Еще один год подаренной жизни - II. 26

                Еще один год подаренной жизни - II. 26

     Пока Вероника к пятнице новые работы принесла, я балансировала на плюс тысяче, и в пятницу вечером в демочкиновскую энциклопедию Благова, к уже запрятанным сто евро хотела доложить всего сорок евро. Ну, все-таки, сорок евро. То ли Благов не то, что Елистратов (в его словарь я деньги собирала, помнится, еще на литературный форум в Грецию), то ли вообще не Благов, а Демочкин. Том-то увесистее елистратовского будет, четыреста тридцать девять страниц мелованной бумаги, в общем, пока листала до этих ста, напоролась на гладкую кучку, одна в одну, пять купюр по десять евро. Это как если бы я в юности напоролась на тысячу рублей в зимней куртке. Ведь никто, кроме меня, их туда не мог положить? В моем доме бывают только люди, которым самим нужны деньги. Так когда же я их туда положила? Неужели, когда в начале лета ехала за Пушкинской медалью в Москву, да так и пролистала, правда, кучка гладенькая, как будто ночью напечатанная?
     Кстати, о Пушкинской медали.
     Я ж конечно не удержалась, и пришла в новом платье на Гавелак на следующий же день, чтобы Светка заценила. А еще я перед работой зашла в парикмахерский салон "Гема", к своей пани Гане, и, инспирированная платьем, она мне сделала черно-белый мелир на голове. Просто нет слов.
     И все-таки, у соседки по кою, Наташи, украинки, вырвалось при моем появлении:
     - Куда так нарядилась? За следующей медалью?
     - До следующей медали далеко, - сказала я, - просто примериваюсь на лауреатство в двух номинациях "Малая проза для детей" и "Малая проза о Чехии и о Праге". Как ты думаешь, для детей же не подойдет?
     - Для детей надо что-то разноцветное, яркое, - согласилась Наташа, тут же позабыв свои наезды.

     - Ой, Иришка, смотри, загрызут тебя украинки за то, что ты поедешь на фестиваль литературы и культуры "Славянские традиции", - засмеялся неизвестно откуда взявшийся Латынин, он всегда так, как черт из табакерки. Правда, в тот волшебный день, в среду, я продала его две работы и он должен был придти за гонораром.
     - Я еду в Россию, - отрезала я, - и именно родина приглашает меня на этот фестиваль в составе писательской делегации, ни там, ни здесь, меня никто загрызть не может! А если ты такой умный - забирай свои работы, и продавай их в своей подворотне, что это такое - две проданных работы за полгода?! Ориентируясь на тебя, я бы уже четыре года назад сложила зубы на полку.
     - Ир, ну ты ж меня любишь, - сказал Латынин.
     - Я тебя ненавижу.
     - Так я принесу штуки четыре новых, классные, как ты любишь, - пообещал он, деньги забрал, и так же исчез, как появился.

     А я задумалась: каким должно быть седьмое платье?