Пельмени

В то утро в компании ООО «Леспилсбыт» был страшный переполох – все ждали «немца». Через день должен был приехать представитель одной баварской компании для заключения важного договора на поставку целлюлозы. Все очень надеялись на этот контракт, который определял будущее ООО на ближайшие пять лет. В связи с этим Назип Ринатович Захапитов, директор предприятия, основная функция которого была раздавать подчиненным распоряжения и подзатыльники, потребовал встретить гостя по первому разряду. Для этого он собрал весь управленческий состав. Совещание в своём, недавно отремонтированном, и по этому случаю безвкусно обставленному элегантной икеевской мебелью, кабинете вел сам Назип Ринатович.

- Товарищи, – Захапитов был поклонником СССР и любил обращаться к людям приветствием из недавнего советского прошлого, – перед нами стоит очень важная задача – встретить нашего немецкого друга.

- А на сколько приезжает этот немец? – главный бухгалтер Щётов особенно волновался, так как для этого визита требовались дополнительные средства.

- На три дня. Мы подготовили рэгламент, и наш старший менеджер по внешним связям его зачитает.

Все притихли. С места поднялся молодой человек в дорогом костюме и в больших очках итальянской оправы Закускин, который был по совместительству племянником Назипа Ринатовича. Недостаток образования и неспособность к какой-либо полезной деятельности поставили Захапитова в необходимость задействовать племянника по части организации корпоративов, приёмов и выездных совещаний. Это оказалось очень удачным решением, так как Закускин проявил в этом вопросе недюжинный талант и поразительное усердие. На подобного рода мероприятиях, на которые Закускин не жалел корпоративных средств, он не только все здорово организовывал, но и всегда становился центром внимания своими плясками на столе, пошлыми за гранью приличия конкурсами и даже элементами мужского стриптиза, чем всегда шокировал солидных дам  из экономического отдела.

- Значит так, - язык Закускина был беден и простоват, что, однако, не только не мешало, но даже помогало ему при налаживании контакта с людьми, - прилёт немца в три часа. Потом везём его в гостиницу, затем ужин в итальянском ресторане «Араметто».

Закускин сделал паузу, чтобы сглотнуть слюну, и продолжил. Все внимательно слушали, кто-то делал карандашные пометки в блокноте.

- Затем, с утра, завтрак в том же ресторане в девять. В десять совещание с подписью контракта, в час обед. Потом экскурсия по городу с заездом в наш музей-квартиру Горького, где великий писатель останавливался, чтобы выпить чаю, а затем торжественный ужин в «Араметто». Ну а с утра опохмеляемся… ну, в смысле завтракаем в девять, – при этом все оживленно засмеялись, – а в двенадцать вылет.

Когда Закускин кончил, воцарилась тишина. Кто-то обсчитывал во сколько это все выльется для фирмы, кто-то думал о том, сколько он съест на халяву, а кто-то – сколько выпьет. Слово снова взял Назип Ринатович:

- Ну?.. Какие будут соображения?

- У меня соображения, – снова подал голос главбух, – обед на одного человека в этом ресторане обходится примерно в две-две с половиной тыщи. Посчитайте, Назип Ринатович, во что это нам выльется.

- А я не привык скупиться на дорогого гостя, – заметил Захапитов со свойственной ему татарской гостеприимностью, которой он очень гордился, однако немного поразмыслив, что это  действительно много, добавил, – меня смушает другое.

Он встал и для солидности зашагал по своему длинному кабинету. Заседающие не отрывали взгляда от своего начальника, отчего их головы поворачивались то влево, то вправо, в зависимости от того, куда в данный момент двигался Захапитов.

- Меня смушает, что вот к нам, в русскую глубинку, в Сибирь, можно сказать, приезжает гость из самой Европа, – он любил иногда специально коверкать падежи, чтобы подчеркнуть присутствующим свою «татарскую сущность», как он сам выражался в разговорах с друзьями и партнерами по бизнесу, – и куда же ведут этого европейца, этого представителя передовой цивилизации? В итальянский ресторан, который на самом деле никакой не итальянский, а армянский, и который держит этот старый плут Арамян. Да он втридорога дерет за свои макарошки в мясном желе!
Захапитов явно завелся и еще быстрее зашагал по комнате, отчаянно жестикулируя руками.

- Это позор для нашего великого города. Мы должны показать гостю нашу русскую кухню, раскрыть, так сказать, перед ним русскую душу, – при этих словах он ударил себя в грудь по тому месту, где, как он думал, находится сердце.

Послышался гул одобрения, Захапитов удовлетворенно оглядел присутствующих:

- У кого какие будут предложения?

- Я предлагаю «Русские пельмени» на Камышинской. И интерьер приличный и готовят вкусно, – Щётов уже примерно прикинул в голове, сколько это будет стоить и сколько удастся сэкономить.

- Точно, надо наше русское показать, сибирское, чего он там в своей Германии никогда не увидит, а пельменная – самое то, - заулыбался начальник распилочного цеха Пузиков.

- И водка там недорого так, - оживился главный инженер предприятия Заливайко. Тут подключились все остальные и загалдели почти одновременно:

- Правильное предложение!

- Наше сибирское!

- Патриотично очень!

Захапитов поднял руку, чтобы поставить точку в вопросе:

- Рэшено. Иностранцу нужно русское, национальное, пусть он его и получит.

- И, главное еще, дешево, – опять вставил главбух.

- Падажди, э! Перебивает меня. Совсем распустились... Меня не будет, я укачу в горы по делам фирмы, – тут Захапитов сделал паузу на секунду представив, как они с его новой пассией Наташей в это время будут зажигать на курорте, и даже чуть улыбнулся, – а потому отставляю своего заместителя Бокова с правом подписи договора и печатью.

Все оглянулись на Бокова, высокого немного полноватого в бедрах и оттого с виду нелепого человека, который был правой рукой шефа и, по сути, тянул на себе всю фирму. Захапитов продолжил:

- Потому все слушайтесь Бокова. Смотри, Боков, покажи этому европейцу нашу «Русь-матушку», – он потряс для придания значимости своей речи худощавым кулаком, перетянутым у основания золотым ремешком дорогих часов, перед самим носом Бокова, – поняль?

Боков кивнул:

- Будет сделано, Назип Ринатович. Можете не сомневаться – не подведем.

Через день утром были розданы все роли, заучены слова, закуплены цветы, заказаны столики в пельменной. На всякий случай в аэропорт взяли с собой переводчицу из местного бюро переводов с базовым английским и немецким на уровне «когда-то учила в институте», поскольку профессионального переводчика с немецкого не нашлось.

Боков стоял в центре прямо перед терминалом и ждал. Справа от него стояла Люда, симпатичная секретарша шефа, в предельно короткой юбке с букетом цветов, дальше – переводчица Света лет тридцати в деловом брючном костюме с папкой в руке. Слева Боков поставил своего помощника Заливайко, затем Закускина, оба в строгих костюмах при галстуках, далее - Щётов, который держал в руках табличку с фамилией немца «Ганс Клопп». Заливайко больше других мучился ожиданием – он был полным, отчего хуже других переносил жару и всегда сильно потел.

- Сколько ж ждать этого немчуру, жарко уже.

- И водка, поди, стынет.

- Да сейчас бы лучше пивка, холодненького…

Боков, однако, как будто не слышал говоривших, так как не привык общаться с подчиненными на посторонние темы, также как не привык он лишний раз делиться с ними информацией. Вот и сейчас он один знал, что немецкий борт уже приземлился, и теперь всматривался в толпу, гадая, какой он будет, этот немец. Через десять минут показался тот, кого так ждали. Боков узнал его сразу, несмотря на то, что навстречу шла целая толпа. Но это были все не те люди. Боков не знал как это происходит, но он всегда мог безошибочно вычислить в толпе человека бизнеса, как бы тот ни выглядел. Может по взгляду, а может по манерам, кто его знает, Боков не задумывался - он вообще не привык долго задумываться о вещах, которые не были напрямую связаны с его профессиональной деятельностью.

Немец был худощав, высок, носил небольшие очки. Более ничего примечательного во внешности не было – обычное немецкое лицо, какие показывают в фильмах про войну. Боков представил на секунду этого Ганса в форме немецкого офицера и нашел, что тому вполне можно было бы попробовать себя в кино в роли какого-нибудь майора Абвера или даже эсесовца – так хорошо подходил тот по фактуре.

- Guten Tag! – Боков сделал шаг вперед и дружественно протянул немцу свою ладонь. Немец улыбнулся и долго тряс поданную руку со словами: «Здравствуйте! Меня зовут Ганс Клопп. Я приехал из Германии, из города Мюнхен». Слова звучали с типичным немецким акцентом, кроме того, выглядели как готовые штампы из разговорника, что наводило на подозрение, что немец владел русским языком не очень хорошо. Боков подумал, что не зря взяли переводчика, и слегка наклонил голову в знак приветствия, не забывая при этом улыбаться.

- Добрый день! – прозвучал женский голос под самым ухом Бокова, так что тот аж вздрогнул от неожиданности. Перед ним стояла молодая крашеная блондинка в короткой светлой юбке и навязчиво белых колготках.

- Разрешите представиться, это мой Dolmetscher, не могу это по-русски сказать. Очень сложно.

- Переводчик, – шепнула Света Бокову, тот кивнул.

- Меня зовут Клара, - переводчица широко улыбнулась оголив целый ряд огромных желтоватых зубов и протянула свою ладонь, сильно выгнув пальцы.

Боков смог более внимательно рассмотреть попутчицу немца, и подумал, насколько же страшные в Германии женщины, хотя фигура немки была идеальной. Он растерянно пожал поданную руку, потом принял прежний деловой вид и доброжелательно произнес:

- Ну что ж, тогда в гостиницу, потом ужин. Нам очень приятно видеть вас у нас в гостях. Сибирь – сердце России! – торжественно сказал Боков. Света быстро что-то зашпарила на смеси немецкого с английским, немецкая переводчица иногда что-то шептала своему патрону, тот глупо засмеялся и что-то в ответ пролепетал.

- Господин Клопп говорит, что он думал, что сердце России – Москва, - сказала Клара с доброжелательной улыбкой.

- Тогда скажите ему что Сибирь – это печень России, - немного раздраженно сказал Боков Свете, потом чуть задумался и тихо добавил, – и ее совесть.
 
Такая принципиальность немца в самых ерундовых вопросах не сулила на совещании ничего хорошего, перед ним явно был зануда, чего Боков больше всего не любил на переговорах. Света перевела, немец громко рассмеялся и сказал через переводчика, что он очень любит русский юмор и вообще русскую культуру. Боков отметил для себя, что не зря он распорядился купить в сувенирном магазине матрешку и балалайку в подарок «дорогому гостю».

После гостиницы всей толпой на служебной машине направились в пельменную.

- National Russian еда. Gut, – Боков поднял большой палец вверх, – the best ресторан in Сибирь. Немцы закивали головами как бы давая понять, что они понимают.

Когда все уселись за уютным столиком в дальнем углу за шторкой, Боков обратился к сидящему справа от него Заливайко и злобно прошептал:

- Семёныч, никакой водки сегодня, только пиво. Завтра контракт.

- Нешто я не понимаю, Аркадий Савельич. Не беспокойтесь.

- Знаю я тебя, хохол чертов, - шепотом, скорее себе, чем Заливайко, сказал Боков, но на всякий случай уже вслух добавил, погрозив пальцем, - смотри у меня.

Принесли легкой закуски, по огромной порции пельменей и по кружке немецкого пива. Немцы удивленно уставились на пельмени, потом что-то тихо сказали друг другу, наши переглянулись. Света шепнула, что гости спрашивают, что это за блюдо, так как видят его впервые.

- Ну так переведи им, что это самое что ни на есть русское национальное блюдо, родом из Сибири, - немного раздраженно сказал Боков. Света все это перевела, немцы переглянулись, посмотрели друг на друга и боязливо отправили в рот по пельмешке. Немного пожевав, немец, наконец, закивал в знак одобрения и запил все это пивом, которое пил огромными глотками.

Атмосфера немного разрядилась, Боков вздохнул. Дальше все пошло по накатанному, За первой кружкой пива последовала вторая, затем третья. Немец пил жадно, как-будто был, также как и любой русский, любителем халявы. Слова стали более развязными, разговоры – более неофициальными. Видя, что все уже пошло как по маслу, Боков утратил бдительность и решил немного зажечь с переводчицей, для чего пригласил ее потанцевать. По этой причине он никак нем мог видеть, что Заливайко в какой-то момент решительно направился к бару и вернулся оттуда с бутылкой водки.

- Шнапс! – с этими словами он поставил бутылку на стол. Немец радостно закивал в знак согласия. После второй рюмки немца начало развозить, а после третей он заплетающимся языком произнес: «Es ist genug».

- Господин Клопп говорит с него хватит, завтра работать, – сказала переводчица, которая категорически отказывалась пить даже пиво, ссылаясь на работу.

- Передай своему Клоппу, что лишняя пара рюмок не только не повредит, но и улучшит его мозговую деятельность, это доказано наукой и подтверждено практикой, –  с этими словами Заливайко подлил немцу ещё, - к тому же по старой русской привычке, грех отказываться - явный признак неуважения.

- Но господин Клопп не сможет завтра работать, ему нужна свежая голова, - слабо возразила переводчица.

- Потому и надо выпить, – Заливайко поднял палец вверх и подал стопку самой Кларе, которая с растерянным видом, как будто загипнотизированная собеседником, взяла рюмку.

Безобразие прекратил Боков:

- Что здесь происходит? Ты опять за своё?

- Отдыхаем, – Заливайко виновато и растеряно смотрел на начальника.

- Идиот! – Боков был настолько разгневан, что ему было уже не до романов с переводчицами.

На следующее утро немец сидел в кафе с мокрой тряпкой, приложенной к голове, которую поддерживала Клара. Боков сидел напротив и пытался как-то его развеселить. Заседание было перенесено на полдень ввиду болезного состояния немца. К двенадцати после трех чашек кофе и таблетки аспирина немец сумел таки взять себя в руки и принести свое бренное тело и сознание на совещание. А когда перед ним положили для подписи контракт, он вообще воспрянул духом и как будто оживился. «Сразу видно – человек дела», - подумал про себя Боков и внутренне улыбнулся.

Как он и предполагал, немец оказался удивительным занудой, выставив около десятка принципиальных замечаний, не считая мелких придирок. «Действительно, талант не пропьешь, даже если ты - немец», - подумал Боков во время кофе-брейка, пока юристы вносили изменения и в очередной раз перепечатывали текст договора. Когда, наконец, контракт был подписан, скреплен печатями и завизирован юристом, был уже вечер.

Все к этому моменту изрядно устали и проголодались, кофе и свежевыпеченные булочки из магазина напротив быстро выветрились и хотелось чего-то посущественней, к тому же теперь можно было и расслабиться, о чем Боков посчитал нужным сказать немцу, на что тот удивленно взглянул на Бокова и даже как-будто немного поник. Когда они подъехали к заветной пельменной немец еще больше сник, а когда перед ним поставили пельмени и шнапс, сдулся окончательно.

- Вы русские много пить, - с унылым видом сказал он.

- Не боись, - сказал Заливайко, отвинчивая пробку, – самое главное, чтобы не замелеть – закуска, вот такой у нас русский секрет. Так что давай, господин хороший, кушай лучше, тогда и голова с утра болеть не будет. Ну, за договор!

Немец вздохнул и поднял рюмку. За первой рюмкой пошла вторая, потом третья. Переводчица немца сначала немного поломалась, но потом под давлением Заливайко тоже сдалась. Через некоторое время немец стал отказываться и постоянно повторял одну и ту же фразу: «Es ist genug!». Заливайко понял это по-своему и перед немцем опять появилась тарелка с пельменями. Немец вдруг перестал лепетать и сразу погрустнел.

- Давай, давай – ешь. Закуска – наш главный секрет.

Немец недоуменно посмотрел на Заливайко и грустно начал ковырять тарелку. После пары рюмок герр Клопп в свойственной ему педантичной манере съел-таки всю порцию.

- Немец-то жрать горазд, - весело заметил Заливайко Бокову, тот улыбнулся.
Наконец, немец через Свету сказал, что ему уже пора идти спать, так как он очень устал, на что Заливайко бодро заметил, что еще детское время и налил ему еще водки. Немец выпил уже не рассуждая, но, как только он поставил рюмку на стол, он с удивлением обнаружил перед собой точно такую же тарелку пельменей, которую он только что съел. Немец опять удивленно посмотрел на сияющего улыбкой Заливайко и бессильно уронил голову на стол, прямо на рюмки и стаканы, которыми стол был уставлен до отказа.

Несли немца в номер гостиницы Заливайко с Боковым.

- Не выдержал! Слаб оказался немец к русским традициям, – прокомментировал Заливайко в ответ на недоуменные взгляды охранника и администратора, - они там в своих Европах вообще жизни не нюхали.

На следующее утро немца привезли в ту же пельменную завтракать. Переводчица немца ехать отказалась – так сильно вчера перебрала. Боков позвонил переводчице Свете и попросил приехать «на всякий случай». Пока ее не было немец, который не успел отойти от вчерашнего и был еще достаточно пьян, ерзал на месте и что-то лепетал на своем. Заливайко и Боков переглянулись и сделали знак официанту, мол, немец есть хочет, давай быстрее. Официант кивнул и через минуту на столе стояли три тарелки с пельменями. Немец взглянул на Бокова, затем, умоляюще – на Заливайко, потом внимательно посмотрел на свою тарелку и вдруг заплакал.

- Ганс, ты чего? – недоуменно сказал Заливайко, но немец продолжал плакать, положив голову на руки. Заливайко посмотрел на Бокова, потом опять на немца, по-дружески положил руку на плечо и опять спросил, – что, пить больше не можешь?

Немец замотал головой, а затем сказал на коверканном русском:

- Я не могу больше есть эти мокрые пирожки…

Уже в аэропорту, стоя у терминала и глядя на то, как немец с балалайкой под мышкой в сопровождении своей Dolmetscher, слегка покачиваясь, растерянно машет на прощание рукой, Заливайко задумчиво так проговорил:

- Нет, не понять им никогда нашей русской души. Не понять.