Авторитет

Было около десяти часов утра, когда мне сообщили, что задержан и доставлен в следственный изолятор " криминальный авторитет", которого вот уже несколько лет не могли мы посадить, поскольку всегда , когда , казалось, что ему теперь не отвертеться, улик катастрофически не хватало и мы были вынуждены в очередной раз отпустить одного из главарей организованной преступной группировки, активно действовавшей  в южных регионах республики.
    И вот, наконец, оперативники расстарались и соорудили все как надо. Теперь нам, сотрудникам следственного управления Департамента Внутренних Дел, в котором я трудился в качестве заместителя начальника, предстояло возбудить уголовное дело и упечь наконец на нары нашего беспокойного клиента.
    На следующий день, ближе к обеду, я вызвал его на допрос. Передо мной сидел невысокого роста, сухощавый, жилистый мужчина лет сорока. Коротко стриженные черные с проседью волосы торчали непокорным ежиком. Он смотрел на меня спокойным, уверенным взглядом человека, который хорошо знает чего он хочет в этой жизни. Неторопливо отвечая на мои вопросы он не отводил своих серых глаз в сторону, но в тоже время и не глядел с каким либо вызовом или дерзостью. Он просто смотрел мне в глаза. Говорил он не громко, сдержанно. Логичность ответов указывала на то,что передо мной, безусловно, человек умный и неординарный. Закончив допрос я вызвал конвой и его отвели в камеру.
    Рабочий день пролетел как всегда незаметно. В кабинете стало темно, я включил свет, залив пространство желтоватыми лучами, которые сделали мое рабочее место уютным и комфортным.  Просмотрев несколько документов, я сладко  зевнул и потянулся, подумав вдруг о том вкусном ужине, который наверняка поджидает меня дома.
    - Что-то сильно я сегодня проголодался, - подумал я и почему- то посмотрел на свой выпадающий из брюк живот.
    - Все ясно, пропустить сегодняшний ужин опять не удастся, ничего, начну голодать по вечерам завтра, успею еще, - решил я и начал собирать портфель.
   Когда я уже выходил из комнаты, зазвонил телефон. Я вернулся и взял трубку. Звонил дежурный по следственному изолятору, который доложил, что наш "криминальный авторитет" второй день ничего не ест, только пьет воду.
      - Не  беспокойся, завтра как миленький будет есть, видали мы таких протестантов, пускай не ест, - ответил я и положил трубку.

       Наваристый, густой борщ, жирные куски говядины, сметана.  Я с удовольствием съел все, что заботливо приготовила жена и принялся пить чай с молоком, который сопровожал опускаемые в мое чрево сладости - кекс, печенье и шоколадные конфеты.
     Закончив с этим приятным  занятием, я  удобно улегся на диване и принялся смотреть последние новости, о которых монотонным голосом вещала с экрана телевизора миловидная ведущая. Все было как всегда, тихо спокойно и сыто. Сейчас я пойду спать, а завтра утром отправлюсь на работу. Привычный, устоявшийся режим жизни... Только вот  что-то неприятно засвербело где-то внутри, то ли в груди, то ли где-то глубже, тягуче, заунывно заныло. Я встал и, пытаясь  не обращать внимания на это неприятное чувство, прошел в ванную и включил горячую воду, подставив под струю руки и взглянул в зеркало.
   " Выгляжу я неважно. Усталое, одутловатое лицо, серые мешки под глазами, явный уже двойной подбородок... Годы идут..."
    Набрав в ладони почти обжигающую воду, я ополоснул лицо. Приятная свежесть прикосновения горячей воды вернула мне спокойствие и расслабленность. Когда я уже лежал под теплым одеялом и убеждал себя в том, что я готов заснуть крепким и бодрящим сном, опять засосало и тревожно заныло, теперь мне показалось под самым сердцем. Несколько минут я все же пытался обмануть себя, что ничего со мной не происходит, но затем решительно вскочил с кровати, напугав тем самым мирно посапывающую рядом жену, и почти бегом прошел к телефону.
  - Дежурный, - раздался в трубке бодрый голос ответственного дежурного по СИЗО.
  - Ну как там наш авторитет, поел? - нетерпеливо спросил я, наконец признавшись себе в причине своего томления.
  - Нет, не ест, говорит, что не хочет,- ответил мой собеседник, явно удивленный столь поздним звонком.
   - Ну ладно, поест, как захочет, - ответил я, едва сдерживая приятную зевоту.
   Теперь я уже улегся с чувством исполненного долга и довольно быстро уснул.

   Утро следующего дня пролетело в привычной суете. Я долго сидел у шефа, обсуждая срочные дела, затем терпеливо препирался с настойчивыми ребятами из прокуратуры и, наконец, к обеду уселся в своем удобном кресле и начал изучать свои текущие дела. Я просмотрел несколько завершенных дел, которые уходили в суд, переговорил  со следователями, завершившими их , и в этот момент почувствовал, как чинно заурчал мой пустой желудок.
  - Обед, - подумал я и привычным жестом одернул рукав пиджака и взгянул на часы.
  - 13:50, - сообщали цифры на святящемся синем экране.
  - Да, обед почти закончился, может и начать голодать с обеда, - подумал я и как будто испугавшись этой мысли вскочил и помчался в столовую, находящуюся на втором этаже нашего здания.
  Сочные жареные  котлеты, картошка пюре, свежий салат, чуть затвердевший хлеб, компот.. Все было как всегда, вкусно... Но нет, не все  было как всегда, что-то мешало мне насладиться едой, тормозило мое удовольствие.
   - Да что же это такое, при чем здесь я, ну и пускай он не ест, я что ли в этом виноват,- мне показалось, что я выкрикнул это вслух, так, что сидящие за соседними столиками, встревоженно посмотрели на меня.
 - Но нет, никто не обращал на меня внимания, значит все нормально, - подумал я придвинув к себе аппетитные котлеты...
   Вообщем я выпил только холодный сладковатый компот и побежал в свой кабинет.
 - Нет, не ест, - сказал мне следователь,ведущий его дело.
  - Говорит, что не может есть такую еду и в таких условиях, - добавил он с тревогой всматриваясь в ураган, зарождающийся на моем лице.
  - Что, теперь его в ресторан везти, так что ли? Смотри, нашелся тоже мне эстет, бандит, преступник..., - оставлю остальные эпитеты, которыми я наградил своего неожиданного невидимого визави.
  - Ко мне, быстро,- заорал я в трубку.
   Бедный следователь  виновато втянул голову в хилые плечи и отстраненно смотрел в окно.

      Он вошел в кабинет, не отводя рук из-за спины и встал передо мной.
   - Садись, - рявкнул я , нервно указывая ему на стул, стоящий возле моего стола.
 - Он спокойно сел, смотря при этом куда-то мимо меня и небрежно закинул ногу на ногу.
  - Вот он говорит, что ты третий день ничего не ешь. Ты что, объявил голодовку, так что ли? - я говорил, стараясь сдержать свой необъяснимый гнев, бурлящую во мне ярость.
  Он вдруг улыбнулся  какой-то снисходительной, загадочной улыбкой и взглянул прямо в мои глаза.
  Глаза у него были теперь темно-серые, глубоко посаженные, чуть раскосый  разрез создавал впечатление , что он смотрит насмешливо, иронично.
  Я последним усилием воли сдержался от грубости и, вскочив, подошел к окну. Нервно дернув ручку, я впустил в комнату свежый морозный воздух.
  - Чего ты добиваешься, чего ты хочешь?
  Я резко повернулся и твердо посмотрел на него.
  - Ничего. Я не добиваюсь ничего. Это не голодовка, я просто не могу есть ту еду, которую дают у вас, вот и все. Я не протестую, у меня нет никаких требований. Вы делаете свое дело...
   - У нас еда для всех одинакова и ты обязан жить так, как принято у нас, не диктуя нам свои условия, - прервал я его, сам понимая, что несу какую-то ерунду.
  Он молчал,- внимательно рассматривая теперь мой стол.
  - Ты понял, ты должен подчиниться нашим правилам, в том числе и есть то, что тебе дают.
 - Вы что, хотите заставить меня есть то, что я не хочу? - с удивлением спросил он.
  - Короче, ты меня понял, не дури, - оборвал я его и опять рявкнул в трубку:
  - Увести.

    Вечером я уже просто не мог есть. Жена с ужасом смотрела на меня.
  - Ты заболел?
  Я печально отодвинул тарелку с ароматным куском курицы, выпил стакан кефира и лег спать. Снилось мне что- то страшное, но содержания я не запомнил и, проснувшись около шести, позвонил в СИЗО. Он продолжал голодать.

   На пятый день утром он сидел у меня в кабинете и спокойно смотрел на стену, как будто пытался там что-то прочитать. Я молчал. И он молчал.
  Я вызвал конвойного и наказав ему находиться при задержанном здесь, в кабинете, пошел к шефу.

   - Ладно, пускай его родные принесут еду, разрешим передачу, - согласился генерал, когда я ему объяснил, что задержанный, вернее уже арестованный, не есть пятый день.
  - Ты посмотри, какой настырный, - как-то встревоженно добавил он, и перешел к другим  более важным делам.

   Как должен есть человек, голодавший пять дней? Представляете? И я представлял. Конвойные по коридору СИЗО с интересом наблюдали за этим, когда в камеру занесли передачу.
  Авторитет развернул заботливо приготовленные его женой свертки, вынул ароматные куски свежего мяса, горячие еще лепешки, сыр, фрукты. Аккуратно расставил все на столе и пригласил за него своих сокамерников. Тех не пришлось долго уговаривать. Через пару минут на столе не осталось ничего . Когда набившая животы братва, громко отрыгивая начала благодарить авторитета за щедрое угощение, он, слегка улыбнувшись в ответ, съел неспешно пару виноградинок и выпил стакан кефира.
   Когда мне рассказали об этом, я тихо опустил свое жирное тело в удобное кресло и притянул к себе папку с делом этого самого авторитета.

    Я полковник милиции, а он преступник. Моя работа заключается в том, чтобы изобличать таких как он и добиваться того, чтобы суду хватило аргументов  вынести им заслуженный приговор. Поэтому я не имею права по какой-либо причине питать к ним, подследственным, каких-либо личных чувств. Я должен быть беспристрастен.  Но что со мной, почему у меня возникает чувство, похожее на уважение в отношении этого человека, который подозревается в совершении тяжких преступлений, и мне предстоит доказать его вину. Неужели простая способность человека быть воздержанным к еде, не становиться рабом своего желудка, может произвести на другого такое сильное впечатление, и способно вызвать уважение? Или может бьть дело не в этом? Нет, именно в этом, в его отношении к еде, в его способности спокойно, без истерик и жалоб обходиться без того, без чего я не могу обойтись даже и дня, заключается мое, внезапно возникшее чувство уважения к нему. Я признался себе в этом и мне вдруг стало очень легко на душе, я впервые за последние несколько дней улыбнулся и, подняв трубку, попросил привести его ко мне.

   Разговора у нас к сожалению не получилось, вернее не получилось так, как я рассчитывал. Он лишь снисходительно, с удивлением посмотрел на меня и не стал отвечать на мои вопросы, лишь сказав:
   - Начальник, неужели это так важно для вас, что я думаю о способности человека сдерживать свои желания и страсти, ведь я для вас простой бандит, которого надо побыстрее отправить на нары, зачем же вам еще и мои мысли знать?
     Я не стал его давить, видя явное и вполне объяснимое желание криминального авторитета избежать душеизлияния с ментом и отправил его в камеру.

     В последующие шесть месяцев, я в корне изменил свое отношение к еде, похудел на двадцать килограммов  и частенько вспоминал этого человека, который сам того не желая, изменил мою жизнь, ведь вместе с чревоугодничеством, я смог победить и еще несколько своих вредных привычек.

      А его, авторитета, нам по истечению срока ареста, пришлось отпустить, так в очередной раз оказалось, что тех собранных улик и доказательств явно недостаточно для того, чтобы его хоть в чем нибудь обвинить.

    Через два дня после того, как он покинул наше заведение, дежурный принес мне фирменный пакет дорогого магазина одежды, сказав , что передал его мне неизвестный мужчина.  В пакете лежал кожаный брючный ремень, явно не подходящий под мою необъятную талию.