Артём

  Что ни говори, но жизнь Артёма изменилась в корне. Порой казалось, что у него выросли крылья и многое, что до болезни давалось с большой натугой, теперь преодолевал играючи. Кругозор возможностей и увлечений многократно вырос. Правда к спорту, так и не прикипел. Но зато, неведомо почему, стал большим поклонником баскетбола. Донельзя ярым болельщиком и не пропускал ни одних соревнований.
  Вместе с этим у него стала разрастаться, нет не червоточина разъедающая душу - нет... Появилась некая, как - бы сказать точнее - потребность что - ли, мысленно советоваться с Катей. Часто и глубоко анализировал трагедию произошедшего. Понимал, что Катя неосознанно пожертвовала свою жизнь по велению Судьбы, или Создателя - как хотите... Переплетение последних событий таили в себе некий сакральный смысл, в котором и предстояло разобраться.
  Сердце Кати, стало неким барометром. Сладкая нега исходившая из глубин сердца, была согласием в поступках, а иногда - советом. Стараясь предостеречь, оно тяжко ныло уводя от беды.
  Прошёл довольно приличный отрезок времени, но девушки, Артём так и не завёл. Да, многие нравились ему, но не более того. Настойчивые, сами предлагали дружбу, но сердце молчало.
  Родители - же, без устали "сватали" сына. Но Артём лишь отмахивался - найду такую, как Катя - женюсь.

  С недавнего времени, Артёма стало преследовать некое беспокойство. "Барометр" настойчиво подсказывал, что он не сделал нечто важное. Но что?...
  Это нечто звало его в дорогу. Понимание, что следует побывать в Катиной деревеньке, росло, подобно снежному кому. Поклониться в ноженьки родителям - вернее деду, да и её могилке. Чувство невыполненного долга, гнобило метящуюся душу молодого человека.

  Сутки, под монотонный перестук вагонных колёс, показались вечностью. В автобусе, Артём малость прикорнул, а затем пытливо всматривался в медленно проплывающий пейзаж.
  Именно здесь и должна была появиться, эта удивительная девушка - его Катя. Именно эти белоствольные, зелёнокудрые берёзки, чистые, с родниковой водой речушки и чистое, голубое небо, могли напитать её редкой в наше время добротой, жизнелюбием и искренним сопереживанием.
  Деревенька была логическим продолжением вышесказанного - такой, как и рассказывала Катя - тихой и умиротворённой. Узенькие, тенистые улочки гостеприимно приглашали прикорнуть на частые лавочки. Обдумать суетливый ход жизни...
  Вот и нужный небольшой, но добротно и со вкусом сработанный дом.
  Чуя чужака, незлобиво забрехала собака.
  - Так вот, какая ты есть Аза...
  Собака, словно прочитав мысли Артёма, дружелюбно завиляла хвостом. В распахнутом оконце ворохнулась занавеска и выглянуло бородатое лицо.
  - Небось дед Матвей?...
  А бородатое лицо приветливо кивнув:
  - Мил человек, Вы, случаем ни к нам?... Если да, то смело проходьте - Аза не тронет...
  Проглотив тугой комок томящиеся у горла, Артём шагнул за калитку...
  Высокий, кряжистый старик гостеприимно и широко распахнул дверь.
  - Гость в дом - Бог в дом! Входи - входи... Вижу дальний путь проделал парень... Кваску будешь - ядрёного?
  Артём кивнул.
  Квас и впрямь был вкусным. Такой он пил в далёком детстве, когда была жива бабушка. И самое главное, он наконец смочил пересохшее горло, успокаивался, давая крохотную отсрочку предстоящему, тяжёлому разговору.
  Не отрываясь от ковша, он обстрелял просторную, свежевыбеленную комнату. Она была светлой и очень уютной. На стене висел большой портрет Кати с траурной лентой. Катя ободряюще улыбалась и казалось не сводила с Артёма глаз.
  Тот нервно провёл языком по вновь высохшим губам.
  Внимательный дед, видя остекленевший взгляд, начал догадываться каков гость к нему пожаловал. С усилием подавив внезапно нахлынувшую волну неприязни, он постарался, включив голову, отбросить эмоции - не лучшие советчики в подобных делах. Недаром, этот, старый человек, покорёженный годами и жизнью, слыл далеко не глупым человеком.
  - Ну-у-у-с, с чем пожаловал, молодой человек? Вижу нечто важное у тебя, раз из самого города махнул к нам...
  - Ка-а-ак, вы догадались, что из города?... - Артём наивно уставился на старика.
  - Тут не надо Холмсов. Глянь вон в зеркало - враз поймёшь - кивнул на трюмо польщённый дед.
  Он уже с явным интересом рассматривал этого бесхитростного парня. Другому, подфартив такая удача, на радостях забыл - бы кому он обязан жизнью - то. А этот - значит того - совестлив. Да и не могла его разлюбезная внученька полюбить раздолбая.
  - Вы правы, дед Матвей...
  Услышав своё имя, старик вновь довольно крякнул: - Знать не только звёзды на небе считали...
  - Я-а-а-а Артём... Ну тот...
  Где - то там, казалось давно забытая боль, вновь сжала сжала сердце - Катино сердце. Это была совершенно другая, да и не боль вовсе. Нечто щемящее, сродни тоски о давно и дорогом потерянном, туго замешанной на печали, заполняло всю сущность бедного парня.
  Артём заплакал... Он безуспешно пытался сдержать неумолимую лавину чувств. В тоже время отчётливо понимал, что это не только его слёзы...
  Понимал это и дед Матвей.
  Прижав к груди, которая ходила ходуном, старик гладил голову парня:
  - Вот и хорошо!... Поплачь - поплачь... Враз полегчает.
  По детски всхлипывая и беспрестанно содрогаясь в рыданиях, Артём лил бессвязный ушат слов: о себе - Кате, их любви - единственной, которую так безвременно потеряли. О Катином сердце живущем теперь в нём. и оно, являясь неким оберегом и добрым талисманом, заполняло жизнь, ставшей такой непростой.
  Речь, подобно бурному потоку вырвавшимуся на раздолье, стала тише и спокойнее, а слёзы обильней, горячее, но горше. Говорил он долго, без утайки, совершенно не заботясь о своей мужественности. Говорил так, как подсказывало сердце.
  Вдруг потемнев, в глазах всё поплыло - в дверном проёме стояла... Катя. Да - да, Катя! Высокая. С тяжеловесно спадающей косой. Большими выразительными глазами, старательно прячущими потаённую печаль. Нет, здесь Катя была всё - же немного ниже и чуток моложе. Она во все глаза смотрела на двух обнявшихся мужиков, горько плачущих.
  Глядя на совершенно опешившего Артёма, дед понимающе кивнул на девушку:
  - Внуча... Моя младшенькая... Они с Катей, как две капли...
  Старик вновь заплакал. Теперь они рыдали втроём.

  На следующий день Артём с Олесей - так звали девушку, сходили на кладбище. Отправив Олесю прогуляться, он вновь безутешно плакал и долго мял ромашковый букет, пред тем как положить его на Катину могилку.
  А Катя, слегка улыбаясь, смотрела с фотографии легко, нежно и успокаивающе. Лишь где - то, на самом дне серых, с искрами свежей зелени  глаз, гнездилась потаённая грусть, о несбывшемся в её, совсем уж коротенькой жизни, поместившейся меж двух, малюсеньких цифр.

  После этой поездки, Артём зачастил в деревню. Сердце звало туда и словно подталкивало к нечто важному. Парень и сам видел в Олесе много общего с Катей. Каждая встреча, сближала их всё сильней. Дед Матвей был не против - понимал, что происходит нечто, Богу угодное.
  А Катино сердце продолжало вести молодых людей к тому, о чём сама лелеяла при жизни...