Мастера

                Капитаны   
               
Фонтанский мыс ограничвает с юго-запада лукоморье Одесского залива. С высокого мыса этого открывается беспредельное море. Да и то: слева – Одесский рейд с полусотней судов на якорях. Чуть мористее – газовозы на рейде Южного. Их до десятка, но суда всё огромные. Ещё правее, но уже где-то за горизонтом,  Тендра должна быть, говорят и Очаков. А совсем справа –  рейд   Ильичёвска. Судов! – будто весь флот нынешнего ОАО СМП собирался там. Мощь неописуемая. А ведь ещё и постоянное движе-ние: кто-то уходит, кто-то навстречу идёт. Буксиры, лоцманы, бункеров-щики, пассажирские катера. А ещё –  непременно железнодорожный паром из Варны или, наоборот, на Варну топает. На высоких бортах имена Одес-сы, Шипки, Севастополя, Плевны. Было…

Сегодня на рейдах  пустынно. Как и на причалах. Черноморское паро-ходство лишилось трёхсот транспортных судов. До трёх десятков пасса-жирских – туда же. Рыболовецкая флотилия «Восток»  –  следом, бедняга. А с нею всякие БМРТ, СМРТ. Изъеден   и технический флот, линейные буксиры, спасательные – всего и не упомнить, – дноуглубители, например, где они, АСПТР с водолазами – где?… Три СРЗ, из них два крупнейшие в Союзе. Перемены к лучшему потребовали жертв, и полетели щепки, большей частью – металлические. В городе корабелов Николаеве то ж… А там – Херсон, Севастополь, Керчь – всё то же и всё те же… 

Предупреждение Чернобыля не расслышали… Так следом, жутким предвестником  перемен,  – последовала гибель старого «Адмирала Нахи-мова». Сам Павел Степанович уцелел, поныне  возвышается он над Граф-ской площадью Севастополя. Будете в великом городе – надолго врежутся в память вашу горделивые слова на гранитном постаменте: «В случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает своё дело.»

Но сейчас не флотоводцы  в предмете у нас, поговорим о капитанах мирных судов. Главный организатор тарана – некто Ткаченко, это он ко-мандовал судном-убийцей… Он до последнего был в ходовой рубке и на опасения вахтенного штурмана возражал, что красиво разойдётся, что под восхищённые возгласы пассажиров пройдёт по корме сияющего огнями «Нахимова». И это – капитан т/х «Пётр Васёв», сухогруза с длиною «вы-бега» (торможения) в десять километров. И вдруг –  фокусник с кроликом в шляпе. За спиною у Ткаченко – папа-секретарь. Понятие об ответствен-ности для сынишки не обязательны. Никакими чернилами закон этим лю-дям не написать, дела своего они не знают и не делают. Того самого дела, о котором говорил Павел Степанович Нахимов. Он превышал свои пол-номочия и постоянно посещал бастионы. Поддерживая дух нижних чинов, подставлял себя всем опасностям рядового и не по чину был убит пулей из английского нарезного штуцера.. Тут я всегда вспоминаю своё давнишнее недоумение: откуда в Севастополе английское летальное оружие?
Пароход «Нахимов» к погибели твёрдой рукой вёл капитан Марков. Этот преисполнен был сознанием своего величия. В былые времена в Одессе капитан «белого парохода» был больше, чем капитан. Транспорт-ное судно стоит в закрытом порту, а «пассажир» – в Крымской гавани стит, публика у борта гуляет, в иллюминаторы  заглядывает.  Тут уж ино-му капитану можно показать себя во всей красе. Был, к примеру, в ЧМП пассажирский капитан N. Слыл он в Одессе капитаном опереточным. Главным аттракционом  у него была швартовка, когда N торчал на кры-льях мостика. На голове нёс он фуражку втрое больше головы, с золотыми листьями по кромке козырька, на груди бинокль у него болтался. А обла-чён был капитан N в белоснежный форменный мундир, по рукавам кителя – золотые шевроны до локтей.
  Известен случай из капитанства Маркова. Зашёл как-то он в ходовую рубку.  Вахтенный штурман склонился над черновиком судового журна-ла.  Глянул Марков через плечо и рек прокурорским тоном: «Судно уже почти три минуты на створах, а Вы ещё запись не сделали!»
И штурман – тяжело поверить… – без чувств рухнул под ноги капита-ну… Вот что такое настоящий капитан! Слабонервный штурман засиделся на ступени карьерной лестницы, и Марков с удовольствием изводил бед-нягу постоянными придирками. Штурман трепетал, и дошло дело до об-морока с искусственным дыханием… Как тут не вспомнить: « … раб у ног// Непобедимого владыки.»

Возглавив экипаж «Адмирала Нахимова», Марков уже имел опыт про-ходов через Босфор без лоцмана, так что Цемесская бухта была для него лужей презренной. А в ту предосеннюю ночь на борту ещё и гость санов-ный случился. Перед ним трепетал уже Марков, вертелся вьюном в тихом салоне своём. Ему бы в ходовой рубке топтаться, но дело своё делал Мар-ков по-иному, он его обделывал, как в Одессе говорят… В ходовой рубке несли  вахту только штурман и – у штурвала – матрос  . И вот, смотрит штурман, что «Васёву» пора принять влево, а тот прёт напропалую. Тут взреветь бы «Нахимову» гудком паровым, покороче да почаще, да с деся-ток раз кряду взреветь. Но, зная о тихой беседе у капитана, постеснялся штурман шум поднимать. Да и то: из-за гостя капитанского выход паро-хода в море задержали!.. Бежали, летели  секунды, ещё можно было крик-нуть рулевому: «Лево на борт!» и броситься к машинному телеграфу, и – в аварийном режиме: «правый – полный вперёд, левый – полный назад». Но это уж совсем... И железный  «Адмирал Нахимов» продолжил упорное движение к  погибели…

Третьего капитана, Соболева Н.А., надо было бы упомянуть первым. Но да ладно, был он человеком простым, ни на что не отвлекался от дел своих  уставных... В семьдесят восьмом году был я с т/х«Украина» на Варнен-ском «кораборемонтном» заводе. На нём многие наши «пассажиры» стоя-ли в зимнюю пору. Как-то утром подъехал к нашему борту «уазик», и я отправился на нём за судовой почтой. Рядом с шофёром сидел Соболев. Я ехал по свободе, а Соболев, по всему, чтоб экипаж не отвлекать по пустя-кам от работы… Подкатили к зданию старинного покроя: вход через об-ширную веранду с остеклением во всю стену. Хорошо виден длинный стол со свёртками судовой почты. Я живо выскочил на тротуар, но в спину мне коротко бросили «постойте!» Я оглянулся, из «уазика» выбирался Собо-лев.
 – Одному не положено… – объяснил мне капитан «Нахимова».
Я внимательно посмотрел, чтоб запомнить, как выглядит типичный бук-воед. Мы преодолели пять метров до стеклянной входной двери. Поздоро-вались с русской девушкой, с длинннющего стола взяли по свёртку и вер-нулись к «уазику» …
Соболев к шофёру не подсел, мы оба устроились в салончике.
 – Одному не положено… –  повторил капитан, усаживаясь поудобнее.
И мне послышалась досада в тоне капитана, как если бы он намекал на чрезмерную строгость правил поведения советского моряка заграницей… Это было вскоре после одесского праздника: в ЧМП отмечали двадцати-летний юбилей безаварийной работы «Нахимова» под руководством Со-болева. А сам Соболев готовился к ранней пенсии по нездоровью.

 Но время шло, и стал я забывать о варненской  командировке, как бра-тушки забыли, кто избавил их от янычар. На много лет выпал из моего поля зрения старый пароход. Как вдруг – слухи, один другого страшнее, затем – точная информация о неимоверной гибели Одесского «Титани-ка»… Я участвовал в ремонте «Васёвского» бака и бульба на Ильичёвском СРЗ, когда  судну-убийце меняли покорёженный таран. В заводском плав-доке новый капитан «Васёва» рассказывал, как «надо было», как действо-вал бы он, случись подобное. А я стал вспоминать о строгом соблюдении капитаном Соболевым морского устава… При старом служаке гибель «Нахимова» представлялась мне едва ли возможной, а его понятие о том, что положено,  а что не положено, приобретало грозный смысл…
 
Уже в новом времени занесло меня на судно серии «река-море», стояв-шее под погрузкой в Белгороде Днестровском. Речь шла об увеличении грузоподъёмности судна, мы изрядно обсудили дело с капитаном судё-нышка. А когда дело дошло до кофе, я спросил мастера, не встречались ли мы с ним в старое время. Капитан улыбнулся и напомнил мне о защите пред инспектором Регистра моих чертежей.
 – О Господи! – обрадовался я. – На «Нахимове», схватка с Василь Корнеичем по спасательному устройству! Вы ещё тогда…
И тут я с удовольствием вспомнил красноречие Соболевского старпома, каковой теперь вот –  сам в капитанах. А тогда, въедливый инспектор, за-катив глаза, предлагал представить, что вот здесь вот горит, и требовал объяснить, как тут обеспечить высадку людей.
Капитан прекрасно помнил себя в роли помощника Соболева, а я с удо-вольствием повторял:
 – Уважаемый Василий Корнеевич! – говорил тогда старпом инспекто-ру. – В соответствии с морским уставом и хорошей морской практикой, за полчаса до начала пожара, пассажиры должны быть высажены в мотобо-ты, чтоб с  безопасного расстояния  наблюдать за борьбой экипажа с ог-нём…
 – Не шутите, старпом, –  строго поморщился строгий инспектор. – Огонь в море не шутка!
 – Я не шучу, Василий Корнеевич…

 – Да, товарищ конструктор! – говорил мне  капитан «река-море.» – У Соболева выучка экипажа  велась ежедневно. Каждый у своего места ра-ботал на автомате. Оглядываясь на восемьдесят шестой год, я уверен: даже умышленно Ткаченко не смог бы протаранить корпус  длиною в два ста-диона.  Промахнулся бы... А Соболев ни при каких обстоятельствах не ушёл бы из рулевой. До самых Сочей, как говаривал он.  «Васёв» за доб-рую милю получил бы шесть ультимативно коротких: «Ваши действия опасны!». Об обстоятельствах подачи грозного сигнала немедленно были бы проинформированы Новороссийск,  Одесса и ММФ. А Ткаченко полу-чил бы головомойку и урок на всю жизнь…
 – Соболев был капитан из настоящих. Дело своё делал неукоснитель-но.…На десять лет пережил он судно, о котором говорил  «я». «Что мне «Россия»,  – досадовал он при случае . – Я больша!»… Тяжело предста-вить, чего  стоила ему  невероятная  катастрофа… Кстати, товарищ кон-структор,  – заключил говорливый капитан «река-море», – в ту ночь я то-же был бы в рубке. До самых Сочей… Так уж капитаном «Нахимова» дело было поставлено.  Мастером…