Террор новой эпохи

Целых четыре подсвечника освещали комнату. Первый расположился на столе, второй чуть поодаль – на комоде, оба старались осветить рабочее место пыхтящего старика. Третий висел чуть левее двери, и он должен был хоть немного освещать лица входящих. Последний серебряный подсвечник держал в руках мужчина, стоящий у окна. Он усиленно вглядывался в ночную тьму и неугомонно, недовольно цокал, так как разглядеть что-то, кроме бликов от огоньков четырех свеч, не представлялось возможным.
- Отошел бы ты от окна, - подал голос старик, - занавески все попалишь.
- Сейчас бы, Иосиф Сергеич, за занавески переживать, - не отрываясь от окна отвечал мужчина.
- Сперва занавески, мой дорогой Егор, а потом весь дом, - по-философски, задумчиво проговорил старик.
Мужчина, на секунду призадумавшись, оторвался от насилия над своими глазами, поставил подсвечник на стол, получив за сей жест благодарный кивок старика, и устало рухнул в кресло напротив.
- Как думаешь, мы переживем ночь? – поинтересовался он.
- Ну, как видишь, я надежды не теряю, - не отрываясь от работы, ответил Иосиф Сергеевич.
Егор, усмехнувшись, поудобнее расположился в кресле и закрыл глаза, но спать он не собирался, да и вряд ли бы смог: не позволят обстоятельства. А старик вот уже второй час подряд кропотливо шумит над склянками. Звон и изредка проскакивающие ругательства царят в просторном кабинете с момента, когда стало известно пренеприятнейшее известие: к ним идут коммунисты. Огромный дубовый стол и паркет покрылись жуткими черными (насколько можно было судить об их цвете в тусклом свете свеч) кривыми кругами, оставленными едкими реагентами. Вот как быстро меняется отношение человека к вещами: буквально днем Иосиф Сергеевич кричал на кого-то присевшего на краешек стола, мол он может поцарапать антиквариат и настоящее наследие семьи, а сейчас своими руками прожигает в нем дыры. И у Егора пару раз мелькнула мысль: хорошо, что старик еще не прожег эти самые руки.
А вообще, довольно занятно наблюдать, как все перегонные кубы, колбы, пробирки титровальные бюретки и иная химическая утварь применяется для действительно полезного дела. Старик долгие годы корпел над старинными книгами полумагического толка. Он гордо нарекал себя ученым, назывался химиком, хотя в его действиях явно прослеживалась приверженность протонауке – алхимии.
- Вы, Иосиф Сергеевич, чистой воды философ, - говорил какой-то умный муж, - не могу сказать, что, извините за грубость, презираю ваши опыты, но смею заметить, что никакой пользе миру они не принесут.
- А мне все равно, - отвечал им всем Иосиф Сергеевич, воображая, с чем же еще можно смешать ртуть.
Даже семья считала его увлечение пустой тратой денег. А жена – хозяйка и женщина, на которую многим стоило бы равняться – ныне покойная Анна Альбертовна, постоянно твердила непутевому мужу, что именно так и разоряются аристократы. И своих сыновей она, ясно дело, любит, но не уверена, что они смогут вернуть потраченное отцом состояние. Особенно, когда отец подает такой ужасный пример расточительства.
Во многом недовольная родня была права. Иосиф Сергеевич всегда сливал продукты любой реакции, не стеснялся браковать реагенты по пустяковым причинам (“я хочу новый” – вполне себе веская причина, по его мнению) и заказывал все в огромных количествах. Но это не самое страшное! Ведь как считал садовник, настоящий дьявол управлял руками барина в минуты, когда он выливал свои шипучие, вонючие и ядовитые жижи прямо из окна. Прекрасные розы погибли во имя бездумных опытов, а земля омертвела, вероятно, навсегда. Но именно это увлечение доживающего свой век человека, по его же разумению, и должно спасти имущество.
Идею Иосифа, разумеется, встретили со скепсисом. Старик всем строго-настрого запретил следовать за ним в кабинет и интересоваться, чем он там будет заниматься. Впрочем, обитателям дома было искренне наплевать, они сказали делать, что он хочет, и начали готовиться к обороне. Но шальная мысль старика смогла зацепить одного человека – племянника Егора – который явился в момент, когда дядюшка закончил свои таинственные приготовления.
В кабинете все время, пока Иосиф Сергеевич готовился, царило в общем-то спокойствие, чего нельзя сказать об остальном доме. Так уж сложилось, что их семья на весьма короткой ноге с некогда сидящим правительством, посему в особняке появилось несколько вооруженных отрядов “белых”, когда стало известно, что большевики появились в округе. Как раздор охватил огромную страну, так волнения прокрались и в кабинет пожилого химика.
- Я же сказала! Я не хочу сидеть в клетке!
- А чем же вы, сударыня, изволите тогда заняться? “Красных” рубить? – офицер средних лет мерзко захихикал и поправил чуть сползшие очки.
Эта парочка появилась внезапно: стоило двери лишь приоткрыться, как они, подобно запаху, тут же оказались внутри и начали без секунды промедлений ругаться. Рослый, мускулистый, с жутковатым шрамом поперек лба офицер протирал очки и надменно смотрел не только на девушку, которую он довольно грубо затолкал в помещение, но и на сидящих мужчин. На его плече болталась длинная винтовка с копьем, а на бедре чуть поблескивали навершие и дужка офицерской сабли. Военный снял с мундира все награды, и если постараться, можно было разглядеть мелкие-мелкие дырочки, также он решил расстаться с фуражкой, позволив волосам чуть прикрыть левый глаз. Девушка же предстала в длинной, мешковатой белой ночнушке. Она когда-то и зачем-то успела заплести каштановые волосы в тугую косу, опустившуюся до середины спины. Сжав тонкие ладони в грозные кулаки, юная аристократка приняла воинственную позу, будто пытаясь таким образом подавить авторитет военного.
- Они не посмеют напасть на женщину! – продолжала возмущаться она. -  Они же ведь не дикари!
- А кто ж, если не дикари?! – усмехнулся офицер. – Я ж не пришел в дом к вашему дедушке, чтобы отобрать его имущество, просто потому что решил, что от этого будет лучше всем, - мужчина направил очки на свет свечи и проверил чистоту стекол, а после нацепил на крючковатый и не единожды сломанный нос. – Послушайте, зачем вам на них смотреть? Адекватно ответите – тогда продолжим разговор.
- Ну… я… не знаю…
Но девушка не успела закончить свою речь.
- Вот и все, - вновь перехватил инициативу офицер.
Вдруг с улицы донеслось несколько выстрелов, в эту же секунду помещение наполнилось звоном осколков, и по комнате со свистом пронеслась невидимая пуля. Пролетев через окно, она каким-то чудом оставила в наружном стекле довольно аккуратное отверстие, а вот внутренне разлетелось в дребезги.
- Оставляйте ее здесь, уважаемый, и закончим этот бессмысленный спор - подал голос вспотевший Иосиф Сергеевич, - самого детства у нее в мыслях развлекались бесы.
Офицер почесал макушку и сказал, прежде чем удалился:
- Вот видите, вы говорите не дикари. А им лишь бы пострелять.
Девушка хмыкнула и отвернулась от хлопнувшей двери. И буквально за мгновение ее гнев сменился неподдельным интересом: за свои девятнадцать она впервые переступила порог кабинета деда. Огромный, дубовый стол – ничего особенного, таких во всем доме навалом, несколько кожаных кресел и довольно просторный диван – работа одного мастера, несколько стеллажей, заставленных книгами, большой глобус с маленьким секретом – выпивкой внутри. Все скучно, все неинтересно (ну, кроме глобуса, наверное). Все, кроме непосредственно самой лаборатории дедушки. Как только офицер покинул кабинет, Иосиф Сергеевич вернулся к делу. Глядя на него, создавалось впечатление, что огромный пласт работы позади, будто миновало что-то страшное. На лице старика играли некое облегчение и детский восторг, соседствующий с любопытством.
***
Михаил стоял на поваленных воротах и глядел на особняк, возвышающийся перед ним и его людьми. В окнах стремительно гас свет, но через пару мгновений вспыхивали маленькие огоньки – засада засадой, но драться в кромешной тьме не может никто. Мужчина вдохнул прохладный ночной воздух, снял фуражку и вытер взмокший лоб. Перед каждым боем все внутри него буквально леденеет, руки пробирает мелкая дрожь, а тело обильно обливается холодным потом. Боится ли Михаил? Вполне вероятно. И скорей всего любой вояка скажет, что это нормально, ведь смерти совершенно наплевать на твою храбрость, силу воли, вероисповедание и цвет формы.
- Сколько ж, Миша, мы с тобой еще драться-то будем?
- Не знаю, друже. Однако сейчас я хотя бы знаю, за что дерусь.
- И за что же?
- За свое будущее, за будущее моей родни, твое будущее, - Михаил шмыгнул носом. – Петя, сидя в окопах и перестреливаясь с немцами, тебе не казалось, что фронт не там?
- А где фронт? Тут? Мы подняли оружие против своих же…
- Если ты поднимаешь на кого-то оружие, он уже не друг. Да и лично я уверен, что именно это настоящая война. Потому что враг все это время был не там, далеко, а прямо под носом. Ел за нас счет, гулял, развлекался, долгие, долгие годы. Я, может быть, тоже рябчика хочу, а приходится жрать картошку.
- Может, ты и прав, но лично я устал.
Петр. Человек, который будет толстеть в любой ситуации, для него никогда не находилось формы нужного размера, а та, что он на себя натягивал, довольно скоро буквально лопалась. Но что удивительно при всей своей тучности Петр самый крепкий, незаметный и выносливый боец из всех, кого встречал Михаил. И к тому же он, скажем так - добрая машина для убийств. Убивать он умеет, еще как! Пока что каждая его пуля достигала цели. Да, умеет… но не любит. Если кто-то начнет убеждать себя, что другого выбора не было, либо ты, либо враг, то Петр искренне переживает за каждую пролитую каплю крови. Поэтому вряд ли что-то сможет уничтожить его так же эффективно, как гражданская война.
- Надо быстрее с этим всем покончить, Петя. Я устал, спать хочу. И есть.
- Как и я, как и я.
А ведь пару лет назад Михаил бежал в атака под крик “За царя!” Теперь же для него это больше оскорбление.
- Про що розмова, хлопцi?
- Атаковать надо, - задумчиво ответил Михаил. - Игнат, извини, тебе опять придется идти со своими ребятами первыми.
- Нічого, - казак насыпал табака в анатомическую табакерку и громко вдохнул. – О-о-ох, хороша рiч! Скажу хлопцям взяти сокири. Раптом бiсiв викурювати треба буде.
- Как он так далеко от Запорожья оказался? – прошептал Петр, когда Игнат скрылся в тени.
- Не знаю, - пожал плечами Михаил. – Он даже не воевал. Я у него спрашивал. Но нам с ним повезло… Видимо, Господь его бережет.
- Это да. Из-за чуба, наверное, - усмехнулся Петр, а потом уточнил: - Они ж их для этого отращивают?
- Нет, кажется, для другого, - задумчиво проговорил Михаил. – Неважно. Труби атаку, Петь.
Петр кивнул поднял винтовку и выстрелил.
- Тихо, дурень, по окнам не стреляй! – воскликнул Михаил, услышав звон стекла, и тут же над его головой пролетела пуля со стороны особняка. – В атаку! Дави буржуев!
Бой закончится минут через десять, подсказывал опыт. Многие из “белых” побросают оружие, но всегда есть те, кто дерется до последнего. После года службы в Красной армии Михаилу доверили небольшое командование. Города под его началом, конечно, не брали, однако в выкуривании с земель засидевшихся дворян он преуспел. Во время продумывания стратегии мужчина видел бой как на картинке, однако стоило сражению начаться, как Михаил впадал в прострацию. Он не слышал, что ему говорят солдаты, но раздавал приказы, не видел врагов но в кого-то стрелял. Что-то внутри него отключалось, что-то делающее его человек. Стоило объявить наступление, в обличии Михаила шагала машина. Возможно поэтому он так легко переживал кровопролитие и потери. Глаза застилает полупрозрачная пелена, сознание уходит так глубоко, что звуки уже еле различимы. Дышать стало легко, даже слишком. Кто-то у него о чем-то спросил, он ему что-то ответил.
Грохот, вспышки и вопли. Михаил слышит свое дыхание – ровное, спокойное – и шаги – тяжелые, уверенные. Его рука с револьвером поднимается, пуля устремляется в еле различимый силуэт. Да, сейчас он не человек, даже не машина. То ходячая идея, несущая искорку всепоглощающего "красного пожара".
***
- То есть… ты где-то спрятал золото, но где, не скажешь? – уточнил Егор.
- Ага, - кивнул Иосиф Сергеевич, - чем меньше вы сейчас знаете, тем лучше для вас.
- Я слышал, что если солдаты начинают пытать, то пытают до какого-либо результата. И фраза “не знаю” их никогда не устраивает.
- Ты слышал? А я слышал, что есть овощи лучше, чем пить вино. Но как видишь, я все такой же старый. Не верь слухам, - старик сделал театральную паузу, - на войне часто пытают для веселья.
- Веселья? – испуганно спросила Оксана.
- Да. Веселья и чувства превосходства. Твой враг в твоих руках, и ты можешь делать с ним что угодно. Прекрасное чувство. Должен отметить, среди “красных” очень много военных. Большинство из них военные. Так что уверен, они понимают, о чем я.
- У вас плохое чувство юмора, дядя, - подметил Егор.
- Слышите? Они уже внутри! – сказал Иосиф Сергеевич.
 Руки старика непроизвольно задрожали. Он осознал, что дом, с которым связаны и плохие, и хорошие моменты жизни, прямо сейчас пропитывается кровью врагов и соратников. Стены покрываются отверстиями от пуль, а по паркету и коврам шагают башмаки, несущие грязь и несчастья. К старику пока не пришло осознание, что “красные” пришли не за имуществом - не за золотом, скотом или даже домом – они явились за настоящим, а взамен принесли воспоминания о прошлом. Конечно, у них в карманах завалялось еще и некое будущее, но обитатели особняка явно дали понять, что не примут это щедрое предложение.
- Они же победят? – жалобно спросила Оксана.
- Кто? – ответили вопросом мужчины одновременно.
- Ну… наши офицеры…
- Они не все офицеры, дорогая. Их тут человек двадцать. Половина – совсем дети. Коммунисты их сметут, - с печалью проговорил Иосиф Сергеевич.
***
Сознание понемногу возвращается, значит, дом взят. Особняк зажали в кольцо, атаковали с разных сторон одновременно и взяли числом. Просто и действенно. Вместе с сознанием приходит и память: Михаил в результате помнит каждый бой, ведь это его глаза и уши следили за творящимся. Картинки всплывают перед глазами, наполняются цветом и звуками. Вот Петр спрашивает, давать ли команду атаковать группам у заднего входа, вот ребята Игната выламывают двери, дальше яркие вспышки, падают товарищи, в воздухе витает терпкий аромат насилия. Можно легко учуять, как слабеет оборона. Михаил осознал: защитники сдались практически сразу.
Внутри особняка повисло ожидание. Шестеро “белых” лежат лицом в пол и с дулом у затылка, дюжина мертвецов лежит неподалеку вряд, а с лестницы, ведущей наверх, доносятся стоны. Кроме солдат на первом этаже собрались все обитатели: от кухарки до сына хозяина дома. Всюду кровь, запах пороха, и груз томительных ожиданий распределен между всеми.
- Игнат?.. Ты в порядке?
Казак молча кивнул. Он сидел, прислонившись спиной к стене, напоминая куклу из мяса. Сложно было сказать, насколько цела половина его лица.
Михаил закашлялся и заговорил:
-  Итак! Вы знаете, зачем мы пришли.
С этими словами все, кроме “красных”, опустили головы, спрятав глаза.
- Старик пару часов назад собрал все золото и утащил в свой кабинет.
- Дима! – послышался возмущенный и ошарашенный женский вскрик, а затем последовала пощечина.
- Мой отец отдал все преданное сестры за землю, - спокойно продолжал Дима, - а старик вместо земли, где мы постоянно сеяли, отдал клочок мертвых песков. У моей семьи ничего нет. Чем же они лучше?
- Спасибо, идем, мужики, - сказал Михаил, направившись к лестнице на второй этаж.
***
Дверь распахнулась, в комнату ввалился приведший Оксану офицер. Без своего оружия, но с ножом в спине Вся его голова была покрыта кровавым шлемом. Он протер глаза, оглядел ошарашенных дворян и рухнул на пол.
- Нет! – воскликнула девушка и бросилась к военному.
- Они всех перебили… скоро поднимутся сюда… они явно идут за мной, - прошептал он.
- Егор! Дверь!
- Я смог одного полоснуть саблей… по лицу, - продолжал офицер, - а потом… удар в спину. Шакалы.
Мужчина громко захлопнул дверь, закрылся на две щеколды (одна располагалась вверху, другая – внизу) и провернул ключ в замке, а потом придвинул диван.
- Поможет?
- Ненадолго, - ответил старик. – Он мертв?
Оксана вместо ответа зарыдала.
- Видимо, мы одни, - вздохнул Иосиф Сергеевич.
- Насколько велики шансы, что мы будем ужинать в нашем доме, а не с ангелами? – спросил Егор, тяжело опустившись в кресло.
- Мне все больше кажется, что именно черт не откажется отобедать с нами, - мрачно ответил ему дядя.
- Граждане, открывайте, - послышался хриплый, но довольно официальный голос.
- Минуточку! – ответил старик.
- И сколько продлится эта минута? – прошептал Егор, заметив, что дядя не сдвинулся с места.
- Чем больше, тем лучше.
Последовало еще два тихих стука, на третий раз стучали определенно плечом.
- Эй, эй, у нас же топоры есть, тащи один, - говорил кому-то официальный голос.
Егор вдруг заметил, как изменился дядя. Его глаза горели, он неустанно облизывал нижнюю губу и тяжело дышал, а вот сам племянник, казалось, смирился с вполне вероятной участью обедневшего дворянина. Как и Оксана. Девушка сидела в кресле, обняв колени, и вздрагивала от любого стука.
- Дядя? Ты как? – Егор начал волноваться.
- Я… я не могу поверить, - хрипло отвечал старик. – Вот и все. Достижения моих отца и деда… Все уйдет каким-то бродягам. Что же пошло не так?
- Сейчас, дядя, нам надо подумать о своих жизнях. И если ты действительно хорошо спрятал золото, у нас будет что-то.
- Они его заберут. Не сегодня, так завтра. Через неделю, придут через месяц или год. Мне очень жаль, Егорка, что твои дети увидят новый мир, который будет построен этими дикарями.
- Граждане, прошу не тратить ни ваше, ни наше время, - вновь аккуратное постукивание и чей-то властный голос, а после молчания последовал вздох: – Продолжайте, ребятки.
Дверь тряслась, замок и щеколды жалобно скрипели, а по дереву побежали тоненькие трещины, готовые в любое мгновение превратиться в длинные дыры.
- Скоро минутка закончится, - с улыбкой проговорил Егор.
- Что ж. Ничто не вечно под луной.
После последних слов в дверь полетели удары куда сильнее предыдущих, отчего единственная преграда не выдержала.
- Так-так-так, что же это мы такие негостеприимные?
В кабинет вошел рослый мужчина средних лет в длинном, мешковатом пальто с красной повязкой на левом плече и кирзовых сапогах. На голове плотно сидела фуражка царского офицера, в правой руке он держал заряженный револьвер. Раненное боями и жизнью в целом, бритое лицо вошедшего источало усталость и уверенность. Именно так должен выглядеть глашатай новой эпохи.
- У меня больше ничего нет, - заговорил Иосиф Сергеевич. – Вы все отобрали, все мои деньги лежали в банках, которые вы давно захватили.
- Денег, может и нет, зато есть дом, земли. И золото. Где золото, барин?
- Нет никакого золота, - махнул рукой старик, - полно вам. Все продано. Деньги лежат внизу, можете их забрать.
- Деньги мы возьмем. Но мы знаем, что вы недавно собрали золото и где-то здесь спрятали. Где?
- Ах! Какой жучара сдал?
- Верный строитель коммунизма, - ответил “красный”.
Большевистский офицер приблизился к столу. Пространство за спиной Иосифа Сергеевича было уставлено прячущимися в тени сундуками. Некоторые оказались плотно закрытыми, другие же оказались распахнутыми. Последние могли похвастаться умопомрачительным ничем, невероятной, поразительной пустотой. Да, они были пусты, и интуиция солдату подсказывала, что запертые вряд ли прячут в себе что-то иное. А меж сундуков расположились пузатые стеклянные, бутыли с горлышками чуть шире и короче обычного – их точно обрезали для удобства наполнения. Их уже чем-то заполнили. Жижа казалась довольно вязкой, в ней плавали мелкие, беловатые, слегка шипящие кусочки, которые недавно явно являлись частью чего-то единого. Имея зеленоватый оттенок, смесь напоминала яд или травяную настойку (если между ними есть разница). Еще одна бутылка с похожим содержимым стояла на рабочем месте Иосифа Сергеевича. Ее, однако, в отличие от других – побольше - плотно закрыли: пробкой да еще и бечевкой перевязали.
- Давайте попробуем еще раз, - говорил “красный”, - начнем сначала. Где золото, барин.
- Молодой человек, представьтесь хотя бы, - отвечал старик. – Если не уважаете мой титул, уважайте хотя бы возраст.
- Михаил.
- Отлично, слушайте…
- Где золото? – большевик грубо перебил старика.
- А что вы с ним будете делать?  - встрял в разговор Егор.
- Глупый вопрос. Что делают с золотом? Что делают с деньгами? Оплатим военные расходы на данный момент.
- Расходы по разорению собственной страны? – огрызнулся Иосиф Сергеевич.
- Вы и вам подобные разоряли страну и народ куда больше и дольше нашего, - улыбнулся Михаил. И в улыбке той старик увидел тонны накопившейся ненависти. – Вы…
- Иосиф.
- Вы воевали, Иосиф, в этой войне? Против Австрии?
- Нет, но я прошел другие.
- С этой войной никакая другая не сравнится.
- Вы это к чему? – дворянин посмотрел солдату прямо в глаза.
На секунду воцарилось молчание, и Михаил решил ответить:
- В той войне я не вижу никого смысла. Лично для себя. Я просто решил… нужно драться за то, во что веришь сам.
- И во что же вы верите, Михаил? – с язвительной интонацией поинтересовался Егор.
- В то, что мои действия помогут построить новую страну. Ту, в которой мне будет место.
- Вы все убийцы, - рассмеялся старик. – И Ленин, и Троцкий, и лично вы. Все. Убийцы и грабители. Вы ничего не сможете построить, потому что из костей дома не строят. Моя семья заработала этот дом, эти земли. Кровью. Я военный в поколении, мой отец и дед – генералы. А кто вы? Вшивый солдат, который подобно псу решил, что сможет отхватить кусок побольше, приложив поменьше усилий. Грабить свою же страну, когда она истощена? Вы падальщики! И ваша так называемая “красная армия” ни черта не стоит!
Михаил так же рассмеялся, почесал висок мушкой револьвера и наставил оружие на Иосифа Сергеевича. Егор думал было возмутиться, посчитав это за оскорбление, но остановил свой пыл после того, как дядя жестом приказал успокоиться. Ну, и наставленное дуло винтовки коммуниста сделало свое.
- Что ж, теперь я расскажу свою точку зрения, - скалился Михаил. – Вы знаете, что такое голод? М? Три моих брата умерли от голода. Вы знаете, что такое работать по восемнадцать часов в сутки каждый день? А мой отец знает. Вы знаете, что такое вспыхивать поле без коня? А моя мать знает. Вы говорите, что заработали эту земли трудом? А кто на ней работает? Кто взращивает вам еду? Кто отдает все, просто потому что живет здесь? Вами можно было отдать карточный долг? Моим другом как-то отдали. Вас можно было продать, обменять? А в моей деревне были такие случаи. Мы не падальщики, раз уж на то пошло. Мы обычный скот, который решил затоптать своих хозяев. Ведь так? Ведь так вы нас называете? Так вот, - Михаил в ярости ударил кулаком по столу. – Мы не скот. Мы такие же люди, как и вы! И я не хочу, чтобы какой-нибудь ублюдок с голубой кровью считал себя лучше меня из-за какого-то умершего родственника. Твой дед был великим человеком? Возможно, но сам-то ты ничтожество. И ты, - “красный” ткнул дулом в лоб Иосифу Сергеевичу, - и ты, - он навел револьвер на Егора. – А теперь падальщик спросит еще раз. Где золото?
- Будьте вы все прокляты, - ответил Иосиф Сергеевич. – В бутылках.
- Что? – смутился Михаил.
- Я растворил его в царской водке, - пояснил дворянин.
- Как так?
- Вот так, - пожал плечами старик. – Я знаю, как его можно извлечь из раствора, а вам не скажу. Можешь стрелять, не скажу.
Михаил взял ближайший подсвечник и внимательно рассмотрел запечатанную бутылку. Зеленоватая жидкость ответила тусклым бликом.
- Почему она запечатана? – спросил большевик у Иосифа Сергеевича.
- В ней я растворил крест, подаренный мне матерью, - ответил старик, - и кольцо своей жены.
- Понятно, - вздохнул Михаил. – Ладно. Позовите мужиков, забираем.
- Забираем? – смутился Петр. – Что нам делать с растворенным золотом?
- Ну, он сказал, что знает, как извлечь. Значит, его можно достать. Забираем. Со временем поймем, что с этим делать.