Первый рассказ

        Знакомо ли Вам то чувство, когда струны покорно дрожат под Вашими пальцами? Когда ноты, которые Вы начали покорять несколько лет тому назад, подчиняясь Вашей собственной комбинаторике, становятся музыкальными произведениями, более знакомыми Вам, безусловно, под названием “песня”?

    Знакомо ли Вам также то чувство, когда слова – не менее, кстати, покорно – падают на бумагу, поражённые Вашим пером? Когда эти же слова понимают, что их братская могила вовсе даже не могила, а их новая жизнь, более знакомая Вам, конечно же, под названием “книга”.

    Герою же нашей повести в точности знакомы оба эти чувства – он был несравненным Повелителем гитары и пера. Что примечательно, титулом Повелителя пера он награждён дважды, да ещё и чуть ли не с самого появления на свет операционной лампы в родильном доме – ему с одинаковой лёгкостью давалась и эпическая проза, и лирическая составляющая песен.

    В то утро – в то самое утро, которое ничего особого-то и не привнесло в жизнь главного героя, но кое-как направило его будущее в скверную сторону – он стоял возле бортика моста. Это был он. Автор. Впрочем, неизвестно, настоящее ли это имя, но явно стоящее и отражающее всю суть его земного бытия. Итак, Автор стоял возле бортика моста, наслаждаясь прохладным речным воздухом и своим стареньким тоненьким чёрным пальто, которое, к слову, любит ровно на третьем месте – первые два, несомненно, разделяют музыка и писательство. Но стоял он не в одиночестве – рядом с ним было осеннее утро. Если бы осеннее утро разделило с Автором тяжесть бытия человеком, то, думаю, разделило бы и сигарету с ментолом и диалогом, который выглядел бы приблизительно так:

    – Почему именно со мной, Автор?

    * Знаешь ли, Осеннее Утро, мне нравится твой холод. Курить можно только с тобой, это уж точно. Всего пару недель назад я курил с Летним Утром, знаешь ли, не то, не то… Жаром от него веет, и табачный дым обжигает твоё пересохшее горло вместе с жарой. Нет, мне нужен именно холод. К тому же, Пальто летом скучает. *

    Пальто окинуло Автора презрительным взглядом, несмотря на всю любовь и ухаживания; Пальто давно уже хочет на пенсию.

    * Так что, да. Холод.*

    – Но так ли уж ты любишь холод? Кажется мне, что его слишком много в твоей жизни. В основном от... Да ты и так знаешь, о чём я.

    * Да уж, знаю… Холод публики. Точнее, её мёртвый холод. А может, ещё нерождённый. Иногда сложно понять… *

    * Вот понимаешь, в чём дело, Осеннее Утро? Между Музыкой и Прозой колоссальная разница, это же два разных инструмента, которые становятся продолжением твоего тела и позволяют творить разными способами и в разных пространствах, а то и Вселенных, но да что этой разницы, если она меркнет перед одним их сходством – всё это я пишу в стол. *

    Да, Автору до сих пор не представилось возможности поделиться радостью творчества с кем-то, кроме его письменного стола. Поэтому он и курил уже в который раз, опираясь на холодный бортик моста в этом холодном городе холодного мира в то Осеннее Утро. В то очередное Курящее Осеннее Утро.

                * * *

     Распрощавшись с Утром, но до сих пор под его покровом, Автор пошёл домой. Дорога от моста Холода до дома Автора весьма коротка – две сигареты, пинок жестяной банки, выкинутые далеко не в урну окурки, мысль самостыда по поводу загрязнения окружающей среды, а что поделать, привычка, одна идея для книги, записанная в блокнот, риф на вымышленной гитаре, записанный в память, одна чёрная кошка на лестнице – и Автор уже возле входной двери ищет ключ в кармане. Вот только этим осенним утром он ему, видимо, не пригодится – дверь была приоткрытой. Автор разрывался между двумя сюжетными линиями, где он просто забыл закрыть дверь и где он встретит незнакомца в квартире; между двумя песнями – Одой забывчивости, вызванной его забывчивостью, и похоронным маршем, вызванным ножом скрывшегося в квартире маньяка. В любом случае, войти определённо стоит.

    * Значит, незнакомец. Что ж, отлично. *

    И вправду, в его нелюбимом кресле в его любимой квартире сидел незнакомец, одетый в стиле 30-х – шляпа, длинный плащ, туфли. Всё это, естественно, чёрного цвета, чрезвычайно чёрного. Также в темноте виднелись его удивительно белая улыбка, кроваво-красный галстук и отблески металла на его строгом офисном чемоданчике. Автор, ранее не пребывавший в подобных ситуациях, решил не падать в панику, крайности и прочие скандальные ориентиры, и начал беседу весьма вразумительно и спокойно:

    * Кто ты, чёрт тебя возьми, такой, и что ты делаешь у меня в квартире?! *

    – Ух, не горячитесь, милок, всё по порядку. И да, сам себя я взять не смогу, - промолвил незнакомец, сопровождая реплику скошенной на левый бок ухмылкой.

    * Хочешь сказать, ты – Дьявол? Ну да, а я Господь Бог и все двенадцать апостолов в одном лице. Исчезни. Сейчас же! *

    –  У меня много имён. Но Вы, всё же, не горячитесь, присядьте.

    Автор даже не заметил, как в его руке оказался стакан виски, он оказался в новом чёрном кресле, а новое чёрное кресло оказалось в метре напротив от дьявола-незнакомца. Попытки Автора встать сопровождались неудачей и мыслью “да что здесь происходит”.

    – Расслабьтесь, мой дорогой друг, право же. Шум нам ни к чему. Я, собственно, к Вам по делу.

    Автор непроизвольно расслабился в из ниоткуда появившемся кресле и даже рискнул отпить виски со стакана.

    –  Итак, времени у меня мало, так что отбросим воду и сразу к сути. Я, как Вы уже, верно, догадались, - Дьявол.

    Дьявол махнул правой рукой, прервав фразу Автора “с чего бы мне тебе ве…” и включив свет в углу, но ровно и только над тем самым, ранее упомянутым письменным столиком, бумаги на и в котором были в непривычном для них беспорядке.

    * Ты что-то подлил мне в виски, да? *

    – Ну что Вы, слишком дешёвый для меня фокус. Пошлость, дорогой мой друг. Я ознакомился с Вашими мемуарами …

    Свет сменился с надстольного угла на противоположный – надгитарный угол. Блокноты, окружившие гитарную стойку, также лежали в хаосе, вот только для них это обычное дело.

    – … и песнями. Спокойствие в прозе и хаос в музыке. Достойно, достойно. Но знаете ли Вы, что объединяет эти лёд и пламя?

    * Они никому не нужны. *

    – Они никому не нужны. Более того, вместе они стают паром и идут по воздуху, никому не видимые. А жаль… Вот бы хоть что-то одно смогло явиться публике на глаза, и уж тогда точно Вас ждали бы популярность и признание вместо холода.

    * Холод… *

    Стакан виски превратился в лёд вместе с рукой Автора – настолько он прочувствовал этот холод. Дьявол же наоборот только разгорячился и перешёл к действию. Моментально его страшное, серое лицо вылетело из тьмы ближе к автору, правая рука распахнула чемодан, выпустив длинный свиток на пол, а левая явила Автору древний кинжал, покоившийся до этого момента под плащом Дьявола. Голос его сменился на более приказательный и нетерпеливый.

    – Выбери что-то одно. Либо ты стаёшь писателем. Либо музыкантом. Третьего не дано. Взамен прошу лишь душу.

    * На вечные мученья? Уж спасибо… *

    –  В вечное тепло. После долгого холода.

    Капля пота – она же капля сомнения – проплыла по щеке Автора. Но Автор был непоколебим.

    * Нет. Изыди. *

    – Я ещё вернусь за тобой, Автор, - сказал Дьявол, долго исчезая в пламени вместе с нелюбимым креслом Автора.

    * Я стану тем, кем хочу, ясно тебе?! И сам! *, - прокричал Автор вслед угасающему пламени.

    * Только в поговорке нужно выбрать всего лишь одного зайца. Мне нужны оба. Иначе и быть не может… А кресло-то удобное. *

                * * *

    Только к утру Автор отошёл от раздумий и заметил записку на новом чёрном кресле:

   “В знак нашего неминуемого и продолжительного сотрудничества”

   Автор, вооружившись пером, медиатором и фразой “ну уж ни за что” начал творить, как никогда раньше. Угол гитарный и угол письменный день ото дня пополнялись новыми шедеврами. Вот только… Холод не отступал. Тщетны были уличные выступления Автора, хоть и удосуживались редким звоном монеты в шляпе. Тщетны были и письма в издательства – все они без малейшего посредничества отправлялись в мусорную корзину. Но день за днём, письмо за письмом, нота за нотой Автор бился волной о стену холода…

                * * *

    Так Автор дожил до того самого очередного Курящего Осеннего Утра, но уже на год старше.

    – Что случилось, Автор? Я тебя ждал на том же мостике, но нашёл лишь на балконе.

    * Я уже неделю не вылезал из дому. *

    – Всё так же сигареты с ментолом?

    * Со слезами. И да, с ментолом. *

    – Пусто у тебя как-то тут… - сказало очередное Курящее Осеннее Утро после долгой неловкой тишины.

    * Да, всё продал. Всё, кроме гитары в углу, кроме столика в углу и того чёрного проклятого кресла – никто его покупать не хочет. *

    – Выкинь его. С балкона.

    * Что,  прости? *

    – Выкинь его. Выкинь его. Выкинь его!

    Автор собрал всю свою злость, тщетность, безысходность и выбросил кресло с балкона девятого этажа; с балкона, принадлежавшего тёмной, пустой, сырой, одинокой тщетной квартире. Где-то до половины пути кресла Автор думал, насколько здесь применимы умозаключения Галилея – упадут ли одновременно кресло и окурок на землю в этом пустом вакуумном городе, где нет кислорода? Во время последней половины пути Автор внезапно и грустно обнаружил, что вместо чёрного кресла летит он сам. После приземления угасающий взгляд Автора ещё несколько мучительных секунд смотрел сквозь кровь на угасающий окурок.

                * * *

    * Где я? Темно-то как… Я что, не умер? Тогда где же я? В психбольнице? Или это всё-таки было кресло, не я? И я убил кого-то, за что сейчас и сырею в тюрьме в…*

    Раздумья Автора прервал Голос.

    Голос: Приветствую тебя. Рад видеть у себя дома.

    * Кто ты? *

    Голос: А я же предупреждал…

    * О чём? *

    Голос: А ты решил взять всё или ничего…

    * Ты… *

    Из темноты вышел Дьявол, с тем же серым лицом, кровавым галстуком и в костюме-тройке.

    – Да, это я. Я же говорил, что мы снова встретимся. Жаль только, что к этому моменту нас привела худшая из возможных дорог, но ты сам выбирал, чего уж теперь жалеть, правда?

    Автору впервые в жизни не покорились слова – сказать ему было нечего.

    – Спешу тебя обрадовать – всё было не совсем бессмысленно. После твоей смерти что песни твои, что проза твоя удостоились небывалой похвалы и лучших наград.

    * Правда?! Ха-ха, я знал! Я знал, что люди оценят... нет, полюбят… нет… *

    – Правда, спустя пару лет. И пару рук.

    * Что ты… Имеешь в виду? *

    – Не буду голословным. Смотри.

    Дьявол отошёл в сторону и пригласительно указал Автору рукой в нужном направлении.

    Осветились два угла камеры Автора. В них он опознал углы своей квартиры. Обе сцены были сценами боли и разочарования, а не сценами его триумфа.

    В левом углу Автор видел, как после его смерти письменный стол был продан. А вместе с ним и эпос. А вместе с ним и половина жизни Автора. А далее не его руки перенесли его письмена на полки всего мира. Но не под его именем.

    В правом же углу Автор видел, как после его смерти его любимую квартиру продали за гроши. А вместе с ней и блокноты в ногах гитары. А вместе с ними и ещё половину жизни Автора. И далее не его руки играли на его гитаре на сценах всего мира. Но не его голосом.

    Обе сцены застыли в камере в вечном триумфе двух людей – но ни один из них не был Автором.

    Дьявол взглянул на Автора сквозь тюремное окошко адовой камеры.

    * И что теперь? Вечный огонь? *

    – Вечный холод, - сказал Дьявол отрывистым тоном, захлопывая тюремное окошко адовой камеры.

    И до конца веков, и после их конца, и после нового начала Автор будет смотреть на сцены не его триумфа – на сцены холода. В ледяной, обжигающе ледяной камере, где игольчатым инеем покрыты и стены, и дверь, и вечный крик Автора.

                * * *

    Неисповедимы только пути Господни, ведь Господь играет в шахматы шашками. Пути же Дьявола предельно ясны и ведут всегда к одному и тому же финалу. Так что лучше бы Вам их не пересекать.