Сказка, , Сломанная скрипка, ,

Памяти жертв холокоста посвящаю.
Мы жили перед войной в городе Бобруйске. Мы,  это наш папа – доктор медицины, знавший пять иностранных языков, и наша мама – учитель музыки в средней школе. Мой старший брат Беньямин, ему недавно исполнилось  девять  лет, да мне Шмуэлю на днях  пять лет. Мы с моим братом ходили в школу в нашем городе. Мы жили не богато, почти все свои заработки наши родители тратили на наше с братом обучение. Мой брат учился играть на скрипке. Питалась наша семья довольно скромно. И лишь иногда, по большим праздникам, когда  наша мама запекала большущую рыбину, или делала клубнику в шоколаде, мы с братом ощущали дух настоящего праздника, и могли насладиться его запахами и вкусами. Весной, по дороге в школу мы с братом  наслаждались  красотой и благоуханием  цветущих яблонь, растущих  вдоль улиц. И было бы всё замечательно, если бы не началась война, и в наш город не вломились враги. Всех нас согнали в центр  нашего красивого города, разрешив взять с собой только самое необходимое. Дяди в чёрном объяснили всем нам о том, что нас повезут в хороший санаторий, и что там для всех нас будут созданы все необходимые условия для жизни и учёбы. Люди в чёрном построили всех нас, взрослых с детьми, и сопроводили колонной на вокзал.  Где стояли грязные товарные вагоны, в которые нас и загнали. Взрослые молчали. Детей было не мало, но и они на равнее со взрослыми молчали. Поезд  тронулся, и стал набирать скорость. Мой брат Беньямин взял с собой своё самое ценное, скрипку. Он открыл футляр, достал скрипку и смычок, и заиграл на ней печальную мелодию. Ехали мы несколько дней, пока нас не привезли в какой – то лагерь, огороженный колючей проволокой. Нас высадили из вагонов и повели всех,  к какой – то большой, вырытой канаве, которая наполовину была завалена голыми телами. Их внешне можно было бы сравнить с большими и маленькими куклами. Их бледные руки и ноги, словно из пластмассы, беспомощно торчали в разные стороны с растопыренными пальцами.   Всем нам дяди в чёрном приказали раздеться до гола. Вдруг, я узнал  средь множества людей и детей, наших соседей, двух маленьких девочек , Ноэми и Сару. Одной было два годика, другой четыре, и их уже раздевали их родители, так как те, ещё совсем крохи, сами ни раздеться, ни одеться не умели. Мой брат, не смотря даже на то, что был наг, отчаянно прижимал к себе свою расчехлённую любимицу, скрипку. Было ещё не холодно, но с неба как будто шёл снег. Он падал неспешно, большими белыми хлопьями. И от этого, становилось не по себе. То был пепел, который прилетал из котельной трубы, в печах которой сжигались людские тела.  Всех нас  люди с оружием в руках, подвели к краю большой канавы с телами в ней, и поставили нас в ряд лицом к канаве. Наш папа, высокий, стройный человек, попытался закрыть нас с братом собой. Где – то,  за нашими спинами ударила  пулемётная очередь, тра – та-та , тра – та – та. Дети закричали, заплакали и все, все стали кувыркаясь падать в эту большую канаву.  Краем глаза я  успел заметить, как упали наши папа и мама, упала сломанная пополам скрипка брата. Её перебило пулей. В след за ней упал и мой брат Беньямин. А в следующее мгновение мне в затылок словно чем – то больно ударили и обожгли. Что было дальше,  не знаю. Словно свет выключили. Не знаю,  сколько прошло мгновений, но я словно бы ощутил прилив сил, некую эйфорию. Я словно ожил, стал подниматься, возноситься над этой канавой с её телами, над людьми с оружием, над теми, в чёрном.  И я летел, летел под небесами. Летел на свою родину. Летел туда, где родился, туда, где рос. Туда, где моя мама пела мне песню колыбельную. Конец сказки.