Глава 22. Завещание

К Раевским пожаловал нотариус. Это был пожилой, небольшого роста, худенький старичок, но очень подвижный, с энергичным лицом и приказным тоном. Он сразу заявил, обращаясь ко всем, так как не знал, кто здесь настоящий хозяин:
– Здравствуйте, уважаемые господа. Я приехал к вам вторично. Надеюсь, что теперь застал всех в сборе, кто мне нужен, согласно документа. Пожалуйста, позовите, кого еще нет, и я сразу начну читать.
– Почему такая спешка, пан нотариус? Первым делом садитесь, и прочтите, кого вам надо. И все же скажите, почему вы так спешите? – спросил художник.
– О, уважаемый, мне предстоит еще сегодня посетить два дома, и все в разных сторонах.
– Понятно. Тогда перечислите, кто вам нужен.
Нотариус сел за стол так, чтобы видеть всех, надел очки в роговой оправе, разложил бумаги на столе и начал читать:
– Матвей Вишневский – свидетель. Агата Раевская – сестра Раевского. Павлина Вишневская, Янина Раевская и Зофия Вишневская.
– А второй свидетель разве не записан? – спросил художник.
– Второй уже умер, но завещание не потеряло силу, – ответил нотариус.
– Хорошо, тогда читайте, – предложил дед Матвей.
– Итак, “Завещание”: “Я, Кароль Раевский, завещаю в присутствии двух свидетелей, Матвея Вишневского и Петра Рудевича, свое имение. Все движимое и недвижимое имущество требую разделить на две равные части и передать Зофии, рожденной от Павлины и Кароля Раевского – одну часть; Янине, рожденной от Елизаветы Раевской и Мартина Зильгари – вторую равную часть”.
– Что это? – закричала пани Агата, – Вы ошиблись, с кем-то спутали!
– Тише, – урезонил ее нотариус, – Я еще не закончил, а вы уже поднимаете шум. Итак, продолжаю: “Завещание мое необыкновенное, но правдивое. Все, что здесь написано – истинная правда. Все это случилось по настоянию моей покойной жены Елизаветы. Остальные подробности расскажет Павлина Вишневская. Мартин Зильгари, по происхождению итальянец, директор большого театра в Милане, и является отцом Янины – Иоанны Зильгари. Подпись завещателя Кароля Раевского и подписи свидетелей Матвея Вишневского и Петра Рудевича”.
– Позвольте, – вежливо обратился художник к раздраженному нотариусу, – Тогда Зофия не Вишневская, а Раевская? А Янина Раевская по-настоящему Иоанна Зильгари?
– Совершенно верно. Вот вы, уважаемый, правильно меня поняли, я очень рад. Все другие комментарии меня не касаются. До свидания. Извините, я очень спешу, – и нотариус уехал.

После отъезда нотариуса добрую минуту никто не проронил ни единого слова, все опустили головы и глядели в пол, как будто на нем есть ответ на такое необыкновенное завещание. Зося теребила руками носовой платок, художник сидел и, заложив ногу на ногу, покачивал ею и о чем-то напряженно думал. Роман, откинувшись на спинку стула, чистил перочинным ножом ногти. Лицо Леонтины изображало то ли печаль, то ли сочувствие, опустив глаза, она глядела на носки своих туфель. Павлина молча плакала, слезы струились по ее лицу тихо, без всхлипывания. Янина стояла почему-то у самой двери, под стенкой, выпрямившись, как статуя, прикрыв веками глаза. Только на ее лице менялись краски, она то краснела, то бледнела, как мрамор.
Затянувшееся молчание нарушила, вскрикнув, пани Агата:
– Да что же это на самом деле?! Это невозможно, этого быть не может! Какая-то путаница.
Янина широко открыла глаза, и, устремив их на тетку, попросила:
– Тетя, смилуйся, не поднимай сейчас этого вопроса, поговорим с тобой позже.
– Что позже? Что ты мне рот затыкаешь? Какое ты имеешь право мне указывать, если ты вообще чужое дитя? Ну, кто бы подумал?! А я-то глядела и жалела тебя, как родную.
Зося подбежала к пани Агате, стараясь ее успокоить:
– Тетя, успокойся, что случилось, уже не переделаем. Лучше поговорим спокойно, обсудим, что дальше будем делать. Но, по-моему, в завещании ясно все написано. Так и будем жить дальше. Разве мы до сих пор плохо жили? Зачем нам спорить?
– Еще и ты будешь указывать?! Дочь прислуги мне указывает! Я здесь хозяйка! А эта итальянка всю молодость у меня отняла! – тыча указательным пальцем в сторону Янины, со злостью прокричала пани Агата.
Янина не проронила больше ни единого слова. Она медленно и тихо открыла дверь, также тихо ее закрыла и медленным шагом направилась в сад. К двери бросились Роман и Леонтина с намерением успокоить Янину, но Зося преградила им дорогу:
– Пани Леонтина, пан Роман, не ходите сейчас за Яниной.
– Почему? – спросили оба.
– Я Янину лучше вас знаю. Она слишком приняла к сердцу слова тети. И ей сейчас очень стыдно перед вами, а в особенности перед паном Романом.
– Напрасно, – сказал Роман, – Разве она виновата? Не так ли, пани Зося?
– Правда, пан Роман.
– Конечно, правда. Ох, если бы можно, я бы всю эту неприятность взял на себя. Как мне ее жаль и вас всех. А может, я все-таки пойду к ней? – обеспокоился Роман.
– Нет-нет, сейчас не надо, я сама пойду, а вы позже. Через несколько минут пусть придет пани Леонтина, а затем вы, пан Роман, – предложила свой план Зося и побежала догонять Янину.

– Яня, что ты опустила голову, как преступник, и куда направилась?
– Куда глаза глядят, – упавшим голосом ответила Янина, глядя куда-то вдаль.
– Яня, дорогая моя сестричка, не надо так сильно принимать к сердцу.
– А разве я тебе сестричка? Я кукушкино яйцо, подкинутое в чужое гнездо.
– Яня, зачем ты так говоришь? Ты подумай здраво. Разве мне лучше? Ты слышала, что наша ненормальная тетка сказала: “Ты, дочь прислуги, будешь мне указывать?!” Вот так-то, Яня. Разве я в лучшем положении, чем ты? Ты видишь, какая в нашей семье путаница, как будто сам бес попутал? А как моей маме все это перенести? Ты видела, как у нее слезы струились сами по себе, ручьем. Она сидит там, как каменная, и не знает, как ей выйти из этой комнаты. Думает, наверно, лучше бы сквозь землю провалиться.
– Зося-Зося, что же в нашей семье случилось? Я понять не могу, – и Янина зарыдала, склонив голову на ствол яблони.
– Что случилось, то случилось. А ты подними голову и иди горю навстречу, тогда оно скорее пройдет.
– О, Зося какая ты умная и добрая.
– Не умнее тебя, только более хладнокровная, а ты горячая, немного вспыльчивая и более обидчивая.
– Да, Зося, ты права, мне так сейчас обидно, до... Даже не знаю, как сказать, а на тетю Агату больше, чем на покойную маму. А отец твой. Как же все-таки у них так получилось?
– Яня, не будем их трогать, пусть спят спокойно.

Роман шагал по комнате, тревожно ожидая, когда пройдут назначенные Зосей минуты и, не выдержав, подошел к Леонтине.
– Пани Леонтина, может, пойдем уже к девочкам? – предложил он.
– Да, уже пойдем. Бедные девочки, какой для них удар. Надо им деликатно посочувствовать. Но пани Агата очень нетактичная особа. Не так ли, пан Роман? – заметила Леонтина.
– Да, безусловно. Большая простачка. Но, я бы на месте девушек не очень обращал на нее внимание, ведь они ее давно знают.
– Да, пан Роман, но им бы не было так неприятно, если бы она им высказала, что думает, без нас, без свидетелей.
Разговор этот Леонтина и Роман вели уже в саду, разыскивая Зосю и Янину. Они их нашли довольно скоро. Разговор состоялся простой и непринужденный, исключительно благодаря Леонтине. Она действительно была необыкновенно умной женщиной.
– Ах вы, милые беглянки, куда забрели. Еле вас нашли. Ну, дорогая итальянка, теперь я от тебя не отстану. Поедем вместе с тобой в Италию и поищем твоего родителя, тем более, я прекрасно знаю Италию, Рим, Неаполь, Флоренцию, Венецию. Везде там побывала и чувствую себя в Италии, как дома.
– Не может быть, вот красота! Так поедете вместе с нами, пани Леонтина, – попросил Роман.
– Обязательно, я буду вам вместо проводника, даже в горах. О, как я люблю гористую местность!
– А я? Меня возьмете? Я еще нигде не была, – жалобным-прежалобным тоном попросила Зося.
– Обязательно! Возьмем вас Зося, вашего милого супруга Алика, ну и пана Зарецкого, вашего дядю. Без него не будет настоящего комплекта. Не так ли? – осведомилась Леонтина у Романа.
– О, да! Без него, как без рук. Я так к нему привык, как к отцу, – согласился Роман и, стараясь развлечь Янину и Зосю, предложил погулять в саду, – Уважаемые дамы, пойдем по средней аллее. Я хочу показать пани Леонтине три волшебных куста смородины. Вот они.
– Чем же они волшебные? – спросила Леонтина.
– Чем? Они подарили мне очень дорого человека – Янину.
– Интересно. Как же у вас получилось, расскажите. Я люблю слушать разные приключения.
Рассказывая разные истории и приключения, Роману с Леонтиной удалось разогнать печаль девушек.

А в доме состоялся другой разговор.
– Пани Агата, зачем вы сказали Янине и Зосе такие неприятные слова, разве так можно? Разве тут есть их вина? Им и без этого тяжело на сердце. Смягчитесь, пани Агата, и пожалейте их, – попросил художник.
– А меня-то кто пожалеет, может быть, вы? – в запале спросила пани Агата.
– Конечно, я. Я уже придумал кое-что, вот завтра увидите.
– Интересно, что такого может придумать пан художник?
– Ну, не надо сердиться на художника. Он может нарисовать пани Агату очень некрасивую. А вот, если пани Агата будет улыбаться, он изобразит ее красивую, как ангел.
– Угу, да, красивую, – надув губы, повторила пани Агата, но, сбитая с толку, все же внимательно посмотрела на художника.
– Что же вы на меня так смотрите, разве я вас обидел? – спросил художник, деликатно обнимая пани Агату за плечи.
И пани Агата неожиданно совсем подобрела. Ласковый тон художника и его прикосновения, вернули доброту пани Агаты ко всем. В сущности, эта женщина не была злой, но не могла разобраться в непростой ситуации, как другие. И ей тоже хотелось жить, а жизни настоящей у нее не было.
За дверью послышался шум, это возвращалась молодежь из сада. О завещании больше не вспоминали. Янина была удивлена переменой пани Агаты. Она больше не вспоминала неприятного разговора с теткой. Дед Матвей сидел по-прежнему в своем углу на мягком стуле и молчал, не вмешиваясь в разговор.
Всем хотелось поехать на утреннюю, даже кухарка попросилась. Местный священник был удивлен такими ранними богомольцами.
После службы священник пригласил всех на завтрак. Во время завтрака художник рассказал причину такого раннего посещения костела.
– Боже мой! – воскликнул священник, – Все, что вы мне рассказали, похоже на сказку.
– О, отец, ничуть не сказка, – сказал художник.

Кароль Раевский со своей женой Елизаветой были похоронены рядом, могила к могиле, на новом кладбище. Оно было продолжением старого кладбища, где уже не хоронили. Здесь, среди сорной травы и беспорядочно растущего густого кустарника, до сих пор стоит запущенная старенькая часовенка. Дверь давно без замка, и сюда можно войти, когда угодно. Люди уже почти не заходили, лишь раз в год священник служил службу за упокой умерших.
Возле часовни стоял человек, выше среднего роста, оборванный, с огромной неухоженной бородой и взлохмаченными волосами, беспорядочно ниспадающими на лоб и затылок. Изможденный, с запавшими веками, и глубоко ввалившимися глазами, он стоял в кустах возле часовни и жадно, с неприкрытым интересом рассматривал группу людей, стоявших у могил покойных Раевских. Почему же этот человек так старательно прятался и кого он выискивал в этой группе? Неужели он все еще дышал лютой ненавистью? Неужели он по-прежнему хотел отомстить за обиду, выдуманную им самим?
Нет, ничего подобного он сейчас не вынашивал, наоборот, со вчерашнего дня он как-то обмяк, успокоился и целый день просидел голодным. Но думал он не о еде, он вдруг вспомнил свое детство, всю свою прошлую жизнь, вплоть до вчерашнего дня. Последний ее год представился ему самым плохим, самым мерзким.
“Зачем-зачем я так поступил? Я поступил, как круглый дурак. Нет-нет, как настоящий мерзавец. Ух, какой я противный. Зачем избил эту пожилую женщину, которая так ласково принимала меня в своем доме? Зачем наделал столько глупостей? Неужели я такой глупый? А вот Янина. Да, это она, стройная, красивая, а это Леонтина. Да, некрасивая, но приятная и умная. За ее ум можно отдать десять красавиц. А какая богатая. С ней можно жить припеваючи”.
Человек стоял в кустах и смотрел на каждого в группе, узнавая всех, и одновременно укоряя себя. На кладбище собралось немного любопытных, но больше всего детей, разглядывавших красиво одетых господ. Павлина знала, что могут прийти дети, а может, и нищие, а поэтому запаслась корзиной с пряниками. А один мальчик, получая свою порцию, вдруг попросил добавки:
– Тетенька, дайте мне еще, и если можно, побольше.
– Ты посмотри, какой жадный, все хочет забрать себе, – сказал кто-то.
– Да нет, я не жадный, и прошу не для себя. Тут на кладбище возле часовни есть человек, он очень голодный. Он меня попросил дать ему кусочек хлеба, а у меня не было, я свой завтрак уже съел. Вот я ему и отнесу.
Все кинулись расспрашивать мальчика, кто это такой голодный.
– Я его не знаю, он не из нашего села.
– А какой он собой: большой, маленький, толстый?
– Нет, не толстый, худой, как щепка и высокий, как этот дядя, – и мальчик указал на Романа.
– А он молодой или старый?
– Должно быть, молодой, потому что хорошо бегает, а лицо я разобрать не могу, он весь оброс, как обезьяна.
Наши знакомые переглянулись, а Роман сказал:
– Это он без сомнения, я подойду к нему, только не надо, чтобы он Янину видел. Она его раздражает, и он опять может на кого-нибудь из нас броситься, как разъяренный тигр.
– А я тебя не пущу, – с тревогой сказала Янина.
– И правильно. Вам обоим нельзя идти, а я пойду, – предложил Алик.
Но за Алика заступилась Зося.
– Ты тоже не пойдешь. А вот я могу пойти, он ко мне никакого зла не питает.
Леонтина подняла руку, призывая общество к порядку, и высказала свое мнение.
– Нет, дорогие мои, никто не пойдет, я придумала совсем другое.
– А я предлагаю всем пойти, – предложил художник, – Он же не крокодил, и всех нас не сожрет.
– Ну, тогда пойдем, все-таки это человек, – подала голос до сих пор молчавшая пани Агата.
– Тетя, ты ему уже простила побои? Я тебя не узнаю, – заметила Зося.
– Что ты так удивляешься, Зося? Бил он меня с досады, ведь он любил Янину и до сих пор, наверно, любит.
– Ой, не будем возвращаться к этой противной теме. Если надумали идти, так идем, – с нетерпением возразила Янина.
– Хорошо, пойдем, – подытожил художник, – Но все же ты, Яня, с Романом не пойдешь, идите сейчас же домой.
Янина с Романом ушли, а остальные пошли к часовне, но, обыскав все кусты, никого не нашли. И в часовне обыскали все уголочки, но нигде не было признаков жилья человека. Прекратив поиски, общество вышло на дорогу. Чужой мальчик их сопровождал. Дорогой Леонтина опять заговорила о своем предложении.
– Мальчик, подожди не уходи. У кого есть бумага и карандаш? Я напишу записку. Я не верю, чтобы этот человек ушел с кладбища. Он там, только умело спрятался.
Леонтина положила папку с бумагами на чью-то высокую могилу, присела, и написала записку следующего содержания:
“Густав, я надеюсь, что это ты прячешься на кладбище. Подумай хорошо, предполагаю, чта дурь у тебя уже вышла из головы. Если так, приходи к нам. Я вторично не отошлю тебя в полицию и не заставлю насильно жить со мной. Я и сама этого не желаю. Если надо чего-нибудь другого, напиши, я всё выполню, если это возможно. Но, может, это не ты, Густав? В ответной записке напиши мне пару “наших” слов, чтобы я поняла, что это ты. Укажи в записке, куда тебе положить корзину с едой. Тот самый мальчик, у которого ты просил хлеба, принесет тебе и корзину. Мальчик ничего о тебе и о нас не знает. И не надо, чтобы знал. Леонтина”.
– Вот, тебе мальчик, корзинка с коржиками и записка. Все это отдашь голодному дяденьке.
Мальчик ушел, но вернулся нескоро. Прошел добрый час.
– Что ты, мальчик, там делал так долго?
– Все искал и не мог найти этого дядю. Я его по всему старому кладбищу искал и звал. Хотел уже к вам возвращаться ни с чем. И вдруг он появился из-за моей спины, а откуда вышел так и не знаю.
– И что он сказал?
– Сначала бросился на коржи, а когда насытился, прочитал вашу записку. Он ее читал несколько раз, а потом зарыдал, как ребенок.
– А потом что?
– А потом что-то написал и велел вам передать.
Леонтина прочла следующие строки:
“Лёля, это действительно я, Густав. Но ты не волнуйся, я тебя беспокоить не буду. И вообще никто меня больше не увидит. Только еще раз попрошу тебя одолжить мне денег, хотя бы двадцать злотых. Ты, конечно, не поверишь, но я тебе деньги отдам, вышлю по почте. Лёля, ты очень умная, добрая женщина, я тебя не оценил по достоинству, а теперь уже поздно каяться. Ты меня после всего не захочешь, а я не смогу вернуться из-за стыда. Ты знаешь, я сейчас как подумаю, что натворил, у меня волосы встают дыбом. Нет-нет, я бы не смог ни с кем из вас встретиться. Разве под конвоем, как преступник, каким действительно был. Прощай, Лёля, желаю тебе счастья. Ты его заслужила. Прощай! Густав”.
“Если хочешь прислать мне денег, пришли с этим самым мальчиком. Попроси его молчать обо мне, пока я отсюда не уйду”.
Прочитав письмо, Леонтина не плакала, но было видно, как у нее тяжело на сердце. Она замолчала и все погрузились в тяжкие думы.
– Тетенька, мне уже можно идти, или мне надо еще что-то сделать? – спросил мальчик.
– Подожди, как тебя зовут, мальчик?
– Меня зовут Ярема, но дома называют, кто как хочет: Яремка, Ярка.
– И так, и так хорошо. А ты мог бы сейчас пойти со мной, только так, чтобы никто не знал, зачем? – спросила Леонтина.
– Конечно, могу. О корове я не беспокоюсь, пастухи за ней посмотрят.
– Ну и прекрасно, пойдемте, друзья домой.
Дома им навстречу выбежали Роман с Яниной.
– Ну, что, может, Густава видели?
– Нет, не видели, только я от него получила вот это письмо.
– Так значит, на кладбище все-таки Густав прячется, – с тревогой сказала Янина, – И опять мы будем жить в страхе?
– Не тревожься, Яня, мне кажется, что в этом письме он правду написал. Давайте вместе почитаем и обсудим, как нам дальше поступить.
Пани Агата ушла на кухню покормить мальчика, а Леонтина села возле стола и зачитала всем письмо Густава. Она, не спеша, отчетливо читала, стараясь каждому слову придать значение.
– Ну как? – спросила она.
– Да, это Густав, узнаю его почерк, – уверенно сказал Роман.
– Да, и по смыслу письма можно поверить, что это он, – добавил художник.
– А как с деньгами, ты дашь ему, Лёля? – спросила Янина.
– Обязательно.
– Обязательно, – перебивая Леонтину, добавил дед Матвей, – И не двадцать, а больше. Он сейчас в ужасном положении. Я даю тридцать злотых. А вы, пани Леонтина, сколько хотите?
Все стали тоже предлагать денег. Леонтина всех поблагодарила и сказала:
– Спасибо, мои друзья, за участие, но пока я еще числюсь его женой, все расходы беру на себя. Я ему дам тысячу злотых, только вы мне одолжите сейчас, так как я не успею за одни сутки достать ему их. Можете это сделать?
– Конечно, можем! Правда, Яня? Ведь мы кое-что имеем на счету, – предложила Зося.
– Конечно, Зося, идем сейчас к пану Бондарику, пусть нам даст, – согласилась Янина.

Впереди шел мальчик Ярема, за ним в нескольких шагах, словно посторонний человек, следовал Алик, нагруженной сумкой со всякими яствами. И вот они уже у ворот кладбища.
– Ярема, попробуй, дотащишь эту сумку до часовни?
– Угу, запросто.
– Тогда бери, вот так, на спину. А этот пакет держи в руках. Все ему отдашь и пакет, и сумку. И запомни хорошо каждое слово, что он будет говорить. Только не говори ему, что здесь есть в этом пакете, и не говори, что я тебя провожал.
– Хорошо, дядя, я все понял.
Мальчик ушел. Вот он уже вблизи часовни.
– Дяденька-дяденька, где ты? – тихо, нет ответа, – Дяденька, отзовись, мне тяжело держать сумку.
И опять тихо. Мальчик свистнул пару раз. И вдруг почувствовал на своем плечике мужественную руку.
– Чего свистишь, еще кто-нибудь услышит, – укоряюще сказал нищий, – Ты думаешь, я так скоро могу прибежать с того света? Это не так-то легко, как тебе кажется.
– Дядя, что ты говоришь. Разве живые люди ходят на тот свет?
– Да, конечно, не ходят, а вот мне приходится ходить. А что ты мне принес, и кто тебе это дал, очень красивая или очень некрасивая женщина?
– Я не знаю, кто очень красивый, все красивые. Только мне дала все это та тетя, которую зовут Лёлей.
– Душа ты моя, – пробормотал Густав и тихо, по-мужски, зарыдал.
На пакете Леонтина написала: “Густав, возвращать денег не надо. Я только прошу тебя, будь добрым человеком. Я верю, что ты можешь им стать”.
И Густав ответил: “Лёля, будет, как ты желаешь, хотя бы для этого мальчика, что нашел меня на кладбище и пожалел. Еще раз прощай. Бывший твой муж, Густав”.
Мальчик вернулся назад.
– Ну что, нашел нищего? – спросил Алик.
– Да, нашел и записку принес. Нищий сказал, чтобы записку отдать той тете, что пакет дала. А теперь я могу идти?
– Нет, пойдем к тете, передашь ей записку. Она хочет отблагодарить тебя за труды. Она тебе что-то даст.
– Я не пойду. Разве я нищий? Это он, тот дядя нищий, а я побираться не хочу.
– Ты смотри, какой самолюбивый, но все же, пойдем со мной. Надо, чтобы ты ей рассказал, что нищий говорил.
– Если так, пойдем.
– Вот, пани Леонтина, Ярема нищего нашел и все сделал, как вы ему наказывали. Пусть сам расскажет, а вот плату за труды никак брать не хочет. Парень с большим гонором или с самолюбием.
– Это, пан Алик, очень хорошая черта у мальчика, но об этом потом. Ну, рассказывай мне, дорогой, что нищий говорил.
Мальчик все рассказал, кроме красивой и некрасивой женщины, он сам сообразил, что этого говорить не надо.
– О, слава богу, что мы покончили с Густавом. Надеюсь, теперь наступит спокойствие.
– Обязательно наступит, пани Леонтинат. Оно уже наступило с тех пор, как мы сожгли портреты, – ответил Алик.
– Так вот, мой умница Ярема, отдашь этот пакетик своей маме, а по дороге не заглядывай, что в нем есть. Спасибо тебе за услугу.
– Я его провожу, пани Леонтина, и сам все объясню матери, а то он может возвратить свой гонорар, уж больно самолюбив.

И действительно, с той поры никто ничего о Густаве не слышал. Полиция уже для очистки совести обшарила все уголки и окрестности, но его нигде не было. А Густав случайно наткнулся на пристани у моря на группу эмигрантов и уплыл с ними в далекую Австралию.

В усадьбе Раевских и Ружицких опять воцарилось спокойствие. О Густаве вспоминали все реже и реже. Только посыльный с письмами постоянно курсировал от пани Эвелины к ее дочери Леонтине, которая слишком уж долго засиделась в гостях у Раевских. Но, как ей было ехать, если Алик, верный своему обещанию, нашел для нее новую заботу. Однажды, хлопоча по хозяйству, Янина с Зосей пошли в сад принести клубники. И там Янина вдруг сказала Зосе:
– Послушай, Зося, у нас нет хорошего повара, а наша кухарка знает столько же, сколько мы с тобой, а гости-то у нас не простые.
– Так что ты хочешь предложить?
– Знаешь, надо бы найти умелого повара, а наша повариха была бы ему помощницей.
– Это хорошо, но его нет. Будем довольны нашей стряпухой, Яня.
– В таком случае, давай поедем завтра рано утром в наш городок Курганы. Там есть замечательная кондитерская, накупим всяких пирожных и шикарного вина, а то у нас все очень просто. Хорошо, Зося?
– Что вы накупите? – послышалось из-за спины.
– А, это ты, Алик?
– Я. собственной персоной. Ну, так что вы накупите?
– Нам хочется поехать и купить немного сладостей и хорошего вина. Слишком наш стол простоват.
– Ну, эти бабы неисправимы, – возмутился Алик.
– Почему? – возмутились обе женщины.
– Почему-почему, – передразнил Алик, – Я хожу здоровенный, как буйвол, а они поедут в опасную дорогу. Не хотите ли вы еще раз встретиться с поручиком Маревичем?
– А ты, Алик, не боишься? – спросила Янина.
– Вот смехота, девушки не боятся, а я, бывший воин, и боюсь. Говорите, что надо, и я сейчас же поеду.

Утром Алик уехал в город Курганы за покупками. Несмотря на то, что город Курганы был невелик, в нем можно было достать все, что захочешь. Прохаживаясь из магазина в магазин, Алик заметил, что ему кто-то машет рукой.
– Здравствуйте пан Бродницкий. Что, не узнали?
– Простите, не узнал.
– А я тот извозчик, который вез пани с ее скандальным мужем. Помните, она его еще в полицию отвезла. А вы ей помогали.
– Вот теперь вспомнил. А вы что, может, везете его к ней обратно?
– Что вы такое говорите. Разве он мне нужен?
– А что вы здесь делаете?
– Я вас, пан Бродницкий, позвал потому, чтобы сообщить, чью вы тогда собаку нашли со сломанной ногой.
– Где же тот хозяин? Позовите его.
– А вот он идет, – показал он на господина приятной наружности. Тот остановился и поклонился Алику. Алик ему ответил тем же.
– Что, Гжегож, поедем? - спросил он извозчика.
– Да, конечно, поедем, но сперва я хочу вам рассказать, где ваша собака.
– Моя собака нашлась и она живая!? – с радостью в голосе спросил господин, – С кем имею честь разговаривать?
– Меня зовут Алекса Бродницкий, а вас?
– А меня Тадеуш Дольский, – отрекомендовался господин, – И вы говорите, собака у вас? Как вы ее нашли?
– Нас ехало много, и вот, Гжегож с нами тоже был, он вез пани, у которой сейчас и находится ваша собака.
– Так, значит, собака не у вас?
– Нет, у нас, потому что эта пани тоже пока у нас живет. Но вы не волнуйтесь, ваша собака сейчас совсем здоровая, мы ее вылечили. У нее нога была прострелена, а сейчас она уже ходит.
– О, как я вам благодарен. Но, смогу ли я ее забрать?
– Что за вопрос? Конечно. Это ведь ваша собственность. Вот поедете со мной, и возьмете.
– Никак не могу сегодня. А вы, пан Алекса, очень торопитесь? Если нет, то едем ко мне, за рюмкой вина лучше познакомимся.
– Ну как, дедушка Антон, заедем на часок? – спросил Алик своего кучера.
– Воля ваша, пан Алик, куда прикажете, туда и поедем, только бы сегодня домой вернуться.
– Вернемся. Ведь к вам недалеко, пан Дольский?
– Совсем недалеко, от Курганов в пяти верстах. Я еду из Кракова, а в Курганах задержался на пару минут. Это, наверно, для того, чтобы с вами встретиться.
– О да, я тоже рад. Рад, что встретил и нашел хозяина такой умной собаки, она у вас особенно умна.
Дольский был немного удивлен восторженному отзыву Алика о его собаке, Но, тем не менее, Алик ему понравился своей простотой и прямотой.
В маленькой усадьбе Дольского было очень уютно и особенно тихо. В доме жил только отец со слугой, тоже пожилым, но крепким мужчиной. Слуга замещал повара, дворника, и, в общем, как говорится, был здесь всем. Отец Дольского занимался цветами, это было его любимым занятием. В саду была небольшая оранжерея, где он выращивал своих питомцев. Пока слуга приготавливал закуску, оба Дольские обошли с Аликом небольшой садик и оранжерею. Алик неподдельно восхищался цветами и образцовым порядком в саду.
– Я обязательно заведу у себя такой же порядок и такой цветник, – похвалив старика, сказал Алик, – Но все-таки, что вы с этими цветами делаете? У вас же их так много.
– О, пан Бродницкий, каждую субботу у меня их все забирают и увозят в Курган, только одни бутоны остаются.
– Значит, вы на них имеете прибыль, деньги?
– Конечно, денег у сына не прошу.
За столом, выпив несколько рюмок хорошего вина, Алик окончательно осмелел и спросил у хозяев:
– Простите, господа, за нескромный вопрос, но в вашем доме я не вижу ни одной женщины.
– Да, у нас женщин нет. Мы оба с сыном ведем холостяцкую жизнь. В общем, по-монашески.
– И почему так?
– Как вам сказать, жена рано умерла, а я жалел Тадика. Боялся, что мачеха его будет обижать, ну, а теперь уже поздно. А вот Тадик, не знаю, чего ждет. Пусть сам скажет.
– Что тут говорить, вся юность прошла в учебе, а теперь я уже капризный в выборе.
– Простите, а чем вы сейчас занимаетесь?
– Я, пан Бродницкий, инженер-строитель. Только сейчас вернулся из Кракова, возил план одного дома. Если проект понравится клиенту, поеду строить, – ответил молодой Дольский.
– И такой инженер не имеет жены? Позор, – шутя, сказал Алик.
– Пан Бродницкий, жените его, подарю пол фургона цветов, – попросил отец Дольский.
– Ой, папа меня уже, наверно, никто не женит.
– А если я женю, что будет? – с лукавой усмешкой спросил Алик.
– А у вас что, есть барышня с приданным? – также, с лукавой улыбкой спросил молодой Дольский, вертя в руках вилку.
– О, если бы вы знали, какая. Не будь я женат, все усилия приложил, чтобы она меня полюбила. Может быть, поедете со мной? Я вас с ней познакомлю, – предложил Алик.
– Нет, не могу, мне еще предстоит спешная работа. Вот если бы через недельку, тогда бы смог с вами поехать.
– Хорошо, через недельку буду у вас, – сказал Алик и уехал.

Вот и прошла долгая неделька. И Алик позвал свою жену Зосю на секретный разговор.
– Зося, моя милая дорогая жена, помоги мне сделать одно дело Я мог бы сам все сделать, но мне хочется, чтобы в доме был порядок, а главное, чтобы Леонтина была одета к лицу.
– А зачем, Алик? ты ждешь гостей?
– Мало того, что гостей! Да ещё каких! Я познакомился с хозяином той собаки, что мы тогда нашли. Знаешь, очень симпатичный человек и не глуп, по профессии инженер. Вот было бы хорошо, если бы они понравились друг другу. Она, правда, богата, а все же настоящего счастья у нее нет. Что, Зося, поможешь?
– Конечно, помогу. Я уж найду предлог, чтоб ее, по возможности, преобразить, – сразу согласилась Зося.
– Только никому ни гу-гу, пока я сам не найду нужным сказать. Я сейчас еду за ним, – объяснил Алик.
Оба Зарецкие с двумя Стасиками еще с утра ушли рыбачить. Женщины остались дома и занялись рукоделием. Зося прибежала из сада и предложила подругам перемерить все платья.
– Вот в этом платье Лёле хорошо. Правда, Яня? А фигура как выделяется, Лёля! Да ведь у тебя очень красивая фигура, прямо манекен.
– Да, фигура, сама вижу, неплохая, а вот физиономия никудышная, – вздохнула Леонтина.
– Всякий букет некрасивый, если плохо оденется. Вот разреши мне попробовать, что тебе к лицу. А волосы у тебя какие красивые! Только ты их неумело причесываешь, – рассуждала Зося.
Долго возилась Зося с Леонтиной, но, наконец, преобразила ее до неузнаваемости.
– Яня! Где ты? Иди скорее сюда! – Янина вошла, – Ну, как тебе нравится эта дама? – спросила Зося.
– Ого, здорово! Да ее узнать нельзя. Я и не знала, Зося, что у тебя такие художественные способности. Ты, Лёля, стала просто интересной дамой, – сказала Янина.
– Придется мне, Лёля, идти к тебе в горничные, – сказала Зося.
– В горничные ты ко мне не пойдешь, а вот в советники не отказывайся. Хорошо? – спросила Леонтина.
– Хорошо, моя дорогая, постараюсь всегда быть тебе полезной, – радуясь своему искусству, ответила Зося.
– Девочки, пойдемте навстречу рыбакам. Что-то они долго засиделись, – предложила Янина.
– Пойти? А ты разве знаешь, где они? Река большая, пока найдешь, будет вечер, а они, я знаю, не голодают. Уверена, что у них есть превкусная уха, – говорила Зося.
– Тем более, пойду, не найду. Лучше поеду верхом на лошади.
– На лошади можно и найти. А мы с Лёлей не поедем. Жалко прически и платья, Правда, Лёля?
– Да, правда. Ты меня так преобразила, что хочется немного самой полюбоваться.
– Ну, тогда до скорого свидания, – и Янина убежала.
“Как хорошо, что ты ушла”, – подумала Зося.

Оставив Леонтину любоваться собой, она побежала приготовить, на всякий случай, хорошую закуску, а вдруг Алик все-таки привезет своего знакомого. Леонтина, налюбовавшись собой, уселась в мягкое кресло и начала в десятый раз читать книгу про путешественника Яна Греуда. Собака, найденная в дороге, лежала у ее ног. Вдруг прибежала Зося и таинственным голосом сказала Леонтине:
– Лёля, Алик с кем-то приехал. Я мельком увидела. Этот кто-то показался мне очень интересным мужчиной, но я его не знаю.
– Тогда я пойду в нашу комнату.
– Ты хочешь уйти? Вот новости! Наоборот, сиди с книгой в руках, тебе это очень идет.
Когда мужчины снимали дорожные плащи, собака насторожилась, и, подняв голову, стала прислушиваться.
– Сиди спокойно, мой песик, не вздумай броситься на людей, – забеспокоилась Леонтина.
Когда Алик с гостем вошли в комнату, собака с визгом бросилась к вошедшему и радостно запрыгала, не давая пройти ему дальше.
– Ах ты, мой милый, хороший Батыр. Мой Батуринка, хороший песик, – приговаривал незнакомец, лаская собаку, – Где ты был? Кто тебя спас? Ну-ну. Уж, ладно, успокойся, – и обращаясь к Леонтине, поприветствовал её, – Здравствуйте, простите, мадам, – поклонился он Леонтине, – Батыр не дал мне слова сказать.
– Ничуть не удивительно, он так вам обрадовался. Я тоже собак люблю, это наши лучшие друзья. Не так ли, пан Алик?
Алик утвердительно поклонился.
– Разрешите представиться, Тадеуш Дольский.
– Леонтина Ружицкая, – обменялись они приветствиями.
Вошла Зося. Завершив церемонию знакомства, пригласила всех к столу. За столом разговор пошел и вовсе непринужденно.
Тадеуш Дольский, тридцатипятилетний мужчина, тёмно-русый, с выразительными черными глазами, симпатичный и приятный во всех отношениях, был разговорчив и находчив. С первого шага, как говорят, он понравился Леонтине. Но, тем не менее, Дольский был осторожным. Никогда никем не увлекался, крепко не подумав. Может, потому и до сих пор и не женился?
– Ах, пани Леонтина, если бы вы знали, что я видел у пана Дольского, вы бы обомлели, – сказал Алик.
– Что же это такое ужасное? – спросила Леонтина.
– Не ужасное, а красивое, – продолжил Алик.
– От красоты не падают в обморок, – улыбаясь, сказала Леонтина.
– Вы так думаете? Напрасно. Бывают такие вещи, что если не упадешь в обморок, то хотя бы присядешь. Ноги под тобой сами подогнутся, – доказывал Алик.
– Пан Тадеуш, что же у вас есть такое необыкновенное, что доводит человека до обморочного состояния? – улыбаясь, спросила Леонтина.
– Ничего особенного, пан Алекса преувеличивает. Просто у моего отца есть маленькая оранжерея. Он страстно любит цветы. Вот и все.
– Да, цветы, но какие! Нет-нет, я наберусь смелости и однажды заберу своих дам и привезу их. Пусть посмотрят своими глазами. Хорошо, пан Тадеуш?
– Я буду рад такому обществу.
Поговорив еще немного, Дольский попрощался и собрался, было, уехать, но тут вышла интересная история с собакой.
– Ну, Батыр, поблагодари свою спасительницу, и поедем домой.
Собака проводила своего хозяина до порога и вдруг преспокойно вернулась к Леонтине.
– Что с тобой, Батыр? Пошли! Ну же, скорей!
Но собака не двигалась с места.
– Она не хочет идти с вами. Оставьте ее в покое, – предложил Алик.
– Как же так? Подкинуть кому-то собаку? А ну-ка, ступай сейчас же со мной! – приказал собаке Дольский, но собака по-прежнему не двинулась с места, а, наоборот, прижалась к Леонтине и только исподлобия посматривала на своего хозяина.
– Вот новости, – удивился Дольский.
– Пан Тадеуш, оставьте ее здесь. Пусть она у меня побудет,– попросила Леонтина, – Я скоро уеду домой, тогда вы ее возьмете.
– Как, вы хотите ехать домой, не посмотрев мои цветы?
– Право не знаю, мне уже давно пора домой, – нерешительно сказала Леонтина.
– Нечего тебе, Лёля, спешить. Твой дом никуда не денется, а цветы обязательно поедем смотреть. Алик даром хвалить не будет, – заключила Зося.
– В таком случае, я собаку не беру и жду вас всех к себе в гости. До свидания, – попрощался Дольский и уехал.

С того дня пан Тадеуш Дольский стал часто заезжать к Раевским и все присматривался и присматривался к Леонтине. Странное дело, то ли Леонтина была назначена ему судьбой, то ли Алик был удачлив на руку, но Леонтина Дольскому понравилась. Необходимо отметить, что с той поры как Леонтина гостила у Раевских, она очень изменилась: пополнела, похорошела, стала жизнерадостной, – в общем, привлекательной дамой. Однажды Дольский приехал и с самого порога, заявил:
– Собирайтесь, господа. Я должен вас сегодня обязательно увезти. Отец никак вас не дождется. Он уже оббегал все магазины в Курганах, выбирая кофе и пирожные. И каждый раз я ему обещаю вас привезти, а возвращаюсь один. Однажды он мне даже сказал: “Что же ты думаешь, Тадик, разве я могу съесть столько пирожных? Я скоро разжирею и не смогу ухаживать за своими цветами”.
– Ну, уж если так, и ожирение угрожает вашему отцу, тогда едем, – сказала за всех Зося.
– Вот, наконец-то, – обрадовался Дольский. – А где пани Агата и пан Казимир Зарецкий?
– Они здесь, в столовой, готовят стол к обеду, – пояснила Зося.
– Пани Агата, надеюсь, вам недолго собираться? Пожалуйста, после обеда без задержек едем к нам, отец вас ждет.
– Вы меня тоже приглашаете? – удивленно спросила пани Агата.
– Да, я всех приглашаю, а вас особенно. Я рассказал отцу, как вы умеете вкусно готовить кофе, и он мне с тех пор не дает покоя. Все спрашивает, когда я привезу эту даму, эту умелицу. Пусть она научит и его варить настоящий кофе.
– А почему он сам к нам не приедет? – спросила пани Агата.
– Он бы с удовольствием приехал, но некому заменить его в оранжерее, к нему все время приезжают покупатели цветов.
– Ну, уж если так, – обрадованная похвалой, пани Агата тут же согласилась поехать к Дольским.

Старик Дольский растерялся, увидев сразу столько гостей. Он не знал, что в первую очередь подавать на стол, а главное, где взять столько посуды. Зося с Яниной предложили одолжить посуду у соседей.
– У соседей? Постойте, да у меня на чердаке есть посуда, целый сервиз. С тех пор, как жена умерла, я им не пользуюсь. Сейчас мы с Адрыком его принесем.
Адрыком старик Дольский называл своего слугу. Наконец, все было готово к обеду.
– Пан Дольский, я побегу в сад и приглашу всех к столу, – предложила Зося.
После обеда, в пять часов вечера, старик Дольский попросил пани Агату показать свое искусство и приготовить кофе.Он был в восторге.
Поздно вечером казимировские гости поехали домой с большими букетами цветов. Пан Тадеуш их провожал и все время держал Леонтину за руку.
Однажды, когда Алик с Дольским остались наедине. Алик спросил:
– Ну, как тебе нравится Леонтина?
– Знаешь, Алик, она умная и шикарная дама. Ты тогда правду сказал. Дурак этот Маревич, что с ней так поступил, – зная обо всем, ответил Дольский.
– И как ты думаешь дальше поступить? Предложишь ей руку и сердце?
– Попытаюсь, Алик. Это будет мое первое предложение в жизни. Если откажет, никому больше предлагать не буду. Скоротаю жизнь в холостяках.
– Ох, ты, горе мое, – вздохнул Алик, как многодетный папаша, – Вы все, как взрослые дети, надо вас подталкивать на каждом шагу. Что не так, сразу в кусты. Может и откажет. Разве не знаешь женскую скромность? А ты на это не обращай внимания. Бывают такие женщины, что чем больше нас отталкивают, тем больше любят.
– А ты откуда знаешь? Такой молодой, а все капризы женские знаешь.
– А разве обязательно самому быть под огнем? Можно и на других это испытать. Но, я уверен, она тебе не откажет. Леонтина моей жене говорила, что ты ей нравишься, что ты симпатичный приятный мужчина и много еще чего.
– Алик, а ты не преувеличиваешь?
– С чего это вдруг? Зачем мне своего друга обманывать, нет никакого смысла.
А на самом деле Алик постоянно придумывал всякие уловки, чтобы Леонтина с Тадеушем полюбили друг друга. Во-первых, он от души желал им обоим добра. А во-вторых, Алик хотел доказать, что его пророчества не пустые слова. И доказал.
Было воскресенье. Приехал Дольский повидаться со своими новыми знакомыми, а главное, с Леонтиной. Все поехали в костел и он с ними. Отстояв службу, Дольский пригласил всех к себе на обед. После обеда поехали в лес и гуляли до вечера. Но, случилось так, что гуляя, Тадеуш с Леонтиной отошли куда-то в сторону и потерялись в лесу. Уже солнце опустилось низко над землей, а их все нет.
– Надо Леонтину найти и тетю Агату забрать. Пора домой, – предложила Янина.
– Что ты, Яня, беспокоишься, пусть тетя с паном Дольским готовят кофе, а за ней заедет Леонтина. Ну и Леонтину оставьте в покое, она не с мальчиком гуляет. И здесь, в этом лесу, нет хищных зверей, не съедят, а извозчик их подождет. Будут возвращаться и тетю Агату возьмут, – объяснил Роман.
– Тогда поедем, хорошо, Роми?
– Поедем, моя дорогая, куда хочешь, – с любовью глядя на Янину, ответил Роман.
И роман с Яниной в одном экипаже, а Алик с Зосей в другом, уехали домой. В лесу остался извозчик дожидаться Дольского с Леонтиной.
Леонтина сидела на пне и плела венок, разговаривая с Тадеушем, а тот подавал ей по стебельку разные цветы, которые она, гуляя, собрала. Вдруг Леонтина перестала плести венок, и, устремив взгляд в чащу леса, вся задрожала.
– Что с вами, пани Леонтина,, вы испугались, вся дрожите, вы что-то увидели?
– Да, – наклонившись к самому уху Тадика, шепотом сказала Леонтина.
– Что вы увидели? – также шепотом спросил он ее.
– Человека. Он там, стоит за кустом.
Тадеуш стремительно побежал туда, но скоро вернулся, улыбаясь.
– Да, это действительно был человек. Но это был наш извозчик, он нас искал. Вы очень испугались, пани Леонтина? – став на колени, спросил он сидевшую, все еще не в себе, Леонтину.
– Очень испугалась, – ответила Леонтина, – Я думала, это Густав Маревич.
– Его уже нет, он, наверно, далеко отсюда, – сказал Дольский.
– А вы о нем что-то знаете? А знаете, кто он был для меня?
– Знаю. Мне все Алик Бродницкий рассказал.
– И вы не презираете меня?
– Пани Леонтина, разве вы виноваты, что Маревич оказался нехорошим человеком?
– Виновата. Даже очень.
– Чем же? Я не нахожу вашей вины.
– Виновата тем, что, не зная человека, доверилась ему. Стала его женой. Разве я не виновата?
– А сколько вам тогда было лет?
– Восемнадцать. А теперь уже двадцать второй пошел.
– О, моя старушка, слишком юная вы тогда были. Но, не бойтесь, я не дам вас в обиду.
– Не говорите так, вы бы с ним не управились, он очень сильный.
– А если бы он меня убил, вам жалко было бы меня? Скажите правду.
– Да, жалко.
– Очень-очень? Или?
– Не или.
– И если бы я вас сейчас спросил: любите вы меня хотя бы немножечко? Что бы вы мне ответили? Только правду, как на исповеди.
– А разве вы не догадываетесь?
– Нет. Догадки бывают неверными.
– Тогда что же мне вам сказать. Вы мне очень нравитесь, вы симпатичный мужчина, зато я некрасивая. Вы можете найти себе любую красавицу.
– И это все? И это преграда к счастью?
– Это великая преграда.
Но Тадеуш больше ее доводов не слушал, он целовал ее руки и повторял:
– Лёля, я тебя люблю. Лёля, ты умница. Лёля, ты правдивая женщина, и если не пренебрегаешь бедным инженером, я женюсь на тебе.
– Бедность не порок. Я тебя люблю таким, какой ты есть. Пойдем, милый, в лесу уже сумерки, а извозчик может убежать.
Дольский обнял Леонтину и нежно поцеловал.
– Спасибо, – тихо сказал он..

Было немало хлопот с венчанием Леонтины и Тадеуша, но в этом деле помог художник Зарецкий. Священник никак н хотел венчать замужнюю женщину. Художник с Леонтиной вынуждены были просить свидетельства у хирурга, который извлекал пулю у мальчика, и у врача, который лечил Романа. Взяли свидетельство о побеге арестованного из полиции. После немалой волокиты Леонтине удалось, наконец, сначала получить развод, а затем и обвенчаться. Задуманное нашими героями путешествие в Италию стало реальностью.