Глава 4

    На следующий день, по дороге к себе в каюту, Стелла снова встретилась с Нэнси.
  - Стелла! Корвус, кстати, его имя Анжел, хотел вас видеть. Извинения принести, и прочее… Это для него сейчас очень важно, - оказалось, что девушка её намеренно искала.
   - Вам удалось вызвать изменения в его состоянии? – спросила она, уже по дороге в медотсек.
   - Да. Вначале поработала я, потом – мы вместе с медиками; для безопасности, они наблюдали за приборами. Вашему больному уже лучше.
   Корвус по-прежнему был лежачим, но теперь его голову  высоко приподняли на подушку; он, фактически, полусидел.
   - Здравствуй, Стелла! Ты прости меня, - последовала жалкая улыбка. - Я понимаю, что ничем не смогу искупить свою вину, что я чуть не убил твоего супруга…
    - Не надо оправданий. Я начинаю понимать, что, быть может, от тебя ничего не зависело; будем считать то, что произошло, несчастным случаем. Расскажи лучше, как всё было.
   - Я плохо помню.
   - Ты уж постарайся, расскажи что знаешь.
   - Джон и Виктор понесли к неизвестному бункеру найденного нами человека.
   - Артура?
   - Его звать Артур? Я с ним не успел тогда познакомиться. И остался в гидросамолете. Сидеть и ждать, без дела, было невыносимо, в то время как здесь найдены люди, бункер – и в его глубине происходит неизвестно что. В общем, толком не отдавая себе отчета, зачем это делаю, я отъехал от берега, открыл дверь, вышел на… Чтобы понятней, стал на выступающую над водой часть гидросамолета, что за кабиной.  Наклонился, зачерпнул воды, умыл лицо. И вдруг – там, в воде, увидел нечто непонятное. Рукотворное. Быть может, какой прибор. Ну, я разделся, нырнул и достал это нечто. В том самом месте было не слишком глубоко до дна: метра три, я полагаю; я донырнул легко. Когда вылез, прибор я положил рядом с собой, на второе сидение. Снова сижу, жду…Внезапно – в голове резкая боль, в глазах – вспышка. Ну, и - паника…А потом, мною будто управляли. Мне приказывали… лететь в сторону Западного континента. Любой ценой. Внизу - мол, враги. Но, не было ощущения, что все эти приказы исходили из прибора. Будто бы… Они рождались в моей голове. Но, в то же время мне показалось, что над гидросамолетом зависло облако тьмы, угнетающее сознание… Должно быть, это собрались те самые твари; им удалось справиться с моей психикой. Я сопротивлялся им так долго, как мог; но дальше - ничего почти не помню. До того, как потом у меня был просвет, когда я понял и вспомнил, что, кажется, стрелял по своим… Тогда, я решил уничтожить себя: рассчитал будущий курс - и выставил программу обстрела на поражение. Сам себя подбил где-то над морем Росса, но гидросамолет продержался ещё довольно долго, и потом где-то падал, цепляясь за ветви. Потому, он и остался относительно целым, а я - живым…Прости, Стелла.
   - Не вини себя ни в чем. Тем более в том, что ты жив. Я рада…что ты выжил. А теперь, даже смог всё рассказать. Теперь ты полностью пришел в себя, и обязательно поправишься. Осталось только выяснить, кто управлял тобой, и чего они хотят. Значит, тебя позвали на Западный контитент?
   - Да, и я думаю, там и заключено самое исчадье ада. Самое зло. Во всяком случае, мне так кажется.
   - И ты думаешь, это подавление твоего сознания… Оно исходило не от найденного прибора?
   - Я точно не знаю. Но, не исключаю возможности иной злой воли. Мне кажется, я бы почувствовал, если бы мной тогда управлял прибор. Причем тут эта странная железка?
  - Из-за него, из-за этого прибора, на базе-1 погиб человек; а многие другие были не в себе, чувствовали давление на психику, дезориентацию, депрессию…
  - Ничего себе… То есть, подтверждено, что прибор давит на психику? Но, быть может, он не специально настроен на угнетение людей… Что, если он рассчитан на отпугивание плазмоидов? А люди попали в диапазон действия – и, подобно мне, пострадали.
  - Возможно. Но, плазмоиды устремляются к нему; он их как бы притягивает. Приблизились бы совсем вплотную, когда он был на нашей военной базе, но их отпугнуло оружие по периметру. А, если прибор находится в воде - помещен в водоем, то они отступают, держатся рядом, неподалеку – но не подходят близко. Похоже, они очень сильно не любят воду.
  - Но, прибор всё же, скорее всего, просто испускает определенные волны: вряд ли он может сам внушать что-либо человеку, и даже задавать координаты полёта.  А со мной случилось именно это.
  - Должно быть, на разных существ он действует по-разному. Хорошо, что всё позади. Это - главное. И то, что Джон - жив. А прибор…Его снова поместили в озеро. Только, теперь - в другое. И он, должно быть, теперь снова для людей безвреден. Тем не менее, притягивает к себе начисть; они витают теперь по берегам водоема, отступив от бункера русских полярников на несколько километров.
  - А если, в моем случае, это был не прибор…То, я не знаю, почему они связались именно со мной…И кто «они». Может, они взяли тогда на пеленг прибор, и тем самым вычислили меня…Как первого, кто до него дотронулся. За многие сотни тысяч лет, быть может, я был первым, кто это сделал. И тогда, каким-то способом они накрыли меня волновой передачей, непосредственно в мозг. Я понимаю, что несу бред, но… Я должен снова попасть на материк. Без оружия. Без кого бы то ни было ещё. И понять, кто и куда меня зовёт.
  - С тобой больше ничего непонятного не случилось? Ну, когда ты взял прибор в руки? – спросила Стелла.
  - Вроде бы, ничего. Нет, постой! Было ещё сперва стойкое ощущение: будто бы, кто-то сканировал мой мозг. Я ещё подумал, что это делали люди из бункера.
  - Ладно, забудь пока обо всём и успокойся, - Стелла заметила, что Корвус начинает нервничать. Да и Нэнси подавала ей знаки, что пора бы закончить беседу. - Думаю, что действие непонятного прибора было предназначено плазмоидам; те, кто создавали этот прибор, вряд ли предполагали действие и на людей тоже. Он изначально должен или собирать нечисть, притягивать её – или же отпугивать. Это еще предстоит выяснить.
  - Ну, вроде бы, он её притягивает. Есть сомнения? – удивилась Нэнси.
  - Изначально он мог быть созданным для отпугивания, но, со временем, нечисть могла понять, что там, где он действует – много пищи. И потому, изменить своё отношение к его воздействию, приспособиться к нему. Ну, есть и такая версия, - пояснила Стелла.
  - Всё равно, чтобы разобраться с самим собой, я должен попасть снова на материк, - тем временем, упорнорно думая о своём, произнес Корвус.
  - Хорошо, Анжел. Я обязательно поговорю о тебе с Виктором, - пообещала Стелла. - Ему скоро понадобятся люди, для дальнейших исследований. Я знаю это наверняка, потому что вскоре к нему на военном самолете полетят наши, Жак и Айсприн. Они усиленно готовятся к вылету и полевой работе.
  - Это – для него действительно важно, Стелла. Я это чувствую, - сказала Нэнси, сверкнув своими колдовскими глазами в сторону Корвуса. – И он должен попасть на материк.
  Вскоре, Стелла покинула медотсек. Вместе с Нэнси.
  - Сегодня наши собираются на вечеринку, у кэпа «Прометея» день рождения, - сообщила загадочная девушка. – Ты пойдешь со мной, - добавила она голосом, не терпящим возражений.
    Те ученые с «Прометея», которые сегодня впервые побывали с экскурсией на «Арго», теперь как раз возвращались к себе, садились во вместительный катер, чтобы переправиться на красивый парусный корабль… Именно таким был «Прометей».
   Нэнси взяла Стеллу за руку и потянула за собой на посадку.
  Сегодня не то, чтобы штормило; но волна была довольно-таки сильной. Стелла, вслед за Нэнси, последней спустилась в катер по лестнице-трапу, после чего сидящий впереди веселый загорелый парень со множеством афрокосичек улыбнулся им белозубой улыбкой и завел мотор.
   «Прометей», на который, таким образом, попала Стелла, не обманул её ожиданий и оказался просто удивительным. Будучи гораздо больше по размерам, чем «Арго», этот корабль не являлся специально оборудованным научно-исследовательским судном. Его экипаж насчитывал всего лишь 150 человек - но, зато, в основном на его борту были ученые, в то время как большую часть экипажа «Арго» составлял  военный десант.  Корабль «Прометей» совершал свой первый, пробный рейс – но сразу в опасных водах и с научной целью.
   В целом, он очень сильно отличался от «Арго»: типичного, хорошо оснащенного, традиционного научного судна, с лабораториями и стандартным набором приборов для замеров и исследований. А также, с компьютерным обеспечением, с двумя гидросамолетами, несколькими катерами и тремя батискафами на борту. Австралия могла гордиться целой серией таких, недавно созданных, научно-исследовательских кораблей. «Арго», хотя и не был специально создан под вторую Антарктическую,  являлся весьма подходящим для этой цели: был вместительным, хорошо оснащенным кораблем  – и воистину исследовательским. Как и его собрат, «Арго-1», который теперь осел в Гидрионе, «Арго-2» был судном, изначально предназначенным для постоянных и затяжных метеорологических и экологических исследований, и на нем можно было обосноваться вполне с комфортом. Эти «Арго» принадлежали одному из первых выпусков кораблей такого класса, созданных в Австралии после катаклизма.
  В отличие от них, «Прометей» казался огромным, необычайно красивым и маневренным. Единичный, пока неповторимый, экземпляр. Его паруса, правда, были вовсе не из парусины. Может, потому и не совсем парусами, хотя издали смотрелись именно так. Это были технологически сложные приборы, совмещающие в себе многие функции; входили в их состав и чрезвычайно тонкие солнечные батареи, и сложные датчики, хотя в целом устройства служили и собственно парусной конструкцией. «Свертывая» одни и ставя другие пластины (эти действия производила автоматика), можно было использовать энергию ветра, даже если он не был попутным, - и путешествовать благодаря регуляции и перенаправлению потоков. Ну, а в полный штиль корабль, понятное дело, шел в основном на механической тяге электродвигателей, хотя использовал и солнечную, и водяную энергию – для бытовых целей.
   И, хотя «Прометей» прежде всего, был опытным образцом, обкатываемым в сложных условиях и в суровых водах, была у него и другая задача: исследование прохода между  Антарктидой и Южной Америкой. Как ни странно, разобраться с ним было достаточно трудно: пролив был настолько забит водорослями, пемзой, трупами животных, техногенным мусором, что  нельзя было определить с воздуха и по съёмке местности, что же там происходит. Под всем этим мусором местами вполне могла скрываться вновь образованная, вследствие подъема, суша. Последние наблюдения с самолетов показывали, что водный проход  сейчас отсутствует; оставалась лишь вероятность, что сильные шторма середины осени всё же могли уже разогнать мусор и пемзу, в результате чего образовался пролив. До времени новых сезонных штормов сейчас было ещё далеко, и «Прометей» планировал до их начала дойти до Огненной Земли, взять экологические пробы воды, образцы водорослей и прочего – и отправиться в Рио Гальегос, чтобы оттуда периодически совершать новые рейды к самой крайней точке «Мыса Безнадежности», как в шутку окрестили экологи мыс Горн. Слишком уж мрачно он выглядел.
   Примерно об этом, вкратце, и поведала Стелле Нэнси Тэйлор, как своей гостье, пока они, уже будучи на борту, вместе с другими совершали своего рода экскурсию по паруснику. Хотя, Стелла не понимала, зачем девушка так старается перед простой кладовщицей с «Арго», которой она была: может, Нэнси просто хотелось вдоволь поболтать?
   Впрочем, она в ответ заметила, что первой австралийской экспедиции удалось пройти вокруг Антарктиды, хотя и не захватывая самые близкие к мысу Горн островки, а следуя более близкими к этому материку проливами Западной Антарктиды.
  Вскоре все приглашенные собрались в относительно небольшом, сплошь отделанном деревом, помещении с длинным столом посередине и удобными лавками по краям: оно было смежным с капитанской рубкой.  Похоже, что именно оно на этом судне частенько выполняло функции гостиного зала. Другие гости с «Арго» сидели теперь чуть поодаль от Стеллы, кучковались небольшими группам и довольно громко обсуждали схемы и таблицы, выведенные на экраны мониторов. Но, их слова относило ветром в противоположном направлении. Стелле не было видно, что именно они так оживленно обсуждают.
   Ближе всех остальных к Стелле, сидел капитан «Прометея». Как шепнула ей Нэнси, которая только что вернулась, его звали Ричард Мак-Грегор. Рыжий, с бородой и трубкой, задумчивый, целиком ушедший в себя и очень спокойный и уверенный в себе человек. Сейчас он курил трубку. «Классический капитан», - подумала о нем Стелла. Он понравился ей гораздо больше, чем кэп родного судна, который ей ужасно надоел. К тому же, она до сих пор не знала, как и реагировать на его постоянные сальные шуточки, смешки и пошлые анекдоты: будешь делать вид, что всё это нравится – так, быть может, тот сделает определенные выводы, и полезет плотно общаться, а будешь отшатываться – прослывешь букой. Потому, Стелла всегда при нем делала «официальное лицо» и спешила быстро уйти.
   - Я поражена вашим кораблем! – тем временем, сказала она Нэнси.
   - Это – что… Для сторонних наблюдателей, более поразительной станет «Атлантида», когда она сюда пребудет. Вот увидишь! Но, я сама просто влюблена в нашего «Прометея». Корабль великолепен. Он не только очень удобен, сделан из экологических материалов – но, такое впечатление, что у него, как и у всех парусников прошлого, есть душа… Вдобавок, будто бы он сам решает, куда ему плыть…
   - Тогда - просто отлично, что он решил прийти нам на помощь, - пошутила Стелла.
   - Быть может, и так, - вполне серьезно ответила Нэнси. – Он зашел в эти воды почти случайно, и пройди мы чуть южнее, нас бы подхватил ветер и сильное течение – и мы бы уже были на пути к нашей изначальной цели, и с него глупо было бы сворачивать. А так… Наш руководитель взял на себя ответственность – и повернул сюда. Здесь и сейчас предстоят исследования поважнее, да и с нашей первичной задачей они связаны напрямую. Профессор сразу это понял, увидев уже самые первые материалы, что от вас поступили. Ведь для нас очень важно изучить состояние Антарктиды: наши экологи хотели расчищать от хлама пролив между Антарктидой и Южной Америкой, но… Если Западная Антарктида уже безо льда, а мы его расчистим – это, рано или поздно, приведет к изоляции её вод, круговому течению – и, что вероятно, к новому её замерзанию. А, следовательно, к новым катаклизмам, новому изменению климата на всей планете. Быть может, лучше оставить всё так, как есть; чтобы водного прохода там не было – или почти не было. Наш руководитель теперь склоняется к тому, чтобы ратовать не за расчистку, а, наоборот, за бетонирование и засыпку мусора в проливе. За создание вместо одной из мусорных свалок планеты новой суши в этом районе. Это его стабилизирует, кроме всего прочего. Ведь нам не нужны новые катаклизмы, связанные с новым поворотом вспять мировых подводных течений… Только что всё успокоилось, и вдруг – опять.
  - Но, тогда придется на новой суше создавать зону непроходимости: предпринимать что-то, чтобы животные и растения одного континента не переходили на другой; это может разрушить созданные экосистемы. В особенности, если…
  - Если в Южную Америку хлынут птеродактили? – хихикнула Нэнси. - Да, это – не есть хорошо… Вплоть до того, что придется их отстреливать. Да и цепочка соединяющей материки суши или же цепочка близко лежащих друг к другу островов должна быть мертвой полосой отчуждения. Наверное, с сооружениями из бетона, проволоки и контингентом военных, которые будут распугивать мигрирующих туда-сюда созданий, - отозвалась Нэнси. – Чтобы экосистемы материков были полностью изолированы друг от друга. И Антарктида была заповедником, и нейтральной территорией. Впрочем, если там, в вашей Антарктиде, есть ихтиозавры, всё это бесполезно… Морским путем они пройдут все моря и океаны.
  - Нет, водных форм доисторических животных мы пока не обнаружили. Наши, первая экспедиция, совершали погружения на батискафе постоянно; прошли вдоль всей береговой линии. Ничего такого страшного, как можно было ожидать, встретив доисторические наземные формы, не было. Никаких ихтиозавров или дунклеостей. Им встречались только акулы, скаты, нелетающие водные бакланы, рыба-луна, из крупных – киты...
  - Я поняла: привычная наша фауна, быть может, ранее – не совсем типичная для этих мест. И это радует. Если нужно не пускать друг к другу только наземные формы, то это будет вполне достижимо. Я читала, что есть простые, биологические способы решения подобных проблем. Например, можно отпугивать птиц - и других летающих животных, полагаю, тоже – записью их тревожных голосов. Или, разгонять их собаками: мелких, я имею в виду. Можно еще подключить волны, похожие на те, что идут перед землетрясением – тоже действует. Словом, найдется множество хитроумных способов… Я так полагаю.
  - Вдобавок, пока не замечено никаких, в том числе, летающих видов, которые покидали бы этот материк, - заметила Стелла. – Будто, они привязаны к нему.
  - Интересно… Должно быть, чудища эти привыкли к местным условиям. Или, магнитосфера особенная их к себе располагает. Но это пока – не наша забота. Наше дело – исследовать, а другие уже будут делать выводы, - заключила Нэнси.
   - А вы, там у себя, на юге Африки, совершенно не знали, что Антарктида оттаяла? – спросила Стелла.
  - Не знали.
  - Странно. Ваши ученые, в отличие от нас, австралийцев, уже запускали спутники и ракеты, и даже создали международную космическую станцию… После такого большого периода отсутствия людей в Космосе, это стало мировой сенсацией.
  - Да, но, со станции космическая миссия лишь на днях вернулась. И всё только начинается. Их задачей было пока что наладить хорошую, надежную спутниковую связь, разработать и закрепить там разнообразное оборудование, необходимое для будущих полетов и исследований. А ещё, они вывели на орбиту сложные метеорологические приборы: погодные колебания до сих пор – повсеместная головная боль всех стран, и предсказывать проделки стихии – первейшая необходимость.
  - Понятно. Должно быть, вскоре вы, несомненно, получили бы фото из Космоса оттаявшей Антарктиды - но ещё не сейчас. А потому…
   - Думаю, – перебила Нэнси, - что военные и правительство давно получили такие данные. И смолчали. Держали в секрете от широких масс и нас, ученых. Хотя, это так глупо…
   - Да… Целый континент в мешке не спрячешь. А методы правительств – увы, остаются прежними: поиск личной выгоды, засекреченность информации. И потому, малонаселенная Австралия вас опередила. Хотя, мы не имеем своих космических технологий. Поначалу, пролетели над Антарктидой только на самолетах. И запускали зонды.
  - Полагаю, что, хотя наши всё же знали, что Антарктида оттаяла, но, тем не менее, не догадывались о том, что на ней теперь существует жизнь: разве можно было предположить такое? Наш начальник, впрочем, явно что-то подозревал, во всяком случае, он явно догадывался о сильном изменении климата в Антарктиде. У него не вызывало сомнений, что здесь теперь гораздо теплее. Но выяснил он это по косвенным данным. Была у него гипотеза о том, что сильная вулканическая деятельность и раньше подогревала материк изнутри, и что именно температурный контраст вызывал огромное и быстрое скопление здесь льда и сказочную быстроту его образования. А теперь, в условиях отсутствия кругового холодного течения, изменения климата Антарктиды стало просто стремительным.
   - Так, я еще и не спросила: где же ваш шеф? Он был сегодня у нас в гостях?
   - Нет, он сегодня оставался на «Прометее». Но, шеф получил всю вашу информацию раньше нас всех. Ведь он первым на корабле связался лично с Анзаровым: они нередко встречались на конференциях, и вполне в дружеских отношениях. Коллега выслал лично ему полные данные: те, что уже были обработаны. А сейчас, он, я думаю, подойдет вскоре: он ведь раздал указания,  кого именно из ваших сюда заманить.
   - Как зовут вашего шефа? – спросила Стелла.
   - Ты о нем, думаю, не раз слыхала: это профессор, доктор наук, Алан Гэйр. Наверняка, ты знакома с его научными трудами. А сегодня он, должно быть, совершил первое погружение в этих краях на батискафе.
  - Изучал местную фауну? – Стелла поняла, что Нэнси в курсе, что она не только кладовщица, но и научный сотрудник: должно быть, её «выдал» кто-то  с экипажа «Арго».
  - Фауну? И это – тоже. Но, прежде всего, течения и подводный рельеф местности. Чтобы обезопасить будущих исследователей от крушения: занесет ещё кого бурным течением на скалы. Составит план работ, начертит пдводную карту… Он любит изучать всё последовательно, гектар за гектаром.
  - Ну, а наш Виктор Михайлович – безумный, как летучая мышь. Всё норовит сделать сам. И всегда в первых рядах. В особенности, если это опасно, - поделилась Стелла.
  Нэнси хихикнула.
  - А как у вас, в общей массе, настроение? Боевое? – спросила Стелла. – У вас никто, я слыхала, не получил солнечные ожоги. На вас не влияют новые излучения?
  - Да, почти никто не пострадал: ну, не было случаев сильнее обычных  солнечных ожогов.  Но, мы ведь были предупреждены заранее, вашим Виктором Михайловичем, кстати. Он повсюду выслал оповещения. Но не все их восприняли. Наш – воспринял. Алан очень уважает Ансарова и всегда прислушивался к его словам. К тому же, наш шеф апробировал на нас, команде «Прометея», новую вакцину. Ту, которую сам разработал, на основе изучения медицины затерянных африканских племен. И, как ни странно, вакцина действует. Африканцы, похоже, умели в древности противостоять пагубным лучам солнца, их вредной для организма составляющей. Знали, чем мазаться, в общем. И что пить. Алан, проведя на нас эксперименты, сделал доклад в сети, как приготовить медикаменты, и просил наладить производство мази и вакцины: это облегчит мучения уже пораженных людей, а также предотвратит массовые ожоги и устранит упадок сил в дальнейшем. А мы все, его команда – были первыми подопытными кроликами. Проверяли на себе, не будет ли побочных эффектов. Вроде бы, неприятных последствий ни у кого из нас не наблюдалось, - ответила Нэнси.
  - Отлично. Думаю, нам всем предстоит много работы, - заметила Стелла.
  - Да. Но, сегодня мы с тобой будем просто отдыхать. Дела оставим на завтра. С утра ими займемся, - улыбнулась метиска.
   - Вот именно! – раздались вдруг сзади веселые слова. – Позвольте, мы тут присядем, рядом с вами. В конце концов, у капитана сегодня день рождения. Ричард, иди к нам! – и, сделав приглашающий жест, прямо на не занятое пока  место рядом с Нэнси, плюхнулся весьма интеллигентный, подтянутый человек, по виду греческих или итальянских кровей, с темной, густой шевелюрой довольно сильно отросших волос, но с абсолютно белыми, седыми висками. Он был в светлом дорогом пиджаке и в темной рубашке, без галстука.
   - Алан, - представился он Стелле.
   - Стелла, - ответила та, и улыбнулась. Она не раз видела это лицо на онлайн - конференциях и в сообщениях на страницах прессы.
   Так получилось, что мест рядом с Аланом больше не осталось: дальше сидела группка ученых, которые уставились в монитор, а над ними нависли ещё и другие люди. Потому, спутники Алана Гэйра расселись на те места, что ещё оставались свободными: неизвестный пока индус сел рядом со Стеллой, между нею и капитаном, а его спутницам пришлось обойти стол и занять места напротив.
  - Капитан! Выпьем за ваше здоровье, - и ученый достал из узкого, твердого портфеля бутылку шикарного коньяка и несколько рюмок. Нэнси и одна из дам – тонкая высокая блондинка средних лет – отказались, а Стелла, капитан,  чернокожая женщина – живчик, которая представилась как журналистка Бигги Тэччер и индус, которого профессор представил всем как  Махендро Бхата, да и сам наливающий, то есть сам Алан Гэйр – выпили из небольших рюмочек и закусили сыром и шоколадом.
  - Нэнси, ты боишься, что напьешься, как прошлый раз – и снова будешь танцевать на столах? – лукаво усмехнулся Алан.
  - Какой прошлый раз? – зрачки Нэнси расширились. – Ну и шуточки у вас. Ладно, что уж там – в следующий раз, и мне налейте. А то, все здесь подумают, что я, действительно, не пью потому, что буянить начинаю.
  - Прекрасный коньяк, - заметил капитан.
  Алан налил всем, в этот раз – еще и для Нэнси достал рюмку, и наполнил доверху.
  - Итальянский, двадцатилетней выдержки. Старушка Европа местами всё ж радует – теми городами и поселениями, конечно, что были восстановлены. Хотя, она стала теперь окраиной мира – ведь основная жизнь давно перекочевала в южное полушарие. Ещё раз за твоё здоровье, дорогой Ричард!
  Коньяк, действительно, был превосходен: Стелла почувствовала отрывающую от земли легкость. И все проблемы временно отошли на второй план – стало легко и весело.
  - Капитан, всё порываюсь спросить – да неудобно, разве что, за рюмкой: как вам удалось заполучить в руки такого красавца, как «Прометей»? – спросил Махендро Бхат.
  - Моя кандидатура была одобрена единогласно, - капитан Ричард был немногословен.
  - Большой опыт плавания в опасных районах, плюс орден Островной Конфидерации за спасение на водах, - восполнил данные для любопытствующих Алан. – И это ещё не полный список достоинств нашего капитана, которые склонили чашу весов в его пользу.
   - Откуда узнали, мой друг? – поинтересовался капитан, не сильно, впрочем, удивляясь.
   - Всегда интересуюсь людьми, с которыми сталкивает судьба. В особенности, если нас ждет совместное путешествие.
   - Интересно, а что вы знаете обо мне? – поинтересовался Махендро Бхат.
   - Лишь то, что вы являетесь знаменитым лингвистом, посещали острова в Тихом океане – большей частью, старые, а не Новейшего времени. И что решили совершить кругосветку. На Юг Африки добрались на «Дикой Розе» - корабле, приписанном к Израилю, хотя с Суматры могли бы уплыть и раньше – на китобойном судне «Юань», принадлежащем Китайско-Корейскому Союзу.
  - Так и есть. Я против охоты на китов – и, надеюсь, мы добьемся запрета на неё. К тому же, моя коллега – лингвист Милла Райс, которая, в отличие от меня, специализируется на древних языках, вегетарианка. Мы путешествуем вместе, да ещё и с Бигги, она – журналист. Хотим написать вместе книгу. Она  хорошо пишет про людей, что нам встречаются, а мы – дополним повествование почти научной, популистской информацией про языки и обычаи встречаемых нами, довольно-таки изолированных, народов. Ну… Вернее, это был наш изначальный план. Похоже, что…
  - Мы с «Прометеем» его нарушили, и не туда вас завезли? Можно было запросить вертолет…
  - Нет. Я считаю, что здесь будет ещё интересней, в особенности для журналиста. Мне это тоже даст пищу: посмотрю, как общаются между собою люди совершенно разных национальностей, из разных краев, делая общее дело. И для Миллы, возможно, найдется материал: слыхал, что были найдены металлические ворота, то ли с буквами, то ли с рисунками – пока никто ещё не расшифровал надпись.
  - С дешифровкой, да и со знанием древних языков, Махендро знаком более моего, - смутилась Милла. – А также, с историей. Именно его имя стоит в рядах тех, кто в Новейшее время возрождает эту всеми забытую, напрасно дискредитированную науку.
  - Любая наука находилась после трудных времен в состоянии полузабвения, и  многое пришлось не то, что возрождать, но и даже воссоздавать заново, - сказал Алан.
  - Историю, в отличие от другой какой-либо науки, принадлежащей к разделу естественных, возрождать было ещё сложнее, поскольку она умерла гораздо раньше времени катаклизмов, и потребовалось вновь возвращаться к произведениям древних авторов и прочим сугубо историческим источникам, а не к готовым трудам по предмету исследования, - заметил Махендро.
  - Как это? Ещё до буйства стихии люди перестали интересоваться историей? – удивилась журналистка.
  - В целом – нет, - возразил, вмешиваясь в диалог, Алан. - Хотя, были и такие, которых интересовало лишь будущее – но не прошлое: так они говорили. Но, гуманитарные науки, насколько я себе представляю, убило не отсутствие к ним интереса, а те деятели, которые ими занимались.
  - То есть, сами историки? – недоумевала журналистка.
  - Их верхний эшелон. Как они себя называли, их «институты» знаний. Они сами себя завели в тупик, - сказал Махендро Бхат. – Поскольку, во главе науки чаще всего стояли люди посредственные, но – скажем так –политически ориентированные и лояльные властям и их порядкам.  И они не отыскали ничего лучшего, для оценки и критерия новых работ, как ввести стандарты так называемой «новизны».
  - И что же это такое? – поинтересовалась Бигги.
  - На практике это свелось к тому, что любую работу следовало пропускать через так называемый «антиплагиат» - то есть, особую компьютерную программу, которая проверяла, не взял ли автор строк из книг его предшественников. И это означало, что отныне любой автор  не мог цитировать древних, приводить строки документов, сравнивать их между собою, анализировать источники… Теперь нужно было всё писать «из головы» - как фантастический роман. Слишком большой процент цитирования был запрещен как плагиат, даже если шли ссылки с указаниями на источники. Поэтому, нужно было или найти совершенно новый, ещё не загнанный в компьютер исторический источник – а такового материала по мере развития компьютерных технологий становилось всё меньше и меньше, или же излагать всё «своими словами» – и, по возможности, как можно более диким образом, чтобы не повторить никого и ничего не цитируя. Отсюда, любовь тех исследователей к совершенно несуразным темам, вроде никому не нужных исследований продразверстки в количестве мешков в данном хуторе или же исследовании того, каких женщин предпочитал Наполеон: блондинок или брюнеток… К тому же, поощрялось изложение темы разговорным языком, сравнение исторических деятелей прошлого с никому не известными теперь политиками их современности – словом, это нам теперь читать просто отвратительно. В итоге, во времена, предшествующие времени катаклизмов, полностью стерлась грань между научным трудом и беллетристикой, исчезло цитирование и ссылки на исторические источники, зато всё разбавлялось лозунгами современной им политической пропаганды – либо являлось одиозным бульварным чтивом.  В общем-то, таким образом, история перестала быть интересной и умерла, следуя в гроб сразу же за филологией.
  - Филологией? Их не интересовало языковое общение? – подпрыгнула на месте Бигги.
  - Языки изучать хотели все. Но, мало у кого это получалось, несмотря на легкость связи пространства интернетом. Их изучение по-прежнему было, можно сказать кухонным, а не академическим. Академическую лингвистику потрясали совсем другие процессы. Первым камнем раздробления и упадка было собственно разделение, размежевание истории и лингвистики по разным комнатам, когда историку больше не вменялось в обязанность самолично читать исторические материалы. Ну, ладно, можно изучать только уже переведенные другими работы… Но и сами лингвисты вдруг заявили, что для изучения такого предмета, как языкознание… вовсе не требуется знание нескольких языков. Зачем? Это, мол, нужно лишь тем, кто занимается сравнительным языкознанием. И потому, именно его задвинули куда-то далеко и надолго.  Зато, пресловутой жирной и привлекательной «новизной» можно было легко разжиться на почве литературоведения, где всякий раз под иным углом можно было жевать и пережевывать до бесконечности любой источник взятого в оборот автора. А также, можно было оторвать свой кус на ниве так называемого «чистого языкознания» - надо полагать, полностью очищенного от изучения собственно языка и наполненного высокоумной философией. Эта, с позволения сказать, структуральная лингвистика  слизала абсолютно все идеи у Соссюра – но, поскольку в них почти никто и ничего не понял, она нагло эксплуатировала его идеи, передавая его термины и понятия совершенно новыми знаками, которые новички сами придумывали. Так, языкознание всё дальше забиралось в непроходимые и никому не нужные дебри. В результате, такие труды, что разлагали язык на составляющие в поисках единицы смысла, стали не интересны и непонятны никому, быть может, даже самим исследователям. Ну, а изучением иностранных языков они, понятное дело, не занимались... Полиглотов стало не больше, а намного меньше; ничего, кроме отвращения к языку, такая филология в студентах не возбуждала. И потому, лингвистика стала ненужной ещё раньше истории.
  - И что теперь? – спросила Нэнси, в полном молчании. Когда даже журналистка замолкла, спешно строча что-то в блокноте.
  - Теперь? Начинать сначала. Изучать со студентами латынь, древнегреческий, санскрит – и далее, всё современней, по списку. Полностью отправив в мусорную корзину труды целых поколений. Докторские и кандидатские периода, который следовал непосредственно до катаклизмов. Везет вам, естественникам, - Махендро Бхат кивнул в сторону Алана. – У вас есть база.
  - Не совсем так, - отозвался тот. – Наши предшественники тоже оплошали: проворонили начало неполной переполюсации Земли. Да и многие глобальные геологические процессы датировались ими неправильно. Причем, мир понял это только в связи со столь быстрым процессом изменения очертаний  рельефа планеты.
  - Главное – что мы с вами всё же не отъехали снова в каменный век, как предсказывалось вначале... Не скатились туда, хотя по численности населения нас теперь гораздо меньше, чем в Средние века. И эта численность, в отличие от прежних времен, не спешит расти. А наука – дело наживное; да и книг, техники и компьютеров сохранилось в достатке, - сказал Ричард.
   - Да, всё так. Много ресурсов, техники, прекрасные библиотеки – только, так мало людей. Не скоро ещё полетим к другим планетам. А может быть, так никогда и не освоим Космос. Впрочем, тут и на Земле дел до чертиков, - сказал Алан. – А потому, еще раз выпьем за всех храбрых капитанов. Тех, кто бороздит просторы нашей вселенной. И за всех тех храбрецов, что во все времена спасали других и приходили на помощь. Мы живы, как вид, лишь благодаря этим людям, – и Алан разлил по бокалам остатки коньяка.
   - Намекая о неверной датировке геологических процессов, вы имели в виду Антарктиду? – спросила журналистка.
  - Не только. Все процессы сильно ускоряются во времена катаклизмов, - ответил Алан. – И то, что возраст Антарктиды изначально был вычислен неправильно, некоторым ученым стало понятно ещё до начала глобальных перемен и разрушений. Но, хотелось им сберечь, так сказать, честь мундира. Ведь, до того, немалые деньги многими правительствами отстегивались именно на изучение древнего льда… По кернам, взятым как образцы, якобы можно было судить о климате и состоянии планеты на протяжении многих миллионов лет. Потому, с неких неизвестных нам времен, с каких-то давних пор, возраст оледенения этого материка заведомо значительно увеличивали. До тех пор, пока не последовал первый прокол: доводить его до возраста сорока миллионов лет, причем, на всей поверхности, стало уже невозможным: тогда нашли окаменевшие раковины, которые были ещё живыми примерно двадцать миллионов лет тому назад… И вскоре, возраст окончательного оледенения материка снизили до двадцати миллионов. Хотя, было ясно, что он может быть и гораздо меньше: раковины успели отжить своё, ракушечник не только образовался – но уже и обветрился, а также подвергся разрушениям.
   - А как вообще изначально определяли возраст Антарктиды, если она была покрыта льдом? – спросила Стелла.
   - Хороший вопрос. Забавно определяли: по косвенным данным; таким, как скорость оледенения и выветривания льда, да их совместное сочетание. И не просто ошиблись, а очень сильно ошиблись. Оказалось, что материк в свое время отдрейфовал, постепенно заходя под низ ледяной шапки Южного полюса… Лёд образовался, действительно, около сорока миллионов лет тому назад – но, это вовсе не означало, что Антарктида всё это время была покрыта всем этим льдом.
   - И… В связи с новыми данными, то есть, пробами и прочим -  то есть, с материалами, полученными первой и второй Антарктическими экспедициями – какова, на ваш взгляд, как геолога, дата оледенения Антарктиды?
   - Не оледенения, а полного захода материка подо льды полюса… Итак, мы теперь полагаем, что это произошло никак не ранее, чем 13 тысячелетий тому назад. И эта датировка совпадает с одним из планетарных катаклизмов.