Виктор 25. 03. 04г. Цикл Осколки судьбы

-Ты, знаешь, Аня, к нам Виктор выходит.
- Это Бурденков, что ли?
- Да. И где я ему инструмент достану, ума не приложу. Ведь у него ничего своего не осталось, все пропил. Эх! Жизнь…
Бригадир, огорченно махнув рукой, стал спускаться по лестнице, а Анна, заметив меня, пояснила.
-Плотник у нас в бригаде был, золотые руки, только уехал в командировку и спился, совсем пропал человек. А теперь, вот опять, к нам в бригаду выходит.
Анна любила поговорить и теперь, заметив, что я слушаю, стала рассказывать.

Он к нам еще молодым пришел, неженатым. Красивый, веселый и работящий, не парень, а загляденье. Ты, только представь, высокий, волосы золотые, волнистые, а глаза синие, синие и очень добрый. Девчонки от него без ума были, любую выбирай, ну он и выбрал, замухрышку одну. Ни кожи, ни рожи. Маленькая, толстенькая, волосёнки вечно замусоленные в разные стороны торчат, работать, она не любила, а языком чесать, мастерица была. Чем уж ему понравилась, бог его знает. Только женился он, видно по любви, наглядеться на неё не мог. Сразу же на легкую работу перевел, а сам ни от какой работы не отказывался. День в бригаде отработает, а вечером левые работы, кому паркет настелить, дверь вставить или рамы установить все к нему шли. Другие отказываются, тяжело после работы, устают, а его и усталость не берет. Бывало, идем на обед, Виктор с пол дороги потеряется, все обедать, а он то стекло вставит, то замок врежет. Не было такого дня, что бы он хоть пятерку не заработал. А дочка родилась, так он не ходить, летать от счастья стал. В бригаде три плотника было, а он работу делил пополам. Одну половину себе, одну половину тем двоим. Пока те двое копошатся, он свое все сделает и на заработки. Не поверишь, по три больших стекла на девятый этаж носил, да не просто так, а все бегом. Другие то по одному носили, ну от силы два, да и то с передыхом.

 Виктор тогда и не пил совсем, даже на праздники, соберется бригада, а он посидит чуть, чуть и домой бежит. Все отшучивался. Не могу, девоньки, не могу, дома меня свои красавицы ждут. А лет через пять, сын у него родился, он нам все уши прожужжал, все хвастался, какой у него богатырь растет, да какая у него доченька умница, красавица.

 Сколько лет прошло, а он все не менялся, такой же весельчак, балагур, и работа в руках горит. У него и поговорка такая была: «Да я быстренько, кругом, бегом и готово».

А жена у него с каждым годом, все полнее, да сварливей становилась, то скандалила жить негде. Квартиру получил, трехкомнатную, ремонт сделал, мебель купил и в доме все есть и на машину денег набрал, только очередь ждали, чтобы купить, а ей все мало, все недовольна.

Стали у нас в командировку посылать, в Молдавию, там такие же девятиэтажки нашей серии строить решили. Зарплату обещали большую, он и поехал. Там, тоже, говорят, работал световой день, а то и лунные ночи прихватывал. В выходные все отдыхают, а он нанимался по деревням погреба копать, да сараи строить, домой пересылал все до копеечки, говорил: «Там жена, дети, им нужней, а меня здесь хозяева хорошо кормят».

А вернулся из Молдавии, как наизнанку вывернутый, сломался, запил, и жена, говорят, его бросила, другого в дом привела. Эх, такой мужик пропал, спортился. Из нашей бригады ушел, мотался, где - то, а вот теперь возвращается.
           На следующий день, как обычно, напевая и перескакивая через ступеньки, я поднялась на свой этаж, свернула в левую секцию и налетела на плотника. Он как раз выходил из квартиры. Больно стукнувшись, друг об друга, мы отлетели в разные стороны и едва удержались на ногах. Я выронила пустое ведро, и оно с грохотом покатилось по ступеням, а он от неожиданного удара, выронил деревянный ящичек с инструментами, или «шарманку» как его обычно называют плотники. Шарманка раскололась, и из неё высыпались инструменты, шурупы, гвозди и всякая другая мелочь.
- Ой! Простите, пожалуйста. Я нечаянно…Я не хотела…
- Это ты меня прости, дочка, напугал тебя, наверное. А за шарманку не переживай. Я её починю.
- Вы, наверное, наш новый плотник. Да? Меня зовут Наташей, а Вас?
_ Меня Виктор.
Так мы познакомились.
Виктор оказался действительно ловким, умелым человеком и уже через час у него была готова новая «шарманка» но, как же она отличалась от старой. Из валявшихся на полу обрезков доски и кусков фанеры, он сотворил добротную и симпатичную вещь. Старая «шарманка» представляла собой грубо сколоченный ящик, где инструменты просто валялись в одной куче. А в новой, у каждого инструмента было свое тщательно подогнанное гнездо, аккуратно расположенные инструменты занимали меньше места и их было удобно брать.»
Потом он посмотрел на подмости, с которых я работала, и сказал: «Козёл* у тебя не удобный, я его переделаю, но только завтра. Хорошо? Сейчас мне тоже работать нужно». (* козёл-  так строители  называют подмости)
На следующий день, у меня был лёгкий и очень удобный «козёл», а Виктор стал приходить на мой этаж по несколько раз в день. Придет, сядет на свою «шарманку» и молчит, молчу и я, стараясь работать как можно быстрей, и не отвлекаться на этого странного человека, но, честно говоря, делать это было очень трудно. В голове все время вертелись слова Анны: «… сломался человек, спортился…» Особенно тяжело было переносить взгляд опустошенных, измученных глаз, они смотрели на мир с такой болью, с такой смертной тоской, что невыносимо щемило на сердце. Хотелось помочь, хоть чем ни будь, если не утешить, то хотя бы просто поддержать его. Но я не знала, как можно помочь такому человеку…

 В мои семнадцать, мир был прекрасен, и каждый наступивший день приносил новую радость и каждый будущий день обещал принести счастье. Живя в то время с родителями и без особых забот, я щедро дарила окружающим теплые улыбки, добрые, приветливые слова, поднимая настроение своей радостью и нежностью, переполнявшей мое сердце. И люди отвечали мне тем же. Они тянулись ко мне, словно оттаивали, раскрываясь с неожиданной, даже для самих себя, стороны, проявляя лучшие свои качества и временами распахивая душу, рассказывали о своей жизни, о самом личном и сокровенном. Эти неожиданные исповеди помогали мне лучше понимать людей, лучше разбираться в жизни и в дальнейшем уберегли от многих ошибок и разочарований. И чем дольше я живу, тем с большей благодарностью вспоминаю этих людей, чьи изломанные судьбы стали для меня самым лучшим учебником жизни.

         Работал Виктор по-прежнему хорошо, быстро и качественно, но в обед обычно напивался. Потом он приходил ко мне на этаж, садился, где ни будь в уголок и молча, наблюдал, как я работаю. Сначала меня это сильно смущало, потом привыкла и даже перестала замечать, наткнувшись на него, я приветливо здоровалась, говорила одну, две фразы о погоде, работе или еще о чем ни будь. На этом наше общение обычно заканчивалось, но однажды он напился сильнее обычного и, заснув, упал с «шарманки». Услышав шум его падения, я быстро подбежала к нему, помогла подняться и впервые возмущенно отчитала.

- Ну, зачем же вы так много пьёте? Вы же губите себя! Губите своё здоровье, свою жизнь, наконец! Вы посмотрите, на кого вы стали похожи! Опустились в конец, а ведь вам всего сорок лет. Вся жизнь еще впереди, а что вы с ней делаете? В унитаз спускаете!

- Ты, правда, считаешь, что у меня еще…, что- то еще может быть?
- Конечно. Бросите пить, приведете себя в порядок. Разве мало на свете одиноких женщин, что ж вы, другую не встретите? На одной то, свет клином не сходиться. Да за вас любая пойдет, только пить бросьте. Такой видный, симпатичный мужчина, а до какого безобразия себя довел!

-Ты… прости …меня, дочка, прости. Хорошая ты, добрая. Жаль, что раньше такую не встретил. Эх…Была бы ты по старше…, все бы для тебя сделал. Все…. Душа у меня горит, душа…Я и пью то, чтобы забыться, а и забыть нельзя…. Разве такое забудешь…

Он ушел. А я уже не могла спокойно работать. Все валилось из рук, и было очень тяжело на душе. Так прошла целая неделя, он больше не заходил, а при нечаянных встречах смущенно отводил глаза. Потом пришел, трезвый, чисто выбритый, в аккуратно зашитой и даже поглаженной спецовке.

 - Присядь, на минутку. Я бы поговорить хотел.
Но разговора не вышло, у кого- то из женщин сломался «козел» и его позвали. Уходя, он только успел прошептать: «слово даю, пить брошу, ради тебя брошу, я же…, ты же для меня …эх, милая…».
Было это седьмого, перед самым восьмым мартом, и в бригаде намечалось гулянье, приготовили вкусный обед, купили водки, принесли из дома всевозможных солений и закусок. Кто-то принес магнитофон. Такого шумного гулянья в бригаде еще не было.

 Люди в бригаде подобрались степенные, не пьющие и праздники обычно проходили тихо, а тут как с цепи сорвались. Даже те, кто совсем не пил, и те по стопочке приняли, только Виктор не стал. Он поднял свой стакан, поздравил всех женщин с праздником, и сильно смущаясь, заявил: «А я… сегодня решил… пить бросить, все, теперь ни капли, слово даю, и новую жизнь начну…»

Тут все загалдели…, поздравлять его стали, хвалить за мужество и решимость, мудрые советы давать, чем смутили еще сильней. Он даже покраснел и отмахиваться стал: «Да ну вас…, вы уж того… совсем…героя из меня делаете …»

А потом, он пригласил меня танцевать. Мы медленно закружились под красивую мелодию старого вальса. Неожиданно наклонившись к самому уху, он горячо зашептал: -Девочка моя, милая, ты же мне, как доченька, кровиночка моя, ты все поймешь.  Душа у меня горит, огнем горит, душа то, разве ж каменный выдержит. Никому не говорил еще, не рассказывал, а душа горит, мочи нет…Был я в командировке, полгода, телеграмму получил. Два слова всего.  «Срочно. Приезжай». Прочел и словно, одурел, страшно стало, все бросил, даже рук не помыл и спецовку не снял. Ничего не пойму, как до дома добрался, не помню, словно туманом накрыло. Захожу, а в комнате сыночек мой, в гробу лежит….

 Они в классе ремонт делали, а краска вонючая попалась, для наружных работ, другие дети отказались работать, а он весь день один красил, угорел видно, пришел домой, лег и умер. Врачи сказали: «Отек легких …»
Гляжу на гроб, в голове гудит, опомниться не успел, жена сзади подлетает, мужика какого-то за руку тащит и с ходу – Знакомься, Витя, вот мой новый муж. А ты мне больше не нужен!

Ноги у меня подкосились…
Господи! Она же мать! Сын в гробу еще не застыл, а у нее мужик на уме… Господи! Она же мать! Как же можно так! Оборвалось во мне, что-то, сломалось, понять не могу, да не уж то времени другого подобрать не могла, не успела бы что ли? Пусть не нужен я, ну и черт со мной, но сыночек наш, сыночка…. Двенадцать годочков всего было….

Мне показалось, что земля уплывает из-под моих ног, и оглушительная тишина наваливается на нас противной, вязкой массой, пытаясь задавить, задушить…. Потом, что- то рвануло меня в сторону. Это Машка, дернула меня за руку.

- Вы, чего тут, чего? Музыки давно уж нет, а они топчутся, во, чудики! Она с трудом оторвала нас друг от друга и потащила меня к столу, а Виктор неожиданно рванулся к выходу, вытянув руки вперед и ощупывая ими пространство, словно слепой….

А девятого, после праздника, в бригаду приехала его соседка и сообщила, что Виктор умер от инфаркта. Жена отказывается забирать его из морга и хочет, чтобы хоронили как бомжа за государственный счет.

-Хрен ей в зубы, б***… такой. Сами похороним, по-людски, а будет вы***…. Я ее саму из дома выкину, тварь такую. Возмущенная Анна не стеснялась в выражениях, и чтобы не допустить скандала, бригадир распределил обязанности так, чтобы организацией похорон занимались более спокойные люди. А разъяренную Анну отправил в профком оформлять материальную помощь.
В небольшой, уютной квартире, сразу чувствовалось, что-когда- то здесь жил заботливый и умелый хозяин. Все было устроено разумно, добротно и красиво. Удобные шкафы, фигурные полочки, отполированные двери и окна, причудливый узор паркета, во всем заметны его золотые руки. Только сам он, последние три года жил в прихожей, за шкафом, на тощем матрасе, а в доме хозяйничал другой, ленивый и наглый. Новый «муженек» нигде не работал, целыми днями валялся на диване, потягивая дрянное винцо, и временами поколачивая свою заплывшую жиром любовницу «из ревности к мужу». А она, всячески стараясь угодить, устраивала скандалы, стремясь выжить Виктора из его же дома. Совсем не замечая, а может и, не желая замечать, как масленые глазки молодого любовника все чаще останавливаются на ее подрастающей дочери.