Осветите лицо

                Осветите лицо устьвыя, дистанция

Не раз думал я о водном походе по Пинеге, но решение созрело весной семьдесят пятого, когда над Большим Фонтаном потянули гуси. С Тендры – на  Мыс, дальше – над моей дачей, а там уж – прямо на Пинегу скользи-ли «крикливые караваны»… И стало не в мочь мне унимать перелётное беспокойство…

Подготовка пошла под знаком глубокого моего невежества. В своё оправдание ссылаюсь я и на печатное слово. М. М. Пришвин заронил в душу представление о корабельных рощах и непуганных птицах, а де-тальные планы помогал разработать некто М. в росказнях об Онеге и Пи-неге. Там-де плот имеет преимущество перед иными плавсредствами… Ибо ветер с открытых луговых пространств будет сносить всякую лодку. Таким-то манером зародилась идея плота. Двумя туристскими топориками повалим пару-тройку корабельных сосен и садовой ножовкой распилим их на пятифутовые брёвна. Бельевой верёвкой свяжем всё это воедино и полу-чим отличный плот. А дальше – погрузиться, оттолкнуться и – с Бо-гом…Главное не забыть рулетку, верёвку, пилу и топоры …
 
К той весне был я уже дикарём с десятилетним стажем, но туризм мой ограничивался палаточными стоянками, с охотой, рыбалкой, с грибами-ягодами. С водою, однако, знаком я был капитально, да не с какой-нибудь водою, а с морскою и океанскою. И хотя воды те наблюдал я с высоких бортов пассажирских лайнеров – на  таёжный приток Северной Двины смотрел я свысока. Да что мне скромничать! – с Северной Двиною я был знаком с начала пятидесятых: на шестивёсельном яле Архангельской мо-реходки дослужился я до левого загребного!…

Пинегу предстояло мне покорить в составе наивной тройки, в которой числил я себя как минимум мотором.. В Согру-на-Пинеге прилетели мы в начале августа и уже на травянистом лётном поле рассмешили начальника «аэропорта» расспросами о корабельных соснах. В форменной фуражке аэрофлотовец сказал, что нам нужна осиновка и что Миша Антипин всё нам расскажет… Так оно и вышло. Мы поселились у Михаила Алексееви-ча и уже на третий день, поздним вечером пригнали из Ламбаса осиновку и повалились в здоровый сон с устатку…

Глубокой  ночью разбудил нас хозяин:
 – Слышь-те: баба померла… Слышь-те, слышь-те…
Самым солидным в экипаже осиновки был Владлен, замначальника гид-равлической лаборатории …морНИИПРОЕКТа. Он и проснулся и рас-толкал меня и Студента. Мы запричитали «Как умерла, как умерла», а Миша спросил только, не было ли у нас спирта. Студент бросился к свое-му рюкзаку и вытащил пустую флягу. Семьсот пятьдесят граммов спирта нашего были выпиты Мишиной хозяйкой, что и привело её к преждевре-менной кончине.
Владлен настоял на немедленном вызове участкового и ушёл с Мишей в чёрную ночь. Скоро явился капитан милиции. От него «несло», но был он в полной форме, при портупее. Над его печенью  висела полновесная ко-бура. Капитан «удостоверился» и велел нам собираться в его просторную избу. Под домашний арест «до выяснения». Шутка ли: мёртвое тело в доме с пришлыми людьми!…
Мы в минуту собрались и пошли, капитан чуть сзади слева. Было очень похоже на сопровождение задержанных на месте преступления. Нам выде-лили отдельную «камеру» с обширным топчаном. Скоро заработал сель-ский дизель-генератор, и мы запили бычки в томатном соусе чаем из-под нашего кипятильника. Сидели, переглядывались... Всё в той же сбруе и при пистолете на животе вошёл капитан. Участливо справился о наших де-лах. Затем сообщил, что ночью приехал из Вадюги и теперь голова у него болит. Он потёр виски и попросил нас… сбегать, кто помоложе, за шкали-ком.
Студент мигом обернулся и сказал, что капитан просит нас к самова-ру… На столе шумел самовар, переодетый в «гражданку», хозяин велел нам сесть. Он указал на чашки и печенье и подставил стакан свой  под са-мовар. Налил граммов сто водяры, повернул краник. Из краника полился чифирь. Капитан добавил сахару, хорошенько помешал, закрыл краник. И, в три глотка, осушил стакан. Крякнул и стал пить своеобразный чай свой с расстановкой, смачно сёрбая-чмокая и прихлёбывая. Когда водка иссякла, капитан проверил шкалик на свет, встал и заявил, что прогуляет-ся… «Смотрите ж» – сказал он, поднял руку с указательным пальцем наперевес и велел обращаться к матери, если что…Выходя, позвал ста-рушку. Она назвалась  Дарьей Сергеевной и тоже справилась,  не надо ли чего…
Мы печально отблагодарили и представились. Последним рекомендо-вался наш КТН, замначальника гидравлической лаборатории. Дарья Сер-геевна явно выделила Владлена и покачала головой, будто говоря «вот-те на».
 – Попали вы, ребята, ой попали, –проговорила старушка сокрушённо. – Это он пошёл закусить и поискать, не случится ли ещё чего выпить. Вер-нётся только к вечеру...
Дарья Сергеевна  объяснила, что её пенсию и капитанскую зарплату принесут не скоро, так что до середины августа сын её будет  разбираться с мёртвым телом,  а мы две недели будем  поить его… Мы таращились…
 – Вот что, Владлен Васильевич! – Сказала Дарья Сергеевна нашему кандидату, – Вам бы к Попову обратиться. К нашему Кузьме Ивановичу…

Дом Попова стоял третьим справа, а Попов этот, Кузьма Иванович, – председатель сельсовета по-нашему. Сегодня воскресение, и председатель вернётся из лесу часам к двум. С малиною..
Мы легли под крыльцо указанного дома и стали дремать. Попов явился с женою и туесами. Мы рассказали – Кузьма Иванович пригласил нас в дом и согласился с мнением Дарьи Сергеевны: мы попали. Капитально по-пали…
 – Слышь, мать? Не знаю, что и удумать, а? – Обратился Попов к су-пруге…
Хозяйка выплыла с деревянным подносом «чудиновского выходу», на нём – три тарелки с ложками и малиной под сметаной и сахаром. Мы ста-ли аккуратно пробовать, а хозяева вышли. Мы обрадовались, что можно отставить церемонии и «набросились»… Попов вернулся с улыбкой и спросил хороша ли ягода лесная. Мы стали нахваливать, а Владлен ещё и сметану отметил. Председатель сказал, что это всё в адрес хозяйки. Оказа-лось, что она и план нашего избавления составила.
 – Купите ему, – сказал председатель, – бутылку! Непременно полулит-ровую. И, когда он станет «ронять голову в оливье», подойду я и мы с ним договоримся. Я знаю его режим, я не опоздаю.
Утром капитан отметил перемену тары и весьма ободрился. На середине бутылки мы  занервничали: не остановился бы… Но офицер о таких глу-постях и думать не думал и пошёл дальше…Только после четырёхсот граммов горячей водки обнаружил он вялость. Вылил остаток водяры, тщательно отжал бутылку, подставил стакан под самовар и уронил голову на стол. Зашла Дарья Сергеевна, за нею –  Кузьма Иванович..
 – Один – на укладку вещей, двое – со мною! – Скомандовал председа-тель. Владлен пошёл к рюкзакам, а мы. в три пары рук, взялись за капита-на.
Он был настоящее «тело», но Попов повторял голосом заботливой няни: «Сейчас, Вася, ляжем отдыхать. А ребятам, Вася, в дорогу пора, у них от-пуск кончается. Сейчас, сейчас, Василий. Сейчас»…
Скоро мы вернулись в «самоварную». Появился Владлен с третьим рюкзаком и палаткой.
– Вы, Дарья Сергеевна – заюлил Кузьма Иванович, – всё видели; Васи-лий согласился. Так что гости уйдут из избы и из Согры. Сейчас же.
Дарья Сергеевна всё видела и понимала и только опасалась, что ейный сынуля может погоню организовать. Попов, однако, всё обдумал: нам сле-довало принести сыну две бутылки, так что погоня на три дня запоздает, беглецы будут уже далеко…

И мы рванули. Прижимаясь к правому берегу, я энергично толкался стоя, а ребята мои лежали для увеличения остойчивости нашей вёрткой лодоцьки. Владлен полулежал и внимательно всматривался в берега, Сту-дент же, из опасения облавы с собаками, был на подслухе… Три  опасных дня минули – мы приближались к Усть-Вые, точке невозврата для нашего Студента. Он вспомнил об институте, а дальше Усть-Выи самолёты из Котласа не летят, и вернуться на юга можно будет только через Карпого-ры и Архангельск… Мы решили усадить Студента в самолёт и только по-том продолжить сплав. Когда АН-2 без круга пошёл на посадку, мы вдруг сообразили, что из него может выскочить в портупее и с пистолетом в ру-ках капитан…До кустов было далеко, и мы остолбенели… Из самолёта выбросили почту и объявили посадку. Студент поднялся по трапику, за-глянул в салон и, спрыгнув на землю, заорал, что пусто, и мы бросились прощаться…
   До границы чужого для нашего капитана района Архангельской области оставалось всего ничего, и мы с моим КТН освободились от навязчивых тревог. Я повёл нашу облегчённую пирогу, держась стрежней, и мы сколь-зили вниз по Пинеге-реке почти без моих усилий. Я палил из ружья, куда и когда ни попадя. Владлен постоянно выслеживал запрещённого хариуса. Так-то расслабились мы, беспричинно улыбались и говорили излишне громко. Я даже запевал порою «Вниз по матушке по Волге», а Владлен просил меня не оскорблять память великого Шаляпина убогим подража-нием.
   Но Нюхча близилась. Оба молочные бидончика наши были заполнены засоленным хариусом, в двух полулитровых банках млела залитая разо-гретым смальцем, жаренная утятина. Мы забыли об истории, в которую влипли в верховьях Пинеги, и надеялись, что автобус  из неведомой Нюхчи ходит в какие-то Карпогоры, а самолёт летает оттуда в Архан-гельск...
   
И вот, на закате одного прекрасного дня вытащили мы на песчаный взлобок славную нашу осиновку, вывалили вещи и воткнули в песок весло-шест. Владлен пошёл поискать кой-какого товару, а я расслабился. Подо-шёл ко мне молодой парень, я представился и расспросил об автобусе и ночлеге. Парень оказался архангельским десятиклассником и Леонидом. Нюхча – дача ихней семьи. Семья обзавелась здесь новой избой. Родители с его сестричкой укатили до понедельника в Город, а он тут остался за сторожа и приглашает нас на постой.
Я спросил, не нужна ли парню осиновка с веслом и пойолами, Лёня – справился о цене, а я объяснил, что наша лодоцька пойдёт в уплату за но-чёвку…
Владлен притащил местной выпечки хлеба, и мы пошли к новой избе. Возникла здоровая мысль о бутылке плодово-ягодного. Всё оказалось ря-дом, и спонтанное застолье завершилось великолепным чаем с лесной смородиной и одесской сгущёнкой. Парень притащил две подушки и по-желал нам спокойной ночи. Мы развернули спальники и отлично разлег-лись валетом на длинном топчане. Свет погас, и новая изба вместе со всею Нюхчей погрузилась во тьму. Вооружившись карманными фонарями, мы стали убаюкивать друг друга воспоминаниями о перипетиях завершённой моей авантюры… Среди прочего выделялся кошмар с домашним арестом.

Надолго запомнилась и история с потерей лодки нашей, долблёной из осины, каковая осина без керосина не горит. Это знает каждый носитель великого и свободного. А каждый, кто побывает на Пинеге, узнает, что ве-чером, вытащив на песок осиновку, можно спокойно ложиться спать: утром найдёшь плавсредство на том же месте, где оставил, и после завтра-ка у костерка спокойно понесёт тебя осиновка дальше, по сонной ещё Пи-неге. Но в ту памятную, дождливую ночь, остановились мы в пикетной из-бе Убово. Разомлев у разжаренной плиты, мы  радовались, что не нужно ставить палатку… Сырую, на сыром песке, под мокрыми тучами, которые «разверзлись и разразились» с самого утра ненастного дня. Отходя ко сну,  затащили мы в избу всё своё на просушку, оставив  лодку  под плён-кой голубенькой, хорошенько обложенной веслом, удочками и ветками.
С рассветом встали мы под мою команду из курсантских дневальств «рота подъём!» и… не обнаружили лодки. Владлен не нашёл никаких сле-дов на месте «швартовки», и мы впали в уныние… Ни лодки, ни удочек, ни плёнки, ни великолепного весла-шеста, которым толкались мы по двадцать раз в минуту уже вторую неделю. Вставал вопрос из грузинского анекдо-та: «Как жит далше?» Разожгли мы плиту, съели банку кильки. Владлен запивал чаем полбанки сгущенки, а я «загрызал» кильку простоквашей собственной закваски.…  Вдруг Владлен выключил «селгу», постоял се-кунду и бросился на дверь, я – следом  и расслышал гул мотора… Приво-рачивая к нам, «снизу» шла под «вихрем» крупная осиновка с нашей –  голубой беглянкой! –  на буксире… Мотор заглох и мы услыхали: «Одес-систы?»
Вчера, поздним вечером разгрузили мы нашу лодочку, изрядно облег-чив её.
.  Вытащить  повыше мозгов не хватило. И глухою ночью, под шорох дождика пирогу нашу Пинега сдёрнула с песочка и понесла по течению. О странных «одессистах» на реке уже знали, первая же осиновка под мото-ром притащила неумёхам уплывшую лодку. Владлен отвязывал канат, а я вытащил из избы две пачки патронов…

 «Хорошо то хорошо», но что за люди населяют край непуганых птиц?!!!...

Но всё позади, утром двинемся мы «горою» из Нюхчи в Архангельский Город, который всему морю ворот. Леонид разбудит нас и…
 – Николай, глянь в окно – сказал мне Владлен от двери.
 – Что? – Спросил я, и полусон мой рассеялся: под окном увидел я мо-тоцикл с включённой фарой.
«Догнал-таки» – ударила в голову мысль… Открылась дверь, и мне ска-зали: «Осветите лицо!»
Владлен включил фонарик, и над его головой передёрнули затвор. Че-ловек с автоматом отпрянул от Владлена и заорал: «Руки!»
Я стал искать свой фонарь, но от двери раздалось лязганье ещё одного затвора.
 – Руки! – прошипел второй автоматчик, и я увидел перед своим носом ствол с несуразно высокой мушкой…
Оказалось, что в Коми, с лесоповала, бежали с убийством два лагерни-ка. Дерзкий побег вызвал резкую реакцию, всё население было призвано к осторожной бдительности… Милая магазинщица из Нюхчи в минуту про-информировала сельсовет, а ещё через минуту в Нюхчу устремились два мотоцикла, и уже через час наша новая изба была окружена пятью авто-матчиками в офицерских плащ-накидках плюс – собаковод с волкодавом на цепи со строгим ошейником…
С первых моих слов о том, что, хотя и одессит, я окончил я Архангель-скую мореходку, в допрос вмешался председатель сельсовета и сказал, что ему звонил Попов из Согры и что всё «соответствует», … Раздосадованная группа захвата уехала, а мы попытались заснуть…
Утром десятиклассник Леонид провёл нас к автобусу, а к середине дня были мы на аэродроме под Карпогорами. С печалью во взорах провели мы АН-2 на Архангельск. Оказалось, что Карпогоры райцентр, что в вос-кресение десятки местных устремляется в Архангельский Город, что туда же и дачники со студентами спешат, да ещё и люд из окрестных деревень… Едва не плача,  думали мы о ночёвке в палатке нашей безотказной…
 Вдруг к нам подошёл парень в офицерской плащ-накидке и поздоро-вался.
– Что, улетел? – спросил он с улыбкой и откинул длиннющую полу, чтоб мы увидели АК вниз стволом. – Теперь-то вы узнаёте меня? – спро-сил улыбчивый…
Мы, конечно же узнали, и даже впали в некоторую оторопь.
 – Спокойно, ребята! – Сказал автоматчик. –У нас отбой. Между про-чим, эта парочка из Коми вышла на Пинегу, вчера. Вчера же прошли там и вы, но на пару часов раньше. Повезло вам, одесситы бесшабашные. Вчера повезло, повезёт и сегодня: я возьму вас на наш МИ-8 и высажу у Бабанегово. Может слыхали?
Тут я запрыгал и стал рассказывать, как закончил АМУ и что…
 – Отлично, – прервал меня автоматчик. – Я сэкономлю вам кучу време-ни и денег. Случится встретиться – поставите кружку пива…

Так завершился наш с Владленом водный поход по Пинеге. Впечатле-ния от встречи с таёжной красавицей всегда возвращают меня к тихой эк-зотике Подвинья, к великолепной речке в необозримом обрамлении без-молвной тайги. Не забыть и насельников Пинежья, замечательных потом-ков новгородских первопроходцев, поныне не знающих замков на дверях своих  изб…
Эпизоды же с домашним арестом, с грозным явлением особистов с ав-томатами наперевес, я излагаю в разговорах с доверчивыми слушателями, не скупясь на домыслы о временах из другой жизни. И удивляюсь порою: да было ли всё это со мной? Да и возможно ли было такое... Но было же, было…


     10. 11.  18г. Город Одесса. Не хуже он никоторого и обречён вернуть «язык Италии златой на свои весёлые улицы. И вернёт! И будет печалиться лишь о том, что рано исчезла в урне гробовой краса молодой негоцианки, которой великий поэт определил бессмертие. Амалии определил и разно-племенным жителям города у моря Гостеприимного…