На войне как на войне

Русская душа – потемки.
Автор неизвестен.

Русские воюют не по правилам.
Мюрат.

Воюют не числом, а умением.
Суворов.

Осеннее утро играло своими любимыми красками.
Казаки шли на рысях, из под копыт лошадей вихрем вздымалась разноцветная листвяная метель. Отряд из тридцати сабель очень спешил.
Шел 1812 год, Бонопарт сидел в Москве, его армия была на грани голода. Успех компании неожиданно перешел из области баталий в банальное снабжение едой для солдат и фуражом для не меньшего числа лошадей.

Разведка доложила, что в сторону Москвы идет обоз о пятидесяти подвод с продовольствием и фуражом под охраной приблизительно в сотни полторы солдат, из которых около трети были не разу ни кем не битые кирасиры из гвардии Мюрата. Охрана была серьезной, на обоз дважды покусились партизаны, кои были с легкостью отбиты с большими для плохо вооруженных необученных русских ополченцев потерями. Еще три – четыре перехода и обоз будет Москве.

На последнюю попытку отбить, или хотя бы пощипать обоз вызвались казаки. На дело из числа добровольцев были взяты самые отчаянные рубаки числом около тридцати, отряд повел есаул Прон. Прон взял на дело сироту подростка Егорку – лучшего разведчика, под видом бродяжки ходившего несколько раз в Москву и привезшего раз пленного артиллерийского офицера неосторожно принявшего коньяку и уснувшего в стогу. Егорка раздел француза, затем затащил его на краденую телегу со всей его амуницией, укрыл рогожкой и благополучно проехал посты, объясняя караульным, что батю привезшего овес, для смеха напоили французы. За сию доблесть сам Платов наградил Егорку личным кинжалом черкесской работы.
Еще в отряд вызвался местный батюшка Евлампий, в миру Прохор. До принятия сана Прохор повоевал в предыдущих европейских компаниях под командованием Суворова. Тогда же Прохор дал обет, что если бог оставит его жить, то он пойдет ему служить. Бог услышал простодушную солдатскую молитву. Меткий стрелок, на всем скаку ухитрявшийся на спор попасть в монету на расстоянии в пятьдесят шагов, Евлампий убедил Прона, что если кто и погибнет, то похоронен будет со всеми христианскими обычаями.

Ближе к вечеру Прон остановил отряд версты за четыре до сельца, где предположительно должен был быть французский обоз. Отряд расположился на ближайшей к дороге полянке. «Костры не разжигать, лошадей распрячь, когда отдохнут напоить и дать корму, самим поесть чем бог послал» - приказал Прон. Прон лично выставил секреты, назначил караульных по лагерю, после чего долго о чем-то шептался с Егоркой. Через получас мимо казачков, стоявших в секрете в сторону сельца прошел сиротка в лаптях и в таком рубище, что если бы казаки не знали, кто это такой, то на верно отдали бы свои последние рубахи.
До рассвета вернулся Егорка, доложил Прону: «французы в селе, после последней стычки у них один убитый и трое раненых, снасильничали девку и трех молодух, зарубили пытавшихся заступится, отца и брата одной из них, по избам, где спят французы, подсыпал в ведра с водой очищающего живот порошка (выменял на французские сапоги у лекаря), нашел местных партизан, кои скоро будут, секрет о том предупредил». Прон не нашелся, что ему ответить, но про себя пробурчал: «Только жратвы себе не добыл», после чего заметил, как Егорка, сидя под сосенкой с жадностью поедает краюху свежеиспеченного хлеба запивая из крынки молоком.
В скорости подошли колоритные бородатые партизаны (похоже, из местных крестьян и чьей то дворни), притащили несколько охапок ружей, как русских, так и французских. С пришедшими партизанами обсудили план компании.

В общих чертах составленный планец был таков:
- на выбранном для засады месте подрубить несколько деревьев так, чтобы можно было устроить завалы до и после обоза, а так же несколько деревьев положить на обоз с целью лишения конного француза маневра;
- так как ружей прибыло в избытке, то атаку начать с хорошего обстрела, для чего лучшим стрелкам дать по два ружья и одному заряжающему из числа менее метких;
- валить деревья и стрелять по сигналу горна;
- стрелять в первую очередь кирасиров, как самую организованную и храбрую часть охраны обоза;
- Евлампию (впрочем, сказавшему, что на время боя он вымолил у бога временный переход в мир и имя Прохор) отдельно дать четыре ружья и двух заряжающих, его цель, определить и выбить офицеров, а затем и кирасиров;
- всем стрелять только после тщательного прицеливания, без горячки, так как француза шибко много;
- до начала стрельбы никому не высовываться, праздного любопытства не выказывать, дабы француза не спугнуть;
- момент удара в штык и на саблю Прон определит сам и Егорка сыграет на горне сигнал «Атака», ударить так чтобы враг не смог опомнится;
- по предложению Егорки понаделали пугал по образцу огородных, кои после начала пальбы надо было поднять так, чтобы француз их увидел и попытался убить;
- после начала пальбы, из числа партизан, на дороге в сторону деревеньки устроить заслон за еще одним завалом;
Итак, фигуры были расставлены, оставалось дождаться начала «шахматной» партии.
Место выбрали, где дорога была поуже, а лес погуще.

И вот наступил момент истины!
Прон с Егоркой сидели на вершине пригорка, шагов за двести от засады, есаул смотрел на видимую часть дороги через подзорную трубу добытую у плененного им польского генерала.
Показался обоз, от него еще до леса было видно, как отдельные фигурки кидаются в придорожные кусты. Так вот для чего этот очищающий живот порошок, наконец то дошло до Прона. «А я думал, что ты Егор об здоровье похмельных французиков озаботился» - сказал есаул Егорке. «Пошли к засаде, я еще раз посмотрю, чтобы все было чисто» - молвил Прон, сложил трубу, и двинулся вниз.
Прошел от начала до конца засады, вроде все нормально.
Вскоре проехала вражья разведка – трое солдат на лошадях, ружья наизготовку, внимательно и немножко испуганно смотревших по сторонам.
Когда авангард обоза достиг приготовленного завала, есаул кивнул Егорке, горн пропел сигнал. Лес ожил, партизаны под грохот начавшийся стрельбы уложили на дорогу подрубленные деревья. В лесу поднялись пугала, по которым был открыт беспощадный огонь французов. Такое развлечение длилось минут пятнадцать – двадцать.
Те, кто шел пешим порядком пытались укрыться за телегами, а кирасиры валились снопами.
Атака не понадобилась, за подводами стали подыматься палки и ружья с белым накрученным бельем. Есаул послал Егорку с приказом прекратить огонь и постепенно огонь стих. Прон немного на войне научился французскому: «Всем выходить вперед, без оружия, с поднятыми руками». Постепенно перелазя через завал, пленные попадали в заботливые руки партизан, которые спускали французам штаны, получалось ну таки чисто спутанные лошади на пастбище. В конечном итоге, из ста пятидесяти солдат осталось целыми восемнадцать человек и человек двадцать раненых. Похоже несколько человек похрабрее убёгли в лес.
Убитых с нашей стороны было четверо: - один казак и трое мужичков, пуля дура, но затея Егорки с пугалами спасла жизни многим. Раненых набралось восемь человек, из них только двое тяжело.
Есаул с Егоркой быстро прошел вдоль обоза. Казаки и партизаны деловито собирали оружие и складывали на подводы, об этом было условлено заранее. На кирасах убитых гвардейцев было в избытке вмятин и дырок, вся дорога была в лежащих в лужах крови телах. Испуганные лошади метались между подвод, казаки ловили их, как-то пытались успокоить и привязывали к ближайшим деревьям, раненых лошадей добивали, так же как и многих раненых французов, тогдашний век не был отягощен гуманизмом. Прон поздновато, но приказал раненых не трогать.
Есаул вернулся, разделил пленных по двое под командой мужичка – партизана, и отправил их с приказом – раненых в одну сторону (кто остался), а убитых стащить на полянку шагов за пятьдесят от засады. Завалы быстро разобрали, подводы с великими трудами, иногда выпрягая лошадей стали разворачивать обратно. От деревни шло две дороги: - одна на Москву, - другая на юг, вот по ней и собирался Прон отправить обоз в русский лагерь.
С убитых поснимали сапоги и мундиры, кой ни какие драгоценности. Часть, в основном из серебра, есаул отдал партизанскому вожаку, наказав, что это для пострадавших от войны. Крестьянских лошадок, каких можно выпрягли, взамен впрягли гвардейских породистых, и табун мужики погнали в деревню, дабы вернуть, у кого они были фуражирами реквизированы.
Наступил самый неприятный момент, французов построили, и есаул спросил, кто из них насильничал в сельце. Ответом было молчание. Тогда Прон предложил тянуть жребий и если бы не подошел Прохор – Евлампий, то пару французиков, наверное, расстреляли бы за чужие грехи. Евлампий после недолгого спора уговорил никого больше не трогать.
Кирасы, какие попроще, утащили подальше в лес, мол, после войны сгодятся кузнецу на железо. Какие покрасивше, погрузили на подводы.
Обоз под командой есаула, вместе с босоногими пленными двинулся на юг, а на месте остался заслон под командой Евлампия снова ставшим Прохором. Были сведения, опять же это принес Егорка, что обоз должны были встречать и надо выиграть время, хотя бы день – два, для того чтобы французы не догнали и не отбили обоз обратно.
Евлампий отслужил службу по убиенным французам по православному чину, христиане все-таки.

Завал по дороге в сторону Москвы сделали длиною шагов в сто, опосля обеда прибежал дозорный – идут!
До самой ночи французы пытались пробраться через завал, но меткими одиночными выстрелами Прохор со товарищи валили их одного за другим. Попытались французы, было обойти заслон через лес, где их частью убили, а частью пленили.
Наутро французики подтянули пушченку, с первого выстрела одному казачку оторвало голову, и Прохор оттянул всех в лес, где снова устроили дальше по дороге завал, хотя и поменьше. Протянули так до вечера, тогда местный проводник провел казаков до орудия. Взяли на ура. Зарядили порохом сколько смогли, дуло как смогли забили, вставили фитиль, завалили хворостом и подожгли, сами ушли в лес подальше. Грохот был страшный, над головами провыла какая то железка, а в лесу начался пожар.
Прохор со товарищи на лошадях кинулись догонять своих. Партизаны ушли по своим тропкам.


P. S.
Французы заставили население похоронить убитых, к коим добавились больше половины из раненых (кто не смог уйти от лесного пожара, тому выпала страшная смерть). На полянке был огромный валун, где какая то сердобольная душа выбила крест. С тех лихих пор поляну так и зовут французской, грибов не собирают (считают дурным местом), хотя по прошествии лет не все знают этой истории.
Отец Евлампий стал очень ревностным батюшкой, его часто видели в церкви, по ночам, вымаливающим у господа, за какой то страшный грех прощение.
Но как-то один раз гусарский полк на маневрах прошелся по крестьянским полям, принеся нескольким семействам угрозу голодной смерти. Отец Евлампий поехал в город, нашел гусар пирующих в местном трактире, пытался их убедить, что они поступили не по христиански. Никого своей проповедью он не убедил и тогда он предложил, на промысел божий, стрельнуть по монетке за пятьдесят шагов, благо спорщики нашлись. Почти весь полк собрался на представление, Евлампий снял рясу, вышел на рубеж, долго осматривал ружьецо под веселье подвыпивших гусар. Командир полка, полковник, попытался отговорить своих гусар и прекратить «издевательство». Но тут батюшка решительно вскинул ружье, выстрел, несколько гусариков пошли посмотреть на монетку, кою принесли обратно в виде маленькой рюмки. Забава и пьянка стихли. Да это же легендарный батюшка, герой войны с Наполеоном, по толпе побежал слушок. Тут же гусары пустили шапку и с извинениями поднесли собранные деньги батюшке.
Прон сложил голову во Франции от случайной пули и покоится ныне на местном кладбище, схоронили его по католическому обряду, да ему и все равно.
Сиротка Егорка стал зваться теперь Егор Пронович, теперь он уважаемый купец первой гильдии. Всегда всех других купцов обходит, так как почему-то всегда знает, что покупать задешево, а потом когда цена на товар вдруг вскинется, то продает задорого. И на ярмарках никто из купцов не обращает внимание на убого нищего, отирающегося рядом с переговаривающимися и подбирающего объедки, коиму за убогость подносят от щедрот иногда рюмочку водочки, и искренняя благодарность его немерена.
Разведка – она и есть разведка все-таки блин!
Во Франции долго ходила байка, про то, что в русском походе, на один фуражирский обоз напали два полка русской гвардии при поддержке десяти пушек, причем каждый раз, при новом пересказе, количество войск и орудий постепенно возрастало. Храбрые французские солдаты, выполняя воинский долг и верные присяге, полегли все до последнего, уполовинив нападавших.
Об остальных история умалчивает.
Виктор Репин (Татаринов).


                Невинномысск
Январь 2010 г.