Мелодия, или Истукан и Медуза

Маленькая повесть-сказка



  Чудесной  Василисе  –
второй из четырёх моих внучек
п о с в я щ а ю




1.

...В середине августа, в город N., который, на самом-то деде, был обычным городишком, приехал на гастроли молодой музыкант-свирельщик по имени Май.
Его полное имя было Май Августович Си;дорев, где в фамилии стояли подряд три ноты...
Филармонии в городке не было, поэтому все гастролёры выступали на небольшой площади, перед домом мэра, да и то, только поздней весной, летом или ранней осенью. Зимой же все жители города  N. оставались без концертов.
Май играл на двойной свирели, что делала его игру разнообразней , сложней и красивей.

...Для тех, кто хочет узнать историю появление свирели на Руси – Автор извлёк некоторые сведения из Интернета...
Итак…

«...Свирель – русский народный духовой инструмент, из рода продольной флейты. Иногда она может быть двухствольной, при этом один из стволов имеет обычно длину 300-350 мм, второй – 450-470 мм. В верхнем конце ствола – свистковое устройство, в нижней части – по 3 боковых отверстия для изменения высоты звуков.   
 В обыденном языке свирелью часто называют духовые инструменты типа одноствольных или двуствольных флейт.
  Изготавливается свирель из дерева, имеющего мягкую сердцевину, бузины, ивы, черемухи. Сердцевина эта вывёртывается тоненькой палочкой или выжигается раскалённой проволокой. Один конец дудки срезается наискось, близ отверстия отщепляется тоненький язычок и затем по длине дудки прорезается от 4 до 8 отверстий. Иногда такие дудки делают из камыша, ягеля или коровки.
     В Россию, как предполагается, свирель перекочевала из Древней Греции. В античные времена инструмент представлял собой духовую дудку, состоящую из семи разной длины тростниковых трубочек, связанных друг с другом. Согласно древнегреческой мифологии, её изобрёл Гермес, чтобы забавляться, когда будет пасти коров. Есть другое предание про древнегреческого бога леса Пана, который связал несколько тростинок и играл на свирели для своей любимой. Этот музыкальный инструмент и по сей день весьма любим пастухами Греции».

...Мэр города N. Филипп Лукич – добродушный полноватый человек – сидел в кресле на балконе своего дома и с высоты второго этажа с удовольствием слушал приезжего музыканта.
Рядом с ним стояла его дочь – девушка семнадцати лет – очень похожая на свою покойную мать, которую она никогда не видела.
Мать Агафьи Мария – первая красавица города – умерла во время родов. 
Агафья же походила на ангела с портретов старых мастеров: большие синие глаза, маленький чуть вздёрнутый нос, над дугами густых бровей большой чистый лоб, по ямочке на каждой щеке, небольшие пухлые губы над маленьких узким подбородком. Да, такой была её покойная матушка со старых фотографий...
По характеру дочь мэра была скрытной, неразговорчивой  –  может поэтому она не имела  подруг и знакомых парней. В своём одиночестве Агафья давно уже была объектом глупых острот и даже сейчас, во время концерта, чувствовала на себе насмешливые взгляды девушек и парней.
Однако причины её одиночества крылись, во-первых, в нежелании Агафьи проводить время с говорливыми девицами, которые вели беседы либо о парнях, либо о нарядах, а, во-вторых, среди парней не было ни одного, в кого бы она была влюблена...
Оттого и гулять любила одна, чтобы никто не мешал ей мечтать.
А мечтала она о разном: о будущей жизни и о своей семье, а ещё о своих детях и, конечно же, о милом, который будет сильным, добрым и весёлым, как её батюшка…
Кроме того, Агафья много читала – так что назвать её дурочкой было нельзя. Сообразно своему одинокому характеру, школу она закончила на домашнем обучении, так и не узнав, что такое прогулы, плохие отметки и не выученные уроки.
А ещё любила Агафья слушать музыку – как старинную, так и современную – включит наушники и слушает по многу часов подряд..
Но больше всего обожала концерты музыкантов-гастролёров, иначе говоря: «живую музыку», которая напоминала ей пение птиц.
Её отец –  мэр города N. – слушал свирельщика умильным взглядом, радостно улыбаясь и цокал языком от восхищения:
– Непостижимо! Какая игра! – восторгался он. 
Агафья же с каким-то раздражением смотрела на Мая – наверное оттого, что и многие девушки на площади не отрывали от него влюблённых глаз.
Приезжий музыкант был немного старше её – красив, высок и кудряв, одетый во фрак, с «бабочкой» на тонкой шее.
– Ты только послушай! – продолжал восхищаться мэр. – Эти трели могут сравниться с трелями соловья или жаворонка!..
Агафья не отвечала…
Когда Май закончил играть, – раздались шумные аплодисменты и восторженные возгласы:
– Браво, маэстро! Спасибо, музыкант!
Громче всех аплодировал сам мэр.
– Тебе понравилось? –  спросил он свою дочь.
Агафья поморщилась и ответила равнодушным голосом:
– Ужасней не бывает!..
 –  У-у, медуза! –  привычно обругал дочь Филипп Лукич, когда особенно сильно на неё сердился.
Это странное ругательство было сродни таким выражениям, как: «ни рыба, ни мясо». «ни то, ни сё» и «непонятно что такое»...
Агафья только фыркнула в ответ.
Она отлично понимала, что сердится вовсе не на музыканта, даже не на городских парней –  она злилась на саму себя. Но ничего не могла поделать со своим характером.
И тут свирельщик объявил новый музыкальный номер:
 –  «Песня жаворонка»!.. Посвящается всем влюблённым!..
На площади раздались чарующая звуки волшебной свирели.   
И тут же Агафья почувствовала как влетел в её сердце и закружился в душе весёлый и нежный мотылёк.
Она кинула взгляд на музыканта, и в тот же миг Амур – этот божок Любви, превратившийся из жаворонка – привычно натянув тетиву своего лука и, звонко рассмеявшись,  выстрелил стрелой в её сердце.
Агафья охнула и, приложив ладонь к груди, вдруг поняла, что влюбилась в этого молодого незнакомого свирельщика по имени Май.
Она не могла оторвать от него глаз.
– Что с тобой? Тебе тоже понравилось? – спросил её отец, видя изумлённое лицо своей дочери.
– Да… – ответила Агафья… – Я влюбилась… в его музыку!..

...Музыкант закончил играть.
И сразу же раздались новые аплодисменты, восторженные крики и возгласы:
– Браво Май! Спасибо, свирельщик! 
Тот смущённо поклонился в разные стороны, бросая мимолётные взгляды на балкон мэра.
Дождь монет зазвенел вокруг музыканта.
– Макарка! – позвал мэр.
Из толпы зрителей выбежал вихрастый мальчик-слуга, лет двенадцати, и поднял голову к балкону.
– Помоги господину музыканту собрать деньги! Да гляди, чтобы ни одна не пропала!
Макарка тут же кинулся поднимать монеты с земли, складывая их в свою широкополую шляпу.
Публика разошлась.
Площадь опустела.
Май выкатил из кустов жимолости дорожную сумку на колёсах, чтобы положить в неё фрак. Он уже стал его расстёгивать, как с балкона вновь раздался голос мэра:
– Господин музыкант!
Тот поднял голову.
– Пожалуйста, не спешите! Я приглашаю вас на чай!.. – И мэр тут же приказал Макарке, успевшему собрать с земли все монеты: – Макарка! Отдай деньги господину музыканту и проводи его в дом!
Мальчик-слуга протянул Маю полную шляпу монет.
–  Спасибо, малыш! – улыбнулся ему свирельщик.  – Я возьму лишь две монетки: на ночлег и еду.
 –  У нас едят бесплатно, – успокоил его Макарка, чем очень развеселил Мая.
– Ну, чего возитесь?! – поторопил их с балкона мэр.
– Господин музыкант взял всего две монеты! – крикну ему Макарка. – Он говорит, что остальные  ему не нужны!..
–  Не нужны такт не нужны, – по-деловому произнёс Филипп Лукич. – Неси деньги в дом! Я их положу на развитие культуры нашего города!.. Веди гостя!.. Самовар стынет!

...В большой гостиной было уютно: красивая старинная мебель, небольшой чайный столик с тремя креслами, цветастый ковёр на полу.
Пока подавали чай, Филипп Лукич вёл разговор с музыкантом.
– Давайте поговорим о главном, господин Май! Место директора музыкальной школы ваше! И не благодарите меня, пожалуйста!
– Я и не благодарю… – ответил музыкант.
– Почему?! – удивился мэр и тут же продолжил тему: – Не хотите директором – можно старшим  педагогом.
Май смущённо опустил глаза:
– Чему может научить педагог, не знающий нот?..
– Как так?! – изумился мэр.
– Играю, что слышу… – стал объяснять свирельщик. – Пение ветра… Стрекот кузнечика… Шелест трав… Звон росы на лугу…
Филипп Лукич успокоился:
– Ну, это не так уж и мало, мой дорогой!.. И всё же настоящий музыкант должен оставить после себя парочку учеников. Хотя бы одного! 
– Я сам ещё учусь… – скромно ответил свирельщик.
Мэр скривился:
– «Учусь, учусь»… Вы – самородок, господин Май Августович! Гений! А гений должен, что? Выйти перед публикой и сыграть как гений. Это вы умеете. А уж учиться можно всю жизнь!..
Музыкант смутился ещё больше:
 – Я  пока не достиг вершин, господин мэр... 
– Ах, бросьте! – перебил его тот. – Вы не альпинист и не скалолаз!.. Ваш чудесный дар по достоинству оценит тот, кто придёт на ваш концерт! Кто отдаст большие деньги послушать вашу игру!.
– Я не нуждаюсь в больших деньгах… – возразил Май.
– И напрасно!  –  осуждающе произнёс Филипп Лукич. – А если вдруг женитесь?.. – спросил он напрямик.. – Если полюбите!..
Музыкант опешил. Такой вопрос он даже себе никогда не задавал.
– Неужели бедняжка-жена с несчастными малышами будут голодать? – продолжил мэр. – Нет, не поверю!.. У вас доброе сердце!.. Да вы можете собирать целые залы! Наша провинциальная публика слышала многих прекрасных музыкантов! Скрипачей! Пианистов! И всё же приняла вас «на ура»!»..
В гостиную внесли вскипевший самовар, подносы с клубничным и малиновым вареньем, медовыми пирогами, с бисквитным и шоколадным тортами, а также с печеньем – сахарным, сдобным, овсяным и миндальным.
Май и Филипп Лукич продолжали разговор...
– Люди так заняты, –  сказал Май, –  что им нет дела до музыки...
–  И это говорите вы?! – возмутился Филипп Лукич. – В глазах ваших слушателей живет благодарность, а в сердца приходит надежда…
– Вот я и хочу, чтобы все, кого встречу в дороге – в каждом селении, в каждом городе – были счастливы хотя бы на час, пока поёт моя свирель!
 – Представьте другое… – ответил мэр. – Я выстрою в нашем городе филармонию с большим концертным залом! А вы будете давать ежедневные концерты, не выходя из города! Автобусы за автобусами будут привозить ежевечерне на ваши выступления сотни людей со всех городов королевства! И тогда вам не придётся ходить по всей  земле – в дождь и метель! Ткем более, если вдруг женитесь!..
– Я не собираюсь жениться.
– Любовь не спросит: хотите вы или нет!
– В таком случае, моя жена разделит со мной мою жизнь.
– И это вы называете жизнью! – с негодованием воскликнул Филипп Лукич. – Вы безумец и мальчишка! Жёны любят домашний очаг и уют, маленькие семейные радости, учить детей в колледже, а не кое-как, на вокзальных станциях!.
Май не ответил, лишь налил себе третью чашку чая.
– Скажите, –  спросил он вдруг мэра – Та стройная красивая девушка с распущенными волосами, кто она?.. 
 –– Моя дочь Агата… – с отцовской гордостью ответил он. – То есть, Агафья… Филипповна...
– А она разве не любит пить чай? – наивно поинтересовался музыкант.
– Ещё как любит! – ответил Филипп Лукич. – особенно со сладостями… Сейчас придёт… Она у меня сладкоежка… Я ей говорю: не ешь много сладкого, от этого бывает сахарная болнзнь… Но разве молодёжь думает о своём здоровье?!..
И в этот момент в гостиной появилась Агафья.
Увидев музыканта в их доме, её лицо засветилось улыбкой – и в синих глазах, и на приоткрытых губах, и в ямочках щёк…
 Май же так и застыл с чашкой чая в руке, не отрывая восторженного взгляда от Агафьи...
Филипп Лукич посмотрел на них обоих.
«-Э-э-э... –  подумал он. – Да тут любовь созревает...».
Глянул ещё раз на счастливое лицо дочери, а та тоже не может оторвать влюблённого взгляда от музыканта.
«Точно, любовь! –  сказал себе довольный отец и тут же предложил Маю:
– Оставайтесь у нас, волшебник!.. Свадьбу сыграем! Внуков мне подарите! Эх, и счастливым человеком я стану!..
И протёр платком щёки от искренних слёз.
– Ну, что вы, батюшка, за разговоры ведёте?.. – засмущалась Агафья.
–  А чего ждать?! –  расхрабрился Филипп Лукич. – Сколько печалей выпили!.. Сколько горя наглотались!.. Матушка твоя была бы счастлива!.. –  И уже по-деловому стал планы строить: – Пол-дома отдам вам в подарок! Потом новый построим! Большой! Просторный! Чем больше дом – тем больше в нём Счастья!
– А как же мои выступления по дорогам?.. – растерялся Май.
– О них придется забыть... – сказал мэр. – Или вас съедят…
– Не понимаю… – сказал музыкант и посмотрел на Агату.
Та опустила глаза.
– Приказ хозяина города! – строгим голосом произнёс Филипп Лукич. – Городская стража впускает всех, но выпускает только по его приказу… Агашу выпустят, а вас, боюсь, нет…
– Но приказ-то ваш! – непонимающе улыбнулся Май.
– Не мой… – ответил мэр.
– А чей?..Вы же хозяин города!..
– Номинально – да, но, на самом деле, – нет!
– А кто же? – вконец запутался Май.
 Филипп Лукич показал рукой на раскрытое окно в гостиной:
– Видите тот замок?
– Вижу… – ответил свирельщик.
– Так вот. В нём живёт людоед…
– Кто?! – не поверил Май.
– Людоед Тундердель.
Май глянул на Агату – та печально кивнула.
– По нашему с ним договору, – стал объяснять мэр, – город должен предоставлять ему на съедение одного человека в неделю…
– Что?! – изумлённо воскликнул Май. – На съеденье?!..
– Увы!.. – печально развёл руками Филипп Лукич. – На то он и людоед! Так что приходится жертвовать гостями и туристами!
–  Но это подло! – нахмурился музыкант.
– Подло… –  согласился с ним мэр. – А что поделать?.. Я же не могу посылать на смерть своих горожан!.. Они мне доверяют...
– Значит и меня ждет незавидная участь?.. – спросил Май.
–  Теоретически – да, но практически – нет! –  ответил отец Агафьи. – Вам повезло, господин музыкант! Как никому другому! – уже весёлым тоном произнёс он. – Сегодня у нашего Тунднрднля юбилей. Сто пятьдесят лет! Мальчишеский возраст! Сыграете на званом вечере в его честь – он и подобреет.
– Ублажать людоеда?! – возмутился Май. – Никогда!
– Тссс!… – приложил палец к губам Филипп Лукич. – Главное ему понравиться, а там… Ваша свирель творит чудеса! Вдруг, благодаря ей, он станет добрым и хорошим?!
– Не думаю, чтобы она могла из чудовища сделать человека…
– Чшшш!… – ещё раз вполголоса  промолвил мэр города: – Ваше искусство может всё! Этим вы спасете не только себя… но и весь город!..
–  Угораздило же меня влюбиться именно здесь!.. – в отчаянии воскликнул Май. 
Агафья покраснев и спешно покинула гостиную. 
Май, не отрываясь смотрел на замок людоеда.
Наконец он  решительно сказал:
– Буду драться с каждым стражником, но мы всё равно отсюда уйдём!..
Филипп Лукич грустно рассмеялся:
– Любой из них сделает из вас котлету… Ничего у вас не получится без разрешения Тундердлеля… Да и зачем куда-то идти?.. Женатый мужчина должен быть солидным… А вам идёт фрак… Смешно в таком костюме играть на пыльных и грязных дорогах! В таком фраке нужно выходить на сцену при полном зале восторженных зрителей, одетых не в рваньё, а вечерние платья и костюмы!.. Впрочем, если вы станете другом Тундерделя… Ну, хотя бы хорошим приятелем… Он непременно разрешит вам иногда покидать наш город для концертов в Париже или в Риме!..
Наступила пауза.
– Хорошо! – внезапно сказал Май. – Я сыграю «Заздравную» в его честь! Пусть подавится от радости!..
Филипп Лукич перевёл дыхание:
–  Вот теперь я слышу речи не мальчика, но мужа!.. Людоед обожает лесть! Да и мне будет легче хлопотать о вашей свадьбе… Так что не майся, музыкант, и береги себя! – пошутил мэр, переходя на «ты». – Если с тобой что случится, моя медуза… О, пардон! Твоя красавица… Она умрёт от горя! Назло! Уж я её знаю! Ты этого хочешь?
– Нет! –  вскричал Май. – Конечно, нет!
– Тогда беги к ней... Невеста заждалась… Погуляйте в саду, поговорите, познакомьтесь, гм-гм поближе…. Людоеда возьму на себя – не один год знакомы.
–  Спасибо, Филипп Лукич! – с радостной улыбкой ответил ему свирельщик. –  Вы самый лучший тесть на свете!
И Май убежал искать Агафью.
Мэр отошёл от окна, сел за стол, налил себе полную чашу остывшего чая и, отхлебнув большой глоток, сказал вслух:
– Ну вот я и стану тестем… Давно мечтал… Тестем знаменитого музыканта!.. Ах., как славно всё обернулось!.. – И добавил: – А этой сваирельщик совсем не дурак...
И тут же  громко зазвонил в колокольчик.
В гостиную вбежал Макарка.
– Где тебя носит? Подай бумагу с чернилами и конверт!
Мальчик-слуга принёс письменные принадлежности.
Мэр стал что-то быстро писать.
Затем вложил письмо в конверт,  заклеил его и написал на нём адрес.
– Отправишь письмо в редакцию столичного еженедельника. Одна нога – здесь, другая – там! Пошёл!..
 Мальчик-слуга убежал.
 Мэр выпил холодный чай до дна и мечтательно произнёс:
– Ни за что не отпущу «первую свирель» из города!..  Будет он у меня играть днём и ночью! Пусть сюда приезжают знатоки и меломаны из Парижа и Рима! Пусть здесь гремят фестивали и конкурсы!.. Вот она – слава! Вот они – денежки!…

      
       2.

…Август выдался тёплым..
Фруктовый сад вокруг дома мэра стоял, звеня спелыми плодами.
Сидя на зелёной траве, Май и Агата  рассказывали друг другу о себе.
–  Свою матушку я хорошо помню…  –  сказал он.  –  Она была уличной певицей… Пела и аккомпанировала себе на стареньком аккордеоне… А я сидел рядом у её ног и бил в бубен… Возле меня лежала её шляпка с цветком, в которую публика бросала монеты… Мне нравился их звон… Жили мы за городом, в крошечном домишке… Однажды старик-сосед Балалай Горнович – прекрасный музыкальный мастер – вырезал мне небольшую свирель и показал, как в неё дуть… Она издавала такие волшебные звуки, что на них слетались птицы со всей округи… Однажды, когда мне было пять лет, маму пригласили в соседний город на одну свадьбу…  –  Май замолчал, словно вспоминая что-то важное. – Она села в богатую повозку, сказала мне, что к утру вернётся, обняла меня и уехала… Больше я её не видел… Только потом я узнал, что её насильно увёз какой-то богатый гость… А потом её нашли убитую в овраге… –  он вновь помолчал.
Агафья взяла его ладонь и по-дружески крепко сжала.
А Май продолжил:
–  Меня забрал к себе тот самый Балалай Горнович. Детей у них с женой не было, и они вырастили меня, как сына… К тому времени я уже прилично играл на свирели, выступая на всех торжествах и празднествах, как когда-то моя мать...
В один из чёрных дней меня похитили  лесные разбойники – не для того, чтобы я грабил и убивал вместе с ними, а чтобы по вечерам у костра играл для них на свирели… Больше я не вернулся в свой дом, а однажды они рассказали, что умерла жена Старого Мастера, а сам он отправился в город, чтобы мастерить для людей разные музыкальные инструменты… Мне было тягостно жить в лесу и особенно невыносимо играть на свирели для этих жестоких людей… Хотя иногда я видел в их глазах радость и печаль… Но вот наступил день, когда я решил бежать из разбойничьего лагеря... С той поры я стал ходить по дорогам, останавливаясь в небольших городках и селениях, чтобы сыграв свои любимые мелодии, идти дальше… Так я и оказался в вашем городке…  –  закончил свой рассказ Май.
– А Старого Мастера – Балалая Горновича –  ты больше не видел?..  –  спросила Агафья.
– Нет, – ответил Май. – Один из знакомых «дорожных» музыкантов сказал, что тот живёт теперь в лесу, продолжая мастерить музыкальные инструменты… Но лесов на свете так много!.. Поди найди… 
Агафья высвободила из его ладони свою руку и начала рассказывать о себе...
– В отличие от тебя, – сказала она, – свою матушку я не знаю… Она умерла при родах… Вначале мне говорил отец, что мама Мария улетела жить на облаке, чтобы оберегать меня днём и ночью, потом, когда я подросла, отец рассказал о её смерти. С тех пор я винила в этом только себя, что её нет рядом, хотя и понимала, что не виновата в своём рождении… Но разве от этого легче?..
И Агафья поведала свирельщику о том, что Читатель уже знает: об отсутствии подруг, что полюбила одиночество и очень любит читать, но больше всего слушать музыку…
–  Я буду играть тебе каждый день, –  пообещал ей Май.
И тут же признался ей в Вечной Любви.
 –  Вечной Любви не бывает… – с грустью улыбнулась Агафья.
На что Май возразил:
–  Раз есть Вечность, значит есть и Вечная Любовь…
И они впервые поцеловались...


        3.

...А в это время к мэру заехал взбешённый людоед.
Был ог небольшого роста, выглядел лет на пятьдесят, совершенно лысый, с  растопыренными ушами и с чёрными зрачками глаз, нос – крючком, на костлявых пальцах сверкали золотые перстни в цветных камнях.
–  Ну и надул же ты меня, Филипп Лукич! – сказал он.
–  Чем, ваша светлость?! –  растерялся мэр.
– Не «светлость», а «серость»! Сколько раз говорил!..
– Простите, ваша серость! Стар становлюсь… Всё, что надо, забываю...
–  Узнал я, что дочь твоя замуж выходит за проезжего свирельщика!.. А как же наша с ней помолвка?..
 – Так ведь та помолвка была в её детстве. Я и помню о ней, как о шутке… А тут моя дочь выросла, и настоящий жених появился!.. Свирельщик Май Августович!.. Кстати, очень вас уважает! Даже «Заздравную» в вашу честь написал!..
– Мало ли кто в мою честь чего напишет!.. – фыркнул Тундердель. – Слова, небось, твои?
– Мои, ваша прозорливость! – поклонился мэр.
– Ну вот, эка невидаль!… – разочарованно произнёс людоед.
– Так ведь он – от всей души! – торжественно воскликнул Филипп Лукич. – Как и я… Говорит, столько дорог прошёл, а такого, как вы, нигде не встречал… Сильного! Умного! Красивого!.. Ах, простите! Чудовищного красавца!
– Так и сказал «чудовищного»? – с интересом спросил людоед.
– Так и сказал…
– Так ведь мы с ним ещё не знакомы… – ответил Тундердель. – Врёшь ты всё, Филипп Лукич!.. Врать ты мастер!.. А врать некрасиво…
– Правду говорю, чтоб мне лопнуть!.. Он о вас по всей земле слышал! Говорит: за вас – хоть в огонь и в воду! Ну, разве такой человек не пригодится?.. Я на него – огого! – какую ставку делаю! Хочу чтобы наш городок… Наш город… Стал столицей…
– Чего?.. – расхохотался Тундердель. – Ну и планы у тебя, Лукич!
– Да не столицей королевства, а Музыкальным Центром! –  объяснил мэр. –  Снова-таки о вас пекусь…
– Это с какой стороны? – не понял людоед.
 – Меломаны с кошельками понаедут! – понизил голос мэр. – Такие аппетитные – пальчики оближете!
– Гм… – задумался Тундердель. – Заманчиво, чёрт подери!.. Даже очень аппетитно! Вот только его Мелодия людей счастливее да красивее делать будет. Тьфу! Не ошибусь, если и цветы от его свирели зимой распустятся! Или вороны запоют соловьями! Того гляди, весна осенью вернётся… А для меня что хорошего? Бессонница, мигрень, изжога… И тело ломить начнёт!..
– А он обещал… – стал успокоил людоеда мэр, –  что не каждый день концерты давать будет… –  Раз в неделю… А может и в месяц…
– А раз в полгода ещё лучше… – добавил Тундердель. – И не обязательно самому на фестивалях выступать. Пусть в жюри сидит… Проигравших –  мне на съеденье... Ладно, поеду в замок… Дел полно. Юбилей всё-таки!.. – И добавил привычно приказным тоном: – Вечером жду в гости!.. Всей семьёй!..
Проводив людоеда к карете, Филипп Лукич сказал вслед:
– Хоть бы ты лопнул!.. – И тут же возразил самому себе: – Зато, с другой стороны, – как без него? Народ распустится. Бунтовать начнёт...
И невесело рассмеялся.


    
     4.

...К вечеру «Заздравная» была написана и даже отрепетирована теми гостями, которых Тундердель пригласил на Юбилей.
А пригласил людоед многих официальных лиц: трёх Заместителей мэра, двух Префектов, Главного судью, Начальника водокачки, Директора гимназии, Главного прокурора, Начальника пожарной охраны, Городского скульптора, Главного Астронома, Владельца автомастерской, Директора банка, Главврача больницы, Директора бани, Главного дворника, Начальника полиции, Директора рынка и других лиц городского начальства – всех и не упомнишь. Да ещё с жёнами. У кого жены не было, должен был подарить двойной гостинец.
.
...Гостиная замка выглядела большим залом с высокими потолками, стены были расписаны известными художниками о жизни Турненделя: «Людоед на охоте», «Людоед за обеденным столом», «Людоед на концерте», на море, на конюшне, в компании банкиров, в кругу смеющихся девушек и среди счастливых детей.
Зажжённые люстры были украшены цветными гирляндами, под центральной –  висели воздушные шары в виде числа «150».
Длинный стол с разнообразными яствами стоял буквой «Т». Яства были для мясоедов и вегетарианцев – различные мясные и овощные блюда, всякие салаты и паштеты, фрукты и сладости. Между блюдами стояли бутылки, кувшины и жбаны с разными напитками.
У входа в гостевой зал клоуны в разноцветных костюмах, с разукрашенными лицами, похожими на маски, корчили смешные рожи и весело кричали «ура» в честь людоеда.
Увидав приехавшего в замок мэра с дочерью и будущим зятем, Тундердель сразу же отвёл его в сторонку и стал хвастаться:
– Как тебе стол?.. А клоуны?..  Не слишком ли весело?.. А музыка? Хотел, чтоб одни похоронные марши звучали –  так ведь не так поймут! Ещё обрадуются, что помер! – Людоед показал кукиш:  –  Вот вам! Сто пятьдесят – мальчишеский возраст!
– А пятьдесят младенческий! – подтвердил мэр. – По себе знаю, ваша милость!
– Никаких «милостей»! – сурово произнёс Тундердель. – Сколько раз повторять! «Ваша немилость»! Вот как надо!..
 – Так точно, ваша немилость! – повторил мэр.
– Ну вот! – милостиво кивнул людоед. – Так-то лучше... Кстати в связи с этим  –  новая идея пришла мне в голову! По поводу фабрики музыкальных инструментов. Потом расскажу!.. Идея громкая и звонкая!..  И тихо добавил, глядя на Мая: – А зятёк твой ничего… Думал похуже будет…  Когда свадьба?
– На следующей неделе, – ответил мэр.
– Кстати зять твой в карты играет?
– Какой там! – сокрушённо ответил Филипп Лукич. – Только на свирели. Одна музыка на уме.
– Ох, не люблю умников! – недовольно сказал Турнендель. – Корчат из себя, чёрт-те что! И то у них в голове, и это: и планы, и мечты, и надежды… А раскусишь такого – одна пустота!
– Зато как играет – заслушаешься! – возразил Филипп Лукич.
– А!.. – махнул рукой людоед. – Мороки с этими талантами! Общественное мнение… то да сё… Да ещё статейка в какой-нибудь паршивой газетёнке: дескать, сожрал живьём!.. Не понял, видите ли, чуткой натуры!.. А я вот ни на чём не играю. Только на ваших нервах. – Он расхохотался. – Зато положение! Богатство! Свистни – любая замуж побежит!.. – Он вздохнул: – Но теперь уж ни за что не женюсь!..
– Что так, ваша серость?  – удивился мэр.
– Так ведь не за меня замуж выйдет, а за Замок! За мою власть! За моё богатство! Меркантильные нынче невесты!..
Время незаметно приблизилось к двадцати двум часам.
Все гости расселись за стол, во главе которого восседал сам юбиляр.
В гостиной появился Май со свирелью.
На нём вновь был фрачный костюм, белая манишка с кружевным жабо, на шее «бабочка».
Все за столом умолкли, направив свои взгляды на музыканта.
Май взмахнул рукой, и гости встали, ожидая первых звуков свирели.
Он приложил её к губам и сыграл вступление.
Свирель зажглась внутренним светом.
Это было очень красиво!
Даже Тундердель не отрывал взгляда от музыканта.
Яркие люстры пригасили, чтобы в полумгле был виден и слышен крошечный инструмент в руках Мая.
Но вслед за нежной мелодией из свирели внезапно врывалась наружу грубая бравурная музыка.
Все гости запели, повернувшись к людоеду:

Поём мы песню главную,
Заглавную-заздравную,

В честь людоеда славного –
Наш юбилейный гимн.


Тундердель восторженно слушал и счастливо улыбался…
 Внезапно свет внутри свирели погас, а мелодия «Заздравной» уже продолжала звучать на фальшивых нотах.
Май перестал играть, с ужасом глядя на свирель.
А гости продолжали петь:
 
Поём ему мы дружно,
И если будет нужно –
Свои сердца и души
Все разом отдадим!

Слава, слава Тундерделю!
Слава целую неделю!
Целый месяц! Целый год –
Славу город наш поет!..

Затем раздались шумные рукоплескания в сторону юбиляра.
Праздничный ужин начался...


5.

...Поздно ночью семья мэра вернулась домой.
– Поздравляю! – сказал он Маю. –Ты произвёл хорошее впечатление на Тундерделя.
Май глянул на Агафью – та, не проронив ни слова, тут же ушла в свою комнату.
– Где-то я его уже видел… – сказал музыкант. – И даже не один раз…
– Наверное, в газетах или журналах, – предположил Филипп Лукич. – Где же ещё!
– Да нет! – возразил Май, задумавшись. – Я видел его живьём… Только не помню где...
– Ну и чёрт с ним! – ответил мэр. – Зато в эту субботу тебя пригласил на охоту его светлость граф. А в воскресенье – Директор банка позвал на день рождения внука... Доволен?
– Не очень, Филипп Лукич... – ответил Май. – Мне заниматься надо, репетировать, разучивать новые произведения... Так что «светские» визиты придётся отложить.
Мэр нервно рассмеялся:
– Это невозможно, зятёк! Ты сразу же испортишь со всеми отношения и порвёшь все деловые связи. К тебе перестанут ходить на концерты!
– Придут те, кому нужна музыка, – возразил Май..
– И много таких найдётся?.. – усмехнулся мэр и вдруг предложил: –  А может быть, тебе стоить немного отдохнуть от занятий музыкой?
–  Ничего себе совет! – воскликнул Май.
–  Турнендель посоветовал… Порекомендовал…
– Лучше ему посоветуйте и порекомендуйте меньше есть!
–  Но ведь он прав! – поддержал людоеда мэр. – Пусть ежедневно пиликают бездари и неучи! Истинному таланту, как ты, это не обязательно.
– Опять вы про своё!.. – огорчился Май. – Да поймите: чтобы чего-то достичь, нужно работать днём и ночью. Искать мелодию за мелодией. Только тогда можно стать музыкантом!..
– Ты уже музыкант!… – оборвал его отец Агафьи. – С Большой буквы! То есть, с Большой ноты! Поверь мне!.. Скажу по секрету... – Он понизил голос. – Наш лучший скульптор готовится отлить твою статую для памятника на площади… Напротив нашего дома. Из чистого золота, между прочим! Уже завтра издам Указ начать добровольные сборы золотых ювелирных украшений. Так сказать, «подарок от народа».
–  Зачем мне всё это?! – в смятении воскликнул Май.
Филипп Лукич ответил высокопарным торжественным тоном, не терпящим возражений: 
– Это нужно не тебе, зятёк, а нам!.. Потому что ты – наш гений! – И не дав Маю вставить слова, продолжил в том же тоне: – Да-да! Простой народный гений!.. Чтобы взять у тебя интервью, завтра утром из столицы прибудет журналист самого элитного еженедельника. Обещали поместить твой портрет на обложку! О тебе узнает всё королевство!.. Так что по-доброму завидую...
– Я… я теряюсь во всем этом, Филипп Лукич… – растерянно произнёс свирельщик. –  Мне кажется, это не со мной происходит…
– Зато приятно нам с Агаткой…
–  Она… знает? –  еле слышно спросил Май.
 – Тссс!.. –  подмигнул ему мэр. – Пусть это будет для неё сюрпризом. Твоим свадебным подарком… –  И впервые спросил: – Ведь ты её любишь?!
– Очень! –  искренне ответил музыкант.
–  Тогда вот что, мой дорогой зятёк! Не мучай себя сомнениями.  Агатка все поймёт!.. 
–  Мы с ней… –  хотел возразить ему Май.
Но Филипп Лукич не дал ему возразить:
– Пешком по дорогам? Да?.. Потащишь мою «медузку»… то есть свою красавицу-жену по холмам и полям?.. Или оставишь одну дома?!.. Только попробуй!.. Да, я согласен, что твой талант для всех!.. Но моя дочь будет несчастна от такой жизни!.. Ты этого хочешь?!.. Этого желаешь Агатке?! Ты!.. Её второй мужчина после отца!
Он достал платок и, театрально держась за сердце, протёр сухие щёки.
– Я… Никогда… – вконец растерялся Май.
–  Ах, маэстро… – мэр по-отечески обнял музыканта. – Она будет счастлива, узнав о твоём решении…
Филипп Лукич достал из буфета графин с наливкой, разлил её в два бокала и поднял свой:.
– За счастливую жизнь в нашем доме!..
–  О какой счастье вы говорите, – горько произнёс Май, – если Тундердель запретил играть даже раз в месяц!
– Ну сказал и сказал… – вновь понизил голос мэр. – А мы его запрет нарушим… Обещаю: раз в неделю устраивать твои концерты... В те дни, когда это... чудовище будет в отъезде!.. И потом! Настоящее искусство не должно приедаться!.. За это и выпьем! – добавил мэр весело.
Они чокнулись и выпили до дна.

      
      6.

...В конце августа отыграли свадьбу, и жизнь пошла своим чередом.
С того дня прошло два месяца.
Как и пообещал Филипп Лукич, один раз в неделю Май давал свои концерты всем приезжим из разных концов королевства.
Он легко привык жить по правилам людоеда, не раздражая ни его самого, ни своего тестя. Музыканта приглашали на все пирушки и званные вечера, чтобы только увидеть в весёлой компании знаменитого свирельщика (особенно после большой статьи о нём в столичном еженедельнике). Ни в одном доме музыканта не просили что-либо сыграть, зато с радостью с ним фотографировались и снимали на видео, чтобы потом похвастаться своим знакомством с известным свирельщиком.
Май научился стрелять и спокойно мог убить певчих птиц, чтобы «навострить глаз» перед охотой на диких кабанов и оленей. Завидев его верхом на коне, жаворонки, овсянки, иволги и щеглы – разлетались в разные стороны.
Он очень изменился, прибавив к своему характеру наглость и грубость, чем заставлял страдать тонкую натуру Агафьи.

...Однажды октябрьским утром она просматривала свежие газеты.
Почти в каждой из них говорилось о свирельщике Мае.
И если «Королевская вечёрка» интересовалась: почему «великий маэстро» давно не дает концертов, то в «Столичных новостях» расписывали церемонию открытия золотого памятника «гениальному графу-музыканту». (Этим знатным титулом его наградил сам король после одного-единственного концерта в королевском дворце)... А в «Иностранной хронике» – почти ежедневно появлялся список приглашений «непревзойденного музыканта» по зарубежным гастролям...
Агафья в отчаянии швырнула все газетные номера на пол:
– «Непревзойденный»! «Знаменитый»! «Великий»! «Гениальный»!.. – с презрением в голосе воскликнула она.
 В гостиной появился Май. Он был в ночном халате, с перевязанным на голове полотенцем.
 Не замечая жену, подошёл к окну и, распахнув штору, стал смотреть на свой памятник, стоящий на площади.
Золотая статуя музыканта ярко сверкала в утренних лучах солнца.
На мраморном постаменте было написано:

«ГЕНИАЛЬНОМУ СВИРЕЛЬЩИКУ МАЮ –
ОТ БЛАГОДАРНЫХ ГОРОЖАN»

С того дня, как открыли памятник, Май по несколько раз в день любовался работой Городского скульптора, а если сказать честно, то самим собой.
«Золотой» музыкант был очень похож на оригинал, держа у золотых губ золотую свирель.
– Нравится? – с лёгкой усмешкой в голосе спросила его Агафья.
Май вздрогнул и обернулся.
– Вечно ты появляешься неслышно!.. – недовольно произнёс он и добавил: – Смотрю, как бы голуби не сели на голову, а ещё, того хуже, на свирель… Нужно предупредить  Главного дворника, чтоб проследил...
 – Что с тобой? – спросила она.
– А что со мной? – не понял он.
– Тебе плохо, – сказала жена.
– Мне распрекрасно! – ответил Май.
– Я же вижу… – сказала Агафья.
– А если видишь, чего спрашиваешь?! Ведь сама этого хотела!
– Чего я хотела?.. – удивилась она.
–Чтобы всё было именно так! Чтобы я сидел, привязанный к твоей юбке! Ведь ты молчала, когда Тундердель запретил покидать город! Молчала, когда по его прихоти я перестал ежедневно играть! Молчала, когда твой отец назначил меня директором фабрики музыкальных инструментов! Я уже не говорю об уроках на свирели!
– Бездарным барчукам! – ответила она. – Тем, кто больше платит. Ты превратился в репетитора!.. И – ни одной новой мелодии! Разве я этого хотела?!..
 – Успокойся, –  ответил Май. – Как раз сейчас сочиняю один мотивчик… 
– «Мотивчик»!… –  насмешливо сказала она. – Живешь прежними заслугами… В газетах одно и то же: «Великий и гениальный»!
– Да, гениальный! – вскричал он. – Гений должен выйти на сцену и сыграть, как гений!
\– Когда же ты собираешься это сделать? – спросила она тихо.
– Возможно... через неделю…
– Ложь!.. – теперь вскричала Агафья.
– Я же сказал: через неделю. Это будет самая гениальная вещь на свете. Разве ты забыла, кто я?
Они замолчали оба.
Наконец Агафья сказала:
– У меня такое чувство, будто ты… разучился играть.
– Замолчи!!! – закричал он в ужасе.
– Три месяца, прожитых впустую! – произнесла она горько.
– А графский титул, подаренный самим королём?!..
– И что?..
– Я стал компаньоном твоего отца!..
– И что?
– Стал директором музыкальной фабрики!..
–  Ну и что?!.. Ну и что?.. – она зарыдала.
– Перестань! Мне так здорово теперь, ты даже не представляешь! Я никогда не думал, что может быть так хорошо и без свирели!.. Словно руки развязали!.. Теперь я могу держать бокал!! Стрелять из ружья!.. Я живу полной жизнью!..
– А мне три месяца назад вообще жить не хотелось…  В тот вечер, на юбилее…  Ты совершил первый шаг предательства Мелодии… Твоя свирель погасла!..
– Где же была ты? Почему не запретила мне это делать! А я не мог отказать твоему отцу!..
– У тебя виноваты все, кроме себя самого!.. Ты всегда прав!.. Ты стал совсем другим, милый… Где ты, «мой прежний Май»?.. В доме осень. На душе зима…
Он подошёл к ней и уже совсем другим тоном произнёс:
– Ну не заводись!..
Хотел её обнять, но она резко вырвалась:
– Тебя беспокоит, как бы голуби не испачкали твою золотую шевелюру, а мальчишки не попали бы в тебя футбольным мячом…
– Неправда!
– С самого утра любуешься собой при свете восходящего солнца! Такого я тебя ненавижу!
– Ненавидишь?.. Ах, ты, Медуза!..  – Он осёкся. – Прости… Сам не знаю, что на меня нашло…
Он вновь подошёл к окну и задёрнул штору.
– Вот бы удрать!..
– И что мешает?.. – спросила Агафья. – Я сама с детства мечтала об этом! Почему бы нам не уйти?.. Пойдём по дорогам, по просёлкам, мимо дворцов и лачуг, и ты снова будешь играть мелодии, а я всё это разделю с тобой…
Май резко повернул ней голову:
– Ах, как романтично!.. Только ты наверное забыла, что из города не выйти без особого разрешения людоеда. А он не может простить нашей свадьбы!..
Агафья ошеломлённо на него посмотрела:
– Кто тебе сказал эту чушь?..
 – Твой отец.
 – Он бессовестно обманул тебя! А ты поверил! Поверил и струсил!..
– Я не трус! Я остался здесь по своему желанию… Ради тебя, между прочим!.. О, Боже! Неужели город и вправду открыт?!..
Агафья вдруг подошла к нему и обняла, как маленького:
– Послушай, милый! Я всё поняла. Ты прав!.. Ты не виноват… Это я – дура и Медуза!.. Сегодня же мы покинем этот город! Навсегда!..
Май уткнулся лбом в оконное стекло:
– Слишком поздно… – сказал он безнадёжно. – У меня нет моей Мелодии! Понимаешь?.. Свирель погасла… Ищи ветра в поле!
– Мы найдём её! – твёрдо ответила Агафья, гладя его щёку. – Я тебе на что?..
– Как же всё скверно!.. – тихо произнёс Май. – Я даже не злюсь!… Зачем куда-то бежать?.. Кто я теперь?… А здесь – фабрика… Ученики… Ты, Аагаша!.. Глупая моя бедняжка?.. Куда мы пойдём?.. Да и найдём ли Мелодию?.. Разве можно её вернуть? Забыть бы про все поскорей!..


7.

...Спустя неделю в дом мэра заявился людоед.
Прежде всего он поздравил музыканта с его памятником:
– Солнце затмил! Смотреть больно!
Тундердель подошёл к окну в гостиной:
 – Столько золота! Просто завидки берут!..  Себе, что ли заказать…
– Скульптор здорово дерёт, –  предупредил его Филипп Лукич. – А после статьи о Мае в «Стольном вестнике» – его гонорар просто кусается.
–  Да я так укушу  – своих не узнает! – ответил людоед. – А как закончит работу – съем, и все дела!..   
–  Всё-то у вас просто, – произнёс Май с раздражением: – Нравится – съем, не нравится – сожру! Мне бы так…
– Кишка тонка!.. – громко расхохотался людоед. – А я к вам с хорошей новостью!.. По поводу фабрики… Решил я, что будет она выпускать только медные трубы! Представьте! С утра до ночи по всему городу будут греметь одни духовые оркестры!  Вот это – музыка! Вот это – чувства!..
Филипп Лукич растерялся:
– А как же… губные гармошки, скрипки, арфы, свирели?… Их, что, совсем не изготавливать?
Людоед презрительно на него посмотрел:
– Губные гармошки ещё куда ни шло… Но кому нужны твои арфы, свистульки и скрипульки?!... А медные трубы везде нужны: во славу и за упокой… Кому – марши величальные, кому –  похоронные!.. Неужели не ясно?!
 –Уж куда яснее, ваше новаторство!.. – убито произнёс мэр. – Словом, «дело – труба»!..  Сделаем всё возможное и невозможное.
– У меня всё возможно!  – сказал Тундердель и повергнулся к Маю: – А ты, свирельщик,  чего расстроился?.. Не гитара, поди… Будешь по совместительству дирижером сводного духового оркестра.
–  Я?!.. –  изумился музыкант.
–  Ты! – грубо ответил людоед. – И посмей только отказаться! Жить захочешь – затрубишь.
И, не сказав больше ни слова, Тундердель покинул дом мэра.
–   Это конец… –  еле слышно промолвил тот.
–  А если ему самому конец устроить?.. –   со зостью предложил Май.
– Молчи! – испуганно ответил Филипп Лукич. – Вот уж с кем нельзя ссориться!.. А тем более… – Он выглянул в окно. – Фу-у… Кажется, уехал… – И плотно закрыл оконные створки.
– Что, страшно стало? – с усмешкой спросил Май.
– Попридержи язык!.. – ответил Филипп Лукич. – Благодаря ему наш город самый богатый во всём королевстве...
– Вот и трубите в его честь! А я…
– А ты – не умничай! Слышал я твой разговор с Агашкой.
– Подслушали! –  охнул музыкант.
– А уши-то на что?.. – не стыдясь, ответил Филипп Лукич. – Запер её в подвале. Там холодно, пусть поостынет. – И бросил Маю ключи: –  К ночи выпустишь…
– А утроммы  уйдём из города, – решительно сказал Май.
– Я вам уйду! – погрозил ему пальцем Филипп Лукич. – Ишь, моду взял на нервах играть.
– Так ведь на свирели теперь не поиграешь! – усмехнулся музыкант.
– Ну-ну! – нахмурился мэр. – Тундердель живо мозги обоим вправит!..
И вышел из гостиной.
Май остался один.
Устало опустился в кресло, закрыл лицо руками.
За окном стемнело.
И в который раз привиделось ему его Детство…
Вот мать играет на старом аккордеоне своего деда, который пронёс его через всю войну, где после очередного боя на каждом привале играл военные песни да романсы из прошлой жизни. Сам дед не был ранен ни разу, а своего хрипловатого друга, пробитого фашистскими пулями, несколько раз чинил...
Вспомнил Май последний вечер с матерью перед тем, как уехала она веселить гостей на чьём-то семейном празднике...
Вспомнил старого мастера Балалая Горновича и его старушку-жену...
Лесных разбойников…
И дорогу без конца…
Потом он увидел столицу, залитую вечерними огнями…
Здание Королевского театра…
И себя во фраке, входящего на спектакль с толпой богатых зрителей…
Вот он сидит в ложе…
Вот погас свет… Раскрылся занавес…
Давали «Гамлета».
Двое могильщиков рыли яму для Офелии, выбрасывая комья земли из «оркестровой ямы» на сцену… Первый могильшик был остроумен, второй мрачен и лыс…
«Так вот ты откуда»!.. – изумился Май и вдруг услышал в зрительном зале звонкий мальчишеский голос:
–  Ваша светлость, проснитесь!!..
 

8.

...–  Ваша светлость, проснитесь!!..
 Май открыл глаза и увидел себя в гостинной.
Перед ним стоял напуганный Макарка.
– Чего орёшь?..  – спросил он у него.
– Ваш памятник… – дрожащим голосом ответил тот.
Май вскочил с кресла, подбежал к тёмному окну и с силой распахну его настежь.
Раздался вой ветра и шум дождя.
– Что с ним? – крикнул Май, чуя недоброе. –  Ничего не вижу… 
– Его нет… – ответил мальчик-слуга.
– Как это нет? – не понял Май. – Его, что, повалил ветер?.. Он разбился, да?..
– Нет, не ветер... Его погрузили в повозку слуги Тундерделя и увезли в замок. А сам людоед  громко хвалился, что нашёл золото для своей статуи.
– Ты это слышал?!.. – изумлённо спросил музыкант.
– Своими ушами, – ответил Макарка. – Они у меня, знаете какие? Идеальные! Так сказал один скрипач, что выступал год назад в нашем городе. «У тебя, говорит, идеальный слух»!.. Я, ваша светлость, комара за километр слышу...
– Значит украл… – не слушая мальчугана, пробормотал Май. – Запрягай карету! Немедленно в погоню!..
– Кареты нет… – ответил Макарка. – Филипп Лукич на ней куда-то уехал…
– Как это некстати! – огорчился музыкант. – А где Агата?..
И вдруг он вспомнил, что та всё ещё сидит запертая в подвале…
– Мерзавец!.. – выругался он на тестя.
– А может, взять лошадей у соседей? – предложил Макарка.
– Молодец, малыш!  – обрадовался Май.  – Дуй к соседям!.. Да извинись за поздний час!..
Мальчик-слуга побежал выполнять приказание.
– Стой!.. – остановил его музыкант. – Никуда бежать не надо…
Макарка вернулся в гостиную.
Май плотно закрыл створки окна, вновь говоря самому себе:
– Может, оно и к лучшему… И слава Богу, что всё так случилось… Даже легче стало. – Он бросил мальчику ключи от подвала: – Выпусти Агату. Я буду ждать её здесь…
Макарка бросился было вновь из гостиной, но в дверях вдруг остановился и вернулся уже с конвертом в руке:
– Забыл передать… – И протянул его Маю.
 – От кого письмо?
– Вам. Из Королевского дворца.
Май распечатал конверт, достал плотный шелковистый лист с золотым вензелем.
– «Глубокоуважаемый Маэстро! – стал читать он. – В эту пятницу ваш город посетит Главный капельмейстер Его Величества, с целью посвящения Вас в Почетные члены Королевского Музыкального Общества. Министр искусства…»
Май положил письмо на стол.
– Как это некстати… – огорчённо произнёс он, озабоченно глянув в сторону окна… – Что  делать?.. – Он лихорадочно стал соображать: – Утром город проснётся, а статуи нет!… – Май обернулся и спросил у мальчика: –Ты никому не сказал о памятнике?
– Только вам, ваша светлость, – честно признался Макарка.
– И никто ничего не видел?
– Скоро полночь… Дождь… На площади пусто...
– Это хорошо, что пусто!.. – пробормотал Май. – Знаешь, где взять лестницу?
– В кладовке… – ответил мальчик-слуга.
– Неси её к памятнику. Дотащишь?
– Дотащу, ваша светлость… – озадаченно ответил Макарка. – Только, может, вначале выпустить госпожу Агату, а уж потом…
– Вначале за лестницей, болван! – жёстко приказал Май. – Понял?!..
– Болван понял! – шутливо ответил Макарка, не понимая, куда клонит молодой хозяин.
– Тогда чего стоишь? – крикнул тот. – Пшёл!
И Макарка со всех ног побежал за лестницей в кладовку.
 



 9.

…Май вышел из дома на площадь.
Дождь припустит сильнее.
Из чёрного хода особняка показался Макарка с длинной лестницей.
– Куда её?.. – спросил он Мая.
– Прислони к постаменту, – ответил тот.
Мальчик-слуга исполнил приказание музыканта.
Май влез по лестнице на пустой постамент и встал так же, как стоял «золотой музыкант».
– Вгляни повнимательней… Так ли стояла статуя?..
– Немного повернитесь вправо, хозяин!.. – посоветовал ему Макарка. – И руки поднимите выше… – И тут же спросил: – А зачем это вам? Хотите заказать новый памятник?..
– Не твоего ума дело, – грубо ответил Май. – Принеси моей комнаты свирель! – приказал он.
 Макарка побежал в дом.
Когда он вернулся к постаменту, дождь уже прекратился, и ветер утих.
Макарка взобрался по лесттнице и отдал свирель Маю.
Когда мальчик спрыгнул в траву, Май ногой столкнул лестницу на мокрую землю.
– Неси обратно в каморку! – приказал он мальчику.
– А вы как слезете? – недоумённо спросил тот.
– Неси, говорю!  – повторил музыкант.  – И не забудь выпустить Агату...
Макарка поволок лестницу обратно к чёрному ходу.
На мгновенье обернулся.
Май уже стоял в той же позе, как и его золотая статуя, держа у губ свирель.
– Вы очень похожи на свою копию, ваша светлость! – крикнул ему мальчик.
В этот момент башенные часы стали отбивать полночь.
И тут же Макарка услышал песню Жаворонка. Её подхватил свирельшик. Свирель снова зажглась изнутри. Над ночной площадью, под удары башенных часов, разлилась прекрасная Мелодия.
Но вот раздался последний двенадцатый удар, и она смолкла.
А свирель вновь погасла.
Макарка осторожно положил лестницу на землю и подошёл к постаменту.
Май стоял неподвижно, словно статуя.
– Ваша милость... – обратился к нему дрожащим голосом мальчик-слуга. – Вы живы?..
Но тот не ответил.
При свете луны Макарке показалось, что его хозяин превратился в каменного истукана.
Он вновь притащил лестницу к постаменту, влез на неё, осторожно прикоснулся рукой к ноге Мая. Так и есть! Ладонь Макарки почувствовала мокрую поверхность камня...
Макарка чуть не свалился от страха.
Он спрыгнул с лестницы и, найдя в кармане ключи от подвала, кинулся за Агатой.
Они оба подбегали к памятнику.
Агафья, вся не своя, влезла по лестнице на постамент, где стояла фигура Мая.
Мальчишка-слуга не соврал.
– Май! – позвала она его. – Что с тобой, милый?..
Но каменный музыкант не ответил.
Рыдая, Агафья спустилась на землю и, не оглядываясь, вбежала в дом.
 
   

10.

...В это время в замке, на своей просторной кухне, людоед тяжёлой кувалдой разбивал золотую статую на мелкие кусочки. Чтобы не пропало ни грамма, статуя была засунута в большой брезентовый мешок. Золото – металл мягкий податливый, отчего работа шла успешно.
Наконец людоед, слегка притомившись, отложил кувалду в сторону и присел на табурет немного отдохнуть. Однако перед тем, как расслабиться, он заглянул в мешок, полный золотых обломков:
– Ах, сколько золота!  – радовался он.  – Завтра же позову скульптора! Наверняка не догадается, что это была его работа!.. Пусть для меня теперь потрудится...
Издалека на городской площади пробили полночь башенные часы…
И сразу же у замка раздалось конское ржание и вслед за ним дребезжащий звонок в парадную дверь.
– Кого это нелёгкая принесла в такую непогоду?.. Неужели застукали?.. Хотя никого не на площади было… Наверное, туристы!.. Ох, и надоели же они мне!.. Всё ходят, ходят, фотографируют.. Ни днём, ни ночью покоя от них нет! Любят на старину поглазеть… Как увидят древний за;мок – «с катушек слетают»!.. И большая цена за билеты их не смущает!..
Людоед вышел из кухни, спустился по лестнице.
– Кто там? – спросил он.
– Я!.. – ответил знакомый голос мэра. 
«Точно застукал... – подумал Тундердель. – Хорошо, что золотые осколки в мешке лежат...» Ты один?!
 – Один.. Отпирай!..
– Чего случилось?
– Помощи прошу!
– Какой ещё помощи? –  не понял людоед.
– Чтобы зятя моего на место поставить!.. Будь он неладен!
– Очередной семейный скандал… – успокоился людоед, отпирая входную дверь.
В замок вошёл мэр города – шляпа на боку, ворот рубашки расстегнут, галстук на плече. С зонта стекала вода.
Они поднялись по каменной лестницена кухню, где жарко пылал камин.
Филипп Лукич положил раскрытый зонт сушиться у огня на полу.
Тундердель придвинул к огню два высоких кресла, между ними поставил круглый столик, на котором стояла большая бутыль с рябиновой наливкой и разлил её по стаканам.
Мужчины сели в кресла.
– Рассказывай! –  сказал людоед ночному гостю.
И Филипп Лукич стал жаловаться на Мая:
 – Не сидится ему, видите ли, дома. Всё норовит вновь по дорогам шляться да ещё с Агаткой!.. Одинокую старость мне готовит!.. Эх, был бы ты настоящим людоедом – сожрал бы его с потрохами!
Такие странные слова  одного из персонажей повести Автор хотел бы разъяснить Читателю.
Итак…

...Жили в столице два приятеля, и оба служили в Муниципальном театре – один барабанщиком в оркестре, другой актёром вспомогательного состава. Оба молодые, способные, верящие в удачу и умеющие трудиться по 24 часа в сутки.
Музыканта звали Филиппом Лукичом Зубаревым, а артиста – Василием Архиповичем Тюлькиным.
Каждое утро шёл барабанщик на репетицию в театр, чтобы вечером, сидя в оркестровой яме, вместе с другими музыкантами театрального оркестра сыграть свою партию.
Однажды утром, когда Филипп Зубарев подходил к зданию театра, откуда ни возьмись, на городскую площадь выскочила королевская карета, запряжённая тройкой лошадей. Напрасно королевский кучер размахивал кнутом и кричал им остановиться, те словно сорвались с привязи и, не обращая ни на кого внимания, продолжали бьешено мчаться, сами не зная куда.
Ещё заметил Филипп Лукич, переходя площадь, что в карете сидит сам король.
Будучи человеком сильным и энергичным, театральный барабанщик отважно бросился навстречу карете и схватил за узду ближнюю к себе лошадь. Обладая недюжинной физической силой, он сумел удержать её, отчего и две другие лошади тоже замерли на скаку.
Из кареты спрыгнул на мостовую сам Его величество король и за руку поблагодарил барабанщика Муниципального театра. А спустя неделю назначил его его мэром города N.
Однако горожане, несмотря на то, что главу города прислал им сам король, узнав, что тот был барабанщиком в театральном оркестре, не приняли нового мэра и всячески оказывали ему знаки неповиновения.
Тут-то Филипп Зубарев и вспомнил о своём близком приятеле Васе Тюлькине.
Тот продолжал работать актёром, однако играл небольшое роли, а мечтал о главных.
Узнав, что к его приятелю Филиппу, хоть и ставшим мэром городе N., горожане относятся плохо, предложил ему Тюлькин свой план, как утихомирить горожан и заставить их с уважением относиться к городской власти.
Переговорив между собой, приятели придумали «появление» в городе «людоеда Тундержеля».
Недалеко от города N. стоял старинный полуразрушенный замок. Его отреставрировали, привели в порядок, и однажды в нём появился новый хозяин – артист Василий Тюлькин в своей главной роли.
Об этом сразу же написали все газеты, включая столичные, и вскоре замок стал обязательной частью маршрута для туристов, которые платили большие днгьги, чтобы лично увидеться с Тундерделем, тем самым пополняя городской бюджет.
Так прошло почти два десятилетия...

 Пока автор рассказал Читателю историю Тундерделя, Филипп Лукич успел нажаловаться мнимому людоеду на своего зятя.
 – А может его забрать в замок? – предложил Тюлькин, – а твоей Аглашке сказать, что съел я его.
– Дочь жалко... – ответил бывший барабанщик. –  Любит она его!.. Дура!
– За что ж его сегодня любить? – удивился Василий Архипович.. – Раньше хоть на свирели играл...
– Так ведь ты ж ему и запретил брать её в руки…
– Настоящему мастеру творить не запретишь! – назидательно произнёс Тюлькин. – Вот я – играю в своё удовольствие!.. Ладно, Филя, не печалься… Что-нибудь придумаем… Ступай домой. Спать хочу…



      
      11.

...Поздней ночью вместе с Макаркой Агафья отправилась на поиски пропавшей Мелодии. Вернуть её мог только Старый Мастер…
Когда-то его мастерская была в городе, но с недавней поры он работал в ближнем лесу.
– Не забоишься? – спросила Макарку Агафья.
– Я ведь мужчина, хозяйка, – отвечал он. – Хотя и не совсем взрослый…
Они взяли два фонаря и вышли из города.
– В какую сторону идти?.. – задумалась вслух Агафья. – Может быть, спросить у какой-нибудь птицы?…
– Все птицы улетели на юг, – ответил Макарка, – а те, кто остался,  давно спят… Как-то я слышал от Мая, что живёт теперь Старый Мастер у озера Басовый Ключ. Это рядом с сосновым бором…
И они пошли к озеру.
Спустя час уже были у дома Балалая Горновича.
Тот не спал, а мастерил новую свирель.
В его доме было всего две комнаты и небольшая кухня. Большая комната была мастерской, вторая спальней...
Он не удивился их приходу в столь поздний час, даже обрадовался, когда они всё ему рассказали – ведь спасти Мая можно было только до первых лучей солнца.
– Эх, девочка-девочка! – сказал он Агафье. – Не в упрёк тебе и не в укор хочу спросить: где же ты была, когда Май блистал и звенел позументами?!..
Агафья опустила глаз:
– Вы меня вините?..
– Нет, не виню, – сказал он. – Ты много пережила!.. Но иногда наша гордость мешает услышать сердце другого человека!.. Немного твёрдости и тепла – и с ним не случилось бы того, что произошло этой ночью!.. Не обижайся на меня! Я сам не святой человек… За столько лет никого не обучил своему ремеслу!.. У меня нет ни одного ученика! И я не имею права кого-то и в чем-то винить!.. Я ушёл жить в лес, чтобы не слышать все городские сплетни, что присущи даже людям умным… Только работа не давала мне познать человеческие глупости… Иногда приносил городские новости Жаворонок и часто на мой вопрос: как там у вас, в городе, – отвечал: «Плохо!..» А как живёт мой ученик свирельщик? «Был музыкант, отвечал Жаворонок, – и нет музыканта!.. Так тяжело на душе!.. –  вздохнул Старый Мастер, –  Словно не от него, а от меня ушла Мелодия…
– Простите… – сказала Агафья. – Не надо было нам приходить!.. Мы сделали вам ещё больней!
– Вы правильно поступили, что пришли!.. – успокоил её Балалай Горнович.  –  Ведь ты любишь его!
– Люблю! – ответила Агафья. – Но не того, каким он стал, а другого, какого увидела впервые… – И добавила: – Наверно, мне надо было быть пожёстче…
– Да, любовь безрассудна…– заметил Старый Мастер. – Май из-за тебя не покинул город, а мог бы сейчас где-то играть, даря радость людям!..
– Мы с ним оба за это наказаны, – ответила она. – Он больше не музыкант… А я – никто без него…
– Все поправимо… – ответил Балалай Горнович и протянул Агафье свирель, которую только что вырезал… – Возьми. 
– Зачем она мне?.. – удивилась она.
– Мая оживит только его Мелодия…  –  сказал Мастер.  – Найдите  её – и она нырнёт внутрь свирели. А когда её сыграть на площади – он оживёт…
– Кто же её сыграет? – удивилась Агафья.
– Я попробую… – сказал вдруг, к её удивлению, Макарка. – Молодой хозяин иногда учил меня играть на свирели… Вот только где найти Мелодию?..
– Этого и я не знаю… – ответил Старый Мастер. – Она могла затаиться в верхушках старых сосен, затеряться в траве, ускакать кузнечиком в страну Вечного Лета…
Главное, – найти её нужно до наступления нового дня! Иначе Май навсегда останется  истуканом…
 

12.

...Агафья с Макаркой пробирались сквозь ночной лес.
Несмотря на поздний час, лес и не думал спать.
Ухали совы, охали филины, лесные ящерицы шныряли под ногами. Где-то хрустели кусты, даже ночные птицы пели свои печальные песни...
 –  Жаль, что ты не запомнил Мелодии…  –  сказала Агафья.
  –  Как только господин Май стал этим… истуканом, – Мелодия тут же растаяла в воздухе.
 –  Она его наказала…  –  сказала Агафья сквозь слёзы.  – Как это ты сказал? Истукан?..
 – Простите, хозяйка! Хотел сказатьт – статуя…
 –  Нет-нет! Ты сказал верно! Настоящий Истукан! Болван! А ведь какой был музыкант!
 –  Что же теперь делать?  –  спросил Макарка.
 –  Найти Мелодию…  –  с надеждой ответила Агафья.
 –  Ночью?!    –  недоверчиво сказал мальчик.
 – Ты же слышал, что сказал Старый Мастер... –  ответила она.  –  Мы должны её найти до восхода солнгца. Иначе Май навсегда останется камнем...



       13.

      ...Напившись с людоедом и вернувшись домой, мэр, проходя мимо памятника, поднял к нему голову.
 –  Стоит! Как ни в чём не бывало!..  –  сказал он со злостью. – Да ещё перед моими окнами!.. Велика радость каждый день видеть статую этого «гения»!.. Вот возьму и разобью её, к чёрту! А золото потрачу на городские нужды!.. Того нет, этого нет… А деньги где взять?.. А ещё наш город считается самым богатым в королевстве!.. Представляю, как живут другие города… Макарка!!! Чёртов мальчишка!  –  закричал мэр на всю площадь, несмотря на очень ранний час.  –  Неси молот!!!..
Никто не откликнулся.
 – Спят наверное…  Ничего, зятёк…  –  сказал Филипп Лукич статуе.  – Постой ещё немного… Сам в пыль сотру!..
 Он подошёл к дверям дома.
– Эй!.. Открывайте!.. 
Мэр стал стучаться в дверь ногами:
–  Эй, вы! Лодыри! Бездельники! Только бы вам спать!.. Май! Агата!! Макарка!!! Чёрт бы вас всех задрал!… Отец пришёл!
Он принялся рыться по карманам.
–  Где же ключи?!.. Потерял наверное...
Филипп Лукич поднял с земли увесистый камень и что есть силы швырнул его в одно из окон своего дома.
Раздался звон разбитого стекла.
Мэр сел на ступеньку крыльца, и вдруг его осенила догадка:
–  Не хотят в дом пускать!..
Он попытался высадить дверь плечом, но та не поддавалась.
Филии Лукич сполз по косяку и пополз к памятнику.
– Меня! Отца! Тестя!.. Гады… Здесь посплю! Пусть горожане видят, как с их родным мэром обращаются!…
Он раскрыл зонт и лёг под ним, свернувшись калачиком...

 
         14.

 
      ...Перед самым рассветом Агата и Макарка. с фонарями в руках шли по лесу  – оба усталые и вымокшие до нитки.
Вокруг стоял шум несмолкающего дождя
Агафья присела на корень старой сосны.
–  Надо идти, хозяйка… –  сказал ей Макарка.
    – Нет сил, малыш… У меня подкашиваются ноги и кружится голова. Я вся промокла насквозь…
 – А каково ему там… на площади?.. – спросил мальчик-слуга. – Скоро утро, а мы так и не нашли Мелодию... Эх, сейчас бы кружку парного молока!
–  Да, не помешала бы! – ответила Агафья. – Как думаешь, он нас слышал?..
– Конечно! – согласился Макарка. – Это очень похоже на историю моего деда… Однажды в молодости на заседании магистрата он заснул аллергическим сном…
–  Летаргическим. –  поправила его Агафья.
– Во-во! Летаргическим. И проспал мой дед целый год!.. А потом рассказывал, будто слышал, как его невесту выдали замуж за другого. Уж напереживался он во сне, слов нет, а потом плюнул, как проснулся, и женился на моей бабушке. И всё закончилось хорошо.
Агафья улыбнулась:
– Ты считаешь, что надо плюнуть?…
–  Если будем сидеть – то плюй-не плюй, всё равно!..
–  Да, пора идти дальше! –  решительно поднялась Агафья.
–  Масла в фонарях осталось на самом донышке, – забеспокоился Макарка. – Еще немного – и фитили погаснут.
– Задуй их, – сказала ему Агафья. – Светает… – Она прислушалась: – Слышал?.. Как будто кто-то пел…
Макарка прислушался тоже:
–  Известно – кто!.. Смотрите, вон он!.. 
Над ними появился Жаворонок:
       –  Чик-чири-чив!.. Вот вы где!
–  Здравствуйте, Жаворонок! – поприветствовала его Агафья. –  Вы нас искали?
– Меня прислал к вам  Старый Мастер!..
– Как хорошо!… –  сказала она. – Втроём мы обязательно найдем Мелодию Мая…. Я пойду прямо, Макарка в другую сторону, а ыы, – обратилась она к Жаворонку, – взлетите, пожалуйста над лесом…
– Не утруждайтесь, Агафья!.. Мелодия у меня!
– Вы нашли её! –  обрадовалась она.
– Да. Она летела с попутным ветром…
– Ура! –  закричал на весь лес Макарка. – Хозяин спасён! Клянусь: с этого часа я не буду ловить ни одной птицы!
Агафья достала из наплечной сумки новую свирель, подаренную Старым Мастером.
Жаворонок запел, и Мелодия Мая влетела в неё.
–  Спасибо, Жаворонок! –  улыбнулась ему Агафья.
–  Я уже улетал на юг со стаей, –  ответил он, –  как услышал голос Ммастера. Пришлось вернуться…
–  Так вы не улетел на юг?
– Ещё улечу, – ответил Жаворонок. –  Стая ждёт меня у озера Басовый Ключ. Прощайте! . Не забудьте передать привет нашему свирельщику! Весной вернусь. К маю...
И он улетел.
– Вытрите слезы, хозяйка! –  сказал Агафье Макарка. – Мелодия у нас, а это главное. Ночь прошла, закончился дождь. Солнце вот-вот взойдёт! Поспешим же домой!..
 –  Побежали! – ответила Агафья, прижимая свирель к груди. – Нам надо успеть. Обязательно успеть до рассвета!..

        15.
 
         ...Ранним утром, прямо на земле у постамента памятника «гениальному свирельщику», спал под зонтом мэр города N. Филипп Лукич, громко храпя на всю площадь. Внезапным ветром зонт упал на его голову, отчего мэр подскочил во сне, не понимая что к чему.
– Что такое?! Где я?! – заорал он, протирая глаза. – Неужели заснул прямо здесь?! Какой стыд и позор! Да и сон не лучше! Нестись вскачь верхом на Тундерделе! А тот – как заржёт от щекотки, ка-ак подбросит меня!… Чушь какая!..
Он ощупал себя, потом свои карманы.
– Кажется, все цело.
С трудом поднялся на ноги и подошёл к своему дому.
–Эй, детки дорогие, чёрт бы вас подрал, выспались?!
Он громко застучал в дверь, затем прислушался.
       Тут на площади появились Агафья и Макарка.
–  Скорее, госпожа! Солнце вот-вот взойдёт!
       Агафья протянула свирель мальчику.
       Тот заиграл.
       Зазвучала знакомая Мелодия, но Май остался недвижим.
–  Мы опоздали всего на несколько минут… – безнадёжно произнесла Агафья, отвернувшись от каменной статуи –  Теперь он никогда не оживёт…
Филипп Лукич заметил и дочь, и слугу:
–  Вот вы где! Что заранний  концерт на площади?! 
–  Мы спасали господина Мая, хозяин… –  сказал Макарка.
– Он хотел утонуть или застрелиться? –  с издёвкой спросил тот.
– Его больше нет., отец, – ответила Агафья.
Филипп Лукич по-своему понял её ответ:
– Сбежал-таки проходимец?!… Ах, трус! Это он меня испугался! Надо этого истукана раскурочить! Макарка! Неси кувалду. Ка-а-ак брызнет во все стороны – сразу всем полегчает…
Однакео мальчик-слуга не двинулся с места.
–  Неси, кому говорю!.. Да вещи проверь: целы ли!..
Макарка неохотно исчез в доме.
–  Не надо, отец! – попросила Агафья.
–  А ты не реви, дурочка! –  ответил Филипп лукич. – Будет тебе новый муж! Сам найду! Тундердель вот… гм-гм… тоже обещал помочь. Говорит, есть у него кто-то на примете… Так что и думать забудь!.. –  Он кивнул на статую Мая.
– Май не сбежал, – сказала Агафья.
– А где же он? – недоумённо спросил отец.. – Дрыхнет?.. Небось опять ночь не спал?..
– Он перед тобой… – ответила Агафья.
Филипп Лукич непонимающе посмотрел на статую, затем, с изумлением обошёл памятник вокруг.
– А ведь верно! Тот же во фраке был! А этот в домашнем халате!.. То ли сплю ещё, то ли рассудком свихнулся! Чертовщина!.. Неужели этот… истукан… и есть…
– Май  стал камнем сегодня ночью, – ответил его дочь, – когда золотую статую похитил Тундердель.
– Ишь,ь «золотодобытчик»! Ну и чёрт с ним!.. Не хотел жить, как мы, пусть таким и останётся!
Из дома вышел Макарка:
 – Я не нашёл молот, Филипп Лукич!
– И не надо! Пусть стоит… «Гениальный» наш!..
– А я верила, что он оживёт, и мы уйдём… – с грустью сказала Вгафья.
– Хватит!! – заорал на неё отец. – Обо мне подумала, эгоистка?! Один ведь на свете останусь!..
– У тебя дружок есть. С ним и развлекайся.
– Как же! – буркнул мэр. – Нашла весельчака.
Первый луч солнца осветил площадь.
И тут же появился Жаворонок.
– Чик-чири-чив!..
–   Вы всё-таки не успели? – охнула Агафья. – Стая улетела без вас?..
– Нет-нет! Не волнуйтесь, госпожа! Мы сейчас полетим. У меня для всех весёлая новость! Людоеда больше нет!
– Неужели помер?.. – воскликнул Филипп Лукич, И было непонятно: радуется он или скорбит.
– Жив! – ответил Жаворонок. – Просто уехал в другой город. Работать в театре.
– В театре?! – удивились хором все трое.
– А вы разве не знали, что он бывший актёр? – спросил Жаворонок.
– Актёр?.. – ещё больше «изумился» мэр. – Не может быть!..
–  «Всё может быть!..», – ответил Жаворонок.  – Как говорит мой друг Старый Лис. Тундердель же сказал, что ему надоела одна и та же роль! Что он актёр разноплановый! И теперь хочет сыграть Гамлета или Офелию...
–  Дурак! –  выругался на него Филипп лукич. –  Каким был глупцом, –  таким идиотом и остался!..
– Актёрского ему счастья! – пожелала Агафья.
А мэр про себя подумал:
«Какое несчастье!.. Что я теперь смогу один»?..»
А вслух сказал:
– Вот и отлично! Вот и превосходно! – Он подошёл к дочери: – Хватит дуться на отца. Все забыто, всем хорошо! Предлагаю мир. Будем петь и веселиться! Тру-ля-ля!..
– А вам, господин «а-ля мэр»,  – сказал Жаворонок, – я советую поскорее бежать из этого города.
– Что ты там чирикаешь, глупая птица?!  – грозным голосом спросил мэр.  – Бежать?.. От кого?..
– От горожан, которых вы проиграли людоеду в карты. Они возвращаются домой из замка. Они уж вас, «тру-ля-ля», отблагодарят, как следует!..
Мэр что-то хотел сказать, но только безнадёжно махнул рукой:
– Пожалуй, воспользуюсь твоим советом… Пойду соберу вещички…
И поспешил в дом.
– Вижу, ты не успели сыграть Мелодию… – сказал он Макарке.
– Мы опоздали на самую чуточку, – печально ответила Агафья.
 – И что теперь станете делать? – спросил Жаворонок
– Выучусь играть на свирели и пойду теми же дорогами, по которым ходил Май.
– Нелёгкий путь себе выбрали… Но достойный… – с уважением произнёс Жаворонок. – Мне-то сверху  всё видно… – Он помедлил. – Это я виноват!..
– В чём?! – удивилась Агафья.
– Видите ли… Я утаил несколько тактов его Мелодии…
– Как утаили? Зачем? – не поняла она. – Как же вы могли, господин Жаворонок?!
– Я был разозлён на него, – ответил тот. – Ведь он предал Мелодию!..
– И вы решили так его наказать?! – вскрикнула Агафья и прикрыла рот ладонью, чтоб не заплакать.
– Я сейчас же брошу в тебя камень! – воскликнул Макарка.
– Перестань! – крикнула она ему. – Мальчишка!..  – И спросила у Жаворонка: – Где же эти сворованные такты?..
– Вот, принёс их вам, – ответил тот. 
– Спасибо, – холодно произнесла Агафья. – Теперь уже поздно… Новое утро взошло…
–  И всё же попробовать стоит.. –  ответил ей Жаворонок и обратился к Макарке. –   Давай вместе…
На этот раз тот не ответил грубостью, а лишь прижал к губам новую свирель.
Над площадью зазвучала вновь Мелодия Мая.
И случилось то, что все ждали: Май ожил, спрыгнул с постамента и, ни на кого не глядя, направился к дому.
Мэр вытаращил глаза, Макарка раскрыл рот, а Агафья радостно вскрикнула:
– Май!
Он остановился на пол-пути от дома.
– Ни за что не останусь! – сказал ей Май, не повернув головы. – Я не могу… Как мне смотреть тебе в глаза?…
– От меня убежишь… – ответила Агафья. – А от людей?.. Историю о свирельщике Мае птицы разнесут во все края.
Он подошёл к ней.
– Что же мне посоветует моя любовь?.. – спросил музыкант тихо. – Скрыться у Старого Мастера?.. Опять превратиться в статую?.. Или умереть?..
        Макарка внезапно скрылся в доме.
– Начать всё сначала, – ответила Маю Агафья. – Не щадя себя, не слушая моего нытья… Не считая часов и дней… Не глядя на удачи и поражения!.. И играть! Играть! Играть!..
Она взяла его ладони в свои.
 – Пальцы затекли… – сказал ей Май.
– Это ничего, милый!.. Скоро ты вновь заставишь всех поверить в себя!..
Тут из дому выбежал Макарка со свирелью в руке  и протянул её Маю:
– Возьмите. С ней вы пришли в наш город...
– Моя свирель! – обрадовался музыкант. – Он взял её. – В ней родилась моя Мелодия… – И, обернувшись к Агафье, добавил: –  Но самую лучшую подарила мне ты!..
– Пойдём вместе! – сказала она.
– Не пожалеешь?.. – спросил он.
– Куда ты – туда и я..
– «Медуза» ты моя! Бежим скорей к звонким родникам, упадём на ромашковые луга! Будем – как нищий король и царственная нищенка!..
– О, да вы стали поэтом, хозяин!.. – удивился Макарка.
– Пойдёшь с нами? – спросила его Агафья. – Будешь готовить еду и чистить фрак перед концертом. А ещё учиться у Мая играть на свирели...
– А кто будет охранять дом, хозяйка?.. – спросил мальчик-слуга. – Когда устанете от дорог, куда ж ещё возвратиться, как не в свой дом?.. Он будет ждать вас вместе со мной… А когда появится наследник, я стану его воспитывать… И чтобы не терять время, стану учиться у Старого Мастера...
– Оставайся, – улыбнулась ему Агафья.
А Май заметил:
– Взрослеешь, парень...
      Тут из дома вышел Филипп Лукич, нагружённый корзинками и баулами. 
– Вот и всё!.. Присяду на дорожку… Доигрался… Всё разбазарил!… Взял, что осталось! Не выйдет мэром в другом городе – барабанщиком пристроюсь. Не пропаду… – Он заметил Мая. – Господи, никак ожил!.. – Он схватил корзины с баулами. – Прочь, прочь из этого города! – где людоеды – артисты , где люди превращаются в статуи, а памятники оживают!.. Собирайся, щенок! – огбратился он к макарке. – Пойдешь со мной.
– А я,  Филипп Лукич, тяф-тяф! с сегодняшнего дня больше у вас не служу…
– Эх, вы, бунтари!.. – с презрением сказал тот  всем. – Ну, хоть до городских ворот проводешь?..
Макарка схватил его кладь.
– Прощай, Агатка!..  – попрощался с ней отец. – И ты, зятёк. Может, когда и встретимся. Мир тесен.
И Филипп Лукич с Макаркой пошли в сторону городских ворот.
– Нет, господин бывший мэр! – крикнул ему вслед Жаворонок. – Мир – просторен и широк!.. Мне-то сверху виднее!..

…Так закончилась эта история о волшебной Мелодии и музыканте-свирельщике. Впрочем, и не закончилась она вовсе.
Спустя двадцать лет Макарка… простите, Макар Алексеевич Агарышев – стал новым мэром города N.
КОНЕЦ