Милан. Путевые заметки

Наша гостиница располагалась недалеко от Центрального железнодорожного вокзала Милана. Номер на пятом этаже был довольно хорош. Стены обтянуты темно-красным, тисненным золотом шелком. Бархат и лак удобной мебели. Из окна, вдалеке, сквозь прозрачный воздух, видны предгорья Альп.
Был ранний вечер, бросив вещи, мы отправились погулять и перекусить в новом для нас городе. Выйдя из гостиницы и двигаясь наугад по аллее, названной, как я потом выяснил, в честь какого-то генуэзского адмирала, мы вышли к вокзалу, серое, бесформенное здание которого издалека напоминало громадную кучу окаменевших экскрементов.
Когда я, готовясь к поездке, рассматривал фотографии, вокзал оставлял впечатление мощи, рациональности, красоты. Но вот когда я оказался на самом вокзале, то вроде и ничего особенного, вокзал и вокзал, который мало чем отличается от вокзалов других городов, например, Казанского в Москве. Та же суета, сутолока и бестолочь. Множество маленьких магазинов-лавочек. В помещении автоматических касс, прислонившись к стене, стоят   африканцы, промышляющих тем, что помогают вдруг растерявшимся туристам покупать билеты. Платой за услугу является мелочь сдачи, выпавшая из автомата. Стоя в толпе на вокзале, я подумал, что будни, обживая замысел, не позволяют проникнуться и восхититься им. Все дело в масштабе. С высоты своего роста мы не видим картинки целиком. И если случается увидеть ее с иных позиций, то наши прежние впечатления и оценки вдруг становятся нелепыми и не имеющими отношения к делу.
***
Как туристский город, Милан оказался малоинтересен. Если в каком-либо поисковике набрать Милан+фотографии, то в выдаче будет бесконечное множество фотографий одного и того же места. Площади Дель Дуомо, на которой расположен кафедральный собор Рождества Девы Марии или Миланский кафедральный собор и Пассаж Виктора Эммануила II.  Миланский кафедральный собор сооружение, конечно, необыкновенное.  У меня  своими иголками шпилей и этой скульптурной щетиной  оно вызывает некоторую опаску, напоминая  ежа. То ли дело русские храмы с их  плавностью  и округлостями. Там холод, величественность, дерзновенная мысль. У нас другое. Покой, уют, несуетность, лепота.
Вот идешь в Москве по знакомой улице в церковь, сердце радостью набирается. Поднимешься по ступенькам храма, скинешь шапку, перекрестишься у дверей. Войдешь, опять перекрестишься. Днем в храме тихо и пусто. У образов горят редкие свечи. Найдешь свою скамейку. Сядешь. Во многих храмах, не во всех, во многих Ну как сказать,  словами ведь  много не выразишь, в общем на тебя нисходит благодать. Ничего тебе в этот момент не нужно. В психологии есть термин - состояние измененного сознания. Не знаю, можно ли так сказать. Да, что-то я отвлекся.
Пассаж -  это такой специальный архитектурный способ организации торговых помещений. Миланский пассаж, насколько мне известно, был первым архитектурным сооружением подобного рода в Европе. Вторым были Московские торговые ряды, построенные в 1896г, их мы теперь знаем как московский ГУМ. Галерея Лафайет в Париже. Конечно, я перечислил самые известные. В московском ГУМе я бываю часто. Гуляя по выходным по центру Москвы, мы с женой заезжаем сюда перекусить, ну и так поболтаться. Здесь ты находишься как бы внутри инсталляции. Архитектура здания, сложное, продуманное оформление витрин, знакомая к месту музыка. Все это создает комфортную, несколько ностальгическую атмосферу.
Но что-то я опять съехал на свое, посконное. Впрочем, оно и понятно, смущена и унижена сейчас душа русского человека. Шельмуется все, что понятно и дорого ему. Одолевают псы- рыцари, отсюда и печаль.
***
Я давно проснулся, но утренняя дрема не отпускала и, не имея сил бороться с ней, я продолжал валяться в кровати. Жена, чувствуя мое пробуждение, принесла кофе и поставила чашку на тумбочку в изголовье кровати. По давней привычке она  всегда просыпалась рано, тихонько, приводила себя в порядок и ждала моего пробуждения, разгадывая кросворд или читая очередной немыслимый детективный роман. Я посмеивался над подобного рода чтением, но получал в ответ только «отстань или отвяжись», впрочем, сказанные вовсе не обидным тоном, и я на время оставлял свои насмешки.  Выпив кофе, я полежал еще, а когда встал и пошел в душ, жена, она заведовала нашим завтраком, сказала, что пойдет в столовую. Перед уходом я осмотрел себя в зеркале и остался вполне собой доволен. Сегодня утром я надел бутылочного цвета пиджак, купленный в Лондоне в позапрошлом  году, серые спортивного кроя брюки, очень мягкие на ощупь, что-то вроде байки или бархата и коричневую клетчатую рубашку,  из-под которой была видна белая футболка. В руках у меня была красного дерева трость с бронзовой рукоятью, изображавшей неведомую птицу, вид которой, одновременно хищный и нахмуренный, всегда заставляя меня улыбнуться.
Выйдя из номера, по толстому мягкому ковру, которым был застелен коридор, я направились к лифту,  рассеянно разглядывая висевшие по стенам гравюры из старинной итальянской жизни. Впереди, в одном из номеров на противоположной стороне, открылась дверь и  вышла молодая женщина, которую я уже несколько раз здесь видел. Всегда здороваясь с ней, я  произносил бодрое утреннее  «Monig”   слыша в ответ вежливое, улыбчивое: “Gut moning, ser”. В этот раз, придержав дверь, она выпустила в коридор ребенка, девочку лет шести, наверное, дочь. С ребенком она разговаривала на русском языке. Конечно, в этот раз можно было бы поздороваться и по -русски. Впрочем, зачем что-то менять, ведь мы невольно стремимся отгородиться от малозначимых для нас обстоятельств. У подошедшего лифта, несколько вежливо попрепиравшись, кто войдет в лифт первым, я вошел и, дождавшись, когда войдет она, протянув руку к панели с кнопками  спросил ее по - русски: "Какой этаж вам нужен?". Конечно, все эти дни я видел ее тихую восторженность. Одна. Милан. Гостиница набитая вежливостью и шиком. Как не вскружиться молоденькой женской головке. Возможно, какое-то место в ее фантазиях отводилось и мне. Насмешка над ее восторженностью, казавшаяся глупостью, побудила меня в этот раз чуточку схулиганить. Совсем немного.
Вопрос явно застал ее врасплох. На ее лице мгновенно отразилась и растерянность, и разочарование, и досада. Но на удивление, она не потеряла самообладания и, с упреком посмотрев на меня, сказала по-русски: "Ну зачем же вы так." И в ту же секунду мне стало очень неловко, даже стыдно за себя, ведь я походя разрушил чьи-то мечты.