?

Тем не менее, она взяла себя в руки, и, проследив, чтобы почтенной даме выделили самое почётное место по центру, села обратно на свой вычурный стул.

Делавшая непрерывные селфи девица, ни на минуту не останавливая жующий жвачку рот, спросила у мелькавшей по комнате женщине средних лет, той самой, что варила кофе:

— Это кто?

— За кого именно спрашиваешь, моя золотая? — елейным голосом переспросила женщина средних лет, обрадованная возможностью сменить хотя бы на минуту своё занятие.

— Вон та, — и девица кивнула жующей челюстью в сторону усаженной на почётное место дамы.

— Ты не знаешь, кто это? — поразилась женщина.

— Не-а, — тягуче ответила девица.

Женщина средних лет наклонилась к девице и что-то прошептала ей на ухо. Девица в ответ скривила в гримасе удивлённого почтения лицо, и понимающе кивнула головой с пышной гривой волос.

— Вот-вот, — поучительно сказала ей женщина средних лет. — Надо знать, надо знать…

— Ну, не знал-а-а, — манерно протянула в ответ девица и вновь стала делать селфи.

В момент, когда на пороге кухни-столовой появились гадалка и её дочь, в помещении, где сидели и стояли присутствовавшие, повисла оглушительная тишина. Казалось, что даже шумевший электрочайник и поющие за окном птицы замерли в ожидании реакции вдовы на вновь прибывших. Все знали, какое влияние имела на Линду гадалка, и, конечно, все слышали о том, что она пророчила почившему Досику давно ожидаемое выгодное повышение по карьерной лестнице.

— Смотрите, кто пришёл! — саркастически, и так громко, чтобы слышали все присутствующие, воскликнула вдова, и в одно мгновение, из благообразной, ухоженной, привыкшей к неспешной сытой жизни женщины превратилась в активную и готовую к броску тигрицу. — Мадука пришла собственной персоной. Что, Мадука, не сбылись твои пророчества?

И вдруг перешла в крик, делая это то ли от порыва охвативших её чувств, то ли специально для того, чтобы не дать гадалке оправиться:

— Ты зачем пришла-а-а, Мадука-а-а? Ты к кому пришла-а-а, Мадука-а-а? Ты что нам обещала-а-а, Мадука-а? Ты нам это обещала, да? Это? Вон отсюда, сейчас же! Во-о-он!

В комнате поднялись гвалт и переполох. Женщина средних лет, и ещё одна, будто материализовавшаяся буквально из воздуха, тощая, высокая и морщинистая как печёное яблоко, бросились к гадалке и с одинаково виноватым выражением лиц начали тихо, но так, чтобы вдова непременно слышала и видела их, предлагать Мадуке покинуть помещение. А тощая женщина, явно войдя в раж, даже тронула за локоть Лоллу.

Лолла жестко оттолкнула нахалку, и на её сильно накрашенном лице отразилось возмущение.

— Забыла, как просила маму бесплатно тебе гадать? — своим грубым голосом кинула она тощей вроде бы тихо, но так, что её слышали все. — Убивалась возле неё, на коленях готова была встать.

— Это когда я на коленях готова была? — взвилась тощая женщина, но уже фактически разгоревшийся скандал был погашен самой гадалкой, молча развернувшейся и покинувшей помещение. Следом за ней выбежала Лолла, а вдова, тут же вспомнив о своей основной миссии, кинулась обратно в кресло, и, вытянув вперёд ноги в меховых тапочках, закрыла лицо руками.

— Правильно сделала, что выгнала её, — изрекла почтенная дама. - И пусть только попробует ко мне сунуться, с просьбой там, или ещё зачем-нибудь. Я ей покажу, что и сколько она стоит на самом деле.

Все одобрительно заохали и залопотали в ответ. Все, кроме вдовы. Она лишь скорбно качнула головой.


Джип Лоллы, промчавшись как вихрь по улицам южного города, резко затормозил подле аккуратного, несмотря на кажущуюся бесконечной стройку, уличного палисадника, за которым прятался увитый зеленью бельэтажный дом. Досадливо хлопнули дверцы, раздражённо пикнула сигнализация. Выскочившая из машины Мадука, не разбирая дороги, размашистым солдатским шагом пошла по тропинке к дому. Следом за ней бежала дочь.

Дома Мадука более громко, нежели этого требовала необходимость, позвала Галю.

Ей никто не ответил.

Обернувшись к дочери, гадалка раздражённо спросила: — Куда это Галя провалилась, ты не знаешь? 

И вновь закричала во всю глотку:

— Галяа-а-а-а! Галя, ты где шляешься, а?  Я на кого вообще дом оставила, што-то не пойму? Если хоть нитка пропадёт, клянусь матерью, я с тебя в тройном размере возьму, так и знай.

И вновь обратилась к дочери:

— Кормлю, пою, одеваю, обуваю, как королеву её смотрю, вот она и села на голову!  Даже не отвечает, прикинь?

Из-за того, что гадалка была вне себя после пережитого только что позора, она не сразу заметила выражения лица Лоллы, но постепенно осмысление пришло и к ней и прервав себя на полуслове, она спросила:

— Не пОняла? А что ты так смотришь на меня? Что, что такое?

— Не слышишь, штоле? — дрогнувшим голосом спросила Лолла, покачивая головой из стороны в сторону, как это делают, когда сильно удивляются непонятливости собеседника.

— Что, что я должна слышать? — спросила гадалка, и, в свою очередь, прислушалась.

Из комнаты Гали — а она была в конце коридора, сразу за клиентской — неслись звуки, не вызывавшие сомнения в происходящем за дверью. Судя по частоте ударов и доносящимся в коридор стонам, сеанс любви — а что это именно он, не было никаких сомнений — близился к концу. Следом за любовным шумом наступила тишина, показавшаяся матери и дочери оглушительной. Вскоре из комнаты, оправляя на ходу задранный подол халата вышла Галя. Увидев гадалку и её дочь, она замерла, и буквально превратилась в каменный столб. Следом на пороге комнаты показался и тот самый строитель, с которым помощница миловалась в беседке не далее, как сегодняшним утром.  Выражение лица строителя было таким, какое может быть у человека, получившего наконец то, о чём он давно мечтал, однако при виде гадалки и её дочери оно изменилось и стало почти затравленным.

— Ой, — наконец обрела дар речи Галя, и бросилась судорожно ломиться обратно в комнату.

 Строитель попытался её остановить, дабы избежать неминуемого падения от столкновения. Одновременно со стараниями, он лихорадочно пытался натянуть на себя спущенные до щиколоток джинсы, судя по всему служившие ему и рабочей и парадной одеждой. Попытки удержаться на ногах оказались обречены на провал - наскок на строителя со стороны Гали был настолько силён, что почти что надетые джинсы вновь сползли вниз, обнажив выцветшие от времени плавки. Молодой человек однако не растерялся, подхватил уже сползшие к обутым в пластиковые шлёпанцы ногам джинсы, и на ходу застёгивая их, и прошмыгнув мимо Гали и стоявших в оцепенении женщин по коридору, исчез за входной дверью.

На лицах гадалки и её дочери застыло кардинально разное выражение: ошарашенное у Мадуки и мечтательное у Лоллы. Не было никакого сомнения в том, что более всего на свете ей хотелось бы оказаться на месте Гали.

В свою очередь, Галя, поняв, что деваться ей некуда, прижалась к стене и низко опустила голову.

— Так ты меня отблагодарила? — наконец обрела дар речи гадалка. — Я за порог, а ты в постель? Так, да? А ну-ка вон отсюда. Штоб духу твоего здесь не было, шал-лава!

— Маду-у-ука, — заревела в голос Галя, бросилась к гадалке, и стала хватать её за руки, пытаясь таким образом заставить изменить решение. — Мадука-а-а, прости меня пожалуйста, клянусь, никогда больше так не сделаю, чтоб я умерла, если обману, ну прости, прости, прости-и-и.

— Пошла вон, я сказала, — отбивалась от Гали гадалка. — Только шалаву я дома не держала! Что люди скажут, что Мадука шалав дома держит, может, и сама такая? А за Лоллу ты подумала?

 Унизанной перстнями рукой гадалка указала на дочь.

— Ты подумала за Лоллу, когда трахалась прямо в моём доме, шалава? - повторила она. - Лолла же развелась недавно совсем. Ты што решила, что ты тут самая главная, а мы тут две дуры, да? Да я тебя зарою, я тебя в земле сгною, я тебя так прокляну, что ты своих не узнаешь!

И, окончательно выйдя из себя, кинулась на Галю, и под громкий рёв и крик последней стала таскать её за волосы, явно вымещая на помощнице свой недавний позор.

По-прежнему продолжала стоять, как вкопанная, и с тем же мечтательным выражением лица Лолла.

Под лай взбудораженного скандалом дворового пса, в распахнутую наружную дверь заглянула моложавая симпатичная женщина в длинном, почти до пят, цветастом трикотажном сарафане и летних туфлях без задников на толстой подошве. Судя по внешнему виду и привычно уверенным движениям, женщина была и ближайшей  соседкой, и, по-совместительству, подругой гадалки.

— Мадука? Да что случилось, Мадука? — воскликнула она, и не раздумывая, бросилась спасать Галю.

— С ума сошла, Мадука? — спрашивала она хорошо поставленным голосом учительницы, обхватив гадалку в буквальном смысле в железные объятья, и волоча её по коридору в пышно обставленную, выдержанную в тёмно-сиреневых тонах спальню. — Ты что, забыла, кто ты? Тебя весь город, да что город, вся республика знает, а ты дерёшься, как на базаре. Давай-давай, не сопротивляйся, иди в комнату, я тебе сейчас валерьянки принесу.

— Лучше коктейль… — слабым голосом простонала гадалка.

— Коктейль? — ахнула соседка. — С каких пор ты пьёшь коктейли, Ма-а-ду!

— Да не тот коктейль, — устало  отмахнулась гадалка. — Корвалол, валерьянку и пустырник смешай и принеси, а то умру щас, наверное.

— Сейчас принесу, Маду, успокойся только, — сказала соседка, но с места не сдвинулась, а напротив, заботливо уложила гадалку поверх пышно присборенного и богато расшитого серебром покрывала, стянула с неё туфли и подложила под голову обитый кричаще-сиреневым бархатом декоративный валик.

— Где Лолла? — спросила она, так как в суматохе не заметила дочь гадалки в полутёмном коридоре. — Её что, дома нет?

— Как нет? — пришла в волнение гадалка. — Как это нет, мы же вместе домой пришли.

И неожиданно стала вновь кричать истошным голосом, напрочь игнорируя пытавшуюся успокоить её соседку:

— Лоллочка-а-а-а! Ты где, Лоллочка-а-а?! Где моя дочка, где? Она убежала наверное, когда услыхала эту тварь, тварь, тварь проклятую, чтоб ты сдохла, проститутка проклятая, если с Лоллой что-то случится, я…

Тут на пороге спальни гадалки появилась Лолла. За её спиной виднелось встревоженное лицо Гали.

— Мама, что случилось? — испуганно спросила Лолла. — Тебе плохо? Давай скорую вызовем. Тётя Надя, маме плохо, да? Галя, что стоишь, принеси аппарат для давления и воду в тазике, ноги маме попарим.

Так и не успев привести в порядок растрёпанные во время экзекуции волосы, Галя забежала в комнату, вынула из ящика тумбочки аппарат для измерения давления, и начала закатывать вверх украшенный кружевами рукав парадного похоронного платья, в котором до сих пор пребывала гадалка. Присутствующие  молча и напряжённо ожидали конца процедуры, затем вопросительно уставились на неё в ожидании ответа.

— 150 на 100, — объявила Галя. — Я сейчас воду в тазике тебе принесу, Мадука, ноги попаришь, сразу легче станет.

Она суетилась, но не потому, что хотела отвлечь хозяйку от нежелательных мыслей в свой адрес, а явно начисто позабыв, что именно послужило причиной происшедшему. Ловко упаковав тонометр в чехол, она спрятала его обратно в тумбочку и исчезла за дверьми.

— Ты где была? — раздражённо, и, в то же время с облегчением, спросила гадалка у дочери.

— Я… в туалете… — ответила дочь, хотя всё время скандала просто стояла у стены, превратившись в изваяние под впечатлением, которое оказали на неё звуки любви, доносившиеся из Галиной комнаты.

— Чего не ответила сразу? Не видишь, с ума схожу, - грубовато спросила гадалка.

— Я не знала, что ты с ума тут сходишь, — нарочито деланно  возмутилась Лолла. — Я ушла в туалет, ничего не слышала. Что теперь, мне и в туалет нельзя?

— Ты представляешь, Надя, что она натворила? — забыв о дочери, обратилась  к соседке гадалка.

— Кто натворил? Лолла? — решила уточнить соседка.

— Лолла? — в свою очередь удивилась её вопросу гадалка.

— Я? — одновременно с ними удивилась Лолла.

Но соседка вовсе не была так проста. Ещё будучи во дворе дома, она успела переговорить с бригадиром строителей, и он попросил сделать всё, чтобы Йотолло — так звали горе-любовника Гали, хотя в городе его все называли Федя, — не выгоняли с работы. В обмен на помощь бригадир заверил Надю, что она может рассчитывать на то, что Федя-Йотолло в благодарность бесплатно закрепит и покрасит нуждавшиеся в обновлении стены сарайного строения в дальнем углу её участка.

— Я ему всыплю, конечно, — с характерным акцентом изливался бригадир, — но между нами говоря, она сама к нему лезет всё время. Он парень неженатый, горячий, ну не устоял. Она тоже разведёнка, свободная женщина - полюбили друг друга. Дело житейское.

На последней фразе бригадир заговорщически подмигнул Наде, но она проигнорировала его призыв к пониманию житейских форм проявления чувств Гали и её ухажёра, однако заверила, что сделает всё возможное, чтобы Федя-Йотолло остался на объекте, и что дело тут, разумеется, не только в обещаниях бесплатного ремонта сарая, а в том, что она, Надя, от природы женщина сердобольная, да и Галю успела полюбить почти как родную.

— Маду, ты сейчас просто на эмоциях, а это вредно для сосудов, - сказала она переполненным успокаивающих интонаций тоном. -  Ты сначала давай, ноги попарь, коктейль свой выпей, — Галя его приготовит сию же минуту, - и мы обо всём спокойно поговорим. Лолла, — обратилась она к дочери гадалки, — скажи маме, чтобы меня послушала, скажи, пусть не нервничает, а потом мы обо всём поговорим.

— Мама, тётю Надю слушай, так лучше будет, — пропела дочь гадалки, и внезапно проявившиеся в её грубоватом от природы голосе распевные интонации охарактеризовали те потаённые черты её натуры, которые не бросались в глаза сразу.

 — Галю всегда успеешь выгнать, не до неё щас, - добавила она.

— За что ты так со мной, Галя? —  обернулась к помощнице по хозяйству Мадука. — Что, негде было, кроме, как прямо дома у меня мужика принимать? Шалава,  - и гадалка вновь распалилась, - я же говорю — ша-ла-ва!

— Так-так, ну всё-всё-всё, ну хватит уже! — решительно прервала гадалку Надя. — Хватит Маду, хватит, а то опять давление стукнет!

— Хватит мама-а, —  подключилась Лолла, правда распевные интонации в её голосе уже не обнажали потаённых уголков её души, а носили откровенно раздражённый характер. — Достала уже, честно! Не до Гали щас, лучше скажи, что делать будем?

— А что, что случилось? — воспользовалась моментом для удовлетворения распиравшего её любопытства соседка.

— «Что случилось» ты спрашиваешь, Надя? — тут же забыв о давлении, села, спустив ноги с кровати, гадалка. — Что случилось? Кошмар случилось, Надя! Конец мне случилось, вот что случилось!

— Конец? Почему конец, какой конец? Что ты такое говоришь? — заволновалась Надя.

— Досик умер, тётя Надя, вот что случилось, — сообщила Лолла.

- Ой, боженьки, — воскликнула внимательно слушавшая разговор Галя.

— Досик? Какой Досик? — удивилась было Надя, и тут её осенило.

Прикрыв рот рукой, и выпучив глаза, она перевела взгляд с гадалки на её дочь и обратно. Как близкая соседка и чуть ли не член семьи, Надя была, разумеется, в курсе всего, что происходило в доме.

— Да, Надя, да! — крикнула гадалка. — Он умер, - и она показала рукой куда-то вдаль, в то место, где видимо умер Досик, -  а я прямо тут умру щас. Всё! Конец мне, Надя, конец! Чем питаться будем? Как жить? Ко мне никто не придёт, никто! Пропала я, Надя, про-па-ла! А ты что будешь делать? Тебе от меня многое перепадало, а Надя? И мужа твоего, пьяницу, сколько раз я лечила за свои, между прочим, деньги, забыла? Кто теперь будет его лечить, а Надя? Кто?

— Я, между прочим, тоже в долгу не оставалась! — запальчиво возразила Надя. — Кто за домом твоим смотрит, когда вас нет? А когда день рождения, кто на кухне рядом с Галей стоит, чтобы помочь? Кто? И собаку твою к ветеринару мой, между прочим, Коля возит всегда!

— Тётя Надя, умоляю, не начинай уже-е! — вмешалась Лолла. — Что, маму не знаешь, что ли? Щас три часа будет выпендриваться, пока за дело не начнёт говорить.

— А ты молчи, давай! — набросилась на дочь гадалка. — Я тебя в институт устроила, потом пять лет бегала к декану, чтобы сессию закрывать, сколько денег угрохала, дворец бы построила уже, если бы на тебя не потратила. Потом работу тебе нашла — и что? Ты два месяца только ходила, а потом заявила, что устала. Да я тебе и мужа нашла! А ты и его не удержала. Сбежал к другой, чтобы они все попередохли там друг на друге! Ещё язык вываливаешь, и мать родную кусаешь! Вся в отца пошла, тот тоже языкастым был!

— Упрекаешь меня, да-а-? — в голос заревела Лолла. — Куском хлеба может тоже попрекнёшь? Что за мать у меняа-а-а! У других мамы как мамы, а моя, чуть что, сразу упрекать начинае-е-ет!

— Лоллочка успокойся, мама просто нервничает, — бросилась успокаивать дочку гадалки Надя. — У неё такая неприятность случилась, что ужас просто. Я даже не знаю, что и сказать.

И она, глядя на дочку гадалки так, чтобы гадалка не видела её лица, сделала выразительную мину, означавшую, что лучше бы Лолле сейчас помолчать. В свою очередь, Галя дёрнула Лоллу за рукав нарядной траурной кофты, и тоже выразительно скривила простоватое, но симпатичное лицо.

 Лолла замолчала.

— Ладно, идите все отсюда, — махнула рукой гадалка. — Я полежу тут пока.

— А как же давление? — засуетилась вокруг гадалки Надя. — Галя, ты коктейль принесла? Нет? Кого ждёшь, Галя!

Галя бросилась на кухню, следом вышли понурая Лолла и Надя.

— Дверь не буду закрывать, — продолжала хлопотать она, но Мадука вновь махнула рукой.

Ей хотелось остаться одной.


Когда женщины вышли, гадалка откинулась на подушки, и ушла в воспоминания. Вот они молодые — она и Досик. Она совсем не похожа на себя сегодняшнюю: юная, стройная, хоть и невысока ростом. Некрашенные, вьющиеся от природы волосы завязаны на затылке в низкий хвост, лицо милое, на нём ни грамма косметики, но кофточка уже вся в воланах, а на талии блестящий поясок — в жизненные ценности Мадуки явно не входят высшие материи, тогда как любовь к блестящему в ней с детства. Ей не больше шестнадцати лет.

Рядом с ней Досик, стройный и худой той самой юношеской худобой, которая кажется неустранимой. Они идут по лесу держась за руки, останавливаются под могучим хвойным деревом, и Досик робко целует будущую гадалку в губы.

Мысли переносят Мадуку в другое время. С выкрашенными уже в смоляной цвет волосами, в лакированном плаще и ярко-красных сапогах, она стоит в числе гостей в ЗАГСе, где Досик расписывается со своей нынешней женой. Он старается не смотреть в её сторону, он влюблён и счастлив. Всплывают и дальше обрывочные воспоминания. Вот они сталкиваются в различных местах маленького города, — Досик с женой, та беременная, гадалка тоже, — она вышла замуж сразу же следом за своего давнего воздыхателя, некрасивого и невысокого, - единственная их дочь вся в отца, и лицом, и характером, вот они раскланиваются друг с другом то на свадьбах, то на похоронах, — главном времяпрепровождении на юге. Оба взрослеют и меняются внешне. Досик делает карьеру и зарабатывает деньги, - он обнаружил недюжинную хватку и со всеми находит общий язык, - и с властью, и с криминалитетом. Она, напротив, живёт с мужем несладко, они часто скандалят, муж пьёт, и пьяный всегда поднимает на неё руку.

На похоронах (муж Мадуки погибнет, будучи пьяным за рулём, в лобовом столкновении с грузовиком) она не проронит ни слезинки.

А следом улыбается удача. Надя, соседка с первых дней жизни Мадуки после замужества поселившаяся рядом с её маленьким домом, с небольшим, в пять соток земли участком, любит ходить по гадалкам, и однажды берет и её. Мадука сидит на приёме и в её глазах сияет радость озарения. Ещё немного воспоминаний, — и вот она уже в своей новой ипостаси: с густым слоем косметики на лице, пышной причёской, украшенная кольцами и серьгами. На полных пальцах длинные накладные ногти. Рядом маленькая Лолла в пышном бальном платье и туфельках с блестящими вставками. На голове у дочери яркий искусственный цветок-заколка, в руках детская, украшенная цепочками и заклёпочками сумка.

И вот уже и маленький домик снесён подчистую, а на его месте выстроен новый бельэтаж с вычурным кованым крыльцом и яркой крышей. Участок расширен вглубь, в него втиснуты гараж и беседка. Жена Досика в числе главных клиентов гадалки: Досик богат и капризен, деньги не сделали его лучше, скорее наоборот, к тому же, он завёл себе молодую любовницу и не одну. Мадука дружит с его женой, она чуть ли не главный гость в доме, без неё не обходится ни одно торжество. Сколько раз Досик ловит на себе её торжествующий взгляд. Но он равнодушен к её чувствам, ему всё равно, что она испытывает. Его мысли заняты бизнесом и желанием сделать политическую карьеру, тем более, что все предпосылки для этого есть. Гадалка понимает, насколько важны для её благосостояния и его возвышение, и его увлечённости, ведь её дружба с его женой только окрепнет после этого. Гадалка - поверенная в семейных делах, она нужна Линде как воздух…

И вот сегодня всё это великолепие полетело в тартарары в связи с его смертью.

Гадалка резко присела и взмахнула руками с растопыренными от напряжения пальцами. Она полу-плакала, полу-смеялась, челюсти её были то крепко сжаты, то рот растягивался в улыбке, а зубы обнажались, и тогда это была не улыбка, а настоящий мученический оскал.

Послышался робкий стук в дверь. Взяв себя в руки, Мадука грубо-небрежно бросила, уверенная, что за дверью Галя:

— Чего расстучалась? Входи, давай. Коктейль принесла?

Дверь приоткрылась, и гадалка обнаружила за нею Федю-Йотолло. Горе-любовник стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу, с бесстрастным выражением лица. Бесстрастность была маской, за которой скрывался страх всё потерять.
 
Мадука только открыла рот, чтобы спросить, какого чёрта он тут делает, как он, заикаясь, тихо заговорил. В пылу обуревавших её чувств гадалка лишь успела разобрать слово «спасай».

— Что? Кого спасай? Тебя спасай? — собралась ещё больше возмутиться она, как он повторил, но уже громче:

— Да. Только хозяйка можешь меня спасай. Я даже регистрация не имел сейчас, я улица боюсь ходит, хозяйка добрый, Федя знает…
 
  Гадалка только собралась осмыслить просьбу Феди-Йотолло, как в дверях появилась Галя с кофейной чашкой с лекарственным коктейлем и стаканом с водой в руках. Обнаружив на пороге комнаты Федю-Йотолло, Галя, не задумываясь, вылила на его голову сначала содержимое кофейной чашки, затем и воду из стакана, и закричала.

— Хочешь, чтобы меня выгнали? Ты за этим сюда пришёл, дурень неотёсанный? Да? Я тебе покажу! Вот тебе, вот, вот!

Федя-Йотолло бросился бежать. Галя бежала за ним, и в пылу преследования била Федю-Йотолло снятым с ноги шлепанцем по голове и спине.

— Специально пришёл, чтобы меня подставить, да?  - кричала она. - Соблазнил меня, а я не смогла отказать! Жалостливая ведь! Теперь хочешь доконать мою жизнь? Ах ты бесстыдник, скотина наглая, глаза бессовестные…

— Подожди Галя, — слабо отбивался Федя-Йотолло, но Галя даже не слышала его.

На крики выбежали из кухни жующая шоколадку Надя и дочь гадалки. Увидев, что творит Галя, Надя охнула, и с досадой ударив себя по бокам, бросилась её останавливать, а на лице Лоллы вновь появилось прежнее мечтательное выражение.
Она смотрела вроде бы на сцену изгнания, но видела лишь мускулистую мужскую спину, сильную шею и коротко стриженый затылок.

Её щёки пылали.

Следом в коридоре появилась неторопливо вышедшая из своей спальни Мадука.

— Ну-ка, заткнись! — приказала она Гале, и все, дружно замолчав, обернулись к ней.

— Тебе говорю Галя, тебе, —  уточнила гадалка. — Иди лучше, убери здесь за собой, вон и кружка, и чашка, всё валяется. А ты иди отсюда, - обратилась она к Феде-Йотолло. — Не до тебя сейчас. Потом поговорим... завтра. Выслушаю тебя, чтобы ты мне ни говорил. Мне спешить некуда теперь. У меня, — она широко развела руками в выразительном жесте, — во-о-о-т теперь сколько времени!

Обрадованный тем, что его услышали и не прогоняют, Федя-Йотолло исчез, а гадалка побрела на кухню.  Надя и Галя с чашками поспешили за ней, Лолла же вновь скрылась за дверьми своей комнаты.


Наступил поздний вечер и город погрузился в темноту. В особняке Досика тоже выключили основной свет. Разошлись и сновавшие в течение целого дня сочувствующие, и в доме остались только близкие и те, кто считал себя таковыми с молчаливого согласия хозяйки.

Все женщины - и хозяева, и гости, по традиции коротали время в кухне-столовой.

За центральным столом, накрытым парадной кружевной скатертью, но не белой, а цветной, исходя из сопутствующего момента, сидели вдова, её дочь, какие-то девицы при полном параде, и несколько женщин среднего возраста. Во главе стола восседала почтенная дама. Женщины среднего возраста суетились вокруг неё и вдовы: то предлагали воды, то чаю, то рвались мерить давление или накапать валерьянки и пустырника. На столе стояли пышные, полные дорогих фруктов вазы, и сияли гранями хрустальные конфетницы с горками халвы, орешками и крупным янтарным изюмом. Тут же разместились бутыли с лимонадом и минеральной водой, и множество чашек с чаем, либо из-под кофе:  и то и другое присутствовавшие по привычке поглощали чуть ли не литрами.

В комнате стоял гул беспрерывных бесед, девицы залипли в мобильниках, то тут, то там слышались плохо сдерживаемые смешки. Все явно устали горевать.

Почтенная дама обратилась к вдове, и при звуке её голоса в столовой воцарилась тишина:

— Линда, что решила за неё?

— За кого? — уточнила вдова, хотя прекрасно поняла вопрос.

— За Мадуку спрашиваю, — сказала почтенная  дама, и тишина в комнате стала звенящей. Всем  было интересно, что ответит вдова.

В это время одна из девиц, запрятав руки под стол, быстро отстучала  эсэмэску Лолле:

«Открой фейс, тут за твою маму говорят, дам послушать, если хочеш» — написала она.

Громко топая, Лолла прибежала на кухню, где заседали Мадука, Надя и Галя. Мадука и Надя как раз шумно обсуждали поведение Гали, та рыдала и клялась больше ничего подобного не повторять. Ворвавшись на кухню, Лолла лихорадочно замахала руками, призывая всех замолчать, установила на столе планшет, и, нервно приложив  к губам указательный палец, громко зашептала.

— Т-с-с-с. Ни звука чтобы, слышите? Прямо с дома Линды набрали, щас будем смотреть, что там за нас говорят.

Все замерли и всмотрелись в экран. Дочь гадалки активировала изображение, и кухня заполнилась чужими голосами.

— …даже слышать о ней ничего не хочу, — со вздохом обратилась в этот момент к почтенной даме вдова. — Обманщица, лгунья, аферистка. Чтобы она сдохла. Обманщица! Обманщица!

— Гуляла как хотела за твой счёт, — льстиво вмешалась одна из женщин среднего возраста.

Снимавшая  происходящее девица осторожно подняла мобильник, чтобы на экране было видно говорившую.

Увидев её, гадалка яростно качнула головой.

— Да, да, — подхватили остальные, и камера осторожно последовала за ними. — Жила за твой счёт, жировала как хотела, дом построила, машину купила, лопнула, короче, и вот чем отплатила!

Внезапно девица спрятала камеру под стол, поскольку одна из говорливых особ обернулась в её сторону и прощупала девушку любопытным взглядом. Но опасность разоблачения вскоре миновала, и камера, вернувшись на прежнее место, продолжила фиксацию происходящего.

— Весь город уже говорит, — послышался голос Маки, дочери Досика и вдовы. — Никто к ней больше ходить не будет.

— Кто ж к такой пойдёт?! — встряла женщина средних лет с рано увядшим лицом. — Я её дом уже за два квартала обходить буду!

— И я…

— И я…

— И я... — слышалось со всех сторон.

Задыхаясь от злости, гадалка молча указала на экран и выразительной мимикой дала понять дочери, чтобы та выключила планшет. Закатив глаза к потолку, Лолла захлопнула планшет и ушла к себе, чтобы смотреть на происходящее в одиночестве. Смотрела она, впрочем, недолго, потому что по ту сторону экрана сеанс прервали по уважительной причине.

— Маманя зовёт, я пошла, короче, — прошептала девица  и спешно отключилась, и Лолле ничего не оставалось, как разочарованно захлопнуть планшет.

— Знаете, за что мне обидно? — с горечью вопрошала гадалка, обращаясь к соседке и  забывшей о своих недавних слезах Гале. — Не за то, что меня Линда обзывала последними словами, нет. В конце концов, я её и взаправду подвела, чего уж там.

Надя попыталась было встрять в монолог, но Мадука не дала ей произнести ни слова.

— Нет Надя, не надо, — остановила она её. — Не успокаивай меня. Я подвела Линду. Я же видела, что карты не лОжаца! Видела! Всё думала — в чём дело, что такое, король не лОжица, где должен, и не складывается картинка, ни за что не складывается. Я и так и так — а карты ни в какую!

— Но смерть ты же не видела? — спросила Галя. — Ты же заметила бы, если бы смерть там была!

— Видела! — воскликнула гадалка. — Видела! Но я подумала не за Досика, а за его дядю. Он же с инсультом уже полгода, как лежит. И Досик за него переживал, потому что он ему как отец был в своё время. Его же отец умер рано, вот дядя заместо него был. И в институт помог устроиться, и на работу потом, уже после института. Я потому за него подумала. Даже сказала Линде, — видно Нестор умрёт, потому и карты не лОжаца, но ты всё равно не беспокойся, у Досика всё будет, как ты хочешь. Разве я могла подумать, что это его собственная смерть! Так…

Она замолкла, пытаясь что-то вспомнить.

— Что я говорила? Я что-то говорила в начале.

Но ни соседка, ни Галя не смогли вспомнить слов гадалки. Они были взволнованы не меньше неё.

— Вот, — торжествующе вскрикнула она. — Вспомнила! Я за эту сучку хотела сказать. За Миранду. «Я её дом уже за два квАртала буду обходить» — передразнила гадалка говорившую. — Она мой дом будет обходить? Она, которой я гадала бесплатно столько раз, что дай бог (гадалка осенила себя размашистым крестом), дай бог моей дочери столько щастя, сколько я деньги не брала у этой тварской бабы! Жалела её. Она вечно скулила: «Ой, деньги нету, ой, Артурик в казино опять проиграл, что буду делать не знаю, Мадука, пожалуйста, умоляю погадай, его наверное сглазили. Скажи мне, кто сглазил, я ему или ей глаза выцарапаю». Сколько раз я ей просто так гадала, и за порчу тоже отвлекала, потому что не хотела обманывать. Причём порча, причём сглаз, если это её Артурик сам испорченный до мозга костей. Избалованный, как не знаю, кто. Она же и избаловала. А теперь говорит — «Сглазили». Дура, что тут скажешь. И вот эта дура мой дом будет за два квАртала обходить? А-а-а-а!

Гадалка не выдержала, и смахнув со стола посуду, опрокинула голову на освободившуюся часть стола таким образом, как это делает человек в крайней степени отчаяния. И стала несильно, но активно биться ею о столешницу. Надя и Галя бросились отдирать её от стола, прибежавшая на шум Лолла присоединилась к ним. Втроём они пытались одолеть  Мадуку, но она вцепилась в столешницу обеими руками так, что им ничего не оставалось, как лишь в ужасе вскрикивать в моменты очередного несильного, но мощного с точки зрения психологии воздействия на окружающих удара гадалкиной головы о деревянную поверхность.

— Конец тебе, конец! - приговаривала Мадука в промежутках между ударами. - Конец тебе, Мадука, опозорилась на всю жизнь! Как теперь на улицу выйдешь, как людям в глаза посмотришь, Мадука-а-а! Обманщицей назвали, аферисткой назвали, кем хочешь обзывают, подхалимничают перед Линдой! До чего ты дОжила, Мадука-а-а!

Надя, Лолла и Галя продолжали безуспешные попытки урезонить гадалку, но в итоге она сама взяла себя в руки, и произнесла неожиданно спокойным голосом:

— Уеду отсюда. Всё продам и уеду.

— А я? А мы? — упавшим голосом спросила Надя. — Как я без тебя? А с Колей что будет? Сопьётся ведь!

— Сопьётся, сдохнет, похоронишь, — жёстко резюмировала гадалка. — Всё равно этим кончится. Ты же не лечишь его.

— Мадулечка, будто ты не знаешь моего Колю, — хлопнула себя по бокам Надя. — Он же упрямый, как осёл. Говорит, что сам справится, и хоть кол у него на голове теши. Он сам так и говорит – «Теши кол о Колю». Ёрничает, бессовестный!

— Знаю, знаю, — сварливо сказала гадалка. — Не до тебя сейчас, Надя. Ты прости, но мне свои проблемы решать надо сначала, потом уже Колины.

— Да-да, конечно, конечно, — испуганно вставила Надя, но постепенно выражение её лица стало решительным.

— А знаешь, что? — сказала она. — Я когда на похороны пойду, всё им там выскажу.

— Что скажешь?! — разом спросили Мадука, Лола и Галя, и засмеялись, не в силах сдержать эмоций, возникших в них после одновременно заданного вопроса.

— Всё! Всё скажу!  - заверила Надя. - Что ты видела смерть в картах, но подумала на дядю, скажу.

— За дядю Нестора? — уточнила Лолла, но гадалка и Галя шикнули на неё.

— Ну конечно, на Нестора, — терпеливо объяснила Надя, — на кого же ещё? Скажу, что Мадука и думать не могла, что смерть касается их семьи, а то, что король ложился странно, а тузы не выпадают, связала с известием о смерти дяди. И связала с переживаниями Досика из-за этого, и с хлопотами, и всё такое.

— Дай, я тебя поцелую! — с чувством произнесла гадалка, и смачно расцеловала покрасневшую от счастья Надю в обе щеки. — Если моё доброе имя восстановишь — клянусь матерью, я Колю сама на лечение отведу, и вапще всё для тебя сделаю, моя Наденька, ну всё, чтобы язык мой отсох, если просто так болтаю, вот.

Надя в смущении замахала руками, а гадалка попросила Галю принести шампанское. Тут Лоллу осенила некая мысль.

— Мама! – сказала она с чувством. – Давай, сфоткаю тебя с шампанским. В инсту вывешу, пусть лопаются.

— А, давай! — закричала гадалка, и с нетерпением взглянув на возившуюся с пробкой Галю, выхватила у неё бутылку полусладкого и разлила пузырящееся содержимое по толстым хрустальным бокалам с золотой каймой. И приняв соответствующее выражение лица, подняла вверх наполненный до краёв стакан и оттопырила большой палец другой руки в победном жесте. Лолла сделала несколько снимков, быстро отредактировала их, и отправила в сеть.

Ответная реакция не заставила себя ждать. Вскоре в чат Лоллы в инстаграмме (запрещён на территории РФ) посыпались вопросы и комментарии, общее содержание которых можно было свести примерно к одному и тому же:

— Что празднует мама?
— Что случилось?
— Красотка!
— Что случилось?
— Тётя Маду-у-у-у… (и куча сердечек)
— Что вы празднуете?
— Празднуете? Что именно?
— Красотка! (сердечки и бокал).
— Мам-а-аа, какая хорошая тётя Маду-у-у, нимагу, я щас умруууу! (сердечки).
— Что случилось? Что празднуете?

— А теперь, Надя, ты пойдёшь, и всё им скажешь, — окончательно воодушевилась  гадалка. — Я ещё за себя поборюсь. Я им ещё покажу. Решили меня похоронить следом за Досиком? Вот им!

И гадалка сделала неприличный жест.



Глава вторая.

В тот же день, за городом, в тихом, утопающем в зелени богатом предместье, в добротном каменном доме со множеством комнат и за богато накрытым столом сидели четверо взрослых мужчин. Мужчины были хорошо одеты, аккуратно пострижены, и все примерно одного возраста. Кроме одного. Тот был явно младше них примерно лет на десять.

Мужчины много и охотно ели, пили и произносили тосты. Во время произнесения тостов трапезу прерывали, и дружно встав из-за стола, выслушивали тостующего стоя.

Две женщины, одна - жена хозяина, моложавого светловолосого мужчины, с гладким, немного женственным от природы лицом, и вторая, его мать, судя по внешнему сходству, за столом не сидели, а прислуживали, точнее, прислуживала жена хозяина, но не так, как может исполнять профессиональные обязанности прислуга, а без суеты, с хозяйским достоинством. Мать хозяина сопровождала невестку в её вояжах из кухни в комнату с пирующими, хотя необходимости в этом не было, невестка прекрасно справлялась сама, но матери хозяина явно было комфортно в этой, созданной ею самой иллюзии сопричастности. Кроме того, у неё появился шанс давать указания невестке, и не воспользоваться им она категорически не могла.

— Наида, скоро Лёсику придётся ответ держать перед твоей семьёй, — добродушно заметил один из мужчин, когда хозяйка в очередной раз занесла новое блюдо - свёрнутые в трубочку домашние блинчики с мясом. — Совсем он тебя не жалеет.

— Ради таких гостей я готова всю ночь на ногах простоять, — улыбнулась Наида, ухоженная женщина с острым взглядом и красивой улыбкой.

— Надеюсь, этого не случится, иначе Жанна точно меня домой не пустит, — засмеялся гость под одобрительные кивки остальных.

— А ты ей скажи, чтобы набрала мне, — ещё шире улыбнулась хозяйка. — Я ей расскажу, где ты был.

— Да, да, конечно, — кивнул гость, крепкий мужчина с крупным носом и волевым подбородком. — Тебе она поверит, точно знаю. Это она другим не верит.

Мужчины понимающе переглянулись, пряча усмешки. Все знали, что у Нерса - крепкого мужчины с волевым подбородком, появилась зазноба на стороне. Знала об этом и Наида. Продолжая вежливо улыбаться, она бросила острый взгляд на мужа, но он не смотрел на неё, и вообще вёл себя так, будто её рядом с ним не было. То ли у мужа и жены были плохие отношения, то ли они пребывали в ссоре, то ли  оба держали, как говорят в подобных случаях, фасон. В любом случае, в самостоятельной изолированности хозяина проявлялся плохо сочетавшийся с его миловидной и женственной внешностью характер. Невооружённым глазом было видно, что подлинным хозяином в доме был именно он.

После блинчиков, ещё один гость, по имени Анварчик, занимавший место за столом напротив хозяина, маленький и юркий словно буравчик мужичок в щегольской одежде, которую он носил с вызовом, компенсируя позёрством недостатки роста и внешности, предложил сменить тему.

— Пора уже за дело базар вести, Лёсик, — высоким от природы голосом сказал он. — Мне домой надо, ждут меня.

— Кофе сварите, — распорядился Лёсик, хотя в комнате кроме мужчин никого не было, так как хозяйка уже вышла, оставив в центре стола блюдо с блинчиками и сменив тарелки.

Фраза про кофе, тем не менее, не осталась незамеченной, и вскоре хозяйка вернулась с подносом, на котором дымились чарующим ароматом четыре чашки. Она раздала напиток, с заметным усилием подняла с длинного громоздкого комода вазу на латунной ножке, и переставила её на середину стола. Ваза была заполнена различными фруктами и увенчана дорогим заморским виноградом.

— Нарбей, тебе две ложки сахара положила, — сообщила хозяйка самому молодому гостю.

Он молча привстал с места в знак благодарности.

— Может, кому-то ещё сладкий кофе? — спросила она остальных. — А то я средний всем сделала.

— Мне могла вообще сахар не класть. Я последнее время сладкое стараюсь не потреблять,  - сообщил Нерс.

— И правильно делаешь, — одобрительно кивнул Лёсик. — Сладость здоровью вредит, а тебе силы нужны.

Мужчины вновь понимающе ухмыльнулись, а хозяйка, в свою очередь, поджала губы. Ей были неприятны их намёки. В истории с зазнобой крепкого мужчины она была явно не на его стороне.

— А я сахар никак не отучусь сыпать, — заявила подошедшая следом за Наидой мать Лёсика, привыкшая выражать своё мнение независимо от того, нуждались ли в нём окружающие. — Когда в больнице лежала, врач сказал, чтобы ограничила, но я за сладкое с ума схожу. Поэтому и кофе пью с сахаром, и торты ем. Сколько бог захочет, столько и проживу. Что теперь, не кушать то, что люблю? А где торт, Наида? Почему не занесла?

— Не успела мама, — немного раздражённо сказала хозяйка, но тут же спохватилась и продолжила, уже смягчив интонацию: — У меня только две руки.

—  Языков тоже два, — небрежно-мимоходом, и якобы в шутку, бросил реплику Лёсик.

Реплика Лёсика красноречиво свидетельствовала о том, что он контролировал не только дом и хозяйство, но и отношения своих женщин.

— С языком у нас, у женщин, всегда полный порядок, — подхватила мать, демонстрируя свою безоговорочную поддержку сыну независимо от того, шутит он или нет. — Где не надо скажем, где надо тоже скажем.

— Что они от тебя хотят, Наида? — со смехом обратился к хозяйке Нерс. — Даже моя тётя житья тебе не даёт.

Мать хозяина стояла как раз подле него, и воспользовавшись её близостью, Нерс приобнял её и по-сыновнему положил голову ей на грудь. Она с готовностью обняла его в ответ и поцеловала в макушку.

— Сядь с нами, тётя Муся, — ласково пригласил Нерс. — Убегаешь всё время на кухню, когда во главе стола должна сидеть.

— Во главе стола его отец сидел, — кивая на Лёсика, возразила мать. — А сейчас мой сын сидит. Так положено в нашем доме.

Все одобрительно загудели, ожидая, пока хозяйка в который уже раз сменит им тарелки и приборы и найдёт в центре стола место для испечённого на заказ торта - большого, сияющего шоколадными боками. Младший из гостей, Нарбей, помог освободить место по центру стола, хозяйка выставила торт, и приняла из рук добровольного помощника два блюда — одно с говяжьим, другое с козлиным мясом.
 
— Унесу мясо? — полу-спросила, полу-утвердила она, оглядывая гостей. — Или, может быть…

— Нет-нет, всё уноси, Наида, точно больше не будем, — наперебой заговорили гости, и она сразу вышла.

Следом покинула комнату и мать хозяина, забыв, а может, и сознательно не закрыв за собой дверь.

Молча поглядев ей вслед, Лёсик встал и плотно прикрыл обе створки. 

— Что они сказали тебе, Нарбей? — спросил он, обращаясь к молодому гостю. — Слово в слово скажи, только ничего не напутай, не дай бог. Я точно должен знать.

— Мы точно должны знать, — тонким голосом встрял Анварчик.

— Мы, — поправил себя Лёсик, и все в ожидании уставились на Нарбея.

 Спешно проглотив кофе, Нарбей, поскрёбывая пальцами с печаткой из недорогого золота свои щеки и судорожно мотнув несколько раз в нервном тике головой, начал докладывать:
 
— Короче, Боря сказал мне по мобильнику, что теперь они будут этот канал держать…

— Этот канал — это какой? — перебил его Нерс.

— Короче этот, что на таможне, — дёрнув головой, уточнил Нарбей.

— То есть, самый главный… — саркастически усмехнулся Анварчик.

— Да, этот. А я ему в ответку короче говорю, ты короче попутал что-то наверно, ты башкой тогда, когда машину стукнул, сильно ударился наверно, если такой базар держишь передо мной. А он короче говорит, что за свой базар он всегда ответку держал и держать будет, и чтобы это я за своим базаром следил. А я короче ему говорю, что ребятам твой базар сто процент не понравится, а он говорит, их я забыл спросить, что и как мне делать. А я ему короче, ты короче не офигел тут совсем, ты вообще слышишь, что твой короче рот болтает? А он короче в ответ на меня матюками, а я на него, сильно поругались короче.

— Трубку кто первый кинул? — взвился  Анварчик. — Кто трубку кинул, я спрашиваю?!

— Э, э, подожди, Анварчик, — успокаивающе похлопал его по спине Нерс. — Какая разница, кто кинул? Когда такой базар идёт — это уже неважно.

— Важно! — завопил Анварчик. — Важно, мой "уй я вертел, ещё как важно! Да я ваще не понял, он ваще кто такой? Кто он такой, чтобы так наглеть, а? Нет, Лёсик, я чисто хочу твой базар сейчас услышать. Ты мне сейчас скажи — он кто такой, чтобы на нашего пацана наезжать?

Хозяин посмотрел на Нерса, а тот на него. Перекрёстный обмен взглядами видимо поставил некие точки на «и», потому что Нерс поднял ладонь в успокаивающем жесте, и сказал:

— Раз такой базар пошёл, думаю серьёзные ребята за ним стоят. Может и из…

И он кивнул головой куда-то в сторону.

На этот раз согласились все, кроме Анварчика.

— Я не понял! — вновь взвился он. — Нет, я не понял. Нам что, теперь уйти? Типа они там серьёзные пацаны, и что, значит я свою семью теперь должен перестать кормить?

— Это называется, "конкуренция" — мягко-иронично сообщил Лёсик.

— Нет Лёсик, это называется "беспредел"! И я этого так не оставлю! — кипятился маленький гость. — Я вообще сейчас не понял, вы тут что, прогнуться решили?

— Успокойся, Анварчик, — произнёс Нерс. — Это наш бизнес, и мы его отдавать не собираемся. А вот с залётными…

И резко снизив голос, он перешёл на шёпот:

 — С ними придётся разобраться, короче.

— Не «придётся»! Не «придётся»… — громко, игнорируя неодобрительное покачивание головой Лёсиком, произнёс Анварчик. — А «надо будет»! Разницу почувствовали? Нет, я вас спрашиваю, почувствовали?

— Почувствовали, почувствовали, — покровительственно-добродушно ответил Нерс. — Ты не переживай, Анварчик. Разберёмся, как положено. По всем, как говорится, правилам. Я не буду Нерсом, если не разберёмся.

— Нерс, ты волчара, я всегда это знал, — успокоился было Анварчик, но тут же вновь взвился: — А как? Как мы это сделаем?

— А вот как и где сделаем — за это и должны сейчас побазарить, — тихо произнёс Лёсик. — Тут надо так, чтобы все поняли — мы люди серьёзные и канал наш. А если кто хочет нас крышевать — с нами пусть и добазаривается. Без всяких козлов промежуточных. Я прав? Нерс, Анварчик, я же прав?

— А Досик? Он тогда зачем? — спросил молодой Нарбей.

— А Досик последнее время не хочет нам помогать, — сообщил Лёсик. — Он карьеру делает. Так мне и сказал. Я, говорит, карьерист. Я, говорит, хочу наверх подняться. На бюджетных бабках сидеть надёжней, чем наркотой промышлять. Вот так и говорит.

— А ты ему не напомнил, что здесь бабки другие, он таких там может не увидеть? — поинтересовался Нерс.

— Напомнил, конечно. А он говорит: я говорит, знаю что делаю, так что, на меня уже не рассчитывайте. Нет, если что он прикроет — он так и сказал, но, типа того, в последний раз прикроет, потому что из дела собирается выходить. Точнее не собирается, а сто процентов выходит. Нет, мы сами должны разобраться с залётными. Их надо наказать, а с их крышей уже через Досика будем договариваться. Я прав?

— Прав Лёс, братан, конечно прав, — ответил за всех Нерс. — Сядьте рядом, есть у меня мыслишки кой-какие, но не хочу, чтобы в этих стенах они звучали громко. Это хороший дом, здесь хорошие люди живут.

Мужчины, неловко двигая стульями, сгруппировались вокруг него, и какое-то время совещались друг с другом. Затем, ударив по рукам, заняли свои места и энергично набросились на торт: разговор явно вызвал потребность в немедленном поглощении сладкого.

Внезапно дверь в гостиную распахнулась и на пороге появилась Наида. Чуть позади неё стояла и мать Лёсика, прикрывавшая рукой рот так, будто хотела сдержать рвущийся наружу крик. Наида, не дожидаясь когда её спросят что означает её появление, сообщила:

— Досик умер, а Мадуку Линда на плакание не пустила!

Мужчины дружно охнули, а мать Лёсика, судорожно оторвав руку ото рта, с готовностью приглушённо вскрикнула, отметив таким образом важность известия от себя лично.


— Отчего умер?
— Когда?
— Кто сказал?
— Причём Мадука?

Вопросы от присутствующих сыпались одновременно.

Лёсик, немного повысив голос, чтобы остальные замолчали, но сохраняя спокойную интонацию, обратился к жене:

— Кто тебе сказал про Досика?

— Все уже говорят, в смысле, мне первой Лаура наша сказала, но уже все пишут в Одноклассниках и в Фейсбуке (запрещен в РФ). И ещё мне звонили.

— Отчего Досик умер, Наида, сколько раз уже спросил?! — не выдержал Анварчик.

— Ой, прости Анварчик, дорогой, — хозяйка с виноватым видом улыбнулась ему. — Так нервничаю, что не услышала. От сердца умер, а Мадука погадала оказывается, что на повышение пойдёт, и Линда в отместку её и Лоллу на плакание не пустила. Весь город уже об этом говорит.
 
— Так и надо этой Лолле, нашего Бурчика измучила, пока не развелись. Молодец он, мужиком оказался, на голову её не посадил! — встряла мать хозяина.

— Мама, ну причём здесь Бурчик? — пожала плечами Наида. — Он, между прочим, тоже не подарок.

— Да, не подарок, — согласилась мать хозяина. — Но эта коза Лолла хуже!

Наида только открыла рот, чтобы ответить ей, как Лёсик прервал их диалог:

— О Бурчике на кухне поговорите, ладно мама? — мягко сказал он. — Мы тут…

И он выразительно вскинул брови. Наида не мешкая закрыла двери за собой и свекровью, и мужчины остались одни.

— Пропали, — после долгой паузы выдал Анварчик. — Всё. Это конец. Кто нас прикрывать будет?

— Так, спокуха. Прорвёмся. И не такое видали, - послышался голос Нерса.

— Клиентуру главное сохранить, — задумчиво произнёс Лёсик. — У Досика клиентура была пухлая. Да один Рональд, его сыночек, чего стоит!

— При чём здесь Рональд, ивомат? — взвился Анварчик. — Нас залётные прессовать собрались, мы без крыши остались, а ты за какого-то сосунка базар трёшь? Я тебя не понял сейчас, братан. Не обижайся, но честно, не понял!

— Это я просто понервничал, — мягко улыбнулся Лёсик, обращаясь к нему. — Ты прав конечно, сыночек Досика не при чём. Да и не будет он плотно на дурь садиться. Я плотняков за километр чую. Этот не из них. Этот так, балуется просто… Он вообще себе на уме. Далеко пойдёт. Надо нам его в поле зрения держать, он может пригодиться в будущем. О чем я говорил? Ах, да!  Нам надо и ситуацию вырулить, и управление сохранить. Всё сильно осложнится теперь, когда Досик концы отдал, факт.

— Я знаю, что надо делать, — с нажимом сказал Нерс.

— Что? Что? - посыпались вопросы.

— Мы кинем залётным стрелку наверху, на старой дороге… Вы же поняли меня сейчас, где это, да?

Все одобрительно кивнули.

— Кинем стрелку чтобы поговорить, то да сё, а Лёсик в это время пойдёт к Мирану Мирановичу и прямо так скажет ему, что типа, мы за него всё знаем, и фотографии кое-какие и видео тоже имеем, и что если он не станет нас прикрывать — скинем документы в интернет.

— У тебя видимо две головы, Нерс. Вот ты к Мирану Мирановичу и иди. Базара нет дорогой, базара нет, ты и пойдёшь, - с усмешкой сказал хозяин.

— Подожди Лёсик, — поднял в успокаивающем жесте руку Нерс. — Я же не договорил. Во-первых, пойдёшь ты в любом случае, ведь только тебя он знает и подпустит к себе. И во-вторых, ты к нему пойдёшь наутро после нашей стрелки с залётными, когда он уже будет знать, что на старой дороге нашли трупы. Он поймёт, что..

И Нерс начинал загибать пальцы:

— а) нам можно доверять, б) мы отморозки, а значит пойдём до конца.

Он замолчал и выжидательно посмотрел на остальных.

— В конце концов, у нас нет иного выхода, — кивнул Лёсик. — Но. А.. если их там будет много?

— Не будет, — уверенно парировал Нерс. — На такие дела максимум двое подпишутся. Они же не одни работают, у них крыша есть, а значит им не страшно.

— Не боятся даже, падлы… — злобно заскрежетал зубами Анварчик. — Бошки им поотрываем, вот потом посмотрим, кто тут страшный. Короче, мы втроём едем, да? Ты,  - он кивнул Нерсу, и ты,  - кивок в сторону Нарбея. - А стрелять кто будет?

— Ты и будешь, — мягко сказал Лёсик. — А Нерс на трассе будет ждать.

— Да Анварчик, — присоединился к нему Нерс. — Ты стреляешь без промаха, сразу всех уложишь. Поэтому ты и пойдёшь.

— А я что буду делать? — подал голос Нарбей.

— А ты будешь вести переговоры.

— Один? Они же поймут, что что-то не так.

— Скажешь, что Анварчик псих, потому на переговоры с собой никогда не берём, а я опаздываю, потому что шина лопнула и пришлось менять. И позвонишь мне, я тебе отвечу, и с ними поговорю по мобиле, покажу им свою машину на видео. Всё чин-чинарём обставим. Скажем, что нам полчаса надо и пусть подождут. А ты сразу доложишь, что мы расстроились, потому что кое-кто умер, и что нас теперь некому прикрывать, и что мы хотим, наоборот договориться, а не наезжать на них. Потом скажешь, что хочешь спросить у меня, когда я наконец приеду, и достанешь мобильник. И, типа, уронишь его на землю случайно. И, типа, наклонишься, чтобы поднять. И всё, сразу ложись на землю и не шевелись, пока Анварчик дело не сделает. Ты когда наклонишься, типа за мобилой, это будет знак для него. Он их сразу и кончит там. Всё поняли?

— Да, — флегматично промямлил Нарбей.

— Да поняли, поняли, не маленькие, — ворчливо согласился Анварчик, и покровительственно хлопнул Нарбея по сутулой спине. — Анвар своё дело знает. С Анваром - как за каменной стеной. Слышь, братан? Как за стеной!

Нарбей неохотно кивнул. В его глазах прочно поселился страх.

Тем временем Лёсик с мягкой улыбкой обратился ко всем присутствующим:

— Да что мы всё о серьёзном говорим. Один тост поднимем за новую машину Нарбея, а потом я вас отпущу по домам, так и быть.

Он поднял бокал и доброжелательно взглянул на Нарбея. Анварчик и Нерс не стали отставать и засыпали своего младшего товарища вопросами о машине, хотя на самом деле вряд ли испытывали демонстрировавшийся ими интерес. Просто хотели потрафить простоватому Нарбею, да и тема для разговора была не чужда им, скорее наоборот.

— «Мазду» взял, шестёрку, — застенчиво сообщил в ответ на сыпавшиеся вопросы Нарбей.

— Тюнинг? — подразумевая вопросом ответ спросил Анварчик.

— Да, подвеску усилил, бамперА — чисто звери, и с передка и сзади, внутри фарш полный… — застенчиво сообщал Нарбей.

— С ходу значит сотку набирает, короче, зверь… - понимающе кивнул Анварчик.

— Низкая подвеска биться будет, — заметил Нерс.

— А пусть бьётся, через год новую возьму, — беспечно кинул Нарбей.

— А вот для того, чтобы ты через год мог новую машину себе взять, и надо разобраться на трассе, — похлопывая его по спине, сказал Лёсик. — Выпьем за то, чтобы всё сложилось, как мы запланировали.

— Лёс, ещё один вопрос, мой дорогой, ладно, и мы пойдём, — протягивая руку в упреждающем жесте сказал Анварчик и обернулся к Нарбею: — Ты не сказал за цвет. Какого цвета твоя красавица?

— Чёрного, какого ещё? — удивился наивному исходя из вкусов Нарбея вопросу Анварчика Нерс.

- Я его спросил братан, его, а не тебя, э! – взвился Анварчик, но Нерс примирительно поднял руки, поскольку отлично знал, что лучше Анварчика не заводить.

— Графит с отливом, — застенчиво сообщил Нарбей.

— Это который матовый с блёстками? — уточнил Нерс.

— Да, — кивнул Нарбей. — Таких больше нет в республике. Моя единственная.

Нерс и хозяин обменялись быстрыми взглядами. Они были недовольны услышанным, ведь подобная машина у обыкновенного, ничем не примечательного и нигде не работающего Нарбея могла вызвать лишние пересуды. И дело было не в том, что друзья кого-то опасались, а в том, что «Мазда» была нарушением статуса Нарбея, и это могло не понравиться тем, чьё мнение было для них небезразличным. Решив оставить на потом эту щекотливую тему, Нерс поднял тост за Лёсика, как того требовал обычай, остальные подхватили почин, и выпив, быстро съехали со двора.



В довольно просторной спальне Лёсика и Наиды горел приглушённый свет, приоткрытое на ночь окно было задёрнуто плотной шторой, слегка колыхавшейся от свежего ночного ветерка. Лёсик и Наида уже легли. Чёлка на голове Наиды была завита на бигуди, лицо блестело от крема. Наида внимательно смотрела на экран планшета, и на её холодноватом красивом лице периодически отражались эмоции от просматриваемого турецкого сериала. Лёсик лежал спиной к жене, лениво пролистывая страницы в своем мобильнике. Иногда взгляд его задерживался и пробегал текст, либо рассматривал картинку, если на ней была молодая женщина. По лицу Лёсика было видно, что его мысли находились далеко. Впрочем, и мысли хозяйки не были заняты сериалом. Отложив на тумбочку планшет, она присела на кровати и спросила, не глядя в сторону мужа:

— Что решили?

— Мочить, — пожал плечами Лёсик, продолжая листать страницы в мобильнике.

— Ты тоже?

— Когда я в таких делах участвовал, Наида? Тебе лишь бы глупости болтать.

— Кто вас мужиков знает, - явно успокаиваясь, сказала Наида. -  Вам доверия нету. А… за Досика что скажешь?

— Что скажу? Перебрал, вот сердце и не выдержало.

Наида была потрясена услышанным. Повернувшись к Лёсику, она навалилась на него сзади и зашептала прямо в лицо:

— Он что, тоже делал?

— Начал недавно, — с неохотой пустился в объяснения Лёсик. — И... сразу плотно так сел. Я конечно молчал — мне ещё лучше, бабок больше, сама понимаешь, но про себя удивлялся. Думал: как ты не боишься, ты же немолод, вдруг сердце лопнет. Оно и лопнуло.

— А ты случайно не делаешь? — продолжила шептать Наида.

Лёсик, возмущённо полу-обернувшись к жене, спросил:

— Скажи Наида, я похож на идиота?

— Нет, — ответила она уже зная, что услышит в ответ.

— Спасибо, что признаёшь это, — произнёс он, и возобновил просмотр страниц.

— Не обижайся Лёсик, — примирительным тоном прошептала Наида. — Просто такие времена идут — люди совсем с ума сошли, вот я и боюсь. У нас дети студенты, нам не до глупостей. И вообще…

— Вот именно, — кивнул Лёсик. — И вообще.

Она молчала некоторое время, затем, нахмурившись, спросила, понизив голос так, будто в спальне был кто-то ещё, кроме них:

— А если Анварчик и Нарбей разболтают? За Нерса я как раз спокойна, он мужик и всегда им был. А вот эти…

— Эти тоже не разболтают.

— А если всё же?

— Если разболтают — то умрут. И они знают об этом. Мы тут не в игры играем.

Наида кивнула, затем просунула руку под одеяло, и, судя по наслаждению, разлившемуся по лицу Лёсика, приласкала его. Лёсик отложил мобильник и подмял жену под себя, не забыв шепнуть ей на ухо:

— Не ори только. Мать услышит. Пока она у нас гостит сдерживайся, а то опозоримся.

— Я и не замечаю, что ору, — жарко прошептала Наида, закатывая глаза от предстоящего удовольствия.

Без сомнений, она была весьма страстной женщиной.

 

Глава третья.

 Похороны человека ранга Досика, известного на весь город, да что на город - почти всей республике, были ожидаемо многочисленными не только в день погребения, но и во все предыдущие дни. Да и с погодой семье покойного без сомнения повезло. На дворе стояли светлые, напоенные ароматами цветущей природы, дни.

 Люди постоянным потоком шли в дом, где в освобожденном от стола с вычурным кашпо холле покоился Досик. Женщины на какое-то время оставались внутри,  мужчины выходили и толпились небольшими группами снаружи. Организаторы похорон расставили по двору садовые скамейки, там же стоял накрытый скатертью круглый стол, уставленный бутылками с холодной минеральной водой, и специально доставленными по этому случаю стеклянными стаканами для питья. Подле стола открывал бутылки и наливал воду всем желающим официант, призванный по этому случаю из ресторана, в котором семья Досика имела долевую собственность. Использованные стаканы тут же уносила бойкая девушка, она же без промедления приносила свежевымытые. К прилегающей к особняку улице, что называется, яблоку негде было упасть от скопления машин. Ситуацию спасал, или делал вид что спасает, приглашённый сотрудник ДПС в форме и с жезлом.

По левую сторону от широко распахнутого парадного входа выстроились в ряд принимавшие соболезнования мужчины из ближнего окружения покойного. Первым во внушительной шеренге родственников стоял Рональд, сын Досика и Линды, молодой красивенький мажор с блуждающим взглядом, говорившим о любви к запрещённым препаратам. Несмотря на траур, Рональд был одет в щегольскую дорогую одежду, на его руке сверкали золотые часы, стильная обувь из тонкой замши по моде была надета на босу ногу.

*****
Ремарка:
Сочувствующие входят в дом группами или парами. Их встречает распорядитель (обычно роль распорядителей берут на себя соседи, либо близкие родственники). Распорядитель голосом и жестами периодически просит ждать вновь прибывших, пока не освободится место перед гробом. Подошедшие терпеливо ждут. Их приглашают после разрешения от другого распорядителя, точнее распорядительницы. Она внутри помещения, и, как только партия сочувствующих заканчивает ритуал, подаёт условный сигнал. Сигнал означает, что можно приглашать следующую группу.

Ритуал соболезнования подчинён давно наработанному и традиционному алгоритму: соболезнующие ждут у входа, пока их пригласят в дом. Дамы всегда впереди мужчин. Последние ждут, пока они закончат соболезновать, заходят следом и встают перед гробом в приличествующую моменту позу — с опущенной головой и вытянутыми вдоль тела руками. Постояв так секунд двадцать, мужчины слегка кланяются, отдавая таким образом дань уважения покойному и его близким, и также дружно выходят.

Женщины выражают эмоции в зависимости от степени близости к семье покойного. Многие плачут, некоторые, в особенности пожилые, причитают. Как правило, женщины, в отличие от мужчин, не покидают помещение где лежит покойный сразу, а остаются, и, если позволяет площадь, садятся на заранее выставленные хозяевами посадочные места. В ход обычно идёт всё — от кресел до соседских стульев. Если посадочных мест не хватает (что тоже случается, и часто), просто стоят, пережидая приличествующее время. Некоторые остаются и сидят подолгу: час, или два, близкие даже больше. Они же и приходят каждый день и остаются до похорон. Самые же близкие едут вместе с семьёй покойного на кладбище. Оставшимся предлагают подождать возвращения семьи у ресторана или банкетного зала, где накрывается поминальная тризна.

Меню похоронного стола, как правило, строго регламентировано. До сороковин запрещено класть на стол мясо и птицу, сладости и фрукты, но можно и нужно всё постное – фасоль, рис, рыбу, соленья и зелень. Из напитков на поминальном столе всегда вода, в том числе минеральная, лимонад, и, конечно, водка и вино. Но пьют обычно сдержанно, только поминая.
*****



Сверкающий роскошными красками гроб с покоившимся в нём Досиком был сделан из дорогих пород дерева и украшен парчовой накидкой в пышных оборках. Покойный тоже сверкал новыми одеяниями - итальянским костюмом в полоску из шелковистой ткани, голубой сорочкой со стоящим колом воротником, и шёлковым галстуком в сине-чёрную диагональную полоску. Выглядывающие из рукавов сложенных на груди рук манжеты скрепляли дорогие запонки, ноги покойного были обуты в строгие чёрные туфли из добротной блестящей кожи. Лицо Досика густо загримировали, волосы зачесали назад, и они лежали на будто усохшей голове покойного плотным лакированным валиком.
 
За гробом толпился целый сонм родственниц, многие были в глубоком трауре. Линда и Мака-Марибэлла не сидели за гробом, а по местному обычаю стояли у его изголовья и ног, лишь изредка присаживаясь на приставленные специально для этого стулья. Вдова беспрерывно качала головой, наглядно демонстрируя охватившую её скорбь, и периодически обращалась к вновь прибывшим с фразами, полными соответствующим  действу смыслом и одновременно  раскрывавшими степень их близости к покойному при жизни.

— Толик не заходи сюда, - к примеру, обращалась она к невысокому краснолицему мужчине в чёрном поло. -  Не заходи Толик, ты здесь сегодня не должен стоять, ведь тебя Досик ждёт. На охоте ждёт, с собакой и ружьём. Иди к нему Толик, иди туда, поохотитесь вместе.

Или обращалась к целой группе женщин и мужчин, плотной толпой заполнивших всё пространство комнаты:

— Смотри Досик, твои сотрудники пришли! Все пришли, все! Хотят попрощаться с тобой! Досик, ты слышишь, с тобой хотят попрощаться! Все! Попроси их уйти, Досик! Скажи, что они ошиблись! Скажи им, что это ошибка-а-а! Доси-и-и-к! Скажи им!

Женщины в группе рыдали, охваченные общим настроением, некоторые мужчины тоже не стеснялись своих слёз. Бойкая и громогласная распорядительница, выдержав положенное время,  вежливо но решительно предлагала сочувствующим освободить место у гроба, они послушно выходили, на их место тут же заступали другие.

Во второй половине дня среди сочувствующих появилась Надя, и по просторному пространству холла пронеслась еле уловимая волна оживления. Пронеслась - и тут же погасла, повиснув в ожидании.

Надя подошла к гробу, и произнесла слова сочувствия обращаясь к Линде, как к хорошей знакомой. Вдова в ответ произнесла слова благодарности. Следом Надя, с теми же интонациями в голосе, с какими она только что сочувствовала, добавила ещё несколько фраз, обращаясь уже непосредственно к покойному.

— Бедная Мадука убивается из-за горя, которое случилось в твоём доме, дорогой Досик, — сказала она, глядя на покойного. — Она ведь увидела смерть, но подумала, что карты про твоего дядю Нестора говорят. Мадука с ума сходит, что в твоём доме, Досик, обижаются на неё. Она и думать не могла, что карты на тебя показывают, ведь все ждали, что это Нестор бедный умрёт.

— Врёт! Всё врёт твоя Мадука! — закричала вдова так, что Надя едва не поперхнулась от неожиданности, а в толпе послышались ахи и восклицания.

— Она про Нестора отдельно мне сказала тогда,  - продолжала кричать Линда.  - Она говорила, что он скоро умрёт, а про Досика говорила, что он пойдёт на повышение-е-е-е, — …

Тут голос Линды сорвался и перешёл в полноценные вопли.

— Лгунья! Лгунья! Бессовестная лгунья! Как она смеет ещё тебя сюда засылать! Уходи, Надя! Уходи сама, а то я и тебя выгоню, как и её, бессовестную, выгнала!

Женщины бросились успокаивать вдову, Мака, вращая обезумевшими глазами, стала стыдить Надю за то, что та посмела набраться наглости, и заявиться защищать гадалку, а соседка-распорядительница всё также вежливо, но решительно взяла Надю за локоть и предложила ей освободить место у гроба.

Взъерошенная, с красным от волнения лицом, Надя покинула помещение, и стук каблуков её недорогих, приберегаемых для посещения подобных мероприятий туфель был слышен всем присутствующим, поскольку покинула она дом Досика в полной тишине.


Такого позора Надя не испытывала никогда в жизни и новизна чувств многообразной гаммой прописалась на её располагающем к себе, моложавом, хоть и слегка потрепанном жизнью лице. Она пробежала через двор и по запруженной людьми и машинами улице, никого не замечая вокруг. Кто-то здоровался с ней и не раз, но Надя никого не видела, а всё шла и шла, плотно сжав губы. Настолько плотно, что расслабила их только тогда, когда почувствовала, что у неё сводит скулы.

Вслед за расслаблением пришло опустошение. Надя остановилась, и прижав руку к груди, прислонилась к стене какого-то дома. Отдышавшись, оглянулась вокруг и поняла, что пробежала наверное много кварталов, даже не заметив этого. Тяжело вздохнув, и осознав, что чувствует сильную усталость в ноющих от ходьбы в неудобной обуви ногах, она стала оглядываться вокруг в поисках такси или автобуса. На счастье, по улице проезжала старая колымага со знакомым водителем. Заметив Надю, водитель остановился и подвёз её до дома.

Они потом весь вечер сидели вчетвером на кухне у гадалки. Надя, уже переодевшаяся в домашнюю одежду и удобные шлёпанцы, Мадука, Лолла и Галя.

Сидели молча.

Им даже нечего было сказать друг другу.

Это был полный крах.


Утром на кухне собрались вновь в том же составе, что и накануне, предварительно отправив восвояси ещё не успевших узнать о провале гадалки клиентов, которым в виде компенсации предлагалось выпить традиционного кофе. Среди клиентов выделялась колоритная дама в ярко-красном головном уборе с перьями, пытавшаяся всучить Наде и вертевшемуся тут же Феде-Йотолло взятку за возможность непременно попасть к гадалке на приём. Надя стыдила даму, Федя-Йотолло, напротив, не скрывал огорчения из-за невозможности взять деньги. Галя, не забывая с ним кокетничать, варила кофе, и, резко меняя выражение лица с кокетливого на озабоченное, носила в клиентскую поднос с дымящимися кофейными чашками и вазочкой с ярко сияющими блестящими обертками конфетами.

Лолла выглядела так, будто её долго жевали перед тем, как выплюнуть в окружающее пространство. Она практически не спала ночью, однако не забыла нанести на своё грубоватое лицо боевой раскрас, что было скорее ставшей уже рефлексом привычкой, нежели попыткой привести себя в порядок после бессонницы. Мадука же, напротив, была без косметики, отчего выглядела почти неузнаваемой. Её голова была перевязана косынкой, руки крепко сжимали упаковку с таблетками.

Разобравшись с посетителями, Надя вернулась на кухню и участливо спросила, указывая на перевязанную голову гадалки:

— Давление, Мадука?

Гадалка сипло ответила:

— Всю ночь не спала, щас лопну наверно, ничего не помогает.

Она указала пальцами, усеянными кольцами с множеством мелких дешёвых бриллиантов, на свою грудь и добавила:

— Вот тут давит, не могу уже. Нервы, Надя, нервы.

— Может, скорую вызовем? — предложила Надя.

— От нервов скорая не поможет, Надя, — отмахнулась гадалка. — От нервов только могила Надя, только могила! Там, рядом с моей мамой лягу, и все успокоятся щасже!

— Ну, мама! Ну, что ты такое говоришь, - заканючила Лолла. — Хватит уже, клянус, уже не могу! Какая могила, издеваешься штоле?

— Ох-ох, —  только и вздохнула гадалка, явно не желавшая полемизировать с дочерью.
 
Вдруг за воротами послышался сигнал клаксона, и, забыв обо всём, женщины сломя голову побежали на улицу. Без сомнения, они восприняли клаксон, как палочку-выручалочку: — а вдруг случилось чудо, и происходящее с ними исчезнет, как страшный сон.

Подъехавшее такси, однако, чуда не привезло. Вместо чуда из него вылезла невысокая и круглая пожилая дама, ещё крепкая, но уже перешагнувшая семидесятилетний рубеж.

— Мама?! — ахнула Надя. — Ты почему не сообщила, что приезжаешь?

В отличие от славянки по отцу и получившей хорошее образование Нади, явившаяся в гости дама была явно не славянского происхождения, а сильный акцент и простоватый слог выдавали в ней уроженку дальнего  горного района, в буквальном смысле "народную косточку". У дамы были крупные черты лица, кожа в мелких морщинах, седая, перевязанная на деревенский манер косынкой голова с крохотной гулькой на затылке, и приземистая фигура привыкшей к труду женщины.

Звали мать Нади Офелией Александровной.

Когда-то, в далёкие времена, мать Нади приехала работать из своего высокогорного села в один из маленьких городков в восточной части республики. Приехала издалека, из горной глубинки, как делали это десятки тысяч граждан не существующей уже страны. Устроилась в городке на работу, и вскоре встретила там же русского инженера, приехавшего работать в далёкие для него, коренного москвича, места по-распределению. Инженер и молодая и веселая девушка Офелия полюбили друг друга и поженились. Вскоре родилась Надя, инженер занялся её воспитанием, а Офелия Александровна взяла на себя ведение хозяйства. Она разбила огород - а огородница она была отменная -  и стала торговать на рынке продукцией с него. Их роли в семье сложились сами собой и по обоюдному согласию, так как Офелия Александровна сразу поняла, что не сможет выучить дочь так, чтобы та смогла получить в дальнейшем хорошее образование - а качественное образование дочери было принципиальным желанием Офелии Александровны. Понимал это и инженер. В итоге совместных усилий родителей Надя получила столь желанное хорошее образование благодаря воспитанию отца с одной стороны и трудолюбию Офелии Александровны с другой. А потом в семье случилось несчастье. Инженер умер в одночасье от инфаркта и Надя и её мать остались одни. Тем не менее, Надя закончила школу на отлично, затем выучилась в Москве на учительницу и вышла замуж за своего соотечественника, хорошего парня Колю, волей судьбы тоже оказавшегося в столице. Поженившись, Надя и Коля в Москве решили не оставаться, и вернулись в республику, где и поселились  в родовом доме Коли, в столице, как раз по-соседству с гадалкой. Они и жили с тех пор практически одной семьёй: Надя с мужем, Мадука с Лоллой, и периодически наезжавшая к ним из своего городка Офелия Александровна.


Таксист, улыбчивый молодой мужчина в ярко-голубой майке, вытащил из багажника две довольно увесистые и видавшие виды сумки, до отказа заполненные продуктами, и поинтересовался, кто будет платить по счёту.

Все заговорили и засуетились одновременно: Надя обращалась к матери, Лолла стреляла глазами в сторону таксиста, Галя, и тут же появившийся рядом Федя-Йотолло подхватили сумки, а гадалка с деловым видом вынула из кармана длинного, с большими фасонистыми карманами платья деньги, и расплатилась с таксистом, накинув сверх озвученной им суммы щедрые чаевые.

Надя пыталась было воспротивиться действиям соседки, Мадука дежурно возмущалась в ответ, Офелия Александровна говорила с Галей о погоде, а Лолла продолжала кокетничать с таксистом. На шум из соседнего домика выскочил муж Нади, Коля, облысевший мужчина с брюшком и добродушным простоватым лицом. Коля был в шортах и женских шлёпанцах, скорее всего надетых впопыхах.

— О, кого я вижу, — обрадовался он. — Дорогая тёща приехала. Чего же вы не сообщили о приезде, Офелия Александровна? Я бы вас встретил.

— Штаны надень, Коля, — суровым тоном и с заметным местным акцентом произнесла мать Нади. — Тёща приехала, значит штаны придётся носить. Иди, иди.

Но Коля даже бровью не повёл. Тёщу он любил, разговоры про штаны носили скорее дежурный характер, и оба знали об этом.

— Мадука, что у тебя с головой? — обратился  он к гадалке. — Опять болит? Сколько раз говорил я тебе — выходи замуж, замуж выходи, а ты всё носом вертишь. Как только замуж выйдешь — вся голова пройдёт.

— Да замолчи ты, Коля! — в сердцах оборвала мужа Надя. — У человека неприятности, а тут ты со своими шуточками.

— Не поможет мне муж, Коля. Не поможет, — в свою очередь, сказала гадалка Коле, и спросила у Нади:

 - Ты что, ничего ему не сказала?

— Что такое, что случилось? — заинтересовались одновременно Коля и Офелия Александровна.

— Не успела, — виновато ответила Надя. — Ты же знаешь его, скажу — ночь спать не будет, потом сердце прихватит, потому и не сказала. Не обижайся на меня, Мадука.

— Что случилось-то? — продолжал интересоваться Коля.

— Коля и тётя Офелия, — с ноткой торжества в голосе от того, что именно ей выпала удача сообщить столь важное известие, заговорила Лолла. — Мама гадала этой стерве Линде за Досика, что он на повышение пойдёт, а он умер.

— Ого, — хлопнул себя по плотным ляжкам, выдававшим в нём бывшего футболиста, Коля. — Как это, помер? И нас не спросил?

— Коля! — строго осадила его Надя, но он лишь махнул рукой.

По его лицу было заметно, что он искренне огорчён за гадалку.

— Идём домой, — невозмутимо, будто она и не слышала столь важного известия, сказала Офелия Александровна.  — Сначала обедать будем, потом думать будем, потом разговоры разговаривать. Идём. Выходит, я за то и приехала, чтоб на похороны итти.

И она направилась к домику Нади в сопровождении нагруженных сумками Феди-Йотолло и Гали, в руках у которой был ещё и пакет с домашним вином, сгруженным отвлёкшимся было на кокетство Лоллы таксистом в последний момент. Перед отъездом таксист успел не только выгрузить вино и продиктовать Лолле номер своего телефона, но, отъезжая, ещё и выразительно окинул её горячим взором, отчего Лолла погрузилась в состояние, близкое к обмороку.



Глава четвертая.

На одном из боковых ответвлении трассы, среди немыслимых красот местного пейзажа, стоял на обочине новенький чёрный джип-внедорожник Нерса. Одно из колёс автомобиля было снято, рядом лежала извлечённая из недр багажника запаска. Нерс, держа подле уха мобильник и наворачивая круги вокруг машины, с озабоченным выражением лица что-то говорил в трубку. Другую руку он по-привычке засунул в карман дорогих чёрных брюк. На ногах Нерса красовались новенькие замшевые туфли с золочёными гербами по центру, лицо было свежевыбрито, вокруг распространялся аромат дорогого одеколона.

В это же время, Анварчик уже засел в густых кустах, окаймлявших небольшую и  ослепительно красивую горную поляну, с трёх сторон окружённую густым смешанным лесом. В его руках был автомат, неподалёку лежала открытая сумка со снайперской винтовкой, взятой на всякий случай. За поясом у Анварчика разместился ещё и многозарядный пистолет, глушитель от которого лежал в сумке. Судя по полному спокойствию, Анварчик не боялся последствий будущего поступка. Для него предстоящее было почти обыденностью.

Принадлежавшая  Нарбею машина — видавший виды «Паджеро-Спорт» синего цвета — привезла его и Анварчика ещё затемно. Нарбею очень хотелось похвастать своей новой «Маздой», но Лёсик уговорил его проявить осторожность и не отправляться на задание на новом автомобиле. Просьба огорчила Нарбея, но он понимал, что Лёсик прав.

Демонстративно поставив машину по центру поляны в соответствии с планом,  Нарбей с явной неохотой вылез из нее и встал неподалёку, изредка поглядывая в сторону кустов, где в ожидании прибытия гостей уже затаился Анварчик. Внешне Нарбей оставался меланхоличен, и лишь частое поддевание носком ноги воображаемых камушков на земле выдавало его волнение.

Постепенно светлело, оглушительно пели птицы, откуда-то с небес доносился ястребиный клекот: птица явно готовилась к брачному сезону. Вдали послышался мощный звук усиленного двигателя, и вскоре на поляну заехала новенькая «Мазда» цвета «графит», с матовым, покрытым блёстками отливом, явно сделанным по спецзаказу. Передняя и задняя подвески автомобиля сияли тюнингом.

При виде графитовой «Мазды» лицо у Нарбея вытянулось, челюсть отвисла, и он так и остался стоять с открытым ртом, наблюдая, как из автомобиля выскакивает и направляется  к нему водитель, судя по антропологическому типу, уроженец Северного Кавказа.

Вёрткий как угорь, с кепкой, надетой на поросшую густым ёжиком волос голову, кавказец подошёл к Нарбею на критическое расстояние, и буравя его неожиданно красивыми как у девушки, бархатистыми глазами, и не здороваясь, спросил.

— Не понял, ты что, один на разговор зашёл?

— Тачка откуда? — с трудом приходя в себя, спросил Нарбей.

— Тачка? Какая тачка? — удивился кавказец, и начал оглядываться вокруг, разыскивая на поляне ещё одну машину.

Нарбей вяло указал в сторону «Мазды».

— Эта тачка.

— Эта? — уточнил кавказец, тоже указывая на «Мазду».

— Да, эта. Откуда она у тебя?

— То есть, как это откуда? — взорвался кавказец. — Купил. Две недели уже, как езжу. Тюнинг-шмунинг, в общем, пришлось ждать. А что? Чего ты этот базар завёл? Что, нечего больше сказать?

— У меня такая же, — упавшим голосом сказал Нарбей. — Я думал, только у меня такая…

Нарбей был сильно огорчён. Настолько сильно, что всё остальное отошло для него на задний план. Сокрушённо качнув головой, он сплюнул, и разочарованно замолчал.

Кавказец был огорчён и озадачен услышанным не меньше. Подскочив к Нарбею ещё ближе, он захрипел ему в лицо, обдав специфически-сладковатым запахом, выдававшим в нём то ли любителя сладостей, то ли наркомана, а скорее, и того и другого:

— Ты падла, тут зубы мне не заговаривай, а то я тебя, падлу, на куски буду рвать, если будешь выпендриваться не по делу, понял? Мне по кую, что там у тебя — такая тачка, не такая тачка, я к тебе не за этим сюда приехал. Говори, почему один, пока башка целая, и моли Аллаха, чтобы твой ответ меня устроил, понял? Нет, я спрашиваю — ты понял?!

В кустах Анварчик, стараясь не производить никакого шума, уже приготовил оружие к выстрелу: палец лёг на спусковой крючок, лицо стало сосредоточенным, губы крепко сжались в тонкую нервную линию.

В это время левая дверца «Мазды» распахнулась и оттуда вылез спутник кавказца - славянин, среднего роста, крепко сбитый, с коротко стрижеными светлыми волосами и холодным взглядом. Внешний вид спутника кавказца с учётом его возраста (а на вид ему было не менее пятидесяти лет) говорил о том, что у него за плечами богатый жизненный опыт криминального толка, хотя в своей сфере деятельности он, скорее всего, находился на вторых ролях.

Услышав звук открывшейся дверцы, кавказец взял себя в руки, отступил от Нарбея, и обернувшись к спутнику, сказал сипловатым голосом:

— Зубы заговаривает, пидор. Хочу порвать его на куски на хрен прямо сейчас, клянусь Аллахом.

Славянин только открыл рот, чтобы ответить на эскападу кавказца, как в кустах, где прятался Анварчик, послышался шум. Все обернулись в ту сторону и увидели, что из кустов с автоматом в руках вываливается человек. Кавказец и славянин схватились за спрятанные за пояса пистолеты и заученными движениями навели на Анварчика. Послышался звук взводимых курков, а Нарбей, как подкошенный, кинулся на землю.

И тут произошло неожиданное.

— Лёха-а-а! — игнорируя направленное на него оружие, вскричал Анварчик, и приветственно подняв обе руки, в одной из которых был автомат, о котором он, скорее всего просто забыл, и продолжая беспрерывно выкрикивать имя «Лёха», чуть ли не бегом направился ко всей троице.

— Лёха, братан, сколько лет, сколько зим! — кричал Анварчик. — Братан, ты жив, братан! Как же я рад, что ты жив!

— Анварчик?! — воскликнул славянин. — Анва-а-арчик! Кого я вижу! Братан, иди сюда, давай обнимемся, братан!

Подняв голову, всё ещё лежавший на земле Нарбей удивлённо посмотрел в сторону Анварчика. Примерно такое же выражение лица было и у кавказца.

 Анварчик аккуратно сложил на землю оружие и подбежал к Лёхе. В свою очередь, Лёха, тоже обстоятельно, и не торопясь, закрыл пистолет на затвор, спрятал его за пояс, и, распахнув руки, шагнул навстречу Анварчику.

Оба заключили друг друга в жаркие объятья.

Прошло время, а Лёха и Анварчик всё говорили и говорили друг с другом, и, судя по живости обмена фразами, конца их разговору видно не было. Кавказец и Нарбей сидели на корточках возле переднего бампера «Мазды» и кавказец, жестикулируя под редкие реплики Нарбея, с жаром рассказывал о достоинствах автомобиля.

А внизу, на дороге, с задумчиво-грустным лицом сидел на заднем сиденье собственного внедорожника Нерс. Периодически смотрел на часы, затем в мобильник, но там ничего не было, кроме эсэмэсок от Лёсика, тревожащегося по поводу молчания Анварчика и Нарбея. Больше всего на свете Нерс желал написать или позвонить им, но не решался.

«Подождём ещё. Чуйка подсказывает, что надо подождать» — написал он Лёсику, и вновь погрузился в меланхоличную полудрёму.

Его мобильник ожил почти через час мучительного ожидания. Нерс поспешно прижал его к уху и услышал радостные вопли Анварчика:

— Мы спускаемся с моим братаном к тебе, Нерс, — кричал Анварчик. — Мы все спускаемся братуха, и я, и Лёха — мой братан, и Нарбей, и братан ещё один тут с нами. Сначала твоё колесо поставим, а потом за дело поговорим. Всё у нас в ажуре, братан, всё в «шикаладе».

Вскоре они сидели в придорожной  кафешке за обильным столом и Анварчик произносил жаркие тосты, из которых следовало, что его и Лёху связывает крепкая дружба, прерванная мнимой смертью Лёхи несколько лет назад, и что никакие дела не прервут этой дружбы, а ситуацию они вырулят, да так, что ни одна сволочь на земле не сможет им помешать.

Лёха был воодушевлён в ответ, хотя чувства свои проявлял более сдержанно, но лишь из-за разницы в темпераментах, а не по какой-то иной причине.

Когда начало смеркаться, к кафе подъехал сияющий чёрной полировкой кузова джип Лёсика. Он решил лично во всём разобраться, но не стал торопить событий, а просто присоединился к пирующим. Уже поздно ночью, переполненные общением, едой и выпивкой, они решили, что утро вечера мудренее, и что сначала надо отдать дань памяти почившему Досику, а уже потом думать, как выруливать сложившуюся ситуацию, чтобы и бизнес не пострадал, и все остались живы.




Пока Анварчик и Лёха в кафе вспоминали былые времена, Лолла, лёжа на кровати поверх покрывала в своей спальне, разговаривала по мобильнику. Во время разговора она неудержимо кокетничала с собеседником и от этого казалась более развязной, чем обычно. За дверью спальни разговор Лоллы подслушивала гадалка, рядом маялась умиравшая от любопытства Галя.

 Гадалка периодически оборачивалась к ней с сообщениями.

— С каким-то мужиком говорит, — шептала она.

— Хоть бы приличный оказался, — шептала в ответ Галя.

— Откуда? — махала рукой гадалка. — Моя дочь в жизни приличных не находила, откуда сейчас возьмёт?

— Может в этот раз повезёт? — с надеждой спрашивала Галя.

Мадука лишь вздохнула в ответ на последнюю реплику. Более всего на свете ей хотелось того же. Выпрямившись, она задумалась на мгновение, затем отошла в сторону, и жестом позвала Галю за собой. Женщины зашли на кухню, гадалка прикрыла дверь и распорядилась:

— Иди туда, дождись конца разговора, и сразу зайди в её комнату. И, типа того, ты случайно услыхала, что она там с кем-то говорила, туда-сюда. В общем, разузнай, с кем она разговаривает. Не узнаешь — клянус матери, я тебя отправлю прямо к твоему таджику в кишлак, хлопок собирать. А твой бывший муж пусть тебя оттуда и вызволяет.

— Он его убьёт, — подразумевая под гипотетическим пострадавшим не бывшего мужа, а Федю-Йотолло, уверенно сообщила Галя. — К тому же, я образованная, а Федя дехканин. И, к тому же, в наших краях мужчины вспыльчивые. Да и таджиков не очень жалуют… Я так думаю…

— Да неужели? Чего же тогда ты гуляешь с таджиком, ежели мужики твои такие вспыльчивые, что тут же прибегут его убивать? — поинтересовалась гадалка, выталкивая Галю в коридор.

- Так нет же никого! - возмутилась Галя. - А я женщина горячая, мне без мужика, ох как трудно, будто не знаешь!

- Иди, иди, - не слушая Галю, сказала гадалка.

Ей было не до праздных разговоров. Необходимо было немедленно узнать о новом воздыхателе дочери, и принять меры в случае несоответствия представлениям гадалки о возможном зяте. Прошлого скоропалительного замужества Лоллы гадалке хватило надолго.

Она быстро закончила приём очередной клиентки, точнее, отправила её восвояси под благовидным предлогом, вышла через заднюю дверь на свою половину и обнаружила там Галю.

— Народу всё меньше, — нахмурившись, сообщила она. — А тебе лишь бы бездельничать. Чего здесь торчишь?

— Маду, ты же сказала, с Лоллочкой поговорить, - защебетала Галя. — Я и поговорила.

— Так чего ты молчишь? — набросилась на неё гадалка. — Что узнала? Кто он такой? Говори, не молчи!

— Таксист! — выпалила Галя. — Они уже встречались и у них уже всё было.

Поначалу гадалка вообще не поняла, о чём говорит Галя, потому что её мозг просто отказывался воспринимать информацию об очередном ухажёре дочери на ином, нежели она мечтала, статусном уровне. Гадалка молча смотрела на Галю некоторое время, потом судорожно вздохнула и стала задавать вопросы:
 
— Таксист? Какой ещё таксист? И что у них там было? Ты вообще слышишь, что несёшь, мерзавка? Я тебя спрашиваю — ты слышишь, вообще?

— Маду, подожди, подожди… — умоляюще вскинула руки Галя. — Дай, спокойно расскажу, как есть. Ты же знаешь, я Лоллочку как свою сестру люблю, я ей плохого не пожелаю, поэтому и скрывать не буду от тебя ничего, хотя она просила не говорить.

— Что? Что не говорить? Что происходит в моём доме? — взвилась было Мадука, но взяв себя в руки, схватила Галю за подол цветастого штапельного платья и потащила обратно в клиентскую, а оттуда - в задрапированную тяжёлыми портьерами комнату для приёмов, где посадила, точнее, закинула Галю в кресло. Сама же уселась напротив.

— Говори! — приказала она Гале.

— Таксиста, что тётю Офело привёз позавчера, помнишь?

— Откуда я помню, глупая твоя голова? Говори!

— Ты ещё ему заплатила, а тётя Офело ругалась, что ты заплатила.

— Та-ак, — нетерпеливо сказала гадалка. — Ну вспомнила, и что?

— Они с Лоллой оказывается телефонами обменялись, короче, всю ночь потом в сети переписывались и общались через фейстайм, а сегодня утром Лоллочка на свиданку сбегала к нему домой — он комнату снимает в районе Маяка, когда сюда, в город приезжает из своего городка…

— Постой, он что, не местный? — прервала Галю гадалка.

— Нет, он с Восточного района. В одном городке с тётей Офело живёт. Лоллочка к нему в гости сходила и…

Галя выразительно уставилась на гадалку. Гадалка в ответ уставилась на неё. Галя подмигнула. Гадалка недоуменно вскинула брови. Она по-прежнему отказывалась понимать, что происходит.

Галя:

— Ну…

Гадалка:

— Что ну?

Галя:

— Ну… Трахнулись, в общем.

Гадалка:

— Кто?

Галя, нетерпеливо:

— Маду, ну Лоллочка с таксистом, кто же ещё?

Гадалка:

— С каким таксистом? Лоллочка, что?


Гадалка вскочила и бросилась из приёмной комнаты вон. Следом бросилась Галя. Гулко протопав по коридору, гадалка ворвалась в комнату дочери и с криком: «Убью тебя,  ****ушка!» стащила Лоллу за волосы на пол и принялась избивать - руками, ногами, вновь руками, таскала за волосы, и вновь била, в том числе, и её же туфлей на высокой платформе, случайно попавшей гадалке под руку.

Лолла истошно вопила и просила о помощи, Галя поначалу пыталась остановить побоище, но, когда поняла что не сможет, побежала во двор, позвала крутившегося неподалёку Федю-Йотолло, и велев ему быстро привести Надю, бегом вернулась в дом.

За всё время экзекуции Мадука не произнесла ни слова, и её молчание свидетельствовало о том, что она полностью контролирует своё поведение. Вскоре в дом ворвалась жевавшая на ходу - Федя-Йотолло выдернул её прямо из-за стола - Надя, а следом появилась и Офелия Александровна.

Призвав на помощь Федю-Йотолло и Галю, Надя с трудом оттащила гадалку от дочери. Галя помогла Лолле подняться и дойти до кровати, а по-прежнему молчавшая гадалка отряхнула руки от выдранных дочерних волос, и поморщилась, обнаружив сломанный накладной ноготь. Затем всё так же молча вышла из спальни на кухню, достала из шкафа сигареты, закурила и тяжело уселась за стол.

 Офелия Александровна и Надя заняли места рядом. Все понимали, что предстоит обстоятельный разговор. 

— Кофе сварить? — участливо спросила Надя, поправляя сбившиеся во время инцидента в спальне волосы.

Гадалка молча, и ни на кого не глядя, кивнула.

Надя бросилась к плите.

— Мне тоже вари! — распорядилась тётя Офелия.

— Мама, — укоризненно бросила Надя. — Тебе же нельзя кофе! Давление же будет!

— Врачи открыли, что кофе не влияет на давление, — внезапно обрела дар речи гадалка, и тут же перешла на главную тему: — Скажите мне, тётя Офело, за что она со мной так поступила?

И с усмешкой перевела взгляд на Надю.

— У меня одна драка за другой, да, Надя? Вчера Галю била, теперь вот…

Голос гадалки сбился и она вновь замолчала.

— А что она сделала, что? — спросила Надя.

— Лоллочка стала ****ья? — с почти весёлым выражением лица спросила Офелия Александровна. — Совсем?

— Совсем, тётя Офело, совсем! — ответила гадалка, смачно затягиваясь сигаретой. — С таксистом вашим трахнулась вчера. Ей всё равно уже, с кем трахаться — лишь бы мужик. С первым встречным трахнулась моя единственная дочь, тётя Офело, с первым встречным!

— Он женат был, — слегка пожав плечами, но не меняя весёлого выражения лица, заявила Офелия Александровна. — Два дети у него — сын и дочь. Нет… Дочь и сын. Жена его была медсестра, и сейчас, между прочим, работает. С такого возраста его знаю, — и мать Нади показала рукой куда-то в пол, не изменив при этом позы, не двигая головой и по-прежнему внимательно глядя на гадалку умными глазами.

— Вы его знаете?
— Ты его знаешь?

Надя и Мадука задали вопрос одновременно.

— Канешна знаю, — продолжила говорить, не меняя интонации, Офелия Александровна. — Мишка-баламут, сосед наш с верхняя раёна, мать хорошая женщина была, отец пил без конца, пока не умерли.

— Оба умерли? — попыталась разобраться гадалка.

— Нет, мать живой, — быстро ответила Офелия Александровна. — Двое сутки назад видела, бержевый халат на ней был надета. Хороший халат, но я бержевый цвет не хочу, старая я уже.

— Мама, ну при чём здесь халат? - волнуясь, спросила Надя. -  Он женатый и разводиться не собирается, да?

— А я что, приму в свой дом какого-то таксиста? — в ответ возмутилась гадалка. — У меня здесь что, поликлиника, чтобы я всех мудаков принимала?

— Он разводилася давно, — не реагируя на реплику гадалки, продолжила рассказ Офелия Александровна. — Мужчины ****ья ищут, чтобы гулять, потом к жене идут, её тоже гуляют, всем хорошо, все довольная, но жена так не хотела, сказала, развод делает — и сделала.

Надя сокрушённо качнула головой и с тревогой всмотрелась в лицо гадалки. Душевное состояние подруги явно беспокоило её.

— Я ей покажу гулять, — сказала гадалка. — Я ей покажу, кто тут ****ь. Она у меня вообще из дому не выйдет. Такие неприятности у матери, ещё и верёвку как достать, не знаю, а эта сучка жопой вертит. Я тебе поверчу!

Повысив голос, гадалка вскочила, явно обуреваемая желанием вновь пойти и надрать дочери волосы, но Надя схватила её за плечи и чуть ли не силой усадила обратно.

— Коньяк пей, коньяк, —  посоветовала Офелия Александровна. — Её отец (она слегка повернула голову в сторону Нади и тут же вновь села ровно) русский был, в наших краях работал, и за Надя смотрел, а я огород делала, и рынок торговала, семью кормила. А он хоть и русский был, но гулять любил, как кавказский мущина, а вот водку не пил. Я спрашивала у него: «ПавлИка, пачему водку не пьёшь, а только женщин любиш? Ты же русский. Значит, водку тоже должен любить».

— А он? — заинтересовалась гадалка.

— А он говорил, «русский мущина женщин тоже любит, не только водку».

— И не пил, а только гулял? — почему-то уточнила гадалка, хотя рассказ этот, о весёлом отце Нади, слышала уже много раз.

— И пил, и гулял, — сказала Офелия Александровна. — Коньяк пил, и с ****ья гулял. За то и умер, царство небесное.

И она осенила себя крестом.

— Ну мама, — попыталась вернуть разговор в прежнее русло Надя. — Ты бы лучше посоветовала, что Мадуке делать теперь, чем про папу гадости говорить. Вечно ты про него гадости говоришь!

— Я гадостя не говорю, — не глядя на дочь, парировала Офелия Александровна. — А Мадука умный, сама знает своя дело.

— Да в том и дело, что не знаю, тётя Офело, — вздохнула гадалка. — Если Лолла замуж не выйдет — вдруг по рукам пойдёт? Я лучше умру, чем такой позор увижу.

И внезапно начала горько рыдать. Следом вместе с подругой зарыдала и Надя, но на лице Офелии Александровны по-прежнему сохранялось почти весёлое выражение.

— Твоя дело плохо тогда будет, Мадука, —  резюмировала она. — Дочь проститутка никому не нужна, кроме мужчин, только одно дело которые знают — проститутка таскать туда-сюда. Пропало твой дело, Мадука, уоу, совсем пропало.

— Ну, мама, ну что ты такое говоришь? Вместо того, чтобы утешить бедную Мадуку, ты её совсем убиваешь, - продолжила возмущаться Надя.

— Офелия правду говорит, — назидательным тоном ответила Офелия Александровна. — Офелия Мадука любит, за то как есть говорит. Если дочка загуляет — позор будет у Мадука, позор.

— Про какую верёвку ты говорила, Маду? — перевела разговор на другую тему Надя.

— Как это, за какую? — удивилась гадалка. — За ту, на которой Досика гроб опускать в землю будут.

— Зачем тебе его верёвка? — ужаснулась Надя.

Офелия Александровна  усмехнулась, и то слегка, лишь уголками губ. При этом её лицо по-прежнему осталось почти весёлым.

— Сглаз самый лучший получается с верёвка, Надя, — сказала она под одобрительные кивки гадалки.

— Сглаз? — ещё больше изумилась Надя.

— Да что с тобой, Надя! — возмутилась гадалка. — Ты будто только сегодня родилась! Будто первый раз слышишь!

— Клянусь, — с жаром сказала Надя. — Клянусь, впервые слышу про верёвку. Фу, жуть какая!

— А ты как хотела, — усмехнулась гадалка под одобрительные кивки Офелии Александровны. — Если захочешь порчу на врага, или на разлучницу наводить — ещё и не то сделаешь.

— Наверное, и платят неплохо за такое? — полюбопытствовала шокированная Надя.

— За последнюю порчу я крышу на этом доме смогла сменить, — ответила гадалка. — И я удивляюсь тебе, Надя. Ты рядом со мной сколько лет живёшь, а таких вещей не знаешь.

— Не хочет — потому не знает, — ввернула Офелия Александровна.

— Да ну вас обеих, — отмахнулась Надя и стала разливать по чашкам дымящийся кофе, — давайте лучше кофе пить. Не могу я эти разговоры слышать. Мне потом покойники сниться будут. Фууу.

Они молча пили кофе. Слышны были лишь прихлёбывания и хруст сушек, производимый гадалкой. Недавнее нервное потрясение пробудило в ней аппетит.

На кухню зашла Галя.

— Можно воды взять для Лоллочки? — светски холодным тоном и обиженно поджимая губы  спросила она гадалку, демонстративно не глядя в её сторону.

— Ой, водички Лоллочке захотелось? — стала гримасничать в ответ гадалка. — Да чтобы у неё язык отсох, у твоей Лоллочки, так ей и передай.

Тут Надя встала, налила полный стакан воды, и заговорщически подмигнув, подала его Гале. Та мгновенно исчезла за дверью.

— Когда похороны? — уточнила у гадалки Офелия Александровна.

— Послезавтра, — со вздохом сказала гадалка. — Вы пойдёте?

— Канешна, — коротко ответила Офелия Александровна. — За то приехала, будто чувствовал. Его бабушка и мой мама троюродные были.

— Ого, — восхитилась гадалка. — Да вы близкие, аказца!

— Да, — кивнула Офелия Александровна.

— Близкие, близкие, — передразнила Надя. — А меня как собаку эта стерва выгнала.

— Кто выгнала? — нахмурилась Офелия Александровна.

— Кто? Линда твоя выгнала! — воскликнула Надя. — Вот кто!

— Линда всегда дурной был, — сказала Офелия Александровна таким тоном, будто уже много раз слышала нечто подобное. — Красивый и дурной.

— Мне от этого не легче, — вздохнула гадалка и обернулась к моющей чашки из-под кофе в раковине Наде. — Будь другом, Надюша, сходи к этой в комнату… — гадалка кивнула в сторону двери, — глянь, как там она. Я её сильно побила, я знаю. Рука у меня тяжёлая.

— Не переживай, Маду, — охотно откликнулась Надя. — С этой минуты Лоллочка в моих руках.

И скрылась за дверью с радостной улыбкой на лице. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы вся эта ситуация — с провалом гадалки, да и с Лоллой — закончилась и забылась, как страшный сон.

Офелия Александровна и гадалка остались одни. Обе молчали, гадалка будто забыла, что она не одна, и мрачно смотрела в распахнутое окно.

— Если на похоронах авария случится на дороге — ты отомстиш, Мадука, — услышала она.

— Что? -  гадалка в изумлении обернулась к Офелии Александровне. — Что-что?

— Когда хоронить будут, если придёшь и скажешь, что, кто первый выйдет с кладбище, тот тоже умрёт первый после Досика, — никто не уйдёт, поминка не будет, кушать испортится, а ты отомстиш.

— Буду отомщена? — на всякий случай уточнила гадалка.

— Да, отомстиш, — подтвердила Офелия Александровна.

— А сама куда денусь? С ними, что ли, буду сидеть? — саркастически поинтересовалась гадалка.

— Там мама твой тоже похоронена, — напомнила ей Офелия Александровна. — Иди на её могила, там сиди, потом уходишь, когда хочешь. Кто проверять будет?

— Точно, — просияла гадалка. — Мамина могила с правой стороны, за кипарисами и эвкалиптом, и дорога другая оттуда есть, через больницу и вниз. Она плохая очень, эта дорога, потому по ней стараются не ездить. Спущусь пешком, кроссовки возьму специально, чтобы удобно было. И пусть мучаются!

Офелия Александровна удовлетворённо кинула головой, а гадалка, явно воспряв духом, встала и пошла в комнату дочери. Офелия Александровна, просидев ещё некоторое время, довольно резво для её возраста поднялась со стула, с достоинством продефилировала по коридору в сторону комнаты Лоллы, и подойдя, заглянула через порог.

Гадалка лежала на кровати, заключив в объятья рыдающую, и по-прежнему расхристанную Лоллу, гладила её по растрёпанной голове, целовала в волосы и приговаривала:

— Я тебя люблю доча, желаю тебе добра доча, за то и хочу от глупостей остановить.

— Но я хочу мужчину, мама, — рыдала Лолла. — Мне двадцать пять лет уже, я уже старая-а-а-а-я. Хочу мужчину, не могу ночами спать. Что мне делать?

Офелия Александровна осуждающе качнула головой. Она не испытывала ни малейших сомнений в том, удастся ли дочери гадалки сохранить свой моральный облик.

— Мужчина хочет, — констатировала она. — Горит, горит… Там горит.

И выразительно показала рукой куда-то в область низа живота.

— Ну, мама, — возмутилась было Надя, но Офелия Александровна даже не взглянула на дочь. Судя по всему, по определённому числу вопросов мнение Нади Офелию Александровну не интересовало.

— Да, хочу! — неожиданно для всех вскрикнула Лолла и вскочила с кровати.

Босая, и от этого неожиданно приземистая, она встала напротив так и не переступившей порог Офелии Александровны, и повторила: — Хочу! Я живой человек! Я темпераментная! Я мужчин люблю, жить без них не могу!

Гадалка с тяжёлым вздохом села на кровати. На её лице запечатлелись скорбь и печаль. Галя прикрыла ладошкой рот, Надя качала головой, и только на лице Офелии Александровны вновь ничего не изменилось. Некоторое время она смотрела на Лоллу не моргая, затем сказала:

— Мужчина кто любит — ****ья называется. Ты значит, ****ья, Лоллика?

— И пусть! — с пылом заявила Лолла. — Пусть я ***дь, мне плевать! Хочу мужчину, хочу, хочу! Пусть мама хоть убьёт меня — всё равно буду встречаться.

— Мишка-баламут тебя бросит, — со знанием дела заявила  Офелия Александровна. — Потаскается, потом бросать будет. Я его знаю с такая вот возраста, — и она показала в пол. — Он красивый, но дурноватый на мозг. За детей не думает, за жена не думает, проститутки любит. Ты тоже проститутка, да, Лоллика?

— Да! Да! Мне плевать! — пафосно, с истерическими интонациями, выкрикнула в ответ  Лолла.

— Ох-ох! — послышался голос гадалки.

— Ну, мамаа-а! — продолжала возмущаться Надя.

— А вы мужчину хотели когда-нибудь, Офелия Александровна? — послышался голос Гали.

От неожиданности — никто не ждал от Гали подобного вопроса — все замолчали и посмотрели на говорившую.

— Канешно хотела, — невозмутимо заявила Офелия Александровна. — Я тоже живая, вдова рано стал, мне сорок шесть годов был. Ещё молодой был.

— И как вы терпели? — с вызовом спросила Галя.

— Как терпел? — переспросила Офелия Александровна. — Про гулять не думал, работу делал, Надя помогал. Вот так терпел. Потому что Офелия никогда ****ья не был. Никогда! И Надя не был. Замуж вышел, только с Колья это делает. Я знаю за Надю, меня нельзя обмануть.

— Ладно, хватит болтать, Лолла! — закрыла тему гадалка и обратилась к Офелии Александровне: — Тётя Офело, спасибо вам за всё — и за участие, и за ваши мудрые советы. Я по гроб жизни вам благодарна буду за то, что достоинство моё сумею не позволить топтать ножищами всяких там… — и гадалка выразительно взмахнула руками

— Что, что, что за совет? — наперебой заинтересовались тут же забывшие о только что кипевших страстях Надя, Лолла и Галя, но гадалка лишь отмахнулась от них.

— Это наши с тётей Офелией дела, — заявила она и обратилась к дочери: — А ты давай, приведи себя в порядок, и чтобы к завтрашнему дню была как огурчик, понятно? Галя, помоги ей. Пошли Надя, пошли тётя Офело. Покушаем. Я голодная.

— Ко мне! — не терпящим возражений тоном, заявила Надя. — Ко мне идёмте. У меня шикарный обед сегодня. Мама же приехала!
,
— А мы? — с несколько деланным возмущением спросила Лолла. — Мы с Галей тоже шикарный обед хотим, да, Галя?

— Ты иди, Лолла, а я здесь останусь, — сказала Галя. — Да, да, иди. Мне есть, что кушать.

Дочь гадалки торопливо поправила волосы и одежду и с гримасой боли и отвращения взглянув на себя в зеркало, где отражалось её изрядно помятое недавней экзекуцией лицо, побежала вслед за женщинами.


Глава пятая.

В день похорон Досика, возле его роскошного особняка, и на обширном дворе вокруг, с раннего утра толпилось море народу. Пышный гроб с покойным перенесли во двор и установили на покрытый большим ковром постамент, расположенный в центре специально возведённой по печальному случаю конструкции. Конструкцию накрыли натянутым по периметру и призванным защищать от солнца и дождя брезентом.

Позади и по бокам от гроба толпились женщины в траурных одеяниях. Причастные к семье мужчины также выстроились в ряд у самого начала ковровой дорожки.

Соболезновавшие нескончаемой цепью шли к гробу. Те, кто принёс цветы - в букетах,  венках и корзинах - передавали их специальному человеку, в свою очередь, он отдавал венки с корзинами двум девушкам, а уже они укладывали букеты и устанавливали венки справа от конструкции, где вырос целый цветочный холм.

Соболезновавшие заходили через распахнутые ворота в дом по специально расстеленной ковровой дорожке, останавливались в скорбном молчании, либо со словами сочувствия у гроба, затем разворачивались и уходили также, как пришли, не забывая посочувствовать выстроившимся в ряд родственникам мужского пола. Казалось, что людской веренице не будет конца, а люди всё шли и шли.

Толпа во дворе и на прилегающем к мощному высокому забору участке улицы уже занимала всё видимое пространство, а людскому потоку не было конца.

Из специально установленных динамиков над людским морем звучала траурная музыка, отчего казалось, что она повсюду.

Внутри дома было гулко и пусто, лишь на заднем дворе мельтешили какие-то суетливые люди, вывозили через задние ворота длинные переносные столы и лавки, за которыми по обычаю предков от имени покойного все три дня прощания кормилось множество приехавшего и пришедшего издалека народу. Кормили специальным похоронным меню, состоявшим из фасолевой похлёбки, зелени, жареной рыбы и плова с изюмом. Пили белое домашнее вино.

За столами со двора вывезли и посуду, с которой  кормился народ. По устоявшимся традициям ничего не должно было напоминать о скорбных хлопотах последних дней.

Возле менее пышного, но тоже вполне помпезного заднего крыльца, связывавшего особняк с задним двором и выстроенной в стиле кавказской пацхи летней кухней-столовой беседовали между собой две женщины. В одной из них можно было узнать ту самую тощую кумушку - родственницу семьи Досика, что пыталась трогать за руку Лоллы во время неудачной попытки матери и дочери посочувствовать, другая прибыла из соседнего района.

Разговаривала, в основном, тощая кумушка, точнее, болтала без перерыва. Её собеседница, по-бабьи подперев натруженной домашним хозяйством рукой лицо, внимательно слушала болтушку, изредка вставляя в наиболее острых, по её мнению, местах междометия типа: «Ох! Да ну! С ума сойти! Что ты говоришь!».

— Утром говорю РУсика(Русик), — трещала тощая, — РУсика, дорогой, как твой новый джип называется, а то меня спрашивать будут за джип, что мой сЫночка купил, а я что буду говорить, если не знаю. А он говорит — «Прага» (тощая имела в виду марку «Прадо»). Джип «Прага», — повторила она, с удовольствием дождалась от собеседницы очередного восклицания, и продолжила трещать:

— Он и в квартире ремонт сделал, туда-сюда бегает, деньги делает, за то и семья у него иф-иф, в цветочках пахнет, он когда без работы ходил, я говорила ему, Русик, дорогой, цыплят по восемь считают (тощая кумушка разумеется имела в виду знаменитую пословицу про цыплят, которых по осени считают), подожди чуточка, бог, — она осенила себя щедрым крестом и указала вверх, — бог тоже любит строиться.

— Троицу? — уточнила собеседница. – Бог Троицу любит?

— Да, строиться, — кивнула тощая кумушка. — Поэтому ты подожди, говорю я ему, всё наладится, и ещё реферамбы (дифирамбы) за тебя будут петь, вот увидишь, дорогой.

— Ох, с ума сойти! — воскликнула собеседница.

— А он так нервичал, так нервичал, — трещала тощая, — даже похудел, стока бегал туда-сюда, стока ждал, когда праватизация (приватизация) закончат, даже ночью не спал.

— Ай-й-й, — стонала собеседница.

— А я говорю, Русика, дорогой, ты ихний фешемебельный (фешенебельный) дом видел? Он говорит — видел. Я говорю — там кикебана (икебана) даже стоит, видел? Он говорит — видел. Я говорю — клянусь Манчиком и Тунчиком — это мои внуки, РУсика дети, — она указала жилистой рукой вниз и пояснила: — Один семь годов, другой пять, мои золотые, бабушкины брильянты, когда РУсика праватизацию ждал, деньги сохраняа-ал, потому жене и дети шевгенский (шенгенскую) виза сделал и они и в Италия, и в Париж, и в Дубай могли поехать! 

— Ох-х! — вскрикнула собеседница.

— Скажи, какое ещё муж такое сделает? А? Какое сделает? А мой РУсика сделал! Невеста (невестка) у меня тоже неплохая (она произнесла это вынужденно, как одолжение), и чистоплотная, и дети смотрит, туда-сюда бегает за ними, то в школу надо, то в шахматную кружку (шахматный кружок), то музыкальный, но за РУсика ей страшно повезло! Страшно! Что ищешь, моя золотая? — внезапно переключила она своё внимание на молодую девицу, с озабоченным видом в поисках чего-то уже дважды пробежавшую перед беседующими.

— Тётя Линда корвалол попросила, а внизу кончился, — по-деловому озабоченно сообщила девица. — На кухню бегала, там тоже нету.

— Наверх иди, моя золотая, — сказала тощая. — По калидору (коридор) вторая дверь с этой стороны (она показала рукой вправо) — там шкаф сразум (сразу) за дверями, как заглянешь, второй ящик… Дай я тебя сама поведу. Я пошла, — сообщила она собеседнице. — Без меня тут все верха тормашкой (всё вверх тормашками), не видишь, а ты иди, моя золотая, иди туда, там женщины все стоят.

Она махнула рукой и ушла. Собеседница явно была уже неинтересна ей.

Собеседница не ушла сразу, а стояла и смотрела вслед тощей кумушке совсем не с тем выражением лица, с которым слушала её болтовню. Глаза её буравили распахнутые двери заднего крыльца, рот был крепко сжат.

— "Праватизация", — наконец ядовито выжала она из себя. — Наркотиками торгует твой Русик, за то и в Дубай как к себе домой твои внуки ездят. "Шевгенская виза", "кикебана", "праватизация", — продолжила передразнивать она бывшую собеседницу. — За дураков нас не считай! А внуки и правда хорошие, за них ничего же не говорю?!

Она резко развернулась и пошла в сторону толпящихся вокруг временной конструкции людей, а тощая кумушка по-хозяйски деловито порыскав в ящиках громоздкого шкафа в поисках настойки, нашла пузырёк и торжественно вручила его нетерпеливо переминавшейся с ноги на ногу девице. Девица ушла, а тощая достала мобильник и набрала номер.

— РУсика, — понизив голос, позвала она. — О, РУсика? Это я, РУсика, я, твоя мать. Узнал, говоришь? Хорошо, мой дорогой, хорошо, нервичать (нервничать) не надо, голова будет болеть, доктор сказал, когда нервичать делаем, это вредно за наше здоровье. Что я хотела? За тебя беспокоюсь. — Она резко понизила голос и зашептала в трубку: — Досик умер, что тапэр (теперь) будем делать? За то ещё боюся, что Мадука проклятая за тебя колдовать будет. Она меня видела, когда Линда её выгнала, я просто так эту бармалейку, дочку её, тронула за рукав, а она как стала визжИть, у меня чуть ухо не лопнулся. Теперь боюся, вдруг проклинать будет, или колдовать. Что? Хорошо, хорошо, ацтану, уф-ф!

Тощая кумушка раздражённо отключила телефон, осмотрелась вокруг, скорее по привычке, нежели с определённой целью, и, цокая набойками, пошла по коридору в сторону крутой, и от этого, неудобной лестницы, что вела к заднему крыльцу.


Глава пятая.

Городское кладбище расположилось сразу за городской чертой, на покрытой остатками некогда густого леса возвышенности, и уже давно расползлось по невысокому длинному холму во все стороны. Чтобы попасть на него, нужно было свернуть с основной трассы вправо и ехать, либо идти по частично асфальтированной дороге вверх, где уже через сто метров пути начинались захоронения различной степени свежести и достатка.

RAV-4 Лоллы подъехал к обочине неподалёку от подъёма на кладбище и остановился, согнав в сторону подвизавшуюся в районе небольшую стайку бродячих псов. Из автомобиля вылезли Лолла, Мадука, Надя, и Галя с Федей-Йотолло.

Мадука подозвала к себе Галю:

— Мы с Федей потом туда пойдём, — она неопределённо кивнула головой в сторону кладбища. — А ты прямо сейчас иди на могилу, если надо там почистить — почисть и нас жди. Или нет, Федя тоже пусть с тобой пока пойдёт, а потом я его заберу, а ты жди. 

— Сколько ждать? — поинтересовалась Галя.

— Сколько надо, столько и жди. Позвоню, если что. Всё, пошли. Времени нет.

Галя с неохотой пошла в сторону дороги. На её лице застыла гримаса недовольства. Мало того, что Федя-Йотолло с его влюблённостью раздражал её, ей ещё и очень хотелось остаться и быть в гуще событий. Показательно недовольно вздохнув, и не оборачиваясь, она пошла вдоль обочины, старательно огибая валявшиеся вокруг ветки, упавшие с растущих вдоль трассы эвкалиптовых деревьев.

Федя-Йотолло поспешил за ней. В его руках была сумка с садовым инвентарём для кладбищенского палисадника.

— Ишь, как взбрыкивает, — возмутилась гадалка, глядя Гале вслед. — Нет, ты видела, Лолла? Это ты её на голову посадила! Когда она к нам пришла, была тихая, как мышь.

— Она хорошая, а ты не начинай! — грубовато ответила всё ещё изрядно помятая после экзекуции Лолла. — Лучше скажи, за что ты нас сюда притащила! Скоро Досика привезут, народу будет ужас сколько, и куда мы от их спрячемся? Я на бабушкиной могиле прятаться не буду! Я боюся там находиться!

— Да, Мадука, что ты задумала, скажи нам, — присоединилась к разговору Надя.

— Что задумала, то задумала, — туманно ответила гадалка. — Надя, не обижайся, пока не могу сказать. Скоро всё сама поймёшь.

— Мама совсем с ума сошла, — продолжала нагнетать Лолла. — В тайны мадридского двора решила с нами играть. Артистка!

— Куда мне до тебя, — саркастически усмехнулась гадалка. — Вот где тайны двора: таксиста обольщать — это же целая наука!

— Не ссорьтесь! — решительно загасила назревающий конфликт Надя. — Не время и не место счёты сводить!

— Да, ты права, Надя, — быстро ответила гадалка и закричала удаляющимся Гуле и Феде-Йотолло: — Эй, подождите меня! Я передумала. Я тоже с вами!

Дорога на кладбище была камнем преткновения для местных властей, причём, в буквальном смысле. Годами не ремонтированная, она была разъедена южными ливнями до булыжного скелета, и даже сохранившиеся в виде редких вкраплений остатки асфальта скорее выступали в роли препятствий, нежели наоборот. Правда день, когда гадалка и её компания появились на кладбище, ознаменовался долгожданными ремонтными работами. Смерть Досика по-видимому привела в движение погружённые в тяжёлый сон тектонические плиты власти, и первое, что увидели гадалка и остальные, — это скрючившийся на развалинах дорожного полотна самосвал с щебнем, и отчаянно машущих лопатами крикливых многоруких рабочих в грязно-оранжевых комбинезонах.

- Сразум видно, Миран Миранович постарался, - заметила гадалка, кивнув головой в сторону многоруких рабочих.

Оставив на обочине в ожидании окончания её дела Надю и Лоллу, и милостливо согласившись взять с собой Галю, Мадука, и следовавший за женщинами тенью Федя-Йотолло двинулись в сторону семейного кладбища Досика.

Несколько минут довольно крутого и непростого из-за неровностей дороги подъёма — и гадалка с компанией вышли к месту будущего захоронения. Перед ними открылся  большой семейный погост, обнесённый дорогим кованым забором. Внутри погоста лежали в ряд несколько захоронений с пышными мраморными надгробиями и гранитными постаментами, в центральной части зияла земляным зевом свежевырытая могила, предназначенная для Досика. Вокруг выросшего подле ямы холма земли возились трое рабочих. За их работой наблюдал четвёртый, скорее всего бригадир. Он задумчиво курил.

Мадука и её спутники подошли к ограде и она громко приветствовала рабочих. Те тут же бросили работу и уставились на пришедших с выражением нетерпеливого ожидания, но, заметив Федю-Йотолло, оживились. Оказывается, они были знакомы с ним. Лишь на лице бригадира ничего не изменилось, да и смотрел он не на Федю-Йотолло, а на гадалку.

— Чего стоишь, иди к нему, и поговори за то, за что я тебе сказала поговорить, — шепнула гадалка.

Федя-Йотолло кивнул и направился к рабочим. Они ещё раз поздоровались друг с другом, затем он подошёл к бригадиру и что-то сказал ему. Остальные молча, но с любопытством вслушивались в разговор. Бригадир ответил Феде-Йотолло, и тот, обернувшись в сторону Мадуки, махнул рукой. Взмах означал приглашение.  Мадука торопливо зашла за ограду, Галя же, игнорируя выразительные взгляды рабочих, поспешила за ней.

Гадалка достала из лакированной, украшенной золотым цепями сумки ножницы, и отдала их бригадиру.

— Хочу ту верёвку, на которой спускают гроб в землю…

- Чего? – не понял бригадир.

- Что чего? Верёвку, говорю же! Короче, когда спустят гроб, кусок отрежешь для меня. Как отрежешь, сразу спрячь в карман. Вот тебе пятьсот рублей — она протянула бригадиру купюру — и ещё столько получишь, когда ему верёвку отдашь.

И гадалка кивнула в сторону Феди-Йотолло.

— Прямо такой вот, порезанный отдать? — с характерным акцентом поинтересовался бригадир.

— Да, да. Порезанную, такую, какую есть, — сказала гадалка.

 — А это вам, — обратилась она к рабочим и раздала каждому из них по сто рублей.

— Им зачем давал? — пробормотал бригадир.

— Хотел и давал! — отрезала гадалка. — Узнаю, что ты отнял — с тобой другие люди разговаривать будут. Понял?

— Не буду отнял, — поспешно обещал бригадир.

— Я жду, короче, — бросила гадалка и ушла с погоста.

Отправив Галю и Федю-Йотолло чистить материнскую могилу, она спустилась к ожидавшим на обочине трассы дочери и Наде, и, несколько раз вдохнув и выдохнув, чтобы  унять охватившее её эмоциональное возбуждение, начала всматриваться в проезжающие мимо автомобили.

Лолла и Надя с любопытством следили за ней.

— Ну, где же они, где? — спросила гадалка через некоторое время.

— Кто?  Кто это - они?  - бросились спрашивать Надя и Лолла.

— Кто, кто, — раздражённо передразнила их гадалка. — Конь в пальто. Те, кто передаст.

— Что передаст, что? И кому?

— Кому надо, — отрезала гадалка, по-прежнему не вдаваясь в объяснения.

Пожимая плечами, Надя и Лолла обменялись недоуменными взглядами, а Мадука продолжила внимательно разглядывать и пролетавшие по трассе автомобили, и редкие машины, спускавшиеся по разбитой дороге с кладбища.

— Наконец! — воскликнула она вскоре, и решительно махнула рукой очередному, медленно спускавшемуся с кладбища джипу.

Джип послушно остановился, и из него выскочил молодой мужчина в новеньких джинсах и бомбёре. Следом за ним из салона, лениво-грациозно двигаясь, появилась молодая, едва достигшая совершеннолетия девушка, точнее, юная женщина. Девушка-женщина была в спортивном костюме известной марки и дорогих кроссовках, но, несмотря на непарадный стиль одежды, было заметно, что она успела побывать в парикмахерской, где сделала укладку и нанесла макияж.

Пара поочерёдно поздоровалась со всеми:

— Тётя Мадука, как дела? Как дела, Лоллочка? — спросил молодой человек.

— Как ваши дела? — задала тот же вопрос его юная супруга.
 
— Вот, на могилу дедушки заехали, — несколько смущённо и будто бы оправдываясь, добавил молодой человек.

На самом деле, он только что в спешном порядке красил давно нуждавшуюся в обновлении ограду на семейном кладбище. А всё потому, что семейное кладбище было расположено в шаговой доступности от будущего захоронения Досика. В другое время гадалка не только мгновенно разгадала бы истинную причину появления здесь юных супругов, а ещё и отнеслась бы к этому с пониманием — они молоды, хотят жить без обязательств и развлекаться, родители живут в другом районе, а значит некому контролировать состояние дел на семейном погосте. Вот и пришлось, бросив все дела, спешно мчаться сюда, брать заломившего за срочную работу двойную цену рабочего, и приводить в порядок полузаброшенную семейную могилу.

Но Мадука не была настроена на светскую беседу.

— Как наши дела, вы отлично знаете, мои золотые, — громко сказала она. — Я сегодня была на маминой могиле и спрашивала маму: «Скажи мне, моя золотая мама, — спрашивала я. — За что меня затоптали ногами? За что опозорили перед всеми? За то, что на Нестора подумала, что он умрёт? За то надо было меня в грязь втаптывать?». Я вам так скажу. Я на грани. И если этот грань я перейду — тогда кое-кому очень плохо будет. Клянусь прахом матери и отца, если я так не сделаю, чтобы кое-кому очень плохо жилось на этом свете! Клянусь, я на вот-воте, чтобы сказать, что кто первый с могилы Досика сюда на дорогу спустится — тот сразум же умрёт! Вот клянус, я на грани, чтобы это сказать. А вы идите, мои золотые, идите. Вам ещё переодеться надо, вы ведь тоже на похороны идёте? В общем, если сюда подниметесь Досика хоронить — не спешите уходить. Пусть другие сначала уйдут, а вы потом. Позже всех. Обещаете?

— Д-да, — растерянно пролепетала юная супруга. — Конечно, так и сделаем тётя Маду, обещаем.

— Вот и хорошо, мои золотые. А сейчас поспешите, а то опоздаете нашего дорогого Досика похоронить. Идите, идите.

Предложение гадалки идти восвояси принесло супругам ни с чем не сравнимое облегчение, и, спешно откланявшись, они быстро отъехали прочь.

— Что это было сейчас, ма-ма-а-а? — возмутилась Лолла.

Её поддержала Надя.

— Маду, ну нельзя так, — извиняющимся тоном сказала она. — Люди же ни при чём.

— Ещё как при чём! — нервно вглядываясь в проезжающие автомобили, будто выискивая там очередную жертву своего раздражения, сказала гадалка, оборачиваясь к Наде и Лолле.

На её лице отражались гнев и горечь разочарования.

— Где они все, включая этих, — гадалка указала длинным, окрашенным в густой бордовый цвет ногтем, явно искусственного происхождения, в сторону отъехавшей супружеской пары. — Где, я вас спрашиваю, все они были, когда Мадуку эта пида"аска в грязь втаптывала? Все спрятались в раковины, все перед Досика семьёй стеляца, все готовы даже мать родную, — Мадука выразительно ударила вывернутой наизнанку ладонью об ладонь, — даже мать родную, говорю я вам, не то что меня, несчастную, продать за три копейки. Сволочи, мрази! Я им всем покажу! Они ещё узнают, кто такая Мадука! Пусть нервничают, пусть! Слово есть слово — я его сказала, а они пускай теперь за него думают: «Что хотела эта Мадука сказать, не знаите?»

Последнее предложение гадалка произнесла, скривив лицо в ёрническую гримасу явно с целью передразнить тех, кто, по её мнению, достоин её праведного гнева.

— Мама на почве Досика совсем с катушек съехала, клянусь, — заявила Лолла, выразительно глядя на Надю в поисках поддержки.

Надя отмахнулась в ответ, взяла гадалку под руку и стала тащить за собой:

— Идём сейчас же! Идём в машину, поедем кофе пить. Лолла, чего встала. как вкопанная? Иди, садись за руль, отвези нас!

— Нет, — отвела руку Нади гадалка. — Мы поднимемся на мамину могилу и будем там сидеть, пока Федька не принесёт мне верёвку Досика.

— Это ту, что перевязывает гроб, чтобы опустить в землю? — на всякий случай уточнила Надя с испуганным выражением лица.

— Ой, мамочки, кошмар! — окончательно вышла из себя Лолла, услышав про верёвку. — Мама, ну я не могу за эту верёвку слышать, ты что, не понимаешь? Мне плохо сразу делается, плохо-о-о!

— Ничего, не умрёшь, — отрезала гадалка и пошла к машине. — Вези нас наверх, а то ноги болят уже тут стоять. Да и Галка нас там заждалася.




Прощание с Досиком постепенно близилось к завершению. В толпе, теснящейся во дворе, на улице, а также в близлежащих кварталах, мелькали лица участников ужина у Лёсика: Нерса, Анварчика, Нарбея и самого Лёсика. Друзья были спокойны, от былой их напряженности не осталось и следа. Накануне ночью они поместили своих несостоявшихся конкурентов в гостиницу в небольшом городке, раскинувшемся на берегу моря неподалёку от поворота к тому самому месту, где проходила встреча Анварчика и Нарбея с Лёхой и кавказцем, и договорились с ними к дальнейшему обсуждению новой стратегии сразу после похорон. 

Супруга и мать Лёсика, одетые в лучшие одежды, впрочем, как и все, кто в этот день посчитал нужным отдать дань памяти одному из самых влиятельных людей города, коротали время до выноса среди женщин, плотным кольцом окруживших родственников покойного. Те, в свою очередь, сосредоточились вокруг гроба. Женщины тихо, но оживлённо переговаривались между собой, то же самое делали и остальные, отчего в воздухе стоял непрерывный гул, пластом накладывавшийся на льющуюся из динамиков траурную музыку.

Среди провожавших выделялись исполненные профессионального величия люди в рясах. Семья Досика придерживалась православных традиций, и само собой, была в числе активных прихожан и щедрых благотворителей в адрес церкви.

 Офелия Александровна, а так же важная дама и ещё несколько женщин, переступивших, либо подошедших к восьмидесятилетнему порогу, восседали на специально отведённых для них стульях в первом ряду. Остальные довольствовались вторым и третьим рядами, а то и вовсе оставались без места и вынуждены были стоять. Это была часть традиционного ритуала и никому не приходило в голову его оспаривать.

 Офелия Александровна уже успела направить несколько полных обиды фраз в адрес супруги Досика. Первую фразу она произнесла, когда впервые подошла к гробу с сочувствием:

— Видишь Досик, Офелия издалека приезжал сказать — прощай тебя, мой дорогой Досик. Офелия не посмотрел, что Надя выгнали отсюда, Офелия твой мать уважал, твой отец уважал, тебя уважал, потому приехал соболезноваться.

— Мы тоже вас уважаем, тётя Офело, — не сдержалась вдова. — Просто мы хотим, чтобы нас тоже уважали. Нет, я не про Надю говорю, — быстро поправилась она. — Для Нади наши двери всегда открыты.

— Потому Линда выгнала Надя, что дверь завсегда открыто? — невозмутимо парировала Офелия Александровна. — Не надо, — решительно остановила она порывающуюся что-то сказать вдову. — Не надо. Мы потом успеваем поговорить. Всё потом успеваем, моя золотая.

С того момента Офелия Александровна больше не произнесла ни слова, и так и сидела на предоставленном ей месте с каменным лицом. В сторону вдовы она также больше не взглянула, но отпускаемые в свой адрес соболезнования (а соболезновать ей людей заставляло её сидячее место в первом ряду среди самых почётных гостей — мало ли кем доводилась хозяевам невысокая пожилая женщина с проницательным взглядом?), так вот, соболезнования мать Нади принимала как близкая родственница, поэтому с преисполненным достоинства выражением лица кивала сочувствующим головой с аккуратно зачёсанными в пучок седыми волосами.

Несколько раз вдова ловила на себе её цепкий, заглядывавший в душу взгляд.

«Чтобы ты лопнула, старая ведьма. И откуда ты сегодня свалилась на мою голову?» - думала она.

«Ух-х, сволочь, — в свою очередь, думала Офелия Александровна. — Подожди, всё впереди, всё впереди!».


Вскоре прощание подошло к своему логическому завершению и по просьбе распорядителей толпа покинула двор и замерла за воротами в ожидании. Замолчала музыка, прекратились разговоры, и в наступившей внезапно, и оглушительно-звенящей тишине несколько крепких молодцов из числа ближайшего окружения покойного вынесли гроб с его телом и водрузили его в готовый к отъезду катафалк. Среди несунов был и Русик, сын тощей кумушки. Судя по возрасту, и простоватому, явно не отягощённому интеллектом лицу, Русику была отведена при Досике роль мальчика на побегушках, а также курьера в его тайной торговле. Именно последнее занятие приносило Русику весьма неплохой заработок, позволявший ему отправлять семью в загранпоездки, а его матери, тощей кумушке — хвастаться талантами сына перед приятельницами.

Она находилась тут же, неподалёку, и, конечно же, принимала посильное  участие в церемонии выноса тела. Участие заключалось в том, что кумушка мельтешила перед гробом, перебегала перед толпой справа налево, затем перемещалась с той стороны обратно. Перемещаясь, она не забывала приветственно-кокетливо помахать рукой сыну, посылая таким образом сигнал всем остальным: «Вот она я, и я здесь, и смотрите все, какая важная шишка мой Русик». Сам Русик не обращал на мельтешение тощей кумушки ни малейшего внимания. Он был сосредоточен на том, чтобы не сбиться с общего ритма транспортировки весьма тяжёлого гроба, поэтому смотрел себе под ноги,  а не по сторонам, его лицо порозовело, мускулы торса были напряжены.

Среди провожавших были и те самые молодые муж и жена, что беседовали недавно с гадалкой. Они о чём-то спорили между собой, на их лицах отражалось  беспокойство.

— Так сказать, или не сказать? — обращался молодой муж к супруге. — Может, ты сама скажешь?

— Я-а? — поражалась супруга.

В отличие от той же дочери гадалки, она была женственна, с нежным и слабым голоском, белоснежное лицо с мелкими чертами и хорошеньким ртом вызывало умиление.

— Я не могу, Масик, ты что…

— И я не могу, — признавался её муж. — Как я Линде скажу, что Мадука сегодня несла? Прямо здесь, когда ещё Досика не похоронили, как я ей такое скажу? А с другой стороны — как не сказать? Если что-то случится — Мадука потом всем скажет, что нас предупреждала, а мы смолчали. Прикинь?

— Ужас, Масик, я бою-у-усь, — хныкала юная супруга.

— Что случилося? — влезла в их диалог оказавшаяся рядом тощая кумушка. — Вы за Мадуку говорили, я слыхала. Что с ней? Умирает? Масик, не скривай, я близкая, меня надо знать.

— Нет, не умирает, не дай бог, — испугался юный супруг. — Нет, ничего такого, тётя Кукуня, клянусь…

— Оставь Масик, давай скажем, — нежно проворковала  юная супруга. — Тётя Кукуня, Мадука сказала нам сегодня, что первый, кто с кладбища уйдёт после похорон, умрёт в тот же день.

— Уй! — стала бить себя по щеке тощая кумушка. — Уй, проклятая, что она говорит, а? Нет, вы посмотрите, что она такое говорит, собака! Пойду, Линде скажу за то, что Мадука сказала, уй, проклятая, проклятая!

Окружавшие супружескую пару и тощую кумушку люди услышали их разговор и отреагировали на него весьма оживлённо. В толпе поднялся шум, а тощая кумушка быстро направилась в сторону сопровождавших плывущий над толпой гроб родственников. Однако юный муж остановил её.

— Нет, тётя Кукуня! —  сказал он. — Я сам!

И он решительным шагом пошёл сквозь толпу в сторону семьи покойного, а тощая кумушка след в след побежала за ним.

Вытянув лилейную шейку, юная супруга наблюдала за тем, как её муж подошёл к вдове и что-то сказал ей. Лица вдовы юной супруге видно не было, зато была видна реакция остальных. Она была примерно такой же, как у тощей кумушки минуту назад, то есть это была смесь испуга и возмущения. Сама тощая кумушка что-то быстро говорила вдове, её морщинистый рот беспрерывно двигался.

Юный муж вернулся к супруге. Он был возбуждён и доволен собой.

— Сказал! — объявил он.

— А что тётя Линда? — спросила юная супруга.

— Она возмущена и просит не обращать внимания.

Юная супруга поощрительно улыбнулась мужу.

— Молодец, что сказал, Мася, — похвалила его она, и на его лице  расцвела счастливая улыбка.

Успокоились и взбудораженные было известием о Мадуке окружавшие супругов люди.

Гроб установили в чреве катафалка, там же разместили многочисленные цветочные корзины и венки. Катафалк тронулся с места, а плотного телосложения мужчина, с красным от частых возлияний лицом, громко обратился к притихшей толпе:

— Дорогого Досика сейчас отвезут на кладбище, чтобы предать земле. Кто желает сопровождать, но не имеет машины — в конце квАртала два автобуса ожидают вас. А потом всех: и тех, кто поедет с нами проводить Досика в последний путь, и тех, кто не поедет — семья приглашает в ресторан «Фламинго», что на берегу возле поворота, помянуть дорогого Досика. Спасибо вам всем, что пришли и оказали семье уважение. Пусть Всевышний хранит вас.

Катафалк двинулся. Поначалу он шёл медленно, на самом малом ходу, и шёл так до конца квартала, затем поехал немного быстрей. Пока катафалк не набрал ход, за ним шли, раскидывая по дороге букеты цветов, по старому обычаю, молодые девушки и подростки. На повороте на трассу катафалк приостановился, родственники и сопровождающие расселись по машинам, и церемония двинулась на кладбище, а на опустевшей после их отъезда улице осталось лишь воспоминание в виде разбросанных повсюду и стремительно увядавших цветов.

Два дальних родственника семьи и ещё два близких соседа, специально не поехавшие на кладбище вместе со всеми,  впервые за последние дни закрыли ворота и стали спешно разбирать конструкцию. До конца похорон от неё не должно было остаться и следа.


Глава шестая.

Помимо основной деятельности, приятель Анварчика Лёха был ещё и большим любителем амурных приключений, поэтому  в гостинице, также щедро оплаченной Анварчиком, и по его же распоряжению, Лёхе предоставили весь спектр услуг.

«Никаких возражений братан, Анварчик уже всё оплатил, люксовские номера, шампанское, сауну с девочками — всё для тебя и твоего кореша, братан, падла буду, если пойду на уступку, больше не обсуждаем кто тут платит, лады? Завтра Анварчик полдня на похоронах, а потом в твоём распоряжении, дорогой. Приеду — погудим, пообщаемся, а потом и за дело будем базарить, как договаривались…».

Возражать Лёха не стал, а когда Анварчик уехал, не мешкая спровадил нанятых им девиц. Дело было в том, что пока Анварчик устраивал друзей в гостиницу и многословно договаривался по телефону со знакомым сутенёром насчёт сауны с девочками,  Лёха прямо в гостиничном холле успел завести знакомство с шустрой молоденькой туристкой, из тех, что любили путешествовать автостопом. Надо сказать,  туристка выгодно отличалась от как правило не слишком опрятной братии любителей автостопа, аккуратным внешним видом, сытым личиком, и безудержно-весёлым нравом, и этим, вроде бы не очень существенным нюансом, привела Лёху в окончательный и совершеннейший восторг.

Кавказец и вовсе не реагировал на женщин. Правоверный мусульманин, он хранил верность жене, к тому же не так давно пристрастился к наркотикам, и ему точно было не до развлечений, ведь привезённый с собой запас дури внезапно оказался  израсходован, и это обстоятельство стало для неопытного в скорбных наркоманских делах кавказца крайне неприятным сюрпризом. Одержимый мыслями, где достать новый запас, или, хотя бы, суточную дозу, он засел в номере и сделал несколько звонков – сначала к себе в регион, затем, по сложной схеме шифровок и перекидываний с номера на номер и сюда, к местному дилеру. И с явным облегчением договорился с ним о месте встречи.

Встреча с дилером должна была состояться довольно далеко от того места, где отдыхали кавказец и Лёха. По случайному совпадению, а может и нет, кто знает, отчего происходят подобные вещи, ему предстояло забрать дурь с бензоколонки, расположенной буквально в двухстах метрах в сторону от поворота на то самое кладбище, где должны были похоронить Досика. Лёха был очень недоволен решением напарника ехать в такую даль одному в незнакомых местах, но желание кавказца заполучить дурь было сильнее доводов рассудка, и Лёха, махнув рукой и приобняв новую пассию за тонкую гибкую талию, поднялся в номер. В свою очередь кавказец сел в «Мазду», и сильно превышая скорость, помчался по трассе. Приближение абстинентного синдрома сделало его взвинченным, он беспрерывно, почти до крови кусал нижнюю губу, нога выжимала педаль до упора, а руки вцепились в небольшой спортивный руль так сильно, словно боялись потерять его.

Мчавшаяся во весь опор машина в ответ на хозяйские усилия ревела во всю мощь своего усиленного тюнингом двигателя.

Так обычно торопятся навстречу гибели.

Он и торопился.



У самого поворота на кладбище  катафалк остановился, вынудив встать и весь остальной довольно солидный кортеж, ведь машина с гробом, опять-таки по обычаю, обязательно должна была проехать к погосту первой. Однако тяжёлая с низкой посадкой машина оказалась не в состоянии преодолеть рытвину в самом начале подъёма, возникшую там после недавних дождей, и по закону подлости оставленную работавшими последние два дня на ремонте кладбищенской дороги рабочими на последний момент.

После натужных усилий, сопровождавшихся рёвом вхолостую работавшего двигателя катафалку, а следом за ним и всему кортежу, пришлось дать задний ход и уступить место грузовику с щебнем и многорукие рабочие тут же интенсивно замахали лопатами. Они были воодушевлены, ведь Миран Миранович, взявший на себя обязательство привести дорогу в порядок, обещал по тысяче рублей каждому сверх оговорённого ранее заработка за быстрое завершение работ.

Вдова ожидала окончания ремонтных работ, сидя позади в роскошном джипе, приобретённом Досиком буквально за пару месяцев до кончины. За рулём джипа был Русик, рядом с ним, развалившись в привычно расслабленной позе сидел сын вдовы, Рональд. Его сестра Мака находилась тут же, рядом с матерью.

— Ничего нельзя поручить! Дорогу засыпать попросила — и то Миран не сделал! А ты мог бы и помочь ему, ведь у него и без дороги была тысяча дел, — ругалась вдова и тыкала в спину сына пухлой белой рукой с дорогим бриллиантом на безымянном пальце.

— Отстань, — вяло цедил Рональд, стремительно листая страницы в мобильнике последнего поколения. — Ямку не успели заделать, скушай нас теперь!

— Ямку? Ямку? Катафалк подняться не может, а ты говоришь «ямку»? — задохнулась от возмущения вдова.

Мака гладила мать по рукам и плечам, пытаясь успокоить и в это время к ним подошёл тот самый Миран Миранович — взрослый мужчина с ухоженными седыми волосами. Одет Миран Миранович был в дорогой костюм, на ногах красовались не менее дорогие туфли известной марки. Рядом с ним на почтительном расстоянии держался молодой человек в тёмных очках и с пистолетом за поясом, явно выполнявший при Миране Мирановиче функции охранника.

Подойдя к автомобилю, Миран Миранович легонько стукнул костяшками ухоженных пальцев по оконному стеклу. Тут же успокоившись, Линда нажала кнопку, стекло мягко опустилось вниз и Миран Миранович  заглянул в салон.

— Подвели мы тебя, Линда, — произнёс он густым, привыкшим повелевать голосом . — Кто знал, что эти черти сверху дорогу засыпать начнут?

Но вдову интересовали совсем другие проблемы, и та нервозность, с которой она обрушивалась на сына, объяснялась иными причинами, нежели не подготовленной к эксплуатации дорогой.

— Что будем делать, Миран? — прошептала она, глядя на него яркими и красивыми голубыми глазами. — Как будем жить дальше? Как я буду жить? А дети? А дом? Мы квартиру в Дубае купили, её ремонтировать надо. Других дел тысяча. Людям платить, счета вести… Досик меня от всего отгородил! Я привыкла, что всё в доме делалось, как по-волшебству. Что буду делать, куда пойду?

— Тихо, тихо, тихо… — остановил вдову Миран Миранович.

В его глазах появилось выражение, которое можно было охарактеризовать, как тайную страсть к ней. Вдова ответила ему таким же взглядом. Они давно нравились друг другу, к тому же, вдова не могла простить Досику бесконечных измен.

— Тихо, — мягко повторил он. — Не нервничай, Линда. Всё сделаем, всё устаканим, всё будет идти своим чередом. Ни о чём не думай.

— Слышь, маханя? —весело крикнул с переднего сиденья Рональд. — Всё будет чики-пуки.

— Какой ты вредный бываешь, Рональд! — осадила его сестра. — Мама переживает, а тебе всё по барабану.

— Барабан, барабан, раскрывай скорей карман, — забалагурил Рональд под молчаливое осуждение Мирана Мирановича. — Слышь Русик, сигарету дай.

— В машине не вздумай курить! — сказала вдова и ещё раз перекинулась выразительным взглядом с Мираном Мирановичем, после чего он отошёл от автомобиля, а Линда обернулась к дочери и на её породистом лице отразилось огромное облегчение.

— Слышала? — радостно выдохнула она. — Как гора с плеч.

— И не говори, мама, — прошептала Мака. — Я так нервничала, просто кошмар.

— Миран рядом, значит можно было и не переживать, но я всё равно нервничала, сама не знаю почему, — сказала вдова, и тут же вздрогнула от неожиданности, поскольку в по-прежнему открытое окно вдруг заглянул Нарбей — тот самый молодой владелец новенькой Мазды из группы Лёсика.

Нарбей тоже был человеком из многочисленной свиты Досика, но раньше знакомство с ним вдова ограничивала лишь едва заметным кивком вежливости, и поэтому, обнаружив его возле своего автомобиля, удивилась его дерзости. К тому же Нарбей, явно не по случаю надел на похороны ярко-оранжевую кофту, что тоже не прошло мимо её внимания.

— Извини Линда, что так вот подхожу, — промямлил Нарбей. — Но я уехать должен по делу, срочно. Короче, не смогу на кладбище подняться, вот, хочу за это извиниться.

— Что ты, дорогой, — тепло ответила вдова, стараясь не смотреть на его кофту. — Зачем извиняешься? Вы все рядом стояли, на минуту нас не оставляли эти дни, разве я забуду такое? В ресторан же придёшь? — с видимым участием добавила она.

— Если успею, обязательно подъеду, Линда, — сказал Нарбей, и уже хотел уйти, как она остановила его.

— Эта аферистка Мадука, говорят, болтала сегодня, что кто уйдёт с кладбища первым — тот умрёт следом за Досиком, — сообщила она. — Глупости конечно, но может останешься пока? Беспокоюсь за тебя, мне вы все — друзья и помощники Досика — все близкие, все родные, все как братья.

— Нет, очень надо отъехать, — промямлил Нарбей. — А на Мадуку внимания не обращай, болтает глупости всякие. У неё профессия такая.

— Осторожно езжай, — на всякий случай напутствовала его вдова.

 Нарбей ушёл, а Линда поспешно закрыла окно.

— Видели его кофту? — спросила она. — Вы видели этот цвет? Кто в оранжевой кофте на похороны ходит, не можете мне сказать?

— Кто вообще в оранжевой кофте ходит, а, мама? — иронично присвистнул Рональд.

Мака лишь качнула головой. Она вообще не отличалась многословностью.


Между тем рытвину засыпали, катафалк и вся кавалькада машин поднялись наверх, и вскоре процесс похорон уже был в самом разгаре. Гроб опустили в готовую могилу, и один из рабочих, пригнувшись, ловко отрезал подготовленными ножницами внушительный кусок верёвки. И ножницы и отрезанный кусок немедленно исчезли в недрах его потрёпанной куртки.

За погребением немного поодаль наблюдали мужчины во главе с Мираном Мирановичем, среди них были и Лёсик, Нерс и Анварчик. Все они курили. Там же стояли и молодой муж нежной девицы и ещё несколько мужчин.

Остальные женщины, кроме так и не вылезшей из джипа Линды, ждали неподалёку окончания печального ритуала.

В момент погребения, Нарбей на своей графитовой «Мазде» съехал с кладбища, и завернул по трассе направо. Он впервые был на новой машине и страшно гордился этим обстоятельством.  Мельком взглянув на расположившуюся на противоположной стороне трассы бензоколонку, где несколько автомобилей выстроились в очередь на заправку, и быстро набрав обороты, он скрылся за поворотом и на некоторое время на трассе воцарилось затишье.

Одновременно, но со стороны города, то есть с противоположной отъехавшему Нарбею стороны к ведущей на кладбище дороге, по основной трассе спешил праворульный корейский седан. За рулём седана находился родственник Досика, молодой, склонный к полноте мужчина, задержавшийся в городе из-за хлопот по отгрузке временной конструкции со двора особняка.

 Отъехавшую с кладбища «Мазду» Нарбея родственник Досика увидеть не успел, да, если бы и увидел, это ничего бы ему не сказало, поскольку Нарбея родственник Досика не знал. Он жил в дальнем от столицы республики пригороде и в городских делах сведущ был мало.

Сам Нарбей, едва отъехав с трассы, свернул на первом же повороте на просёлочную дорогу, что вела к далёкому берегу моря, где он должен был встретиться с нужным человеком по делам, не терпевшим отлагательств. И, скорее всего, именно по этой причине не успел заметить мчавшуюся по встречной стороне в направлении бензоколонки «Мазду» кавказца.

Родственник Досика едва включил поворотник на своём седане, чтобы завернуть наверх, на кладбищенский поворот, как на трассе появилась летевшая на огромной скорости  «Мазда». Это был кавказец, спешивший на встречу с дилером, назначенную ему, как уже упоминалось, аккурат на той самой бензоколонке.

Кавказец уже почти подъехал, точнее, подлетел к бензоколонке, когда ему вдруг стало очень плохо. Громко вскрикнув, он схватился  обеими руками за голову, а летевшая на огромной скорости машина, мгновенно потеряв управление, тут же врезалась прямо в бетонные блоки-заграждения, отгораживавшие часть бензоколонки и заменявшие ей забор. Но кавказцу происшедшее столкновение было безразлично. Он умер от обширного кровоизлияния в мозг ещё до того, как страшный удар о бетонный блок сплющил «Мазду» и его вместе с ней, до состояния гармошки.
 
На бензоколонке начался переполох, кто-то из сотрудников схватил огнетушитель и побежал к разбившемуся автомобилю, из выстроившихся в очереди машин выскочили люди, громко кричали какие-то женщины.

Родственник Досика, приостановив седан, с искажённым от ужаса лицом наблюдал за всем происходящим, но понимая, что его помощь точно не понадобится, сел в автомобиль и поехал наверх по кладбищенской дороге. Через некоторое время, припарковавшись неподалёку от джипа вдовы, родственник поспешил к месту захоронения, где и наткнулся на сновавшую между группами мужчин и женщин тощую кумушку.

— Оу, Лёнчик, ты тоже здесь? — восклинула тощая кумушка так, будто увидела родственника Досика не на похоронах, а где-нибудь в городе, во время прогулки.

— Там авария внизу, — сообщил переполненный впечатлениями от только что увиденного им трагического зрелища родственник. — На «Мазде» кто-то насмерть разбился на бензоколонке.

— Уй! — закричала тощая кумушка. — Кто разбился, чей сын? Ужас, ужас…

На не приличествующий моменту крик тощей кумушки обратили внимание все, кто толпился вокруг, и, в первую очередь, молодой муж. Побледнев от волнения, он подошёл к родственнику.

— Тюнингованная чёрная «Мазда» шестой модели? Под спорткар сделанная, с низкой подвеской? — спросил он.

— Да, — уже понимая, что речь идёт о ком-то, кто может быть, как минимум, знаком молодому человеку, с сожалением кивнул головой родственник.

— Это же Нарбей! — воскликнул молодой муж. — Он только что уехал с кладбища, все видели!

Новость мгновенно облетела присутствующих и на кладбище начался настоящий переполох. В поднявшемся гвалте выделялся голос тощей кумушки. Она истерично била себя по щекам и визгливо кричала:

— Уй, уй, пропали, все пропали, с кладбища кто уйдёт, все умрём, прокляла нас Мадука, проклятье сбылася, о РУсика, не думай вниз чтобы пошёл, я штоб Умерла сразум, если с тобой что-то случится, уй, уйййй!

— Хватит! — рявкнул потерявший терпение Миран Миранович, и тощая кумушка резко снизила градус причитаний. Да и внимание толпы переключилось с неё на выскочившую из джипа вдову.  Миран Миранович лишь выразительно развёл руками, глядя на неё, но Линда не отреагировала на его жест. Она была в полуобморочном состоянии, а когда осознала, что стала центром всеобщего внимания, силы окончательно оставили её, и, потеряв сознание, вдова сползла на землю.

Все бросились к ней, у одной из запасливых женщин в сумочке нашёлся нашатырь, он привёл Линду в чувство, но лучше ей не стало, и испуганная Мака-Мирабэлла вызвала скорую помощь.

— Пропали, — шептала она, сжимая в руках мобильник. — Проклятье сбылось… Пропали…

Рональд тоже впал в невменяемое состояние. Выскочив из машины, он с криком: "Убью всех, суки!"  бросился с силой открывать и закрывать дверцу джипа. Его схватили, чтобы урезонить, Рональд отбивался руками и ногами и кричал ещё громче.

- Суки,  - кричал Рональд. - Суки, отпустите, я кому сказал, всех порежу на хрен, опустите, кому я сказал, кому?! Суки!

— Сыночек, — полулёжа на заднем сиденье джипа, куда её поместили хлопотавшие над ней женщины и протянув руки туда, где клубок пыхтящих тел обозначал присутствие впавшего в припадок Рональда, взывала Линда. — Сыночек, что они с тобой делают? Отпустите его немедленно, слышите меня? Отпустите!

Но её никто не слышал, потому что плохо стало ещё одной женщине и толпа бросилась хлопотать над ней. Осознав, что внимание людей переключилось с него на других, Рональд немедленно успокоился и попросил его отпустить.

Его немедленно и с явным облегчением отпустили.

Испуганно наблюдали за происходящим рабочие. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент рядом с ними материализовался  бродивший где-то неподалёку в ожидании окончания церемонии бригадир, который, естественно, не был в курсе происходящего. Бригадир хлопнул одного из рабочих по плечу, рабочий вздрогнул, и решив, что его хлопает по плечу оживший и восставший из могилы покойник, отскочил в сторону, и потеряв равновесие, упал прямо на свежий могильный холм. Двое остальных, и среди них тот рабочий, в кармане которого были спрятаны верёвка и ножницы для Мадуки, при виде приземлившегося на могилу товарища впали в панику и бросились бежать. Упавший рабочий тут же вскочил и бросился за товарищами. Следом за убегавшими поспешил бригадир. Но не потому, что испугался – он и не видел ничего, поскольку ходил куда-то по одному ему известным маршрутам в противоположную от могилы Досика сторону, - а потому что решил, что рабочие убегают от него, чтобы отдать гадалке её предметы и заработать ещё денег.

— Задушу шайтан, — хрипел на родном наречии бригадир, пытаясь догнать беглецов.

Но рабочие не реагировали на угрозы. Им было страшно, а что именно было страшно — они и сами не смогли бы объяснить.

За всем происходящим вокруг могилы Досика бедламом внимательно наблюдала Офелия Александровна, притулившаяся тут же, неподалёку, под большим раскидистым деревом. Когда и вторая женщина вслед за вдовой упала в обморок, она довольно улыбнулась и тихо и незаметно для остальных скрылась в узком проходе между могилами.

Офелия Александовна спешила к Мадуке.


Глава седьмая.

Могила матери гадалки находилась на другой стороне кладбища, в его восточной части, и не просматривалась с западной его стороны совершенно. Окончательно делал обзор восточной части кладбища невозможным довольно внушительных размеров мавзолей неизвестного происхождения, установленный на кладбище с незапамятных времён. Никто не знал или не помнил людей, захороненных под его мраморным сводом, никто посещал его, чтобы отдать его вечным жителям дань памяти, но людей восхищала тщательность, с которой было организовано место последнего упокоения: под куполообразной, установленной на шести колоннах массивной крышей размещалось свободное пространство почти в двадцать квадратных метров. По всему периметру пространства с четырёх сторон были вмонтированы в пол широкие скамьи-лавки из различных пород мрамора, а в центре находился собственно склеп, внутри которого на высоких постаментах были установлены два массивных мраморных саркофага. В склеп можно было попасть через украшенную ажурной вязью двухстворчатую дверцу.

С прошедшими со дня строительства годами, а скорее всего, даже десятилетиями, мавзолей нисколько не изменил своего первоначального величавого облика, разве что обрёл облагораживавший его налёт старины в виде проступившей на мраморной поверхности серо-белёсой патины.

Кроме своего прямого назначения, мавзолей служил также пристанищем местным бомжам, и, как раз незадолго до похорон Досика, в нём поселился  бомж по имени Валерик, сменивший умершего от алкогольной интоксикации прежнего обитателя саркофага, известного всему городу бузотёра Гуню. Как правило, кладбищенские бомжи жили в примерно одинаковом режиме, и Валерик не стал исключением. Днём он исследовал кладбищенские могилы в поисках еды и питья, а ночью спал на добытом где-то матрасе на одной из установленных с тыльной стороны саркофагов добротной чугунной  лавке.

В отличие от Гуни, Валерик не был пьяницей. Бывший послушник одного из далёких монастырей, он сбежал оттуда после ссоры, случившейся между ним и другим послушником и закончившейся убийством того послушника. Валерик послушника не убивал и не знал, кто бы мог его убить. Но он знал другое - что все подумают на него, поэтому в первую же ночь после убийства сбежал, и помыкавшись по стране с полгода, в итоге прибился на местном кладбище. Из короткого телефонного разговора Валерик узнал, что убийца найден и водворён в психиатрическую клинику с диагнозом «шизофрения в стадии обострения», и что настоятель, отец Варсонофий, просит его вернуться. Но вольная жизнь уже успела глянуться бывшему божьему служителю и на бытие в замкнутом коллективе монастыря менять её Валерик не спешил.

В отличие от обычных бомжей, одевающихся в традиционные обноски, Валерик носил  отличавшееся оригинальным кроем одеяние, доставшееся ему от краткосрочного пребывания в крохотном, колесившем по городам и весям цирке. Это была бывшая накидка фокусника, белая изнутри и чёрная снаружи. Перед уходом Валерика из цирка фокусник подарил её ему на память со словами, «носи на удачу, и знай - она тебе долго прослужит». На крупном, весящем немало фокуснике, накидка смотрелась как севший от стирки плащ, но на худом и лёгком как былинка Валерике, напротив, казалась и в реальности и была просторным одеянием. У накидки было ещё одно, воистину волшебное свойство. Будучи развёрнутой на чёрную сторону, она согревала в зимние холода, а развёрнутая наоборот, на сторону белую, спасала от жары летом.

Ещё в просторных карманах накидки можно было спрятать множество полезных вещей.

Валерик как раз сладко спал на своём матрасе, когда на кладбище начался переполох, и до мавзолея всё громче и громче стали доноситься голоса. Проснувшись, и удивляясь необычному для кладбища шумовому фону, он решил выйти из мавзолея, чтобы понять причину шума. Потянувшись, не торопясь встал со своего нехитрого спального места, осторожно выглянул наружу и тут же столкнулся с Офелией Александровной, как раз проходившей мимо.

Заметив Валерика, Офелия Александровна остановилась и проницательно взглянула на бомжа.

— Ты кто? – спросила она.

— Валерик, — сказал Валерик. – А вас как зовут?

— А где Гуня? — игнорируя прозвучавший вопрос, проявила осведомлённость в местных реалиях Офелия Александровна.

— Умер, —сказал  Валерик. — Теперь я вместо него.

— Давно? — продолжила допрос Офелия Александровна.

— Вторую неделю уже, — ответил Валерик.

— Деньги хочешь? — спросила Офелия Александровна.

— А кто ж не хочет? — удивился Валерик.

— Иди, куда я пошла, — распорядилась Офелия Александровна, и более не глядя на Валерика, двинулась дальше.

Бомж послушно последовал за ней.


Ожидавшая возвращения Офелии Александровны Мадука нервно курила, сидя на небольшой садовой скамье, вмонтированной в мрамор постамента материнской могилы. Рядом с ней примостились Надя и непрерывно просматривавшая мобильник Лолла. Закончившая прибираться на могиле Галя вместе с Федей-Йотолло вынесла и выбросила в кусты собранные сучья и траву. Оба вернулись обратно как раз в тот момент, когда с противоположной стороны кладбища, то есть оттуда, откуда доносился шум голосов, к могиле подошли Офелия Александровна и сопровождавший её Валерик.

- Ой, мама пришла, - обрадовалась Надя.  – А это кто с тобой?
 
— ВалЕрика, - коротко сказала Офелия Александровна, и, обращаясь к гадалке, сообщила: - Нарбей, что за вокзалом живёт, разбился на машине внизу на дорога. Пряма сейчас разбился, до смерти. Твой проклятья сбывался, Маду. А Линда обморок упала, все кричали, рабочая бежали, отомстить получился у тебя, Маду.

- Так вот почему шум! – воскликнула Надя.

— А-ах, — округлив глаза, выдохнула гадалка. — Я не хотела, чтобы он разбился, клянусь!

Федя-Йотолло вдавил голову в плечи и его смуглое лицо посерело от страха. В свою очередь Галя, схватив Лоллу за рукав, взволнованно-жарко объяснила ей и Наде то, о чём в принципе догадались уже все присутствующие:

— Линда узнала, что Мадука сказала, что если кто с кладбища уйдёт, тот и умрёт, а Нарбей все равно ушёл, и тут же разбился на машине. А тётя Офелия говорит, что Мадука отомстила так за себя.

— Какой ужас, мама! — всплеснула руками Надя. — Как ты могла?! Это же ты Мадуку надоумила, я-то тебя знаю! Как она теперь людям в глаза посмотрит?

— Как посмотрю? — вмешалась, заложив «руки в боки» гадалка. — А вот прямо посмотрю! Нечего было меня оскорблять при всём народе! А что Нарбей разбился — туда ему и дорога. Всегда непутёвым был! Наркотой торговал, думаешь не знаю?

— А Досик не торговал? — саркастически спросила Лолла. — Но ты же дружила с ними.

— Я не пОняла, ты со мной, или против меня? — вышла из себя гадалка. — Смотри, Надя, кого я воспитала. Змею воспитала. Против матери идёт. Вся в отцовскую породу пошла. Они все там тихони на вид, а внутри змеюки, чисто гадюки, чисто кобры. Особенно свекровь моя, царство ей небесное, — гадалка размашисто перекрестилась — в глаза ути-пути, сюси-муси, а за глаза хоронила меня везде, где только могла.

— Опя-а-а-ать начала-а-а-, — ударилась в рёв Лолла.

— Ты сейчас неправа, Мадука! — в сердцах стала выговаривать гадалке Надя, параллельно обнимая Лоллу. — Вот неправа, да! Во-первых, Лоллочка как раз не говорит за спиной. Она всегда всё в лицо говорит, и этим как раз на тебя похожа, между прочим. Иногда даже думаю — ну, может не стоит всё вот так вываливать? Всё прямо в глаза, я имею в виду. Во-вторых…

 — Ладно, ладно, отстаньте! —  бросила гадалка. — Нервничаю, что не видишь?

— Не надо нервичать, — послышался голос Офелии Александровны. — Валерика Маду помогать будет.

— Как?
- Как поможет?
- Как...

 Вопросы посыпались со всех сторон.

Офелия Александровна собрала их вокруг себя и что-то стала  шептать. Её внимательно слушали все, включая Фею-Йотолло, тихо приблизившегося к группе женщин и с вытянутой шеей старавшегося уловить суть разговора.

— Скажеш, что туда-сюда не знал, что такой сила имеешь, — напутствовала  Офелия Александровна гадалку. — Скажеш, что ВалЕрика привёл, чтобы он проклятие снимал.

— А с чего это он будет моё проклятие снимать? — недоумевала гадалка. — Кто он такой вапще?

— Никто, — терпеливо продолжила Офелия Александровна. — Он новый здес, лицо как икона имеет, водка не пьёт…

— Откуда вы знаете, что он водку не пьёт? —поинтересовалась Лолла. — Бомжи все алкаши конченые.

— Водка не пьёт, — не взглянув на Лоллу, повторила мать Нади. — Он туда-сюда креститься будет, слово скажет — и все поверят. Мадука хочет, чтобы проклятие снимать, или не хочет? Мадука проклятие сам не придумал, Мадука Офелия помогал придумать. Пусть слушает меня теперь.

— Вот оно что, — немного разочарованно затянула Лолла. — А я обрадовалась, что мама силу такую имеет, что всех сделает!

— Так я и знала, что без тебя не обошлось! — с укоризной глядя на мать, повторила Надя.

— Я буду там, — продолжила Офелия Александровна, не поворачивая головы, а лишь обозначив рукой направление, — и буду наблюдать, что да и откуда, а когда время наступила — я буду звонить тебя, Маду.

Гадалка кивнула.

— Ты ВалЕрику берёш — и туда с ним пойдёш, — наставляла гадалку Офелия Александровна. — И там скажеш, что ВалЕрика святой, что крест на себя сделает и всех освобождает. А потом деньги ВалЕрика даешь — и всё.

— Йах-х! — воскликнул восхищённый Федя-Йотолло.

Все обернулись и посмотрели на него с удивлением.


А подле могилы Досика уже творилось невообразимое. Приехавшая по вызову бригада неотложной помощи наотрез отказалась возвращаться назад, в страхе испытать на себе «проклятие гадалки». Буквально следом за скорой на кладбище поднялась машина, в которой привезли трёхмесячного малыша. Оказалось, что мама малыша тоже была среди тех, кто принимал участие в проводах Досика. В тот день она попросила посидеть с ребенком мужа, и, по-совместительству, отца малыша, пока она "сбегает на похороны туда и обратно, потому что они с Линдой давние подруги и неудобно будет не пойти". И, уходя, оставила в холодильнике порцию сцеженного грудного молока. Как назло, у малыша в тот день были колики, а когда у детей колики, они не склонны спать, мирно посапывая, в колыбельках. Муж мамы малыша оказался категорически не готов к усмирению ревущих грудничков, и конечно бросился звонить супруге. В телефонном разговоре он наотрез отказался верить в версию проклятия и решил разобраться в происходящем лично, невзирая на то, что супруга умоляла его не приезжать, и, тем более, не брать с собой ребёнка.

- И как я должен его кормить? - раздраженно вопрошал муж, глядя в экран на испуганное лицо жены. - В моих грудях молока точно нет!

И подтверждал заверение об отсутствии молока энергичным жестом. 

- Попроси соседку купить в аптеке смесь и пусть накормит ребенка, - выдавала ключ к решению проблемы жена.

— И сколько ты ещё собираешься там сидеть? — продолжал упираться муж.

- Пока проклятие действует – буду здесь,  - отвечала жена.

- И сколько оно будет действовать? – возмущался муж.

- Ты что, хочешь, чтобы я умерла? – потеряла терпение жена. – Ну хорошо, ладно, давай, я пойду вниз, перейду черту, и оставлю тебя вдовцом, а нашего сына сиротой. Давай, настаивай и дальше! Права была моя мама, когда…

На словах о маме муж спешно отключил мобильник, схватил плачущего малыша, и попросил соседку, моложавую шуструю кумушку, помочь ему "съездить с ним на кладбище, пока он не взял пистолет и не разобрался с этими бездельниками, включая эту, которая сына на него бросила". Соседка, тут же поняв, что дело пахнет керосином, согласилась, и вскоре орущий от голода малыш был вручен плачущей в унисон с ним то ли от перенесенного потрясения, то ли от счастья обнять ребенка, маме.

Разумеется, и соседская кумушка, и отец ребёнка остались на кладбище.

Примерно те же ситуации возникали и с другими. Кто-то давал напутствия по мобильнику, кто-то ждал членов семьи, требовавших разрешить им проявить солидарность с близким человеком. А ухажёр одной из хорошеньких манерных девиц из ближнего круга семьи Досика и вовсе заявился на кладбище с букетом цветов для неё. Букет вызвал у девицы истерику, но ухажёр истерику не принял и стал громко выражать своё возмущение её, как он выразился, "развязанным" поведением.  Лёсик отвёл возмущавшегося ухажёра в сторону и попытался объяснить причину истерики девицы, но ухажёр объяснение принимать отказался, и, набычившись, швырнул букет в кучу похоронных венков. Увидев, что творят с её букетом, и справедливо усмотрев в этом дурной знак, девица влепила ухажёру пощёчину. В ответ ухажёр схватился за пистолет, который то ли для бравады, то ли из желания утвердиться в собственных глазах, носил за поясом. Толпившиеся неподалёку и с любопытством наблюдавшие за конфликтом мужчины скрутили горе-стрелка и отобрали у него оружие, а женщины увели  прочь рыдавшую девицу, и инцидент вроде бы был исчерпан. Но тут два брата девицы решили иначе и кинулись на ухажёра с кулаками и на кладбище вновь поднялся сильный шум. Вскоре в драку вмешались и окружающие. После небольшой возни, сопровождавшейся громкими выкриками и жестоким матом, дерущихся с немалым трудом - Анварчику даже пришлось им угрожать силовым воздействием - удалось утихомирить. 

Плачущим голосом просил у матери еду мальчик лет десяти. Да и по взрослым можно было понять, что они не только взвинчены и устали, но и сильно голодны.

 Глядя на происходящее, Линда решила действовать, и посовещавшись с Мираном Мирановичем, распорядилась заказать для всех пиццу и роллы.  Русик оформил заказ на сорок пицц, столько же бутылок кока-колы и десять порций роллов-ассорти. Пиццу и роллы довольно быстро привезли на машине хозяина одного из местных ресторанов, обомлевшего от столь большого и необычного заказа, о причинах которого  - а во время похорон, как известно, не принято заказывать еду на кладбище - решившего на всякий случай у заказчиков не спрашивать. Хозяина сопровождали двое помощников на мотороллерах.

Узнав о проклятии, все они, конечно же, остались, и в итоге народу на кладбище сильно прибавилось. Но не только потому, что поднявшиеся туда отказывались возвращаться, но и по другой, вполне жизненной причине.

На кладбище появились ещё две похоронные процессии.

Одна из них была предельно скромной и немногочисленной. Семья усопшего скорее всего переехала в местные края недавно и ещё не успела обрасти ни связями, ни, тем более, родством.  В недорогом гробу покоился благообразный старик с белоснежной бородой и в пиджаке с орденами. Покойному скорее всего было далеко за девяносто. В последний путь его провожали двое уже сильно взрослых детей — сын и дочь, ещё одна супружеская пара, скорее всего, друзья семьи, и внучка — стройная блондинка, с перехваченными в знак траура чёрной лентой пышными светлыми волосами, по-простому заплетёнными в толстую косу. Лицо внучки привлекало чистыми линиями, слегка вздёрнутым носом и продолговатыми зелёными глазами. Без сомнений, она была настоящей красавицей.

Семья красавицы хоронила дедушку недалеко от могилы Досика, но с обратной стороны холма. Хоронили почти что в спешке, поскольку и так задержались из-за бюрократических проволочек, но, услышав от рассыпавшихся по всему кладбищу людей о проклятье гадалки, растерялись и после недолгого совещания решили остаться.

Появление зеленоглазой красавицы, грустной от только что прошедшего расставания с любимым дедушкой, произвело среди мужской части бродивших по кладбищу молодых участников похорон Досика эффект разорвавшейся бомбы, и вскоре, вокруг чьей-то могилы, рядом с которой на завалинке примостилась семья красавицы, собралась небольшая группа парней. Молодые люди оживлённо беседовали и периодически неестественно громко смеялись, не забывая шикать друг на друга – всё-таки они находились на кладбище. Ещё они беспрерывно курили и оглядывались по сторонам, выплёскивая в череде абсолютно бессмысленных действий накопившуюся энергию и одновременную усталость от неожиданно свалившейся на них напасти.

Спустя некоторое время к молодым людям присоединился и Рональд.

Появление высокого красивого парня, ухоженного, с привычно-небрежной грацией носящего дорогую одежду и обладавшего манерами повелителя жизни, неизбежными для баловней судьбы, не прошло для красавицы незамеченным. Она встряхнула головой, её хорошенькое лицо, только что грустное, посветлело. Достав из скромной сумочки старый мобильник, которого она на самом деле давно стеснялась, красавица начала активно переписываться с подругой, а затем и вовсе включила экран и приняла
сь рассказывать о происходящем на кладбище, что называется, "вживую".

Голос у красавицы, довольно низкий, с манящими бархатистыми интонациями, был также восхитителен, как и её внешность. Во время разговора красавица, как бы невзначай, несколько раз задерживала взгляд на Рональде. Он, в свою очередь, тоже не сводил с девушки восхищённых глаз.

Мать красавицы обратила внимание на обоюдный интерес дочери и мажористого парня.

— Пошли отсюда, встанем там, поближе к дороге, — хмуро сказала она, и не дожидаясь реакции остальных, встала с завалинки и двинулась мимо могил в сторону основной дороги.

Они послушно пошли за ней, поскольку явно чувствовали себя не в своей тарелке среди этих хорошо одетых громкоголосых людей с повадками хозяев жизни.

— Куда вы? — крикнул вслед Рональд. — Нам без вас будет скучно.

Окружавшие его молодые люди засмеялись.

Не обращая на них внимания, а возможно, даже не слыша их смеха, Рональд быстрым шагом, что было не характерно для него, двинулся за красавицей и её родственниками. Несколько молодых людей тут же устремились за ним.

Преследование Рональда погрузило родственников красавицы в состояние, близкое к панике. Они демонстративно окружили её со всех сторон, на их лицах отразились растерянность и страх, и одновременно решимость защищать девушку до конца.

— Мама, не позорьте меня, пожалуйста, – прошептала красавица.

— Не отпущу, — воинственно пробормотала в ответ мать, тоже интересная женщина, судя по разнице в возрасте, родившая дочь, уже будучи сильно взрослой. — Не отдам бандитам.

— Мама, где вы видите бандитов?  - возмутилась красавица. - Люди хоронят кого-то, все в трауре. Перестаньте позориться, очень вас прошу.

— Я сказала, нет! — упорствовала мать красавицы. — Саня, скажи ей, — обратилась она за помощью к мужу.

— Томочка, просто уступи маме, — сказал красавице отец, высокий статный мужчина с густой седой шевелюрой. — У неё давление подскочит, ты же знаешь.

— Это не повод позорить меня перед людьми, — вспыхнула красавица.

— И правда, Лёля, — вмешалась сопровождавшая их дама. — Томочку здесь никто не обидит, зря ты нервничаешь.

— Знаю я их, — не уступала мать красавицы, хватая дочь за руку. — Поматросят и бросят. Они женятся только на своих. А ещё и с дитём могут оставить.

— Так, всё! — вышла из себя красавица, и со словами: «Я больше не в силах это слушать!» вырвала тонкую руку из рук матери и грациозной от природы походкой пошла в обратную сторону — туда, где только что схоронили её дедушку.

Рональд и сопровождавшие его молодцы всем гуртом развернулись и пошли было за красавицей, но в это мгновение возле них возник Русик.

— Рональдик, тебя Линда срочно зовёт, — сообщил он.

— Что случилось, что? — резко ответил Рональд, параллельно не забывая следить за карабкающейся вверх по усеянному могилами склону красавицей.

 — Не знаю, — пожал плечами Русик. — Говорит, срочно пусть придёт.

— Я прослежу Рональд, иди, — буркнул Татик, невысокий худой парнишка, повсюду тенью сопровождавший Рональда.

— Да. Нет. Да. О, чёрт!  - в сердцах высказался Рональд.

 Он был в растерянности. И не только из-за того, что не знал, как поступить, но и из-за охватившего его необычайного волнения. Рональд никогда не испытывал ничего подобного и не понимал, что с ним.

— Ладно, пойду, — обратился он к Татику.  — А ты иди за ней, но издали. Чтобы духу твоего рядом с ней не было, понял? Если что, сразу мне набирай. Головой за неё отвечаешь. Понял? Не слышу ответа, Татик!

— Понял, понял, — усмехнулся Татик и побежал вслед за уже скрывшейся за вершиной холма красавицей, а Рональд, пробравшись сквозь толпу людей бесцельно сновавших между могилами, вернулся к джипу, где по-прежнему сидели его мать и сестра.

— Рональдик, — воскликнула Линда. — Где ты ходишь? Зову тебя, зову.

— Здесь я, ма, здесь. Что хотела, говори быстро, - торопливо сказал Рональд.

— Что случилось? Где ты ходишь? И почему быстро? — насторожилась Линда. — И куда это ты спешишь? Надеюсь, ты не вздумал спуститься вниз! Я тебя не пущу!

В голосе Линды появились истерические нотки. Она сильно устала и перенервничала,  и явно не понимала, что делать дальше.

— Говори быстро, что хочешь, иначе я пошёл отсюда! — повысил голос Рональд.

В машину он так и не сел, несмотря на то, что Русик предупредительно распахнул перед ним переднюю дверцу.

— Рональд не кричи, мама и так нервничает, — вмешалась Мака. — Она просто позвала тебя, чтобы узнать, что с тобой всё в порядке. А ты кричишь на неё!

— Мака, отстань по-братски, а? — отмахнулся Рональд и вновь обратился к матери: — Короче, я пошёл. Не бойся, не вниз. У меня здесь дела поинтереснее нашлись.

— Что за дела, говори, говори сейчас же! — уже не стала сдерживаться Линда. — Твои дружки гадость тебе принесли, да? Говори сейчас же! Я их всех уничтожу! Всех! Твой отец добряк был, на всё глаза закрывал. Я не такая, я терпеть не буду, так им и скажи!

— Ты за это меня позвала? — возмутился Рональд. — Чтобы рассказать мне, какой был Досик? Ты мне будешь рассказывать, каким был мой собственный отец? Не заставляй меня рот открывать здесь, он в гробу ещё не остыл можно сказать,  поэтому я сдержусь, но и ты меня не провоцируй, ладно? Короче, — прервал он сам себя. — Я пошёл.

И он ушёл, но тут же вернулся и позвал сестру.

— Мака, иди сюда на минуту.

— Что, Рональд? — вылезая из автомобиля, спросила Мака, заговорщически подмигнув матери.

— Сюда подойди, сестричка, сказать что-то хочу.

Мака подошла к брату и вопросительно заглянула ему в лицо. Рональд наклонился к ней и прошептал:

— Мака, пойдём сейчас со мной. Я тебя с одной девушкой познакомлю. Она любовь всей моей жизни.

— Какой девушкой? Ты что, правда не в себе? Что ты такое говоришь, здесь, сейчас, когда вокруг такое творится! И папу только похоронили, — заволновалась сестра.

— Пойдём, пойдём. Папа бы меня понял. И ты поймёшь. Познакомлю тебя с ней, вернее, ты сама с ней познакомишься, а потом и меня познакомишь.

— Что? Ты что, с ней не знаком?

- Нет, пока не знаком.

- И ты хочешь, чтобы я тебя познакомила? Ты что, больной? Никуда я не пойду и тебе не советую. Совсем с ума сошёл, да?

— Что он хочет, Мака? – выглянув из окна автомобиля, продолжала вопрошать Линда. -  Скажи правду матери, слышишь? Сейчас же подойди и скажи, что нужно твоему брату? Я тебе говорю, Мака, тебе!

— Что мне нужно? Что мне нужно? — обернулся в сторону матери Рональд. — Мне нужно, чтобы моя сестра помогла мне.

Он вернулся к машине и пригнулся к открытому окну салона, в котором сидела взволнованная донельзя вдова.

— В чём помогла? — спросила она, внимательно разглядывая  сына. — Что случилось, Рональдик, сынок, я переживаю уже, что происходит? Скажи мне, сына, скажи!

— Я влюбился мама, вот что происходит, — сказал Рональд, — и Мака должна помочь мне познакомиться с любовью всей моей жизни.

— Мама, он даже не знаком с девушкой, а говорит, что влюбился, и чтобы я с ней познакомилась, и затем его познакомила, — выпалила Мака.

Линда бросила на сиденье дорогой клатч, и одёргивая сбившееся и тоже дорогое чёрное платье, резво вылезла из салона и встала перед сыном в боевой позе.

— С кем-кем ты хочешь познакомиться? С девушкой? С какой ещё девушкой? — изо всех сил стараясь быть грозной, спросила она.

— Не знаю, кто такая, — непривычно терпеливо стал разъяснять Рональд. — Приезжая, явно. Не наших кровей – сто процентов. И я с ума по ней схожу. Она - любовь всей моей жизни.

— А-ах, — вскрикнула Линда. — Кто, кто она? Господи, что я слышу, что?

Услышав возгласы вдовы, окружающие бросились к ней с расспросами. Особенно старалась шнырявшая неподалёку тощая кумушка.

— Что случился, Линдочка?  — угодливо спрашивала она, чуть ли не влезая в лицо вдове.

— Отстань от меня, Кукуня! — зло прошипела вдова, отбросив привычную сдержанность. — Тебя только здесь не хватало!

Тощая кумушка отлетела от неё так, будто её ошпарили кипятком, и с обиженным выражением лица стала продираться сквозь толпу окружавших вдову женщин.

— Чтобы твой рот динамит порвал, Линда! — с чувством бросила она, уходя.

Сбежал и воспользовавшийся суматохой Рональд. Заметив это, Мака поспешила за братом.

— Постой, Рональд, — позвала она. — Подожди, не видишь, не успеваю.

Рональд обернулся и с нежностью посмотрел на сестру.

— Ты пошла со мной, сестрёнка, — ласково сказал он. — Моя сестрёнка лучшая в мире, я всегда это знал.

— Давай, не подлизывайся, — отмахнулась явно польщённая его словами Мака. — Говори лучше, куда идти.

— Туда, — указал в сторону вершины холма Рональд. — Туда, где ждёт меня моя любовь!

Мака качнула головой, но беспрекословно пошла  вслед за братом.


Лёсик, Нерс и Анварчик отошли в сторону от травящей байки группы мужчин, чтобы в очередной раз попробовать дозвониться до Лёхи. Но Лёха трубку упорно не брал, а номер кавказца был известен только Нарбею, который, как думали все, погиб на трассе. Правда, сообщать его старым родителям в глухую горную деревню скорбную весть его друзья и подельники не спешили. В сложившихся условиях с сообщениями надо было повременить: сначала прояснить детали гибели Нарбея, затем съездить в морг для опознания. А для начала спуститься наконец вниз, с кладбища. Кстати, кроме троицы друзей в городе у Нарбея толком никого и не было, о чём и сообщил Нерс.

— Он всегда скромняга был, с людьми стеснялся сходиться, — размышлял он по поводу причин одиночества Нарбея. — Даже девушки у него не было.

— По мне, так он девственник! — выпалил Анварчик.

— Всё возможно, — философски сказал Лёсик. — Звони к Лёхе, Анварчик, звони беспрерывно. Что они там, все с ума посходили? Куда делись? А может, их кто-то накрыл?
 
— Кто? Кто? — взвился Анварчик. — Кто их тронет, пока мы не разрешим? Да и основные здесь все, — и он выразительно кивнул в сторону толпящихся вокруг могилы Досика мужчин.

Наконец телефон Лёхи ожил, но ненадолго.

— Тёлка у меня просто отпад попалась, бешеная, — выдохнул он в трубку. — Анварчик, не серчай, братан, как слезу с неё — так и отзвонюсь. Напарника моего тут нет, но скоро будет. Всё чики-пуки, короче.

Он отключился, а друзья облегчённо вздохнули. Все, кроме Анварчика.

— Я не понял, что за отпадная тёлка? — спросил он. — Я в этой дыре всех тёлок пробовал, нету там ни одной отпадной. Он что, совсем фраер? А напарник куда свалил? Тоже отпадную тёлку шпилит? Что за фигня, Лёс, Нерс, что за дела? Не, я не понял, что за дела?

Лёсику и Нерсу всё происходящее не нравилось ещё больше, чем Анварчику.

— Дурдом «Ромашка», — подвёл итоги Нерс.

— Ещё какая, — поддержал его Лёсик.

— Какая ещё «Ромашка»? – возмутился Анварчик. – Блин, я всех гадалок маму вертел. Откуда эта коза на нас упала сегодня? За что Нарбейчика поимела, тварь сисястая? Я её дочку потом отшпилю, как только всё утрясётся. За Нарбейчика отшпилю, да так, что на помощь звать будет!

Нерс и Лёсик иронично переглянулись между собой. Анварчик был хорошим стрелком, но ни в чём другом по жизни не отличался. Особенно по части женского пола.

Уже начинало темнеть, с гор дул вечерний ветер, уютно щебетали, готовясь отдыхать, птицы. В это время внизу, у входа на кладбище, появилась вторая похоронная процессия -  гораздо многочисленней не только предыдущей, но и собственно процессии похорон Досика.

Во второй процессии было человек шестьдесят, не меньше. Все эти люди сопровождали сияющий вишнёво-лакированными боками гроб, в котором покоился огромный, явно бывший весьма тучным при жизни покойник с пышными усами. Причин столь позднего появления процессии на кладбище понять было невозможно. В такое время покойников хоронить было не положено не только в здешних местах, но и скорее всего, на всём земном шаре. Но причины были, точнее одна причина. Вдове покойного стало нехорошо с сердцем аккурат накануне похорон. Пока вызывали скорую, пока откачивали вдову, пока приходили в себя, прошло время. После недолгого совещания было решено покойного всё же предать земле именно в тот день, когда и было намечено, а за поминальной тризной, которая ожидала соболезновавших в одном из городских церемониальных залов, собраться ближе к вечеру.

Из-за того, что дорога была оккупирована машинами и людьми, как принимавшими участие в похоронах Досика,  так  и теми, кто подъехал позже и остался, опасаясь проклятия гадалки, процессия с тучным покойником растянулась на добрых сто метров. Солидный катафалк с трудом продирался между припаркованными везде, где только было возможно, автомобилями, и водитель был вынужден беспрестанно нажимать на клаксон, чтобы скучающие в ожидании отмены проклятия люди дали ему дорогу. Те в ответ раздражённо отмахивались, кто-то возмущённо таращил глаза, кто-то пожимал плечами в недоумении, мол, разъездились здесь всякие.

- Кто ночью хоронит? – возмущённо бросила вслед катафалку тощая кумушка.

Сопровождавшие покойного мужчину поначалу  удивлённо разглядывали праздно шатающихся между могилами людей, но очень скоро узнали о причине, и вскоре ещё одна группа, предав покойного земле, присоединилась к ожидающим.

Никто не спешил умирать.


Глава седьмая.

Новость о том, что сбылось проклятье гадалки, уже охватила весь город и её обсуждали везде, в том числе и в ресторане, где были назначены поминки по Досику, и где, по телефонному распоряжению вдовы, чуть ли не насильно посадили за стол изрядно поредевшую толпу ожидавших, то есть тех, кто не поехал на кладбище, но считал своим долгом помянуть покойного за поминальным столом.

- В память о Досике Линда лично просила каждого из  вас зайти и уважить семью, — цитировала вдову менеджер ресторана, интересная, склонная к полноте молодая женщина с гладко зачёсанными назад волосами.

Ожидавшие не спешили. Им было неловко заходить в ресторан без семьи покойного, да и вся ситуация была конечно же беспрецедентной и никто не понимал, как себя вести. В итоге всех уговорила почтенная дама, которая тоже была там, поскольку не поехала на кладбище по причине возраста и состояния здоровья. Она авторитетно заявила о необходимости уважить хозяев и сама же показала всем личный пример: демонстративно зашла в зал и уселась на одном из центральных мест.

В ресторане, за пышно накрытыми полупустыми столами Досика поминали почти вскользь, а все разговоры были лишь о проклятии Мадуки. Многие волновались, а одна из женщин ударилась в слёзы: на кладбище осталась её младшая сестра. Многие беспрерывно говорили по мобильнику и почтенная дама даже не удивлялась тому, что на неё не обращали внимания, и так и сидела в одиночестве, разглядывая снующих по залу между столами гостей.

Новость обсуждали и в больнице, куда привезли разбившегося кавказца. Покойного никто не знал, изъятые же из карманов документы требовали выяснения его личности, а значит, и времени. Обеспокоен был и начальник местной полиции. Он хорошо знал Досика и много раз решал с ним всевозможные, в том числе, и  деликатные дела. После мучительных раздумий о том, как поступить, начальник всё же решил послать на кладбище полицейский наряд. Командированные полицейские прощались с сослуживцами так, будто их везли на расстрел. Некоторые из них успокаивали по телефону близких, другие мужественно храбрились, хотя чувствовалось, что делают они это с трудом. А майор, известный всему городу знаменитым рассказом о том, что он пришёл домой ночью и практически сразу исполнил свой супружеский долг, а жена утром спросила: - О, ты когда пришёл? Я и не слышала, – и все хохотали каждый раз, когда он рассказывал эту то ли байку, то ли правду, подбадривал командированных, преодолевая дрожь в голосе и не стесняясь непрошеных слёз.

Обсуждали новость и в многочисленных кофейнях, рассыпанных вдоль длинной  и роскошной набережной, стрелой пронизывавшей береговую линию города. Многие не выдерживали неизвестности и ехали к кладбищенскому повороту. Всем было интересно, чем закончится эта удивительная история.


Глава девятая.

К вечеру совсем стемнело. Затихли птицы, запестрели огнями окна домов, сновали по улицам бойкие такси, спеша развозить пассажиров. Из многочисленных придорожных кафешек гремела музыка, а возле поворота на кладбище уже клубилось море народу. Казалось, там собрался весь город. Обочины трассы с обеих сторон были усеяны толпами, в воздухе стояли шум и гвалт, слышались чьи-то возгласы, местами людские массы взрывались смехом, перебегали от группы к группе бойкие любопытствующие субъекты обоих полов - слушали сплетни  и толки, переносили их дальше, возвращали обратно - и так по кругу.

  На самой трассе намертво встала пробка в обе стороны, и спешно присланный начальником полиции наряд ДПС, под вдохновенный разнобой клаксонов, безрезультатно пытался  разрулить ситуацию. В свою очередь сверху, со стороны кладбища, к трассе спустились пленники проклятия гадалки, включая прибывших туда полицейских. Обе толпы – и та, что клубилась подле входа на кладбище, и та, что спустилась, стояли напротив друг друга, разделённые невидимой, но осязаемой всеми чертой, символизировавшей раздел между теми, кто подпал под действие проклятия, и теми, кому повезло под него не подпасть. Между толпами шёл активный обмен мнениями, как  вдруг, невесть откуда взявшаяся бродячая кладбищенская псина, на глазах у всех, медленно, будто нехотя, пересекла линию раздела. Висевший в воздухе гвалт тут же перетёк в нестройную тишину, испугавшую животное. Собака запаниковала, и принялась метаться из стороны в сторону. Все молча наблюдали за её передвижениями.  Окончательно перепугавшись, собака отчаянно бросилась в придорожные кусты, и  героически продравшись сквозь них, выскочила наверху, на территории кладбища. И уже оттуда, с безопасного расстояния, дружелюбно помахивая хвостом стала внимательно рассматривать толпу.

— Это Мадука её прислала!  - крикнул кто-то.  - Она заколдованная! Смотрите, не убегает!

- Следит за нами,  следит, уй, уй! — послышался голос тощей кумушки.

Новость о собаке-шпионе мгновенно перетекла на ту сторону разделительной черты, и обрастая подробностями, быстро охватила максимальное количество народу. Слышался надрывный плач, кто-то, напротив, истерически смеялся, качали головами возбуждённые происходящим мужчины, хлопали себя по щекам, сохраняя испуганно-выжидательное выражение лица женщины, девицы фоткали селфи и окружающих и смачно втягивали в себя табак кучковавшиеся вместе парни.

По-прежнему гудели клаксоны застрявших машин.

Покинувшая к тому времения спасительный салон джипа Линда обнаружила, что ни сына, ни дочери до сих пор нет. На связь они тоже не выходили. Вдова брезгливо отстранила вцепившуюся в неё очередную чрезмерно участливую даму из родственниц, и вернулась в машину, где обнаружила мобильник дочери, забытый ею во время недавнего разговора с Рональдом. Раздражённо предупредив Русика, чтобы он следил за вещами, вдова вылезла из автомобиля, и, прячась за кустами от людей, отошла подальше, чтобы справить нужду подле чьей-то заброшенной могилы. Судя по периодически выныривавшим тот тут, то там, головам, подобным образом облегчались и многие другие. Линда понимала, что народ устал, что все были голодны, особенно те, кто не успел вкусить пиццы и роллов, поэтому, вернувшись в автомобиль и тщательно протерев руки влажной салфеткой, она набрала ресторан «Фламинго», и устало ответив на сыпавшиеся из трубки вопросы, распорядилась привезти к кладбищу оставшуюся от поминок снедь.

— Как мы привезём, Линда? — с трудом скрывая раздражение, поинтересовалась менеджер. — Мы же не сможем подняться, извини, конечно, что так говорю, но ты же понимаешь.

— Не все такие нежные, как ты, — съязвила в ответ вдова. — И никто не просит сюда подниматься. Я ещё не сошла с ума. Привезите вниз, а там передадим как-нибудь. Перекинем, или ещё что-нибудь придумаем. Люди голодные, а у нас еда пропадает.

— Извини, если обидела, — не скрывая облегчения, спохватилась менеджер. — Всё сделаем сейчас же, не беспокойся.

— Бессовестная,  - в сердцах сказала вдова, обращаясь к Русику, когда закончила разговор.  – Выгнала бы её к чёрту, но работник она хороший, где такую ещё найду.

- Да, хорошо работает, - дежурно повторил уставший и голодный Русик, а вдова, ёрзая на сиденье в поисках удобной позы, лишь устало вздохнула в ответ.

— Господи, за что ты меня наказал? — перекрестившись, спросила она.


В отличие от растерявшихся представителей похоронной процессии Досика, родственники пышноусого тучного покойника быстро адаптировались к ситуации, что и обнаружила менеджер ресторана «Фламинго» в момент, когда в компании с двумя помощниками подъехала к заполонившей трассу толпе и увидела две машины, доверху набитые едой и грузом. Машины подъехали к кладбищу за пару минут до появления там её и её  помощников. Первая привезла переносные столы и стулья, вторая - большие пакеты, сумки и баулы с провизией. Весь этот скарб был деловито выгружен на нейтральную полосу между трассой и кладбищем. Со стороны кладбища выстроились цепочкой крепкие мужчины из числа родственников пышноусого покойника, затем один из них махнул рукой и со стороны трассы началась переброска через запретную черту привезённого добра. Процесс переброски сопровождался подбадривающими возгласами с обеих сторон, а переброшенное имущество тут же уносилось наверх, где на небольшом, не занятом могилами пятачке, расставили столы и стулья и разложили принесённую в баулах еду. Наблюдавший вместе с остальными процесс переброски инвентаря и еды Миран Миранович тут же сделал пару звонков, затем подошёл к машине вдовы и сообщил,  что скоро и им подвезут столы и стулья, и «всё будет, как у людей». Вдова наградила Мирана Мирановича взглядом, в котором, помимо благодарности сквозили и более сильные, потаённые чувства,  судя по довольному выражению благообразного лица, безошибочно Мираном Мирановичем считанные.

А на трассе те же молодцы, что перекидывали инвентарь и еду для родственников пышноусого покойника, по просьбе менеджера ресторана «Фламинго» и толпящихся на трассе родственников принялись перебрасывать через невидимую черту привезённые ею сумки с едой.

— Осторожно! Бажу (ореховая подлива) не разлейте, бажу! — кричала обеспокоенная менеджер, когда очередная, битком набитая пластиковыми контейнерами сумка летела на ту сторону.

— Не бойтесь, не разольём, — под общий смех успокаивали её с той стороны. — Мы тут ловкие, как в цирке.

- И правда цирк, - зло пробормотала менеджер.



 Давно уже пробравшиеся по заброшенной дороге с кладбища и уехавшие домой
Мадука, Лолла, Надя, Офелия Александровна и Галя сидели на кухне. Они только что сытно поели и Галя стала прибираться. Встав из-за стола, Надя начала ей помогать.

— Надя, я не пОняла, чего ты вскочила? – спросила гадалка. -  Галя же есть, она приберёт.

— Я устала сидеть, Маду, - дожёвывая что-то на ходу, ответила Надя. -  И мне несложно.

Она только хотела продолжить разговор, как заговорила Офелия Александровна:

— Подожди Маду,  - сказала она, обращаясь к гадалке. -  Меня послушай. Надо ехать. А то уже поздно будет.

— Честно сказать вам, тётя Офело? – с жаром спросила гадалка. -  Не хочу никуда ехать. Хочу, чтобы они там все передохли!

— Так не говори, уоу, — остановила её Офелия Александровна. — Так никогда ни за кого не говори, Маду. Люди есть добрая и злая, все одинаково нельзя проклятия делать. Ни за никого нельзя проклятия делать. Надо дело делать, а языком болтаться не надо. Язык чтобы кушать, песни петься, разговариваться…

— Целоваться, — ввернула Лолла и прыснула в ладошки одновременно с Галей.

— Девочки, вам лишь бы позубоскалить, - сурово одёрнула их Надя.  - Не время сейчас, не видите?

— Надя, скажи, а ты когда-нибудь смеёшься? – спросила Лолла, подмигнув Гале. -  В смысле, над шутками смеёшься?

— Конечно смеюсь, Лоллочка. Что я, не человек? – всё так же серьёзно ответила Надя. -  Но смеюсь, когда смешно. А когда не смешно — не смеюсь.

— Никогда не смеётся, — тихо ввернула Галя, переглядываясь с Лоллой, но поймав на себе взгляд гадалки, тут же отвернулась, делая вид, что моет посуду.

— Только ****ья  целоваться языком любят, — сохраняя невозмутимое выражение лица, обнаружила толк в любовных ласках Офелия Александовна. — Приличная женщины языком кушают и разговаривают.

— Скажите, тётя Офело, — перевела разговор Лолла. — А бывшая вашего таксиста — она красивая?

— Ух бесстыжая, смотри, что себе позволяет? — возмутилась гадалка, но Офелия Александровна подняла вверх указательный палец, и гадалка с досадой замолчала:

— Как ты красавка, только старшая, – сказала она Лолле.

— Я что, красивая? — с вызовом спросила Лолла.

— Да, ты красавка, потому что попа большой имеешь, — объяснила секрет красоты Лоллы Офелия Александровна. — И она тоже попа большой имеет, щёчки тоже полные имеет, не то что мой Надя — худая, как кошка.

— Ну, мама! – привычно возмутилась Надя. -  Вообще, сейчас худые в моде. Правда, Галя?

Галя кивнула головой, Лолла следом тоже.

— Я бы всё отдала, чтобы как Галя или Надя худой быть, — сказала она.

— Как мокрая кошка разве красиво? — пустилась в рассуждения Офелия Александровна. — Когда женщина толстая — и щёки толстая, и попа толстая, и она такая красавка, не как кошка мокрая, а настоящая. А моя Надя и Галя — как мокрые кошка ходят, ни один мужчина такая не захочет, только Коля, когда пьяный.

— Какая ты добрая, мама! — воскликнула Надя и на глазах у неё выступили слёзы.

— А ты зачем замуж выскочила, меня не спросила, — не повернув головы в её сторону, парировала Офелия Александровна. — Ты у меня красавка была, я тебе такой жених находил, а ты за Колю побежала, вот за это и худая ходишь, как кошка.

— Зато я счастлива с ним, — запальчиво сказала Надя.

— Ты и с моя жениха счастливая был бы, — отрезала Офелия Александровна.

— Коля хороший, тётя Офело, — вмешалась гадалка. — Да и не пьёт он почти. И детки у них хорошие, ваши внуки, между прочим, и родителей уважают, и вас любят.

— Внуки хорошая, разве говорю, что плохая? — продолжала философствовать Офелия Александровна. — И по телефона звОнят, и в гости приезжают, вся район меня завидует. И Коля хороший, я не сказала плохой. Но моя Надя я хотела савсем за хорошая парнишка замуж отдать.

Надя за спиной у Офелии Александровны пожала плечами в недоумении.

«И где он был, этот парнишка, что я его никогда не видела и не слышала?» — означал этот жест.

— Ладно, поболтали и хватит, — поставила точку в разговоре гадалка. — Пошли Лолла, отвезёшь меня на кладбище.

— Мама, ну я же боюсь вечером туда ехать, — стала отнекиваться Лолла.

— Пошли, пошли, — сказала гадалка, вставая из-за стола. — А кто ещё меня отвезёт?   Может, твой таксист?

— А почему бы и нет? — дерзко ответила Лолла.

— Я тоже поеду, — сказала Надя.

Офелия Александовна одобрительно кивнула.

— Ехай Надя, ехай. А мы с Галя здесь подождём, чай-кофе-потанцуй делать будем, разговоры говорить будем, за вас тоже поговорим.

Галя выразительно взглянула на Лоллу, но обе понимали, что расклад дан верный. Не оставлять же Офелию Александровну дома одну.

Она проводила гадалку и её спутниц, дождалась, когда машина отъедет со двора, посмотрела, как Федя-Йотолло закрывает ворота, затем обменялась с ним быстрым игривым поцелуем, ввергнувшим Федю-Йотолло в состояние транса, и вернулась на кухню.

Офелия Александровна сидела в той же позе, глядя в окно.

— Замуж за него иди, он тебя на рука носить будет, – сказала она, не глядя на Галю.

— Он неграмотный, — возразила Галя.

— Зато верный, как собака, — отвергла довод Гали Офелия Александровна. — А грамота ты его научиш, человеком сделаеш, дети рожай, дурку из башка выбрось.

— Я детей не смогла родить, за то и муж выгнал, — расстроилась Галя.

— А после тебя он дети рожал? — спросила Офелия Александровна. — Он ведь и вторая жена тоже выгонял, ты же рассказывала.

— Да, вторую тоже выгнал, — согласилась Галя. — Но во всём меня обвинил. Она, говорит, порчу на меня навела. Я потому и уехала, что его боялась, что он что-то со мной сделает.

— Вот, — назидательно сказала Офелия Александровна, — и время у тебя нету, Галя. Ты сейчас молодка, потом старая будешь, никто не захочет. Замуж за Ётоло выходи, дети рожай, Маду тебя поможет, Надя поможет, здесь людя добрые живёт, в беде не бросают. Офелия что говорит, послушай, свой ум не послушай, твой ум дурной совсем.

— Совсем, — почти плача, согласилась Галя.

— Совсем, совсем, — сказала Офелия Алексанровна, и неожиданно, по-матерински ласково, погладила Галю по руке.




Глава десятая.

На вершине кладбищенского холма, за мощными стволами полувековых кипарисов сидела красавица Тамара. Могила её дедушки была недалеко отсюда, надо было лишь спуститься по довольно крутому склону в обратную сторону от кипариса, но Тамаре грустно было видеть свежий холм, поэтому она осталась наверху. Да и место это освещалось одним из установленных по всему периметру кладбища светильников.

 Поначалу Тамара вытирала то и дело набегавшие слёзы, потом успокоилась, и вскоре, как ни в чём не бывало ответила по мобильнику матери, успокоив её сообщением, что она одна и никого рядом нет, и что скоро она вернётся.  Затем позвонила подруге в другой регион и рассказала о проклятье гадалки, и о том, что творилось в этот день на кладбище.

Тамара не подозревала, что Татик следил за ней неотступно. Невысокий и худой, даже щуплый, с мелкими чертами лица, Татик со скучающим видом сидел неподалёку на камне, возле одной из очередных могил, не забывая параллельно слежке беспрерывно играть на мобильнике в одну из любимых им сетевых игр.

Приближение  Рональда и Маки,  оба, и Тамара и Татик, услышали  одновременно. Вскочив, Тамара обежала кипарис, то ли в попытке спрятаться за ним, то ли просто от охватившего её необъяснимого волнения, Татик же прервав игру, встал с камня. И поймал на себе полный удивления взгляд только сейчас заметившей его Тамары. Он довольно ухмыльнулся в ответ, и, отвернувшись от неё, стал ждать Рональда и Маку. Сестра Рональда давно нравилась Татику, но он не смел даже заикнуться о своей симпатии к ней. Слишком велика была разница между ним, сыном простых родителей, и дочерью одного из самых влиятельных людей в районе, да и в своих внешних данных Татик был совершенно не уверен, скорее наоборот.

Тамаре вдруг стало не по себе. Обнаружив Татика фактически у себя за спиной, она внезапно осознала всю правоту слов матери о том, чего ей следовало опасаться в этих, пока ещё плохо знакомых ей краях. Тамару пугало и одновременно льстило повышенное  внимание местных мужчин, а в тайне даже от себя самой восхищала их готовность легко проявлять инициативу. Это было непривычно для неё, приехавшей из краёв, где инициативу в поиске партнёров в основном брали на себя женщины, либо, как это чуть не случилось в её случае, можно было стать мишенью для какого-нибудь местного авторитета, как правило, криминальных наклонностей.

Они и уехали всей семьёй из-за такого вот её ухажёра. Сразу собрались, за одни сутки, и уехали далеко-далеко на юг, где проживала уже давно подруга матери. Та самая, что маялась сейчас внизу вместе с остальными жертвами проклятия гадалки.

Набравшись смелости, Тамара взглянула на Рональда и Маку и отметила про себя их сходство между собой. И ещё то, что ей было приятно это сходство.  Можно было уже с уверенностью сказать, что Тамара успела полюбить всех и всё, что имело отношение к Рональду.

В свою очередь Маку настолько поразила красота Тамары, что она даже не заметила, что смотрит на эту стройную светловолосую красавицу, не отрывая восторженных глаз. Рональд тоже молчал. Обычно словоохотливый, умевший формулировать ловкие и зачастую весьма острые фразы, он впервые наверное, в жизни, не чувствовал ни малейшего желания говорить.

Вдоволь позволив брату и сестре налюбоваться собой, Тамара решила проявить инициативу и обворожительно улыбнувшись, сделала несколько шагов в направлении Маки и Рональда. 

Смешавшись, Рональд отвернулся и глядя куда-то в сторону, попросил сестру:

— Мака, познакомь нас, пожалуйста.

Мака подошла к Тамаре и протянула ей руку, глядя на неё снизу вверх, поскольку оказалась ниже неё почти на голову.

— Меня зовут Мака, а это мой брат Рональд, — сказала  она, улыбаясь самой дружелюбной из своих улыбок.

— Тамара, — ответила рукопожатием Тамара и тут же поправила себя. — Можно Тома.

— Очень приятно, Тома, — ещё шире улыбнулась Мака, но Рональд не дал их диалогу развиться далее.

 Резко прервав сестру, он сказал.

— Тома, ты лучшая девушка на свете. И я люблю тебя и хочу на тебе жениться.

И, воспользовавшись её замешательством, добавил.

— И у нас будет трое… нет, четверо детей! Два мальчика и две девочки!

Тамара засмеялась. Смех шёл ей необыкновенно, и Рональд засмеялся вместе с ней, а следом засмеялась и Мака.

Вдруг рядом послышались кряхтящие звуки, издаваемые высоким тонким голосом. Рональд Тамара и Мака обернулись в ту сторону, откуда неслись странные звуки и обнаружили, что это Татик тоже решил посмеяться вместе с ними.  Заметив, что он стал центром всеобщего внимания, Татик сильно смутился, и, прервав кряхтение,  сделал вид, что ищет что-то важное в своём мобильнике.

— Ой, мы смеёмся здесь, в таком месте, а это нехорошо, —  сказала Тамара, которую явно отрезвило кряхтение Татика.

— Тома, уверяю тебя, что они, — и Рональд сделал широкий жест, — смеются вместе с нами. И им сейчас хорошо. Я это точно знаю.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Мака.

— Там, где моя Тома, всем хорошо, даже мёртвым, — сказал Рональд, не сводя горящего взора с девушки.

Вспыхнув, Тамара опустила  голову. Ей казалось, что она во сне, и она молила лишь об одном: чтобы это сон длился как можно дольше.


В то самое время, когда Рональд и Тамара фактически объяснялись друг другу в любви, к заброшенной дороге, туда, где днём продиралась сквозь ежевичные кусты Мадука, подъехала машина Лоллы. Мадука, Лолла и Надя вылезли из салона, послышался звук сигнального блокиратора автомобиля, и вскоре женщины углубились в кусты, пробивая себе дорогу предусмотрительно прихваченной из дому небольшой садовой лопатой. Для пущей верности Мадука включила фонарик на своём мобильнике.

Одолев разбитую, заросшую ежевикой  дорогу, они вышли на открытое место, откуда до семейной могилы уже было рукой подать, и Мадука набрала номер Валерика. Но рассеянный бомж не ответил, поскольку благополучно забыл мобильник в мавзолее. Хлопнув себя руками по бокам, гадалка сказала нетерпимо-раздражённым тоном, (в последние сутки она иначе и не разговаривала).

— Надеюсь он издох, этот проклятый бомж, потому что если он жив — я его задушу своими руками!  Урод грёбаный, где его черти носят?!

— Мама, я боюсь, — захныкала Лолла.

— Посмотри на неё, Надя, — сказала гадалка. — Вместо того чтобы матери помогать, она за себя только думает. Эгоистка!

— Оставь её, Маду, — приложив руку к груди в умоляющем жесте, ответила Надя. — Не видишь, девочка боится.

— Вот именно, боюсь, — хныкала Лолла. — Но маме на меня наплева-а-ать. Как только ты с ней дружишь, не зна-аю?

— Вот так и дружу, — с улыбкой, выражающей полноту исполненного долга, сказала Надя. — Уже пятнадцать лет!

— Ох, как вы меня достали! — воскликнула гадалка и решительно пошла в сторону семейной могилы.

Надя и Лолла поспешили за ней.

По дороге гадалка набрала Офелии Александровне и сообщила, что Валерика нигде нет. И что на звонки он не отвечает. Слушала ответ кивая головой и приговаривая: «Так и сделаю, тётя Офело, хорошо, тётя Офело».

— Так и сделаю! — громко повторила она уже отключив трубку, и двинулась мимо семейной могилы в ту сторону, откуда доносился многоголосый шум.


Валерик же покинул мавзолей без трубки, поскольку попросту забыл о договорённости с гадалкой. Он практически не ел уже три дня, а выработанное в процессе бездомной жизни чутьё подсказывало ему, что где-то неподалёку есть еда, точнее горы еды, поэтому, помыкавшись какое-то время в мавзолее, он не выдержал, и отложив в сторону крохотную телефонную трубку, оставшуюся у него ещё с монастырских времён, вышел на разведку. Жизненный опыт заставил Валерика не выбирать прямолинейных маршрутов, поэтому он пошёл не на шум, а в обход, вверх по холму. С высоты холма легче было оценить обстановку и выбрать правильное решение без риска нарваться на слонявшихся по кладбищу людей.

— Тише едешь — больше съешь, — шептал Валерик, придерживая полы подаренной жонглёром хламиды, в целях уберечь её от вездесущей ежевики.

На вершину холма Валерик направился как раз со стороны свежей могилы дедушки  красавицы Тамары. Он шёл, стараясь двигаться как можно тише, но как только приблизился к вершине холма - заметил там Тамару, Рональда и Маку. А поодаль и Татика.

У Валерика было два пути и примерно столько же секунд, чтобы сообразить, по какому из них следовать. Надо было либо спрятаться и переждать, пока те, что стояли на вершине холма уйдут, либо продолжать идти им навстречу. Внимательно рассмотрев молодых людей, Валерик выбрал второй путь, поправил волосы и бороду, и постарался распрямить складки хламиды. Его целью было произвести на молодых людей благоприятное впечатление.

Первым Валерика заметила Тамара, следом не отрывавший от неё взгляда Рональд, затем в ту же сторону посмотрели Мака и всё ещё пялившийся в мобильник Татик.

Высокий рост, лёгкая поступь, худощавое телосложение, седые длинные волосы, борода, но главное — белая хламида Валерика произвели огромное впечатление на Тамару. Она решила, что это восстал из гроба её дедушка, который  по случайному совпадению при жизни тоже был высоким, худым и седобородым.

— А-а-а-а-а, — закричала Тамара и бросилась бежать.

Рональд, Мака и Татик бросились за ней.

Увидев, что молодые люди с криком убегают в противоположную от него сторону, Валерик испугался, поскольку решил, что за его спиной восстал из гроба по крайней мере один из мертвецов, которого, по-видимому и увидели сбежавшие молодые люди. Подняв обе руки вверх, чтобы длинные полы хламиды не путались под ногами, Валерик бросился за ними.

— Подождите-е-е, — слабым голосом кричал он. — Не броса-а-айте меня! Возьмите с собо-о-ой! Э-й-й-й! Э-й-й-й! Подождите, божьи люди!



Пока Валерик бежал в попытке спастись от восставших мертвецов, намеревавшаяся исполнить план Офелии Александровны до конца Мадука вынырнула неподалёку от поглощавших пищу с расстеленного на земле покрывала участников похоронных процессий, одновременно с кричащими и бегущими с другой стороны кладбища молодыми людьми, а следом за ними и Валериком.

Так как Валерик бежал и кричал, подняв вверх руки и в развевающейся на ветру хламиде, уставшим и взбудораженным непривычной ситуацией людям показалось, что кто-то то ли спустился с небес, то ли восстал из ада, и летит прямо на них. Повскакивав со своих мест, они бросились разбегаться в разные стороны. Часть устремилась вниз, некоторые кидались в кусты, многие кричали и плакали, кто-то падал и пытался подняться. Вскоре паника передалась родственникам пышноусого покойника, а оттуда - вниз к толпе, по-прежнему дежурившей по обе стороны невидимой разделительной черты.

Заметив среди бегущих вдову, Рональд схватил за руку Тамару и догнал мать.

— Мама, вот моя Тамара, познакомься с ней! — прокричал он, поравнявшись с вдовой.

— Хорошенькая, — приятно удивилась Линда, не забывая бежать вниз.

— Мы поженимся, мама, — прокричал Рональд.

— Здравствуйте, — в свою очередь крикнула Тамара, улыбаясь.

- Она тебе нравится? - резко останавливаясь, спросила вдова у бежавшей следом за братом Маки.

— Да, -  выкрикнула чуть было не налетевшая с разбегу на мать Мака. – Она очень хорошая мама, очень!

- Но она же неизвестно кто? – зашипела вдова, вспомнив о своих социальных претензиях. - Мой Рональдик не может женится на ком попало.

- Мама.

Мака произнесла слово «мама» спокойно, и таким тоном, будто они вдвоём не стояли посреди бегущих вниз и охваченных паникой людей, а сидели дома, в своей любимой кухне-столовой.

-  Знаю, знаю. Не начинай, - только и сказала вдова в ответ.

Материнский инстинкт подсказал Линде, что эта очень красивая незнакомая девушка непременно спасёт её сына из трясины, в которую он неуклонно погружался в последние годы, и она впервые за много лет почувствовала себя по-настоящему счастливой.

- Что мама, нравится тебе моя Тома? – спросил ожидавший окончания их разговора в стороне Рональд.

- Поживём - увидим, - игриво ответила вдова цитатой из любимого ею и регулярно просматриваемого фильма «Ирония судьбы, или с Лёгким паром».

- Я буду очень стараться, - крикнула увлекаемая Рональдом дальше вниз по склону Тамара. – Вот увиди-и-ите-е-е….

— Уй, уй, уй, РУсика-а-а, РУсика-а-а, — верещала, скача по камням, тощая кумушка. — Ты где, РУсика-а-а, мама защищайт тебя, РУсика-а-а! Ты где, РУсика-а-а!

— Куда бежите, идиоты? — кричал Миран Миранович, довольно резво перескакивая с кочки на кочку между могилами. — Куда вы все бежите, внизу же непреодолимая черта! Передавим же все друг друга, идиоты! Идиоты!

Мадука, Лолла и Надя бежали вместе со всеми, причём до невидимой черты перед трассой было уже совсем близко.

— Куда бежим? — на ходу спросила гадалка у одного из родственников пышноусого покойника.

— Вниз, — крикнул он.

— Почему? Почему бежим? — продолжила допытываться гадалка.

— Мадука вызвала демона и он уже летит к нам, — кричал в ответ бегущий, не забывая осенять себя крестом.

— Мадука? — переспросила гадалка, и тут на неё снизошло озарение.

Она схватила за руку Лоллу, та, в свою очередь, схватила Надю. Под руководством гадалки они втроём переместились к обочине дороги, мимо которой бежала вниз обезумевшая толпа, и перелезли через невысокий кованый заборчик, служивший  оградой одному из богатых погостов. Мадука забралась на длинную мраморную скамью, установленную на подиуме из серого гранита вдоль нескольких украшенных пышными надгробиями могил, выразительным жестом остановила рвущихся за ней Лоллу и Надю, и, подняв вверх обе руки, зычным голосом обратилась к бегущим:

— Мадука! Мадука! Слушайте все Мадуку!

Её узнали, по толпе пробежался шум голосов, некоторые стали приостанавливаться, следом приостановили бег и другие, и постепенно паника сошла на нет. В свой повторный призыв к толпе гадалка постаралась внести как можно больше напряженной важности первоначальных слов.
 
— Мадука! Мадука! Слушайте все Мадуку! — торжественно прокричала она.

Мадука понятия не имела, что скажет людям. Предстояло и заставить их поверить, что она никого не проклинала, и попытаться сохранить при этом и лицо, и, чем чёрт не шутит, изрядно пошатнувшуюся репутацию. Плюс нейтрализовать Валерика, который мог нарушить стройность на ходу выстраивавшегося в мозгу гадалки плана.


Глава одиннадцатая.

Пока гадалка лихорадочно соображала, как ей осуществить свой многоходовый план,  с той же стороны, откуда несколькими часами ранее направлялся к бензоколонке в свой последний путь кавказец, по трассе к кладбищу приближалась чёрная тюнингованная «Мазда». Это была машина Нарбея. Уверенный, что похороны давно завершились, он возвращался в город, где собирался сначала перекусить и переодеться, а затем набрать Лёсику, чтобы узнать о дальнейших планах и своей роли в них. Нарбей собирался  залить в бак бензин на бензоколонке, но, как только вырулил на трассу, обнаружил огромную толпу возле входа на кладбище. Да и трасса оказалась перекрыта.

 Сбросив скорость, он припарковался подле разбросанных повсюду машин, вылез из автомобиля и пошёл в сторону толпы, однако по мере продвижения заметил, что многие ведут себя с ним необычно, и смотрят на него так, будто он, как минимум, вернулся с того света. Некоторые и вовсе отбегали, явно охваченные ужасом. Нарбей стушевался, но, испытывая исследовательский и одновременно инерционный порыв, продолжал идти сквозь расступавшуюся перед ним толпу прямо к невидимой черте. И подошёл к ней как раз в тот момент, когда гадалке удалось завладеть вниманием людей.

В свою очередь, гадалка сверху заметила Нарбея, поскольку на нём была надета та самая оранжевая кофта, удивившая несколькими часами ранее вдову Досика.

Мадука собственно и узнала Нарбея благодаря этой кофте. Острый ум мгновенно подсказал  ей, что слух о его смерти был, мягко говоря, преувеличенным, а значит, созревший в голове план близок к осуществлению. Она только собралась обратить внимание людей на Нарбея, как на верхней части тропы появился Валерик в развевающейся хламиде.

И гадалка поняла, что настал её звёздный час.

— Сообщая вам, что Мадука сняла проклятие, — крикнула она. — Вон стоит святой человек.

И гадалка указала на Валерика, а он, в свою очередь вспомнил, чему его учила Офелия Александровна на случай, если его услуги, и, главное, его хламида понадобятся гадалке.

Валерик поднял руки вверх и поглядел в небеса.

 — Он пришёл, чтобы поддержать меня! – закричала Мадука. -  А там, — и гадалка указала вниз, на Нарбея, — живой и невредимый Нарбей! Живой, понимаете, живой! Я сняла проклятие, поэтому он живой, а кто говорит иначе — тот нагло врёт!

Над кладбищем повисла тишина, которую нарушила произнесённая невозмутимым голосом фраза одного из родственников пышноусого покойника:
 
— Мы можем идти?

Следом послышался голос Анварчика:

— Эй Нарбей, ты жив, братуха!

— Жив! — воскликнул Нерс.

— Слава богу!  — пробормотал себе под нос Лёсик.

— Ах-хах! — всплеснула руками изрядно помятая во время бега среди толпы жена Лёсика, Наида.

— Ты смотри? — удивилась крепко держащаяся за её руку мать Лёсика. — Жив и здоров, оказывается!

Нарбей в недоумении приподнял вверх плечи. Он был всё ещё один среди толпы и его старательно обходили со всех сторон. В конце концов, Нарбею это надоело, и смело, что обычно было ему, застенчивому от природы несвойственно, он двинулся через невидимую черту вверх, к друзьям.

Переход Нарбея через невидимую черту окончательно успокоил людей по обе её стороны и две толпы тут же смешались в одну. Отовсюду послышались радостные возгласы и счастливый смех.

Наида тоже хотела пойти к машине и наконец уехать домой, но её свекровь продолжала стоять, охваченная ступором. Проследив за направлением её взгляда, Наида поняла, что причиной ступора свекрови является Валерик, который давно уже опустил руки и нетерпеливо ждал лишь одного – когда он сможет наконец добраться  до еды.

Лицо матери Лёсика постепенно обрело экстатическое выражение.

— Он святой, святой! — прошептала она. — Наида, мы видим святого!

— Мама, не думаю, что он святой, — обнаружила трезвость суждений Наида. — Не верю этой аферистке и вам не советую. Не придумывайте, прошу вас. Лучше пойдёмте к машине, вы устали, мы все устали.

И она попыталась взять свекровь за руку, но та раздражённо оттолкнула её.

— Не трогай меня! — агрессивно сказала она. — Тебя забыла спросить! Безбожница! Лёсик, Лёсик, — обратилась она к сыну. — Останови эту женщину, иначе я не знаю, что сделаю.

Наида выразительно развела руками, глядя на мужа.

— Оставь маму и иди вниз, — спокойно сказал Лёсик, делая вид, что он не слышал обращения к нему матери.

— Вы хотите бросить меня здесь? — возмутилась мама Лёсика, делая ещё одну попытку привлечь к себе внимание сына. — Мой родной сын и моя невестка готовы выбросить меня, как тряпку?

— Мама, никто не собира… — начала было Наида, но Лёсик прервал её.

— Наида, иди в машину, — повторил он и демонстративно отвернувшись от матери, сделал вид, что высматривает кого-то в стремительно редевшей толпе.   

И Наида послушно ушла, не скрывая удивления. В кои-то веки муж оказался на её стороне.

Мать Лёсика растерялась. Она не привыкла к подобному отпору и не совсем понимала, как себя вести. Выручила её одна из элегантно одетых женщин, проходящих мимо.

— Пойдёмте с нами, тётя Муся, — пригласила она мать Лёсика и следом обратилась к нему: — Ты позволишь Лёсик, забрать вниз тётю Мусю? Обещаю присмотреть за ней. А где Наида?

— Наида сейчас придёт, - нейтрализовав скрытое любопытство элегантной женщины, сказал  Лёсик.  - И, спасибо тебе, буду признателен за помощь. Мама очень устала.

Элегантная дама протянула руку матери Лёсика. Та, не глядя на сына, опёрлась на неё и спотыкаясь на неровностях дороги, пошла вниз. Она была сильно возмущена и обижена.

В этот момент у находившегося неподалёку Анварчика подал сигнал его мобильник.

— Лёха! — воскликнул он и лихорадочно нажал кнопку соединения.

Нерс с Лёсиком обступили Анварчика, к ним присоединился Нарбей.

На экране высветился Лёха, рядом с ним стояла его новая подруга. Девушка игриво помахала друзьям, но они не обратили на неё внимания. Мало ли, кто там стоит рядом с Лёхой. Сегодня одна, завтра другая… Да и выражение лица Лёхи не внушало оптимизма.

— Что случилось, брат? — тревожно спросил Анварчик. — На тебе лица нет.

— Напарник мой разбился сегодня, — сообщил Лёха. — Поехал в вашу сторону и не вписался вроде в поворот. Гнал наверняка под двести, падла! Что я его жене скажу теперь? Она будто чувствовала, не хотела, чтобы он ехал. Ребёнок родился недавно. Он два года, как женился. И куда идти, к кому обращаться, я чего-то растерялся немного, пацаны.

— Всё сделаем, Алексей, — вмешался Нерс. — Ни за что не переживай, брат. Сейчас поедем в морг, в полицию, короче, не думай даже об этом.

— Всё сделаем Лёха, братан, всё будет в ажуре, — закричал Анварчик. — Что делать, видать, такая у парня судьба. Мы по земле ходим, но наша судьба в его руках.

И он выразительно указал  вверх и добавил.

— Он там всё решает, Он наш хозяин.

— Спасибо братаны, век не забуду, — сказал Лёха и отключил связь.

— Не хрен было сюда переть. Кто против нас пойдёт — плохо кончит. Вот так, - тихо сказал Лёсик.

— Я не понял, к чему ты это сейчас выпендрился, — немедленно завёлся  Анварчик. — Нет, клянус матери, я не понял. Лёха мой братуха, я за него пасть кому хочешь порву, слыхал? Нет, ты слыхал, я спрашиваю?

— Не понял? — всё так же тихо сказал Лёсик. – Кому это ты пасть собрался рвать?

— Хватит, хватит, э, — заволновался Нерс. — Нашли место и время отношения выяснять. Офигели, что ли?

Анварчик выразительно махнул рукой и отошёл. Лёсик долго смотрел ему вслед. Не было похоже, что он забудет этот инцидент.

Мимо них проковыляла уставшая донельзя тощая кумушка. Среди друзей она заметила Нарбея.

— Нарбейчик, дорогой, какая я радая, что ты вернулся! – закричала она, бросилась на ошалевшего Нарбея и стала осыпать его лицо жаркими поцелуями.

— Вернулся, мой золотой, вернулся! — верещала она, перемежая возгласы поцелуями. — Всё теперь хорошо будет, всё хорошо.

И довольная собой, так же внезапно отпустила зацелованного Нарбея, и заковыляла вниз.

Кладбище постепенно опустело.

Мадука, с выражением неописуемого удовлетворения на лице слезла со скамьи, дождалась Валерика, взяла его за руку и потянула за собой вниз, к трассе. И уже почти добралась до неё, когда наткнулась на Линду.

Вдова подошла к Мадуке и молча распахнула руки в ожидании встречного объятья. Но гадалка не была настроена мириться, и проигнорировав призыв, демонстративно обратилась к Рональду, крепко, невзирая на жмущихся рядом взволнованных родителей Тамары, державшему свою избранницу за руку.

— Женишься? — спросила она.

— Женюсь! — с вызовом ответил Рональд.

— Правильно сделаешь, — сказала гадалка. — Она тебя вытащит. Она сильная, я вижу.

— Откуда, откуда вытащит? — взволнованно спросила мать Тамары.

— Оттуда, — загадочно сказала гадалка, и встав на цыпочки, потеребила за щёку счастливую Тамару. Другой рукой гадалка не забывала крепко держать Валерика.

— Отпустите меня, — тихо попросил он. — Я на кладбище вернусь, там же еды полно осталось, не пропадать же добру.

— Не сейчас, — прошипела гадалка. — Потерпи.

— Не переживай ты так, божий человек, я тебя накормлю, — вмешалась Надя и Валерик тут же успокоился.

Мать Тамары всё ещё не оставляла попыток повернуть вспять ход событий.

— Вы что, ясновидящая? — спросила она у Мадуки.

— А если да? — с вызовом ответила та вопросом на вопрос.

— Что-то я сомневаюсь, — попыталась оспорить выдвинутую ею же версию мать Тамары.

— Может поэтому ты не ушла с кладбища, что сомневаешься, моя золотая? — иронично спросила гадалка и потащила дальше за собой Валерика.

— Мама, не переживай за меня, — крикнула матери счастливая Тамара. — Я без всяких гаданий знаю, что всё будет хорошо.

— Пошли Люся, — тянул за руку мать Тамары её муж. — Пошли. Не обидит он Тамару, я вижу, что не обидит.

— Всё-то ты видишь, — пробурчала она.

Беспрерывно, не глядя по сторонам, переговаривалась по мобильнику с таксистом Лолла.


Эпилог.

По всей опустевшей трассе и на её обочинах валялись бумажные стаканы, бутылки, чья-то туфля, дамская сумочка, шарфик, газета, выпавший у кого-то мобильник, и много другой всякой всячины. Наверху же, где осталось много еды, рычали и бросались друг на друга кладбищенские псы и шмыгали между них тенями бродячие кошки. Спустилась, невзирая на ночь, на пиршество откуда-то сверху крупная деловитая ворона.

К въезду на кладбище подъехала груженая переносными стульями машина. Натужно  остановилась с характерным пыхтением. Из её кабины вылез растерянный водитель. Он не понимал куда, и главное, зачем нужно везти столы и стулья, которыми был забит его кузов. Набрав номер на мобильнике, водитель напряжённо замер в ожидании.

— Миран Миранович, — закричал он в трубку, когда там ответили на вызов. — Это я, Лаврик. Я столы и стулья привёз.

Выслушал ответ, пожал плечами, кивнул головой и отключил мобильник.

— То вези, то не вези… — ворчал он, медленно возвращаясь к машине. — С ума все сошли, клянус мамы!

По-прежнему сидела на кухне возле возившейся у стола Гали только что поговорившая с Мадукой Офелия Александровна. У неё было довольное выражение лица, что бывало крайне редко, на самом деле.

Никто не даст соврать.