Ешу

               
 
                ИЕРАРХИЯ И ПРОЧЕЕ
                (Из письма)
       Мне понравилось твое послание тем, что оно есть краткое изложение твоего credo, твой символ веры. В нем я нахожу удивительное согласие между мыслью и словом, словом и предметом описания и понимания. Ты умеешь выражаться просто, кратко и ясно о сложных предметах, так называемых «высоких материях».
       Буду, как и ты краток. Мои мысли по тексту твоего письма. Пишешь: «Скрещивание, или пересечение, есть нечто механическое». Отвечаю: крест есть нечто не механическое, а математическое, точнее, геометрическое. Речь идет о геометрии, метрики универсума, моментом бытия которого есть дух как центр или точка трансценденции бесконечного мирового круга. Причем, так как дух вездесущ или есть центр везде и всегда, то периферия мирового круга нигде или универсум бесконечен и вечен.
       При этом дух есть во всем, что есть в мире в целом, но не есть ни что-то в мире, ни сам мир, и в этом смысле дух есть иное всего, но во всем. Он имманентен миру в том смысле, что есть иное мира в мире, то есть относительное иное, но одновременно и трансцендентен ему, то есть, есть абсолютное иное или ничто для «что» мира, для сущего в мире и самого сущего мира. Это то, что есть дух для иного.
       Теперь, что есть дух для себя. Он есть иное иного или сам как абсолют, то есть предел беспредельности, если все, что есть в мире определено и сам мир есть определенный мир, этот, а не тот. Предел беспредельности абсолютен, если беспредельность понимать как приближение к абсолютному духу. Приближение к нему горизонтно, то есть, чем ближе ты к духу, тем дальше от него, чем дальше от него, тем к нему ближе. Приближение и есть самосовершенствование, а не просто развитие, ибо развитие естественно, то есть, связано с тем, что есть и не есть преодоление себя, а есть развитие себя до себя, до своего понятия или сущности, иначе говоря, есть движение к совпадению или отождествлению существования и сущности. Совершенствование есть преодоление себя, возвышение над собой, становление лучше того, кто ты есть по своей сущности, то есть оно сверхъестественно, есть превращение в совершенную сущность, которая есть то, что она есть, то есть богореализация или воплощение абсолютного духа или действительная трансценденция, что, разумеется, недостижимо для существа и есть для него регулятивная идея или идеал. В этом смысле дух для себя есть беспредельная предельность. То есть, он не может быть чистой или абсолютной относительностью только к себе. Это немыслимо без отношения к иному, чем он есть сам, вне его. Но он же есть предельная беспредельность. Именно здесь мы имеем дело с ним как с ним, будучи им, с ним сливаясь и им становясь. Но такое возможно только абстрактно для нас, но не для него. Это чистое или абсолютное отношение духа к самому себе как абсолюту. Иное в самом абсолюте или духе.
       Теперь вернемся к универсуму или сущему всеединому, то есть, духу в мире. Здесь есть иерархия не самого духа, в котором нет иерархии, если забыть о предельной беспредельности, а всего того, что есть в отношении к духу, так, что в одном его больше и он лучше, чем в другом. Что это за отношение? Это отношение онтическое между сущими в бытии. Предельно сущими являются существа, прежде всего духовные существа. Для примера возьмем существа или лица всеединого бога христианства – Троицы. Есть Бог-Отец. Он и есть то, что есть или чистое бытие. В этом смысле он есть сверхсущее, то есть такое сущее, в котором сущность совпадает с самим существованием, а значит, есть само совершенство существа или ипостаси, то есть, абсолютная личность. Другое лицо есть Иисус Христос. По отношению к нему Бог-Отец есть родитель или творец. Иисус Христос ему соприроден, в отличие от всякого иного сущего, включая прежде всего сущее существо, которое не рождено из бога, а сотворено из иного, чем бог, то есть, из ничего, а потому тварно и смертно, возвращается в то, из чего сотворено, а именно обращается в ничто. Значит, Бог-Отец есть не только бытие как таковое, но есть еще творец всего. Сын Бога-Отца есть Его воспроизводство, то есть он нужен богу для вечности, вечного продолжения. Следовательно, Бог-Сын необходим в качестве принципа внутрибожественного вечного рождения, рождения самого бога для фиксации того, что он есть и есть Творец.
       Но тут возникает вопрос о том, а как же быть с миром? Ведь мир то тварен, а, значит, не вечен, не бесконечен, а временен и конечен. Зачем он богу? Затем, чтобы было то, что есть иное, чем бог. Это раз. А два, это то, что должен быть тот, кто есть посредник между богом и миром, чтобы была связь между творцом и творением, между единым самотождественным и ему иным, другим, чужим, близким не-бытию. Бытие из не-бытия творит сущее. Само творение и есть становление. Становление в боге есть его развитие, прогресс, а вне бога есть регресс, инволюция, предполагающая, разумеется, обратный процесс, эволюцию, но не бога, а того, что есть его творение, а не рождение. Но рождение от того же, от кого творение. От Бога-Отца и Бог-Сын и мир и в нем человек. Следовательно, никто, как только Бог-Сын, не может быть посредником между богом и миром. Тогда Бог-Сын должен быть и богом, и миром или тем, кто из мира, но при этом остается богом.
       Уже понятно, что вне бога есть иерархия. Есть ли она в боге, который в мире? В мифологии нет, ибо мифологический бог бывает лишь по видимости мирским. Полагая, что самое лучшее мирское сущее есть человек, языческий бог может принимать человеческий вид только условно, как некоторую кажимость, иллюзию. В христианстве же Бог-Сын является человеком в том смысле, что он по своей природе не только бог, но еще и человек. То есть, у Бога-Сына как Иисуса Христа две природы: божественная и человеческая, две воли божественная и человеческая. Причем они сочетаются в его лице (если в боге три ипостаси, но одна природа или сущность, то в Иисусе Христе одно лицо или ипостась, но две природы или сущности) неслиянно и нераздельно, равночестно и равновелико. Как это понять? Никак. Здесь необходимо не понимать, но верить. Верить, чтобы понять. Как это уже понять? Если поверишь, тогда поймешь. Понимать это надо так: примешь на веру, вот и все понимание, весь сказ. Здесь явно имеет место преувеличение (гиперболизация), приводящее к мифологизации, даже мистификации. Но она имеет причину. В чем она? В том, что Иисус Христос есть не только естественное существо, ведь он человек. А любой человек, начиная с Адама, есть больше, чем естественное, природное существо. Он еще есть личность, то есть то, что есть только бог, имеющий ипостаси, то есть лица. Человек способен превращаться в другие сущие, правда, не материально, а идеально, точнее, идиллически, в своем воображении, в своих искусных произведениях. Он искушен в этом. Здесь без духа не могло обойтись. Человек способен вдохновиться, войти в духовное состояние. Поэтому человек занимает срединное место в мире. И в этом смысле есть существо любви, сердечной привязанности ко всему, что есть в мире. Другими, словами, он универсален. А сердце, которое символизирует его центрированность или мировое средостение, онтологизируется. Но человек, как раз будучи центром мира, является пределом развития мира в мире. Через человека как трансцендентальное существо мир сообщается с духом, который является в реальности богом.
       То, что дух есть бог, понятно, когда мы обращаемся к Троице, одной из ипостасей которой является Святой Дух. Дух необходим богу, для того чтобы сообщаться с самим собой, ибо отношение между Богом-Отцом как чистым бытием и родителем или творцом одновременно (в отношении к себе и к иному в себе и в ином, чем он, в мире) и Богом-Сыном и есть божественная энергия или дух. В этом смысле дух есть феномен энергии, а не субстрата бытия и творения (креации) или становления (эманации, фульгурации и пр.). Дух уравнивает в боге две ипостаси, которые иерархичны как инстанции родящая и рожденная, их гармонизирует в плане энергии, не снимая при этом их онтическое (бытийственное субъектное (персональное) и субстратное) различие, неравенство, субординацию между отцом и сыном. В этом смысле он необходим для уравнения вершин (констант-персон) божественного равностороннего треугольника. Следовательно, по существу, дух гармоничен, а, по явлению, в мире, особенно человека, любовен.
       При этом в восточном христианстве, православии, божественная субординация акцентирована, так как ударение делается на происхождении, ведь Восток есть начало, отечество. Православие есть учение отцов. То есть, акцент делается на родителе и творце, другими словами, первом лице. Тогда как в западном христианстве, в католицизме, акцентируется второе лицо Троицы – лицо Бога-Сына, обращенное к человеку. Поэтому учение православных божественно отечески неизменно, тогда как католическое учение придерживается принципа богословского развития, что особенно характерно для эволюционирующего мира и прежде всего в нем развивающегося человека, производного от творца, как и Бога-сына, производного от своего родителя. Что касается последней, третьей разновидности христианства, как естественного осколка католичества (раз католичество есть то, что отделилось от православия в силу его, католичества, развития или деления, то оно потом само следом разделилось), в виде протестантизма, то она, эта разновидность, сориентировалась на дух как на межличностное отношение.
       Вернемся к человеку, а через него к богу. Так как человек есть не только естественное, но и не естественное, а искусственное или искусное существо (бог создал человека последним, то есть, более искусным, сложным, так как у него уже появился опыт творения, но и менее естественным, простым существом), то бог как всецелое в стремлении к восстановлению целостного единства всего сущего, которое от него отпало из-за тяготения к материальному ничто или меону как неопределенной возможности становления или эволюции, обратился к человеку. Человек как существо пограничное или промежуточное между мирами: физическим (материальным) и метафизическим (духовным) в этом возвращении мира от хаоса к космической гармонии, субстратом которой является мировой разум или логос, а энергией духовная гармоника или музыка небесных сфер, играет драматическую роль.
       Здесь не лишне вспомнить миф Платона о эросе как любви. Эрос есть полубог в качестве порождения божественной полноты и мирской скудости, бедности. В этом смысле любовь есть страсть к возвышенному, которая прекрасна. Ведь в любви рождается красота, как и, наоборот, в красоте, в стремлении к ней рождается любовное чувство. Любовь есть восполнение недостатка. Она драматична. Одновременно трагична и комична или трагокомична. Следовательно, она несовершенна и не может быть сущностью духа, а является только его явлением в мире прежде всего людей. Совершенна гармония, а не любовь. Любовь есть стремление или страсть к совершенству. Самостоятельно к нему она не может приблизиться, потому что как страсть не знает меры: она иррациональна, то есть, есть либо преувеличение, либо преуменьшение, но никогда не мера. Для того, чтобы достичь гармонии, стать существом духа ей не хватает разумной меры. В связи с тем, что она как страсть, свойственна для человека, но не для бога, непостоянна, не знает меры, она не может найти полного разделения, поэтому часто бывает неразделенной. Любовь или сердечное чувство и есть существо человека как личности, есть сама человечность, но не божественность. Другое ее имя – душа. Душевный человек есть любящий человек. Духовный человек есть разумный человек, в нем есть разум как явление тела духа душе. Если между душой и разумом будет согласие, то человек способен к духовному развитию. Когда это развитие закончится и он станет всечеловеком, то в этом качестве он может заняться совершенствованием, то есть превращением в лучшее существо, в пределе в бога, в котором пребывает дух везде и всегда, пока есть мир, пределом существования которого бог и является в качестве чистого бытия.
       Теперь обратимся к богу. Для того, чтобы стать вполне пределом существования мира, то есть, стать самим собой, бог явился в мир в качестве человека, уже не Адама, который согрешил, ибо никогда им, богом, не был, так как был сотворен из ничего, в которое и вернулся, но оставил после себя себе подобных в качестве материала будущего восстановления. Это был Будда. Но первая попытка закончилась неудачей. Как говорят: «первый блин комом». Будда был недостаточно человечен. Он еще был безразличен ко всему сущему, по божественному слишком спокоен, то есть, проявлял так называемое «великое милосердие» ко всему сущему, а не только живому. Причем это безразличие нашло отражение в его изображении в качестве биологически полиморфного (двуполого) или униморфного существа. Будда более гармоничен, чем любвеобилен, в отличие от Сиддхартхи, который до своего превращения в бога, был по человечески, если не по животному, сластолюбив. Недаром на пути к своему божественному величию он предался аскезе, умерщвлению своей беспутной плоти. Пресыщенность царевича обернулась нуждой аскета. Но не в этом суть. Это не сделало его богом. Но помогло ему подготовиться к нему, сделав его равнодушным, беззаботным в желании. Всю свою душевную энергию он направил на созерцание божественного совершенства и гармонии и удостоился стать богом, то есть, его воплощением в жизни, правда, не совсем удачным, человечным. Как человек он был никакой, пустотный. В этом его загадка. Речь, разумеется, не идет только о сексуальной немощи, но идет о речевой, умственной и прочей, вызванной долгими годами бессмысленного самоубийственного обесчеловечивания аскетической жизни. Человеческая неполноценность была замещена божественной полноценностью состояния пробуждения и просветления (боддхи). Но здесь была нарушена мера соотношения человеческого и божественного элемента. 
       Требовался повторный божественный эксперимент для закрепления. Но он должен был состояться как бы не сам по себе, то есть, чудом, а с человеческим участием, с его произволения, что и случилось в лице Иисуса, как бы самозванно. Вот именно как бы, в чем сказалась хитрость духа, то есть, его разумность (Гегель неудачно выразился по поводу хитрости разума абсолютного духа, так как на самом деле хитрость и есть разум духа, только это духовная хитрость, то есть, его искусность, ведь именно он, дух, есть искуситель, а не разум; в этом смысл выражения: дух по ту сторону добра и зла, так как по эту сторону добра и зла, а именно добра и любви, - здесь мы избирательны, это человеческое, слишком человеческое, то есть, идиллическое).
        Кстати, твоя позиция относительно любви есть чистой воды идеализм, более идеальный, чем само учение Платона. Ведь платоническая (идеальная, точнее, идейная) любовь есть эвфемизм однополой любви как чистого феномена удовольствия, удовольствия для удовольствия, то есть, удовольствия чистого качества, идеи удовольствия, причем явно превращенного,  без естественного размножения. Это явление неразделенной, но слиянной любви. Я взял скандальный вариант любви не для иронии или глума, а для наглядности, ведь карикатура, а однополая любовь карикатурна, показывает то, что скрывают, а именно несовершенство любви, то, что репрессировано идеализацией. У тебя же, я так понимаю, речь идет не об идеальной любви (в смысле Платона идейной), а об идиллической нежной связи ангелов в образе людей, которые обмениваются душевной энергией друг с другом. Я вполне на твоей стороне, но это любовная идеализация друг друга вряд ли достижима как постоянное состояние в нашем грешном мире. В этом вопросе я реалист, понимающий, что любовь необходима в качестве нежного чувства человеку для того, чтобы быть человеком, но он часто срывается и не может удержаться на высоте положения человечности или сердечности. В лучшем случае он испытывает жалость или сострадание. Здесь я не говорю о желании, тем более противоестественном, что не хорошо, а плохо и есть профанация, подделка идеала любви с человеческой точки зрения (о космической любви я не говорю вообще, ибо она есть хаос, космическая страсть, частным случаем которой может быть гармония). С божественной точки зрения она просто немыслима, невозможна. Для бога ее, этой профанации любви, как и самой любви, нет, а есть гармония.
        Ты не можешь не заявить, что я противоречу себе, ведь до этого пассажа, я утверждал, что внутри бога есть любовь отца к сыну и сына к отцу. Я отвечу: утверждалось не это, а то, что налицо антропоморфная проекция человеческих семейных отношений на божественные. На самом деле нет ни бога отца, ни бога сына, а есть только попытка понять, а понимаем мы всегда по-своему, по своей мерке мерим, то, что нам не соразмерно по существу, но может быть измеримо по своему явлению в нас. Бог в нас явился как Иисус. Однако не тот милый Иисус всепрощения, которого сочинил Достоевский, а реальный человек, ставший богом. Ведь это страшно, чудовищно тяжело человеку быть богом. Это уже был настоящий человек. В нем было и животное начало, недаром он был  мужчиной.  К сожалению, он не женился. Во всяком случае каноническое предание пристрастно об этом умалчивает, подчеркивая этим его показную божественность, неотмирность. Потом он был рабочим человеком, плотником с умелыми мужскими руками. Таких женщины любят. Плюс царских кровей. Значит, тщеславный. К тому же провинциал из Галилеи. Не книжник, но поражал старших учителей своим знанием закона и пророков. Откуда он мог это знать, будучи мастеровым? Что может быть нового из Назарета? Затем его ученики. Кто это? Не грамотеи, а рабочий люд из народа: сборщик, рыбаки и пр. И это что, они от бога, что ли? 
        Бог специально выбрал такого. И сделал так, что Иисус стал странным пророком. В этот раз он сделал ставку на том, который явно не подходил на роль спасителя. Он искушал его специально, чтобы развить в нем способность пророка, но не давал ему полного прозрения, чтобы он не обольщался на свой счет, ведь первый случай – случай с Буддой, которому он дал все, - не привел к полноценному боговоплощению. Даже преображение Иисуса, которым закончилось его видимое божественное причащение, начавшееся Иоанновым крещением, было лишь подготовкой к подстроенным (инсценированным) богом жертвоприношению, воскресению и, наконец, вознесению, чтобы подвести Иисуса к истине того, что значит быть богом. Но Иисус не выдержал этих нечеловеческих испытаний, не смог быть богом. Он ушел из жизни одиноким. Но после него осталось учение, автором которого был не он, а его ученики и последователи. Тем самым жизнью было доказано то, что природы бога и человека несоразмерны и не равны даже в боге, ставшем человеком. Значит богом нельзя быть, будучи человеком.  В конце концов, это стало причиной возникновения новой, последней мировой религии – ислама.

                О НАБЛЮДАТЕЛЕ
        В прошлом году думал, что то я, которое я в себе находил, или, точнее, оно себя находило в том теле, которое окружающие меня люди называли по имени, на которое я обычно откликаюсь, - это и есть человеческая душа. Потом я изменил об этом свое мнение (оно было еще мнением). Когда я изменил его, то последовала его субституция знанием. Я обрел знание того, что во мне пребывает дух. Значит есть тело, душа и еще дух. Душа была сознанием человека по какому-то имени, например, Сергей и прочее: отчество, фамилия, пол (обязательно, ведь она, а не только грубое тело, имеет пол), возраст и т.д. А что такое или, точнее, кто такой дух? Откуда он и чей? Неведомо. Но явно он пользуется всем тем, что есть у меня. И я уже не знаю, где я, а где он. Значит произошло отождествления меня, т.е. того, кто обычно себя чувствовал собой во мне, если в чем-то, в данном случае, во мне, - значит, в материальном, теле, или, другими словами, души, с ним, с духом. Причем, я не дух, не он во мне, но дух есть я в том смысле, что я в нем. И он же есть, предполагаю, в других, если они достигли определенной стадии духовного развития.  Можно сказать, что он воплотился или появился в моем качестве. Он, конечно, в этом качестве слаб и зависим от всего материального, включая, разумеется, социальное, не прямо, но посредством моей телесности и душевности. Но все же я обрел некоторую, внутреннюю, независимость. Иногда, являясь духом, то есть самим собой, когда я был душой, я таковым не был, могу сознавать то, что мне было недоступно, когда у меня было самосознание. Значит, я уже тогда пребываю на стадии разума. У меня появляется не только мнение сознания и мышление самосознания, но и знание разума. Теперь о том, что я написал вчера.   
      Тот, в ком пробуждается разум или дух как самое само, который, конечно, не есть только разум, но с разума он является, правда, еще не во всем своем великолепии, тот может себя считать уже не совсем земным существом. Он наблюдатель здешней жизни. Он еще не получил на это санкцию высшей инстанции, чтобы делать это от своего имени, однако уже допущен к таковому наблюдению под присмотром. Если он достигает духовного совершеннолетия, зрелости духа, то становится посланником, т.е. вершителем судеб в том топосе, куда пребывает как абсолютный дух. Это еще не есть сам абсолютный дух, но он полностью заполняет существо посланника. Названный посланник и есть посланник абсолютного духа в те места, которые находятся в критическом состоянии и угрожают всей мировой гармонии расширяющимся и углубляющимся хаосом темной материи и темной энергии. Что означает быть региональным или местным вершителем судеб? Ничто иное, как определять пути развития всех существ этой местности.
       Что означает быть региональным или местным вершителем судеб? Ничто иное, как определять пути развития всех существ этой местности. Отвлекать их от ничто и его воплощения как хаоса жизни и склонять к бытию как аргументу и его функции - гармонии, используя силу уничтожения и смешения (хаоса),  преобразуя ее в благотворную силу созидания космоса.
         Для примера возьмем одного философа как того, кто был знаком и в этом мире уже не меняется, для него он остался в прошлом. Философ был наблюдателем. Таких наблюдателей бывает одновременно несколько. Сколько именно их, о каком порядке идет речь, точно не знаю, это ведомо только абсолютному духу и посланнику, но последнему только в том месте, в нашем случае на Земле, где он находится. Думаю, порядка ста, а может тысячи. Однако это не значит, что появится тысяча посланников. Нисколько. Может не один не появиться. Это во многом зависит от соотношения самого абсолютного духа и той среды воплощения с прилегающими областями ее существования в космосе, в которой он пребывает. О последнем посланнике я уже говорил. Мы его называем Буддой. Но он уже выполнил свою миссию. Моисей, Иисус Христос и Магомет были наблюдателями с санкцией высшей инстанции на наблюдение, но не вершение земных судеб. Они сами самочинно сделали это, разумеется, с попущения абсолютного духа. Расстояние между наблюдателем без санкции под присмотром и наблюдателем с санкцией огромно. Например, Платон имел эту санкцию на правах условного, а не безусловного  держания, как Иисус Христос, но все же имел. Немецкие классики, прежде всего Гегель, располагали таким же условным держанием права санкционированного наблюдения, как Платон, но только в них это наблюдение было омрачено влиянием человеческой душевной стихии. Дело в том, что более двух тысяч лет на Земле не было посланника. Никто так и не смог дойти до его состояния. Сейчас нет не только посланника, но даже нет наблюдателя с ограниченным (условно санкционированным)  правом наблюдения, что чревато многими возможными сейчас, но необходимо актуальными скоро, бедствиями. Возвращусь к Сергею. Он, разумеется, по причине своей духовной инфантильности, которая выражалась в его вселенском эгоцентризме, был наблюдателем под присмотром, духовным (разумным) ребенком. Но то, что он был таковым было вполне достаточно, чтобы заниматься творчеством, например, мысли, но не только.
        Итак, сейчас на Земле есть наблюдатели. Они и есть пришельцы, использующие тела людей для того, чтобы следить за ними и другими земными существами, приближенными к сознанию, присматривать за тем, что они творят. Только сделать они ничего еще не могут, а именно исправить таковых, поставить их на путь разумного духа. Ведь они это делают без санкции абсолютного духа, пока среди них не появится тот, кто будет достоит высшего доверия, т.е. станет, по преимуществу, духовным. Кто наблюдает сам, уже без присмотра за ним самим, т.е. является в собственном смысле самим собой, вроде Иисуса, тот способен косвенно направлять непосвященных туда, куда следует. Но он еще не посланник, поэтому не может действовать прямо на них, творить чудо преображения души в дух, который полностью присматривает за телесными и душевными движениями бессознательного неофита.   
        И еще для затравки спорного обдумывания. Всякие будды, святые, пророки, кроме названных, учителя жизни, гении человечества есть наблюдатели под присмотром, естественно, продвинутые, а не начинающие. Но это не значит, что все люди наблюдатели, как правило, это исключение. Для того, чтобы быть человеком, т.е. не разумным существом, а душевным, не обязательно быть наблюдателем. Наблюдатель - это первый шаг к сверхчеловеку.

                ПОСВЯЩЕННЫЕ И НЕПОСВЯЩЕННЫЕ
       Кто такие посвященные? Что вообще означает посвящение? Посвященные – это те, кто посвящены, обрели посвящение, например, прошли ритуал посвящения. Но что такое посвящение? Это то, что ведет посвященных по свету, кого осветили, кто в результате такого освещения оказался просветленным. Такое объяснение является примером смешения слов, употребляемых в буквальном значении, со словами с иносказательным (фигуральным) значением, то есть, с употреблением их в переносном смысле. Прояснение понятия «посвящение» возможно в его понимании как приобщения, причащения как части к целому. Есть посвященные в то, что стало целью и целым их теперь совместной с другими посвященными жизни, будь то познания, деятельности, созерцания и пр. Посвящение как причащение, приобщение, если тем более касается познания, становится просвещением посвященного относительно того, что прежде для него было тайной, а теперь стало откровением. Ему стало ясно то, что прежде было от него скрыто, было окутано «туманом» незнания, неведения.
       Обыкновенно или традиционно посвящение в качестве ритуала является ритуалом перехода из одного состояния в другое. Это так называемый лиминальный обряд символической смерти ветхого (прошлого, прежнего) человека и рождения нового путем трансформации, преображения. Из состояния неведения неофит переходит посредством коллективного действия (взаимодействия) с теми, кто уже его перешел и теперь повторно участвует в этом действии в качестве его проводника, в состояние ведения. В ходе трансформационного процесса он обретает новое качество – качество посвящения. Пройдя его он, бывший неофитом (непосвященным), званным становится адептом (посвященным), избранным.
       Что же на самом деле с ним происходит? Прежде всего, происходит изменение его сознания. Он теперь находится в измененном состоянии сознания, которое для него оказывается сначала необычным и ненормальным. С течением времени удивление и изумление, страх и эмоциональное потрясение проходят. Он привыкает к этому состоянию. Для него это состояние становится обычным и нормальным. Значит меняется не только его образ мысли и чувства, но и образ его жизни. Он становится необходимой частью целого коллектива посвященных. У них общая жизнь. Если это духовно посвященные, необязательно чтобы они жили вместе на одном месте и в одно время. Они могут лично друг друга не знать и жить в разных мирах и в разных эпохах. У них общая духовная жизнь, которая вездесуща и вечна, во всяком случае так представляется посвященным. Значит, речь идет не просто о новой интеллектуальной, чувственно-сверхчувственной жизни, но и жизни физической, органической и социальной со специфическим уставом пневмо-психо-соматического характера.
       Посвященный перестает быть частным человеком. Теперь он сам себе не принадлежит. Он исполняет спасительную миссию и преследует высшие цели. Он не может не заниматься скрытым распространением того, во что его посвятили, среди непосвященных в том смысле, что готовит их к восприятию необходимости посвящения. Он миссионер. Один из пунктов (точек) мировой линии спасительного посвящения, узлов связи-передачи импульса посвящения всемирной духовной сети. Невольно возникает вопрос, что с ним будет, если он разомкнет эту линию связи, выпадет из нее, отступится от своего призвания? Разумеется, он будет проклят как отступник, ренегат, предатель. Может быть физически уничтожен другими верными посвященными, что будет логическим следствием из его предательства как духовной смерти. Такова убийственная логика корпоративной связи («круговой поруки»). Его уничтожение еще крепче свяжет их друг с другом общей тайной группового убийства. Если тайное общество «посвященных» не так зверски кровожадно и скотски подло, а в подлинном смысле духовно, то оно может понять его как слабого человека, то есть, человека в собственном смысле слова, а не некоторого сверхчеловека. Ведь человеку свойственно ошибаться, грешить и предавать других и самого себя. Такие духовно посвященные не могут этого не понимать. У каждого существа есть свой, а не всеобщий или общий запас (лимит) прочности, один может быть избранным всегда или почти всегда, тогда как большинство только на определенный период времени, определенный, кстати, размером этого необходимого запаса. Поэтому то и необходимо взаимодействие между посвященными, чтобы в момент слабости друг друга поддерживать. Что является основой такой поддержки при условии того, что посвященные живут в различных мирах или местах и в различное время? Конечно, то знание, которое они изучают, их учение. Что это за учение такое? Мучительно ли оно в освоении? Конечно, мучительно, ведь для того, чтобы его как чужое освоить и присвоить, сделать своим, необходимо сломать себя и даже от себя отказаться, от того образа себя, с которым ты себя под влиянием других отождествил. Это знание тайное и потому человеку чуждое, непонятное. И все же открывая скрытое, посвящаемый открывает самого себя, открывает в себе те возможности (потенции), которые скрытно были в нем, для реализации (актуализации). Становиться тем, кем, оказывается, он может быть, не без чужой, разумеется, помощи. Но это те чужие, которые со временем становятся своими. Такое возможно, если  они одной природы, например, люди, или умеют являться под их видом, но принадлежат другой, но совместимой (сходной) природы.
       Тайное учение надличностно и наднационально. Это так называемая «Великая Традиция». Хотя эта традиция надличностна, она предполагает личный вход в себя. У каждого существа этот вход свой. Разумеется, есть общий план такого вхождения в образ посвященного. Но он, будучи общим, является особым в каждом отдельном случае. Это событие для посвящаемого. А событие всегда особо. Но сама традиция, тайное учение посвященных, общее, для всех посвященных. Изложение самого единого  учения возможно на различных национальных (народных, разговорных) языках. Только обычные слова обычного языка народа могут пониматься в необычном смысле при таком изложении. Конечно, не специально для того, чтобы посвященным было неведомо то, что этими словами передается. Никак нет. Здесь нет никакой намеренности. Само существо такого учения не доступно сознанию непосвященных из-за дикой невежественности их варварских душ. Ведь посвященными становятся не просто так, проивольно, по желанию, но по необходимости, по призванию, которое онтично, имеет жизненные причины.
       Чтобы понять одни основы такого тайного учения, необходимо измениться в целом, и душой, и телом. Только если это произошло, то можно приступать к умному деланию, духовному посвящению. Последнее не только закрепит такое изменение души (сознания) и тела, но и наполнит его умным и спасительным светом духовного знания. Правда, нельзя простодушно принимать такое духовное изменение за превращение человека в сверхчеловека, в разумное и духовное существо. Такое превращение человеку, в принципе, не доступно. Многие мне возразят, что это чудо, а ему все возможно, если оно от бога. И богу не все возможно, а тем более менее духовным существам, как ангелам и демонам, я уж не говорю о человеке. Для невежды, непосвященного – это чудо, а для знающего и посвященного – закон или случайность. Законы не могут быть произвольны. Они необходимы. Таков порядок мира, с которым не может не считаться сам бог, тем более он сам им связан в качестве того, кто занимает позицию так называемого «творца», а на самом деле демиурга, то есть, строителя одного из другого, второго, второсортного (копии, подражания), из первого, первосортного (подлинника, оригинала).
       Так вот люди имеют дело не с вечно живым подлинником, а со стертым, еле различимым, ветхим от мимолетного времени, зыбким  подражанием. Они вторичны и никогда не станут первичными. А там, где они первичны, там их вторичное либо культурно искусно (греховно) призрачно, либо технически искусственно мертво.
       Тогда кто такие посвященные и во что они посвящены? Они те, кто вторичны в духе, но первичны в жизни как живые. И все же лучше быть посвященным, чем непосвященным, ибо непосвященные вообще не имеют никакой духовности. Они только телесны, в лучшем случае душевны. Что значит то, что посвященные вторичны в духе? А то и значит, что они способны только на истолкование откровения, а не его творение. Они его следствие, но не причина. Такова их роль канала, их функция передачи. Единственно, что они должны понимать, так это то, как правильно передавать. То есть, для них понимание есть само чистое сообщение. И узнаете их по плодам. Если бы это было не так, тогда бы следствия-плоды были бы другие, райские (плоды радости), а не чистилищные (плоды страдания). Все прочие, непосвященные обречены на вечные муки в аду непосвящения, неведения, невежества, настолько вечные, насколько вечно их неразвитое сознание. Посвященные находятся у врат рая, но в него не вхожи. Они есть вечные привратники рая. На ступенях чистилища они располагаются в порядке (иерархии) очищения души от страстей и одержимости идей. Но сами райские врата для них закрыты. Такова их, посвященных, двуличная природа: им открывается то, что от них скрывается. Они знают свой предел, но никак с ним смириться не могут, претендуя на райское знание, тем самым желаемым подменяя действительное.
       Положение посвященных двойственно: они знают, что не знают другие, но не знают того, что именно знают, а что не знают, так как имеют дело не с причинами, а со следствиями, не с самим духом, а с его следом, знаком, буквой духа. 
       Далее их двойственность выражается в том, что они являются посредниками между духами или духовными (разумными или идеальными) существами и душевными. Но они не прямые посредники, а посредственные. Они активны в своем пассиве (реактиве, реагенте), то есть, в позиции воспринимать (видеть, созерцать) то, что является пассивным, нейтральным воздействием агентов духов, их образов, звуков и пр., которые якобы они принимают и издают, чтобы влиять на посвященных, оставаясь к ним нейтральными, никак с ними прямо не соприкасающимися. Ведь ничем физическим они не располагают, так как духовны и метафизичны. То, что они принимают образы и издают звуки есть призрачная симуляция, реальным явлением которой выступает то, что делают сами посвященные, не догадывающиеся об этом или, скорее, не признающиеся в том.
       Получается, что чем конкретнее видения (созерцания) посвященных, тем абстрактнее их духовная истина. В результате она в качестве ноумена или вещи в себе экранируется феноменальностью сознания посвященных, имеющих с ней дело только как с аффицирующим поводом к откровению.

                ИИСУС
       Кто такой Иисус? Казалось бы, все его знают. Одни знают его как бога, точнее, богочеловека, другие как пророка, третьи как лжепророка, четвертые как учителя человечества, пятые как миф, то есть, такого, какого никогда не было. Так кто же из толкователей прав? Разумеется, никто. Почему никто? Просто потому, что исходит из того, что является чисто внешним самому пониманию духовного. Иисус был и был человеком, но человеком, избранным духовными существами. На Земле он проходил испытания. Первое испытание известно, как его посещение тремя волхвами при рождении. Мать Иисуса Мария зачала от духа, то есть, духовного существа, принявшего приятный для Марии вид для того, чтобы вложить в Марию душу Иисуса. Душа Иисуса от духа или духовного (разумного) существа как обитателя иного мира, можно сказать инопланетянина. Но телесность Иисуса человеческая от одной Марии. Иисус физически развивался в чреве Марии посредством партеногенеза (или девственного размножения) без участия мужчины. Этот процесс зарождения Иисуса был инспирирован инопланетным разумным существом специально для проведения «научного эксперимента» скрещивания высшего существа с низшим. Я понимаю, что со стороны мое объяснение появления Иисуса на свет может выглядеть, по меньшей мере, странно, если не комично, но это не отменяет возможности случившегося. Во всяком случае, это так же вероятно, даже более вероятно, чем официальная версия церковного объяснения. Появление трех волхвов, поклоняющихся Иисусу, сказка в том смысле, что они пришли поклониться и являются волхвами. На самом деле это были более развитые, чем люди, разумные существа, которые пришли не поклониться Иисусу, а снять показания с него для того, чтобы удостовериться в том, как прошло его инспирированное ими рождение и в каком состоянии он находится.
       Следующий эпизод касается беседы Иисуса в детском возрасте с учителями иудейского закона. Эта беседа говорит сама за себя: явно Иисус по своему интеллектуальному и душевному развитию опережает свой возраст и уже является взрослым, будучи ребенком, что само за себя говорит о нечто инородном в этом случае.
       Крещение, преображение, вознесение Иисуса являются очередными событиями проверки его нечеловеческих способностей.  То есть, испытания того, насколько можно конкретно привить способности высшего разумного (духовного) существа существу низшему, только душевному. Возьмем крещение. Что оно означает, как не посвящение в духовную жизнь человеческого прозелита? Но как оно было истолковано церковной традицией? Конечно, как уведомление Иисуса в том, что он сын бога-творца через святой дух, который на него снисходит посредством крещения Иоанном в Иордановой купели. Это слишком сложно для правды, другими славами является выдумкой.
       Следующее духовное событие в биографии Иисуса – его преображение на горе Фавор. Естественно, что Иисус, преобразившись, истолковал то, что с ним случилось на Горе Фавор в духе своего времени и той вероучительной традиции, к которой принадлежал, а именно: в иудейском духе и ветхозаветной традиции. То, что на самом деле там произошло, конечно, ему было невдомек. С ним действительно вышли на контакт разумные духовные существа. Но в силу узости мышления он так и не сумел занять по отношению к своей школе чтения торы (закона) и невиим (пророков) позиции иной, нежели позиция законоучителя. Будучи лишь модернизатором иудейского вероучения, его ревизионистом, Иисус принимал разумные духовные существа за предыдущих ему пророков Моисея и Исайю, явившихся ему в качестве посланцев бога для его духовной трансформации. Для того, чтобы быть готовым к соответствующей духовной трансформации, необходимо было быть, как минимум, человеком, критически относящимся к самому себе, способным совершить «вывих ума», а не фанатиком, одержимым своим пророческим призванием и миссией проводника-медиума заученной привычки поступать так, а не иначе, под именем «великая традиция». Когда разумные духовные существа поняли, с кем имеют дело, а именно с тем, кто их превратно понимает и, в принципе, не способен на адекватный диалог, то они его нейтрализовали, перекрыв ему путь в духовный мир. Предоставленный самому себе, Иисус возомнил себя уже не просто учителем, но пророком, и стал учить тому, что стало безумием для греков и соблазном для иудеев, то есть, парадоксальным учением, полным смешением всего со всем, что сбивает с толка, и нонсенсом с точки зрения здравого смысла. Но убийственное (жертвенное) учение Иисуса было далеко не только от человеческого здравого смысла, но и от знания разумных духовных существ. По причине своего существенного заблуждения оно могло быть истолковано как угодно одновременно и его последователями, и оппонентами, что и произошло впоследствии.
       Когда же до Иисуса все же дошло, что он выдумал, то он сделал виновником всего того, что из него последовало (страсти и смерть) своих врагов левитов из синедриона и фарисеев вкупе с римским наместником, подставив в качестве их жертвы своего призрачного двойника-клона, предложенного «духами-экспериментаторами». Памятуя о том, что их вмешательство в дела туземцев должно быть минимальным для чистоты эксперимента, они вывели Иисуса из ряда необратимо следующих событий, что дало иисусовым последователям место для заполнения пустоты смысла неудачного истолкования Иисусом откровения высших духовных существ своими коллективными фантазмами либо о его якобы воскресении и вознесении на небо к богу в каноническом варианте, либо миграции на восток в теософском варианте мифологизации. Что на самом деле произошло с Иисусом известно только разумным духовным существам. Возможно, он был уничтожен за ненадобностью в качестве неудачного экземпляра скрещивания конечного материального субстрата с вечной духовной сущностью. А может быть оставлен в качестве опытного образца для истории скрещивания в архиве пришельцев из высшего мира. Если придерживаться такой точки зрения, то разумно возникает вопрос о том, для чего необходимо было проводить такой негативный эксперимент высшим духовным существам, которые благодаря мощи и изощренности своего ума не могли не предвидеть бесполезность его итога? Естественно, он проводился только для испытаний их возможностей: а вдруг? Таким образом они доказали, что даже случайно невозможно превратить низшее в высшее, если изначально высшее не является истиной низшего. В случае с человеком оказалось, что истиной низшего явилось среднее, посредственное, не годное к употреблению и заводящее в «болото» бессмысленного заблуждения принципиального жертвования. 
       Примерно так можно интерпретировать образ Иисуса, если исходить из безусловной предпосылки не веры, то есть, принятия на веру того, что говорят и внушают, но разума, то есть, того, что разум един и многое в мире ему доступно, независимо от того, на каком именно его уровне ты находишься. Только при этом нужно помнить о том, что необходимо постоянно не допускать ошибок, а для этого проверять каждый шаг мысли разумной мерой, и не обольщаться иллюзиями самого разума, что означает: думать так, как требует логика самого предмета мысли, то есть, соблюдать принцип единства мышления и бытия. При этом необходимо знать, что разум имеет уровень не только сознательного, но и бессознательного, которое обращается сверхсознательным, если его понимать, как то, что нам неведомо, но есть в качестве того, что определяет наше осознанное бытие к преодолению, к расширению самого бытия осознанности, что предполагает уровневое возвышение самого сознания-бытия, достижение положения и состояния самосознания в потоке вечности духовного совершенствования, когда развитие завершено.

                ПРОРОК
       Кто такой пророк? Это человек, который полагает себя и в том уверяет всех, к нему прислушивающихся, в том, что он является посланником бога, обращающимся от его лица к людям, к народу с посланием бога. Пророк признается в качестве проводника воли бога, вестника его откровения людям, божественного канала, голоса самого бога. Он есть тот, кто пророчествует, ведет речь самого бога с его избранными, избранным народом. Какой народ является богоизбранным народом? Такой народ, который отступает от завета (союза) с богом. Вот тогда бог посылает к этому народу пророка, чтобы он вновь вернул народ к союзу с богом, возвратил его на путь к богу. При этом пророк должен быть так вдохновлен богом, который есть духовное существо, чтобы быть в состоянии говорить от его лица, ничего не добавляя от самого себя лично. В этом смысле он должен быть, условно говоря, прозрачным сосудом духовной пищи, насыщающей души людей благодатью (даром) спасения от греха. В этом качестве пророк является своего рода душевным медиумом божественного духа.
       Был ли таким пророком Иисус, которого назвали Христом? И был и не был. Он был пророком, ибо полагал себя вестником бога, несущим богоизбранному народу весть о спасении от греха. И одновременно он не был пророком, ибо был больше, чем пророк. Был сыном бога или самим богом. Во всяком случае, так считают христиане. В каком смысле он был сыном бога, а, следовательно, тоже богом либо неполным, либо полным? Для допущения такого утверждения у христиан есть догмат о непорочном зачатии девой Марией Иисуса. Если этот догматическое положение буквально принимать на веру, то получается, что Мария родила не просто человека, ставшего в среднем возрасте пророком, а самого бога. Но как может человек родить бога? Разве это возможно. Нет, это невозможно. Но, как говорят верующие, богу все возможно, даже невозможное. Правда, в первые века новой, христианской, эры некоторые богословы полагали, что Иисус стал богом не от рождения, а от благодати божественного духа, когда стал взрослым. Само христианское понимание бога чрезмерно сложное. Он есть и дух, и творец, и, еще, спаситель. Причем спаситель человека от греха в человеческом образе. Получается, что в лице Иисуса Христа бог есть человек и человек есть бог. Значит, бог может быть человеком. А человек может быть богом? Да, может, но только если этот человек Иисус. Мягко говоря, странная, избирательная логика или логика исключения (эксклюзивная), а не включения (инклюзивная). Обычный человек может быть богом не по рождению, а по божественной благодати в вечной жизни в боге, если будет следовать учению Иисуса.
       Согласно традиционной христианской вере, Иисус есть не только богочеловек и пророк, но еще и учитель веры или учитель закона бога (законоучитель), вроде фарисея или книжника, начетчика по священному писанию.
       Однако вернемся к идее рождению бога человеком. Если говорить о рождении бога богом, то сам разговор будет лишен всякого смысла, ибо бог сам по себе, как бог не умирает, он бессмертен и вечен. Придерживаясь же здравого смысла, можно утверждать, что Иисус имел мать, но не отца, чье имя было скрыто. И вот для того, чтобы прикрыть его незаконное рождение Марию выдали замуж за Иосифа из рода царя Давида. Когда Иисус родился, он стал формально (или абстрактно) наследником царя Иудеи. Человеческие родители Иисуса были бедными людьми. Когда Иисус подрос, то, как и его юридический отец, стал плотником. То есть, он был трудящимся и зарабатывал себе на хлеб своими умелыми руками плотницким ремеслом. Но недолго этим жил. Он бросил свое ремесло, как только понял свое призвание. И это призвание состояло не в физическом, а в умственном труде. Благо от природы он был умным, если не разумным, человеком. Еще в детстве он поражал раввинов (законоучителей) своими не детскими рассуждениями. Так что был умен не по годам. Рождение чудесного ребенка предсказали волхвы или маги, которые это заранее вычислили по движению звезд. Вся история становления Иисуса пророком поражает тем, что оное совершалось в тайне, так что невольно приходит на ум допущение, что без «вмешательства бога» (deus ex machina) здесь не обошлось. Это допущение божественного вмешательства есть символическое обозначение внешнего влияния, причем не обязательно самого бога, но может быть иного духовного или разумного существа. Вполне может быть так, что отцом Иисуса был не человек, но другое физически телесное существо, причем не обязательно душевное, а может быть разумное. Другое дело, как понимать физическое рождение от духа. Это само собой непонятно и невозможно с точки зрения разума. От духа происходит только духовное рождение, но никак не физическое. Когда говорят, что духовное есть тонкоматериальное, то говорят иносказательно. Если это понимать буквально, то оно теряет свой смысл, ибо понятийно дух и материя есть противоположности. Чтобы они имели место вместе, требуется третий элемент, средний термин. Таким элементом является душа, которая есть граница или трансценденталия между имманентной материей и трансцендентным духом. Душа как соединяет дух с материей или телом так, что тело пребывает в духе, так и разъединяет то и другое, если тело, разрывается между страстями. В последнем случае душа болеет и нарушается телесная крепость.


                ПРОРОК ИИСУС
       Кто такой пророк? Это человек, который полагает себя и в том уверяет всех, к нему прислушивающихся, в том, что он является посланником бога, обращающимся от его лица к людям, к народу с посланием бога. Пророк признается в качестве проводника воли бога, вестника его откровения людям, божественного канала, голоса самого бога. Он есть тот, кто пророчествует, ведет речь самого бога с его избранными, избранным народом. Какой народ является богоизбранным народом? Такой народ, который отступает от завета (союза) с богом. Вот тогда бог посылает к этому народу пророка, чтобы он вновь вернул народ к союзу с богом, возвратил его на путь к богу. При этом пророк должен быть так вдохновлен богом, который есть духовное существо, чтобы быть в состоянии говорить от его лица, ничего не добавляя от самого себя лично. В этом смысле он должен быть, условно говоря, прозрачным сосудом духовной пищи, насыщающей души людей благодатью (даром) спасения от греха. В этом качестве пророк является своего рода душевным медиумом божественного духа.
       Был ли таким пророком Иисус, которого назвали Христом? И был и не был. Он был пророком, ибо полагал себя вестником бога, несущим богоизбранному народу весть о спасении от греха. И одновременно он не был пророком, ибо был больше, чем пророк. Был сыном бога или самим богом. Во всяком случае, так считают христиане. В каком смысле он был сыном бога, а, следовательно, тоже богом либо неполным, либо полным? Для допущения такого утверждения у христиан есть догмат о непорочном зачатии девой Марией Иисуса. Если этот догматическое положение буквально принимать на веру, то получается, что Мария родила не просто человека, ставшего в среднем возрасте пророком, а самого бога. Но как может человек родить бога? Разве это возможно? Нет, это невозможно. Но, как говорят верующие, богу все возможно, даже невозможное. Правда, в первые века новой, христианской, эры некоторые богословы полагали, что Иисус стал богом не от рождения, а от благодати божественного духа, когда стал взрослым. Само христианское понимание бога чрезмерно сложное. Он есть и дух, и творец, и, еще, спаситель. Причем спаситель человека от греха в человеческом образе. Получается, что в лице Иисуса Христа бог есть человек и человек есть бог. Значит, бог может быть человеком. А человек может быть богом? Да, может, но только если этот человек Иисус. Мягко говоря, странная, избирательная логика или логика исключения (эксклюзивная), а не включения (инклюзивная). Обычный человек может быть богом не по рождению, а по божественной благодати в вечной жизни в боге, если будет следовать учению Иисуса.
       Согласно традиционной христианской вере, Иисус есть не только богочеловек и пророк, но еще и учитель веры или учитель закона бога (законоучитель), вроде фарисея или книжника, начетчика по священному писанию.
       Однако вернемся к идее рождению бога человеком. Если говорить о рождении бога богом, то сам разговор будет лишен всякого смысла, ибо бог сам по себе, как бог не умирает, он бессмертен и вечен. Придерживаясь же здравого смысла, можно утверждать, что Иисус имел мать, но не отца, чье имя было скрыто. И вот для того, чтобы прикрыть его незаконное рождение Марию выдали замуж за Иосифа из рода царя Давида. Когда Иисус родился, он стал формально (или абстрактно) наследником царя Иудеи. Человеческие родители Иисуса были бедными людьми. Когда Иисус подрос, то, как и его юридический отец, стал плотником. То есть, он был трудящимся и зарабатывал себе на хлеб своими умелыми руками плотницким ремеслом. Но недолго этим жил. Он бросил свое ремесло, как только понял свое призвание. И это призвание состояло не в физическом, а в умственном труде. Благо от природы он был умным, если не разумным, человеком. Еще в детстве он поражал раввинов (законоучителей) своими не детскими рассуждениями. Так что был умен не по годам. Рождение чудесного ребенка предсказали волхвы или маги, которые это заранее вычислили по движению звезд. Вся история становления Иисуса пророком поражает тем, что оное совершалось в тайне, так что невольно приходит на ум допущение, что без «вмешательства бога» (deus ex machina) здесь не обошлось. Это допущение божественного вмешательства есть символическое обозначение внешнего влияния, причем не обязательно самого бога, но может быть иного духовного или разумного существа. Вполне может быть так, что отцом Иисуса был не человек, но другое физически телесное существо, причем не обязательно душевное, а может быть разумное.
       Другое дело, как понимать физическое рождение от духа. Это само собой непонятно и невозможно с точки зрения разума. От духа происходит только духовное рождение, но никак не физическое. Когда говорят, что духовное есть тонкоматериальное, то говорят иносказательно. Если это понимать буквально, то оно теряет свой смысл, ибо понятийно дух и материя есть противоположности. Чтобы они имели место вместе, требуется третий элемент, средний термин. Таким элементом является душа, которая есть граница или трансценденталия между имманентной материей и трансцендентным духом. Душа как соединяет дух с материей или телом таким образом, что тело пребывает в духе, так и разъединяет то и другое, если тело, разрывается между страстями. В последнем случае душа болеет и нарушается телесная крепость, а человек становится душевнобольным. В таком душевном неравновесном состоянии человек теряет меру ума и становится сумасшедшим. Находясь в ненормальном душевном состоянии, человек прекращает сопротивляться внушениям паразитов сознания, которые в просторечье называются «легионом бесов».
       Итак, допустим, что Иисус был рожден в результате мезальянса между земной женщиной как душевным существом и инопланетным душевным или разумным существом, находящемся на более высокой ступени духовной эволюции. Возможно, его биологическим отцом был не инопланетянин, а землянин или потомок землян из далекого будущего. Понятно, что это только предположение. Однако очевидно, что мы знаем только мать Иисуса. А она земная женщина. И названного отца или юридического родителя – Иосифа из колена Давида. Не более. Кто же является действительным, физическим отцом Иисуса – дух абстрактно или бог конкретно, а может быть инопланетянин или человек из будущего, - все это маловероятно, вероятнее, просто, безответственный бабник, не признавший своего отцовства, - не так важно. Сын ли он бога или сын человека, а может быть, другого существа, он, тем не менее, человек, хотя и необычный.  То, что он сын бога, - это надо понимать иносказательно, чтобы «связать концы с концами» смысла. Верить и уповать без понимания, конечно, достойно веры, но философски и научно недостоверно. Думаю, незаконнорожденных имеет смысл называть детьми бога, ибо человеческих родителей или родителя у них нет. В таком случае бог является субститутом отца.
       И все же предпочтительнее полагать Иисуса не только сыном человеческим из-за его странной необычности, если, правда, судить о нем на основании тех сведений, которые можно почерпнуть их религиозных текстов, конечно, с учетом того, что все, что в них написано, имеет иносказательный характер. Вот эта странная необычность Иисуса не могла не реализоваться, в конце концов, в приемлемой по тем временам форме пророка. Причем даже для пророка он был необычен, ибо у пророков природа человеческая, а не божественная. Тогда как у Иисуса принято считать в среде его последователей эту природу не только человеческой, но и божественной. Кстати, в чем именно или конкретно выражалась эта странная необычность натуры Иисуса? В том, что он творил чудеса. Чудо – это что-то странное, необычное как нарушение законов природы, естества. В этом смысле оно сверхъестественное. Творение этих чудес, например, преображение, воскресение из мертвых, причем не только других, но и самого себя, вознесение на небо и пр., есть свидетельство неестественной или сверхъестественной природы Иисуса. Но неестественная природа не значит только сверхъестественная. Она может быть искусственной, например, инопланетного происхождения или происхождения не душевного, психосоматического, но разумного. Другое дело, как сам Иисус объяснял свою природу. Разумеется, он объяснял ее в терминах той традиции, в которой был воспитан, - традиции ветхозаветного раввината. Это лишний раз подтверждает, что субъективное мнение или интерсубъективное общее мнение может расходиться с объективным положением вещей и дел. Правда, он эту традицию чуть-чуть поправил, признав себя сыном бога, а его последователи довели это до немыслимого предела совмещения в одном лице двух противоположных природ: божественной и человеческой. Вот это уму и не только человеческому, а уму и вообще, непостижимо. Да, ладно. Разве это имеет хоть какое значения для религиозного сознания? Как раз потому, что не то, что неразумно, но противо-разумно, поэтому и верно, может быть принято на веру. Ведь что остается делать? Ничего, кроме того, чтобы верить в эту бессмыслицу.
       Имеет ли больший смысл интерпретация необычности природы Иисуса в духе доктрины перевоплощения? Казалось бы, имеет. Ведь если истолковывать в духе этой доктрины рождение, жизнь, смерть и пр. самого Иисуса, то получается, что он последовательно магически (ок-культно) раз-воплощал свои так называемые «семь тел»: физическое или вещное, эфирное или энергетическое, астральное или душевное, ментальное или умное, каузальное или условное, буддхическое или световое и атмическое или я-йцевидное. Но этот смысл улетучивается как только мы понимаем, что телесная луковица скрывает в себе пустоту. Ведь она полая внутри. То есть, она не имеет сердцевины. Или этой сердцевиной является ничто, то есть, ничто из того что является ее слоями. Сама слоистая семеричная доктрина тел предполагает их сообщение друг с другом. Они отсылают друг к другу, не имея ничего вне самих себя. Эта система означающих, не имеющих означаемое, кроме самого означивания в качестве кода их сообщения. Чем, в принципе, эта доктрина отличается от юмовской субъективно идеалистической теории души как пучка восприятий? Единственный смысл, который в ней можно найти, так это тот, если понимать бестелесное ничто как истину телесной седмицы, что это то, что не есть телесное. Что это? Дух, который не есть нечто телесное сам по себе. Но по отношению к иному, а именно первоматерии, он имеет ноуменальное тело. Что это означает? Только то, что его телом является разум, то есть идея. Тело духа в отношении иного, чем он есть сам, идеально или разумно.

                РОЖДЕНИЕ И ЖИЗНЬ ИИСУСА ДО КРЕЩЕНИЯ
       Иисус был рожден «девой» Марией. Естественно, она была девой до зачатия только для земных мужчин. Она стала женщиной по вине неземного мужчины. Как ее соблазнил инопланетянин, - это, конечно, интересный вопрос, ответ на который может дать только он. Она никому об этом не говорила. Во всяком случае, если и говорила кому-то, то он или она не разгласили эту тайну. Все остальные были поставлены перед фактом ее беременности. А так как она была посвящена богу и служила в храме, то вежливые люди стали говорить о том, что ее отцом является сам бог. О том, что они подумали, они, разумеется, промолчали. А вот люди невежливые стали говорить о том, что Мария достойна порицания, так как занималась любовью до и вне брака, что противоречит обычаю и писанию, да к тому же с римским легионером-оккупантом. И вот, чтобы «заткнуть рот» не любезным соседям, родители ее выдали замуж за бедного, но родовитого, пожилого Иосифа из рода царя Давида-псалмопевца. Иосиф, очевидно, польстился не на ее живот, а на ее молодость, благо они прежде были обручены. Когда же она родила Иисуса, то была уже замужем, а Иисус имел приемного отца в лице Иосифа, был им узаконорожден. Но невидимая связь Иисуса со своим неземным отцом не прерывалась. Она дала о себе знать не прямо, конечно, а с намеком, при крещении Иисуса Иоанном Крестителем.
       И все же не может не возникнуть вопрос о том, чем Мария соблазнила инопланетянина, ведь для него общение с людьми было сродни общению человека с обезьяной, ведь инопланетянин имел намного более развитую душу и адекватное ей тело, чем человек. Вероятно, тем, что Мария не была человеком, а была сама инопланетянкой, специально «подброшенная» в младенческом возрасте к ее названным пожилым родителям: пророчице Анне и храмовому старосте Иоакиму для исследования возможности человеческой социализации инопланетного существа. Почему же люди в лице приемных родителей ее приняли? Вероятно, это объясняется тем, что у землян и инопланетян был общий генетический предок, вроде космического странника. Поэтому по виду, наружно она мало чем отличалась от человеческих младенцев.       
       Однако вернемся к самому Иисусу. То, что Иисус был необычным существом, заметили не только волхвы. Он поражал своей сложной душевностью и продвинутой разумностью не только простодушных людей, но и умных книжников, искусных в фарисейских премудростях. Сама Мария отличала Иисуса от всех других своих детей, но понимала, что подчеркивать это будет небезопасно для него. Иосиф научил Иисуса тому, что сам знал, - плотницкому ремеслу, которым Иисус занимался, помогая своим родителям «сводить концы с концами». Но это был лишь внешний план его жизненной судьбы. Главное в нем было то, что его отличало от всех прочих людей, - неземная доброта и нечеловеческая разумность. Естественно, они приходили в конфликт с тем, что происходило вокруг Иисуса. От этого он иногда «терял голову» и совершал типично человеческие, то есть, глупые поступки. Дурному легко научиться. Несмотря на это судьба вела Иисуса к его предназначению. Если не отец и не мать Иисуса не были людьми, то почему сам Иисус является человеком? Он является человеком потому, что так получилось. Он человек по случаю, а не по рождению. Очевидно, у его родителей, похожих на людей, были те же самые телесные особенности, что и у людей. Если это так, то люди по своим генетическим корням, как, кстати, и прочие живые существа являются земными по факту своего существования, но не происхождения.
       И вот то, что Иисус отличался необычными не только для ребенка, а потом и молодого человека, но и вообще человека, способностями определило его жизненный путь, приведя к той миссии спасения, которая начинается с крещения как события осознания самого себя в качестве спасителя всего рода человеческого. Таким спасителем не может быть сам человек.
       То, что я здесь написал, расходится с тем, что я писал прежде, например, о происхождении Иисуса. Получается, что он вообще не человек, а не человек наполовину. Но предыдущее я не буду исправлять потому, что Иисус, прожив жизнь с людьми, стал человеком. И в этом он был таким, каким должен быть каждый человек. В этом смысле не он, а мы произошли от него.
       Церковная версия рассказа об Иисусе меня не устраивает потому, что является неадекватной, она не соответствует тому, что действительно было. Хотя в ней есть элементы подлинной истории. Но их интерпретация предвзята. А все остальное во многом является мифом. Но есть ведь и истина, а не только ее миф. И если она есть, то может быть доступна человеку, конечно, в меру того, является ли он сам истинным и как человек, то есть, особенное существо, и как сущее. В последнем случае человек не может быть полностью сведен к человеку.

                КРЕЩЕНИЕ ИИСУСА
       Крещение – это второе из важных событий по времени в жизненной истории Иисуса после рождения. Крещение приходится на пору взросления Иисуса, когда он духовно, точнее, душевно стал совершеннолетним. Крещение является тем, что он называл «рождением свыше», «духовным рождением» в своей беседе с фарисеем Никодимом, изложенной евангелистом Иоанном Богословом.
       За тем, что происходило наглядно во время крещения Иоанном Иисуса в реке Иордан, следует увидеть скрытый план духовного характера. Увидеть, разумеется, не глазами, а умом. Умозрение дает возможность понять и признать факт не религиозного ритуала, который христиане принимают за церковное «таинство», а личного вовлечения Иисуса в  миссию своего неземного родителя, воспользовавшегося иудейским ритуалом для минимального вмешательства в земные дела. «Скрытые качества» этого вмешательства дали о себе знать намного позже. Но Иисус уже тогда испытал пророческое вдохновение и вскоре выступил в качестве пророка или «Голоса», как о нем сказывается в евангелии. Этот голос в себе Иисус счел голосом самого бога. Его родитель являлся ему в том виде, в каком Иисус мог его адекватно воспринимать. Этот вид был звуковым видом «внутреннего голоса». Иисус почувствовал себя не просто инструментом извлечения звукового образа бога, но его наследником. Вот почему он уверился в том, что есть сын бога.
       Возникает вопрос о том, повторяет ли Иисус то, что случилось с Авраамом, демонстрируя пророческий комплекс? Как и Авраам в сцене призыва к жертве для проверки веры («Ради меня сможешь пожертвовать своим?») и последующей попытки заклания своего сына в качестве жертвенного барана, Иисус слышит голос. Голос ли это бога или падшего злого и коварного духа в его сознании в виде «паразитов сознания» («легиона бесов»)? Возникает ситуация сомнения. Чтобы ее аннулировать необходим акт крещения как подтверждения подлинности божественной инспирации в терминах правоверной индоктринации. И чтобы окончательно снять тень сомнения в благости миссии Иисуса по спасению людей от греха следом акцентируется внимание верующих в это спасение на событии преображения Иисуса. Деконструкция этих событий позволяет обнаружить слабые места уверенности в пророческой избранности Иисуса, а тем более в его божественном сыновстве. И вообще, если пророк является религиозным медиумом, то есть, есть ведомый и зависимый субъект, то где гарантия того, что он не является одурманенным, ведь тогда он равным образом подвержен влиянию как благого, так и губительного начала. Разумеется, это не значит, что принимается талмудическая оценка Иисуса как лжепророка. Но предполагается, что весь текстологический корпус христианского вероучения составлен так, чтобы уверить всех обращающихся к Иисусу в том, что он и есть спаситель. Для этого, например, приведена история с искушениями его дьяволом в пустыни после крещения, отвлекающая внимание от возможного, хотя и маловероятного, искушения его при крещении, а потом и преображении. Более вероятным является то, что оценка самим Иисусом, а тем более его пристрастными учениками и последователями, явно исказившими жизнь и дела Иисуса, того, что с ним происходило, является необъективной. Установлено, что Иисус был подвержен внушению, и оно имело место. Причем посредством внушения или, если больше устраивает, вдохновения, при крещении, а тем более преображении, в Иисусе обнаружилось то, что в нем было скрыто, и оно было явно нечеловеческим. Есть ортодоксальная версия. Но возможны иные варианты объяснения событий. Например, такой вариант: родителем Иисуса было более душевно продвинутое в направлении к разуму существо, которое с течением времени все больше на него влияло.  Разумеется, Иисус об этом догадывался, ведь он не был идиотом и дураком. Но Иисус интерпретировал это в человеческом духе так, как это было принято в его мифическое время и в религиозной среде, к которой он относился. По-моему, это мое мнение, Иисус находился под внушением наблюдателя-пришельца из другой звездной системы. Один ли был этот пришелец или в группе с подобными себе, ведущими наблюдение за людьми в режиме “non-connect”, не столь важно, сколь важно само событие «ассиметричного контакта». Такой контакт, в принципе, возможен и сейчас.

                ИСКУШЕНИЕ ИИСУСА
       Всем знакомым с евангелием трех евангелистов памятно событие искушения Иисуса дьяволом в пустыне, где он постился 40 дней (дата символическая как указание на 40-летний цикл блуждания в поисках своего места в мире евреев, бежавших во главе с Моисеем из египетского плена или рабства) после своего крещения пустынником Иоанном как события сошествия на него святого духа. В двух словах попробую передать свое понимание крещения, ибо оно является условием отвержения искушения Иисусом. Крещение означает внешнее явление для людей и, прежде всего, для самого Иисуса, того, что в нем было скрыто от рождения, - глубинное движение духа в самом его существе, семени неземного происхождения. В событии крещения оно проросло и обнаружило себя. Для того, чтобы его утаить от любопытства непосвященных, от «чужих глаз», Иисус покинул человеческое общество, чтобы оно об этом на время забыло, пока он до конца еще не был готов к своему служению. Но здесь в пустыне его ждал еще более опасный враг, чем люди, - сам дьявол. Этим дьяволом как раз и был Иисус. Дьявол как стихия ничтожества рождается тогда, когда душевное существо остается наедине с самим собой. В пустыне он знакомится с собственной персоной, с тем душевным чудовищем, которое живет в нем. У Иисуса наедине с собой начинается раздвоение личности. Этот шизофренический криз олицетворяется в его сознании в образе дьявола-искусителя.
       Дьявол его искушает тем, чем обычно искушается человек в уединении: миром или материальным, гордыней или самим собой, самолюбием, и, наконец, верой или властью. Против первого искушения или соблазна положен пост. Иисус в пустыни занят постом и поэтому, естественно, соблазняем мирским, материальным, хлебом, так как ничего не ест или ест то, что не может его прокормить, поддержать его силы.
       В уединении человек не имеет возможности себя сравнивать с другими, смотреть на себя со стороны, глазами другого существа. Здесь, в пустыне, он поневоле преисполняется самомнения, самодовольства, так как довольствует только самим собой. Против второго искушения гордыней действенным средством становится милосердие или помощь другим, проявляемая за неимением людей по отношению к зверям и скотам, если таковые там есть. Сравнивания эти два искушения следует расположить их в порядке тяжести согрешения. Соблазн гордыни хуже соблазна материальных благ.
       Но эти соблазны или искушения уступают соблазну веры. Искушение верой или духовный соблазн преодолевается верующим через молитву. Важно в борьбе с ним не увлечься и не нарушить меру, уподобившись злодею: зло против зла ведет ко злу. Противостоять духовному искушению труднее всего, ведь такое искушение есть искушение правлением, властью связывать и развязывать, искушение в своем призвании и миссии. Выходит, что борьба с таким искушением есть борьба против неверного толкования и понимания самой веры.
       Так религия помогает бороться с искушениями человека. Но что может предложить философия? Если брать искушение материальное, то философия предлагает идеальное как основу и смысл философствования или мышления в понятиях. Против искушения душевного или гордыни мышление выдвигает приоритет универсального перед личным. А духовное искушение нейтрализуется сомнением в том, что вера в себя, в свое призвание несомненна и потому должна постоянно проверяться не только делами, как полагать, но и мыслями как теоретическими фактами «живого мышления», то есть, не просто мысли в жизни, но и жизни в мысли, чем заняты мыслители. Между тем, как в религии принято бороться с искушением верой в свою миссию, в которой невозможно сомневаться.
       Исходя из вышеизложенного, можно заключить, что Иисус был типичным, точнее, образцовым, идеальным верующим, который боролся против искушений плоти, души и духа постом, милосердием и молитвой. Таким его видит большинство людей, понуждаемое к этому «ловцами душ». Но был ли он таким? Не ошибаются ли они в этом? Можно сказать, что таким он должен быть для них. Они желают, чтобы так было, ибо в этом могут более или менее преуспеть. Вероятнее всего, так и есть. Но что-то здесь мешает поставить точку и закончить размышление. Остается нераскрытым тайный смысл самого этого события искушения. Препятствием в откровении служит уверенность в том, что есть нечто чуждое Иисусу в этом испытании.

                ПРЕОБРАЖЕНИЕ ИИСУСА
       Преображение Иисуса - это одно из самых, если не самое важное, событие в его земной жизни. Другие события такого же высокого порядка в его жизни – это рождение, крещение, тайная вечеря, смертная казнь, воскресение, вознесение и послание духа утешителя. Если будет время и силы, то мы к ним еще вернемся. А пока попробуем обдумать названное преображение. Что оно такое? Преображение есть трансформация или изменение внутренней формы существа Иисуса. Иисус был человеком. С этим, я надеюсь, кроме докетов, никто не будет спорить. Для справки запишу: докеты – это те, кто принимал Иисуса за мнимый образ человека, скрывавший божественную сущность. Согласно христианскому мифу или сказке на горе Фавор с Иисусом произошло чудо: на глазах его двух учеников он в потоке света на момент превратился в светоносное существо. Ему самому и его ученикам была явлена его энергетическая сущность. Оказывается, в Иисусе горел светлый огонь. Этот огонь и есть божественная энергия духовного характера. Как можно это осмыслить? Только так, что дается тому, кто может принять, а может принять только тот, кто сам такой. Значит, Иисус уже был тайно тем, кем он стал явно на горе Фавор. Кем же? Разумеется, не человеком только. Человек – это душевное существо. Если Иисус был не только человеком, тогда кем еще, каким еще существом? Кроме душевных существ, есть еще существа зверские, скотские, разумные и духовные. Естественно, что речь идет здесь не о зверях и скотах, стоящих ниже по значению по сравнению с душевными существами. Тогда он был еще каким существом: душевным, но не человеческим или разумным или того более духовным? Вероятнее всего, Иисус был душевным существом, но стоящим рядом с разумным.  И стал через это преображение разумным. Конечно, степень его разумной сущности была начальная. Но это уже шаг от человека к сверхчеловеку. Само собой, он еще не был духовным существом, ибо вполне духовным существом является только бог. Демоны, то есть, ангелы и бесы есть не субъекты,  но подсубъекты духовного характера, функциональные производные бога как аргумента, его господства, власти, силы и пр.
       Значит, Иисус не есть ангел или демон, но он и не вполне человек. Есть в нем нечто незаконченное, требующее доработки, для того, чтобы быть разумным существом. То преображение, о котором идет речь, было преображением не только духа, но и души и тела Иисуса под воздействием духа. В нем душа и тело не исчезли, превратившись полностью в дух, но духом преобразились в его лице. Не Иисус сам себя преобразил. Так именно понимают христиане, полагая того, кто был Иисусом Христом, вечным. Вечным – значит безначальным и бесконечным во времени. Казалось бы, так. Но так ли? Такова ли вечность? Тут трудно разобраться, ибо нам это явлено как абстракция, а мы принимаем за нечто конкретное. Кстати, люди отличаются тем, что других оценивают в абсолютных величинах, в константах, бывают к ним категоричны. Между тем они есть не нечто готовое, определенное, предельное, но, напротив, нечто неготовое, неопределенное, лишь возможное. В свою очередь, они судят об абстрактном так, что выходит нечто неопределенное, смутное, непонятное, таинственное и загадочное.
       Здесь нелишне будет вспомнить то, что люди как материальные существа обладают первопорядковой (тривиальной) животной психикой, которая работает как реактивный физиологический механизм. И пока какое-либо душевное движение (психическая функция) не будет отработано, исчерпано, например, обида, вторым названием которой является злоба как реакция на акцию вторжения, не возникнет обратное ему движение, применительно к избранному примеру, функция прощения. Собственно, человеческие состояния, как правило, имеют место в качестве побочных, излишних случаев сбоя работы реактивной физиологической машины.  Эти состояния неестественны, искусственны или сверхъестественны. Например, в случае с обидой естественным душевным движением является месть («око за око» как вариант механического (реактивного) повторения). Поэтому человеческое случайно, а животное закономерно. Прощение возможно, как нечто искусственное, например, индуцированное религиозным обычаем (ритуалом) прощения как превращенной формой сброса негативной энергии, перенапрягающей систему психики. Сверхъестественным же в этом случае будет прощение не по капризу сердца, его своеволия, обусловленного симпатией как животным методом избирательства, и не в силу привычки сдержки животных импульсов, а тем более по естественной тенденции натуры к гомеостазу, а по разумному основанию. Последнее не следует путать с рефлекторной складкой или функциональной рассудочностью. По этому поводу у меня возникло небольшое размышление о том, как обида превращается в месть, а месть в садомазохистское истязание. Попытка примирения с тем, кто тобой обижен, как правило, поначалу сбрасывается не только потому, что процесс психического реагирования должен вернуться обратно и тем самым исчерпаться, схлопнуться, подавиться собой, но и потому что того, кто мстит, замыкает на этой реактивности, и она превращается в навязчивое действие, над которым он не властен, будучи не в состоянии его самовольно прекратить, разомкнуть импульсную (энергетическую) цепь. Если мститель еще самолюбив и при этом имеет комплекс неполноценности, то он постоянно реактивирует свою мстительность при первом же напоминании прощения, заново переживая свое уже мнимое оскорбление чувств, мазохистски его смакуя. Но чтобы снять энергетическое напряжение, которое его «ломает», мститель садистски проецирует его на обидчика, запускает на другого, унижая последнего своим пренебрежительным отказом. То, что обидчик понял, что был не прав и это переживает, является подпитывающим мотивом реактивации злобной мстительности. Между тем наш обиженный моральный садист принимает позу униженного и оскорбленного правдеца, которому реально не то, что все равно, «наплевать» на страдания обидчика, отнюдь нет, ему как раз очень хорошо от этого, ведь он испытывает удовольствие, скинув с себя бремя душевных страданий, перенаправив психический негатив на другого. Как на самом деле все это мелко и ничтожно, но тем не менее реально и живо материально. Это недостойно человека. Уж о разумном существе и думать не стоит. Достойно человека прощение, а разумного существа - всепрощение. Причем прощение не только злого, злобного, но и самого зла, злобы, собственно.
       Однако вернемся к вечности. В вечности нет прерывности, нет временной паузы как места повтора, рефлекторного (физиологического) психизма. В вечности нет места для душевных волнений, для которых характерна рефлекторная синусоидальная периодичность повторения. Иисус не вечен. Он находился во времени. Но вот когда разбирается событие преображения, то можно истолковать его как явление вечности во времени, ибо это событие позволило Иисусу, оставаясь человеком, то есть, конечным во времени существом, пребыть на момент в состоянии вечности, в котором нет смены душевных состояний. А ведь именно смена этих состояний и есть душевная жизнь. При этом сама возможность такого пребывания на миг в вечности способствовала тому, что Иисус состоялся в качестве человека, так как она, эта возможность, довела его как человека до предела. В этом смысле Иисус в отличие от других был человеком по преимуществу в свете того, что вечность есть предел времени, когда был в преображенном состоянии. Что это означает? Конечно, само событие преображения уже случилось и воспроизводилось не оно собственно, но след траектории его движения в сознании Иисуса. То, что случилось уже, нельзя не случившимся сделать. Оно жило с ним. Только в контексте последующих событий, указанных выше, преображение обретало актуальность. То, что было заявлено в этом событии преображения станет полностью реальным в вознесении.
       Энергия преображения или Фаворский свет есть энергия не самого Иисуса, а духа, его действие на Иисуса. Под воздействием духа бога как духовного существа Иисус преобразился. Не он сам является источником энергии духа преображения, но бог. Так трактует это христианская церковь. Правда, западная церковь допускать исхождение духа и от сына тоже (так называемый догмат “filioque”). На самом же деле дух не только не исходит от сына, но и от бога тоже. Наоборот, бог в качестве творца и сын в качестве спасителя людей, кстати, и никого больше, есть подставки духа, его явления, устойчивые и постоянно воспроизводимые воплощения (инкарнации), субстанциальные агенты. Только если бог есть чисто духовный агент первого порядка, то Иисус есть смешанный с материей духовный, точнее, душевный агент, то есть, духовный агент второго порядка. Никакого духовного равенства между богом и Иисусом нет. Поэтому они находятся друг с другом в отношении не координации, но субординации. Причем бог не является источником и началом этой субординационной цепи. Таковым является дух. Дух есть и в боге и в Иисусе. Но только в боге он пребывает как в своем ином, а в Иисусе как в чужом ином. Такая субординация выстраивается только в проекции на материальный мир. В самом духе Иисус возвращается в бога, в нем растворяется, а бог выступает как дух. Человеческий же Иисус, как и вообще человеческое, есть не вечная, а временная, преходящая инстанция, имеющая смысл не сама по себе, но только в качестве служебной функции для духа. Вот для самого человека на момент его жизни человеческое имеет непреходящее, опять же в границах жизни человечества, значение. И это значение тем максимальнее, чем больше людей помнит его. Человек нужен духу для его проявления, но проявления не универсального вида, а только человеческого, душевного характера.

                ВОСКРЕСЕНИЕ ИИСУСА
       Воскресение Иисуса – это самое таинственное событие в его жизни, да и всего человечества в придачу. Почему таинственное? Да, потому, что Иисус умер и спустя некоторое время ожил. Во всяком случае, в это верят христиане. То, что Иисус оживил на третий день после смерти Лазаря, он совершил на самом себе, если он богочеловек. Если же он только человек, то с ним это проделал бог. И в самом деле, кто воскресил Иисуса, если он сам воскрешал других? И потом Иисус воскрешал других, например, Лазаря своей силой или с помощью бога? Своей силой он мог воскрешать, только если есть бог. Как можно на третий день после смерти ожить? Никакая наука, даже нечеловеческая, на такое не способна. Это может быть только в том случае, если есть возможность обратить вспять время. Но время необратимо. Следовательно, невозможно. А, невозможное может сделать возможным только бог.
       Значит, Иисус есть бог или с помощью бога сделал это. Если он есть бог, то как он умер? Бог не умирает, если судить о нем по-богословски. А Иисус умер. Умер как бог или как человек? Если как человек, то он был в это время живым богом, который вечен и бессмертен. Если в нем есть равенство природ: божественной и человеческой, то он был полуживым или полумертвым. Как бог может быть таким? Потому богочеловек – это нонсенс или абсурдное нечто, вроде круглого квадрата. Иисус, разумеется, не бог. Остается то, что он человек. Но человек особый в качестве воплощения бога. Что такое воплощение? Это явление. Явлением бога как духовного существа является его плотское выражение. Он является во плоти как человек. Иисус есть явление бога. Сущностью Иисуса был бог. Но это не значит, что Иисус сам был богом. Он только его средство выражения в среде людей, божественная социальная роль. В этом смысле, разумеется, Иисус умер на Голгофе. Было явлено в качестве воскрешенного тела Иисуса не его плотное тело, а тонкое тело, еще точнее, его астральное тело как объект желания веры христиан, который может увидеть верующий в него адепт на пределе своих возможностей в качестве верующего. То есть, подлинная вера в Иисуса открывает верующему на него глаза.
       Поэтому, воскресение Иисуса имело место только в качестве сохранения его тонкого, астрального тела. Да и это, пока он не явился в таком качестве своим адептам. Когда он это сделал, то отыграл свою роль и исчез. Остался один дух, который по прошествие некоторого времени (через 50 дней) явился его адептам уже в своем собственном виде духа для утешения и укрепления в вере. Иисус есть постольку, поскольку есть верующие в него. Вера является условием его существования в сознании христиан.

                ВОЗНЕСЕНИЕ ИИСУСА
       Согласно христианской традиции Иисус на 40 день после воскресения вознесся на небо к богу. Если этот миф принять за истину, что крайне глупо (в это можно только верить, но никак не принимать разумом), то в каком качестве он туда вознесся? В качестве человека, души, духа? В предыдущем размышлении о воскресении фигурировала мысль о том, что Иисус телесно умер. Да, и в послании Павла коринфянам записано, что восстает тело духовное, а не душевное, какое есть у живого человека. Иисус воскрес. Но в своем воскресении он имел уже не душевное, земное тело, а духовное. Что это за тело такое «духовное»? В христианской литературе этот вопрос никак не проясняется, кроме того, что это бессмертное тело. В эзотерической литературе под духовным телом понимается одно из семи тел человека. Конечно, не плотное, которое отмирает, а любое другое из оставшихся шести в зависимости от позиции эзотерика. На мой взгляд, духовным телом человека и любого душевного существа, преодолевшего себя, является разум, точнее его превращенная форма, доступная душевному существу. Если же под духовным телом подразумевается тело самого духа, то это тело идеально в качестве идеи тела как такового. Разумеется, разум не материален и тело духа не материально вообще, ни грубо, ни тонко, но идеально. Иисус не является собственно духом. Он даже не бог, то есть, не духовное существо. Он существо душевное. Но его душевность была изменена. Предрасположенность к этому изменению у него была врожденной. У него было не материальное тело, но и не идеальное, а такое, которое было нечто средним между ними. Тело Иисуса после воскресения было идиллическим или мыслящим. Упоминание в евангелии того, что Иисус просил своих учеников не прикасаться к его телу, означает не то, что они могут его загрязнить своим материальным прикосновением, а то, что они не могут к нему прикоснуться. Тогда же, когда он позволил прикоснуться к себе Фоме, то на самом деле Фома прикоснулся не к телу Иисуса, которое является неприкосновенным, а к индуцированной оптической проекции или иллюзорному овнешнению образа земного тела Иисуса с ранами, нанесенными во время истязания и на казни, в сознании Фомы.
     Следовательно, вознесся Иисус в качестве не душевного, а духовного тела. Причем речь идет не о теле духа собственно, но о духовном теле душевного существа или мыслящем теле. Это еще не разум, но уже не материя. У обычного человека мыслящим телом является то, что мы называем «мозгом». Иногда имеется в виду под мыслящим телом то, что человек есть не просто животное, но социальное существо, с помощью себе подобных могущее управлять своей материально чувственной телесностью. В случае же Иисуса после воскресения эта телесность стала чисто сознательной, мыслящей, использующей в качестве субстрата не свою материальность, которой уже не было, а других людей. Именно в этом качестве Иисус и «вознесся». Что тогда означает его вознесение? Ничто иное, как то, что он разыграл сцену своего вознесения в глазах своих учеников. И через некоторое время явился в качестве фигуры веры духа утешителя. С тех пор он пребывает до сих пор уже более 2000 лет в собрании верующих как дух их веры, продлевая свою сознательную жизнь этой верой. Вера является питательной средой его существования на Земле: там, где верующие, там и Иисус. В этом качестве он является субститутом своего родителя – наблюдателя, но уже активного, наблюдающего за верными ему людьми.

                ПРИЗВАНИЕ И ОСВОБОЖДЕНИЕ
                ПРОЛОГ
       На берегу Галилейского моря сидел человек и смотрел вдаль, как рыбаки вытягивают сети из воды с запутавшимися в ее ячейках рыбами, поблескивающими на солнечном свету и упруго шевелящимися, чтобы освободиться и окунуться в свою родную стихию. «Вот так и Ты меня поймал в свой невод Неведомый Некто и не отпускаешь, а все держишь в Своей деснице. Для чего я Тебе нужен? Ты и есть Тот, о Ком говорят учителя и пишут книги книжники? Или Ты Некто Другой?». Вот какими удивительными вопросами задавался незнакомец.
       О ком же он говорил? Было и так понятно знающему человеку, что речь шла о боге. Но каком боге? Из его слов было понятно, что наш незнакомец обращался к богу так, как было принято в его среде. Что это была за среда? Конечно, среда, верующая не в одного из многих богов, а в одного всеединого. Правда, здесь, в его речи, несмотря на то, что сама стилистика обращения выдавала его за правоверного иудея, присутствовала нота сомнения в том, что  это тот же самый бог, которому поклоняются  близкие ему по вере соплеменники. Он даже назвал его «Некто Другим», отличным от ветхозаветного бога Авраама, Исаака и Иакова. В чем конкретно выражалось это отличие, он еще не знал, но уже догадывался. Это уже не был бог рода. Он был личным богом. Кого?
       Пора представить нашего незнакомца. Его звали Иешуа Га Ноцри. Значит, это был личный бог Иешуа Назарянина. Как же он его понимал? Для ответа на этот вопрос, мой проницательный читатель, послушаем дальше нашего героя.      
       «Ты для меня Бог Неведомый. Я не знаю, кто Ты, но знаю, что Ты здесь, рядом со мной, во мне. Твое царство не от мира сего. Но так как Ты со мной и во мне, то царство Твое находится во мне, вернее, я нахожусь в твоем царстве». Но он на этом не остановился. Иешуа стал думать дальше. Он думал о том, что это за царство бога, да и кто такой бог? Его не удовлетворял те ответы, которые он находил на эти вопросы в традиции своего народа, в Торе и Пророках. Уже не как плотник, а как самоучка, он стал размышлять в об этом по аналогии с тем, что было тогда. Что такое царство от мира сего? Это те отношения, которые имели место в том месте, где он жил. Они были и во всех других местах того, да и нашего, времени. Что это за отношения? Это правовые, договорные отношения в лучшем случае, а в худшем – бесправные. Правовые отношения – это отношения между людьми не прямого, а условного характера, например, при условии обмена вещами или оказанием друг другу услуг на основе деления не только между собой, но и с самим царством в лице власти. Поделишься с ними, вот тогда они разрешат тебе и другому делиться друг с другом.
       Другое дело отношения в царстве бога. В нем бог не позволяет и не разрешает. Он просто присутствует при том, что люди не ждут друг от друга помощи или что с ними поделятся. Они предлагают и оказывают помощь, не спрашивая разрешения и не ожидая благодарности в ответ, ибо это лишнее. Иначе говоря, в царстве бога добро естественно, что сверхъестественно для природы и того общества, в котором жил Иешуа. Иешуа понимал это как отношения любви, доходя в этом до прямой противоположности существующим нравам, что было соблазном для верующих иудеев и безумием для светских и разумных греков. Истинно ли думал и понимал царство бога Иешуа. Нет, если под царством бога понимать царство духа. Отдавал ли себе отчет  в этом Иешуа, подменяя царство духа царством души. Да, отдавал, но продолжал думать так же. Почему?
       Иешуа думал так: «Если царство Бога есть царство, то это царство любви, но никак не ненависти, как царство мира сего. Но что понимать под любовью? То, что мы называем душой, ибо если под царством Бога понимать царство собственно Духа, то люди не поймут и не примут это царство и в него не войдут. Для этого они не готовы. Они готовы  в лучшем случае или лучшие из них только к душевным отношениям друг с другом. Поэтому и необходимо людям проповедовать любовь ко всем, включая их врагов, чтобы погасить пламя вражды в зачатке. Так люди научатся терпеть друг друга и смогут выдержать напор страстей для подготовки встречи с Богом в его царстве». Таким образом закончив свое размышление, Иешуа закрыл глаза и прилег под смоковницей, одиноко стоявшей на берегу. Прошло несколько мгновений, и он услышал обращенный к нему голос ребенка. Когда Иешуа открыл глаза, то увидел перед собой мальчика лет десяти. Слова ребенка стали постепенно до него доходить, так что Иешуа сильно удивился, когда понял их смысл.
       - Готов ли ты сам, Иешуа, сын Мариам, войти в царство духа?
       - Откуда ты знаешь, о чем я думал про себя?
       - Я слышу все то, что происходит у тебя в сознании.
       - Кто ты самонадеянный мальчишка, что позволяешь себе так дерзко обращаться к взрослому?
       - Я тот, кому ведомы мысли и чувства человека, ведь я вестник рая, о котором ты мечтаешь.
       - Ты хочешь меня уверить в том, что есть божий ангел?
       - Я никого и в том числе тебя не уверяю, а только посвящаю в тайны духа.
       - Постой! Ты мне кого-то напоминаешь.
       - Ты до сих пор не понял? Я к тебе явился в качестве тебя двадцатилетней давности.
       - Не может быть. Действительно ты на меня похож. Но как… Я и не предполагал, что такое вообще возможно. Чтобы так запросто мне явился дух! Я жду твоих указаний.
       - Ты выразился не точно. Я не дух, а его вестник, ангел. Так ты не ответил на мой вопрос: действительно ты хочешь оказаться в царстве бога?
       - Конечно. Но это так неожиданно. Я только что об этом думал и вдруг уже стою у порога рая. Не сон ли это?
       - Тебе кажется, что ты видишь сон? Все может быть.
       - Так я и думал. Стоит мне проснуться, и ты исчезнешь со своим предложением. Почему вы являетесь нам во сне?
       - Неужели ты не знал, что сон – это двери в иную реальность?
       - В каком смысле?
       - В том смысле, что сон позволяет нам принимать приемлемый для вас образ, чтобы с вами контактировать.
       - А в бодром состоянии вы не можете нам явиться?
       - Разумеется, не можем, неужели не понятно. Ваш узкий рассудок, который вы называете здравым смыслом, не дает вам возможности принять то, что вы по своей природе вообще не можете принять.
       - Так ты не такой, каким мне представляешься?
       - Ты что за эти двадцать лет никак не поумнел? В таком виде я уместен только во сне. Но дело не в этом. Ты сейчас открыт тому, чтобы на тебя можно было повлиять. А в бодром состоянии ты бы сам себе мешал меня понять.
       - Я хочу тебя спросить: ты вообще есть?
       - Я есть, но не сам по себе, а только в значении действия духа, которого вы зовете богом и ему поклоняетесь, что является очень странным отношением к духу. Ему это не понятно.
       - Ему не понятно то, что мы ему поклоняемся? Как странно. Для чего же тогда мы поклоняемся?
       - Я сам хотел тебя об этом спросить. Для чего, если духу нужны не жертвы, но ваша милость – открытость его веянию на вас? Само собой понятно, что эта открытость невозможна, если нет порядка в вашей душе, если она полна смущения или, как вы говорите, «испытывает муки совести». Вот эта совесть и есть проявление «нечистой души». Ведь она молчит, если ваша душа чиста.
       - Так наше поклонение включает указанное вами «очищение».
       - Но зачем так сложно? И затем само это поклонение включает так много ненужного, лишних движений тела и души, что не дает вам возможности отделить зерна от плевел. В результате вы успокаиваете себя тем, что сам обряд, ритуал и сказания вместе с молитвами автоматически способствуют вашему спасению. Но это глубокое заблуждение. Они как раз отвлекают вас от духа и ориентируют на жизнь в мире. Но в этом мире идет постоянная война. Нет в нем мира.
       - А почему Дух не вмешается и не восстановит мир?
       - Дух помогает только тем, кто сам себе помогает. В тех он проявляет себя. Ведь вы свободны и за вас никто не сделает спасение возможным. Дух поможет вам эту возможность исполнить в той мере, в какой вы способны.
       - Все ли тебе понятно?
       - Нет, но то, что ты говоришь мне интересно.
       - Только интересно? И это все, на что ты способен? Какой ты, оказывается, недалекий. Так ты готов или нет послужить духу?
       - Конечно, в меру своих сил. Мне вот что интересно: ты менее самостоятелен, чем мы или более? Если менее, то откуда этот тон превосходства? Не прав ли я, что ты лишь вестник Духа мне, его действие или явление?
       - Что я слышу? А, ты философ. Что ж давай пофилософствуем, если ты такой ученый муж. Если говорить вашим языком, то я вроде праведника, о котором бог больше не заботится, испытывая сострадание к грешнику и проявляя о нем заботу. И вот он посылает меня как того, кто уже в нем пребывает, но ближе к тебе находится как бывшее разумное существо. Сам дух прямо с тобой сообщаться не может, ибо ты грешен и нечист, уподобился своему греху, стал с ним одним целым. У тебя есть Я как выделенность, самозамкнутость, то, что вы называете эгоизмом. Прямой контакт с духом для тебя обернется сожжением твоего греха, а значит и тебя самого, ведь ты с ним слился. Ангел нужен тебе для того, чтобы ты открылся. Я сам когда-то прошел тот путь, на который ты встал. И все же мне было легче, так как я был не душевным существом, в ком говорят страсти, эти проводники грехов, а разумным существом, следующим разуму как явлению духа. Тебе дана возможность, открыться и преодолеть себя, перестать заботиться о своей душе. Ты же сам этого хотел. Не так ли?
       - Извини меня мой ангел за мою дерзость.
       - Я на тебя не обижаюсь, так как я духовное существо, а духовные существа не обижаются. К тому же ты сказал то, что тебя гнетет не со зла, а по неведению.
       - То, что сочтешь нужным. Если оно будет верным, то я буду тебе помогать, а если нет, то останешься наедине с собой и такими же грешниками, как и сам.  Вот и все.
       - Так ты не будешь мне подсказывать как правильно думать. Чувствовать, говорить и делать?
       - Конечно, нет, ведь не ты, как и ни я, не есть духовный автомат, каким вы себя хотите видеть, поклоняясь лживому подобию бесподобного духа.
       - А как быть с тем, что человек есть образ и подобие Бога?
       - Никак. Почему дух должен потворствовать вашей глупости? Ведь это выражение нужно верно толковать, а не буквально понимать. Быть образом духа – значит быть свободным и ему открытым. Подобие духа малая степень его бесподобности. Вы все же не бессмысленные животные. Или я ошибаюсь? Понял ли ты, Иешуа, или тебе снова повторить?
       - Повторять не надо, а вот разъяснить требуется. Как ты не понимаешь, что говоришь прямо противоположное тому, чему меня учили.
       - Хорошо, что у чили плохо, а не то из тебя получился бы «хороший фарисей».
       - Что значит быть «бесподобным»?
       - Это значит не создавать себе кумира даже из духа. Я тебе сказал то, что мог сказать, чтобы оказаться понятым. Остальное сам додумаешь, когда получишь опыт следования по этому пути. Повторяю: готов ли ты следовать по нему?
       - Следовать готов, но не знаю, как и куда именно.
       - Если узнаешь, то промахнешься. Помни об этом. Я всегда рядом и в случае чего, если ты готов, приду на помощь так, как если бы ты был один. Как это понять, догадайся сам. Подскажет сама дорога, путь по жизни к истине. В пути истина тебе откроется. И последнее: путь тяжелый, идущий через смерть тебя и следующих за тобой. Только этим не злоупотребляй, ибо жертва – это основной соблазн для праведника. Ты не должен стремиться к смерти, она и так тебя найдет. Скажу тебе от себя: я не уверен в том, что ты не сломаешься и не захочешь отступить от истинного пути духа, показав слабость и подставив себя в качестве жертвы. Если ты это сделаешь, то дух от тебя отвернется, а люди в очередной раз создадут бессмысленный культ твоего имени. Но у тебя есть возможность поступить верно. Не создавай новую религию и не повторяй старую. Только следуй пути духа, даже если за тобой никто не пойдет. Культом ты их не спасешь от греха. Все.
      
                ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПУТЬ
       Когда Иешуа проснулся, то никого рядом уже не было. Во всяком случае, он никого не видел. Будучи под впечатлением от беседы с ангелом, Иешуа встал с земли, на которой лежал под смоковницей, и пошел к морю, по которому навстречу к нему плыли рыбаки со своим уловом рыбы на лодке. Иешуа про себя подумал: «Хорошо было бы пойти по воде, чтобы рыбаки признали во мне Того, Кто может то, чего никто не может». Как только он это подумал, так ноги сами подвели его к воде. Ему стало не по себе. он чувствовал себя ведомым неведомой ему силой, как будто кто-то в нем находится и им управляет помимо его желания. Иешуа поймал себя на мысли, что он пошел, не имея это желание пойти. Он чувствовал, что неведомая сила ждет от него, чтобы он сам пошел уже по воде. И тут он понял то, что является первым верующим в эту силу. Если он поверит в нее, а она уже дала ему свидетельство того, что она есть и им управляет, то сам пойдет. Если же он не захочет и будет упираться, то она его навсегда отпустит навсегда и больше у него уже никогда не будет шанса ей воспользоваться. Иешуа взял себя в руки и отпустил себя на волю высшей силе. Он сначала медленно и неуверенно, потом все увереннее и быстрее пошел по воде навстречу рыбакам. Рыбаки, увидев идущего им навстречу человека по воде остановили движение лодки и застыли в оцепенении, загипнотизированные настоящим чудом. Они во все глаза смотрели на Иешуа, который сел к ним в лодку и сказал: «Поплыли». Они молча взялись за весла и погребли к самому берегу. Когда днище лодки глухо стукнуло о береговую отмель, войдя, как нож в масло, в песок, лодка, со скрипом качнувшись, медленно остановилась. Иешуа встал с места, обернулся к ним и произнес такие слова: «Идите за мной, и я сделаю вас не ловцами рыб, но человеков». Рыбаки, а именно два брата Симон и Андрей, хотели ему что-то сказать. Но не могли вымолвить ни одного слова, ощущая на своих губах печать неведомой силы. В сознании Иешуа, который был сам не свой, только пронеслось: «Началось». Повернувшись к ним спиной, он пошел. Семен и Андрей побрели за ним следом на негнущихся ногах так, как будто кто-то их толкал в спину к Иешуа. Они шли по берегу моря. Когда они поравнялись с другой лодкой, в которой сидели Иаков Заведеев и его брат Иван, то Семен молча махнул им рукой, призывая братьев-рыбаков к ним присоединиться. Так все они и шли молча, пока не дошли до лавки мытаря Матвея. Странная процессия рыбаков, ведомых неизвестным человеком, привлекла внимание мытаря. Он вышел из своей мытарни и стал на них смотреть. Иешуа прошел мимо него, овеяв духом, который до глубины души взволновал Матвея. Матвей тихо спросил идущего вслед за Иешуа Семена: «Куда вы идете и за кем?» Семен остановился, так что на него налетел Андрей, поперхнулся и, разжав зубы, прошептал: «Мы идем за Голосом». Потом побежал, чтобы догнать удаляющегося Иешуа. Матвей проводил глазами идущих и затем сам поспешил за ними. Так они шли и шли, пока не дошли до Капернаума. Войдя в город, они пошли по направлению к синагоге, в которой начиналась проповедь раввина. Оказавшись в синагоге, они слушали раввина, пока тот не закончил свою речь, и затем поддержали Иешуа, взявшего слово.
       Иешуа никак не мог поначалу собраться с мыслями, о чем ему говорить с людьми, так он стал от них далек после того, как ушел в пустыню и снова вернулся к ним, не соблазнившись за месячный (сорокадневный) срок уединенного поста ни на одно искушение духа пустыни. Тот пытал его соблазнами той жизни, от которой он отказался. Он отказался от власти над собой телесных или физических желаний. В пустыни самым сильным из них было желание воды и пищи. Затем отказался от власти над людьми, выражением чего является гордыня. Она внушает человеку чувство превосходства над другими, которое постоянно должно подпитываться магией избранности, искажающей действительное положение вещей, приводящей к иллюзии избранничества. Одиночество располагает к такому самовосприятию. К тому же оно разжигает воспаленное жаром пустыни воображение, манящее призраками сознания. И, наконец, Иешуа отказался от искушения верой. Ведь вслед за гордостью, которая иссушает человека изнутри, приходит уныние, неуверенность и сомнение. Пройдя испытания животом или хлебом, гордыней и безверием, Иешуа еще больше укрепился в том, что внушили ему сектанты группы есеев во главе с Иоанном Крестителем, -  в его избранности. Теперь он уже страшно был далек от грубого простодушия народа, алчности власти саддукеев и хитроумия фарисеев, прячущих свое неверие за замысловатыми толкованиями многочисленных иудейских обрядов, ритуальных предписаний и запретов. Иешуа всем своим духовным существом ощущал свою чуждость символическому обрядоверию раввина и физическим потребностям плотских прихожан синагоги. О чем мне с ними говорить? Они все равно меня не поймут. И все же необходимо было что-то сказать, и он с трудом разлепил уста и начал говорить.      
       - Люди! Наступило исполнение времен! Пришло царствие небесное. Вижу вас молящихся о спасении. Пришел к вам Спаситель ваш. Уверуйте в Него. Послан Он Тем, Кому вы поклоняетесь во искупление ваших грехов. Нет на вас теперь проклятия рода человеческого Адама и Евы. Примите Весть Мою о Спасении через веру в Бога не жертвы всесожжений, а милости. Покайтесь в грехах ваших и спасены будете. Вот Он Я Спаситель ваш!
       - Слушайте Спасителя нашего, - стали призывать рыбаки прихожан капернаумской синагоги.
       Но простые верующие, подстрекаемые раввином, не были готовы к такому крутому повороту колеса спасения. Слишком необычны были для них речи. И они возроптали и стали кричать на Иешуа и его сторонников, объявляя их отступниками от веры предков и гоня прочь из синагоги.