Я знал Довлатова

  Я познакомился с Довлатовым на Брайтоне осенью 1988 года на богемной тусовке у Кости Кузьминского. Константин Кузьминский, или ККК, как он подписывал свои тексты, праздновал день рождения. В большом полуподвальном помещении собралось около тридцати человек гостей. Стульев не было, посреди комнаты в кровати под одеялом лежал сам ККК, вокруг его постели, как вокруг гроба, стояли разные люди с пластиковыми стаканчиками дешевого калифорнийского вина в руках и чего-то ждали. В углу, не таясь, какие-то престарелые хиппи курили марихуану. Приятель, который привел меня на тусовку показал на огромного мужика и сказал: "Это великий человек. Он на весельной лодке переплыл Черное море в поисках свободы и демократии."
Я подошёл, протянул руку и выразил свое восхищение. Великий человек схватил мою ладонь своей огромной, как экскаваторный ковш, рукой и принялся ломать.
- Он всем ломает, - сказал мой приятель. - Это его коронный номер.
- Вы давно в Америке? - спросил я.
- Не говори с ним по-русски. Он украинец и ненавидит русский язык, - сказал мой приятель.
- На каком же языке мне с ним разговаривать?
- Говори по-английски.
- Хау лонг ар у бин ин Ю Эс Эй?
Мужик сказал: «сри» и показал три пальца.
- Вот аре ю дуинг ин Нью-Йорк? – спросил я.
- Мувинг, - сказал мужик.
Я вытащил из кармана словарь и перевел. Украинец занимался движением.
Наш диалог был прерван неожиданным событием. Среди публики, которая плотным кольцом окружала ложе именинника, раздались вздох восхищения, аплодисменты, кольцо расступилось, образовался коридор и по этому коридору прошествовал совершенно голый, с дряблой задницей и маленькой пиписькой, которая торчала из под круглого, как у женщины, белого живота, Костя Кузьминский.
«Хи вент ту писс», - сказал украинец.
Я отошел в сторону и увидел большой диван на котором лежал мужчина в деловом костюме и коричневых туфлях с нехоженными, как у покойников, подошвами. 
«Это Довлатов» - сказал мой приятель, - он сейчас спит.