Голос моря

Каждый  кто вырос на Каме,  знает с рождения голос реки. Утром звучит он протяжно и гулко будто пастуший рожок, в полдень зальётся песней, точно ямской перезвон, а как ударит осень, волны пойдут, нагрянет ветер и такой подымет гул, что здешний рыбак и носу из дому не кажет, сядет к окошку снасти чинить да тихо вздыхает глядя на дождь: закончен до майской поры рыбный лов.
Широко разлилась Кама в наших местах, не приметишь берегов в тумане , а как пойдут в Ноябре шторма , так сразу челны и лодки ставят прикол... Не шутят люди с Камой: за силу и ширь часто морем зовут. И тот кто знает её язык, тот кто внемемлет речному прибою сыто и вольно живёт до весны, а заезжий гость хоть все лето ходи по реке : ни леща не словит вдоволь ни сороги .
Жил когда то  в Ольховке один человек , с детства ходил на долбенке штормами да волнами , целое лето в рыбачих заимках дневал и так понимать навострился Каму , что стала она милее людей , от того то до самого Сарапула не было удачливей рыбака, а вот семейные дела поначалу не ладились. Был он уже в молодецких годах, а невесты хорошей не нажил. Да и какая невеста при жизни такой? Чуть растают льды,  он, - на Камское море. Ходит на лодке по водным тропа;м, ночью в заимках таёжных дремлет, а как в Ноябре подуют ветра – тут  же вывозит рыбу. В месяц холодный всё снасти чини;т, сам под окошки к девицам не ходит, а только настанет Николин день, едет на тройке в Сайгатку – рыбу купцам распродать, сбитня с баранкой на ярмарке выпить да прикупить гостинцев близким и родным.    Звали того человека – Епифан.
Случилось ему однажды в день Никольской ярмарки заглянуть по делам на почтовую станцию, где отдыхали с дороги ямщики. Погода в этот день бушевала знатно, утром валил крупной дробью снег, сосны от стужи трещали, а ближе к обеду случилась такая пурга, что тёмное серое небо, низкое и  мрачное в высокий сезон, скрылось за белой сплошной пеленой, и не понятно: где тучи, где земля. На силу добрались ямщики до Сайгатки, едва не загнав своих лошадей. И покуда смотритель возился с конями, Епифан ожидал его на станции в обществе трёх заезжих гостей. В станционной избёнке, меж тем,  было великолепно: звонко трещали в печурке дрова, окна покрылись морозным узором, а на столе в янтарном свете бойко пыхтел самовар, робко укутав в парном тумане, тех, кого застала дорогой пурга в богом забытом лесном краю.
«Что, браток,  дорога не вышла?» - обратился к Епифану старший из трёх ямщиков с тёмными усами,  красным от жара лицом и длинной  колючей бородкой. «Это тебе повезло огонёк станционный приметить, здесь ведь на вёрсты не сыщещь жилья, а по такому снегу можно и вовсе исчезнуть в дебрях, да и дорогу назад не найти. Что стоишь у порога, садись  вместе с нами за стол, да спроси у хозяина кислых щец и пирог с потрашками, нет их вкуснее на всём пути,  так и душе и телу  теплее будет. К слову, куда держишь путь?».
«Еду я  недалече,- ответил Епифан,- прибыл из Ольховки на здешнюю ярмарку, есть порученье к хозяину избы. От того и заглянул на огонёк.  «Ехать с поручением в такую погоду? Эко твоя  благоверная серчает - удивился второй  ямщик. В такую пургу хороший хозяин собаку запустит в дом, а тут человека на тройке по зимнику… «Нет у меня благоверной, не нажил ещё, - сказал Епифан, - да и погода  сутра не так лютовала»… «Тоже верно, - промолвил ямщик,- что ж ты не женишься? Парень ты не плохой,  да и одет не худо, знать и хозяйство домашнее спорится».
 «Здешние девушки верно не любы ему,  эх  кабы я выбирал  невесту, ехал бы свататься сразу в Альняш,  там и осанка и стать и коса ниже пояса…  В каждом окошке девицы как на подбор!!!». «Что  ты понимаешь  в бабах пропоица!» - одёрнул  товарища второй ямщик,  как бы ты сам женатым был, а то ведь с молодых ногтей всё по кабакам и харчевням скитался, увидят девки твой сизый нос, так сразу разбегаются,  вот и не вышло ничего! Только утихнет над  Камой пурга, я отправляюсь в Ершовку,  хочешь  невесту найти, езжай со мной! Там такие девицы, что  даже столице не сыскать! Каждая умница и красавица, да и хозяйство прилежно ведёт, так что любое дело спорится!».  «Всё это так, - заметил старший ямщик, только ни кто из вас, верно, не ездил в Кемуль.
 Был на постое там месяц назад, дочку у мельника местного видел… В самую пору девица вошла,  вроде одёжкой совсем неприметна, а как приглядишься – такая краса,  сердце в груди замирает. Встанешь и смотришь, забыв о делах, а уж какая мастерица: вышьет платочек в искусный узор, как в рукодельне у бар не умеют! Год уж невестой завидной слывёт, даже заводчик к  ней свататься ездил, всем женихам отворот-поворот! Бабы  в деревне одно говорят: лет пять назад,  был подле Кемуля табор. Кто-то Малашке тогда нагадал: счастья не будет в браке, если не станешь женой рыбка. А рыбаку что жена? Он всё о во;лнах зимою мечтает, летом на промысел дальний идёт. Кто, говорят,  на реке с малолетсва, - Кама тому жена, а друзья-рыбаки семьею будут.
Услышал Епифан такие речи, распрощался с ямщиками и вышел из избы, любопытно ему стало, что за девушка такая, а про дело к хозяину станции напрочь забыл. Накупил на ярмарке, пряников, конфет,  и мелочёвки всякой по женскому прибору,  а когда  улеглась пурга, оделся корабейником,  приехал в Кемуль. Ходит по улицам товар нахваливает,  даром что мороз,   девушек  с окрестных изб толпа набежала. Ходят прицениваются, смотрят на товар. Вышла в пухо;вом платочке и Малаша. Купила пряник печатный и быстрей в отцовский дом, кабы не продуло. Епифан стоит не жив не мёртв, девушки вокруг суетятся, что-то просят,  а он и не слышит, глядит на ворота мельничей избы, откуда Малаша вышла. Распродал товар, уехал домой, а дочка сельского мельника всё не уходит из дум. На силу дождался отца, снарядили вдвоём сватов, и как того обряд велит, дважды ходили в Кемуль, а на третий раз отцы двух  семейств ударили по рукам.
В зимний мясоед сыграли свадьбу, летом срубили избу да стали хозяйство своё вести под сенью Ольховских гор. Епифан, как и прежде, на лодке ходил, цельное лето на море работал, а только нет-нет, да прибудет домой, день-другой поживёт и опять на долбёнке на Каму. Вскоре родился сын, а через год – второй. Мать говорила: «  Одну быть хоть дочку». А Епифан смеётся: «Вон какие у нас крепыши, с папкой на море рыбачить станут».
Много воды утекло с этих пор, много сетей изорвали на Каме, только  два сына в ту пору вошли коей невест примечать да и о свадьбе загадывать надо. У Епифана в семье в тот год, третий сынок родился. С самого рождения не в меру проворный он был, всюду свой носик засунет. А уж как ходить и ползать начал, не было спасения домашним в избе.  Рос он не по дням, а по часам, и вечно таскался за старшими братьями. Всем он хотел быть похожим на них: они по дрова и он за ними, они на рыбный лов и он пристанет, они по грибы и он с лукошком толкётся. За это прозвали его «мужичёк с ноготок», хотя по крещению был он Василий.
Когда шёл Васютке девятый год, в деревне случилось неладное. Уехали родители в город по делам, а младшего сына на поруки старшим оставили. Перед отъездом отец наказал: «По селу гуляйте, в Соколицу  ходите , а в лес и на речку ни на шаг!». Известное дело в наших местах: русальная  неделя наступала. Опасная это говорят пора, русалки на берег из Камы выходят. Вылезут бывало на Козий остров в Троицкую ночь,  сядут на мелководье и волосы гребешком золочёным чешут. Сами глядят украдкой на сельские огни,  но близко не подходят, не пришёл ещё их черёд. А как уж наступит русальная  неделя, - нет спасенья от них. Бегают всеночно по полям и лесам, водят хороводы смеются, так что  в венах морозом кровь встаёт! Увидят мужчину-путника, закружат в хороводе,  и увлекут с собою на Камское дно. Сила колдовская у них велика,   мужчину зачарует, а бабам хоть бы что. Да и сами они прекрасны, юны и милы, и волосы русые падают до пят. Всем бы сошли за наших девок, кабы не зелёные глаза,  нет таких у сельчанок. У наших девиц очень тёплый взгляд,  смотрят - как солнышко майское греет. А у русалок холодный взор, точно  ветра на Каме в самый разгар ноября.
Старики говорят,  бывало с русалками всякое. Нагрянут в деревню ночью, уведут  из неё всех мужчин, старый да малый по избам останется. Будет в деревне голодный год, так как растить хлеба  да за рыбой ходить станет не кому. Иные деревни исчезали, а другие возрождались,  как малыши подрастут. От того-то по нашим сёлам бабы на Троицын день святой водой избу кропят, над порогом полынь с дикой мятой  приладят дабы русалка, проникнув в деревню, в дом их пройти не смогла.
Остались, значит, Васютка с братьями, в избёнке отцовской одни. Те ещё не женатики были, а молодому парню что отцовский наказ? Созвали друзей с округи и пошли на Глинянку купаться, под высокий Камский утёс. Васютка за братьями увязался и всю дорогу причитал: «Братцы, воротимся, тятя не велел, русальная  пора наступает!». А у братьев на это один ответ: «Что ты братишка испугался, сегодня троицын день, русалки ещё не опасны, сядут  себе на Козий остров, будут волосы чесать, да на нас посматривать, а ближе не подойдут,  сила ещё не та. Хоть поглядишь на них». На том и условились.
Пришли на Глинянку на чистый песок,  братья с друзьями залезли в реку и плещутся. Васька  глядит на Козий остров- что-то не то. На Троицын день русалки друг  друга держатся. Сядут рядком на бережок, волосы чешут да толки ведут, а сейчас ни одной не видно. «Братцы, воротимся лучше домой – прокричал Васютка, - на мелководии пусто, русалки не греются. Разве бывает так в Троицын день?». А братьям всё равно,  посмеялись и снова плещутся. Накупались , вышли на брег, костёр развели и обедать сели. У Васютки всё остров пустой не уходит из дум. Долго смотрел он на бойкое пламя, да как соскочит с бревна  на котором сидел. «Братцы, так Троица вчера же была,  мы на сенокос ходили - проглядели! Давайте сбираться скорее домой…Но было поздно. Заходили кусты, зашуршали прибрежные травы, вышел на берег десяток ундин. Все зеленоглазы, волосы распущены а из одежды на них ничего. Завели хоровод вокруг костра и парней увлекают с собою. Старшие как обезумели, Васька кричит, они не слышат и тут же за русалками пустились в пляс. Васька сидит, что делать не знает, бросился к хороводу, а его отпихнули назад. Вышла ундина одна из круга,  наклонилась к нему и говорит: «Рано тебе ещё с нами,  чуток подрасти, а там уже видно станет». С этими словами она поцеловала мальчика. Тут же исчезли  костёр и хоровод, у  Васьки потемнело в глазах, и он потерял сознание.
На силу пришёл он в себя на десятый день, оказалось, нашли рыбаки его у самой Камы. Братьев с тех пор и след простыл, а отец, теперь, не отлучался: всюду таскал Васютку с собой,  повязав  на шею сыну листочки мяты. Через месяц Васька совсем пришёл в себя, стал по-немногу ходить на реку и только  глаза у него изменили цвет: были они голубые, а стали зелёные, точно как очи у  Камских ундин.  Мать забеспокоилась: ходила к знаха;ркам, поила сына горькой травой, а один раз загнала под осиновое корыто и давай по дну его ложками стучать, точно нечистых из сына изгоняя. Благо отец вернулся с промысла домой и жену помаленьку успокоил.
Прошло с той поры четыре года. Васька отцу на реке помогал и всё у него получалось ладно.  Бывало сидят спозаранку в избе, чай с расстегаем горячий пьют, а Васька отцу и говорит: «Полно тятя,  оставим трапезу,  надо на лодке на Каму идти, рыбы наловим вдоволь». «Что ты сынок, какая рыба? Слышишь как ветер над морем поёт ? Он называется  «Бо;ра». В эту погоду лишь снасти порвём, а ничего не поймаем». «Слышать то слышу, но в ветре таком, точно бы кто то кличет: «Выйди на Каму, снасти поставь и удочку с собой возьми: повадно будет». Долго отнекивался отец, долго рисковать не хотел снастями, но всё же решился: вышли на лов поставили сети и сели с удочкой. Сколько не сидит отец у него ничего, а Васька рядышком рыбку за рыбкой таскает! И что там за рыба у парня  была: осётр, белуга, стерлядь! Смотрит отец: да за этот улов купцы дадут большую цену. Только вот как изловчился  паренёк? Точно бы кто-то  на удочку рыбу сажал, а мальчик её и тянет. К вечеру достали сети и подивились улову, в них оказался гиганский сом,  целых семь аршин! На силу его втащили в долбёнку, едва не пойдя ко дну, а когда приплыли в деревню, посмотреть на сома; сбежалось всё село. «Эко чудище! Не ловили подобных в наших местах» -промолвил кто то в толпе, а Васютку на деревне с той поры стали побаиваться.
Следующее лето выдалось ранним да жарким. Уже в начале мая солнце палило так, как на Ивана Купало. На  Иова-рассеника грибы пошли, на угорах  запахло земляникой, а по лугам зацвела ромашка,  - главный летний цветок.  Люди вначале дивились, предвкушая  богатый  и сытый год, а вышло совсем по-другому.
Было в Ольховке такое место, что до сих пор «Разбойничим логовом» зовут. Люд обитал там разномастный:  вольный да лихой,  не знавший порядка-закона. С малых годов не держали они сохи, на долбёнках на Каму за рыбой не плавали, а жили своим ремеслом, сбивая  обозы да выходя на Каму грабить купечьи суда.  Такое же место было в Соколице, на самой вершине горы: сбегались туда ссыльные, кандальники, бунтари, словом, - пропащие люди. Жили они по свойски: в церкву не ходили, не знали  посты,  честный крестьянский труд отрицали. В наших деревнях из парней кто работать не хотел, с детства к их шайкам прибивался.
И вот, в тот самый  май, что по-июльски тёплым да щедрым выдался, стали особенно яро грабить они суда, а под конец и совсем обнаглели. Грабить решились простых сельчан, кто на повозке до Кемуля ехал. Остановили одного мужика, глядят: а это батюшка! Отобрали, что было в повозке с собой, и пустили с миром.
Говорят, что от этого всё и пошло, солнце в июне палило нещадно и до августа-месяца не было в Прикамье грозы и дождей, стояла великая засуха. Кама обмелела, перестали ходить корабли, а на полях иссохли посевы. Да и рыба, казалось, из моря ушла, сети  пустые из вод приходили. Только у Васьки ещё  клевало, да и то какая-то мелочь. Мать у него была на сносях и вот-вот должна была разродиться, только Ильин день прошёл, поехал отец с женою в Кемуль. Там повитиха знакомая жила, с лёгкою, говорят, рукою, да была она уже в таких годах, что из села не выезжала а принимала роже;ниц у себя. Остался Васютка один в избе, домовничать стал по-маленьку. Как стемнело –повозился со снастью при блеске светца и на боковую.
В полночь проснулся сам не свой, точно бы музыка где то играет. Думал расшалился нынче домовой,  к печке подошёл, прислушался, там тишина. Только в уголочке кто посапывает. Тоже притомился старик от жары, значить баловаться не станет. Васька посмотрел в окно: ночь была в разгаре, луна светила ярко отражаясь дорожкой в Камских волнах, бивших с невиданной силой высокий берег, на котором ютилась отцова изба. Снова послышалась музыка, точно пастушок жалейку завёл. И так эта музыка сердце ласкала, что Васька не помня себя, вышел из дома, спустился под утёс, прыгнул в долбёнку   и в путь, на Козий остров, откуда мелодия дивная шла.
Только  причалил и тут же бегом: по траве камышам и колючим кустарникам. Видимо здесь играл чудесный музыкант, но мелодия внезапно прекратилась. Опомнился Васька в сердце острова, а когда прибежал назад, то к ужасу понял  , что долбёнку свою привязать забыл. Унесли её камские волны, и уже не догнать. Что оставалось делать? Присел на берегу, нашёл какие то камушки, попытался высечь искру и гляди ка, получилось! Собрал сухие ветки, травы,  отыскал немного бересты,  развёл костерок и сидит на пригорке греется. Смотрит: неподалёку заискрилась вода и вот на берег русалка выходит, да ни какая-нибудь а та  самая, что  поцеловала его пять лет назад.
Выхватил палку из костра, выставил перед собой да как вскричит: «Не подходи ко мне сражаться буду». Та лишь рассмеялась на это в ответ: «Я тебе что, сохатый что ли? Знай не боимся мы огня и тебя я не трону. Сам в наше царство пришёл, а ещё задирается...». Села у костра и тоже у пламени греется. «Папка говорил, что хочешь меня утащить,  у нас вся изба полынью пропахла,  матушка всё старается…». Русалка  посмеялась и говорит: «Зачем тебя  тащить? Ты в годы не вошёл, а как укажет время,  забудешь меня - спокойно проживёшь, а нет – так сам в наше царство явишься». Обидно показалось Васютке что девка смеётся над ним, ответить хотел да слов не находит. Только и выдавил из себя: «Кабы смеяться, лучше бы с рыбой нам помогла,  а то уловов нет, село голодает. Русалка сдвинула брови, надула губы и говорит : « Не ты ли один сейчас имеешь клёв?  Не вы ли с тятей не далее чем год назад сома гагантсткого поймали?». 
 «Так то оно так, а что сейчас? Всё окуньки  да подлещики. Ими разве что котов кормить. С ними до весны не дотянуть, да и хлебов не будет, солнце пожгло все поля». Русалка стала серьёзной: «А вот с этим тебе подсобить не могу, хочешь деревне помочь, так сам разузнай что делать надо. Есть за Богородицким одно сельцо,  место без названия. Вот как пойдёт там из камня вода,  всё тебе ясно будет».  «Ну ты завернула, из камня вода,  разве такое возможно?». 
Русалка улыбнулась и подняла глаза, их взгляды встретились: «Об этом не беспокойся всё постепенно придёт, дальше -  как справишься».Подивился Васька речи такой, а ещё девичьему взгляду. У других русалок холодные глаза, а у этой ундины тёплые. Да такого  не может быть! Тряхнул головой и отвёл глаза. Потом подумал и говорит «Ну хоть на берег добраться поможешь?». «А это очень просто», -ответила она,  ударила в ладоши и Ваську завертело.  Смотрит мальчик, лежит он в каком –то лесу, сосны главами сердито качают, пахнет черникой и жухлой  хвоёй. Шторма не слышно –далече от Камы. «Тьфу ты чертовка, куда завела, как мне домой по тайге добираться?».
Встал, отряхнулся,  глядит  кругом: место незнакомое, дикое глухое. Пошёл на удачу куда глаза глядят, «Авось куда-нибудь выйду». Долго ли коротко стал лес редеть, смотрит, грохочет мельница. Васька подумал:  « В Кемуль попал,  здесь за пригорком деревня и дедушка»! Побежал сквозь шиповник, раздирая ноги и остановился как вкопанный: мельница стояла одна,   рядом  ютилась избёнка, подле темнеет огородик и на вёрсты кругом не души. Что оставалось мальчику? Место не закомо. дорог не видно, нужно постучать в  ворота и просить приюта до утра.
Во дворе залаяли собаки, в окнах зажги светец, немного погодя к мальчишке вышел хозяин - седовласый мужчина лет  шестидесяти  семи «Что расстучался, что надо? У нас не постоялый двор! Уходи по добру по здорову, покуда держу собак. «Ванюша ты что раскричался?»-  дверях показалась жена. Увидела Ваську, руками всплеснула и смотрит ему в глаза. Васька же тоже приметил странность, мельник был старый и седой, а жена его молодая. Волосы светлые, падают до пят, а глаза  зелены как у ундины. «Ваня посмотри мальчишке в глаза, нашего видимо племени роду! Запускай в избу, пусть поспит, а утром за чаем и дело обсудим.
Мельника звали Иван Толмачёв, Ваську отправил он спать на платьях, но мальчик долго не мог заснуть. Где он фамилию эту слышал? Долго ворочался с боку на бок, перевернулся на живот. И тут его осенило!  Был у отца приятель, что на заимке с ними жил, достойный рыбак почтенный. Всю свою жизнь он по Каме гулял,  знал все рыбачи приметы. Покуда Васютка младше был, он ему сказки чудные сказывал. Про леших водяных, про чудь белоглазую, и про Толмачёва…. Вот оно! Был де такой угрюмый мельник, что людей не любил, селян не жаловал. Всю свою жизнь с русалкой дружил, той, что в мельничном пруду обитала. Дожил, говорят до глубоких седин: не детей ни жены ни внуков. Только, раз! На Троицын день у него молодая супруга и трое детей с зелёными глазам. Вот тебе и  сказки, подумал Васютка, закрыл глаза и сладко задремал.
Утро выдалось ранним и светлым, солнце играло на маковках сосен, а на душистых травах искрились  алмазами капли полночной  росы. Хозяин  поставил самовар,  открыл каравай и отбыл на мельницу,  хозяйка усадила гостя за стол, уселась  рядом и спрашивает.  «Кто я такая  есть, ты, вижу,  смекнул. А о тебе ничего не знаю. Вижу стоишь ногами в двух разных мирах, а как такое вышло? Что  завело тебя в наши места?  Васька ей всё  рассказал и про русальную неделю и про братьев и про ундину, и про поцелуй да про Козий остров, откуда неведома сила закинула его сюда. Вспомнил и слова русалки о селе без названия, там, где из камня ударит вода, вот и закончится засуха.
Задумалась хозяйка, посмотрела в окно и говорит «Знаю я это селение, окружает его непролазный лес. Вот туда-то тебе и нужно. Есть в этом лесе местечко одно. Многие его отыскать хотели, да не каждому давалось,  а тебе,  может быть, повезёт. Едет мой  муж с обеда  в Богородецкое,  доставит он тебя в то самое место, а дальше всё будет зависит от тебя.
По полудню распрощался Васютка с радушной хозяйкой, а на последок ей задал вопрос, мучивший его который год: «Почему у меня с поцелуя глаза зелёными стали и кто я теперь такой».  «А вот это уж сам решай, - улыбнулось хозяйка – ты что воде, что земле не чужой.  Я свой выбор сделала, а кем будешь ты – зависит от тебя». На том и раскланялись.
Долго ли коротко,  проехал Васька с мельником  село Богородецкое, закончились широкие поля и такой потянулся мрачный лес, что солнце скрывали ветви, а у подножья столетних древ царила  извечная тьма. Ехали дорогой на Ершовку, но вскоре свернули налево и оказались в крохотном сельце. «Здесь, - промолвим мельник,  -пройдёшь сквозь это село напрямик к непролазному лесу. Только опустится вечер, выйдет златорогий месяц,  так сразу под полог деревьев  ступай. Выйдешь на поляну где сосны до неба, значит прошёл полпути. Увидишь три древа, что встали стеною, да так сомкнули свои стволы, что в щель между ними и мышь не пройдёт да и комар какой  не проскочит.  Туда-то и ступай. Пропустит тебя тайга, - найдёшь заветное место,  не сможешь  к рассвету, - обратно ступай, ни к чему мытарства эти».
Распрощался мальчик с мельником и зашагал в село. А как стемнело в околице,  в избах крестьянки светцы зажгли, вступил в непролазный лес.  Место оказалось прескверным: всюду шиповник, черника росла и ещё какая колючка, о которую Васька рубашку и порты  в клочья изорвал. С трудом добрался  до поляны и пал на траву без сил. Немного отдохнув, присел на пригорок и осмотрелся. На другой стороне разнотравья сосны касались небес,  были среди них и  три, что  сомкнулись стволами.
«Да как же меж них пройти», - подумал Васька, кинулся к деревьям, попытался раздвинуть –ничего!!!! После ощупал стволы,  спиной прислонился и даже попробовал влезть на древа  – всё оказалось  без то;лку! Отчаявшись, отошёл на другой конец поляны, разбежался,   закрыл глаза ожидая  удар, однако удара не произошло.
Сквозь  ветки пробивалось солнце, на траве блестели росы и лес кругом оказался живой, а не изжаренный засухой. Васька огляделся:  «Где я ?Куда я попал? Только что на поляне царила полночь, а здесь уже утро, играет заря, да  разве такое возможно?». Где-то за лесом звенела река,  мальчик побежал и вышел к мельнице весело игравшей своим колесом. «Странно подумал Васька, коли на речке мельница грохот и шум обычно стоит, здесь  же как песня по водам струится. Что было делать пареньку? Решил заглянуть и спросить дорогу.
Внутри оказалось довольно светло, пахло душистыми травами, а посреди старичок трудился в поте лица, брал у стены  мешки и ссыпал на жернов.  «Дедушко, давай я тебе помогу», - окликнул  мельника Васька. Схватился за мешок у стены, а поднять и нести не может. «Что такое? – подумал мальчик, - мешок стоит не большой,  я и не такие на дедовой мельнице в Кемуле брал, в чём здесь загадка? Мельник улыбнулся и говорит: «Не под силу тебе эта ноша, в каждом из них дурные дела, что люди за год совершили. Я перемалываю их в муку, а из муки этой зёрна добра рождаются. Подожди  немного, закончу сейчас, мы и обсудим дело.
Сел Васька, было, на скамью, смотрит, рыбацкая сеть на стене прилажена.  Бьются в ней как рыбы какие-то картинки, присмотрелся к одной и видит. Богатый мужчина нищему милостыню даёт, на другой  монах помогает больному. На третьей девчонка кормит бродячего пса, на четвёртой мужик строит церкву. А на пятой – он сам отражён – выводит телёнка из леса… Вспомнил Васька, неделю назад у старушки одной телёнок потерялся, он его сыскал и вернул домой. Откуда здесь эта картинка?
«А это Вася, особая сеть, -сказал подошедший мельник,  -ловит она не рыбу а хорошие дела, что люди за год на земле совершают. Попробуй поднять её». Васька поднял и снова тому изумился. Сеть была по весу как лебяжий пух, а то   и легче воздуха, понятно, зачем её мельник крепил на стене, чтобы не улетела.
Васька хотел рассказать зачем он пришёл, а старичок лишь отмахнулся.  Знаю я всё про тебя, и про дело твоё я знаю. Пойдём, прогуляемся вместе со мной, только в другую дверь, не в эту».  Вышел Васька в соседнюю дверь и изумился. Стоят у безымянного они села,  откуда мальчик  путь свой по сумеркам начал. Месяц сияет на небе златой, звёзды лукаво мигают, а у соседней сосны какой-то  валун прислонился, серый и большой,  как он попал сюда?
«Вот мы и пришли, -промолвил мельник, - хочешь чтоб засуха прошла, смотри в источник, авось увидишь чего». «Какой источник»- не понял Васька, вдруг видит: из центра валуна ударил ключ, и что-то вроде ямки в нём образовалось. Приблизился мальчик, глядит в неё –на целый локоть расщелина уходит.  Где-то внизу на самом дне точно живая картинка. Вот он увидел родное село, вот и разбойники грабят корабль, вот они пьют и кутят до зари, а вот и на батюшку лихо напали. Дальше картинка взвелась над землёй, солнце парит, и пасевы упали. Кама обмелела и рыба ушла а вот его тятя уехал  в Кемуль. Дальше Васютка увидел себя, вот он спешит на Козий остров,  вот говорит с русалкой у костра, а вот он у Толмачёва,  дальше непролазный лес, чудная мельница. Вот он у деревни, исток из валуна, а дальше картинка сменилась. Сайгатская церковь, отец Сергей, исповедь в самом разгаре, а перед ним на коленях бандиты стоят, вся воровская шайка!
Поднял мальчик глаза и говорит «Понял в чём вся причина. Видел как можно беду разрешить. Только вот как бандитов в храм идти заставить? Они ведь не раскаются в прошлых делах, да и слушать меня не станут». Мельник подмигнул «А ты не досмотрел, ну да ладно, сам посотенно увидишь». Сходи как к этой шайке ты в гнездо, поверь, они тебя не тронут. Поговори со старшим да всё изложи, а дальше оно уже  ясно станет».  Видишь вон ту столетнюю сосну, пройди через неё окажешься дома».
Побрёл, было, Васька к столетней сосне, оглянулся: и нет рядом мельника. Только что у ключа стоял. Подбежал мальчишка к ключу, заглянул, а на дне лежит иконка, на ней Святой Николай. Понял мальчик с кем дело имел, попытался достать икону. Но не сумел: рука касается дна и только. Подивился мальчик,  посмотрел и прошёл сквозь   со;сну. Утром источник крестьяне нашли, увидели в нём икону, да набрали немного святой воды, целебной  она оказалась. Слух о великом чуде далеко по Уралу прошёл, понаехало людей святыне поклонится, а село прозвали с той по;ры  «Каменный ключ».
Проснулся мальчик у себя в селе,  лежал на палатьях в родимой избёнке, отец на дворе колол дрова, а мать в колыбельке баюкала дочку. Прошло, оказалось, в деревне семь дней,  думали  русалка его забрала: нашли рыбки пустую долбёнку. Много разговоров и радости было, Васька родителям всё рассказал. Отец задумался  и молвил: завтра возьму двух братьев и к разбойникам в логово пойдём, поговорим, опишем дело. Главный в их шайке теперь Мизгирь, - внемлет не внемлет, а точно не тронет.
Так и поступили: пришли к избе Мизгиря, постучали, он их принял, но слушать не стал: «Что за сказки вы здесь говорите, какая засуха, какой Николай? Убирайтесь отсюда покуда здоровы!».  Что было делать Ваське, попрощались они и ушли. На следующее утро случилась в деревне беда, солнце на небо как будто не вышло, было по полудню темно как в ночи, а звёзд и луну, при этом, не видно. «Что такое,- не понял Епифан,- что за туча?». Взглянул на небо и ахнул! Летела над деревней саранча и было так её много, что за стаей не было видно солнечный свет.
В дверь постучали, вбежал Косой – друг Мизгиря и сподвижник.  Слышал он вчерашний разговор. А как такое поу;тру увидел, тут же к Епифану метнулся в избу, страх обуял его великий. Долго говорил он с Васюткой в сенях, долго они рассуждали, наконец, бывалый разбойник подошёл к образам и впервые за годы склонился в молитве.
Вечером, как всё улеглось, пошли Васютка,  Епифан и этот разбойник к мизгирёву дому. Но он им даже не открыл, а говорил из окна : «Убирайтесь к чёрту, все вы двинулись умом, я обещал не трогать сельских, но поверьте, придёте ещё, собак натравлю, а то и пальбу открою!».
Косой остался у Епифана в избе, звали его, оказалось, Игнат Иваныч. Гостя разместили на сене в сенях. Утром он первым вскочил и всех в доме поднял. На улице творилось что-то не то, тучи висели темные, кошка сбежала подпол, шарик  жалобно лаял требуя чтобы его запустили в избу, а с пасбишь в деревню бежали коровы. Рядом рассеяно нёсся  пастух, но ничего не мог поделать. Животные точно сбесились а потом пришло оно:  ударил гром блеснула молния, но не упало ни капли дождя, поднялся вихрь и , обернувшись чудовищной воронкой,  медленно поплыл на село
Семья Епифана спряталась подпол, а когда улеглось, вышли посмотреть что ветры натворили. Оказалось воронка смела лишь разбойничьи дома и долбёнки у брега раскидала, а больше ничего.
В избу к Епифану пришло ещё семь человек. Поговорили с Игнатом и Васькой, кто-то сказал, что видал Мизгиря, он теперь в Соколицу, на гору перебрался.
К ночи пошли в вдесятером к нему, речь держать да слово молвить. Мизгирь как обезумел при первых словах, выхватил ружьё и грянул дробью. Ранил троих, остальные бежать,  и Васька с отцом среди этих были. В погоню устремились все лиходеи села: а Мизгирь кричал «снимите с них шкуры!».
Бежали кто куда, но Васька с отцом оказались у Камы. Река штормит,  не переплыть , а путь в деревню отрезан, погоня сжимает кольцо. Вдруг ударила молния и Ваську с отцом укрыла стена огня! Разбойники  стали в смятеньи да пальцами кажут на восток, пуча испугано глаза! Глянул Васька на восток и тоже изумился:  вроде только полночь прошла,  а там уж заря над рекой алеет. Пригляделся мальчик, да это не рассвет, а дивное свеченье, только вот от чего?  Скоро все на берегу увидели его: идёт по Каме как по брегу, легкие одежды сияют белизной, а глаза лучатся   безбрежной  любовью…Это был Иисус Христос. Медленно и чинно он подошёл к толпе людей, коих стеной разделяло пламя. Увидев Спасителя пали разбойники ниц, отец Васютки встал на колени, а мальчик не верил своим глазам и просто смотрел как Спаситель идёт по реке. «Мир вам добрые люди- сказал Иисус Христос, -будьте как дети, да войдёте в Царстиве небесное». Он улыбнулся, оглядел с люблю людей и исчез в тумане, будто бы не было ничего.  Погасла стена огня, отделявшая Васютку с тятей от бывших разбойников, ударил дождь и гром разразился над Камой, отзываясь эхом в лесах Стрижухи, споря с раскатистым гулом шторма бьющим волной об утёс.
На утро в Сайгатской церкви было многолюдно, на исповедь к отцу Сергею пришли разбойники с Ольховки всею гурьбой. Эти люди, видавшие в жизни всякое, похитившие столько чужого добра,  стояли теперь на коленях перед простым деревенским попом. У многих на глазах блестели слёзы. А Мизгирь обещал  отдать награбленный запас на благо храма, построив на остаток часовенку в родном селе. Что впоследствии исполнил.
В это чудесное утро по многим Прикамским сёлам забили целебные ключи: В Карше, Перевозном и Кемуле. Да мало ли где ещё. И в каждом из них простой человек иконку старинную видел, а достать не могли, почему и не знали. Только забыли про это дело раз и на всегда. А к ключам до сих пор приезжают люди: наберут святой воды, перекрестятся, молитву какую прочтут и снова в путь. Говорят, что   целебная это вода, при многих хворях помогает,  дух человечий крепит да и девичьей  красе расцвести помогает. 
Васька с родителями зажил с тех пор хорошо, в Каму вернулась рыба, и не было в Ольховке удачливей рыбака.  Правда с годами, как начал входить в молодецкую пору, день ото дня становился угрюмей и грустней. Пора бы уже обженится, а он всё уходит в море. Сойдёт на Козий остров, сядет на берег и смотрит бесцельно вдаль. Однажды на русальной неделе и вовсе бесследно пропал, долго его искали но не нашли и следа, только долбоёнка осталась на Козьем острове …
Каждый,  кому удавалось приехать в Ольховку, видел наши горы, слышал нашу Каму  и гулял меж избёнок, многим не одна сотня лет. В одной из них у самой Стрижухи живёт Агафья Епифановна Лопухина;. Странная женщина, коей исполнилось в этом году сто девятнадцать лет. По старому обычаю смотрит она по утрам из окошка на Каму, провожая в море рыбаков. А бывает, что выйдет на берег и машет кому-то на Козьем острове, говоря: «Там мой брат».  Кто-то решит, что выжила из ума, а кто-то заглянет ей в глаза и всё поймёт: милые, добрые выцветшие, но ещё отливающие небесной синевой.