Урушдаур

Я родился в Месопотамии, в величественном городе Ниппур, что омывается животворящими водами реки Евфрат. Мой отец - жрец, читал волю нашего Бога Энлиля – Владыки-ветра, Царя богов и людей, Хозяина всего, что на земле. С младенческих лет я впитывал правила и обычаи служения Богам.

Голод знаний, словно ненасытный шакал, пожирал меня изнутри. Я никак не мог его утолить. Вопросы, лились из моих уст, неиссякаемым ключом. Весь мир для меня был чем-то непонятным, таинственным. Я хотел знать, знать всё. Сначала, родители, отвечали мне с охотой. Но каждый их ответ, только увеличивал рой, мучащих меня вопросов.

Отец мой, проводник воли Бога на земле, служил в небольшом храме на юге Ниппура, он приносил жертвы Энлилю, читал его волю. Вскоре отец перестал отвечать на мои вопросы. Но стал брать меня с собой в храм, сказав, что если моя вера будет крепка, то сами Боги ответят мне.   

Лучшего ученика, чем ребёнок, терзаемый голодом знаний, желать невозможно. Я поглощал всё: каждую мелочь, деталь, движение, интонацию с которой говорил жрец, обращаясь к Царю богов и людей, выражение лица, расположение жертвы, время суток, размер Луны, погоду, под каким углом падает свет на потроха. Всё это было важно, чтобы правильно прочесть волю великого Энлиля.

Я ощущал дыхание Владыки-ветра в каждом последнем вздохе жертвенного барана. Я видел образ бычьих рогов, что застывал в зрачке животного в конце предсмертной агонии. Это сам Энлиль приходил отвечать на мои вопросы. Стоило расположить ещё теплые, покрытые кровью внутренности, под нужном углом к свету, как знаки, будто черви во время дождя, выползали на поверхность, складываясь в слова. Отец мой, кроме ответов «Да»/«Нет», ничего не видел в потрохах, впрочем, как и многие жрецы. Только со мной вёл беседу Хозяин всего, что на земле.

Я был создан для служения Владыке-ветру и чтения его воли.

В пятнадцать лет я уже сам приносил жертвы, читал волю Царя богов и людей. Я был самым молодым жрецом. Отец гордился мной, Боги общались со мной. Энлиль был доволен и ни разу не бросил свою кару на Ниппур: поля колосились, от зерна ломились амбары.

И вот спустя пять лет, слава обо мне достигла главного жреца, и я был приглашён для проведения жертвоприношений в праздник акита Экура, в период посева нового урожая. В этот период Бог Энлиль временно покидал нас, умирал как умирает зерно, погружаясь в черноту земли. Его оплакивали и приносили много жертв, чтобы даровать ему жизненные силы. И напитавшись, он возвращался в свой дом, в Экур, подобно зерну, что возрождается в золоте тугих колосьев.

Только Боги бессмертны. И даже нам, жрецам, - их слугами и проводникам их воли, после смерти уготовано быть тенью в Стране, из которой нет возврата. Блуждать в темноте и пустоте, не имея ничего: ни цели, ни еды, ни даже питья.

Главный храм города, дом Бога, величественный Экур, располагался в особом, сакральном, месте. Все стороны света сходились в доме Энлиля. Царь Богов и людей был везде и всюду, видел всё.

Дом Бога, располагался на холме и уходил высоко ввысь, за облака, соединяя землю с небом. Не каждая птица могла пролететь над ним, не каждое животное могло обойти его, таким высоким и большим был главный храм. Словно оазис среди пустыни, он приковывал взгляд и влёк к себе каждое живое существо.

Я впервые был в Экуре, это была великая честь. Стояла тёплая лунная ночь, наполненная стенаниями и слезами, - народ стоял возле храма, оплакивая исчезнувшего Бога.

Дом Бога был величественен и внушал трепет: он будто состоял из трёх башен сужающихся кверху, каждую из которых огибали, тонущие в яркой зелени, просторные террасы. Первая башня была чёрной как смоль, затем следовала башня цвета обожжённой глины, и последней была башня белого цвета, под стать облаков, которых она касалась.

Стол для жертвоприношений располагался в правой боковой пристройке к первой части башни. Там меня уже ждали. Энлилю нужны были силы для восстановления, и в заключительную ночь праздника полагалась исключительная жертва – бык. Это был самый массивный бык из всех, которых я когда-либо видел: в холке он был почти как я, а я в росте превзошёл многих. Бугры мышц животного проступали сквозь лоснящуюся в свете Луны шкуру, его рога были длинны. Это была действительно достойная Бога жертва, что восполнит его силы и вернёт в дом на земле.

Я взял ритуальные ножи. Животное повалили на каменный пол несколько жрецов. К его голове и ногам были привязаны верёвки, что сейчас с силой тянули жрецы, не давая ему пошевелиться. Бык выглядел на удивление безмятежно, будто знал, что это высшая честь для него, пополнить силы Царя богов и людей. Инструктированные драгоценными камнями золотые рукояти ножей приятно холодили ладони. Громким эхом, разнеслись мои слова по всему храму:



«О Великий Энлиль,

Воля твоя простирается до самых дальних границ, слово твоё священно,



Царь богов и людей,

Заветы твои незыблемы, заповеди твои всегдасущи,



Владыка, чей взор простирается до пределов земных и небесных,

Владыка, чей свет наполняет огнём жизни всё живое,

Владыка, чей белый помост высок и нерушим,



О, Великий Энлиль,

Все законы человеческие и божественные исходят от тебя,



Боги встают на колени пред тобой,

О, Царь богов и людей,



Вездесущий Энлиль,

Имя твоё величественно, а власть безгранична,



Сегодня, эту жертву мы приносим, во славу тебе,

О, Великий Энлиль!».



 Быстрые, отточенные за много лет, движения: лезвия блеснули в свете Луны, струи крови окропили меня и стены алым. Сладковатый запах, отдающий металлом во рту, наполнил воздух. Послышалось булькающее мычание. Бык забился в агонии, которую едва гасили десять жрецов, что с силой тянули верёвки. Подшаг, новый разрез вдоль брюха, потроха, будто рубины, с глухим звуком посыпались на каменный пол. Багряная пена пошла из ноздрей и пасти быка, силы покидали его. Прислужники собирали ценную жертвенную кровь, подставляя емкости к горлу. Агония продолжалась, а печень была тёплой, когда я её вытаскивал.

Но не об урожае, дожде и погоде я спрашивал Энлиля, а о себе. Я не верил, что нет пути иного, что только Боги живут вечно в Верхнем мире. А жрец, служившей им верой и правдой не заслуживает бессмертия, и должен уйти в Страну, из которой нет возврата.

И Царь богов и людей мне ответил: знаки проступили на печени, стоило её расположить под нужным углом к трепещущему пламени. «Урушдаур» - прочитал я. О ритуале переселения душ я лишь знал, что такой существует и, что знанием о нём наверняка обладает главный жрец. Но как мне жрецу, отвечающему за жертвоприношения в небольшом храме достать данное знание?

Жертва была достойна Бога, Энлиль напитался силой, вернулся. Я ощущал его присутствие в ту ночь, как никогда прежде.

Резкий порыв ветра, поднял песок, кинул его в глаза, затушил факела. Кромешная тьма разлилась по помещению. Жрецы, прислужники боялись пошевелиться, а ветер выл, поднимая песчаную бурю. Владыка-ветер, великий Энлиль, был среди нас.

Я перебирал в руках кишку, она была тёплой, липкой и пыталась выскользнут, будто живой слизняк. Всего один вопрос произносил я про себя снова и снова: «Где раздобыть мне знание о ритуале Урушдаур?» И Бог ответил мне, я чувствовал его горячее дыхание, что обжигало мою кожу раскалённым песком. «Уршур», - услышал я в сильном порыве ветра. Факела загорелись, двери с грохотом закрылись, ветер завыл за ними.

Я выбежал наружу. Народ пал на колени, встречая Владыку, что возвращался в свои покои в форме большой песчаной фигуры человека в рогатой короне. Энлиль нёс, будто сундук с драгоценностями, только что принесенного мной в жертву, быка. За спиной Бога, песчаной бурей, развивались крылья. Он степенно поднимался по ступеням. Дойдя до верхней башни, Владыка открыл массивные деревянные двери, обитые серебром. Песок опал. Резкий хлопок дверей. Ветер стих.

«Энлиль вернулся!» - послышался сверху наполненный силы и торжества голос верховного жреца. Народ встал с колен. Радость и ликование охватили всех.

А мои мысли не покидало имя Уршур, мне необходимо было найти человека, носящего его. Но видимо, Боги хотели подарить мне вечную жизнь, поскольку не успели ещё первые лучи солнца коснуться Ниппура, как я нашёл его. Уршур, что был один из жрецов, служившем в данном Экуре, на рассвете уже говорил со мной, сидя в храме, в котором служил я.

Лучшего времени для похищения жреца найти было сложно. Ликование и веселье в честь возвращения Энлиля продолжалось до заката солнца. И я похитил его. Подкрасться сзади и ударить по голове, а затем принести старика в храм, было просто. Больше времени заняло ожидание пока он придёт в себя.

Уршур был одним из старейших жрецов Энлиля. Его кожа была, словно глиняная табличка, испещрена следами времени: морщины и пятна покрывали её. Глаза старика плохо видели и утратили весь цвет, впрочем, как и волосы. Но он не испытывал страха, а с интересом меня рассматривал и даже заговорил первым:

- Зачем я здесь, Эндур? – его голос был по-старчески скрипуч и протяжен, но сила, чувствовалась в нём.

- Я лишь исполняю волю нашего Владыки, Уршур, - ответил я нехотя.

- И какую же именно волю, ты исполняешь, жрец? – в его глазах загорелась, так знакомая мне искра жажды знания.

- Урушдаур… - произнёс я почти шёпотом. Зрачки старика расширились, будто пламя загорелось в них. Это не ускользнул от меня, - ты обладаешь знаниями о данном ритуале. Эти знания ты должен передать мне, Уршур. Такова воля Энлиля! И не нам ей противиться!

- Эндур, а ты уверен, что верно прочитал волю Царя богов и людей? Урушдаур – ритуал переселения душ, ты слишком молод для него. Твоё тело прослужит тебе ещё десятки лет верой и правдой без этого ритуала, - и не было в его взгляде хитрости. Уршур смотрел на меня внимательно и в то же время… снисходительно? Так обычно смотрят на провинившихся детей, ожидая их объяснений.

- Владыка-ветер, хочет, чтобы я вечно служил ему в среднем мире! Исполнял его волю! Приносил ему жертвы! - исполненным мощи голосом произнёс я.

Старый жрец пробормотал, будто размышлял вслух:

- Энлиль, перед тем как вернуться в свои покои заходил посмотреть на принесенную ему жертву, а потом нёс её в своё жилище. И только Эндур не был ослеплён песком, - он замолчал, будто что-то обдумывал, а затем, вздохнув, устало, - Я не могу противиться воли самого Хозяина всего живого! Раз его выбор пал на тебя, я помогу тебе, молодой жрец. Но Урушдаур не дарует вечной жизни, он лишь дарит тебе новое молодое тело, - улыбка озарила лицо Уршура, но в ней читалось лёгкое сочувствие.

«Старый жрец, сочувствовал мне? Я неправильно, прочитал волю Энлиля?»

Во мне закрались смутные сомнения, что заставили заново окунуться в ночь жертвоприношения. Я закрыл глаза, погрузился в воспоминания. Вспомнил в мельчайших деталях помещение, расположение жрецов и жертвенного быка, положение Луны на небе. Ощутил вновь привкус металла во рту и приятное тепло потрохов в своих ладонях. Вновь рассмотрел угол, под которым падал свет. Увидел проступающие знаки, что сложились в слово Урушдаур.

Зря я сомневался. Всё было соблюдено! Все детали верны!

Горячее дыхание Владыки-ветра раскалённым песком оскребло мою кожу, пыталось проникнуть в закрытые глаза. Я вновь услышал его голос в завываниях ветра. Теперь я знал, как усовершенствовать ритуал, чтобы он даровал мне бессмертие.

Протяжный скрип дверей заставил меня открыть глаза. Старик стоял на коленях и шептал хвалу Владыке, его глаза были полны песка, а тело покрыто кровоточащими мелкими ранами, словно тысячи маленьких кинжалов порезали его.

Царь богов и людей выказал свою волю и покарал сомневающегося. Несмотря на все наши старания Уршур потерял левый глаз.

На следующий день, старый жрец принёс глиняные таблички с описанием ритуала. Урушдаур был назначен на последний день праздника акита Экура в честь сбора урожая.

У нас было достаточно времени, чтобы усовершенствовать ритуал, как велел мне Энлиль.

Ночами, старик исполнял волю Бога: выдалбливал с помощью молоточка и острой тростниковой палочки знаки клинописи на моей кожи. Он наносил слова Царя богов и людей, что навсегда отпечатаются на моей душе, прикрепят её к среднему миру и закроют для неё врата в Страну, из которой нет возврата. Начал Уршур с ног, и постепенно шёл вверх. Спина же была оставлена для высекания ритуала Урушдаура.

Я стойко терпел, но, когда боль становилась невыносимой, я курил гил. Однако он со временем перестал обезболивать, тогда я прикусывал затянутую в кожу ветвь пальмы, давя крик. Несколько раз я терял сознание от боли. Уршур хорошо выполнял волю Владыки-ветра: тщательно обрабатывал мои раны и давал время на заживление и отдых, прежде чем приступал к следующей части моего тела.

Мой новый сосуд - мальчик шести лет внимательно следил за нанесением знаков на моё тело, помогал старому жрецу. Жесткая диета из священных плодов финиковой пальмы, особенных растений, должна была подготовить сосуд к принятию меня, ослабить связь его души с телом. На рассвете Уршур опаивал мальчишку специальной настойкой радости, сделанной из гила. Она погружала сосуд в длительный сон, во время которого его душа покидала тело.

И вот настал последний день долгожданного праздника. В этот раз, быка в жертву приносил сам верховный жрец.

Всё было готово для Урушдаура. Моё тело было полностью покрыто клинописью, знаки на спине ещё кровоточили. Душа едва держалась в сосуде. Моя же душа была сильна как никогда. Мне всё чаще снились сны, в которых со мной говорил Энлиль, рассказывая и показывая, как он создал всё, что окружает нас. Он ждал меня. После ритуала я должен был стать равным Богу, жить вечно.

Сам Царь всех богов и людей должен был помочь нам с ритуалом. Мы ждали возврата отца нашего - Энлиля в его покоях. Я лежал вместе с сосудом на каменном столе, что на сегодняшнюю ночь должен был стать алтарем, и пытался прочитать волю Владыки-ветра в пляске огня, что отражалась в драгоценных камнях на потолке.

И как только за дверью послышалось завывание ветра, Уршур, опоил меня и сосуд настойкой радости и начал свою молитву:



«О, Отец наш, Великий Энлиль, ты вездесущ!

Исполинский бык, не знающий страха, неведающий преград,



Перед моим взором встал большой бык с длинными рогами. Я не мог оторвать взгляда от него. Мускулы буграми перекатывались под шерстью, которая отливала серебром в свете Луны. Он будто светился изнутри. Клубы дыма валили из его ноздрей, песок столбом поднимался из-под его копыт, но взгляд его был спокоен.



Повелитель, обитель чья Ниппур, стоит во главе городов,

Повелитель, внемлить словам которого жаждут все города,

Всё живое, от истоков земных до пределов небесных, смиренно ждёт приговора твоего!

 

О, Великий Энлиль, что восседает во главе богов,

Хозяин храма Экур, исполненный могущества и силы,

Наполнят же мощью чресла твои

Жертвы, что приносим мы!



О, Отец наш, Великий Энлиль,

Стенания о тебе,  заполнен мир,

В хвалу тебе, наполнены кровью жертвенные чаши!

Возродись же, Царь людей и богов,

О, Великий Энлиль!

 

Неистовый ветер, приводящий в трепет всё живое и неживое,



Порыв ветра открыл массивные дубовые двери, обитые серебром и камнями. И я видел, как Энлиль в образе песчаного быка, что явился мне, зашёл в свои покои.

Уршур продолжал напевать:



О, Великий Энлиль, отец наш, к тебе обращаюсь,

Затворы небесные уничтожь,

Замки все сорви,

Закрытые врата небес отвори,

Эндура пусти.

Песчаный бык начал свой бег по помещению. Массивные двери хлопали, словно лёгкие крылья неугомонной стрекозы. Подобно грому, голос Уршура заполнил покои, эхом отражаясь от стен и потолка, и, казалось, перекрывал и вой ветра, и ликование народа на улице.

Слово, покинувшее уста твои, незыблемо,

 

О, отец наш, Великий Энлиль, Господин храма Экура,

Могущество твоё безгранично,

Боги небесные и земные подчиняются воли твоей!

Всё живое рождается по велению твоему!



Яви же силу свою!

О, Великий Энлиль!



Погасли факелы. Я ощутил уже знакомое мне горячее дыхание Владыки-ветра. Тело сосуда забилось в диких конвульсиях. Исполненный силы голос жреца вливался в мои уши:



Наполни же сосуд светом своим!

Металлический блеск отразился в драгоценном рубине на потолке, что-то холодное коснулось моей шеи. Ветер вторил словам Уршура, что сейчас гремели бурей. Я чувствовал, как кровь забила струей из моей шеи.

Омой Тень, покинувшую Эндура,

Водами Жизни, что во власти твоей,

Я наклонил голову в сторону сосуда, что лежал не шевелясь. Его бледное, искаженное болью, лицо было повёрнуто в мою сторону. Пена, пузырясь, медленно вытекала из открытого рта, частично скрывая мертвенно-бледный, вывалившийся язык и синие губы. Зрачки сужены, стеклянный мёртвый взгляд. Я не мог пошевелиться, холод заполнял моё тело. Вокруг же меня плясал Энлиль в виде серебряного быка, выдыхая в такт жреца слова, что рекой плыли по покоям:

Да не распахнутся перед ним врата в Страну, из которой нет возврата,

Закрепи же душу Эндура, во славу свою, Владыка, в срединном мире,

И вернётся Эндур возрожденный!



Дыхание младенца – есть возрождение!

Юная любовь – есть возрождение!

Воспевание тебя – есть возрождение!

Мудрость жрецов – есть возрождение!



Воскреснет, Эндур, ликующий,

Воскреснет, Эндур, просветленный!

С сего дня запечатаны двери Страны, из которой нет возврата,

И будет служить тебе, Эндур, помолодевший, вечно!»



Старый жрец замолк и устремил на меня свой одноглазый взгляд. Мне хотелось кричать, но тело уже не принадлежало мне.

«Сосуд мёртв!!!» - билась в агонии мысль в моём угасающем сознании.



Февраль 2019 года

Алекс Тёмных