В одном черном-черном городе...

     Довелось мне как-то провести веселые две смены в далекие семидесятые в пионерском лагере Звездочка, недалёко от подмосковного посёлка Балабаново. Обычный был советский лагерь,  стоял в ельнике, бодрящий комарильник, зарядка по утрам, смотры строя и песни с речевками. И в основном, деревянные постройки. В том числе, и туалеты, естественно. Такие, с дырками в полу, не до жиру было. Надо было строить коммунизм и помогать Монголиям и Кубам, а туалеты для наших детей подождут, они , эти дети, закаленные в боях за светлое будущее, им не привыкать. Но мыло было в умывальниках железных поблизости действительно земляничное! Этого не отнять. И котлеты были вкусные в столовой, и компот из сухофруктов закачаешься! И вареная сгущенка на белом хлебе на полдник с молоком. Это вам не колы-сникерсы. Но, не об этом сейчас.
    Потому что главным основополагающим правилом лагерной жизни для нас, десятилетних, тогда был аспект рассказов страшных историй перед сном. Этот детский уникальный  культурный эпос передавался из уст в уста, из смены в смену, из года в год, из лагеря в лагерь.Ни одна ночь без рассказок страшных не обходилась. Мальчишки незаметно приползали загорелыми ужами в окна и двери к девочкам в их дамское крыло барака. Пока молоденькие вожатые крутили магнитофоны и любовь везде, где только позволяло кустовое затемнение и яростные комары, мальчики тихонько рассаживались на наших подоконниках, краешках кровати, да просто на полу. Мы натягивали на себя до бровей шерстяные тонкие одеяла и штампованные простынки, и палата превращались в освещённую полной луной театральную сцену. В полуоткрытые окна истошно стрекотали какие-то кузнечики, и, поехали! - В одном черном-черном городе была черная-черная улица. Это свистящим шепотом, подсвечивая себе лицо фонариком, выдувал из себя страсти командир отряда,  белобрысый Андрейка. Какие там фильмы ужасов! Хичкоки-мичкоки. Что вы, ребята! Голливуд отдыхает.
-На этой чёрной-чёрной улице стоял чёрный-чёрный дом...
-У-у-у! Подвывала, вторя ему, собака Дружок на территории соседней медсанчасти.
-Ой-ей-ей! тряслись заячьими хвостами девочки, на сдвинутых кроватках, сжимая друг другу руки. Покрывались от ужаса мурашками и выпучивали глаза и сами рассказчики, но делом чести было довести повествование до конца и публику до полного экстаза.
- В этом черном-черном доме жила одна чёрная чёрная женщина и была у неё девочка, - вещал заутробным голосом Андрейка. -  Вот как-то раз пошла эта женщина в магазин, а девочке строго-настрого приказала не входить в чёрную-чёрную комнату. Но девочка не послушалась и вошла, увидела, что на черном-чёрном столе стоит чёрная-чёрная коробка. Она ее открыла, а там лежат белые-белые перчатки. Девочке так захотелось их померить, и она их надела на свои ручки. Когда ее мама вернулась, увидела, что перчатки на дочкиных руках, страшно закричала, попыталась их снять, а они не снимаются! Еле отодрали их вместе с кожей, и теперь у этой девочки руки до локтей как у скелета!
Смертельный ужас и возбуждение витали в ночной палате, кто-то всхлипывал, кто-то в отчаянии кидал в рассказчика мелкими зелёными яблоками. Вобщем, среди той  ночи не решился никто из нас пойти даже в туалет. Наконец мальчишки разошлись. Мы легли спать, но долго ещё ворочались все и вздыхали.
Утром - зарядка, линейка, завтрак. После завтрака было у нас свободное время для чтения и кружков. Мы втроём с подружками остались дежурить по палате, привели в порядок все вокруг и сели читать и вышивать! Да-да, это вам не у Пронькиных, тогда не было гаджетов, зато был кружок мягкой игрушки и вышивания,полная библиотека шикарных книг, и много ещё всего интересного.
Голубоглазая Маришка пошла в туалет, стоящий рядом. Окна открыты, белый день, июль, естественно все слышно. И как репетируют другие отряды постарше, готовятся к смотру строя и песни, и игра в пионер-бол на площадке идет полным ходом. И вдруг эту относительную тишину обрывает леденящий душу визг Маришки из дощатого туалета, или, как мы его называли, зеленого домика. Все кинулись туда. Маришку оттуда старший пионервожатый вынес буквально на руках. Ее положили на скамейку, напоили водой. Несчастный ребёнок кричал, трясясь и повторяя - Белые перчатки! Белые перчатки! Я видела! Ручки той девочки из чёрного-чёрного города, они там ! Внизу, в жиже, в туалете нашем! Она утонула, эта девочка, а перчатки всплыли и кости из них торчат!!! Правду мальчишки рассказывали...Короче, вожатые наши вошли в этот туалет и действительно обнаружили на поверхности плавающие вздутые белые резиновые перчатки, которые бросила туда уборщица. А может, просто уронила.
   С того дня мальчишки больше не приходили в нашу палату, потому что всю ночь на стуле у двери бдительно дремал вожатый Саша Серов. А уборщице был вынесен строгий выговор.
   В одном чёрном-черном лесу стоял обычный пионерский лагерь...