Любовь в сетях 2-6

Глава 5. Проза жизни и сказки. (2)

 29-е июня - 1-е июля, 2018 года.
 пятница, суббота, воскресенье.


 2. Автобус качало на ремонтируемом Ленинградском шоссе. В пятницу вечером основное движение было из города, в дачные районы Гатчины, Мшинской и Луги. На небе облака то сливались в неприятную серую пелену, то разбегались солнечными просветами.
 Вика сидела у окна, слева от Антона, он не мог оторвать взгляда от её лица, поражаясь, как оно меняется от освещения, и ему вдруг показалось, что оно начинает молодеть самым странным образом, так что он уже мог дать ей лет тридцать пять, но не за пятьдесят. Он удивлялся, приписывая эту странность привыканию. Вика была спокойно, за окном ничего интересного не наблюдалось, пригородные поля, деревенские постройки да сплошные заборы, и разговор не складывался. Она только спросила, долго-ли ехать, услышала про сорок пять минут до Гатчины, и дальше с пересадкой пол-часа, и было видно, что ей это не очень понравилось.
- Я привык, уже лет семь езжу, время летит не заметно.
- Три часа на дорогу, а сколько это стоит?
- Шестьдесят пять до Гатчины и девяносто до "Московской".
- Сто пятьдесят пять плюс сорок пять метро - двести в одну сторону. Двадцать дней в месяц, плюс выходные, в город съездить, почти десятка в месяц.
 Больше, кажется, ничего сказано не было, только иногда Антон называл проезжаемые места и сколько осталось. Такое общение настораживало, он никак не мог настроиться на её волну, хотя в интернете это у него получалось, кажется, неплохо. Он надеялся на вечер, что дома, наедине, будет чувствовать себя более свободно, да и она придёт в себя после поездки, отдохнёт... а дальше - как Бог даст. Думать о подробностях предстоящего вечера и ночи он боялся, помня её отзывы о неудачных её отношениях с мужским полом.
 В Гатчине они вышли на въезде, закурил, ждали своего автобуса двадцать минут. Она оглядывала городскую застройку без интереса, это не был исторический центр, такой пейзаж, украшенный засильем псевдоиностранной рекламы ("ГрузовичкоFF"ы, "ТаксовичкоFF"ы, "Райффайзен"ы - это что за чорт такой?, "СемишагоFF"ы - это универсам так зовётся.) можно встретить по всей стране, и в автобус он вошёл с облегчением. Ему непонятно было её настроение, которое, он чувствовал это, выражало неприятие. Конечно, новые места всегда сравниваются с родными, знакомыми, давно привычными, но ведь взрослый человек. Что ей не нравилось? Чего она ожидала? Он сомневался, что место, где она жила, было красивее, уютнее, комфортнее, тут просто нужна привычка. И пол-часа езды до деревни он был уже настороже, ожидая чего-то неприятного. От остановки до дома было идти метров триста, накрапывал дождик, ветер срывал листья, бросал их через дорогу. И поток машин обдавал мокрыми иголками. Они прошли в калитку - простую рамку из уголка, ничем не зашитую, согнувшись пробрались мимо колодца, под провисшими ветками яблони и вошли в тёмную прихожую. Там кухня, показал Антон на дверной проём слева и открыл дверь в комнату.
- Вот так и живём.
 Она молча оглядывала тёмную комнату, занавешенные окна.
- Переоденься пока, я покурю на веранде. Осваивайся, претензии, пожалуйста, потом, чего ты ждала от холостяцкой берлоги? Оглядишься, будем благоустраивать. А пока так.
 Он стоял на захламленной веранде, всматривался в белесую ночь за грязными квадратиками стёкол. Было обидно. В самом деле, сколько он фотографий ей скидывал, и дом, и деревня. Ведь знала обстановку, знала, куда едет... Или что-то другое таилось в её неприязненном молчании?

 3. Когда он вернулся, Вика, уже переодетая в домашний цветастый халатик, стояла перед кроватью и разглядывала развешанные репродукции. Там были его любимые художники и их знаковые картины. Что скажет?
- Зачем ты развесил здесь это убожество? Это кто? Кандинский? М-да... Дали, Пикассо... И, конечно, Шагал с Ван Гогом... Мазилы.
- Ван Гог - мазила? Мой любимый живописец. Это "Кипарисы"... Ведь гениально.
- Да, живой "писец"... На уровне школьных уроков рисования...
- Ты не понимаешь, ведь здесь за буйством цветовых пятен смысл явлений природы, а "Звёздная ночь", это вообще потрясающе!
- Да, такое с нормальной головой не изобразишь..., действительно, буйство... - она говорила вполне серьёзно, с оттенком презрения и снисходительности.
- Может быть съедим что-то, не проголодалась? - ему надо было как-то выйти из положения, ругаться не хотелось. - Посмотри в холодильнике. Кофе будешь?
- Не пью кофе, да ещё на ночь.
 Она склонилась над его маленьким холодильником, и он с любопытством обозревал формы, обтянутые тканью, опять удивлялся, как можно быть такой соблазнительной в её годы. И ещё он с удивлением обнаружил, что под халатом на ней ничего не было. Это о чём-то намекало, что-то обещало, и к чему-то обязывало, вот только он совершенно не соображал, как перейти к действиям...
- Ладно, ограничимся чаем и бутербродами с сыром. Чай есть, листовой?
- Есть. Может быть, яичницу поджарить?
- Если хочешь, себе...
 Скоро с импровизированным ужином было покончено. Он убрал посуду на решётку мойки и включил телевизор. Сел на кровать. Надо было что-то делать и он нерешительно посмотрел на Вику. Она вдруг улыбнулась:
- Чего ждёшь, хозяин? Спать пора. Что с постельным бельём?
- Новое постелил...
- Так ложись уже, время одиннадцать.
 Под халатом у неё действительно ничего не было. Он отодвинулся к стене, с любопытством и удовольствием разглядывая её тело. И он ничего не понимал, ведь это она сама! Он был готов к совсем другому, может быть, к долгой осаде, осторожным ласкам... Но не к такому.
- Ну что-же ты, мужчина! Шевелись!
 Он наклонился и прикоснулся пересохшими губами к её соскам. Осторожно протянул руку и погладил внутреннюю поверхность бёдер, её тело призывающе выгнулось,  его рука подвинулась вверх.
- Чувствуется интеллигент, - прошептала она. - Действуй уже, не тормози!
 Не думая уже совсем ни о чём, он начал. И тут-же замер, остановленный её стоном.
- Что случилось?!
- Больно. Очень больно.
- Девочка? - было первым, что тут-же пришло в голову. Но ведь у неё взрослый сын, и за мужем была не один год. Да ведь и основное действие только началось, практически, ничего ещё не произошло... Он растерялся. В чём может быть дело?
- Что у тебя? Болезнь какая? Или травма?
- Всё было нормально, недавно была на приёме, обследовалась Сама ничего не понимаю. Но, действительно, очень больно. Может быть, от долгого перерыва? У тебя вазелин есть? - Вазелин у него был, но ситуация не изменилась, она продолжала стонать, и он уже ничего не мог поделать. (Только гораздо позже он понял, что не надо было никакого вазелина, а следовало применить самое обычное мужское средство, и тогда уже было-бы понятно, действительно ей не вмоготу, или всё это инсценировка и ложь. Но он просто глупо растерялся. Похоже, что на это и было рассчитано.)

 4. Всю ночь Вика смотрела старые советские фильмы, Антон не ложился, боясь её потревожить, сидел на краю кровати, поглаживал её ногу, часто выходил курить, сидел на сырых ступеньках крыльца, дышал мокрым воздухом, и соображал, что можно сделать. Всё пошло совсем не так, как он просчитывал, и ему казалось, что это всего лишь какая-то досадная случайность, которую можно исправить. Иногда и мысли разные приходили.
- Может быть зайдём в женскую консультацию, пусть проведут дополнительное обследование, что-нибудь пропишут, мази какие-то, препараты...
- Без прописки в поликлинике не примут, а в платную дорого. У меня денег только на обратную дорогу.
 Это ему в голову ещё не приходило.
- Ты уезжать уже собралась?
- Дома хозяйство, да и сам дом ремонтировать надо, участок требует ухода, чтобы продать легче было.
 "Продать", значит, всё-таки собирается переезжать?...
- И сколько собралась здесь пробыть?
- Посмотрим, неделю-две...
 Иногда говорили о вакансиях в Питере, где что находится, но разговоры эти были не конкретными, беспредметными, ни к чему не обязывающими.
 Под утро он всё-таки прилёг на "гостевой диванчик", узкий и короткий, поспал часа три. Потом под дождём сходил в магазин, купил квашеной капусты и пару куриных окорочков, Вика сварила борщ.
 Иногда он пытался завести какой-нибудь интересный разговор, прояснить своё знание о ней, брал с полки книги, по философии, истории, фантастику, или что-то из классики. К его книгам она оставалась равнодушной, правда, немного поговорили о китайской и японской поэзии, но здесь она высказывалась невнятно, вычитанными фразами. Но с каким-то маниакальным восторгом она вещала ему о любимых поэтах, прозаиках, художниках и музыкантах, и он недоумевал, не слыша ни единого знакомого имени. В каком пространстве он жил, если не знает этих гениальных творцов? И её панегирики казались ему наигранными, подозрительно фальшивыми, пока он не понял, что она говорит об андеграунде. А андеграунд штука такая неясная, это один человек, или компания единомышленников, живущих в странном потустороннем мире, в придуманных иллюзиях и правилах, в которых нет ни капли смысла, и в которых не разбирается ни один мыслящий человек. И чтобы выжить в непротиворечивом мире, эти люди называют себя андеграундом, подчёркивая свою оппозицию. И она говорила об их творчестве на их искусственном языке псевдокультуры, которая не была культурой, но только её отражением в кривом зеркале придуманных иллюзий.
 Она долго смотрела на его собрание дисков DVD, он предложил выбрать фильм, но она покачала головой, спросила итальянских неореалистов, но у него не было ни Бертолуччи, ни Пазолини. Тогда она назвала неизвестного ему турецкого режиссёра и покачала головой, когда он ответил, что в первый раз слышит. Тода в ответ он предложил ей посмотреть Лючио Фульчи. Он был здорово разозлён; ей не нравилось ничего из того, что составляло содержание его жизни...
- Может, музыку включить?
- У тебя есть Григ?
- У меня есть Led Zeppelin.
 После обеда дождь приостановился, и, чтобы наконец чем-то заняться, он предложил ей принять участие в окончании великой постройки туалета. Некоторое время он пилил и прибивал доски, потом с Викиной помощью обтянул сооружение чёрной парниковой плёнкой.
- Ладно, дверь потом поставлю. Пользоваться можно...