Окопы Сталинграда

В январе 1941 года отменили занятия в школе и всех нас сельских школьников отправили рыть  противотанковые окопы вдоль реки Медведица за станицей Островской. Девчата  и хлопцы  по 15 -17 лет долбили ломами и кирками стылую землю, а парни еще и сооружали из бревен дзоты. Окопы были глубокие: 2 метр глубиной, 1метр шириной. Разгоряченные тяжелой работой ребята пили воду из проруби, многие тогда заболевали воспалением легких и умирали. После недели работ у меня поднялась высокая температура, заложило горло, ломило все тело , и болела голова. Думала что, помру,  но помогли военные врачи, которые жили в нашем доме. У них были лекарства, антибиотики и я постепенно выздоровела. Военная часть стояла тогда в хуторе Прыдки.   Окопы рыли  до февраля 1942года, а в мае 1942года ребят из хутора Прыдки и села Орехово посылали рыть окопы в хутор Тарасов и село Бурлук.
В июне 1942 года пришла родителям повестка: «Собраться школьникам с продуктами и вещами к мостику села». Родители ревут, думая, что детей забирают на фронт, дети тоже плачут, расставаясь с родными. Всего  оповестили  из хутора человек пятнадцать школьников, половина девчат. Мы  с подругой Тайкой   пришли к нам домой, нужно было все рассказать маме:
«Мама, собирай продукты, завтра поедем под Сталинград рыть окопы!»
«Ох! ты горе!»- Мама всплеснула руками, но бросилась замешивать  тесто из кукурузной муки.
«Ну шо ще покласты? Ось сала шматок, маслице, меду, яблук визьми»
« А шо ж ты не збираешься?» - спросила мама  Тайку.
«Да нам и нечего складывать, Анисья Федоровна» -Тайка опустила голову.
 «Вийзьми ось коржив кукурузных, хвате на двох, може и  Совет  подсобит».Прыдковский сельский совет  выделил подводы  и пару  лошадей, сопровождающим назначили  Дорощенко Федора Ивановича, который вернулся с фронта без руки. Зарезали овцу на пропитание, и  погрузили  котомки  с продуктами  на телеги.  Со мной были мои прыдковские девчата: Фисенко Мария , Наумова Мария, Приходько Таисия,  Еремеева Прасковья Маршрут дали только сопровождающему, а нам не сказали куда едем. Помню только проехали село Раздоры.
Хлопцы и девчата  шли пешком,  изредка, кто сильно уставал, присаживался на телегу.  Ночевали в поле в стоге сена, и в брошенном свинарнике. Когда стали подходить ближе к Сталинграду, то услыхали гул и увидали яркие вспышки. Будто майская гроза вдали, но было как-то тревожно.  Жара стояла  в июле 1942 года,  туша овцы стала портиться и когда пришли в хутор Верхние  Липки, то и черви поползли.   Но мясо варили и делали похлебку, и никто не отравился. К месту назначения  стали подходить еще хлопцы и девчата из других сел. Так нас собралось человек пятьдесят. Принял школьный  отряд военный, он же определил для нас место, где мы будем ночевать, выдал нам лопаты и рассказал, чем мы будем заниматься. Нас разместили в сараях. где раньше стояли коровы, спали мы на соломе. С  раннего  утра до позднего вечера мы рыли окопы и даже во время бомбежки.  Окружающая местность была ровная, ни лесочка. На западе в районе  Сталинграда виднелось красное зарево. Самолеты летали низко, и видно было кресты на крыльях, Рядом  с нами была железнодорожная станция Липки и элеватор. Ночью прилетели бомбардировщики и бомбили, элеватор  загорелся, было трудно дышать и все кашляли.  Долго еще в воздухе стоял удушливый запах горелого зерна. На второй день опять прилетели самолеты,  гул был страшный, закладывало уши,  а потом посыпались бомбы прямо на нас, к счастью никто в этот день не пострадал. Мне показалось, что я видела, как  немецкий летчик смотрит на нас и смеётся. Ночью все небо, словно звездами было заполонено  самолетами. Станция Липки была разбита,  сгорело стадо овец. У подруги Тайки была зашита в кофту молитва  «живая помощь», а я в последний момент переписала молитву и тоже зашила с карман. Бомбили в основном вечером, из наших земляков   погибли две девчонки из села Лобойково. Через два дня приехали их матери, причитали в голос, девчонок погрузили на телегу и увезли. Мы тоже плакали и,  ложась спать, нащупывая листочки с молитвой, шептали: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение -истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень»
Военные приезжали каждый день, и учили нас копать специальные окопы сложной конструкции. Мы не знали, для чего такие сооружения, но копали, как нам говорили. Так прошло два месяца, и в конце августа мне пришли мысли об учебе. Нет,  я уже не думала о смерти, мне хотелось еще жить и учиться, ведь скоро сентябрь.
«Тайка, что делать будем, скоро учеба начнется, нужно в педучилище поступать, - шептала я Тайке, - давай сбегать?»
Ну, куда бежать девчатам одним? Митька - шестнадцатилетний   хлопец из нашего хутора, услышав наш шепот, понял, что мы задумали.
«Я с вами. Дорогу знаю, со мной не пропадете»- твердо сказал он.
Митька  сказал, что бежать  лучше  ночью, чтобы никто не видел.
«За деревней Верхние Липки - Фролово, а  там прямой путь до Даниловки» -убеждал он нас.  Впоследствии мы  узнали, что через 2 дня после нашего побега,  25 августа отпустили всех подростков по домам.  Ночью 23 августа наша отчаянная троица тихо вышла из сарая. Сначала мы бежали, спотыкаясь о земляные комья и обгоревшие бревна, потом успокоились, пошли шагом, не оглядываясь, и к рассвету разглядели дорогу. А утром, к счастью нас «подобрала» военная машина и  довезла до хутора Дорожкин,  а там мы   перешли вброд реку Медведицу, и пришли в хутор Прыдки. Я, как чувствовала, что нужно быстрее попасть домой, мама моя лежала в горячке, заболела  мышиной лихорадкой. От голода все кошки передохли, и хутор заполонили  крысы, переносчики инфекции. Целую неделю у мамы держалась  высокая температура, она  металась в бреду, не узнавала меня, еле –еле выжила.  Опять выручили военные врачи. Они приносили   противовоспалительные лекарства, витамины. Дом наш был большой и чистый, поэтому в просторной горнице расположились  командиры военной части  и лежали раненые бойцы Из всех военных, которые жили в нашем доме, я запомнила добродушного  капитана Ахмета татарина, он очень переживал за маму и доставал ей не только лекарства, но  и продукты.
Когда в июле 1942 года линия фронта приблизилась к Сталинграду, Михайловское педучилище перевели в село Лобойково в здание школы. Поэтому я решила отнести документы в училище , все ближе идти- это километров восемь. Документы у меня приняли и сказали, что меня зачисляют без экзаменов, только проведут собеседование. Я вернулась в Прыдки, и неделю жила дома, поскольку мама еще была слабой и не вставала, нужно было управляться с хозяйством, корову доить, ухаживать за больной мамой. Через неделю я пошла опять в Лобойково, а навстречу весело идут девчата  из станицы Островской:
 «Ой! Дуська, нам в этом училище  не учиться,  учителей много, науки сложные, якысь-то педагогики непонятны, ты, что умнее всех Дуся?»
И я вернулась с ними назад. Через неделю маме стало лучше, она стала выздоравливать и говорит:
«Не слухай никого Дуся ,иды вчися»
Я пошла опять в село Лобойково, зашла в класс, нашла себе место  села за стол. Сижу, а сердце аж заходится от страха. Стали выкрикивать фамилии:
«Таможникова здесь?»
«Да» - ответила я, и поняла, что меня не исключили. Так, пока шла война,  я  стала продолжать учебу. В октябре за парты сели 137 студентов педучилища.
Сначала я жила у дальних родственников. На субботу и воскресенье приходила домой. В воскресенье мама готовила мне мешок , в который складывала продукты. У нас была своя корова, поэтому мама наливала молоко в бутылку, в банки масло, творог, пекла  хлеб.  Родственницу звали Груня, у неё был сын, лет тринадцати, Лёнька. Я сама готовила, и кушала свои продукты, но стала замечать, что кто-то ворует у меня: то сало отрежет, то картошки меньше станет в мешке. А еще Ленька умудрялся ябедничать своей матери, говорил, что я с борща весь жирок собираю, а ему постный достается. Такой был поганец! Однажды я пришла домой пораньше и увидела, что Лёнька роется в моём мешке. После этого съехала на квартиру к другим людям.  В 1943 году  был освобожден Сталинград, и педучилище снова вернулось в Михайловку. Куда деваться? Остались учиться только  трое девчат из Даниловского района,  которые упорно продолжали образование. В Михайловке мы с Тонькой снимали квартиру, а на каникулы ездили домой или добирались, кто как мог. Один раз я  решила поехать на велосипеде, так думалось, легче будет добираться, а тут дождь, грязь, велосипед еле «дотянула» до села Плотникова, там бросила велосипед у  чужих людей. Они меня и накормили , и напоили, а на обратном  пути я велосипед забрала. В те послевоенные годы я даже не задумывалась о том, что кто-то не пустит меня переночевать и не накормит. Добрых и отзывчивых людей было  тогда много.
Учиться было тяжело, хотелось домой, на занятиях слипались глаза- так хотелось спать. Но вот наступило время практики, и я попросилась работать в село Орехово. Была осень, обуви подходящей в грязь не было, подруги дали   калоши, но по дороге из Михайловки я натерла ноги до пузырей, пузыри полопались, и вот с забинтованными  тряпками ногами я пришла в Ореховскую школу. Такая вот учительница!  Работала я с удовольствием, хотя учительница, у которой я проходила стажировку - была вредная, нагружала меня тетрадками, и я каждый день ходила с этими тетрадками домой в хутор Прыдки,
В 1944 году я  закончила педучилище, и была назначена учителем в село Прыдки, и стали меня величать Евдокия Васильевна. А некоторые ученики были мои ровесники и даже старше, но хотели научиться грамоте, понимали, что наступает время грамотных людей.
Мы зажили хорошо,  деньги платили регулярно. В конце 1944 года меня направили  на курсы военруков под  Михайловку. Там мы жили в палатках, изучали винтовку, военные нам читали лекции, и в хутор Прыдки я уже вернулась заведующей школой и военруком.
В августе 1945 году меня направили на курсы заведующих школами  в город  Камышин. Удивительно, но в то время в магазинах Камышина были  продукты: масло, колбаса, молоко, хлеб и овощи.
В мае мы всей школой радовались Победе, кто-то плакал по погибшим родным. В  хутор стали возвращаться отцы и братья, но их было очень мало.
Многие женщины хутора остались вдовами, им было очень тяжело выживать.
В августе месяце пришел отец, это была необыкновенная радость для всех!
Отец  сразу устроился на работу дорожным мастером в Даниловку. Еще до войны он с двумя  классами образования окончил строительное училище в Астрахани, и теперь мы получали и деньги, и пайки.
В 1947 году я вышла замуж за военного врача Зайвого Ивана Ефимовича, и мы переехали  в хутор Каменный, где я работала заведующей школы, а муж был главным врачом в больнице. В 1949 году у меня родилась дочь. Когда я была в роддоме, то увидела газету, на первой полосе фотография Сталина с дочерью Светланой. И я решила назвать дочку Светлана. В 1954 году мужа перевели в город Свердловск, где мы и прожили до 1985 года.