6. Вавилон

   Подъехали к ансамблю из производящей работу мукомольни с крутящим громадными лопастями колесом и - у края плотины - изящного строения усадебного типа, с террасой на первом этаже и беседкой в глубине вишневого сада. Навстречу гостям к тарантасу вышел сам мельник в домашнем халате, аляповатом и фальшивом, не натуральном, псевдо-персидском. Мигера с неожидаемой от него прытью соскочил с облучка и вразвалочку, перебивая косолапые, неуклюжие движения своего тела на ножках-колбасках короткими семенящими шажками, приблизился к Вилону.
- Здравствуйте, барин. Как почивали? – чуть ли не полез он целоваться к хозяину. – Какие сны видели? Как изволит себя чувствовать хозяюшка?
   Вилон, важный как губернатор, кивнул подобострастному чиновнику, не удостоив ответа. Когда же тот раскрыл объятия и вытянул в дудочку губы, готовясь к сладострастному поцелую, просто отстранил его рукой. Не тут то было: Мигера мигом приложился к вытянутой ручке и быстро облобызал её.
   Это заняло секунды, но гости успели разглядеть на лице мельника подобие мелькнувшего отвращения. Оторвав руку, будто ее ошпарили, Вилон поднял голову и только теперь, казалось, разглядел притихших наблюдателей акта идолопоклонства.
- А это что за маскарад с тобой прибыл? Кого ты привез? К чему эти ряженые? Праздник вроде завтра, спешишь, брат.
- Тише, дорогуша, тише, - затрепетал от испуга Мигера, сконфузился до выступивших на лбу красных пятен, зашептал вместо слов. - То вовсе не ряженые, а почтенные люди.
- Ошибаешься, брат. Почтенные люди разве в таких нарядах разгуливают. Эти балахоны, что на них надеты в пору палачу какому, или юродивому. Срамоту прикрыть. Чтоб по миру без стыда шастать.
   «Почти угадал, - подумал Мигера, - так и есть, чтобы срамоту прикрыть».
- Вот, скажи мне, ты бы в таком виде предстал бы перед порядочным обществом?
- Не казни, смилостивись, барин. Прошу убавь басу, не рычи, аки буйвол, - шипел Мигера. – Услышат, не ровен час. Ты, мил друг, не одёжу примечай, то рубахи трактирщика Бойля – не знаю где он их взял, откуда откопал, может и впрямь списанные робы прикупил в Гронвельде и привез оттуда. Он мужик размерный, сам поди знаешь. Может подумал, а что в хозяйстве всё пригодится, а может и на смерть приготовил, на случай кончины, своей или еще кого. Товар он того... сбыт всегда найдет.
- Что-то ты, Мигера, заговариваться стал. Болен?
- Болен, барин. Болен. Я сегодня целый день болен. С утра еще. Нечем одеть было, потому и пришлось так непотребно. Извиняйте, если не угодили. Другого выходу не было. Оттого и балахоны получились.
- Час от часу не легче. Они шо голые лазали по улицам?
- Почему голые, матерь божья? Почему лазали? Боже правый, помоги внять неразумному. Давай, Филип, оставим эту тему, не могу так сразу с кандачка объяснить. Прошу только одно: не срами перед людями, окажи честь и всё такое... Потом доскажу. В голове всё кругом йдет. Ералаш какой-то сделался.
- Пил, признайся?
- Ни-ни. Ну разве малость. Так то как раз не помеха разуму.
- Так и быть приму с почестями, но учти буду самостоятельно дознание учинять, что за архангелы объявились в нашем крае.
- Уважь, Вилоша. Поверь на слово. И то лучше, чем старика напрягать понапрасну.
   Вилон снизошел до рукопожатия, поздоровкался по-крестьянски с пришельцами, то есть потряс каждому руку, и спросил по русскому обычаю, как требовали понятия о гостеприимстве:
- Откуда путь держите, господа хорошие?
   Тут следовало бы по жанру русских сказок написать ответ за прибывших: «Издалека, государь. Путь наш не близок. За тридевять земель, за тридесять морей держим мы путь...» И так далее, как в сказках и былинах принято. Но то не наш рассказ получится, не оригинальный, плагиат в прямом смысле. Мы расскажем, что было на самом деле, и речь соответственную построим, без следования традициям и не кривя душой.
- Издалека, из самого Гронвельда, - ответил Гусь, не мигая от солнца, как будто у него в каждом глазу сидело не по живому, а по искусственному хрусталику. Подарок от самого Иллизарова.
- Что ж привело в наши края? Потребность какая, али путешествуете?
   Хотел было сказать ответчик, что нужда у них самая обыкновенная в нынешних условиях рынка. Что, мол, маркетинг всё проклятый виноват. Что мониторят они рынок, и ищут новые пути сбыта. Но сдержался, и просто ответил, как на духу:
- Кто ж ныне путешествует без дела, дураков теперь не сыщешь.
- Вот как. Потребность, значит.
- Не совсем она, но и как без неё, - замысловато с вдохновением ответил коммерсант.
- Загадочны речи ваши, господа. Секретную миссию исполняете? Инкогнито гуляете?
- К чему нам тайком? Открыто. Конспирация не требуется.
- Именами вашими можно заинтересоваться?
- Конечно. То Брыль, мой партнер, вице-президент корпорации, коей я – глава. Гусь, моя фамилья, может слыхали?
- Нет, не приходилось. Значит, вы, господа, предприниматели?
- Предприимчивей некуда.
- Какой же сорт деятельности проповедуете?
- У нашего предприятия широкий профиль, кругозор наших интересов простирается на многие отрасли, легкие и тяжелые. Промышляем мы текстилем, целлюлозой, ремесленной атрибутикой. С оружейными мастерами в Тульской губернии имеем контракт. Приторговываем, знаете ли, по купеческой линии. Междоусобные услуги.
- Посреднические операции, стало быть.
- Не только. Мы – пакетчики, то бишь акционеры с правом голоса. Совладельцы монопольного производства механических средств.
- Говорю тебе, люди серьезные, стоящие, - задергал рукав мельника Мигера.
- Монопольного производства, говорите? – задумчиво проговорил Вилон.  – А что ж одеты столь неприхотливо? Роняете престиж фирмы, торговую марку. Я понимаю, конечно, авария, промокли, поизорвались в дороге. Но можно было предусмотреть последствия и на крайний случай прихватить запасной костюм... хотя бы пару носков и, простите, трусы... уж без дополнительного комплекта совсем не обойтись в путешествии. Разве не так?
- Точно так, - отозвался Брыль, он хотел что-то добавить, но Гусь отодвинул его в сторонку.
- Это – целая история, которая приключилась с нами в дороге... и, конечно, у нас были и дополнительные трусы и носки с начесом и прочие туалетные принадлежности интимного характера. Но, понимаете ли, его величество случай – такая сволочь, извиняйте за выражение, никак невозможно предвидеть всех лишений, кои выпадут на головы потерявших удачу на извилистом повороте судьбы путешественников. Тернисты пути предпринимателей. Уж эту истину вы, разумеется, постигли: я наслышан о вашей карьере и финансовом успехе.
- Неужели? – Вилон поднял брови и повернулся к Мигера с вопросительным взглядом.
   Старик повел плечами, как бы говоря: «Ничего не мог с собой поделать, пришлось поделиться историческими подробностями».
- Не беспокойся, Вилоша. Господа имеют понятия о чести, такте и умеет держать язык во рту и за зубами.
   Гусь поддакнул:
- Ни одной детали вашего сногсшибательного взлета не просочится в печать. Клянусь своими акциями. А что касается правдивого рассказа о нашем невероятном падении с моста и в ваших глазах, то лучше всего о нем поведует господин городовой. Он едва ли не присутствовал при этом и был свидетелем аварии нашего Пегаса.
- Точь-в-точь, видел практически собственными глазами, - заторопился с подтверждениями Мигера, надеясь своим участием и соучастием горю горе-предпринимателям настроить Вилона на мирный лад в отношении к гостям, или хотя бы сократить негатив, мрачную окраску не правильно начавшихся переговоров. – Катастрофа. Жертвы. Кровь. Мужество молодых людей. Всё это было, готов присягнуть. Они спасали женщин, детей, падших животных и даже бесполезных бескрылых насекомых с обожженными лапками от мучительной смерти под горящими обломками. Всё было. Ужасно всё это. Ужасно. И славу богу, что всё кончено. Кончилось так благополучно. Жаль Грандиозный мост, почти рукотворный шедевр, но что поделать. Без жертв не обойтись в подобных обстоятельствах. Кем-то нужно пожертвовать. Главное спасти людей и живность.
- Как?! – воскликнул Вилон. – Мост разрушен?
- До основания. До фундаменту, - ответил хладнокровно Мигера. – Тот устоял, только трещины пошли по фасаду. Наружняя же конструкция же не выдержала груза технической революции. Был мост, и нет моста. Зато случился грандиозный обвал.
- Чудом спаслись, - скрестив руки на груди, трагическим баритоном прокомментировал Брыль.
- Но все издержки по восстановлению чуда архитектуры и мостостроения мы обязательно компенсируем, - поспешил успокоить хозяев Гусь. – Даже имеем кое-что предложить для исправления ситуации, взаимовыгодное и направленное на развитие сотрудничества. С этой целью и посетили ваш город. Знаете, господа, не буду скромничать, оно и не к чему, у нашей компашки цели нацелены далеко-далеко, и у нас, как это говорится, уже давненько выросли длинные руки, ноги и не вчера возник на пустом месте ворох идей, - закончил пацифическую речь долговязый Гусь, ступая с крыльца на порожек и цепляясь темечком за косяк двери. – Так что приглашайте смело, можете нам доверять и начать пространно обсуждать совместные планы по взаимному обогащению. А верительные грамоты еще прибудут, мы их вам предоставим, чтобы устранить всякое сомнение в значительности наших помыслов и далеко идущих планов.
   «Да уж, длинных, это точно сказано, - подумал Вилон, кривясь, как от зубной боли, от многочисленных обещаний и заверений монополиста, неизвестно откуда вынырнувшего в их мутной воде. – И язык тоже длинный. Наверное, длиннее, чем его мысли».
- Прошу, - сказал он, - входите. Сейчас будем обедать.
   На террасе накрывали стол. Располневшая, но еще вполне привлекательная дама, как можно было догадаться – жена Вилона, а не прислуга, постукивала тарелками во время сервировки. Ей помогала похожая на ребенка во взрослых одеждах карлица, едва достававшая ростом до столешницы. Они обе увлеклись и не заметили входящих, так как были обращены к процессии спиной.
- У нас всё демократично в доме, - на ходу объяснял Вилон. – Никакой прислуги. Всё жена, да я помогаю по хозяйству. В городе ходят слухи, что я артистократился, впал в маразм и держу челядь в сто человек, что меня одевают по утрам и раздевают вечерком девственницы, выписанные из Гронвельда, что в обед мне прислуживают официанты из «Бельведера», которых опять же командировал в мое услужение тот же Гронвельд, даже говорят, что к столу меня переносят носильщики в тамбурине... честно скажу, даже не знаю, что это такое... наверное, карета так называется по-ихнему, по-китайски, или персидски, словом там, где они леняться пешком передвигаться. Это от зависти.
   Гусь показал на карлицу.
- А, это, - сказал Вилон. - Эта несчастная находится на исправлении. Я ее взял из сумасшедшего дома, да, действительно, выписал из Гронвельда, так что... так что из этого? Это всего лишь акт милосердия с моей стороны. Милосердия и сострадания к блаженной душе. Да, еще дочь мне помогает, мне и жене. Подсобит чем-нибудь, и то славу богу и на том спасибо. Вообще-то, она тяготеет больше к искусству. Музицирование, балет, ну знаете, современные тургеневские барышни. Такие недотроги, там пальчик уколет, тут шейку натрет. Или надует. Хотя поёт, признаться, восхитительно, где научилась? Вот, если погостите дольше и задержитесь до вечера, она вернется с гуляний из сада, попросим её спеть, а не то заставим – капризна, - вздохнул, оправдываясь, хозяин виллы.
   Мигера принялся поддакивать:
- Правда, прелесть что за девица. Настей зовут.
   Жена мельника обернулась и чуть не уронила на пол блюдца, к которым перешла по очереди, начав с раскладывания тарелок. Увидала во главе процессии двух пугал в белых тогах, появившихся на террасе точно привидения. Но Вилон строго цыкнул на неё, и она успокоилась, даже заулыбалась.
- Проходите, гостечки дорогие, - пропела она, как арию. – А я вас и не слышала, как вы появились.
   «Глуховата, наверное, - подумал Гусь. – Мы тут уже с час распинаемся перед ней, точнее перед её толстым задом, а она, видите ли, нас не слышит. Принципиально».
- Чувствуйте себя, как дома, - продолжала она монолог, будто не могла остановиться, и её несло и несло по волнам. – У нас всё по-простому, по-крестьянски. – Лицо Вилона покоробилось. – В столице небось всё иначе. Культурнее, по-заграничному всё обставлено. Приборы, поди ты, на столах расставляют всё из китайского фарфору и хрусталь, наверно, звенит не как наш, с переливами, может даже мотивчик какой издает: «мендельсона» играет, или соловьем заливается...
   Гусь открыл было рот, но мельничиха его опередила:
- ... и одёжа там другая, дамы нарядные, пышные в своих юбках с оборками. Сама-то я не бывала в тех местах, далее Уваровки не выезжала, не выездная я – муж больно строгий, не отпускает одну, а с собой, когда в командировку, не берет, сколько просила, напрасный труд – уговоры. Но слыхала, что мода нынче у Гронвельду ентересная. Потешьте даму, расскажите. Просветите.
- Цыц, ты баба! – не выдержал, рявкнул Вилон.
   Он первым отодвинул стул и сел.
- Присаживайтесь, располагайтесь удобнее, - пригласил жестом. – Нынче в фаворе демократия, - сказал он, будто и не прерывал своих речей и своих мыслей, не отвлекался на усмирение глупой бабы. – Но вот сущность её изменилась, не находите? Истинные демократы ратуют за простого человека, из низов который вышел, мол, что все равны перед законом, пред богом, и прочая ахинея. Не то, что нынешние демократцы-технократцы. Те – выходцы из иной мануфактуры, они не отрицают эксплуатации человека человеком, всячески пособствуют ей. Этак, господа хорошие, мы приблизимся к абсолютной монархии и может быть даже к рабовладению. Не находите?
   Гусь хотел сказать: «Нет, не нахожу», но деликатно и дипломатично ушел от прямого вопроса и дал скользкий ответ, как будто протянул утопающему веревку, намазанному жирно салом:
- Это философский вопрос, по моему, - принялся рассуждать Гусь, при этом размахивая по неопределенной траектории чайной ложечкой во все еще горячем воздухе предместья губернского города и мня слова, точно забродившее тесто. – Некогда один умник, любимый и даже боготворимый челядью, немец Маркс баловался известной гипотезой, что историю вспять не повернуть. А, по моему, это утверждение – мистификация. И абсурдно. При желании можно крутить-вертеть чем и кем угодно. Тем более этой продажной и распутной тварью – историей.
- Фи, господа! – состроила мину Вилонша. – Прошу вас, господа, не будем обсуждать тему проституции. Она теперь так массируется, так массируется и в газетах и на завалинках, что я не знаю даже... стыдно слушать.
- А ты не слушай бабьи сплетни, - сказал Вилон, - сама меньше языком трепать будешь. Господа, не слушайте её. Варвара далека от политики, философии, общественных наук, дом – вот ее цех, производство. Вот, где она специалист широкого профиля. Крестьянки исторически очень ограничены по природе своей, они не настоль хорошо образованы, чтобы судить о значительных делах. Они сконцентрированы на узком наделе, им не доступны, не свойственны широта, полет мысли, глубины анализа... Вы, надеюсь, понимаете о чем я веду речь?
   Гусь послушно кивнул в знак согласия. Мигера прокашлялся. Брыль, склонившийся над тарелкой, проурчал.
- Варвара, иди к себе, - попросил жену Вилон. – Мы ведем серьезный разговор, не мешай, пожалуйста, нашей деловой беседе.
   Варвара с обиженным видом удалилась, пробормотав напоследок, но так чтобы ее никто не расслышал:
- Крестьянка, ишь ты. А само-то кто? Мазепа.
- Так вот, на чем я остановился, - Вилон заметно оживился после ухода жены, он потер лобик пальчиком и уселся удобнее на стуле. – Вот именно, как я сказал, к монархии придем с этими субчиками, которые за старые традиции уцепились, как крабы, не оторвать... и к рабовладению, может быть позже. Вы согласны, что мою логическую цепочку не разорвать? Что ж её только подтверждают очевидные факты.
   Мельник перевел дыхание, как бы собираясь на приступ новой крепости.
- Эксплуатация и насилие – не правда ли звучит скверно, сверлит мозг. Не подумайте, я не коммунист и социально неопасен, безвреден даже. Однако, по натуре либерал до мозга костей, русского мужика люблю и в обиду не дам. Ещё чаю? Пожалуйте сливки, мармеладу. Мигера, вот, не даст соврать.
- Ей-ей, так и есть. Я сам, признаться, не терплю радикулизма. И также просто обожаю мужичьё. Так бы и облобызал каждого в морду...
- Разве можно так, господа хорошие, - вдруг встрял в разговор Брыль, подскочив на своем стуле и едва не опрокинув тарелку с супом. До сих пор он казался уснувшим прямо за столом. – Рассусопились, обмякли, сникли. Позор. Мы, как офице... как предприимчивые люди, свет, так сказать, нации, должны, конечно, думать о филантропии – это же в наших интересах, меценатство, как известно, приносит кругленькие барыши – но, право, прежде всего я провозглашаю курс на поголовную монополизацию всех и всего, вплоть до промывания мозгов... преследование финансовых интересов, фронтальный прорыв... кх-кх-кх, - подавился Брыль своей слюной. – Братцы, мы просто обязаны позаботиться о себе, иначе кто позаботится о нас? В этот пороховой час необходимость выживания стоит перед каждым из нас... тот и будет у кормила, у руля, то есть, - казалось, он закончил свою речь, но не тут-то было.
- Я как вице... вице... неважно. Я утверждаю, заверяю, что все это пустяки, временные неудобства, курьез. То, что форма не соответствует чину, и прочая галиматья. Призываю не распаляться, то есть хотел сказать, не распыляться, думать в первую голову о себе. Извините, что не по уставу, - неожиданно сник Брыль и присел на плетенный камышовый стул. – За нас ответят пушки.
- Еще коньячку, ваше благородие? – подсуетился Мигера, подливая в пустую рюмку из графина.
- Верно подмечено, - в раздумье произнес Вилон. – Мы с вами избранные, культурные, образованные люди, не чуждые, конечно, полемики, но все равно идущие в одном направлении. Мы – творцы будущего, нам в нем, в этом благоустроенном мире жить. Процветать и богатеть.
- Как точно вы определили наше место, - умилился и не удержался, чтобы не выкрикнуть со своего места Мигера.
- У нас с вами великая и наиответственнейшая миссия на земле. Положа руку на сердце, сам много думал о своей роли и... честно скажу, трепетал. Демократия хороша во всех аспектах и даже сама по себе, как самодостаточная. Но всегда хочется маслица к хлебушку, или медку и всякие другие еще неустоявшиеся прочности. Вы меня понимаете, о чем я? Ещё чего откушаете, или уже насытились?
- Премного благодарны. Удовлетворены, - встал Гусь. – Моему товарищу прошу отвести горницу, и койку для отдыха постелите. У него был трудный денек, сами понимаете, коммерческие успехи любого доведут до утомления. Мы же, тем временем, где-нибудь в теньке, вот, в этой беседке, к примеру, проведем раунд деловых переговоров тэт-а-тэт. У вас найдется в запасниках крепчайшее черное кофе и сигары? Только не кубинские, я их не курю. Предпочитаю... впрочем, подайте, какие есть. Демократы мы, али нет?
- Хорошо, коли так, - сказал Вилон. – Я отдам распоряжения, а вы ждите в саду.

Продолжение следует: http://proza.ru/2018/12/08/1128