В метель

В ту командировку решил я повидаться с мурманским Алёшей, грозным памятником защитникам нашего Заполярья. Огромная фигура в солдат-ской плащнакидке, с ППШ в руке. Решительно устремлен солдат на Запад, навстречу гостям незваным.
 Ото всюду виден в городе памятник. Штормовой зюйд  с устатку  отошёл к западу и напомнил о близости Гольфстрима. Потеплело, повалил снег, а мне улетать утром, а старый аэродром далеко в сопках на западном бере-гу чёрного Залива…

Хорошо прилететь из командировки в пятницу утром, чтоб в любимую контору вернуться  аж в понедельничек. У меня так и сложилось, в Одессу мурманский ТУ-134 идёт ранним утром, так что к обеду домой попаду. Класс. А пока: утром в четверг сбегаю в пароходство  и – свободен. Но в четверг высунул я нос из «Морячка» и увидел жуткую хуртовыну… По-думал малость и погрёб по замётам к агенству Аэрофлота. Мне же завтра улетать, а тут, мол, девушка,  тут, мол, такое. Надо бы что-то предпри-нять, а? Но меня успокоили, автобусы от агентства идут прямо к борту: пришёл в указанный час, сел в автобус и все дела…
 – Покажите автобусный билет! – прервала девушка моё нытьё. – Ну вот, в шесть сорок. Подойдёте ко времени и все дела…
 – Я, девушка, знаю! Но вы посмотрите, что творится, на улице действи-тельно «все дела»!
Но девушка попросила меня не морочить ей с утра голову и строго ве-лела  не опаздывать завтра к автобусу. Завтра мол, в шесть сорок – как штык. И – все дела.  «Ну-ну, орлицы, посмотрю я на ваши дела в указан-ное ваше  время хвалёное», – ворчал я мысленно…

Отметил я командировку свою, поговорил с  групповым инженером о пурге, выразил более чем обоснованные опасения свои. Был я многосло-вен, а мурманчанин улыбнулся и сказал, что на улице обычный снегопад с обычным ветерком с Атлантики, а пурга это – по одесским понятиям.
 – У нас рутинная – метель, и не более того. Улетите по расписанию, – заверял меня групповой инженер, а я мысленно отметил ещё одного, те-перь уже орёлика, и вспомнил об Алёше.
 
Сразу от троллейбуса в снежной заверти видна озарённая прожектора-ми статуя. По неволе замрёшь: как призрак из «Гамлета», гигант будто движется сквозь летучую пелену снега,... У пьедестала группа молодёжи с гитарой и вином, приветствуют бетонного солдата песней о болгарском тёзке. Я с трудом отбиваюсь от стакана червоного мицного: мне же утром на самолёт!.. Обошёл я огромный пъедестал и, оглядываясь на солдата, пошёл к троллейбусу. Скоро упёрся в длинную девятиэтажку и в сугроб и погрёб вдоль. На балкон второго этажа выходит мужик в майке…
 – Скажите, где тут троллейбус ходит в вашем городе? – спросил я со слезою в голосе.
 – Он такой же мой, как и твой: чего это ты «гэкаешь?» – ошарашил ме-ня полуголый?  –  Из Одэссы,  командированный? – ещё раз ошарашили меня.
 – Да, на «Вацлаве Воровском»…
 – Из ЧЦПКБ? По увеличению запаса бункера?..
 Я во всём сознался…
 – Слушай! Мы с тобой часом не родственники! Ты же Колю Кохана знаешь?
 – Николай  Михалыча?
 – Ну и дела, Николай Михалыч… А я тёзка ему, только перевёрнутый, Михал Николаич. Так что, заходи погреться! Под душем постоишь – за-ходи!
Я стал сопротивляться, потрясая утренним самолётом. Но мужик сказал, что тоже замерз, что парадная – третья за углом и что он пошёл откры-вать…
 – Только побыстрее и без фокусов. А то буду гнаться за тобой в майке и шлёпанцах. Земеля… Сюда давай, – показал знакомый Кохана, куда да-вать. – Третья парадная. Код – раз-два три! Я пошёл встречать…
Полуголый ушёл с балкона, а я погрёб за угол считать парадные… Дверь распахнулась, полуголый протянул руку: «Михаил, как ты пом-нишь».
 Поднялись в квартиру. Я разделся, хозяин надел рубаху. Я стал вертеть головой. 
 – Я один, не боись, – улыбнулся  хозяин. – Сын в Росте живёт, на СРЗ тамошнем мастерит, – Сейчас погреемся. – Сказал Михаил и открыл хо-лодильник. – А моя в отпуске. В Архангельск полетела: дочка там в АЛТИ учится.
Мы стали греться. Я вяло напоминал о самолёте, но тосты следовали ко-сяками. Получалось, что нам до родства один шаг: одесситы, выпускники Водного, Коля Кохан почти общий родственник, любимый пляж – Золо-той Берег, на котором я фактически родился… Но остатки здравого смыс-ла возвращали меня к утреннему самолёту, до которого оставалось всё меньше времени,
Однокурсник Кохана вдруг порылся в карманах куртки, валявшейся на стуле, и достал десятку:
 – Держи, а я такси вызову!
Я смотрел на деньги, а хозяин крутил телефон. Поговорил, и я стал воз-вращать  гривенник.
 – Брось ты! – поморщился мурманский одессит...
Он объяснил мне, что живёт в отличном от одесского измерении. Это перемещение произошло после ссылки его в Заполярье. Тогда, увидев «это всё», он ужаснулся: предстоящие три года показались ему вечной Шилкой и Нерчинском… Но через год женился на краснощёкой архангелоске, по-чувствовал цену северных надбавок и отпусков, а послушав в Одессе за-вистливый скулёж о зарплатах однокурсников, заскучал… Тут ещё квар-тира к рождению сына подоспела. Замаячили максимальные надбавки, а там и пенсия в пятьдесят пять...
 – На чемоданах промелькнул  и предпенсионный год. Так что вопрос о возвращении на Золотой Берег похоронен окончательно, хотя родители оставили на Сиротской  дачу.
Правда, Мишина северянка попала несколько раз в одесскую духотищу, и теперь её в отпуск на юга не заманить. А вот пару недель в марте она в Малых Корелах на лыжной базе сидит…  Комната в деревянном коттедже, лыжи, костюм, питание, по вечерам танцы, ресторан.
П – Надеюсь, с подругами… Живописал Миша. – Я там был и наелся экзотики за один раз. Танцы, например, у них под навесом, на открытой площадке. За шёлковыми занавесками. Белоснежными, чтоб снегу не ви-деть…   
 – Молодёжь свою не раз возил я в пляжные месяцы домой, но северя-нам моим и неделя одесского лета была в тягость, отпуск догуливали в «ягельных»  сопках. Собирали  грибы с морошкой и с ужасом вспоминали африканское солнце на Большом Фонтане…
  – А чего это они тебе не звонят? – вдруг забеспокоился я.
 – Кто? – не понял Миша.
 – Такси! – напомнил я.
 – А чего звонить-то? – не понял Миша. – В двадцать четыре часа сооб-щат, что машина у парадной.
 – А если, кто пошутил? – настаивал я.
 – Э, Николай… Ты же АМУ, говоришь, задавил, и за пять лет не понял, что народ здесь из другого теста?
 – Вообще-то да. Был у меня случай в дощатом Архангельском аэро-порту с чудиновским именем Талаги.
И я рассказал, как однажды, целой бригадой, прилетели мы на архан-гельский белый пароход по поводу модернизации судна. Едва выйдя из самолёта, услыхали мы громогласное: «Вниманию группы инженеров из Одессы! У здания аэропорта вас ожидает автобус… номер рек» И нас при-везли в Город, прямо к «Морячку» на Гайдара. Такой пустячок был весь-ма кстати поздним вечером.
– Знаешь, Михал Николаич, за четверть века моего судоремонтного я побывал во всех портах Союза, но поморы меня удивили.
 – Тем более, что пароходским КБ в Архангельске  командует Самуил Израилевич Пороховник, мой однокурсник, – улыбнулся одесский северя-нин.
 – Тяжело поверить: он частицу дак чаще поморов употребляет. – Со-гласился я.
 – Одессит потомственный, – заверил меня Миша. – тоже сидел на чемо-данах, а теперь и внуками обзавёлся. Правда они у него Молвистовы, по невестке белобрысой, вроде моей красавицы…
Славно я отогрелся, и мы долго обсуждали бы пути Господни, по кото-рым разошлись многие наши общие знакомцы. Но за пять минут до полу-ночи меня пригласили в машину «Волга»…
через двадцать минут я был в «Морячке», хотя на улице «было, что по-смотреть. Дежурная успокаивала меня и убеждала, что всё будет, как ска-зано в агенстве. Заверяла, что дежурные администраторы в Мурманске не спят, и обещала разбудить меня вовремя...
Я проснулся за четверть часа до обещанного звонка дежурной. Спу-стился вниз и высунул нос за дверь входного тамбура. Мрак был точно, вихрь – не очень, но снег так и валил…

В шесть сорок аэрофлотовский автобус направился к мосту через Колу, и – устремился в сопки. На пустынном шоссе встречались только бульдо-зеры на танковом ходу, и к борту нас подвезли вовремя…
ТУ-134 в несколько минут пробил облачность, и увидел я под крыльями бесконечную слоистость, в призрачном свете ущербной луны… После до-заправки в Гомеле мысли о трёх днях своеобразного дополнению к празд-нику, каковым всегда ощущал я командировки на Север. Ранний подъём и перелёт через пять климатических поясов притомили меня, и я задремал, уткнувшись в иллюминаторное стекло. Меня разбудила стюардесса. Она предложила мне пристегнуться и напомнила, что в Одессе дождь и садимся мы в Кишинёве.
Прямо с аэропорта позвонил я домой, а шустрый одессит предложил мне место в УАЗике. Так что к обеду я не опоздал и, отдавая должное до-машней кухне, веселил жену россказнями о своих приключениях за По-лярным кругом.