Нукус. Просто жизнь

 
Оглавление

ВСТУПЛЕНИЕ
1. ГОРОДСКОЙ БЫТ
2. НАРОД КАРАКАЛПАКСКИЙ
3. ГОРОД И ГОРОДОК
4. ГОРОДА РЯДОМ
4.1. Ходжейли
4.2. Чимбай
4.3. Ташауз (Дашогуз)
4.4. Хива



ВСТУПЛЕНИЕ

      Одну из первых встреч с новым пополнением ГНИП, как правило, проводил наш начмед подполковник Аллакуатов. Кстати, интересный был мужик лет за 40-45. У него был взрослый сын уже отслуживший срочную, а жена (она тоже у нас в части работала, яркая такая симпатичная женщина) вдруг рожает дочку. Мы его спрашиваем: «Аллакуатыч, как же ты так?». А он смеется в ответ: «Увлекся, ребята».

      Так вот, приветственная речь у него была стандартной и зубодробительной. Говорил он примерно следующее: «Товарищи офицеры, вы со своими семьями прибыли служить в автономную республику Каракалпакия. Это место является природным очагом чумы и туляремии. Недалеко от Нукуса располагается один из немногих лепрозориев СССР в связи с тем, что и проказа тут очень распространена. Различными видами гепатита переболевает, как минимум, каждый третий из вновь прибывших. Но для людей старше 30-и лет вероятность подхватить желтуху почему-то становится очень небольшой, медицинская наука пока не объяснила этот феномен. Не кипячёную воду ни из-под крана, ни, тем более, из открытых водоисточников пить ни в коем случае нельзя – расстройство кишечника – это самое меньшее, что вы можете получить в результате этого. Летом старайтесь больше пить настой из верблюжьей колючки, он очень положительно влияет на состояние вашего желудочно-кишечного тракта. Запретить дышать я вам не могу, но должен предупредить, что количество вредных веществ в воздухе по многим показателям многократно превышает ПДК».

      После приведения этих печальных фактов он переходил к мерам предотвращения всех тех заболеваний, которыми он нас пугал. Меры эти были очень простые, как всё гениальное: чаще мыть руки, ничего из местных продуктов не употреблять, если они не прошли термическую обработку, или не были консервированы, воду пить только кипяченную. Про гепатит он говорил правду – из двенадцати выпускников СВВИУХЗ, прибывших в Нукус вместе со мной в 1984 году заболело пять человек, а из шести выпускников ВАХЗ – только один и, к счастью, им оказался не я.

      Выводы из встречи с начмедом каждый из вновь прибывших делал сам и свои, не во всём и не всегда целесообразные, но это с моей точки зрения. Тем не менее в таких условиях надо было жить нам самим и нашим семьям.

1. ГОРОДСКОЙ БЫТ

      Так получилось, что сразу по приезду, а точнее на второй день, нам дали временную квартиру в городе где-то в 22 микрорайоне, недалеко от кинотеатра «Туркестан». Т.е. мы сразу окунулись в суровую нукусскую городскую действительность и плавали в ней два месяца, пока не переехали на ПМЖ в новый ДОС, построенный внутри военного городка.

      Не только эпидемическая обстановка, но и бытовые условия были суровыми. Дом, где мы жили первое время, являл собой обычную типовую хрущёвку в которой наша квартира располагалась в третьем подъезде на 5-м этаже, являя собой однушку с пятиметровой кухней. В доме не было горячей воды, про кондиционер тогда могли только мечтать, зелени во дворах практически не наблюдалось, магазинов рядом никто не построил. Про жару можно не говорить - +40 и выше было обычным явлением. Канал, протекавший неподалёку, и несколько мелких озёр (или луж?) с весны до осени являлись великолепными поставщиками комаров. К счастью не все из них могли долететь до пятого этажа. У нас двое маленьких детей, а погулять с ним тоже негде: дворов фактически нет, парков рядом нет, даже деревьев толком не растёт, а тот канал, который неподалёку, совсем не то место где хотелось бы прогуляться.

      Во дворах городских домов были помойки, куда все мы выбрасывали бытовой мусор. Так вот на этих помойках паслись коровы, принадлежавшие местным жителям. Коровы были какие-то маленькие, но с густой мохнатой шерстью, видимо защищавшей их от солнца летом и холода зимой. Они что-то доставали из мусорных баков и с видимым удовольствием жевали. Помню, видел, как они дрались между собой из-за газеты. Наверное, для коров даже это был деликатес. Травы или какой-либо другой растительности между домами фактически не было, только голая земля и асфальт. Вот и приходилось им искать пропитание на помойках – больше негде. Я тогда думал, глядя на коров: «А какое они молоко дают и какое у них мясо после такой диеты получается».

      Годовалому ребёнку, недавно оторванному от груди, как правило, требуются молочные кашки. В связи с этим очень мне запомнились ранние, часа в 03-04, побудки по три раза в неделю, чтобы купить молоко для каши. Его продавали из бочки, похожей на квасную, которую подвозили в микрорайон. Я такого со своего душанбинского детства не видел. Больше трёх литров молока в руки не давали, но и оно зачастую было уже подкисшим, поэтому главной задачей после покупки (если доставалось) – успеть его прокипятить, причём с добавлением соды, иначе молоко сворачивалось.

      Некоторые за молоком ездили в центр, к ЦУМу. Впечатляло это действие особенно зимой, если у тебя не автомобиль, а мотоцикл, пусть и с коляской, как у Сергея Рогового, который вспоминает: «Едешь от КПП в город по улице Беруни — каждый шов шинели чувствуешь, как в него ветер проникает. Вижу дорогу переходит мальчонка, лет 7-8-ми. Одет: цигейковая шапка детская с ушами, пиджак со взрослого плеча, галоши на босу ногу. И все, даже трусов нет. За собой, держа за руку, тащит малыша поменьше, одетого примерно также. Мне от их вида стало еще холоднее, но поехал дальше. Молоко продавали дворе магазина, разливая его в трехлитровые банки и бидончики. Стоили молоко где-то по 26 копеек литр. Но платить нужно было рубль. Покупая в первый раз, я спрашиваю «апайку», которая разливала: «Почему рубль, а где сдача?» Ответ меня сразил наповал: «Я с горкой наливаю».

      Хлеб тоже в ближайших магазинах был не всегда, зато во многих дворах стояли тандыры, где местный народ жарил себе лепёшки и самсу. Мы приехали в начале августа – вроде самое время для овощей и фруктов, но и они далеко не всегда бывали в магазинах, а если и попадались, то гниловато-суховатые, почти не пригодные к употреблению. Зато в этих магазинах почему-то было полно импортного спиртного, особенно популярных тогда в СССР финских ликёров и экзотических водок. Мы перепробовали их все, особенно нравился нам Wildman – хорошая штука, но дорогая. Своя выпивка тоже была, особенно популярная в Каракалпакии «Чашма» (в переводе – «Источник») – это такой своеобразный узбекский портвейн. На мой вкус получше, чем саратовский «Солнцедар» и не хуже «777», но до настоящего португальского портвейна, который я позже попил непосредственно в Португалии, Чашме было как до Луны. Однако такое буйное разнообразие импортного и советского алкоголя продлилось не долго. Наступил 1985 год, начальником всего СССР стал Горбачёв, и с подачи Егора Лигачёва принял решение о введение антиалкогольным мер. На этом всё и кончилось, даже Чашму не везде можно было купить.

      Отсутствие овощей и фруктов в продовольственных магазинах вполне компенсировалось их богатым присутствием на базаре. Пешком до него идти было далеко и жарко, зато автобусом минут 15 по улице, называемой теперь Бердах, а как в те годы – точно не помню, сдаётся мне, что имени Ленина. Небольшой был базар, но вполне себе среднеазиатский – надеюсь понятно о чём я, а для тех, кто настоящего базара не видел ещё один сюжет от Сергея Рогового: «Хочу рассказать о своих воспоминаниях каракалпакских базарах. В свой первые приезд на базар меня очень поразило зрелище огромных куч дынь нескольких сортов и арбузов, лежавших прямо на асфальте. Для меня, как жителя средней полосы, обилие бахчевых, других овощей и фруктов было невиданным зрелищем. Удивил также и способ продажи дынь и арбузов. Они продавались не так, как у нас принято — на вес, а поштучно. Подходишь к продавцу, говоришь, хочу мол у тебя купить вот тот арбуз или дыню и показываешь. Аксакал прицеливается, прищуривает глаз и говорит так это будет стоить, условно говоря, 1 руб. С ним конечно нужно поторговаться. Это обязательный элемент покупки товаров на рынке. А если с тобой ребёнок, со мной как правило дочь Ольга присутствовала, то он давал маленький бакшиш. Выбирает маленький арбузик или дыньку и дарит ребенку. Как правило, бабаИ (на русский переводится, как дедушка, но так обобщённо мы называли всех местных мужчин) не признавали разменных денег. Т.е. менее одного рубля цены на базаре не было. Хитрый способ назначения цены у них был, например, на зелень. Продавали, условно, пять пучков на рубль. Спрашиваешь - сколько стоит? Апайка отвечает: «беш бир сом». Т.е. пять на рубль. Я говорю, мне не нужно пять пучков, мне нужен один, вот тебе 20 коп. Она в ответ: «Нет, беш бир сом». Возможность продажи одного пучка за цену в 20 коп они просто не воспринимали, поэтому всё равно надо было покупать 5 штук на рубль или не покупать совсем».

      Но было в каракалпакском базаре одно радикальное отличие от обычного среднеазиатского – это рыбожарки. Во многих, даже в небольших питательных заведениях, стояли большие казаны с кипящим маслом, где жарилась, нарезанная крупными кусками, всяческая рыба. Крепкий аромат прогорклого подгорелого хлопкового масла и жареной рыбы стоял на весь базар. Многие каракалпаки, как я писал в рассказе «Нукус. Природа», всю жизнь свою ловили рыбу, ели её сами, кормили остальных жителей своей республики и поставляли в разном виде на обширный рынок СССР. Любили они рыбу чрезвычайно, особенно вот в таком жареном виде. Мы тоже были не против её поесть и частенько, будучи на базаре, покупали себе пару-трёшку коричневато-золотистых кусков, подаваемых на обрывке старой газеты, и тут же ели с лепёшкой.

      Но это всё было про обычный базар, но были ещё воскресные толкучки-барахолки при базарах. Тоже интересное место. Сергей Роговой опять вспоминает: «Как-то с Сашей Поповичем поехали то ли в Ходжели, то ли в Тахиаташ на рынок купить ему покрышку для мотоцикла. Там по воскресеньям открывали барахолку. Располагалась она на пустыре. Свои товары самодеятельные продавцы выкладывали пряма на грунте, на газетах, а самые крутые на раскладушках. Продавалось все. Тряпье, запчасти, продукты, аптекарские товары, сигареты, книги, журналы и т.д. Причем всё продавалось с наценкой. Заинтересовался, на раскладушке продают детские товары из аптеки: соски, бутылочки и что-то еще, нужное для малышей. Рядом государственный аптечный киоск с этими же товарами. В нём, как положено, всё по госцене. На раскладушке тот же товар, но с наценкой 15-25%. Загадочный каракалпакский бизнес, однако».

      Поздней осенью, ближе к зиме, сезонные овощи и фрукты заканчивались и в магазинах, и на базаре. Конечно, арбузы, дыни и даже виноград на базаре можно было купить вплоть до декабря, а то и января. Но это всё-таки не еда, а развлечение, да и дороговаты они становились, не очень-то и укупишь. Мы, иногда, на Новый год покупали дыни, так выходило до рубля за килограмм, арбузы были подешевле, копеек по 30-40, что с десятью копейками в августе казалось грабежом. Корейцы круглый год продавали в длинных узких пакетиках чимчу (острая капуста) и морковчу (острая морковь), но и это не еда, особенно на среднероссийский вкус.

      Но покушать разнообразно и зимой нам по-прежнему хотелось. Поэтому почти все хозяйки семейств городка занимались заготовками на зиму. Картошку, которую в гарнизон завозили в начале ноября вагонами, семьи брали сотнями килограмм и закладывали на хранение в гаражные погреба. Как только у нас появился гараж с погребом, то брали по полтонны, хватало до конца мая. Туда же в погреб опускали морковку, лук, свёклу, яблоки, иногда ещё и арбузы с дынями. Солили капусту десятками килограмм, десятками банок мариновали и/или солили огурцы и помидоры, варили варенье и джемы, закатывали в банки лечо, жареные баклажаны, фруктовые компоты и всякое другое. У каждой хозяйки были свои фирменные рецепты закруток, которые зимой и весной радовали всю семью и удивляли гостей. Я как-то посчитал сколько мы закручиваем банок – оказалось больше сотни разных – от 0,5 до 3-х литров. Столько в погреб не помещалось, поэтому часть банок ставили в шкаф на южной лоджии – там даже в крепкий мороз они не замерзали.

      Иногда для заготовок выезжали в окрестные колхозы. Сергей Роговой про то, как как это происходило, вспоминает: «Мы брали там по обмену арбузы, вишню, виноград. По началу, в конце 70-х годов, в качестве обменной валюты мы использовали чай со слоном, сгущенку, говяжью тушенку. С Поповичем однажды приехали после работы в какой-то колхоз. Сначала решили набрать виноград. Саша припарковал машину возле заросшего поля с небольшими бетонными столбиками. На поле стали раздвигать заросли травы и мелкого кустарника. Среди этих зарослей зрел отличный виноград дамские пальчики. Вскоре на коне прискакал сторож. Пачка чая решила все вопросы, и он любезно проводил нас до сада, где собирали вишню. Уже темнело, местные нам дали фонарики, и мы тоже начали собирать вишню. Процесс продвигался медленно. Вишня там растет не как в средней полосе. Она скрыта на ветках пышной листвой. Через некоторое время подъехал кто-то вроде бригадира. Узнав, что нам нужна вишня и у нас есть чай, он предложил не мучаться, а просто дал по паре ведер уже собранной вишни. Правда, в 1981 году, когда приехало большое количество выпускников саратовского училища, произошла сильная девальвация этой распространенной валюты и ездить в колхозы стало не интересно».

      Удивительно в Нукусе было и то, что в мебельный магазин можно было зайти и запросто купить хорошую советскую, польскую, ГДРовску и даже Югославскую мебель. За этим в России люди выстаивали в очереди по несколько месяцев, а то и лет. Аналогично было с посудой и коврами, с одеждой и обувью, с бытовой техникой и электроникой, с книгами и прочими предметами роскоши – это я про роскошь в том, советском, понимании. Даже импортная зубная паста десятками разных видов почему-то лежала на каждом прилавке. А то, что автомобиль можно было купить также просто, как и бутылку Чашмы, написано моём в рассказе «Нукус. Личный транспорт».
 
      До сих пор помню такой случай, который произошёл на третий год нашей жизни в Нукусе. Ехали мы с женой в Чимбай и решили по дороге заехать в какой-то кишлак, посмотреть что-то нужное для дома, для семьи. В единственном на весь населённый пункт магазине мы увидели шикарные настоящие итальянские красные туфли, которые просто стояли на полке за прилавком и стояли, как видно, давно – даже пылью успели покрыться. Такие туфли были давней мечтой Лены и примерив, снимать их она уже не хотела. Носила она эти туфли долго и много, радуясь и наслаждаясь при каждом одевании.

      В связи с наличием товарного дисбаланса между Саратовом и Нукусом выпускники СВВИУХЗ организовали канал поставки в Нукус тушенки и сгущенки (где там это можно было достать я не знаю, но как-то доставали), а обратно в Саратов гнали всякий промтоварный дефицит. Получался вполне себе хороший бизнес. Например, одно время в Саратове были модными мохеровые шарфы и покрывала. Чего-чего, а в Нукусе этого добра было завались. Для повышения маржинальности бизнеса жёны деловых офицеров умудрялись резать покрывала на шарфы. Получалось кривовато, но в Саратове и это шло на «Ура!». Так вот их тюками отправляли с проводниками московских поездов, шедших через Саратов.

      Такая ситуация с импортными и прочими товарами повышенного в СССР спроса, по-видимому, сложилась из-за довольно бедного, в большинстве своём, населения. Да и зачем в хибаре им югославская мебель, зачем итальянские туфли на немощёных улицах, зачем книги на русском языке, зачем импортная зубная паста и т.п.?. Наш Госплан по-честному распределял импортные и другие товары по регионам страны, но в Каракалпакии людям покупать их было не кому, так как не за чем и не на что.

      По сравнению с городом у нас в городке было гораздо лучше. Рядами стояли хорошие дома, в которых квартиры со всеми удобствами, для холостых общежитие со столовкой. Ровные без дырок дороги и тротуары с арыками и зеленью кругом. Был свой стадион, детский сад, школа, большой магазин. В конце моей там службы и дом офицеров с кинотеатром и кафе построили. Имелись в гарнизоне поликлиника и больница, у каждого авто- и мотоцикловладельца свой гараж. И, что очень важно, хорошие, образованные вменяемые люди, среди которых много твоих друзей и товарищей. Очень приятный и удобный для жизни городок. Если бы не климат, пустыни кругом и регулярные пыльные бури, то жить можно и даже с комфортом.

      Старшая наша дочь Таня та и вовсе не хотела из Нукуса уезжать в какую-то там Москву. У нас в квартире для удобства детей одна стена была заклеена просто белыми обоями, на которых им можно было писать и рисовать. Так вот Таня перед отъездом на всю эту белую стену написала транспарант: «Долой Москву! Да здравствует Нукус!!».

      Сейчас на территории нашего военного городка, по слухам, расквартирована мотострелковая бригада (видимо расположился на территории полка), а также штаб Северо-Западного военного округа Вооружённых сил Узбекистана (судя по всему сели в наш технический корпус). Кто-то живёт сейчас в наших квартирах и управляет войсками из наших кабинетов. Мой товарищ Толик Полков недавно был в Нукусе, подходил к КПП, но на территорию городка и даже в зону ДОСов его, по понятным причинам, не пустили.

2. НАРОД КАРАКАЛПАКСКИЙ

      В целом народ каракалпакский, как мне виделось в Нукусе, был, а может быть и есть, довольно доброжелательный, непритязательный, спокойный и терпеливый. Когда по всей стране в перестроечные годы уже шли демонстрации и митинги, в прессе печатались обличительные и крамольные материалы, в Нукусе всё было спокойно. Нам в конце 80-х даже странно было смотреть, читать и слушать про весь тот бардак, который творился на остальной части СССР.

      Про спокойствие на уровне пофигизма каракалпаков у нас было такое наблюдение: как-то летом в один из рабочих дней во время обеда нам с женой надо было срочно съездить на базар и прикупить овощей и мяса – вечером намечался небольшой сабантуй с друзьями. Подъезжая к базару, мы обратили внимание на одного живописного мужика, сидящего на корточках в тени дерева, одетого в тёплый халат и шапку. Весь его вид выражал полное и окончательное спокойствие и даже отрешённость от этого мира. Минут через 30-40, прикупив всё, что требовалось, возвращаемся в городок. Тот же мужик в той же позе и с тем же выражением лица сидит в том же самом месте, но тени уже нет – ушла. Вроде его пожалеть надо – ведь на дикой жаре человек сидит, а с другой стороны завидно: вот мы сорвались с работы, где горит научный отчёт у меня и бухгалтерский у жены, смотались за продуктами и опять на работу – круговерть дел и забот на работе и дома. А он сидит, ему хорошо, никто его никуда не тянет и ничего у него в заднице не свербит.

     Ещё пример от Рогового: «От основной территории городка до ОБАТО и той части нукусского аэродрома, где стояли самолеты и вертолеты нашей авиаэскадрильи проходила дорога с двух сторон огороженная колючкой. Слева от неё городские кварталы, справа кладбище. Было ли они действующим, не знаю, но в какой-то день недели местные жители его посещали. То есть с одного конца громадная территория военного городка, с другой аэродром, а между ними узкая кишка нашей дороги. Обойти далеко, а пройти надо. Значит проволоку долой и вперед. На мне, как на коменданте лежала ответственность за сохранность ограждения. Генерал Степанов, как увидит в заборе дырку, сразу грозит: «Майора не присвою». Приходилось мне с командованием полка договариваться. На взаимовыгодных условиях: вы проводите тактические занятия в этом месте с использованием имитации, а я, вроде как, пугаю местных. Наберем пиротехники, дымовых шашек, немного синеглазок (это шашки с хлорпикрином для имитации применения ОВ) и пару взводов солдат. С утра в тот день, когда народ начинает тянутся на кладбище, организуем небольшую войнушку. Местные рассядутся по барханам и невозмутимо смотрят на нашу деятельность. Мы, повоевав часов 5-6, уморившись и проголодавшись, уходим обедать. А народ, поднимается, оттягивает колючку и, как обычно, идет по своим делам.

      Терпеливость нукусцев к условиям жизни, вызванная опять-таки их бедностью, мы наблюдали прямо из окна квартиры нашего ДОСа, стоявшего недалеко от забора военного городка. За забором находился район Коскуль – это такое самозаселённое место Нукуса, где каждый строил сам себе какой-то домик. Домики были, как правило, глинобитные, иногда обшитые жестью и, как правило, с жестяными же крышами. Домики небольшие, невысокие – редко больше 20-30 квадратных метров по площади и не выше двух метров. Из удобств только электричество, да и то сворованное с проходящей рядом низковольтной ЛЭП. В домах, стоящих от линии далеко и этого нет. Вода для приготовления еды, стирки белья и прочих бытовых нужд бралась из протекающего через Коскуль арыка. Арык серьёзный такой, построен из толстостенных бетонных лотков – он и сейчас на картах Google виден. Правда этот же арык использовался и как туалет. Особенно это было наглядно представлено по утрам, когда ты выехал куда-нибудь в город пораньше, когда люди только просыпаются и им, как требует физиология, необходимо опорожниться. Так вот на бортиках этого арыка по утрам длинными рядами вперемешку сидели мужчины и женщины, старики и дети, справляя свои естественные надобности. У более зажиточных туалет был в индивидуальном пользовании. Наш городок от поселка Коскуль в районе ДОСов отгораживался от поселка забором. Дворы поселка своей задней частью упирались в него. Естественно туалет аборигенов строился в тыловой части двора. Он представлял собой, как правило, 4 жерди воткнутых в землю и с трех сторон, обтянутых какой-то старой тряпкой. Четвертая стороны – вход, дверь у которого не предполагается. Три стороны загораживают задумавшегося над смыслом жизни человека от его созерцания со стороны дома. Но дома своего! Наши дома и нас всех местные вообще не считали достойными внимания с их стороны. Другого не было, а жить надо. Надеюсь, что сейчас ситуация с бытовухой в Коскуле улучшилась.

      Местные отличались особым хлебосольством и гостеприимством. Иногда это доходило до некоторого бахвальства. Про это опять воспоминания Сергея Рогового; «Помню мне генерал Степанов поручил найти витринное стекло для комнаты дежурного в помещении штаба. Да не простое, а обязательно с окошечком, как в кассах на вокзале. Я купил две бутылки коньяка и поехал на стройку новых домов на Турткульском шоссе (ныне это проспект Бердах). Нашел прораба. Выставляю на стол коньяк. Начинаю беседу о погоде, о житье-бытье, о детях и родственниках. После первой он спрашивает: «Что надо?» Пока я объяснял, в кабинет ввалился его водитель с ящиком коньяка. В общем объяснять, что мне нужно, пришлось два дня, попутно знакомясь с его родственниками в близлежащих аулах, подолгу просиживая за дастарханом в ожидании, пока забьют барана и приготовят плов. Происходило это так: в большой комнате на пол выстилают буквой «П», что-то вроде рулона из вафельного полотенца, внутри которого уже завернуты сухофрукты, оставшиеся от прежних гостей. Потом чай. И водка. В жару. Из кисаек (пиалушек). Поскольку они широкие, то в нос шибает здорово. Из закуски только сухофрукты, лепешки и чай, чтобы не портить аппетит перед пловом. А для него еще только забивают барана. Стекло я таки достал, а вот вкуса плова не запомнил, хотя помню, что ел».

      Непритязательность же, на мой взгляд, выражалась в том, что редкий каракалпак рвался к властным вершинам, предпочитая спокойную жизнь. Сотни лет этот небольшой народ кочевал вокруг Арала, с трудом отбиваясь или не по своей воле дружа с узбеками, туркменами и даже со своими ближайшими этническими родственниками – казахами. Говорят, что даже калмыки на их земли в XY-XYI веке претендовали. В результате так случилось, что практически все важнейшие должности в госаппарате и компартии Каракалпакии в 80-х годах прошлого века занимали именно казахи и немного узбеки. Только первым секретарём каракалпакского обкома компартии Узбекистана долгое время был представитель титульной нации Каллибек Камалов, но и его, проворовавшегося и осуждённого по «хлопковому» делу, заменил казах Какимбек Салыкович Салыков.

      Я не знал и не интересовался национальным составом руководства Каракалпакии, пока у нас среди местных казахов не появился знакомый, он нам про это и рассказал. Только первые лица во всяких республиканских организациях и ведомствах, как правило, были каракалпаками, а их замы, определяющие всю политику ведомства, вся высшая знать казахи и, реже, узбеки. Обитала эта знать в специальных фактически закрытых районах города, застроенных одноэтажными коттеджами со всеми удобствами, прячущимися за высокими глухими заборами и утопающими в зелени. Сам наш знакомый был сыном одного из местных бонз и много знал про то, о чём говорил.

      Высокие должности и хорошие дома у чиновников были, а вот хорошего образования для детей взять было негде. Посему многие дети высшего руководства Нукуса и автономной республики учились в школе нашего военного городка, получая образование не хуже, а то и лучше, чем в большинстве мест СССР.

      Собственно, с людьми в городе большая часть населения гарнизона сталкивалась редко: продавцы в магазинах и на базаре, кассиры в кино и в музеях, изредка коллеги по работе (нашему отделу с этой точки зрения повезло). Больше пересекаться было негде.

      Очень многие местные жители, в силу того, что привычную для каракалпаков работу чабанами и рыбаками практически ликвидировали, оставались безработными или занимались какой-нибудь нестандартной для себя деятельностью, как правило, плохо оплачиваемой. Бедность среди них была повальной, средний класс, как таковой, отсутствовал.

      При такой бедности, антисанитарии, отвратительной эпидемической обстановке и чрезвычайно недоразвитым здравоохранением, болезни, зачастую с летальным исходом, косили каракалпаков сотнями. Особенно доставалось их малым детям. Сами знакомые каракалпаки рассказывали, что у них не принято регистрировать детей до года – они, по их поверьям, вроде ещё и не люди вовсе, поэтому и имени им давать не надо и в ЗАГС ходить за свидетельством о рождении не стоит. Но даже при этом, когда грудничков вроде и нет, официальная детская смертность в Каракалпакии была самой большой среди всех регионов СССР. Только высокая рождаемость спасала народ от вымирания.

      Религиозность у каракалпаков была отродясь не высокой, хотя и мусульмане они в большинстве своём, но очень мягкие, не оглашенные. Как-то один из профессоров местного университета нам лекцию читал про ислам. По его теории выходило, что жёсткими правоверными мусульманами являются только оседлые народы. В Средней Азии узбеки и таджики. А вот полукочевые народы, такие как каракалпаки и киргизы, и тем более кочевые – казахи и туркмены, особой религиозностью и строгим соблюдением мусульманских традиций не грешат. Их женщины никогда не носили паранджи, они редко придерживались требований уразы в месяц рамадан, мужчины и женщины и работали, и сидели за столом вместе, разве что в мечети молились порознь.

      Но не только каракалпаки, казахи с узбеками и русские (в широком смысле) жили в республике. Хочу рассказать о корейцах. В Каракалпакии их проживало достаточно много. Это очень деятельная часть населения республики. В основном они занимались сельским хозяйством. Как почти везде в Средней Азии деньги они зарабатывали, выращивая репчатый лук. Происходило это по всему СССР примерно одинаково. Бригада корейцев обращалась к директору колхоза или совхоза с предложением дать им в аренду какое-нибудь колхозное поле. Предварительно они выясняли у раиса (так председатели колхоза именовались, они обязательно летом в шляпе ходили, а зимой в норковой шапке и с папкой) какой доход получает колхоз с этого участка. Тут же предлагали сумму несколько больше и выплачивали ее либо сразу или по результатам продажи урожая. Поскольку культура проращивание лука и все агротехнические приемы корейцев способствовали очень высокой урожайности, то они зарабатывали ну очень большие деньги, значительно превышающие арендную плату. Лук они потом продавали либо оптом кому надо, либо в розницу на базаре. Помню, что в Душанбе никто из таджиков луком не торговал – конкуренцию с корейцами не выдерживали. Так же было и в Нукусе. Жили корейцы не бедно. Кроме лука они выращивали фрукты, овощи, бахчевые. Все отличного качества. На рынке арбузы от корейцев стоили дороже раза в два, но оно этого стоило. Кроме того, корейцы занимались строительством. Роговой вспоминает: «У меня был в Нукусе знакомый кореец, который зарабатывал непомерные большие деньги по тем временам. Он мог проиграть за одну ночь до 15000 руб и это не составляло ему большого огорчения. И это при том, что автомашина Жигули-2106 стоила более 9 000 руб. Я спрашивал, откуда ты берёшь деньги? Он отвечал, усмехаясь: «В Каракалпаки столько возможностей заработать денег, что если ты сядешь на табуретку и откроешь рот, то деньги будут прилипать к твоему языку». Корейцев можно было узнать по тюнингу своих авто. Заднее стекло закрыто такими пластмассовыми конструкциями в виде жалюзи. И обязательно телевизионная антенна на стекле задней двери. Внутри обязательно чехлы, иногда штатные коврики заменялись на специальным образом скроенные ковры. Все это шили в своих мастерских местные армяне.

      Еще в Нукусе и в окрестностях проживают потомки уральских (яицких) казаков-старообрядцев. Всего их было около 10 тысяч. Они являлись потомками казаков, переселенных в эти края с Урала после мятежа в 1874 году. Переселение мятежной части Уральского казачьего войска началось в 1875 году из Казалинска сначала в село Первоначальное, потом и в Петроалександровск (ныне Турткуль), Чимбай, Кунград, Нукус. Много их живет в Бируни. Живут небольшими общинами компактно, обособлено, кучкуясь вокруг молельных домов. Во время Гражданской войны они поддержали Колчака, создали свою Чимбайскую республику. Поэтому советская власть их достаточно сильно и долго гнобила. Но к нашему там пребыванию, вроде, всё успокоилось. Все старообрядцы двуязычны, хорошо знают каракалпакский. Часто помогали нам с переводом при общении с местными, особенно в глухих аулах. Отличить от приезжих русских казаков было легко по говору. Диалект отличается от нашего, напоминает старорусский язык уральских губерний России. В их речи преобладает «оканье» и «яканье». Например, чаще всего они скажут «пойтить куда-то», «сухеи дрова», «покушать бы ошетринки (осетрины)».

3. ГОРОД И ГОРОДОК

      Нукус, сам по себе, как город, ничего из себя не представлял. Более 100 000 человек населения и преимущественно одноэтажная застройка сделали его территорию достаточно большой. Был в городе свой вокзал, аэропорт и автостанция, был свой ЦУМ и центральный базар, были кафе, театр и кинотеатры, были даже музеи – всё, как везде. Но Нукус – это город-тупик.

      По железной дороге дальше Нукуса ехать было некуда, только назад в Ходжейли и уже оттуда хоть в Москву, хоть в Саратов, хоть в Душанбе, хоть куда. Центральная ЖД магистраль проходила именно через Ходжейли, но до него ещё надо было доехать.

      Мы, «понаехавшие», делили город на новый и старый. Старым считали ту часть, что находилась за каналом Кунышжерма. Пока не построили военный городок, там первоначально находилась наша в/ч 26382. Еще там находился кинотеатр, в котором в режиме нон-стоп демонстрировали индийский фильмы, которые местным, как и практически всем среднеазиатам, очень нравились.

      Автомобильные дороги были, но только на юг и восток. В Россию на север и северо-запад через Устюрт по бездорожью ездили только самые отчаянные ребята. Единственный на моей памяти – Валера Чиликин, который пригнал машину из Москвы в Нукус своим ходом. Он чудом доехал, но проклял всё, особенно пустынный участок по бездорожью в 650 км от Кульсары до Кунграда. Потом дня три отмывал кузов, двигатель и салон с багажником от пыли, забившейся во все, даже самые маленькие полости его Москвича.

      Менее отчаянные ехали южным маршрутом по асфальту в Красноводск, потом паромом в Баку и далее к месту назначения по вполне приличным дорогам. Да, путь долгий, до Москвы более 3,5 тысяч километров, почти на тысячу дальше, чем через пустыню, но надёжнее и на пароме отдохнуть можно. Такой путь избрали не многие, среди них мой друг Сергей Роговой. Он рассказывает: «Риск в этом случае тоже был. Надо было пересечь Каракумскую пустыню. Она начиналась от Турдкуля и тянулась до Ромитана, на этом отрезке порядка 600 км заправок не было, равно как и населенных пунктов. Дорога очень пустынна, движения почти никакого. Когда я ее пересекал, мне встретилось от силы 3-4 машины. Без дополнительных канистр этот путь не преодолеть. Да и водичку бы желательно запасти. И еще об местном асфальте. Видимо в нем была какая-то особенность. Мой приятель кореец называл этот асфальт каракумской смесью. Ее при ремонте не убирали с дороги, а просто с помощью грейдера собирали в длинную кучку вдоль дороги, потом опять разравнивали и укатывали. И, вроде, неплохо получалось. Опасность была в том, что, если едешь ночью, можно было влететь в такое препятствие, ведь разметки на дорогах фактически не было».

      Самые не отчаянные (это ещё как посмотреть) везли свои машины на открытых товарных платформах от Ходжейли до Саратова или Волгограда и только оттуда гнали до места назначения своим ходом. Сопровождали машины сами, сидя в салоне. Расстояние по железке небольшое, до Саратова всего около 1500 километров, но поезд товарный, проходил он это расстояние более двух суток. Летом в машине ну очень жарко, а зимой дико холодно, зато абсолютно надёжно, если не расплавился или не замёрз. Таких было больше всего, среди них мои друзья и товарищи: Андрей Савельев, Слава Смолин, Женя Рощин и др.

      Лишь на самолёте из аэропорта Нукуса (он был и запасным аэропортом для Ташкента, и аэродромом базирования эскадрильи нашего ГНИП) можно было улететь почти хоть куда. Про качество обслуживания в аэропорту Нукуса я уже писал в «Нукус. Прибытие», повторяться не буду.

      Мы с женой избрали для себя железную дорогу для того, чтобы ездить к родителям. Нукус для нас был очень удачно расположен – до Саратова к матери жены и до Душанбе к моей маме расстояние фактически одинаковое и ехать в оба конца чуть более 1,5 суток. Так и ездили: когда отпуск летом, то в Саратов, когда зимой – в Душанбе.

      Относительно интересным были музеи Нукуса. Их всего два: краеведческий и музей искусств им.Савицкого. Савицкого мне нравился больше – я со школы искусствоведением интересуюсь и тут можно было в полный рост познакомиться с очень хорошим собранием русского авангарда начала XX века, а заодно с узбекскими и каракалпакскими художниками и скульпторами. Сейчас для музеев построили новые большие здания, а мы ходили в небольшие двухэтажные домишки в центре Нукуса.

      Отдыхать на природе нукусцы ездили, как правило, на Солёнку и/или в Грачёвую рощу. Солёнка – это довольно большое (около 1 кв.км) озеро на окраине города с чистой солёной водой, хорошим заходом в воду и неплохим дном, но совершенно необорудованными берегами. Купались в нём с начала мая и до сентября. В сентябре купаться переставали – температура днём не всегда была выше +30. Когда мы приехали в Нукус нам это было странно, ведь в России купаются при любой погоде, а +25 уже является прямым указанием лезть в воду.

      Грачёвка – это один из оставшихся с 60-70-х годов прошлого века кусков былых тугайных джунглей. Это место подальше от города, поэтому посещалось местным населением несколько меньше, ну а мы, военные, были все с транспортом и прокатиться лишние 20 километров до хорошего места нам было не сложно. Небольшие уютные водоёмы и достаточно густые деревья Грачёвки создавали очень приятную атмосферу, даже в летнюю жару, когда за +40.

      Одним из любимых мест нашего семейного отдыха в городе было кафе недалеко от аэропорта. Его прелесть заключалась в том, что там подавали мягкое мороженное, которое очень любили наши дети. Обстановка в кафе была вполне современная, но потрёпанная: обивка всех кресел почему-то была то прожжена, то с жирными пятнами; скатерти на столах не отличались свежестью и чистотой; креманки, в которых подавали мороженое, и ложечки мыли, но никогда не вытирали; паласы на полах протёрты местами до дыр. Но мороженое детям нравилось, вот и ходили. Говорили, что там готовят очень хороший лагман, но мы его ни разу не брали. Лучшего ничего не наблюдалось до тех пор, пока мягкое мороженое не стали делать в кафе нашего Дома офицеров.

      Для мужиков лучшим местом отдыха, безусловно, являлись гаражи. Очень приятно в выходной, после небольшого обслуживания своего автомобиля опуститься с друзьями подвал с баклажкой разведённого спирта или водки, вскрыть банку с огурчиками, отломить кусок заранее принесённого хлеба и в прохладе, выпив 100-150 грамм поговорить за жизнь, травануть анекдот, обсудить научные вопросы, не забыть про проблемы автомобиля, ну и без политики никуда – перестройка и гласность ведь на дворе.

      До перестройки и антиалкогольной компании даже была возможность попить пива с рыбкой. Частенько рядом с городком, на улице Бируни где-то в квартале от КПП, стояла бочка-термос с разливным пивом. Там и рыбка продавалась. Пиво было всегда холодное, несмотря на то, что бочка стояла на солнцепеке. Пиво нужно было пить именно холодным, теплым оно начинало напоминать мочу. В таких же бочках продался и неалкогольный напиток, который местные называли морс. Он тоже был всегда холодным, цветом ирисок Барбарис, и вкус такой же. Кто как, но мы, купив его пару раз, больше пить этот морс не решались.

      Начфиз гарнизона (фамилию забыл) с замполитом полковником Перминовым любили проводить среди личного состава разного рода спортивные мероприятия. Да и сами офицеры, как учёные, так и полевики, были не прочь поиграть в футбол, волейбол, баскетбол. От них не отставали строители, полковые и эскадрилья. Играли, как правило отдел на отдел или часть на часть. Я не любитель ни футбола, ни волейбола, но за своих поболеть всегда ходил с удовольствием. Офицеры играли страстно, азартно, иногда до травм. Разрядка для кипящего от научных проблем мозга великолепная.

      Летним вечером, когда солнце село и температура опустилась ближе к +30, а то и ниже, большинство населения городка выходило на улицу погулять семьями и пообщаться с друзьями. В квартирах душно, жарко, дома остывают долго, а на улице красота, почти прохладно. Впечатление от вечерней прохлады часто портили медведки, которые с гулом бомбардировщиков летали над пустыней, с глухим хрустом падали на асфальт дорог, а иногда попадали в людей. Но всё равно такие прогулки лучше, чем сидеть дома, тем более, что наши дети, особенно Таня, медведок не боялись, только противно очень.

4. ГОРОДА РЯДОМ

      Естественно, что, живя в столь непритязательном с т.з. развлечений и достопримечательностей городе, как Нукус мы, уже имея машину, частенько ездили по окружающим городам и весям. Ездили как с познавательными, так и с чисто утилитарными целями. Наиболее часто мы посещали каракалпакские Ходжейли и Чимбай, несколько раз наведались в туркменский Ташауз и даже в узбекскую Хиву разок съездили.

4.1. Ходжейли

       Как я уже писал, Ходжейли – это крупный железнодорожный узел Средней Азии. Это же и довольно населённый город, в котором в конце 80-х годов проживало до 55-60 тысяч человек. Здесь сходились пути поездов из Ашхабада, Ташкента и Душанбе, чтобы далее следовать через Астрахань, Волгоград и Саратов в Москву. Отсюда шла ветка тупиковая на Нукус, здесь же была крупнейшая товарная станция Каракалпакии. Располагался Хождейли в 20 километрах от Нукуса. Видимо поэтому я плохо помню вокзал Нукуса, но хорошо помню пассажирский вокзал Ходжели, помню и его товарную станцию, где получал свой контейнер при прибытии в Нукус и сдавал контейнер при убытии в Москву.

      На окраине Ходжейли, если ехать через него в Туркмению, находится довольно интересное место – некрополь Миздахкан. Жаль, но мы его видели только из окна машины и воспринимали просто как большое, богатое, но унылое мусульманское кладбище. Только сейчас я узнал, что это древнее культурное и религиозное и место, а Ходжейли переводится, как «край поломников», так как в мазарах и мавзолеях Миздахкана, согласно преданиям, даже сам первочеловек Адам похоронен и ещё несколько особо почитаемых мусульманских святых. А ещё – Ходжейли был одним из центров зороастризма в доисламской Азии.

      Ничем другим город лично мне не был интересен.

      Кроме контейнеров и мусульманского кладбища город запомнился тем, что он был последним, при поездке в который надо переехать по мосту над ещё существующей Амударьёй. Штука в том, что в районе Ходжейли стоит плотина и из реки вытекают последние три крупных канала: Кунград, Куанышжарма и Кегейли. Далее Амударьи фактически нет. Я часто думал про реку и Арал, проезжая в этом районе.

      Проезжал же я тут частенько потому, что не только сам выезжал в отпуск в Саратов или Душанбе, но и встречал и/или провожл товарищей. У нас было принято не отказывать в помощи друзьям и, хотя почти все поезда на/из Москвы проходили через Ходжейли ночью, встреча всегда была организована на машине. Расплата была относительно небольшой – одна 20-илитровая канистра бензина, т.е. по тем ценам 6 рублей, но деньгами никто не брал. Нас с женой из первого нукусского отпуска в Душанбе встретил наш товарищ Коля Рябчук, который к тому времени купил Жигуль шестёрку. Так как мы тоже быстренько купили себе машину, то и нам досталось провожать и встречать друзей-отпускников.

      Один раз мне пришлось встретить целую семью Коли Волкова, вновь прибывшую по окончании академии. Понятно, что Запор машинка небольшая, а ехать со мной из Ходжейли должны были ещё четыре человека, включая организатора встречи Андрея Яковлева и троих Волковых. Они везли довольно большой, разнообразный и объёмный багаж, рассовывать который, как казалось, было некуда. Но мы его рассовали и достаточно ловко. Только жена Коли не держала на руках никого, кроме ребёнка и детской сумки в ногах. Зато у Андрея и Коли не только колени были загружены баулами почти до потолка, но и два небольших чемодана, установленных за задним диванчиком, они придерживали головами. В багажнике, а он, если кто не помнит, спереди, лежали два самых тяжёлых, хоть и небольших чемодана, а также несколько каких-то сумок. Как-то усевшись и разместив весь багаж мы, к общему удовлетворению, добрались-таки до Нукуса.

4.2. Чимбай

      Чимбай – город с населением около 25 тысяч человек в 56 километрах от Нукуса. Как говорили местные жители, город когда-то давно был столицей Каракалпакии, но подтверждения этому я не нашёл.

      Здесь мы были часто и опять на базаре, но теперь в качестве продавцов. У нас росли две девочки, износить вдрызг одежду и обувь они не успевали – вырастали быстрее. Выбрасывать было жалко, отдавать некому – у всех аналогичные проблемы с детскими тряпками. Жена у кого-то на работе узнала, что на чимбайском базаре по выходным организуются барахольные ряды где можно, постояв пару-трёшку часов, продать даже заштопанные детские колготки.

      Узнав это мы уже летом и осенью 89-го года совершили пару вояжей с сумками вышедшей из употребления детской одежды и обуви. Первое время детей оставляли Рябчукам, у них дети были того же возраста, как и наши, но мальчики. Когда им требовалось куда-либо надолго съездить, то мы временно становились многодетными. Позже, когда наша младшая Даша подросла, старшая Таня с ней успешно справлялась.
Моей задачей было довести жену до Чимбая и донести до места сумки, а потом приглядывать за обстановкой и вступиться за жену, если что. Собственно, за четыре года поездок сюда, вступаться не потребовалось ни разу, Женщин из городка и, соответственно, их мужиков было много, да и каракалпаки не настолько воинственный народ, чтобы ждать от них каких-либо агрессивных действий.

      Пока жены торговали, мужики, от нечего делать, бродили по этому базару балуя себя и жену прохладительными напитками, которые тут же и продавались. Местные торговцы были хороши тем, что напитки они всегда старались продавать холодными. Пиво и лимонад в бутылках плавали в чанах, наполненных водой и льдом. Поэтому даже с самую жару была возможность охладиться. Хотя, на мой взгляд, жажду лучше утолял зеленый чай, или кисломолочные продукты такие как тан или шуват. В Чимбае один раз рискнул попить шуват. Апайка, как увидила «богатырского военного» решила кису (большая пиала) налить до краев. А поскольку у кисы нет ручки, то держать эту посудину ей приходилось, опустив большой палец внутрь. Полюбовавшись на траурную каемку у ее ногтя, мне пришлось вежливо отказаться от угощения, помня наставления Аллакуатова.

      Поездка в один конец длилась около часа. Дорога была хорошей, относительно ровной, без ям. Наш Запорожец мог разогнаться до полных 120 км/ч, как было прописано в его техдокументации. Я так и разгонялся, обгоняя даже Жигули и Волги, с удовлетворением отмечая удивлённые взгляды их водителей. Хуже было ездить по этой трассе поздней осенью после и/или во время дождя. Фуру обогнать было очень сложно. Плотное облако мелкодисперсной грязи метров на 20-30 сзади и до 10 метров в ширину ехало за с КАМАЗом. Обгон был возможен только на длинном прямом участке, когда ты убеждён в отсутствии встречного транспорта. Тогда ныряешь в это облако грязи, выжимаешь всё, на что способна машина. Щётки мечутся, но даже с водой почти не обеспечивают хоть какую-либо видимость – едешь на ощупь. Если повезло, то выныриваешь из облака, радостный от того, что встречки таки не было. Машина вся в грязи, даже крыша, но это ерунда, пока жена торговала на базаре я успевал её хоть немного помыть у ближайшего арыка.

      Расположившись в отведённом для частной торговли месте, достав и разложив тряпки жёны военных ждали покупателей. Появлялись они быстро, так как каракалпакские женщины знали, что у наших жён вполне приличные вещи можно было купить буквально за копейки. Вещи взрослых, вышедшие из употребления, стоили дороже, но тоже находили своего покупателя. Сумка с вещами уходила за 2-3 часа, выручка составляла около 5-7 рублей, что вполне оправдывало бензин, потраченный на поездку и еще оставалось на овощи, фрукты и мясо, которые мы тут же покупали, т.к. они стоили дешевле, чем в Нукусе.

      Что занятно, аналогичные барахольные ряды, также организуемые по выходным, чуть позже мы обнаружили и на базаре Нукуса. И там стояли жёны военных, но больше полковых и строителей. Почему так случилось, что жёны учёных и полевиков чаще ездили торговать в Чимбай, а строителей и полковых оставались в Нукусе – загадка.
 
4.3. Ташауз (Дашогуз)

      Этот город с населением в 200 тысяч жителей уже Туркмения. До Нукуса отсюда менее 80 километров, а до Ашхабада все 550. Сюда мы ездили на огромную барахолку, которую устраивали по осени на окраине города, прямо в чистом поле. Съезжались сюда торговцы всех близлежащих сёл и городков. Бортовые машины и автолавки стояли рядами, образуя улицы по несколько сотен метров длиной. Привозили туда на распродажу множество таких вещей, за которыми в Москве стояли бы километровые очереди. Было тут новое и БУ: от детской одежды до крупногабаритной мебели, от мелкого электроинструмента до автомобилей. Казалось, что чуть покопаешься и атомную бомбу прикупить сможешь.

      Мы и копались и прибарахлялись. Вроде в Нукусе и его окрестностях с тряпками всё замечательно, но тут всего больше и всё в одном месте – полдня походил и на год закупился. Это было раздолье для женщин. Сейчас они любят огромные молы с сотнями магазинов, магазинчиков и лавок, а тогда вот любили такие привозы. И ничего, что под ногами грязь, что холодно и неуютно, зато какой выбор товаров – без хорошей обновки точно не уедешь. Так, купленную в Ташаузе чудесную финскую куртку я лет 15 сносить не смог, так и отдал её исправную в село родственникам в огороде добивать.

      Были тут и фрукты с овощами. Особенно радовали нас по осени дыни – настоящие туркменские. Мякоть у их оранжевая и жёлтая, зелёная и белая, твёрдая, как огурец и мягкая, как персик, ароматная и почти без запаха. Снаружи они жёлтые и зелёные, гладкие и в сеточку, круглые и продолговатые, плоские и впкулые. Дыни самые разные, но все великолепны.

      Может и были в Ташаузе какие-либо достопримечательности, но мы про них ничего не знали и ездили сюда только на барахолку и за дынями.

4.4. Хива

      Хива – один из древнейших городов Средней Азии и всего СССР – ему уже более 2500 лет. Основан он, по преданиям, каким-то библейским пророком. После всемирного потопа, как говорят, здесь жил сын Ноя Сим. Тут родился великий Заратустра, основатель огнепоклонничества. В прошлом это один из главных городов древнего Хорезма и столица Хивинского ханства. Сейчас Хива райцентр Хорезмской области Узбекистана, город с населением всего 50 000 человек, но его исторический центр – это совершенно великолепное место с десятками великолепных памятников исламской архитектуры, внесённых ЮНЕСКО в список Всемирного наследия.

      Я вырос в Средней Азии, но Душанбе город новый, памятников древней архитектуры практически нет, а тут всего в 170 километрах от Нукуса, такое чудо. На машине 3 часа и на месте. Вот мы и не удержались. В один из осенних, но ещё жарких, дней 1987 года, собрав детей, с утра пораньше рванули в свою самую дальнюю, на тот момент, поездку. Предварительно раздобыли карты автодорог Северо-Запада Узбекистана, чтобы не заблудиться. Дорога не плохая, наша шоха шла исправно, но в районе Кипчака дорога оборвалась у берега Амударьи – оказывается через реку надо было переправляться на пароме, но на карте это не было указано. Подождав около получаса возвращения парома и заплатив какую-то сумму, минут за 10-15 переправились на другой берег. Дальше ехали без проблем, но поездка получилась дольше почти на час, чем мы ожидали. Сейчас, кстати, там построили понтонный мост и ждать парома не надо.

      Доехав до исторической части Хивы, припарковались на стоянки у её стен, среди десятков других машин и туристических автобусов. Экскурсовода у нас не было, ни к какой экскурсии мы прибиться не пытались. Войдя в старый город мы с каким-то двойственным чувством гуляли по его улицам и площадям, заползали на минарет, осматривали мавзолеи и дворцы. Всё, вроде, великолепно, красиво, мощно, но внутрь дворцов не пускают, тут же рядом полуразрушенные старые глинобитные дома. Поэтому, несмотря на то, что довольно много туристов ходило по историческому центру города, это не спасало от ощущения какой-то его покинутости. Вид сверху, с минарета на который было можно заползать, был лучше – разрухи было видно меньше, а все архитектурные памятники, как на ладони. Правда для восхождения на верхнюю площадку минарета, с которой в прежние времена муэдзин призывал правоверных на молитву, приходилось ползти по крутой плохо освещённой винтовой лестнице, где спускающиеся вниз отдавливали пальцы поднимающихся вверх, с трудом протискиваясь мимо друг друга. Но никто ни на кого не обижался, только покрикивали от боли, а жена потом грустно смотрела на то, что осталось от её маникюра.

      В Хиву ездили многие, вот, например, что вспомнил Сергей Роговой: «От Хивы, кроме музейной части, у меня два ярких впечатления. Во-первых – это обалденные манты с курдючным салом, которые я поел перед тем, как посетить историческую часть города. А во-вторых – один местный дедок. Он привлек мое внимание тем, что на базаре пытался продать старые солдатские ботинки. Они были сношены до безобразия, носки порыжели, шнурков не было. После осмотра достопримечательностей, я, возвращаясь через базар к машине, опять увидел этого деда. Он стоял возле арыка, задумчиво разглядывая ботинки, которые пытался продать. Потом размахнулся и бросил их в арык. Вот, подумал я, какое желание поучаствовать в процессе торговли. Главное не цель, а процесс».

      Осмотрев достопримечательности и перекусив тем, что взяли с собой (с пунктами питания тогда было не сильно хорошо) в тот же день, проведя в Хиве 4 часа, поехали домой. Дорога обратно заняла уже пять часов – кроме ожидаемого парома добавились дорожные работы. Вскоре после парома мы уткнулись в гудронную поливалку и более часа медленно ползли за ней по свежему тёплому густому липкому гудрону. Объехать её не позволяла машина ГАИ, сопровождавшая поливалку. Когда зона её ответственности закончилась, и она повернула назад я вылез из машины и с ужасом увидел, что вся моя новая красивая тёмнобежевая шестёрка почти до уровня стёкол заляпана гудроном. Более месяца потом я отмывал машину керосином, но на следующий день после каждой мойки потёки гудрона опять вылезали из каждой дырки, из под любой накладки и т.п. Только в ноябре, когда стало холодно, гудрон окончательно замёрз, за зиму он покрылся толстым слоем пыли и больше не досаждал мне своими потёками. Но нет худа без добра – подкрылки и днище машины покрылись ещё одним слоем консерванта, толстым слоем…

      Мой товарищ Толик Полков, который побывал в Хиве недавно, рассказал, что её исторический центр привели-таки в порядок, отреставрировали дворцы, мавзолеи и медресе. Ту, прежнюю, разруху реконструировали, как минимум, снаружи. Понастроили гостиниц, кафе и ресторанов, организовали экскурсии. Но и туристов стало больше, в выходные дни туристического сезона к основным достопримечательностям не прорвёшься. Жаль, но съездив в январе 2018 года в Узбекистан (Ташкент, Самарканд, Бухара), мы до Хивы не доехали. Но какие наши годы – всё ещё впереди, и до Нукуса доедем.