Письмо В. А. Жуковского Паскевичу И. Ф. Часть I

Несколько строк о Иване Фёдоровиче Паскевиче –

  Армии под его командованием победили Персию в войне 1826—1828 годов и полностью разбили турецкие войска в Закавказье в войне 1828—1829 годов. Удостоен всех 4-х степеней ордена св. Георгия и ордена св. апостола Андрея Первозванного с бриллиантами, обладатель персидского ордена Льва и Солнца и множества других наград. Фельдмаршал австрийских, прусских и русских войск, спаситель короны Франца-Иосифа, наместник Кавказа.

  В историографиях Паскевича часто называют «душителем свобод» Польши и Венгрии за подавления восстаний во второй четверти XIX века…

  Но так ли это? Давайте ознакомимся с письмом В.А. Жуковского к Ивану Фёдоровичу Паскевичу-Эриванскому, написанное в 1850 году, которое я, как автор статьи, приведу в очень кратких сокращениях, и разделю на части для удобства чтения на Проза.ру.



  Письмо к князю Варшавскому, графу И.Ф. Паскевичу-Эриванскому. Часть I


«... Получив через генерала Ушакова от вашего имени карту Венгрии, бывшую с вами в вашем знаменитом походе, я обрадовался дорогому подарку – который будет храниться в семействе моём, как представитель и свидетель славного времени и чУдного события – и случаю побеседовать с моею музою и проскакать по старой дороге на старом моём приятеле Пегасе. И подлинного лучшего случая для лирического вдохновения мне не дождаться. Самый вид этой измятой и замаранной карты есть уже поэзия! Эти сгибы, эти пятна говорят о трудных походах, о военных трудах, о биваках; а когда глядишь на эти листы, исчерченные линиями, ветвями рек и дорог, тебе мечтается широкая, магическая сеть, раскинутая по целому краю могучим русским великаном, чтобы захватить в неё целую армию, возмутившуюся против кесаря, ею почти побеждённого. Всё это представляется моему воображению при виде вашей венгерской карты, и я, пригласив мою старушку музу на поэтическое свидание, велел оседлать Пегаса, чтобы выехать на встречу к своей давнишней знакомке; но знакомка моя не разсудила ко мне пожаловать, а Пегас стал на дыбы и сбил меня с седла весьма неучтиво. И я после такого жалостного падения принуждён был сказать с Жилблазом: monseigneur plus d/ homelies!

  Чтобы всё это изъяснить простым языком, донесу вашей светлости, что я хотел написать вам поэтическое послание, и начал писать, но должен был оставить труд свой, и теперь уплачиваю мой поздний долг благодарности одним признанием моего безсилия выразить эту благодарность так, как бы в прежние годы выразило её моё бывалое вдохновение.

  Но если не удалась поэзия, то по крайней мере в прозе хочу в беседе с вашей светлостью повеселить себя воспоминанием о том времени, которое провёл я в Варшаве. Это была чУдная минута нашей истории, и мне явилась она с некоторой особенной стороны, с какой не взглянь на неё потомство; я уже не говорю о современниках! Современники едва ли что-нибудь видят ясно. Происшествия кипят, бегут, суются, толкутся и толкаются перед нашими глазами с такою быстротою и в таком беспорядке, что никому нет времени ни для их наблюдения, ни для их оценки. Мир сделался железною дорогою, по которой мчатся паровозы событий во всех направлениях; они, как призраки, мелькают перед нами, когда мы с ними встречаемся, и от этих встречь происходит под час ужасная давка. Кому тут до спокойного наблюдения? Кому до оценки? Кто даже имеет возможность сказать чистую правду? События венгерского похода и его чудная развязка уже перешли в разряд давнишних преданий; ни одна из газет европейских не сказала о нём чистой правды, которой одной, без всяких прикрас хвалы, было бы достаточно для славы, у них рука не подымается написать что-нибудь в пользу России;  они так привыкли на нас клеветать и видеть в нас записных врагов европейской безопасности и гражданственности, что и теперь, когда в глаза им бросается противоречащее этому мнению, все поют старую песню, всё Россия для них есть противник всякого политического развития, представитель абсолютизма, деятельный сокрушитель политической их свободы, опасный разбойник, ждущий только удобного случая, чтобы напасть на них в расплох и ограбить их или уничтожить.

  Всем сердцем горюю, что я не имел возможности остаться на несколько времени в Варшаве, дабы,  подслушивая животрепещущие рассказы очевидцев, имея перед глазами все документы и слушая самого знаменитого вождя, которому Россия обязана приобретением такой чУдно-чистой славы, описать верно, во всей простоте правды, этот эпизод нашей истории. Думаю, что это описание мне бы удалось. Теперь об этих славных днях не говорит уже никто, хотя не много месяцев прошло с той единственной в истории минуты, как русский полководец, приняв покорность от целой армии, положившей перед ним оружие, и примерив с этой армией её императора, повёл обратно в отечество полки свои, не оставив на пути своём ни бед, ни разорения; и его доброе войско, совершив свой спасительный подвиг, исчезло как призрак, как величественная гроза, только освежившая край, посещённый ужасом! Думаю, что не ошибусь, если скажу, что здесь главною причиною такого полного успеха была, привеликой материальной силе, мирная энергия русского вождя, который начал тем, что завоевал доверенность враждующего с ним народа, и что с одной стороны непоколебимость русского царя, который, наблюдая за своим войском, всеми средствами упрочивал ему победу, отнял всякую надежду на удачу сопротивления, а с другой его безкорыстие, его рыцарская честность, выразившаяся в самих действиях его войска, приготовили и совершили такое чУдное торжество над целым бунтующим народом.

  Но это торжество было русское, и Европа его не оценила по достоинству; единственным и безпристрастым ценителем был император австрийский, которого светлая, молодая душа прекрасно выразилась в его рескрипте на имя князя Варшавского. Общее мнение, когда оно обратится в законерелый предрссудок, становится упрямо до глупости и приобретает неподвижность петуха, который, если его положив на пол, притиснешь головою к полу и от носа его проведёшь мелом длинную полосу, уверенный, что он привязан, пролежит до тех пор, не шевелясь, пока его сильным пинком не столкнут с места. Так неподвижен петух Германии в своём о нас мнении. Дождётся он сильного пинка, который скувырнёт его с места, и этим пинком по всей вероятности угостит его честная Англия.

Продолжение в Части II http://www.proza.ru/2019/08/17/1411