Взросление

Октябрь подходил к концу, снег, выпавший накануне Покрова, через день  ветром сдуло, но лед в лужах ему оказался не по зубам, так как минусовая погода днем и ночью была на стороне приближающейся зимы.  Листопада буйная сила иссякла, так как большинство  деревьев (тополя, вязы, осины) уже сбросили свой золотисто-багряный наряд и дрожали всем стволом и ветками от холода и от игр ветра-октябренка...

Именно в эту пору и приехала  в небольшой районный городок в гости к своей приемной дочери бабка Степанида из  почти умирающей деревушки, затерявшейся в сибирских лесах. Степанида была уже в том возрасте, когда перестают чему-либо удивляться, любая встряска воспринимается тяжело, с болью в костях и с шумом в голове и желанием лечь, уснуть и не просыпаться: так она устала от этой непонятной жизни, где молодые вечно недовольные  стариками, считая их балластом на пути к карьерному росту. Это к тому, что сын дочери, неродной внук, недолюбливал бабку, считая ее выжившей из ума старухи, у которой за душой ни гроша, кроме трех вечно голодных котов разной масти и потому совавших свой усатый нос во все кастрюли и ведра.

Вот и сейчас не успела Степанида переступить порог дочерниной квартиры с богатым убранством всех четырех комнат, как Егор - внук - заворчал себе под нос: "Вот принесла нелегкая! Не сидится ей в своей глухомани, где и чертям тошно от скуки..."  Благо, что бабка была сильно глуха на оба уха и не разобрала слов "приветствия"  и никак на них не отреагировала...
Внук, зная эту особенность бабки, наслаждался своим красноречием в ее адрес...

Бабка сняла в прихожей свой видавший виды балахон, прошла на кухню, опростала свои тяжеленные кошели с деревенской снадобью и рассовала банки в огромный до потолка холодильник, ничуть не удивляясь его припасам: ведь деревенской экологички в нем все равно не было, а лишь все импортное...
Дочери дома не было, бабка в комнату внука заходить не стала, зная о его отношении к ней. Села за стол, налила себе чаю без сахара, выпила две кружки...

И глубоко задумалась о своей и дочерниной судьбой...
Степанида никогда не выходила замуж, да и не имела с мужчинами внебрачных отношений, особо не переживала по этому поводу, с молодости поставив на себе крест - как на невесте, жене, да и матери. Но после сорока лет жизнь старой девы стала Степаниде невмоготу, своих родных она схоронила еще в молодости, одиночество давило на сердце и душу, хотелось тепла чужого прикосновения. Но к тому времени в деревушке уже не осталось мужчин ее возраста, доживали старики под 70-80 лет, с полным набором всяких болезней,..а ехать куда-то  за пределы деревни ради поиска мужского внимания к себе было не для нее. Все чаще возникала мысль об усыновлении ребенка, что для нее было равносильно обретению семьи...
И вот случай такой представился: однажды она пошла в лес за грибами, но вместо их принесла сверток с новорожденным: кто-то его аккуратно положил на березовый пенек ...умирать голодной смертью... Степанида заявлять никуда не стала, боясь, что ребенка у нее сразу же отберут... Вот так и появилась в жизни Стеши, как звали ее по молодости в деревушки, дочка, имя которой долго не могла придумать, но в конце все же остановилась на имени  Надежда - близко к корню слов "найти, найдена", да и по прямому значению - "надежда на лучшее будущее"!.
Надежда росла тихим, спокойным ребенком, обретая черты характера приемной матери, также сторонилась мужской половины человечества, почти во всем повторив судьбу Стеши, с той лишь разницей, что после 16 лет уехала в ближайший к деревушке городок районного значения, в котором без приключений прожила до 40 лет, после чего испытав то же чувство одиночества, что и мать, взяла ребенка в роддоме, мать которого умерла при родах, и вот уже 16 лет он - Егор- был полноправным членом Надеждиной маленькой семьи, она работала на трех работах, чтобы прокормить его, себя и мать, которая получала грошовую колхозную пенсию (государство не очень ценило своих сельских граждан, потерявших здоровье в непосильном крестьянском труде на благо процветания и могущества большой Родины...Да и государство потом распалось на удельные княжества...

Егорка, не услышав шарканий ног бабки, заглянул на кухню. Та сидела за столом, подперев рукой щеку, и, казалось, дремала. Внук решил подшутить над старухой: закричать над самым ее ухом:"Караул, горим! Спасайся, кто может!" И для этой цели на цыпочках подкрался сзади...Степанида в этот момент глубоко вздохнула, вытерла фартуком заплаканное лицо, тихо пробормотала под нос:"Не жизня, а одна маета! Себя измучила, дочку, внучонка, пора бы уже и на погост. Да вот Бог не дает пока места на нем. А нажилась я уже досыта, перепробовав все вкусы и запахи жизни..."

Егорку словно обожгли эти слова бабки, встал, как вкопанный, за ее спиной, боясь пошевелиться, готов был провалиться от стыда в тарарам: впервые в своей жизни он вдруг осознал, что бабка - вовсе не огородное чучело, а живой человек с трудной судьбой, с израненным сердцем, с истерзанной невзгодами душой, человек, который плачет в тихую, чтобы своим плачем никого не напрячь...

Спасло Егорку то, что Степанида налила третью кружку чая без сахара и начала пить маленькими глотками. Мальчишка попятился назад, юркнул в свою комнату и прилег на диван, мысленно матеря себя самыми отборными матами, какие знал... Вдруг жизнь его показалась ему такой никчемной, неинтересной перед жизнью и судьбой бабки, которую он ни разу, как внук, не приласкал, не прижимался к ее плечу, не просил рассказать сказку или что-то из своей долгой жизни, никогда не гостил у нее в деревне в каникулы, ничем не помогал ей по хозяйству в ее преклонные годы, всегда брезговал ее гостинцами, предпочитая им импорт. Впервые он дал оценку всему своему существованию на Земле, своему поведению, своим словам и поступкам и понял, что он и мизинца бабкиного не стоит в этой жизни. Осознав это, он вдруг горько заплакал, уткнувшись в подушку, и тоже впервые в своей небогатой на добро жизни...
Он не знал, что началось в эти мгновения исцеление его души состраданием к другому человеку...

Егорка незаметно для самого себя заснул как есть, одетый, проспал до утра, не слышал, как пришла мать, как она долго беседовала с бабкой о жизни, потом обе улеглись в одной из комнат, и еще говорили, чуть ли не до самого рассвета...
Утром все трое сидели за одним столом, пили чай с лимоном и с бабкиными капустными пирогами, и Егорка ел пироги, аккуратно надкусывая их, чтобы капуста не вываливалась на стол. Мать со Степанидой незаметно для мальчишки переглянулись между собой, но тему никак не развили, чтобы не смущать его: "Ест и пусть ест на здоровье, еще напечем!"
С этого утра и началась новая страница в жизни семьи Степаниды и Надежды. Егорка как-то разом повзрослел, охотно брался за любую домашнюю работу, требовавшую его мужскую силу, сноровку.
Прошла неделя, как  Стеша жила  в городе, Егор заметно подобрел к ней, слушал ее рассказы о ее молодости, удивлялся тому, как она многое помнит: даты, имена, фамилии, место события, и отметил для себя ее певучую и яркую диалектную речь с непонятными для нынешней молодежи словами и фразами.

Степанида прожила у дочери и внука вместо двух недель месяц, вдруг засобиралась домой, подходило время уборки урожая. Был вечер, все трое сидели снова за столом, когда Стеша после ужина сказала:"Ох, загостилась я у вас, мои роднулечки. Пора и честь знать. Дома коты меня потеряли, да и картошку пора копать!"
Егорка воспринял эту неожиданную  для него новость от бабки, к которой настолько привык за все эти дни ее присутствия в их доме, просто не мог уже представить свою квартиру без бабкиных капустных и прочих пирогов, без ее рассказов по вечерам, без ее удивительной окраски певучего голоса, что внук вдруг резко повернулся к бабке, обнял ее, прижавшись к плечу, горячо зашептал ей в ухо:"Баб, не уезжай, побудь еще с нами!"
Стеша всем своим исстрадавшимся по мужской ласке сердцем сама обняла внука и заплакала:"Ох, Егорушка! Внучочек ты мой родненький! Как же я без вас сейчас буду жить в своем захолустье, не представляю!" Дочь тоже подошла к матери и сыну, обняла обоих, и так втроем обнявшись, они какое-то время стояли неподвижно, смакуя эти трепетные мгновения жизни, единения друг с другом всей душой и сердцем. Вдруг Егорка, освободившись от объятий бабки и матери, тоном взрослого человека заявил: "Все, решено: еду, баба Стеша, с тобой, уберем все в огороде и поедем вместе к нам, места всем хватит, а весной, если у тебя появится желание поехать в свою избушку на курьих ножках, то я на все лето перееду к тебе, буду помогать по дому и в огороде, устроюсь в вашей деревушке на какую-нибудь работу, чтобы  иметь разоставок, но осенью снова поедем зимовать к нам!" Егор даже не заметил, что в своей речи он использовал многие бабкины выражения.
Мать и бабка смотрели на сына-внука, так повзрослевшего прямо на глазах за этот месяц, с огромным удивлением и уважением, не пытаясь ему возражать...
12.08.2019
19:28