Брат Павел

Картина №1
В кабинете директора ФСБ Соловьева открывается дверь. Хозяин кабинета встает из-за стола, идет навстречу генералу Родионову, директору Федеральной службы охраны Президента России, и обнимает его.
Соловьев: Хорошо выглядишь, генерал.
Родионов: Слава Богу, пока держусь.
Соловьев: Прекрасно! Проходи, проходи. Ну, как жизнь?
Родионов: Без потерь.
Соловьев: Это хорошо. Присаживайся. Я пригласил тебя, Петр Иванович, на важный разговор.
Родионов: Догадываюсь. В этом кабинете другие разговоры…
Соловьев: Нет, почему же, бывают.
Соловьев подошел к шкафу, достал из него бутылку коньяка и две рюмки.
Ну, как?
Родионов: Убедил.
Соловьев: Подсмотрел у Иосифа Виссарионовича. Ему нравилось начинать беседу с рюмки алкогольного.
Родионов: Хорошая привычка…
Коньяк разлили по рюмкам, мужчины чокнулись и выпили.
Соловьев: Ну, что ж, хорошее начало требует должного продолжения.
Хозяин кабинета, несколько вальяжно откинувшись на спинку стула, выдержал паузу и многозначительно продолжил:
Если я тебе скажу, что у нас зреет серьезная оппозиция курсу президента, ты, надеюсь, не удивишься?
Родионов: Не удивлюсь. Она же на поверхности. В стране, в которой  сумасшедшие деньги текут только в одном направлении, не будем уточнять куда, было бы наивно думать, что не найдутся лихие мужики, которым покажется, что их обделили. Отсюда желание изменить ситуацию.
Соловьев: Мыслишь правильно.
Родионов: Генерал как-никак…
Соловьев: Ну, во что, дорогой генерал, слушай дальше.
Родионов: Я весь внимание.
Соловьев: А то, что у оппозиции появилось радикальное ядро в виде влиятельных олигархов, тоже известно?
Родионов: Удивляюсь, что оно не появилось раньше.
Соловьев: А то, что эти ребята замышляют государственный переворот?
Родионов: Вот это уже интересно. И как это будет выглядеть?
Соловьев: Смещение президента и продвижение на его должность премьер-министра.
Родионов: Новый передел собственности? Это же война! А за ней революция?
Соловьев: Вот этого и надо избежать! Россия устала от революций!
Родионов: А что бы избежать революции, надо дотянуть до выборов?
Соловьев: До выборов два года. А эти молодцы спешат. Они боятся, что за это время может измениться обстановка не в их пользу.
Родионов: Резонно, - генерал забарабанил пальцами по столу, - Что собираешься делать?
Соловьев: Пока они демонстрируют приверженность закону, их не тронешь…
Родионов: А кто гарантирует, что эта лояльность, скоро не сменится на «русский бунт»?
Соловьев: Никто.
Родионов: И какой выход?
Соловьев: Заставить их играть на конституционном поле и, как ты говоришь, потянуть время…
Родионов: Чтобы выиграть время, может, выдернуть одного из олигархов на божий свет и дать понять остальным, что власть не дремлет?
Соловьев: Это дело Генеральной прокуратуры, а наше - предотвратить физическое устранение Президента.
Родионов: А что, на это есть …?
Соловьев: Есть.
Родионов: И что?
Соловьев: Два независимых друг от друга сигнала – один из Штатов, другой из Кипра. Суть в том, что готовится теракт, на это брошены большие деньги…
Родионов: А если это провокация?
Соловьев: Не исключаю. Проверяем. Дело в том, что нам не известны ни конкретные исполнители, ни время и место теракта. Можно предположить, что ставка делается на чеченских террористов. А может быть, все гораздо сложнее, и теракт готовится в Москве…
Родионов: Значит, пока вы будете разбираться, вся ответственность за жизнь Президента ляжет на меня и моих людей?
Соловьев: Ты правильно понял.
Родионов: Перспектива, прямо скажем, не очень радужная…
Соловьев: Такова реальность, но я надеюсь, скоро взять ситуацию под контроль.
Родионов: Хорошо, я приму дополнительные меры.
Соловьев: Об этом я и хотел попросить.
Родионов: Один вопрос – знает ли об этом Президент?
Соловьев: Знает.
Родионов: Это важно, а то ведь, он любит ходить в народ…
Соловьев: Это пока все.
Родионов: Ну, что ж. Генерал встал из-за стола. Спасибо за информацию и за коньяк. Он, кажется, французский?
Соловьев: Не ошибся.
Родионов: Хороший коньяк, но я грешным делом, как бывший советский гражданин, предпочитаю армянский.
Соловьев: Приличный армянский коньяк сегодня уже экзотика!
Родионов: Ну, почему же? Выдержанный «Арарат» еще можно обнаружить в старых запасниках…Только надо знать к ним тропинку.
Соловьев: Буду иметь в виду…
Соловьев достал из грудного кармана капсулу и запил ее водой.
Родионов: Что сердце?
Соловьев: Прихватывает иногда.
Родионов: Не отдыхаешь…
Соловьев: Как говорится, покой нам только снится…

Картина №2
По Кутузовскому проспекту на большой скорости движется президентский кортеж. В первой машине, рядом с водителем сидит генерал Родионов. Работает рация:
Первый голос: Прошли парк Победы.
Второй голос: Принято.
Первый голос: Триумфальную арку.
Второй голос: Принято
Генерал с тревогой озирается по сторонам. Он оборачивается к своему заместителю, полковнику Игнатьеву, сидящему на заднем сиденье.
Родионов: В Давыдково яблоневая роща примыкает к трассе и тянется почти на три километра. Что-то надо делать...
Игнатьев: Головная боль, товарищ генерал! Вырубать не дадут, придется ставить людей.
Родионов: И вот еще что… - Генерал не договорил фразу. Дорога, здания и все окружающее его начинает расплываться и он, теряя сознание, утыкается головой в лобовое стекло автомашины. Водитель моментально реагирует и у самых Боровицких ворот съезжает к тротуару. Президентский кортеж, не останавливаясь, въезжает в Кремль.

Картина № 3
В одноместной палате, под капельницей лежит пожилой человек. Это генерал Родионов. Заходит медсестра, снимает капельницу:
Медсестра: Сейчас будет обход, профессор Прохоров спрашивал о Вас.
Родионов: Прохоров, так Прохоров, мне теперь все едино...
Открываются двери палаты, входят врачи. Лечащий врач представляет больного профессору Прохорову:
Лечащий врач: Родионов Петр Иванович. Перевели к нам вчера из…
Прохоров: Знаю. Профессор наклоняется над генералом. Как себя чувствуете, Петр Иванович?
Родионов: Хреново, чтобы не сказать больше.
Прохоров: А что так?
Родионов: Радоваться нечему, сами знаете… Жить-то, наверное, осталось всего ничего…
Прохоров: У вас крепкий организм, Петр Иванович, такой сердечный удар не каждый выдержит. Сейчас главное - верить в себя.
Родионов: В моем положении?
Прохоров: В Вашем положении - прежде всего.
Родионов: Сомневаюсь, что я отсюда выйду на своих двоих. Лучше мне умереть дома, в своей постели...
Прохоров: Нет, мы Вас не отпустим. Мы еще за Вас поборемся!
Родионов: Я уже ни во что не верю, профессор.
Прохоров: И это говорит боевой генерал?
Родионов: С такой болезнью я уже инвалид…
Профессор присел на край кровати:
Прохоров: Ну, вот что, Петр Иванович, нечего раскисать! Я генерал-лейтенант медицинской службы, и как старший по званию, приказываю – взять себя в руки! Врачи делают свое дело, но многое зависит сейчас и от вас лично. Кстати, вашим здоровьем интересовался Президент.
Родионов: Президент? Вы не шутите?
Прохоров: Какие шутки, когда речь идет о Президенте!
Родионов: Спасибо, это делает ему честь.
Прохоров: Примите, как стимул к выздоровлению.
Профессор задумался и потом сказал:
А знаете, я пришлю к вам одного человека, очень занятная личность. Он конечно, не комиссар из фильма «Повесть о настоящем человеке» и не экстрасенс, но что-то вроде этого…Поговорите с ним, может, вам будет интересно и несколько отвлечетесь от мрачных мыслей.
Профессор медленно поднялся и направился к двери. За ним засеменил лечащий врач.

Картина №4
Та же палата. Генерал Родионов спит. Ему снится сон из далекого детства. На берегу речки мальчишки купают лошадей. Неожиданно один из мальчишек, сидевших над утесом, неожиданно сорвался вниз и попал в омут. Все замерли. Это было самое опасное место на реке. Дети испугались и стали звать на помощь взрослых:
Один из мальчишек: Петька в омут сорвался, а плавать не умеет!
Во сне все выглядело, как наяву, как тогда, в детстве. Омут закрутил Петьку. Мальчик отчаянно работал руками и ногами, но водоворот безжалостно увлекал его на дно. Мальчик стал судорожно хлебать воду. И уже почти потеряв сознание, он увидел свет, а затем ему послышался властный мужской голос:
Голос неизвестного: Плыви ко мне, сын мой, смелее!
И Петька поплыл по дну на свет и голос. Его почти бездыханного течение вынесла на берег. Подбежавшие взрослые перевернули Петьку головой вниз, и, когда вода хлынула из горла, он начал судорожно глотать воздух…
Генерал проснулся в поту и проговорил:
• Что это было?
Дверь палаты осторожно открылась. Вошел человек в черном одеянии. Генерал не сразу сообразил, что это был монах.
Монах: Здравствуй, сын мой!
Голос монаха показался генералу знакомым: «Где я слышал этот голос?» Генерал от удивления зажмурил глаза, как от яркого сияния. Ему показалось, что черная одежда незнакомого монаха излучала какой-то непостижимый свет. «Мистика какая-то», - подумал генерал: Он открыл глаза - нет, не было никакой мистики. Перед его постелью действительно смиренно стоял монах и перебирал четки.
Родионов: Ну, здравствуй, святой отец, если не шутишь. Погоди, как ты сюда попал? Ты не ошибся дверью?
Монах: Нет.
Родионов: Ну, тогда садись на стул, правды в ногах нет.
Монах: И то, верно.
Родионов: Так, выходит, ты ко мне?
Монах: К тебе, сын мой. Если не возражаешь, посижу с тобой немного.
Родионов: Какие возражения? Скажи, а что тебя ко мне привело?
Монах: Твоя душа.
Родионов: Ишь ты! Когда же она успела тебе пожаловаться?
Монах: А ты с ней, когда последний раз общался?
Родионов: Что-то не припоминаю…
Монах: То-то и оно, о душе вспоминаем в последнюю очередь. Разве не так?
Родионов: Похоже, оно так, святой отец, но вот какая штука, солдату думать о душе не положено, иначе он воевать не сможет.
Монах: Это верно, но только тогда, когда душа не знает за что воюет. А когда знает, она делает труса героем.
Игумен встал, подошел к окну:
Вид у вас здесь неприглядный, одни серые дома, глазу не на чем остановиться.
Игумен помолчал, а потом продолжил:
Профессор-то ваш, Прохоров, по миру мне родным братом приходится. Рассказал про тебя, вот я и пришел. Говорит, душа у моего пациента больная. А когда душа больная, она и здоровое тело разлагает.
Родионов: Вот оно как…Профессор правду сказал, душа болит. Пока был молод, о душе не думал, потому как грехов было мало, а сейчас мне кажется, что столько грязи на мне налипло за долгую жизнь, что в пору было бы и умереть…Да без смерти не помрешь.
Монах: Значит, Господь тебя еще не призвал. И крест твой тебе еще нести долго.
Родионов: За что ж такое наказание?
Монах: Наказание это или нет, известно одному только Господу…Он ведь тебя по жизни, признайся, много раз от смерти оберегал?
Родионов: Меня судьба оберегала…
Монах: Судьба глупа, Это Господь тебя хранил. Благодари его за то, что ты встретил свою старость, а то ведь мог бы с ней разминуться еще тогда, когда мальцом  в омуте беспомощно барахтался.
Родионов: А ты откуда знаешь, что я…? Погоди, да я только что сон видел…
Генерал разволновался, голова заметалась на подушке. Монах положил руку ему на лоб:
Монах: Спокойно, спокойно, сейчас все пройдет.
Генерал уснул. Он проснулся от прикосновения к его лбу ладони медсестры:
Медсестра: Петр Иванович, пора лекарства принимать.
Родионов: Погоди, Марина, то ли мне приснилось, то ли наяву, но здесь был монах, куда он делся?
Медсестра: Отец Серафим?
Родионов: Не знаю, как его зовут. Он не представился, а я не спросил.
Медсестра: Он не просто монах, он Игумен. Сказал, что скоро навестит вас.
Медсестра подала генералу таблетку и стакан воды. Генерал принял лекарство и откинул голову на подушку.
Лежите спокойно, Когда понадоблюсь, нажмите на кнопку сигнала.
Медсестра вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Картина №5
В палате генерала полумрак, на тумбочке горит настольная лампа. Рядом с ней стоит телефонный аппарат. Генерал набирает номер телефона:
Родионов: Роман Иванович, это Родионов.
Голос в трубке: Здравствуйте, товарищ генерал! Как идет лечение?
Родионов: Какое к черту лечение...Такие вещи не лечатся, полковник. Ну, да ладно. Я чего звоню? У меня есть кое-какие соображения по одному делу. Подъезжай завтра ко мне. А то, ведь,  и сказать то не успею, чего хотел…
Голос в трубке: Ну, что вы, товарищ генерал, разве надо думать о смерти?
Родионов: О ней думать не надо, но и забывать не следует. Эта дама любит, когда к ней относятся уважительно.
Голос в трубке: Хорошо, товарищ генерал, подъеду, но только вечером, днем занят с «хозяином».
Родионов: Понятно. Как справляетесь без меня?
Голос в трубке: Тяжело, товарищ генерал.
Родионов: Не скромничай, полковник, мне многое известно! Привыкай брать на себя ответственность. Я тебя уже порекомендовал на мое место.
Голос в трубке: Не знаю, как вас…
Родионов: Отставить любезности!
Голос в трубке: Есть отставить!
Родионов: Это другое дело. Так держать полковник Игнатьев, быть тебе генералом!
Голос в трубке: Есть так держать!
Генерал положил трубку. Тяжело вздохнул, выключил лампу и долго лежал с открытыми глазами, пока неожиданно не погрузился в сон.

Картина № 6
Та же палата. Генерал возлежит на кровати, с высоко поднятым подголовником. Он спит. Но что-то во сне его сильно тревожит. Голова генерала мечется на подушке. Тихо открылась дверь, и в палату входит игумен. Он сел у изголовья и поправил генералу подушку.
Генерал открывает глаза.
Родионов: А, это ты, святой отец? Здравствуй! Не знаю почему, но я ждал тебя.
Монах: Мир тебе, сын мой!
Родионов: Спасибо, только нет мира в душе моей, отец Серафим, она скорбит. Мне сейчас такое снилось…
Монах: И часто тебе такое снится?
Родионов: В последнее время все чаще. Жизнь моя снится, такое ощущение, будто я прощаюсь с нею.
Монах: Не пришло еще время прощаться.
Родионов: Солдаты мои снятся. А когда просыпаюсь, не знаю, куда себя девать, слезы душат. Что-то во мне сломалось… Я стал не в меру сентиментальным, что ли? По любому поводу глаза на мокром месте. Все думаю, если встретятся мне их отцы и матери, что им сказать? Они мне доверили самое дорогое, что у них было, жизни их детей, а я не уберег... Тогда я мало думал об этом, война есть война. Потери на войне дело обычное. Кто их считал в России? Но теперь…
Монах: О какой войне ты говоришь, сын мой?
Родионов: Об Афганской…Многих она сломала, а сколько душ покалечила…До сих пор не могу понять, зачем мы туда полезли? Нам говорили, что мы идем по просьбе афганского народа, чтобы оградить его от бандитов, помочь ему новую, счастливую жизнь построить. Оказалось, все совсем не так, народ нас не приглашал, а потому принял нас, как врагов.
Монах: А вы?
Родионов: А мы не понимали, за что они нас так ненавидят, мы же пришли им помогать. В головах был разброд, хотя старались об этом не думать.
Монах: Да, это большая беда, когда люди забывают Бога.
Родионов: Ты за свое… Я же о другом! Нашим отцам и дедам в Отечественную войну все было ясно, не надо было ничего объяснять. Немец пришел в наш дом, как разбойник, значит надо его бить! А тут, я пришел в чужой дом наводить в нем порядок, а хозяин мне говорит, что он меня не приглашал! Понимаешь?
Монах: Как не понимать? Это все от гордыни. Решили других поучать, как им надо жить и рядить. А Господь говорит нам: «Не суди другого, и сам судим не будешь».
Родионов: Да, наверное, это так. Но мне-то от этого не легче…Только в том бою столько моих парней полегло, страшно вспоминать. Сам удивляюсь, как я тогда в живых остался… Наверно, чтобы тех, погибших, было кому вспоминать…Колонну нашу «духи» отрезали на горной дороге…Боя-то не было, одно избиение.
Генерал рассказывает, как его машина подорвалась на мине и полетела в проспать. Внизу было каменистое русло пересохшей речки, на дне которой валялись огромные валуны. Упасть на них – было равносильно смерти. Но машина капитана Родионова, описав дугу, приземлилась колесами вниз точно на песчаный пятачок между двумя валунами, наверное, единственный в этой местности…
Монах: И ты хочешь, сказать, что это было случайностью?
Родионов: Я не знаю, что сказать, но это было чудесное спасение …
Монах: Я уверен, сын мой, что ты ходишь под защитой Бога, не ведая об этом. Господь посылает тебе испытания, и он же помогает тебе преодолевать их.
Родионов: А почему он их мне посылает?
Монах: Думаю, он избрал тебя не случайно, но, не совсем еще уверен в своем выборе. Ему свойственны сомнения, ведь, он сын не только божий, но и человеческий. Так помоги ему эти сомнения преодолеть!
Родионов: Интересная мысль! Такую трактовку не слышал. А почему именно меня?
Монах: Он видит, что душа у тебя ранимая, чужую беду близко к сердцу принимает. То, что ты генерал, это от лукавого, это скорлупа. Твое призвание совсем в другом - сеять добро.
Родионов: О чем ты говоришь, святой отец? Я с головы до пят в крови.
Монах: Осознав свой грех, ты на пути душевного исцеления. Только тот противен Господу, кто этого осознавать не желает и находит радость в грехе своем …Сбрось генеральскую спесь и явись перед Господом таким, какой ты есть на самом деле.
Родионов: Ой, не подталкивай меня, отец Серафим, я еще не созрел. Может, и приду к Богу, но не сейчас. Я одного не пойму. Почему меня пули не брали там, где они других не щадили?
Монах: Не нам об этом судить. Это воля Божия.
Родионов: Может, ты и прав. Был еще один случай. Но это уже в Чечне. Грех свой тебе рассказываю. Ехал к одной вдовушке, уж больно была хороша, в нашем госпитале врачом работала. Жена моя в ту пору в Москву уехала к сестре погостить, а мужику воля…
Генерал рассказывает о своем бурном романе с молодой врачихой. В тот вечер, когда это произошло, решил проскочить к ней на уазике, без охраны, только с водителем. На подъезде к госпиталю увидел на пригорке красивые полевые цветы и решил их собрать. Накануне прошел дождь, и цветы ярко блестели на солнце…Сел в машину, тронулись. Генерал не видел, как в засаде сидело двое чеченских боевиков.
Первый боевик: Смотри, Абукар, какая удача! Генерал!
Второй боевик: Не прозевай…
Первый боевик: Не бойся, не упущу, он теперь мой.
Второй боевик: Жми! Ну! Что случилось?
Первый боевик: Не знаю, наверное, контакт отсырел! Дожди были…
Второй боевик: Шайтан! Он же проедет! Нажимай!
Раздался взрыв. Но машина генерала уже свернула за холм. Генерал вздрогнул:
Родионов: Что это было?
Водитель: Подрыв, товарищ генерал. Похоже, нас Господь уберег!
Игумен выслушал рассказ генерала, не перебивая его.
Монах: Покайся, грешник!
Родионов: Каюсь. Но какой прок!
Монах: Облегчи душу. А ту врачиху ты действительно любил?
Родионов: Нет, святой отец, то был увлечение. Эта женщина быстро забылась.
Генерал задумался и потом сказал:
А любил-то я по настоящему всего двух женщин, хотя было их в моей жизни не мало. И по сей день люблю обеих. Как ты считаешь, это грех?
Монах: Думаю, что да, поскольку человеку дана одна любовь, а ты ее поделил на двоих…
Родионов: Видишь ли, любовь к первой, я перенес на вторую. Но та первая, почему-то чаще снится. И с этим ничего не могу поделать…
Монах: Я тебя понимаю…
Игумен достал из кармана четки и стал медленно перебирать костяшки. Генерал понял, что монах ждет от него чистосердечного рассказа.
Родионов: Село наше называлось Родионовкой, - начал генерал, - так вот в нем все носили одну фамилию – Родионов. А через речку было другое село – Прохоровка. Там все были Прохоровы. Жила в этой Прохоровке одна девушка Варвара. Не скажу, что была красавица, но чем-то она меня крепко взяла. Приветливая, теплая, как парное молоко, словом, души в ней не чаял и хотел жениться. Да вот, родители мои воспротивились, видать, на уме у них было другое, им другая девушка нравилась из нашего села, Ирина, красивая, гордая. Она и мне нравилась, что греха таить, но не так, как Варя. А тут призыв в армию, в школу младших командиров.
Встретились мы с Варварой накануне отъезда и ночь провели вместе на сеновале. Клялась ждать меня, а я клялся, что непременно женюсь на ней, когда вернусь. Так вот служба идет, и вдруг получаю я письмо от одного моего дружка, Серёги. Пишет он, мол, твоя Варька загуляла, пробы на ней уже негде ставить. Я поверил ему и такое письмо закатил Варваре, что мало не покажется.
Приехал я на второй год в отпуск, да прямиком к Варваре, думаю, поговорю с ней еще раз напоследок, душа-то болела. Дружка своего Серегу хотел расспросить подробнее, да в селе его не застал, вот и пошел прямиком к Варваре. Но не тут то было. В доме ее не было. Родители рассказали, что, когда она получила мое письмо, проплакала всю неделю, потом собрала свои вещи и уехала далеко. Как я ни пытал, куда уехала, они наотрез отказались мне сообщить. Ну, нет, так нет! Погрустил некоторое время, молодой был, а скоро и грусть прошла, когда мне дорогу перешла эта вторая девушка. Послушался я родителей и женился на ней. И ничуть не жалею, поскольку думаю, что мне с женой моей повезло. Умная, самоотверженная, как жены декабристов, была она мне верной женой и боевой подругой на протяжении всей нашей совместной жизни. Шагала со мной рядом по всем моим гарнизонам, и за всю нашу военную неустроенность она ни разу меня не упрекнула. А чего еще мужику надо? Расческа в кармане, жена рядом! Правда, не было у нас детей. Как говорится, Бог не дал. Ну, мы и не стали выяснять, кто из нас виноват. Все бы хорошо, но вот однажды, спустя годы, встретился мне тот самый Серега, что письмо написал. А он меня спрашивает, почему это я на Варваре не женился, любил ее вроде крепко. У меня от неожиданности челюсть отвисла. Говорю, ты же сам мне написал про её художества. А он говорит, что ничего он мне не писал. Говорю: «Божись!» А он мне: «Пойдем в церковь». Зашли в храм, он пригласил батюшку и перед алтарем поклялся, что никакого мне письма о Варьке не писал. У меня в груди похолодело…Что же это я так дурно поступил, - подумал я - поверил на слово, не проверил…До сих пор не знаю, кто эту гадость сотворил.
Монах: Грустная история, греховно ты жил, сын мой. В молодые твои годы гордыня часто тобой повелевала. Вот и тогда обида затмила тебе глаза. А Варвару твою я хорошо помню. Как убивалась она после твоего письма, тоже знаю, перед отъездом мне исповедовалась, я ведь тогда в той церкви служил…Монашеский постриг я потом принял.    Я-то старше тебя, наверное, годков на пятнадцать буду...Я многое помню. И про то, как ты тонул, тоже припоминаю…
Родионов: Постой, так вот откуда мне твой голос знаком…Не может быть!
Генералу стало плохо, и он забился в беспамятстве. В палату вошла медсестра.
Медсестра: Что это с ним?
Монах: Возможно, я его растревожил. Но это скоро пройдет, врача вызывать не надо.

Картина № 7
В кабинет профессора Прохорова входит секретарша.
Секретарша: Там жена генерала Родионова.
Прохоров: Попросите войти.
Входит миловидная дама с заплаканными глазами. Профессор встает ей навстречу и усаживает в кресло.
Я вас пригласил, Ирина Сергеевна, чтобы посоветоваться с вами.
Ирина Сергеевна: Я так благодарна, Иона Петрович! Скажите, что будет с ним? Чего нам ждать? Можно ли надеяться? Я уже вся извелась.
Прохоров: Видите ли, любезная Ирина Сергеевна, я потому и пригласил Вас, чтобы вместе с вами обсудить, что делать дальше. В случае с Петром Ивановичем медицина зашла в тупик. Ему сделана сложная операция. Но конечный успех сейчас зависит от него самого, его желания жить. А этого желания я, к сожалению, не наблюдаем.
Ирина Сергеевна: Что делать, дорогой Иона Петрович? - женщина вытирает платком слезы. - Подскажите! Мы сделаем все.
Прохоров: Нужны какие-то стимулы, которые, придали бы ему дополнительные силы. Не знаю, какие. Но это уже за пределами медицины. Я вот тут подключил одного человека, посмотрим, что получится…
Ирина Сергеевна: А что он может? Он экстрасенс?
Прохорова: Он многое может, и мне иногда помогает, когда моих сил уже не хватает. Он не экстрасенс – он Игумен.
Ирина Сергеевна: Боже мой, что делать? Мой Петр неверующий.
Прохоров: Это не так важно.
Ирина Сергеевна: Какой был сильный мужчина, и так сломался! - продолжала причитать женщина.
Прохоров: Сильные мужчины и ломаются, слабые гнутся на ветру и выживают, но о них, как говорится, песни не слагают…
Женщина уже не скрывала слез. Профессор накапал в стакан сердечные капли, разбавил водой из графина:
Выпейте, это вас успокоит.
Женщина вытерла слезы, осушила стакан, откинула голову назад, зажмурила глаза и замерла. Профессор держал руку на ее пульсе.
Ну, вот умница, сейчас все будет хорошо.
Вскоре женщина почувствовала себя лучше. Она поднялась.
Ирина Сергеевна: Я подумаю, Иона Петрович над тем, что вы сказали. Вы знаете, он мне дороже жизни. Я сделаю всё…Я знаю, что делать…
Прохоров: Хорошо бы, Ирина Сергеевна, давайте бороться вместе, возможно, у нас получится.
Ирина Сергеевна: Спасибо, Иона Петрович, я так надеюсь, я так признательна…
Прохоров: Ирина Сергеевна, меня преследует ощущение, что я Вас уже где-то видел. Простите, Вы откуда родом?
Ирина Сергеевна: Из  Родионовки, село такое… …
Прохоров: Можете не продолжать… Я вспомнил. Мы с Вами земляки…
Женщина разволновалась.
Ирина Сергеевна: Подождите, Ваша фамилия…Не придала значение… Но, ведь, село Прохоровка -  это чрез речку. Так это…
Прохоров: Да, да, тот самый паренек, который зеркалом слепил вам окна…Детская такая шалость…Простите, но Вы мне нравились…
Ирина Сергеевна: Боже мой, как мир тесен…
Прохоров: Теперь Вы понимаете, что судьба генерала Родионова мне совсем не безразлична…
Женщина расплакалась и зашаталась от нахлынувших на нее чувств. Профессор взял ее под руку и проводил до двери:
Не расстраивайтесь, не все еще потеряно, надо верить в благоприятный исход.
Женщина остановилась, как бы вспомнила что-то важное, лихорадочно открыла сумочку, достала конверт и протянула его профессору:
Ирина Сергеевна: Дорогой, Иона Петрович, я понимаю, что это мизер, но я продам машину, дачу, все! Хотя бы ради нашей детской памяти, спасите его…
Прохоров: Положите, пожалуйста, конверт обратно в сумочку, и будем считать, что этой минутной слабости у вас не было…

Картина № 8
Весна. Генерал в больничном халате и игумен сидят на лавочке в парковой зоне больницы.
Родионов: Ты говоришь, святой отец, что Господь оберегал меня. Какое там! Видишь, как тяжело я болен, ноги не держат, голова ходит кругом…
Игумен: Это тебе испытание, и, наверное, самое главное. Если его не пройдешь, Господь откажется от тебя, увидит, что зря на тебя надеялся.
Родионов: Ой, не подталкивай меня, святой отец.
Игумен: Тебе надо уехать со мной в монастырь…Там на ноги встанешь, обретешь успокоение в общении с братством. Отойдешь от суетных мирских дел и тревог, и в посильных трудах наших найдешь излечение души и тела.
Родионов: Хорошо говоришь. Знаешь, я подумал сейчас, наверно, это интереснее, чем провести остаток жизни в доме инвалидов. Скажи, зачем я нужен монастырю, когда в моем теле жизнь еле теплится, какой от меня прок?
Игумен: Монастырь это дом Божий. Туда идут, чтобы подготовить себя к другой, вечной жизни, и не столь важно, какую услугу ты окажешь монастырю. Еще в уставе первых русских монастырей записано было: что в монастырь принимаются, не отвергая «ни стара, ни уна, ни богата, ни убога». Получишь послушание, и будешь нести его, как свой крест. Это и будет твоя лепта в общее дело. Ты будешь востребован в братстве. А человек живет, когда он востребован, когда он знает, что он нужен другим…
Родионов: Я был нужен, когда был здоров, но теперь все изменилось, со страхом осознаю, что вокруг меня образовывается пустота, мне кажется, что никому я не нужен и никто меня не любит…
Игумен: Требовать, чтобы тебя любили – это грех! Любить надо самому и бескорыстно, не требуя взаимности – таков наказ Божий!
Родионов: И ты так любишь, святой отец?
Игумен: А как же! Почему католические монахи ходят в капюшонах, которые скрывают их лица?
Родионов: Почему?
Игумен: Да потому, чтобы люди, которым они оказали помощь, не вздумали их благодарить. Доброе дело, как и любовь, должно быть бескорыстно!
Родионов: Так это католики.
Игумен: Ну и что?! Господь то у нас один. И вера у нас в Сына Божьего и Богоматерь одна. И не вина христианства в том, что политики разделили когда-то единую церковь!
Родионов: Знаю, читал про это.
Игумен: А если знаешь, должен признать – у веры нашей христианской разные оттенки, но суть одна – это любовь к Господу и людям.
Скажи, а ты еще любишь эту женщину, которая не стала твоей женой.
Родионов: Мне кажется, что да. Хотя ничего определенного про неё сказать не могу, потому, как не знаю где она сейчас и что с ней. Она осталась в моей памяти, как светлая мечта. А жена, я уже говорил, она передо мной чиста. Но с некоторых пор разные сомнения в голову лезут…
Игумен: Не сомневайся, любит она тебя. Мне об этом говорил мой брат. Думаю, ей будет спокойнее за тебя, когда увидит, что тебе в монастыре хорошо. Твоей душе нужно спокойствие, а где ему взяться в этом суетном мире?
Родионов: Не сыпь соль на рану, святой отец.
Игумен: Это так. Ну, посуди сам. В Афганистане ты был оккупантом, в Чечне воевал против собственного народа. На твоих глазах расстреляли Верховный Совет, ваучеры и дефолт ограбили и без того бедный народ до ниточки, а кучка наглых людей захватила все богатство страны. Трудно быть спокойным честному человеку. Вспомни, почему убил себя твой тезка, князь Багратион!
Родионов: Почему?
Игумен: Потому, что он свою офицерскую честь ставил превыше всего. Он дал клятву московскому дворянству, что прежде убьет себя, чем пропустит французов в Москву. От раненного Багратиона скрывали, что Москву сдали. И когда он узнал правду, разбил гипс, вызвал гангрену и умер! А много ли сейчас таких людей? Их можно по пальцам пересчитать…
Родионов: Да, времена изменились, согласен, честь сегодня мало чего стоит, потому и болит душа. Мне по ночам снятся кошмары. Если я выйду из этой больницы, боюсь, что сопьюсь или сойду с ума. Сил, чтобы жить, у меня уже не осталось. Да и зачем жить? Что я могу изменить в этом мире? Ты говоришь о предательстве власти. Я об этом не берусь судить. Эту власть мы сами выбирали, значит, мы ее достойны…
Игумен: И что ты решил, генерал?
Родионов: Я поеду с тобой, святой отец…Одно меня смущает: как воспримет это Президент, при всех его недостатках я предан ему, потому что верю в его порядочность, в то, что он желает людям добра…
Игумен: Президент человек верующий, он поймет.
Картина № 9
Тихая келья в монастыре. Генерал лежит на тахте. Заходит монах. Здоровается и низко кланяется.
Монах: Игумен приглашает тебя на вечерю, брат мой.
Генерал тяжело встает и, опираясь о плечо монаха, выходит из кельи. Они проходят какие-то затемненные помещения с низкими сводами и входят в зал, освещенный мягким светом свечей. Игумен приветствует генерала и обращается к монахам.
Игумен: Братья, представляю вам нового обитателя нашего монастыря. Нарекли мы его братом Павлом, в честь пресвятого апостола. Примите и любите его. Брат Павел пока еще слаб здоровьем, и мы будем молиться, чтобы Господь даровал ему выздоровление.
Монахи: Аминь! – хором воскликнули обитатели монастыря, широко крестясь.
Игумен: А наставником ему будет брат Сергий.
Монахи одобрительно кивали головами, не переставая креститься.
Отец Сергий сидел на отдельном, отведенном для него месте. Услышав, свое имя он встрепенулся и приподнял голову, озираясь вокруг пустыми глазницами. Это был слепец. Игумен подвел генерала к старцу
Лучшего наставника трудно найти, Он поможет тебе глубже понять нашу жизнь и правила монастырского бытия.
Старец заключил правую руку генерала в свои костлявые ладони и горячо пожал ее:
Отец Сергий: Добро пожаловать в нашу обитель, брат Павел.
Монахи заняли свои место за общим столом. Генерал был посажен рядом отцом Сергием. Дежурные разнесли хлеб, овощи и подали к столу главное монастырское блюдо - рыбу с взваром. Перед генералом в глубокой тарелке, в ароматном рыбном бульоне аппетитно плавали рыбное филе и очищенные от семян и кожицы кубики соленых огурцов.
Голос за кадром:  Генерал вдруг осознал, что его организм не отвергает этот острый аромат рыбного блюда, возбуждающий аппетит. Он тут же не без иронии заметил: «Не плохо устроились монастырские братья». Но через секунду устыдился своим мыслям и сказал самому себе: «Генерал, опустись на землю и прими протянутую тебе руку».
Игумен произнес молитву, и монахи приступили к трапезе. Принимали пищу чинно, без лишних за столом разговоров, то и дело, с любопытством поглядывая в сторону брата Павла. Генерал чувствовал эти взгляды, но ел спокойно, даже с некоторым удовольствием. Он с интересом отметил себе, что у него впервые за многие месяцы, появилось желание принимать пищу. То ли это был известный в социальной психологии феномен группового давления, то ли на самом деле он перешел какой-то рубеж, после которого жизнь открывала ему еще скрытые резервы его организма. И странное дело, он уже не чувствовал так остро телесные недуги.
Когда трапеза подходила к концу, генерал почувствовал прикосновение горячей руки брата Сергия:
Брат Сергий: Болезнь твоя тяжелая, брат Павел, но она отступит, я это чувствую, а скоро и вовсе покинет тебя.
Родионов: Господи, помоги мне! – неожиданно для него самого вслух произнес генерал.
Отец Сергий: Молись Господу, и он услышит тебя.
Генерал помог старцу подняться из-за стола.
Меня провожать не надо, брат Павел. Я дойду сам с Божьей помощью. А ты позже заходи в мою келью, поговорим. Она крайняя слева по коридору.

Картина № 10
Генерал, преодолевая недомогание, идет по тускло освещенному канделябрами коридору. Один поворот и перед ним дверь кельи брата Сергия. Он уже собрался постучать в нее, как услышал голос монаха:
Брат Сергий: Заходи, брат Павел.
Генерал вошел. Старец лежал на тахте, на тумбочке горела свеча.
Присаживайся на стул.
Генерал присел и внимательно посмотрел на монаха. Его пустые глазницы были неподвижны.
Брат Сергий: Я видел, как ты шел по коридору.
Родионов: Но как? – Не скрывая удивления, вырвалось у генерала.
Брат Сергий: Я ослеп во время пожара, давно это было. Фашисты подожгли нашу деревянную церковь. Из всех, кто был в ней заперт, остался в живых я один, но ослеп. Я не знал что делать, куда идти. Кричал, чтобы фашисты меня пристрелили. Однако Господь сжалился надо мной и просветил меня, я вдруг, как сквозь туман увидел дорогу и пошел по ней. Потом, когда пришли наши солдаты, в госпитале, один умный доктор сказал, что такое бывает, хотя и очень редко. Якобы я вижу не глазами, а другим зрением, природа которого науке не известна. Но есть предположение, что мозг слепого человека излучает особую энергию и с ее помощью он видит. Но я в такое объяснение не верю. Если оно верно, то, почему такими способностями не обладают и другие слепые, а только единицы? Нет, Господь ниспослал мне свою благодать, наверное, за великие тяготы, которые я перенес, укрепляясь в вере в Господа нашего…
Родионов: Поразительно!
Брат Сергий: Простому смертному это трудно понять, впрочем, как и мне, - кому дарована Божья благодать, а кому нет, это тайна, известная только Господу. Знаю одно – чтобы увидеть что-то, мне надо сильно захотеть, а без этого я просто обыкновенный слепой.
Старец перевел дыхание и после короткой паузы, во время которой генерал старался не потревожить его молчание, сказал:
А теперь садись поближе, брат Павел, и расскажи мне о себе, хотя многое из твоей жизни мне ведомо…
Родионов: Благодарю тебя, брат Сергий, что согласился быть моим наставником. Сегодня я прочитал Устав монастыря, я его принимаю c чистым сердцем.
Брат Сергий: Вот и славно…
Родионов: О себе говорить трудно, я человек, который к концу жизни оказался не у дел и никому не нужен, больной и слабый. Воевал в Афганистане, в Чечне. Возглавлял службу охраны Президента. Старался честно выполнять свой воинский долг, но теперь я потерял веру в то, чему служил. Душа болит, тело разлагается, а исцеления не вижу.
Брат Сергий: Оно придет, брат Павел, только тебе надо укрепляться в вере и раскаяться за все неправедные дела, которые ты вершил на государевой службе, и просить Господа о прощении. Особенно за одно …
Родионов: За какое же?
Брат Сергий: За невинно убиенных …
Родионов: Ты и это знаешь, брат Сергий? Я стараюсь не вспоминать об этом, тяжко мне от таких воспоминаний. Одно скажу, я был вынужден…
Генерал рассказывает о том, как его отряд захватил группу афганских разведчиков, это произошло случайно. Что было с ними делать? Брать с собой не могли, отряд шел на боевое задание. Отпустить с миром? Они бы ударили отряду в спину. Пришлось расстрелять…
Брат Сергии: Это тяжелый грех, - произнес старец, выслушав рассказ, - но ты раскаиваешься, и Господь простит тебя…А теперь ступай, брат Павел, я устал. Да, пребудет с тобой Божья благодать!
Родионов: Спасибо тебе, брат Сергий.
Брат Сергий: Молись Господу, брат Павел.

Картина № 11
В монастырской библиотеке несколько монахов-ученых внимательно читают старинные книги. Брат Сергий подводит к одной из полок генерала и просит его снять книгу Августина Блаженного «О градеБожием».
Брат Сергий: Вот, брат Павел, книга, с которой надо начинать вхождение в монастырское братство. Ты познаешь, почему церковь – это град Божий, поймешь природу благодати и божьего предопределения. В твоем положении я думаю, сейчас это очень важно. Любой человек должен быть уверен в том, что дело, за которое он берется, предопределено Всевышним. Тогда ему будет сопутствовать удача. Потом познакомишься и с трудами других отцов церкви, прежде всего, это Фома Аквинский. А вот там книги наших православных богословов, целая полка. Это наша святая кладезь мудрости…
Генерал взял с полки первый том Августина Блаженного и раскрыл тяжелую книгу в старинном кожаном переплете.
Родионов: Так она на старославянском языке? с - некоторой досадой проговорил он.
Брат Сергий: Не беда, брат Павел, сначала будет сложно, но потом привыкнешь, язык-то наш, славянский…
Генерал бережно вернул книгу на полку. Старец взял генерала под локоть:
А теперь мы пройдемся еще в одно место.
Выйдя из библиотеки, отец Сергий медленно повел генерала вниз по лестнице, затем оба неожиданно оказались в полуподвальном помещении, в воздухе которого витали специфические запахи подземелья, ладана и лекарственных трав.
Здесь ученые братья по старинным рецептам готовят лекарства. Они травники. Слышал о таких?
Родионов: Да, брат Сергий.
Брат Сергий: А теперь увидишь воочию.
Монах Даниил, который был за старшего, приветствовал старца и генерала.
Брат Даниил: Брат Сергий, мы приготовили для брата Павла особое снадобье из целебных трав.
Брат Сергий: Спасибо, брат Даниил, будем молить Господа, чтобы брат Павел избавился от недуга с Божией и вашей помощью. Аминь!

Картина № 12
Кабинет игумена. Открывается дверь. Входит генерал. Владыка встречает его радушно. Они обнялись и расцеловались.
Игумен: Как тебе понравился отец Сергий, наставник твой?
Игумен, усаживая генерала напротив себя в кресло.
Родионов: Это удивительный человек. Я поражен, он видит, а ведь лишен глаз!
Игумен: Он не только видит, но и предвидит. Он мудрец. В этом проявляется божественная благодать! Люди часто стараются подсмотреть, что их ждет там, впереди, не подозревая, каким кошмаром может обернуться их жизнь, когда они всё будут знать о себе заранее. Вот почему Господь одаривает такой способностью только избранных. А он избранный!
Родионов: Позволь возразить, отец Серафим, ведь, есть вещи, незнание которых, может привести к ужасным последствиям.
Игумен: Господь не препятствует познанию, которое может предотвратить эти самые последствия. Но держит в тайне от людей знание их судеб, их будущего, дабы они не опускали руки, доверившись судьбе. В народе не зря говорят: «На Бога надейся, а сам не оплошай!» Такова воля Божья.
Родионов: А в чем разница между познанием и предсказанием судьбы?
Игумен: В том, что человек сам овладевает знаниями, и пользуется ими, а способность предсказывать судьбу, дарована ему свыше, равно как и виденье будущего и прошедшего.
Родионов: И отец Сергий предсказывал будущие события?
Игумен: Предсказывал.
Родионов: А что именно?
Игумен: Падение Горбачева.
Родионов: А Горбачев знал об этом?
Игумен: Нет. Церковь не вмешивается в дела светской власти. Она отделена от государства. Кто знает, если бы он об этом знал, как бы повернулась история, к лучшему или худшему?
Родионов: А что еще?
Игумен: Распад Советского Союза.
Родионов: И это никто не знал?
Игумен: Почему не знали? Знали те, которые его вершили, считали, что паровоз, т.е. Россия, устал и надо отстегнуть от него вагоны. Думали, что так будет лучше, а получилось….
Родионов: Ну, да! «Как всегда!» Жаль только, что о народе тогда никто не думал!
Игумен: Именно. Поэтому церковь и не желает брать на себя ответственность за неразумные дела политиков.
Родионов: Значит, будучи монахом, и обладая способностью предвидеть какие-то важные события, я не могу помочь государству, если оно в этом нуждается.
Игумен: Можешь. Но зачем? Оно тебя просило? Вот если попросит…Но лучше не подставляться, этому учит опыт общения церкви и государства. И потом, все это суета.
Родионов: Но от незнания страдают простые люди.
Игумен: Люди не любят учиться. Особенность людей в том, что они не слышат друг друга, и, как сказал великий философ, достойны тех правителей, которых терпят. Церковь не отказывается помогать людям. Напротив, она много делает для них. Она бывает вынуждена, помимо своих религиозных функций, брать на себя некоторые социальные функции, которые государство не способно выполнять – в образовании, здравоохранении, даже в армии, я уже не говорю о тюрьмах.
Родионов: Это я понимаю. Мне кажется, если бы у меня был такой божественный дар, как у брата Сергия, я бы его активно использовал для людей.
Игумен: Я уважаю, твои добрые побуждения, брат Павел, и верю, что ты так и поступишь. Но чтобы это случилось, надо верить в Бога также искренне и пламенно, как отец Сергий, и не будет ничего невозможного. Но сначала надо окрепнуть духом и телом, монастырь поможет тебе в этом. Ты ведь чувствуешь себя намного лучше, неправда ли?
Родионов: Это правда, святой отец. Мое тело еще слабо подчиняется мне, но я чувствую движение крови по жилам…
Игумен: А дальше будет лучше. Не игнорируй снадобье, которое тебе приготовили братья. Оно имеет божественное освящение и обязательно поможет наряду с молитвами.
Родионов: Непременно, я искренне благодарен братьям.
Игумен: Вот и хорошо. А теперь скажи мне, брат Павел, к какому послушанию ты склоняешься больше всего.
Генерал задумался.
Если сейчас нет ответа, то и спешить не надо, поживи, присмотрись, набирайся сил, потом выберешь, что будет по душе и по силам, впереди долгий путь к Богу. И спешить с постригом тоже не надо. Всему свое время.
Родионов: Спасибо, я подумаю.
Игумен: Ступай, брат Павел, да пребудет с тобой Божья благодать!


Картина № 13
По монастырскому парку гуляют генерал Родионов и полковник Игнатьев. Генерал одет в военную форму. Ворот расстегнут, лицо озабоченное.
Родионов: Я благодарен за газеты и журналы, которые от тебя получал. Прихожу к выводу, что пресса лучше чувствует ситуацию, чем ФСБ и Совет безопасности. Боюсь, что процесс может ускориться. Выступление Березовского в Англии, это сигнал к обострению. И вот, что я думаю сейчас. Мне нечему тебя учить, ты прошел хорошую школу, но все же, надо, еще раз внимательно перетряхнуть кадры, каждого солдата, каждого офицера, несмотря ни на какие заслуги в прошлом. Надо постоянно думать над тем, как усовершенствовать систему дублирования и взаимного контроля. Опыт подсказывает, что, несмотря на жесткие инструкции и запреты, люди имеют обыкновение быстро обрастать новыми знакомствами и связями, не всегда полезными. Надо быть начеку постоянно! Очень внимательно относиться к маршрутам, которые предлагают в регионах по передвижению президента. Лучше сначала самому проехаться по ним. И особенно важно иметь несколько вариантов передвижения. При этом, по какому маршруту поедет президент, надо принимать решение только тебе, и чтобы об этом не знал никто, кроме тебя. Печальная история убийства Кеннеди – это история неудачно выбранного маршрута, вернее подмена ее местными властями. Ты меня понимаешь?
Игнатьев: Понимаю, товарищ генерал.
Родионов: Это пока все. Постарайся по возможности меня информировать о ходе дел, может, что-то и подскажу.
Игнатьев: Будет исполнено, товарищ генерал. Все хочу спросить, да…
Родионов: А ты спрашивай.
Игнатьев: Как вам здесь живется, товарищ генерал, обстановка такая странная?
Родионов: Привыкаю. Одно могу сказать страшно интересные люди. Иногда думаю, а почему они не востребованы государством и живут своей обособленной жизнью? А с другой стороны, приходится признать, что этого, наверное, и не надо делать. В нашем обществе всегда должна существовать разумная терпимость ко всему разнообразному, ибо Россия страна контрастов...
Игнатьев: А как идет лечение?
Родионов: Мне стало немного легче и, думаю, не без помощи братьев-монахов. В стенах монастыря сложилась какая-то особая обстановка. Это трудно объяснить. Я еще сам не разобрался до конца. Какая-то благодатная атмосфера, симбиоз веры, духовности, святости, доброжелательности, человечности и практицизма. Добавь хорошее знание медицины и психотерапии.
Игнатьев: Надо же? Никогда бы не подумал.
Родионов: И я не думал, пока не столкнулся с этим сам. Начинаю верить в могущество неземного разума, а там и до Бога рукой подать. Главное, что меня здесь поражает – это сочетание глубокой веры в Бога с верой в раскрепощение скрытых человеческих возможностей, которые вроде как спят до определенного времени. А монахи умеют их разбудить. Это колоссальная сила, если ею пользоваться с умом. Вот такие пирожки, полковник!

Картина № 14
На веранде загородной дачи сидят за чаем двое мужчин - директор ФСБ Соловьев и один из видных олигархов постельцинского периода Красовский. Чуть в стороне маячат фигуры охранников.
Соловьев: Мне все время кажется, что вы ходите на краю пропасти, и постоянно рискуете…
Красовский: Если не рисковать, нас можно будет списать, как отработанный материал. Ну, кто сейчас помнит Бурбулиса, Шахрая, Шумейко? А ведь были ребята на виду у всей страны
Соловьев: Это функционеры, а не деловые люди.
Красовский: Суть одна, если ты выпал из обоймы, очень трудно, практически невозможно, опять вернуться в нее. Такие люди единицы. Ну, скажем Примаков. Непотопляем. Преклоняюсь перед его талантом. А что касается нас, лиши нас собственности, и мы никто! А на наше место, на место людей, которые построили эту страну, придут другие, более наглые, и я не уверен, что они будут испытывать к нам благодарные чувства.
Соловьев: Но того, чего вы хотите, надо добиваться цивилизованно, не подвергая страну опасным рискам. Если ее еще раз раскачаем, как в 91-м, то я не уверен, что не подойдем к очередному распаду, только теперь уже России. Это меня сильно беспокоит…
Красовский: Пусть это беспокоит президента и его окружение.  «Молодым волкам», надо уменьшить аппетит. Главное, чтобы глаза не открывались шире рта! Они провоцируют президента на передел собственности под предлогом наведения порядка в стране и борьбы с олигархами. Но они не отбирают у тех, чьи деньги лежат в оффшорах и работают на дядюшку Сэма, а у тех, чьи деньги, пусть нажитые нечестно, но они работают здесь, жома. В этом разница между нами и ими. Всякий передел собственности – это война! Если сейчас не принять меры, столкновения не избежать.
Соловьев: Да, знаю я… Но нет уверенности, что все кончится хорошо…
Красовский: Если не остановить процесс сейчас, завтра будет поздно. А «молодые волки» спешат.
Соловьев: Кстати, Председатель Счетной палаты на днях призвал власть и бизнес договориться, чтобы  исключить конфронтацию накануне президентских выборов. Читал?
Красовский: Тоже мне, открыл Америку! А как это сделать он не знает, не знает этого и Правительство.
Соловьев: Я понимаю, вы спешите… А чего спешат «молодые волки»?
Красовский: Боятся опоздать. Резонно полагают, что со сменой президента, произойдет и смена его команды.
Соловьев: Они спешат, и вы решили, что спешить надо и вам. А это значит, насильственное устранение президента от власти это только вопрос времени?
Гость промолчал.
Так каким же образом?
Красовский: Опыт уже есть. Он должен уйти сам, как ушел Ельцин.
Соловьев: А если не уйдет?
Красовский: Будем принимать другие меры. Но главное, чтобы в это дело не вмешивались силовые структуры, в частности ФСБ. Они призваны обеспечивать стабильность и порядок, так, и выполняйте свои обязанности, не вмешиваясь в политику!
Соловьев: А если вмешаются, скажем, отстранив меня от дел?
Красовский: Это опасно. С этим не играют.
Соловьев: А если я выйду из игры сам?
 Красовский: Не советую. За себя и вашу семью вы можете не беспокоиться. Мы обеспечим вам безоблачную жизнь где-нибудь на Кипре. Хотите в другом месте? Где хотите.
Соловьев: Вы ставите мне условия, которые мне принять тяжело...
Красовский: Вы можете крупно проиграть. Вам, что дороже, ваша никому не нужная честь или интересы вашей семьи, интересы, государства, наконец?
Соловьев: А почему вы забываете об интересах народа?
Красовский: Не надо говорить за весь народ, и не надо его втягивать в наши цивилизованные игры, иначе он, как разбуженный медведь, не поняв, что вокруг делается, начнет все крушить. Мы это уже проходили в 17-м. Что нужно народу? Ему нужна сносная жизнь, и тогда он не будет думать ни о каком бунте. А такую жизнь мы обеспечим.
Соловьев: Но ведь еще в Библии сказано, что «не хлебом единым жив человек».
Красовский: Если вы имеете в виду развлечения, то на это есть телевидение. И музыку в нем будем заказывать мы.
Соловьев: Ну, что ж позиции ясны. Вы создали это государство, вам и решать, как его развивать дальше. А что касается нас, мы озабочены одним - все должно происходить в рамках Конституции и законности, чтобы не ввергнуть страну в новый политический кризис. Я думаю, мы поладим…
Красовский встает из-за стола.
Красовский: Надеюсь на это и, как говорят военные – честь имею!
Соловьев: Желаю удачи.
Подкатил черный Мерседес, Красовский медленно садится в машину, Соловьев провожает долгим взглядом отъезжающую машину. К Соловьеву подходит помощник, седовласый, пожилой мужчина.
Кузьмич, чем отличается умный преступник от неумного? (Соловьев считает себя преступником, но умным).
Кузьмич: Ничем. Преступник есть преступник, даже если сбежит за кордон и отмоет там свои деньги. Разве что гуляет дольше, но это такая мелочь…
Соловьев: Интересная мысль.

Картина № 15
Солнечная поляна, обрамленная густым смешанным лесом средней полосы. Генерал и брат Сергий медленно идут по тропинке. Сергий, опираясь на посох, вдруг останавливается.
Брат Сергий: Воздух то, какой воздух! Вдохни глубже грудью, брат Павел, этот свежий воздух и возблагодарим Господа за возможность дышать им.
Родионов: Благодарю тебя, Господи!  (Крестится).
Брат Сергий: А теперь, брат Павел, обернись назад и посмотри на нашу монастырскую церковь!
Генерал обернулся. Главный купол церкви высился над кронами деревьев и горел на солнце ровным золотым пламенем. Старец перекрестился. Следуя примеру отца Сергия, перекрестился и генерал.
Смотри, брат Павел, внимательно смотри на этот купол, запомни его образ, его сияние. А теперь крепко зажмурь глаза и представь себе то, что ты видел и запомнил, будто видишь наяву. Видишь купол?
Родионов: Вижу, брат Сергий, но очень туманно.
Брат Сергий: А ты сосредоточься! Сильнее, еще сильнее! До боли в висках. А как видишь сейчас?
Родионов: Намного лучше!
Брат Сергий: А сейчас?
Родионов: Я не вижу купола, он исчез, но я вижу крест.
Брат Сергий: Хорошо видишь?
Родионов: Хорошо.
Брат Сергий: А теперь открой глаза!
Генерал открыл глаза и отпрянул назад. Перед ним стоял старец, держа в поднятой руке свой нагрудный крест.
Вот, что ты увидел, брат Павел! Это чудо! Я знал, что на тебе Божья благодать! Господи, благодарю тебя!
Старец упал на колени и стал неистово молиться. Опустился на колени и генерал, испытывая сильное волнение. Совершив молитву, старец приподнял голову, и, опираясь на посох, медленно встал. За ним поднялся и генерал. Генерал был растерян тем, что произошло, он понимал, какой опыт над ним произвел старец, но мозг отказывался верить: «Со мной такого быть не может! Но ведь это было» Он видел в тумане купол церкви, а потом увидел крест. «Нет, это было, было», - стучала в голове мысль.
Брат Сергий: Слава Господу, он внял моим молитвам и даровал тебе свою благодать. Ты избранный…
Родионов: Я растерян, брат Сергий, я не знаю, как жить дальше.
Брат Сергий: Не спеши, брат Павел, всему свое время – время разбрасывать камни и время их собирать.

Картина №16
Директор ФСБ  Соловьев стоит у окна, бесстрастно наблюдает за потоком движущихся по площади автомобилей и о чем-то напряженно думает. Услышав звук открывающейся двери, обернулся, входит игумен.
Соловьев: Здравствуй, святой отец.
Игумен: Мир тебе, сын мой.
Соловьев: Прости, что пришлось оторвать от духовных дел.
Игумен: Дела мирские нам не чужды…
Соловьев: И это правильно.
Хозяин кабинета усадил гостя в кресло, достал из шкафа бутылку коньяка и рюмки.
Давай, угостимся святой отец, так редко выпадает такая возможность. Хорошо снимает напряжение.
Игумен: Если не злоупотреблять, это полезный напиток.
Мужчины выпили, не чокаясь.
Соловьев: Я тебя пригласил, святой отец, чтобы поинтересоваться состоянием здоровья моего друга, генерала Родионова. Президент надеется на возвращение Родионова на работу.
Игумен: Генерал мужественный человек. Он нашел в себе силы начать борьбу с тяжелым недугом. С Божьей помощью кризис приостановлен. Как знать, если Божья благодать и дальше будет покровительствовать ему, может оказаться, что он сможет вернуться на работу. Но это зависит только от Господа и его самого.
Соловьев: Это хорошо, но у меня есть серьезное опасение. Боюсь, что возвращение генерала окажется для него губительным. К сожалению, президент, человек молодой, и недооценивает опасность болезни в этом возрасте. Генерал не выдержит второго инфаркта. Хотелось бы этого избежать…
Игумен: Я не силен в политике, но чутье мне подсказывает, что речь идет не только о его здоровье, или я ошибаюсь?
Соловьев: Какая политика? Упаси Боже!
Игумен: Все-таки мы хорошие ученики византийцев…
Соловьев: Обижаете.
Игумен: Ну, что вы? Это пристойный комплимент.
Соловьев приподнял бутылку.
Соловьев: Еще по одной?
Игумен: Не откажусь от такого чуда.
Соловьев: Это подарок моего французского коллеги.
Игумен: Я вас поздравляю, прекрасный напиток.
Соловьев: Других не держим.
Игумен с явным удовольствием пригубил коньяк и, перебирая четки, сказал:
Игумен: Что касается генерала Родионова, это я уговорил его уйти в монастырь, ибо он страдал не столько физически, сколько от душевных мук. Вам он, друг, а мне он, как младший брат, ибо много лет назад, я спас ему жизнь, вытащив из омута на реке, а сейчас хочу вызволить его из душевного омута, куда бросила его жизнь. И Господь поможет мне в этом. Он останется в монастыре столько времени, сколько того сам пожелает. А за все остальное я не ручаюсь.
Соловьев: А что имеешь в виду, святой отец, под «остальным»?
Игумен: Он избранник Божий, и поступки его простым смертным неподотчетны.
Соловьев: Почему ты так считаешь?
Игумен: На нем благодать Божья.
Соловьев: И что из этого следует?
Игумен: Он будет поступать по воле Божьей, хотя, конечно, я буду делать все, чтобы он не покидал святую обитель.
Соловьев: Это нас устраивает! Наши интересы совпадают. Пусть он отдыхает и долго живет…А теперь о другом, не менее важном. Я хотел тебя, святой отец, проинформировать относительно вашей просьбы.
Игумен с удивлением посмотрел на хозяина кабинета, поскольку никаких просьб он перед этим ведомством не ставил.
Я сейчас поясню, (желая снять напряжение) мне сообщили в Правительстве, что монастырю, находящемуся под протекторатом ЮНЕСКО, выделена запрошенная сумма для ремонтных и реставрационных работ. Вместе с тем, принято решение о восстановлении прав монастыря на принадлежавшую ему до революции земельную собственность.
Игумен: Приношу мои искренние благодарности Правительству и вам за эту замечательную новость.
Соловьев полагал, что он довольно ясно дал понять игумену, что решение правительства находится в тесной увязке с покладистостью игумена в вопросе о генерале Родионове. Но на лице игумена он не прочитал этого понимания.
Мир вашему дому, - многозначительно произнес игумен и поднялся с кресла, - да пребудет с вами благодать Божья.

Картина № 17
В кабинет Соловьева входит секретарша.
Секретарша: На проводе Красовский.
Соловьев: Как он мне надоел…
Секретарша: Так, что ему ответить?
Соловьев: Ничего, я поговорю с ним сам, соедини.
Соловьев берет трубку телефона.
Здравствуй, Геннадий Абрамович,
Красовский: Привет. Включи защиту!
Соловьев: Уже. Что у тебя?
Красовский: Игнатьев у себя перетряхивает все. Тебе что известно?
Соловьев: На сколько мне известно, Президент в курсе дела.
Красовский: Это хуже. Какая оса его укусила?
Соловьев: Кого? Президента?
Красовский: Да нет, Игнатьева.
Соловьев: А в чем проблема, Геннадий Абрамович?
Красовский: Это не после нашего разговора?
Соловьев: Нет, нити тянутся к монастырю, к генералу Родионову, он там теперь брат Павел! (С иронией)
Красовский: Если нити тянутся к Родионову, постарайся их обрубить! Или вообще…
Соловьев: Вызовет вопросы у Президента.
Красовский: А ты аккуратно, чтобы не было вопросов. Не мне тебя учить, как это делать!
Соловьев: Я тебя понял. Я подумаю.
Красовский: Думать это не плохо. Главное, чтобы мыслительный процесс не затянулся. Ты меня понял?
Соловьев: Еще бы не понять!
Красовский: Ну, тогда, желаю удачи.
Соловьев: Не помешает…
Положив трубку, Соловьев встал из-за стола и прошелся по кабинету. В голове сумбурно роились мысли: «Что делать? Легко сказать – укоротить руки. Что-то надо делать».
Соловьев подошел к столу и нажал на кнопку телефонного аппарата.
Кузьмич, Что делают музы, когда гремят пушки?
Голос в трубке: Бегут к тем, кто стреляет лучше!
Соловьев: Интересная мысль! Но кто стреляет лучше?

Картина № 18
После обеда в столовой игумен подошел к генералу:
Игумен: Нам есть, о чем поговорить, брат Павел, а не пройтись ли нам по саду? Прогулка после обеда полезна для здоровья и настраивает мозги на благие мысли. Я так полагаю. Ты так не считаешь?
Родионов: Я разделяю эту точку зрения.
Генерал и игумен вышли в сад.
Игумен: Отец Сергий поведал мне о Божьей благодати, снизошедшей на тебя, брат Павел, великая это честь и ответственность.
Родионов: Сам не могу себе поверить. Как будто это происходит с кем-то другим. Брат Сергий говорит, что это только первые шаги.
Игумен: Первые шаги – это начало пути. У одних он бывает длинный, у других короткий. Главное осознать, туда ли ведет тебя дорога, куда ты хочешь. А когда осознаешь, путь покажется коротким и посильным.
Родионов: Мудрые мысли. Мне пока еще трудно судить, на какой я стою дороге, но хочу, чтобы она была мне в радость и не в обузу другим.
Игумен: Мне приятно это слышать, равно, как осознавать, что болезнь твоя отступает, а жизнь приобретает новый смысл.
Родионов: Это твоя заслуга, владыка, ты уговорил меня приехать сюда!
Игумен: Моя заслуга в том малая, решение принимал ты! Скажи, не скучаешь по прежней жизни, брат Павел?
Родионов: Если честно, то иногда. Скорее, это тревога. Беспокоит одна нерешенная проблема …
Игумен: Дай-то Бог, чтобы эта проблема завершилось благополучно, и тревога покинула тебя. Аминь!
Родионов: Аминь!
Игумен: А теперь о главном!
Генерал насторожился.
Видишь ли, брат Павел, я был на днях приглашен в один высокий кабинет, где мне было сказано, что очень беспокоятся о твоем здоровье, и потому весьма нежелательно твое скорое возвращение на службу. Тебя это не настораживает?
Генерал остановился. Изменился в лице. Закрыл глаза. Лоб покрылся испариной. Его волнение встревожило игумена.
Тебе плохо, брат Павел?
Генерал вздрогнул, приходя в себя от оцепенения,  носовым платком вытер вспотевшее лицо
Родионов: Погоди, святой отец. Этот разговор происходил за рюмкой французского коньяка?
Игумен: Божья матерь…
Игумен шепотом начал молиться.
Родионов: Да или нет?
Игумен: Да.
Родионов: Я знаю, где это было.
Игумен: Прости, брат Павел, не говорил тебе раньше, не хотел расстраивать, да, видимо, был не прав. Берегись, похоже, на тебя началась охота.
Родионов: Выходит, я кому-то сильно мешаю. Интересно, кому? В том кабинете меня предупредили о заговоре против Президента. Зачем?
Игумен: Возможно, это была перестраховка…
Родионов: Ну, да. Случись что-нибудь с Президентом, можно было бы свалить на меня, ведь я был предупрежден и не принял мер…Этот разговор, конечно, записан, а меня как отработанный материал, можно убрать…
Игумен:  А что если коньяк, который ты пил в том кабинете, спровоцировал инфаркт.
Родионов: Все может быть, владыка…Хотя он тоже пил из той же бутылки…Постой, припоминаю, он потом принял какую-то капсулу, вроде как от сердца…
Игумен: А ты не исключаешь, что это была блокада?
Родионов: Теперь не исключаю.
Игумен: Бойтесь данайцев, дары приносящих…
Родионов: Если так, я должен был погибнуть, но этого не произошло…
Игумен: Не обязательно, главное было, я думаю, удалить тебя от дел. Смерть повлекла бы расследование, это опасно, а так цель достигнута без жертвоприношения. Инфаркт от перенапряжения на работе, вполне логичное объяснение…
Родионов: Да, да, сейчас многое проясняется.  Ну, что ж, прикинемся шлангом, пусть думают, что я ни о чем не догадываюсь…
Игумен: Это правильно. С византийцами надо бороться их же методами. Спаси и упаси нас, Господи!
Родионов: Я искал укрытие в монастыре от земных проблем, но они достают меня и здесь! Одно меня смущает, Соловьев же член президентской команды!
Игумен: Вспомни Иуду.
Родионов: Да, он предал Христа за 30 Серебренников. Ты считаешь такое возможно? Ведь они и без того состоятельные люди….
Игумен: Суть не в цене, а в предрасположенности к преступлению…Это клиника.

Картина №19
Генерал один в келье. Завязывает себе глаза и старается мысленно представить окружающие его предметы. Затем делает несколько поворотов на месте и пытается определить предметы заново. Усилием воли он заставляет свой мозг работать, постепенно он начинает видеть очертания тахты, тумбочки, дверного косяка, окна и деревьев за окном, еще несколько минут напряжения, и очертания предметов обретают поле четкие формы. Генерал дотрагивается до предметов и радостно снимает с глаз повязку. Он не скрывает восторга, получилось, он видит!
Генерал выходит за ограду монастыря в поле. Он идет по тропинке, завязывает себе глаза темным платком и пытается разглядеть полевые цветы, траву, подходит к кустарникам и трогает листья…
Потом долго сидит на высоком берегу реки, зорко всматриваясь в даль, видит, как по реке красиво плывет теплоход. А там внизу, с самодельного плота мальчишки ловят рыбу. На него нахлынули воспоминания детства. Он заложил в губы два пальца и так пронзительно свистнул, что мальчишки  вскинули головы. Но Генерал уже шагал по тропе к монастырю.

Картина №20
Генерал заходит в свою келью, на столике его ожидает конверт. Читает надпись – «Петру Ивановичу Родионову. Ирина». Он вскрывает конверт и напряженно читает письмо. Затем откладывает исписанные мелким почерком листы и погружается в раздумье. Письмо его сильно взволновало. Он пытается что-то осмыслить, но ему это не удается. После серьезных колебаний генерал идет в келью брата Сергия.
Брат Сергий: Приветствую тебя, брат Павел!
Родионов: Здравствуй и ты, Брат Сергий!
Брат Сергий: Ты чем-то озабочен?
Родионов: Я в смятении.
Брат Сергий: Я это чувствую. Тебя огорчила какая-то новость?
Родионов: Да, брат Сергий. Вот получил письмо от жены, вроде ничего особенного, пишет о знакомых, о делах на даче, беспокоится о моем здоровье, но что-то от него холодом повеяло. Хочу понять почему, да не могу…
Брат Сергий:  Видишь ли, брат Павел, твое беспокойство имеет основание. Ясновидение – это полет, а ты сейчас  похож на птенца, выпавшего из гнезда. Не так ли?
Родионов: Так, брат Сергий…
Брат Сергий: Не горюй, Господь поможет, научишься и летать. Помнится, ты рассказывал мне о женщине, которую любил, да чья-то злая воля вас разлучила.
Родионов: Было такое.
Брат Сергий: Боль твоя, я думаю, до сих пор не унялась. Похоже, я знаю истину, но обещай мне принять ее спокойно.
Родионов: Обещаю.
Брат Сергий: Тогда слушай, брат Павел. Я уверен, что жена твоя и есть тот самый человек, который написал то злополучное письмо. Но сделала она это по большой к тебе любви. И я не знаю, за что ее осуждать, если она всю свою жизнь посвятила тебе, без остатка, искупая свою вину перед Богом. Тебе судить, в чем она права и неправа.
У генерала закружилась голова, он тяжело опустился на стул, закрыв глаза, и долго молчал. Старец, не нарушая его молчания, неподвижно лежал на тахте, напряженно уставившись в потолок пустыми глазницами. Внутреннее зрение генерала стало проясняться, и сквозь туман он увидел, как его жена сидит за столом и пишет письмо, потом вдруг ее лицо помолодело. Она вкладывает письмо в конверт и пишет адрес полевой почты, адрес его училища! Генерал дико встряхнул головой, и видение исчезло.
Брат Сергий: У тебя было видение?
Родионов: Похоже, что да! Я видел, как она писала мне письмо в училище, я даже видел адрес полевой почты.
Брат Сергий: Свершилось! Чудо свершилось! Теперь ты стал еще ближе к Господу, брат Павел! Хвала тебе, Господи!
Старец сполз с тахты и, повернувшись лицом к иконе Христа, которая висела в углу кельи, стал неистово молиться. Опустился на колени и брат Павел, широко крестясь. Когда старец кончил молитву, генерал помог подняться ему на ноги. Все идет к тому, что в тебе откроется и дар предвидения.
Родионов: Мне не по себе, брат Сергий, и даже немного страшно…
Брат Сергий: Это страшно, когда такое дается человеку алчному от имени дьявола, а тебе, брат Павел, не должно быть страшно, ты избранник Божий. Смирись. Этот дар не будет для тебя обременительным. Он не приходит по своей прихоти. Он приходит, когда ты сам этого хочешь, когда ты чем-то сильно озабочен, когда ты о чем-то постоянно думаешь. Это результат скрытой, порой совсем незаметной работы мозга, по воле Господа.
Генерал жадно внимал словам своего мудрого наставника.
Родионов: А как ты это объясняешь, брат Сергий?
Брат Сергий: Это объясняет святой Августин. Он говорит, что ничто иное, как память несет слова и образы вещей. Количество конкретного воспоминания для нас равно силе и глубине впечатлений. Точно также и предсказание. Предварительное обдумывание на основании тех образов, которые находятся у нас внутри, в памяти, рисуют нам облик будущего.
Родионов: И все-таки мне это не совсем понятно.
Брат Сергий: И мне многое не понятно, но я себе объясняю это так: представь себе человека, который поднялся на горный перевал. Оттуда ему видны две дороги – одна, которую он прошел, и другая, которую ему еще предстоит пройти, а там, вдали, дорога исчезает в горизонте, там его ожидает земная смерть и вечная жизнь с Богом. Простой смертный видит дорогу, которую он прошел, но дорога, которую он должен пройти, закрыта туманом. А человек избранный Богом, видит её сквозь туман.
Генерал поднял со стола конверт с письмом его супруги, повертел его в руках:
Родионов: Так ты говоришь, что она написала то письмо по большой любви ко мне?
Брат Сергий: Я даже уверен в этом.
Родионов: Чего стоит такая любовь, если она построена на несчастье другой женщины?
Брат Сергий: Я не знаю, что такое любовь женщины, брат Павел, поэтому на такой вопрос ответить не могу. А твое беспокойство могу объяснить так: прочитав письмо супруги, тебе передалось ее тревожное состояние. Я думаю, жена твоя раскаивается за свой неблаговидный поступок и не знает, как тебе об этом сказать…

Картина № 21
Родионов и Игнатьев идут по саду.
Родионов: Ну, рассказывай, как тебе удалось вырваться ко мне, как живется, работается.
Игнатьев: У меня проблемы, товарищ генерал, отобрали право формировать кадры, я только командую ими. Понимаете?
Родионов: Чего же не понять? Это делается сознательно.
Игнатьев: Не понял.
Родионов: Поймешь потом, а сейчас скажи, куда направляется хозяин в ближайшее время?
Игнатьев: Через неделю к немцам.
Родионов: На чем?
Игнатьев: Как обычно - два борта наготове.
Родионов: К немцам говоришь?
Генерал  задумался, впадая в какой-то транс, лоб его покрылся испариной. Он присел на лавку, закрыл глаза  и застыл. Его вид испугал Игнатьева.
Игнатьев: Товарищ генерал, Вам плохо?
Генерал сидел неподвижно, потом тряхнул головой, и состояние заторможенности прошло.
Родионов: Все нормально. Мне что-то привиделось.
Игнатьев: Ну, слава Богу!
Родионов: Я вот что подумал. Вылет из Питера?
Игнатьев: Зачем? Впрочем, возможно, но еще не решили.
Родионов: Думаю, будет из Питера. Полетите вторым бортом. Пока я больше ничего не скажу…

Картина № 21
В затемненном номере ресторана за столом сидят двое: Соловьев и Красовский. Официант разлил белое вино и удалился, пожелав приятного аппетита.
Красовский: К лангусту самый раз. Ну, за удачу!
Соловьев: Принято!
Красовский:  Скажи, а как получилось, что в последнюю минуту заменили борт.
Соловьев: Неполадки обнаружили технари.
Красовский: Жаль, если бы получилось, сегодня мы уже были бы в другой стране… А может, наводка?
Соловьев: Не уверен, хотя все возможно…
Красовский: А может, этот чертов Игнатьев?
Соловьев: Не исключаю.
Красовский: Уверен?
Соловьев: Ну, кто может быть уверенным в наше время? Уверенность не наша категория, полагаю, что возможно.
Красовский: Ой, хитришь, Малюта Скуратов!
Соловьев: Такая профессия.
Красовский: Смотри, не проиграй! Хитрецы обычно попадаются на собственную уловку. Помню, один дачник заминировал сад, чтобы соседские мальчишки не воровали яблоки. И что ты думаешь? Подорвался на собственной мине, потому что забыл, где ее установил.
Соловьев: Спасибо, буду иметь в виду.
Красовский: Мне не дает покоя Игнатьев. Уж, очень ретивый. Я чувствую, это он помешал. Там все было схвачено…
Красовский затянул сигарету и пустил кольцо дыма, поплывшее над столом.
Соловьев: Опустить Игнатьева?
Красовский: Зачем? Напротив, перевести с повышением в должности и чине.
Соловьев: Не просто. Еще не успел освоиться в новой ипостаси и вдруг перевод. Вызовет вопросы. Да и потом это не наша компетенция…
Красовский: Нет, его надо убирать. Кстати, о Родионове, как он там? Говорят, медитирует?
Соловьев: Есть такая информация.
Красовский: А этот бегает к нему за советами?
Соловьев: Замечено. Не запретишь. Время не то. Сам Первый ходит по церквам и монастырям…
Красовский: Слушай, это идея!
Соловьев: Не советую. Церковь наша союзница, её марать нельзя, можем потерять больше, чем выиграем.
Красовский: Но что-то надо делать!
Соловьев: Думайте!
Красовский: Я должен думать? Ну, ты даешь! Или мы уже не в одной упряжке? Ты как щука, в руки не возьмешь - или тяпнет, или выскользнет.
Соловьев: Жизнь нынче такая пошла.
Красовский: Смотри, Малюта, проиграешь.
Соловьев: Грубо.
Красовский: Зато точно. Хочу напомнить, мы умеем быть благодарными. Кстати, на Кипре все готово…Но Карфаген должен быть разрушен…А как ты, будешь это делать, меня не касается.
Соловьев: Надо ослабить охрану. Затем давить на то, что она неэффективна. Тогда охрана перейдет под наш контроль, и тогда…
Красовский: Время, время! Ищи более короткие пути! Ждать нельзя! Надо убирать Игнатьева!
Соловьев: Есть один вариант, правда, рискованный, но можно попробовать…
Соловьев на салфетке нарисовал столкновение двух автомобилей, и протянул салфетку Красовскому. Тот взглянул на рисунок и кивнул головой в знак согласия и положил салфетку в карман.
Красовский: Пожалуй, это лучший вариант, Надо было и с Родионовым также…
Соловьев: Нет, с ним получилось все нормально, но никто не знал, что его заместитель, проявит столько прыти…
Красовский: Ну, что ж, давай еще раз за удачу!
Соловьев: Давай!
Красовский расплатился с официантом и уходит первым. Соловьев заказал себе еще кофе. Раскурил сигарету и набрал номер мобильного телефона.
Кузьмич, если враг не сдается…Ты чего молчишь?
Кузьмич :  Я бы этого не советовал…
Соловьев выключил телефон.
Соловьев: Тоже мне -  пацифист…



Картина № 22
Генерал в библиотеке читает «Исповедь» Блаженного Августина. Перевернул последнюю страницу и отрешенно отложил книгу. В голове стучит мысль: «Как такое могло случиться, что я познакомился с этой книгой только сейчас»? Он окинул взглядом полки книг монастырской библиотеки и почувствовал, как беден его духовный мир. «Что я знаю об этих книгах? Ничего. Чтобы их познать понадобится целая жизнь, а она у меня одна, да и та на исходе. Значит, меня обокрали в школе, в училище, в академии. Но разве только меня одного? Обокрали весь народ…И совершила это деяние система власти, признававшая истиной только одну идеологию. И ради ее торжества выбросила всю кладезь мудрости, которую веками накапливали поколения. Какая наивность! Религия и наука - две разные области познания мира и человека». Размышляя, генерал почувствовал потребность изложить свои мысли на бумаге. Он встал из-за стола и поспешил в келью. Достал из тумбочки школьную тетрадь и написал на ее обложке - «Мысли».
В дверь тихо постучались.
Родионов: Да, да, войдите!
Генерал обернулся – перед ним стоял сам игумен.
Здравствуй, владыка, чем обязан?
Игумен: Садись, брат Павел, и мужайся! Я принес тебе плохую весть.
Генерал насторожился.
Мне сообщили только что, - игумен тяжело вздохнул и сделал паузу, - погиб твой заместитель, полковник Игнатьев. Говорят, беда случилась на рыбалке. Мир праху его!
Игумен перекрестился. Новость была настолько неожиданной и жестокой, что она потрясла генерала. В ушах зашумело, голова помутилась и, казалось, раскалывается. Он тяжело опустился на тахту и обхватил голову руками. Вдруг в его сознании высветилась проселочная дорога, по ней идет знакомая фигура полковника Игнатьева с удочкой в руке, рядом с ним внук, который несет ведерко с нехитрым уловом. Полковник идет к машине, припаркованной у обочины дороги. Он обернулся посмотрел на широкую водную гладь, на красивый закат, как будто бы прощался…Вот «Нива» полковника выезжает на трассу и мощный удар отбрасывает ее на стоящий недалеко бетонный столб. Большой грузовик без опознавательных знаков, не останавливаясь, исчезает в вечернем мареве. Из разбитой машины выходит мальчик, садится на обочину и плачет... Видение кончилось. Генерал тряхнул головой и тяжело открыл глаза. Игумен напряженно смотрит на него, всем своим видом вопрошая: «Что это было»?
Родионов: Я видел, как он погиб, владыка.
Игумен: Все-таки на рыбалке?
Родионов: После нее. На трассе… Грузовик.
Игумен: Мир праху его, отслужим ему молебен.
После молебна в монастырской церкви генерал с тяжелым сердцем вышел в сад. Мысли роились в голове, перебивая друг друга: «Что теперь будет? Каков будет следующий шаг заговорщиков? Кого предложат вместо Игнатьева? Что думает по этому поводу президент? Если я избранный, почему я это не предвидел»?
Неожиданно его под локоть взял брат Сергий.
Брат Сергий: Не казни себя, брат Павел, я знаю, что произошло, ты не мог ничего предвидеть, потому что ты об этом не думал. Предсказать можно только то, о чем напряженно думаешь…Это я уже говорил тебе…

Картина № 23

Голос за кадром: Двумя неделями позже, среди монахов пронеслась весть, что их обитель собирается посетить сам Патриарх Алексий. Это была обычная практика владыки знакомиться с делами своей паствы, дабы постоянно находиться в курсе ее проблем, на месте решать многие вопросы монастырской и церковной жизни. Тем не менее, этот визит оказался неожиданным даже для самого игумена, ибо такие визиты обычно проговаривались заранее.
Братья в спешном порядке навели порядок и блеск по всему комплексу монастырских зданий, особое внимание было уделено общежитию для паломников, начищали колокола главной звонницы, красили ограду, подмели дорожки, привели в порядок газоны. Ускорились реставрационные работы. Поводом для визита патриарха, как раз и послужило его желание познакомиться с процессом реставрации знаменитого монастыря, на что правительством были выделены большие средства.
В день праздника святого Николая угодника монастырь и его окрестности неожиданно наводнили люди в штатском, а перед самым приездом владыки в монастыре появилась и вооруженная охрана. Стало ясно, что патриарха будет сопровождать какое-то важное государственное лицо. Но кто?
Туман таинственности быстро рассеялся. Не успела машина патриарха подъехать к воротам монастыря, как на площадку перед ними опустился вертолет и на землю буквально спрыгнул президент страны. Он быстрыми шагами направился к патриарху, поцеловал руку владыки, и они вместе вошли на территорию монастыря.
Высоких персон встречал лично игумен. Он провел гостей в свои апартаменты для отдыха. Гостям подали чай, сладости и фрукты. Затем патриарх и президент в сопровождении игумена ознакомились с реставрационными работами. Поговорили с мастерами и художниками. Посетили иконописную мастерскую, познакомились с  собранием древних рукописей и книг.
По просьбе президента вместе с игуменом его сопровождал по монастырю генерал Родионов, который на этот случай, по разрешению игумена, впервые надел на себя монашескую схиму.
Встреча с президентом была простой и трогательной, будто не расставались. Президент обнял своего бывшего охранника и тихо шепнул ему на ухо: «Надо поговорить».
Патриарх, сославшись на необходимость решения некоторых церковных проблем с игуменом, удалился с ним в кабинет настоятеля монастыря, а президент и генерал Родионов направились на прогулку в сад.
Президент: Одежда Вам идет, Петр Иванович, не хватает только бороды для пущей представительности.
Родионов: Всему свое время.
Президент: Звучит,  как в Библии. Мне говорили, что Ваше здоровье пошло на поправку.
Родионов: Чувствую себя значительно лучше.
Президент: Это замечательно, Петр Иванович, - Президент взял генерала под руку и продолжил, - Вы, наверное, догадываетесь, что мой визит в монастырь не случаен. Я уговорил патриарха на эту поездку. Давно хотел сам посетить монастырь, да все не было времени.
Родионов: Я очень признателен, что Вы меня не забыли, но смогу ли я быть полезен в моем положении?
Президент: Сможете. Я Вам скажу откровенно, Мало в моем окружении людей, которым я могу полностью довериться. Я наблюдаю, как меня ловко «оберегают», стремятся держать в изоляции под предлогом обеспечения моей безопасности. А в это время Правительство делает прямо противоположное тому, что я наметил в президентском послании. Я информирован, откуда растут ноги. Наступил момент истины, надо действовать, Это диктуется обострением положения в стране. Сейчас потеряли Игнатьева…
Родионов: Жаль Игнатьева. Как идет следствие?
Президент: Пока все сходится на том, что имел место несчастный случай.
Родионов: Его убили…
Президент Вы в этом уверены?
Родионов: Я это знаю. Мне явилось видение…
Президент Вы это серьезно?
Родионов: Абсолютно.
Президент: Это нечто потустороннее, но я верю Вам. Если это преступление, мы его раскроем. Жаль Игнатьева, осталась семья. Я позаботился о ней. Но вернемся к главному, к цели моего приезда. Возвращайтесь на службу!
Кстати, для вашего сведения, я скоро должен выехать на Северный Кавказ. Судьба России  во многом сейчас решается там и, в частности, в Чечне. Удержим Северный Кавказ – быть России! Если раскачаем страну, как при Ельцине, потеряем теперь уже вслед за Союзом и Федерацию, и Россия сузится до границ 16 века, о чем, собственно, и мечтают на Западе.
Родионов: Страна раскачивается не только там, но и в центре. Я солдат, не считаю себя тонким политиком, но кое-что вижу. Для меня важно спокойствие страны…
Президент: В Чечне только что прошли парламентские выборы, таким образом, там завершается формирование ветвей власти. Скоро состоится первое заседание парламента. Ситуация шаткая, на депутатов оказывается страшное давление со стороны различных политических, клановых и криминальных сил. Нужно дать парламенту четкую ориентацию, направленность работы. Я чувствую, нельзя пускать дело на самотек. Мне надо там быть, чтобы самому во всем разобраться. Надо авторитетом Президента России поддержать президента Республики, парламент, все прогрессивные силы Чечни. А вот директор ФСБ всячески меня отговаривает от поездки под предлогом того, что не контролирует ситуацию и не сможет обеспечить мою безопасность! Самое неприятное – я перестал ему доверять…
Родионов: А правительству?
Президент: И ему тоже. Но тут надо быть осторожным…
Родионов: Отставка правительства решит и проблему Соловьева.
Президент: Вы представляете себе, что это такое?
Родионов: Если честно, не очень. Но другого выхода не вижу.
Президент: Надо подумать. У меня есть на этот счет некоторые идеи…А что касается возвращения на службу. Я не убедил?
Родионов: Ну, что ж, если чем-то могу быть полезен стране и Вам, я согласен.

Картина № 24
Аэропорт Моздока. Из приземлившегося военного самолета выходит генерал Родионов. За ним следует охрана. Генерал медленно обходит встречающих его офицеров, внимательно вглядываясь в их лица.
Встречающий офицер: С благополучным прибытием, товарищ генерал!
Родионов: Благодарю. А где командующий?
Встречающий офицер: Видимо, полагает, что встречать вас ему не по рангу.
Родионов: Это его мнение или ваше?
Встречающий офицер: Моё, товарищ генерал.
Родионов: Если ваше, то оставьте его при себе.
Встречающий офицер: Виноват!
Родионов: Сообщите командующему, что через 15 минут я буду у него.
Встречающий офицер: Есть!
Машина генерала Родионова въезжает на территорию штаба группы войск на северном Кавказе.
Командующий встречает его на пороге своего кабинета.
Командующий: С приездом, Петр Иванович!
Родионов: Здравия желаю!
Командующий: С чем пожаловал? Для меня, как снег на голову…Я даже не успел распорядиться насчет жилья.
Родионов: Не стоит беспокойства. Это не проблема.
Командующий: А в чем проблема?
Генерал Родионов достал из грудного кармана лист бумаги, сложенный вчетверо и протянул командующему.
Пробежав текст быстрым взглядом и, еще раз удостоверившись в том, что он завершается подписью президента, осторожно вернул бумагу генералу и произнес.
Командующий: Готов исполнить любое указание.
Родионов: Ну, что ж, теперь можно распорядиться и на счет жилья для меня и моих людей.
Командующий: Будет исполнено!
Родионов: Через два часа совещание высших офицеров.
Командующий: Значит, через два часа!

Картина № 25
В кабинете командующего собрались офицеры, все в напряжении ждут появлении на совещании генерала Родионова. Наконец открывается дверь и входит генерал Родионов.
Командующий: Товарищи офицеры! Генерал Родионов, уполномоченный Верховного главнокомандующего!
Все вскочили на ноги в положении смирно.
Родионов: Здравствуйте товарищи!
Офицеры: (дружно)Здравия желаем, товарищ генерал!
Он пожал каждому из присутствовавших офицеров руку. Затем жестом пригласил всех к столу и раскрыл на ней оперативную карту региона.
На днях в Моздок прибывает президент России. Он проведет здесь совещание с руководством республики, а затем выедет в Чечню. Наша задача обеспечить безопасность поездки президента в Грозный. Прошу доложить обстановку и ваши соображения.
Офицеры сгрудились над картой, шепотом обсуждая между собой  варианты решения этой задачи. Родионов отошел к окну, с интересом наблюдая за возней воробьиной стайки в луже. Затем резко обернулся.
Родионов: Итак, кто будет первым?
Начальник разведки: Разрешите представиться – начальник разведки полковник Назаров.
Родионов: Докладывайте!
Начальник разведки: От Моздока до Грозного дороги проходят в зоне относительного спокойствия. По нашим наблюдениям бандформирования здесь появляются, но не задерживаются, так как на этой местности трудно укрыться. Согласно оперативным данным на сегодняшний день нет сведений, о каких либо их серьезных передвижениях в этом направлении…
Родионов: Скрыть прибытие в Моздок Президента вряд ли удастся, наши оппоненты могут сообразить, что Президент собирается посетить Грозный, и подготовят нам сюрприз. Как быть в таком случае?
Генерал медленно прошелся по кабинету.
Начальник разведки:  Возможно три варианта. Первый, по железной дороге бронепоездом до Грозного. Я вижу в нем один недостаток, он сравнительно долгий, есть время для организации подрыва. Второй вариант, если двигаться бронепоездом до Червленной, а затем под покровом ночи пересесть на бронетранспортеры, то выйдем на самую короткую дорогу до Грозного, по карте всего 26 км. А бронепоезд продолжит свой путь до Грозного. Словом, будут ждать с одной стороны, а президент явится с другой.
Родионов: А третий?
Начальник разведки: Ночью вылететь на вертолетах и через полтора часа в Грозном, при отвлекающем движении бронепоезда. Тут расчет на внезапность.
Родионов: Что скажет связь?
Начальник связи: Связь будут обеспечена при исполнении любого варианта движения. Что касается второго, если он будет принят за основу, мы организуем запросы с бронепоезда по пути его следования об обстановке на трассе, что должно…
Родионов: Понятно.
Генерал медленно прошелся вокруг стола.
Видите ли, оппоненты тоже не олухи. Все эти варианты лежат на поверхности. Но у нас других путей нет. Надо выбирать один из них, но ни один из них не безопасен. Значит надо включать человеческий фактор. Надо запутать боевиков, внушить им, что президент поедет самой безопасной с их точки зрения дорогой. А какая она, самая безопасная сейчас будем решать.
Командующий: Операция, мне представляется весьма важной, она как нельзя удачно играет на руку нашему общему плану ликвидации бандформирований, скрывающихся в лесных массивах Чечни, которые нас уже доставали своими внезапными вылазками. «Охота на президента» – отличный повод, чтобы их выманить на равнинную местность. Я полагаю, дело надо вести к тому, чтобы создать у бандитов уверенность в том, что Президент поедет через Червленную! Там мы их и встретим! Предлагаю для проведения операции «Президент» привлечь батальон ВВД капитана Прохорова, он разместится на бронепоезде. А также чеченский ОМОН, вертолетную группу и мобильную ракетную группировку залпового огня. Чтобы ни один бандит не вышел из окружения!
Родионов: Пожалуй,  с этим можно согласиться. Пригласите ко мне капитана Прохорова. С ним надо обговорить один вопрос…
Командующий: Он здесь. Пригласите капитана Прохорова. Входит капитан Прохоров.
Капитан Прохоров: Товарищ генерал-полковник, по вашему приказу капитан Прохоров явился.
Родионов: Здравствуйте, капитан!
Капитан Прохоров: Здравия желаю, товарищ генерал!
Родионов:  Вот Вы какой!  Капитан, дождитесь меня в коридоре. У меня будет к вам разговор.
Капитан Прохоров: Слушаюсь!
Командующий: Детальный план операции  представить мне сегодня до 22.00.  Петр Иванович, будут добавления?
Родионов: Нет.
Командующий: Тогда, все свободны!
Родионов: (обращается к командующему)  Спасибо за оперативность.
Командующий: Как учили…
Родионов: Ладно, не язви, мы знаем друг друга не первый день…Я на тебя всегда надеялся, ты знаешь…Не могу простить себе, что не смог присутствовать на похоронах твоей супруги.
Командующий: В том твоей вины нет, Петя.
Родионов: И все же…
Родионов обнял командующего.
Это тяжело, Федор, но надо продолжать жить…Это я по себе знаю… 
Командующий смахнул по-мальчишески слезу. Генерал Родионов аккуратно сложил карту и передал ее адъютанту. Тот молча положил ее в кейс.

Картина № 26
В кабинете командующего вошел его заместитель. Командующий прикурил трубку, на его столе зазвонил телефон.
Командующий: Слушаю.
Голос Соловьева: Привет!
Командующий: Здравствуй!
Соловьев: Встретил?
Командующий: Встретил.
Соловьев: Ну и как впечатление?
Командующий: Мало изменился с тех пор, как вместе служили в Афганистане.
Соловьев: Первое впечатление обманчиво. Он, ведь, теперь еще и отец Павел...( C иронией)
Командующий: Слышал, но трудно поверить. Выглядит браво, как и полагается боевому генералу, и никакого христианского смирения.
Соловьев: Вот-вот, русский человек от природы артистичен, но когда он становится еще и церковником, очень опасен.
Командующий: Я так не думаю. А к Богу каждый приходит своим путем...
Соловьев: Согласен. Только есть одно  «но», он еще не отошел после инфаркта, его поведение стало неадекватным, а Президент ему доверяет. Тут как бы чего не вышло!
Командующий: Что ты имеешь в виду?
Соловьев: Я боюсь теракта, потому принимаю дополнительные меры. Наши люди работают, но не пойму Родионова, он темнит, а это опасно! Мне нужно знать точно, когда и на чем Президент отправляется в Грозный.
Командующий: Этого я  пока не знаю.
Соловьев: Как только определитесь, будь любезен, сообщи.
Командующий: Добро.
Раздались короткие гудки. Командующий кладет трубку.
Заместитель командующего, вопросительно посмотрел на шефа. Тот развел руками.
ФСБ.
Заместитель: Чего желает?
Командующий: Желает, чтобы мы докладывали о всех шагах Президента. Что-то мне это не нравится. У нее же своя  служба…
Заместитель: Обычные интриги, каждый хочет выслужиться…
Командующий: Похоже, что так, но я не хотел бы, чтобы в эти игры меня втягивали. Я для них слишком стар.
Заместитель: Незавидная участь быть жертвенной пешкой на шахматной доске...Если бы еще знать за что погибаешь?
Командующий: Что предлагаешь?
Заместитель: Не было никакого звонка.
Командующий: То есть?
Заместитель: То есть - игнорировать.
Командующий: Легко сказать…Я, наверное, действительно устал, особенно от интриг. И что интересно, чем выше стоишь на ступеньке, тем интриг больше, хотя вроде интриганов должно быть меньше. Парадокс!

Картина № 27
Генерал Родионов и капитан Прохоров идут по коридору.
Родионов: Вас привлекают к важной операции. Детали разъяснит командующий. Главное в том, что батальон будет сопровождать Президента в бронепоезде, оберегать, как зеницу ока. Вы понимаете ситуацию?
Прохоров: Так точно.
Родионов: Отлично,  кстати, как Вас по батюшке?
Прохоров: Родион Петрович.
Родионов: Родион Петрович Прохоров, - медленно произнес про себя Генерал. В голове мелькнула мысль: « А что если…Нет, этого не может быть!». Генерал решительно отогнал ее прочь. И все же спросил.
Родионов: Родители живы?
Прохоров: Я без отца вырос, товарищ генерал. Не знаю, кто он и где он, и жив ли, вообще… Мать подалась в монастырь, когда я маленький был. Меня тетка вырастила в Сухуми. Так, что я черноморский мальчик. В детстве из моря не вылезал, однажды даже тонул, меня греки, рыбаки, вытащили и прозвали «Соленым».
Генерал весело рассмеялся.
Родионов: В детстве и я в омуте тонул. У меня такое ощущение, «Соленый», что я тебя давно знаю, но это впечатление, конечно, обманчивое…
Прохоров: И вы, товарищ генерал, мне как-то сразу понравились.
Родионов: Отставить!
Прохоров: Есть отставить.

Картина № 28
Над лесом медленно плывет утренний туман. Косые лучи солнца едва проникают сквозь чащу деревьев. У входа в землянку стоит охрана из бородатых мужчин. Из леса на лошадях прибывают такие же бородачи, располагаются недалеко от землянки, но туда входят только избранные. Это полевые командиры. Войдя в просторную землянку, они оглядываются, обнимаются и целуются с теми, кто пришел раньше, бряцают оружием. Чувствуется общее оживление, вызванное ожиданием важной информации.
В центре землянки стоит стол, сбитый из грубых досок. По стенам землянки горят фонари, светильник висит и над столом.
Наконец воцарилось молчание по знаку одного из бородачей. По его фигуре и контурам лица угадывается Шамиль Басаев. Он медленно оглядывает всех приехавших на собрание командиров и произносит:
Басаев: Слава Аллаху, вижу вас всех здоровыми и в боевом настроении. Короче, это хорошо, поскольку нам предстоит свершить очень важное дело во имя Ичкерии и наших будущих поколений.
Басаев сделал многозначительную паузу и еще раз пристально оглядел стоявших вокруг стола людей:
Короче, наш человек в Моздоке подтвердил наводку из Москвы. Этот человек, я даже не хочу называть его по имени, он того не заслуживает, короче, намерен все же приехать в Грозный. Встретим?
Полевые командиры: Встретим! Аллах Акбар! Аллах да поможет нам!
Басаев дождался тишины.
Басаев: Короче, если все получится так, как мы задумали, русские уберутся из Чечни быстрее, чем думают многие.
Один из командиров: Когда выступать?
Басаев: Я не все сказал, мы еще точно не знаем, когда это произойдет, в какой день, короче, может даже завтра. Короче, надо быть готовым на любой день! Встретим!
Полевые командиры: Встретим! Аллах Акбар!
Басаев: А теперь давайте ваши предложения. Начинай Ахмед!
Ахмед (низкорослый, коренастый бородач): В Грозном нам его не достать, проверял лично. Эти собаки Кадырова все перекрыли! Значит, надо брать на подходе к городу.
Араб-наемник: Я тоже склоняюсь к этому,
Голоса: Да, с этим все согласны!
Басаев: Короче, действуем на подходе.
Пожилой бородач: Так лучше, есть возможность для отхода. В городе нас зажмут и прикончат, как баранов. А не хочется…
Басаев: Ну, что ж, давайте, определимся еще раз по карте.
Басаев достал из офицерского планшета карту и разложил ее на столе. Все склонились над ней.
Нам сообщили, что «гость» приедет из Моздока, но это еще не факт, это может быть дезинформация. Что ему мешает приехать из Махачкалы или Ставрополя? Он только с юга не может, там Грузия. А с грузинами у русских, сами понимаете… Короче, надо учитывать все варианты. Я, даже, думаю о дальних аэродромах, где нас не ждут.
Один из командиров: Шамиль, на аэродромы нет времени и потом, для такого дела нужны большие бабки, а у нас что? Аванса хватило только на то, чтобы закрыть рот бойцам. Где «зелень», которую нам обещали куркули?
Басаев: Ну, часть мы получили, закупили оружие, остальную получим после операции.
Тот же командир: Я боюсь, что нас кинут!
Басаев: Я тоже боюсь, но у нас сейчас другого выхода нет! (Зло). Короче, я перегрызу горло каждому, кто попытается нас кинуть! Это все слишком серьезно, на кон поставлена наша жизнь, а мы ее продадим дорого, если придется это сделать! Аллах Акбар!
Все: Аллах Акбар!
Басаев: А теперь ближе к делу. Ты, Султан, берешь на себя железную дорогу, потому что я не исключаю продвижение бронепоездом! Место подрыва выберешь сам, по обстоятельствам. Короче, ты все понял?
Султан: Да!
Басаев: Махмуд, берешь трассу от Червленой до Грозного. Короче, я не исключаю и этот вариант!
Махмуд: Ясно!
Басаев: Хорошо. Теперь аэродромы. Что будем делать с Моздоком?
Рыжебородый чеченец: Глухо, как в танке! Лучше не трогать. Пройти не сможем, а людей потеряем зря.
Басаев: Я тоже так думаю, бойцов надо беречь...Самед, берешь на себя Ставрополь! Хасан, Махачкалу! На аэродромы бросаем группы по 30 человек. Выезжать туда уже завтра, разрозненно, бороды сбрить, одеться прилично. Оружие получите на месте. Как только будет сигнал, что гость прилетает, действовать решительно и без оглядки! Аллах воздаст должное каждому! Что еще мы упустили?
Молодой бородач: Бороды жалко, столько растил, женщины любят.
Басаев: Ничего, еще отрастет до твоей свадьбы! Ты что-то хотел спросить? Говори.
Молодой бородач: Допустим, Аллах поможет нам взять гостя живым. Что с ним делать?
Басаев: Если возьмем в Чечне, то в горы! Там разберемся. Если в аэропорту – уничтожить!
Молодой бородач: Ясно!
Басаев: На этом всё! Расходимся! Аллах Акбар!
Все: Аллах Акбар!

Картина № 29
Салон президентского самолета. Гример работает над портретным сходством с президентом.
Гример: Ну, вот товарищ майор, смотрите в зеркало.
Двойник Президента: Сколько раз тебе говорить, не товарищ майор, а Президент.
Гример: Виноват, товарищ майор! У Вас такая фактура, немного грима и сходство с президентом полное.
Двойник внимательно разглядывает себя в зеркале.
Двойник Президента: Да, вполне прилично, лишь бы голос не подвел, он у меня глуше, чем у президента.
Гример: Ничего страшного, товарищ майор, сошлетесь на простуду. Кстати, на этот случай подберите себе шарф. Выберите один из этих.
Двойник Президента:  Пожалуй, ты прав.
Двойник выбирает серый шарф в полоску и накидывает себе на шею. Подходит стюардесса.
Стюардесса: Сейчас пойдем на посадку.
Двойник Президента:  Отлично!

Картина № 30
Генерал Родионов едет в машине. Работает рация.
Голос по рации: Борт №2 на подлете.
Родионов: Принято.
Машина Родионова, следуя за милицейским сопровождением, подъехала к железным воротам аэропорта. Короткий сигнал охране, ворота распахнулись, и машина генерала подрулила прямо к трапу самолета. Тут же двойник президента легко сбежал по трапу. Генерал обнял его и подвел к машине.
Уже в машине двойник спросил:
Двойник Президента: А как Президент?
Родионов: Без проблем, прилетел ровно два часа назад, сейчас отдыхает, ждет Вас.
Двойник Президента: Ясно.
Как только машины подъехали к загородной резиденции Президента республики, автоматические ворота тотчас распахнулись, и машины въехали во двор, не снижая скорости. Когда из представительской автомобиля вышел двойник Президента, к нему тут же подошел офицер охраны и предложил следовать за ним.
Президент встретил своего двойника иронической улыбкой и пригласил его разделить с ним ужин. За столом Президент заметил, как двойник внимательно присматривается к нему.
Президент: Изучаете? Правильно, у вас работа такая, я понимаю, но сейчас можно расслабиться, с дороги надо подкрепиться, у вас еще будет время понаблюдать за мной. Должен сказать, у вас все хорошо получается, правда, немного подводит походка, но и это, я думаю дело поправимое!
Двойник Президента: Знаете, у нас в школе на маскараде я однажды нарядился в костюм капуцина, лицо закрытое, думал никто не узнает. Узнали! И довольно быстро - по походке. Видимо, чтобы хорошо копировать походку, надо учиться пластике, а я этому никогда не учился…
Президент: Ладно, надеюсь, все пройдет нормально. Вам предстоит выполнить одно деликатное задание.
Двойник Президента: Я слушаю.
Президент: Замысел очень простой. Я сегодня вечером выступлю с докладом на активе. После актива, я исчезну из поля зрения прессы. Ваша задача засветиться вместо меня на вокзале, затем на бронепоезде отправиться в Гудермес, а оттуда в Грозный. Не исключаю, что маршрут будет изменен. Если такое произойдет, сообщат по ходу дела.
Двойник Президента: Слушаюсь.
Президент: Ну, давайте по рюмочке! Желаю удачи!
Двойник Президента: Не помешает.

Картина № 31
Кабинет командующего. Шторы на окнах опущены. Президент сосредоточенно читает бумаги за столом, расположенным в углу кабинета. Делает карандашные надписи. Около него сидит помощник и дает пояснения к документам. Командующий и генерал Родионов тихо переговариваются, чтобы не мешать президенту. У окна в ожидании указаний стоит капитан Прохоров. Президент, закончив рассмотрение документов, поднимается из-за стола.
Президент: Сейчас 6 часов, должны быть важные сообщения. Включите телевизор.
Командующий включил телевизор.
Диктор передает сообщение о решении президента отправить в отставку премьер-министра и все правительство.
Затем в записи передали выступление президента по этому вопросу. В кабинете командующего наступило сосредоточенное молчание. Второе сообщение касалось о решении Генеральной прокуратуры взять под стражу известного олигарха Красовского, в офисе которого сотрудники Генеральной прокуратуры и ФСБ приступили к изъятию финансовых документов.
Все оживленно переглянулись, не зная как реагировать на эти сообщения. Президент внес разрядку.
Это на благо страны, а то мы уже несколько месяцев топчемся на месте. Дальше такое терпеть было нельзя. Что касается Красовского, здесь никакой политики, все упирается в то, что он незаконно уклонялся от налогов, которые составили гигантскую сумму. Почему так долго? Нужны были веские доказательства. Одним словом, добросовестно платите налоги, господа олигархи, и вас никто не тронет! Ну, а теперь -  ближе к нашим делам! У нас все готово?
Родионов: Так точно!
Президент: Тогда, как договорились…
Командующий: Товарищ Президент, отдаю себе отчет в том, что выбрал не совсем удачное момент, но надеюсь на Ваше понимание, и прошу выслушать меня!
Президент: Что у Вас?
Генерал протянул Президенту лист бумаги:
Командующий: Это рапорт о моей отставке.
Президент: (С иронией). Вы так решили из-за солидарности с Правительством?
Командующий: Никак нет, у меня свои причины. Я сегодня понял, как я устал, и потом возраст…стало трудно выносить прежние нагрузки, а по-другому я работать не умею.
Президент: Ой, лукавишь, Федор Иванович. Не договариваешь что-то…Давайте этот разговор отложим до моего возвращения в Москву, я Вас вызову.
Президент передает рапорт командующего своему помощнику. Все выходят из кабинета. Генерал Родионов на ходу бросает Прохорову.
Родионов: Как дела?
Прохоров: Все готово!
Родионов: А чеченский ОМОН?
Прохоров: Он выдвинется из Грозного.
Родионов: Тогда с Богом! Я чувствую, они постараются встретить президента у Червленной большими силами. Не надо их разочаровывать!
Прохоров: Разрешите идти?
Родионов: Удачи, на тебя возлагается важная задача…Поймешь потом. Береги себя! - невольно вырвалось у генерала.
Прохоров: Постараюсь.
 Офицеры отдали друг другу честь.
Генерал Родионов приблизился к Президенту:
Родионов:  А почему ФСБ подключилась к выемке документов, это же дело прокуратуры?
Президент: Соловьев проявил инициативу…
Родионов: Интересно девки пляшут…Это опасный человек.
Президент: Не на столько, как Вам кажется, жало я у него уже вырвал.

Картина № 32
Лагерь в лесу. В землянке находятся главари чеченских боевиков. Все напряженно ждут сообщений по рации. Наконец рация заработала. Радист сидит за приемником в наушниках, записывает полученный текст. Затем он снимает наушники и передает текст Басаеву.
Басаев: ( Читает). Сегодня вечером президент, после  выступления на активе в Моздоке, выехал на бронепоезде в направлении Гудермеса. На платформах бронепоезда бронетранспортеры.
Рыжебородый боевик: Началось!
Пожилой чеченец: А если нас дурят?
Басаев: Спокойно, в любом случае, мы должны быть готовы встретить. Сообщить группе по Червленной готовность №1. Группе по железной дороге – подготовиться к подрывам. Группы из Ставрополя и Махачкалы отозвать! Аллах Акбар!
Все: Аллах Акбар! Встретим!


Картина № 33
В кабинете командующего группировкой войск на Северном Кавказе у окна стоит генерал Родионов. Командующий сидит за своим письменным столом и курит трубку. У аппарата рации сидит в наушниках офицер связи.
Командующий: (Глядит на часы). По времени бронепоезд уже должен подходить к Червленной.
Родионов: Сейчас рванет.
Командующий: Что рванет?
Родионов: Фугас. Его заложили час тому назад.
Командующий: Откуда ты знаешь?
Родионов: Я знаю, а вот откуда, не знаю. Скорее всего, банальная  интуиция.
Командующий: Не вешай мне лапшу на уши …
Офицер связи: ( Взволнованно) Бронепоезд сообщает о подрыве путей!
Командующий: (Пристально глядя на Родионова). Ну, ты -  Нострадамус! Ты меня поражаешь!
Родионов: Все идет по плану! Сейчас выгрузятся бронетранспортеры, и начнется операция…
Родионов направился к двери.
Я в резиденцию!
 Командующий: ( Встает из-за стола). Ни пуха, ни пера!
Родионов: К черту!

Картина № 34
Генерал Родионов подъезжает к резиденции. Открываются ворота. Генерал входит в холл. Его встречает дежурный офицер.
Дежурный офицер: Президент Вас ждет.
Генерал поднимается по лестнице, входит в обширный кабинет, за письменным столом президент читает бумаги. Рядом с ним помощник.
Увидев Родионова, Президент встает из-за стола.
Президент: А вот и Петр Иванович, доброе утро! Сейчас четыре утра. Пора вылетать?
Родионов: Аппарат уже на площадке. Вам удалось поспать?
Президент: Вздремнул несколько минут…Поспим потом.

Картина № 35
Генерал и президент прильнули к иллюминаторам. Машина летит в ночи. Внизу, сбоку видны сполохи.
Президент: Что это?
Родионов: Это капитан Прохоров и чеченский ОМОН разбираются с бандитами.
Президент: Все-таки клюнули.
Родионов: Не могли не клюнуть, Ваша поездка в Чечню - хороший аргумент, чтобы выманить их из леса!
Президент: Интересно, как там мой двойник?
Родионов: Я дал ему указание из бронепоезда не выходить.
Президент: Правильно. Все-таки аналог президента!
Родионов: Подлетаем…
Вертолет садится на площадку перед зданием чеченского парламента.

Картина № 36
Раннее утро. Еще не рассеялся туман. Вдоль дороги дымится подбитый бандитами бронетранспортер. На дороге и в стороне от неё валяются трупы  боевиков. Санитары подбирают раненых…С автоматом в руке на дороге стоит капитан Прохоров, голова у него перебинтована. Подходит командир чеченского ОМОН Ахмад Сабиров.
Сабиров: Что, капитан, зацепило?
Прохоров: Есть немного, но не серьезно.
Сабиров: Я тебе скажу, капитан, я их бил, а сердце обливалось кровью. Своих же, единоверцев…
Прохоров: Бандиты не имеют религии, Ахмад, не переживай. Пойдем отсюда, здесь больше делать нечего, мы свое дело сделали...
Сабиров: Ты же шатаешься, давай я тебя поддержу.
Чеченец подставил плечо и подвел капитана к санитарному вертолету…
Выздоравливай капитан, до встречи!
Прохоров: Спасибо, Ахмад, тебе и твоим ребятам…
Сабиров: Не теряйся, дай о себе знать…С такими чеченками познакомлю…Закачаешься!
Прохоров: Прости, я уже женат.
Сабиров:  Куда ты спешил, капитан? Настоящие мужчины на Кавказе женятся только в пятьдесят! Значит, девочки отпадают! Я тебе желаю всего хорошего, капитан! Выздоравливай!
Прохоров: Спасибо за все!
Закрылась дверца, и вертолет взмыл в небо.
К Прохорову подходит один из пилотов, товарищ капитан, вас по рации просят ответить.
Прохоров: Кто?
Пилот: Генерал Родионов.
Капитан берет у пилота трубку.
Голос Родионова: Благодарю за службу, майор!
Прохоров: Я капитан, товарищ генерал.
Голос Родионова: Я сказал майор!
Прохоров: Служу России!
Голос Родионова: Надеюсь, тебя не очень серьезно задело?
Прохоров: Похоже, осколком от своего же снаряда чиркнуло за ухом, ничего особенного, но показаться врачам надо.
Голос Родионова: Это правильно. Ты представлен к награде! Горжусь тобой, сынок! Скоро увидимся! До свиданья!
Прохоров: До свиданья, товарищ генерал!
Прохоров недоуменно отдает трубку пилоту.
Он сказал - «сынок»?

Картина № 37
Директор ФСБ  Соловьев говорит по телефону с президентом, стоя у своего письменного стола, на вытяжку.
Президент: Как реагирует общественность на отставку премьер-министра?
Соловьев: Спокойно. Отставка не была неожиданностью.
Президент: Это хорошо. По Красовскому?
Соловьев: Продолжается выемка документов…
Президент: Обстановка?
Соловьев: Среди олигархов наблюдается шатание, поляризация мнений, раскол налицо… Мы отслеживаем ситуацию,  все под контролем!
Президент: Хорошо.
Соловьев: Когда Вас ждать?
Президент: Завтра. До встречи.
Соловьев положил трубку и сразу же обмяк. Вытер носовым платком вспотевший лоб. Потом подошел к шкафу, достал бутылку коньяка, подошел к портрету  президента, висящего на стене, и чокнулся с деревянной рамкой. Хлебнул коньяк с горла. Приободрился.
Соловьев: ( Самому себе). Мы еще поработаем вместе, товарищ Президент!
Заходит помощник и стоит у двери с папкой в правой руке.
Кузьмич, чья это картина «Возвращение блудного сына»?
Кузьмич: Если не ошибаюсь, Рембрандта…
Соловьев: У нас есть ее копия?
Кузьмич: Возможно.
Соловьев: Повесь ее в моем кабинете.
 
Картина № 38
Кремль, Президент работает за письменным столом. Входит Соловьев.
Президент: ( Не поднимая головы). Садитесь. Пауза затянулась, Соловьев стал нервно теребить виски. Президент холодно посмотрел на Соловьева исподлобья. У Вас болит голова? Соловьев виновато улыбнулся. Президент, отложил бумаги. Я думаю, пора расставить все точки…Вы так не думаете?
Соловьев: Я не знаю, о чем идет речь.
Президент: Сейчас узнаете. Ваши активные контакты с оппозицией поставили вас в двусмысленное положение перед обществом.  Я полагал, что Вы это делаете в интересах государственной стабильности, а оппозиция была уверена, что Вы работаете на нее. Причем, Вы это делали так талантливо и увлеченно, что ввели в заблуждение обе стороны. Пора освобождаться от иллюзий. Вас надо спасать, пока Вы не наделали роковых ошибок.
Президент выдержал паузу.
Я принял решение освободить Вас от занимаемой должности.
Наступила гнетущая пауза. Соловьев побледнел, нервно достал платок из бокового кармана пиджака и  вытер со лба испарину.
Но это не все.  Я ценю Ваши способности. Вы возглавите Министерство обороны…На этом посту Вы для меня будете более прозрачным…
Соловьев едва не лишился чувств.
Соловьев: Я оправдаю Ваше доверие.
Президент: ( Иронично). У вас нет другого выхода…Можете идти.
Соловьев круто разворачивается и выходит из кабинета. Президент нажал на кнопку, появилась строгая на вид секретарша.
Попросите войти Командующего группой войск на Северном Кавказе генерал-полковника Ольшанского.
Секретарша удаляется, и в кабинет президента входит командующий группы войск на Северном Кавказе.
Ольшанский: По вашему приказу…
Президент его перебивает.
Президент: Здравствуйте, Федор Иванович!
Ольшанский: Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий!
Президент: Федор Иванович, вот ваш рапорт, считайте, что я его принял. Вы освобождаетесь от занимаемой вами должности. Вы довольны?
Ольшанский: Так точно!
Президент: Боюсь, я обману ваши надежды на тихую пенсионную жизнь. Я  думаю назначить Вас Начальником Генштаба... Как вы к этому относитесь?
Ольшанский: Отрицательно. 
Президент: Почему?
Ольшанский: Помимо того, что мое решение диктуется возрастом, есть еще одно обстоятельство. Я присягал другому государству…
Президент: Вы присягали России.
Ольшанский: Да, но не той, что сегодня. И я стар, чтобы понять новую Россию.
Президент: Жаль, я на вас надеялся. Тогда я подписываю приказ о вашей отставке.
Ольшанский: Буду искренне признателен!

Картина № 39
Монастырь. В кабинет игумена входит Родионов. Игумен отложил книгу, которую читал.
Игумен: У меня было предчувствие, что ты  захочешь вернуться, сын мой.
Родионов: Сознаюсь, я не был уверен в этом, но одно обстоятельство круто изменило мое решение.
Игумен: И что это  было, сын мой?
Родионов: Назначение Соловьева Министром обороны…
Игумен: Этого я не мог предвидеть, но нечто подобное надо было ожидать…Наш Президент человек умный и расчетливый. Чем-то напоминает Сталина. Видишь ли, брат Павел, не было у Сталина пса, преданнее Вышинского. А почему? А потому, что Сталин знал все его грехи, и держал на поводке. Соловьев будет таким же  преданным Президенту, каким Януарий был у Иосифа!
Родионов: Это очень похоже на истину. Но я не могу простить Соловьева, он  был вовлечен в заговор, в результате которого погиб Игнатьев,  а президент простил его…
Игумен: Убийство не доказано…А видение не есть юридический факт!
Родионов: Но заговор – это факт.
Игумен: Факт для тебя, но не для страны. Что это за заговор, о котором никто не знает? Это даже не ГКЧП…Если и был заговор, его уже нет, власть преодолела кризис.
Родионов: Это не совсем верно, владыка, болезнь не вылечена, её просто загнали внутрь. А значит, нового заговора не миновать, Кризис может вырваться наружу совсем неожиданно, и тогда его последствия будут катастрофическими! Я не хочу быть к нему причастным. 
Игумен: А правильно ли это, сын мой?
Родионов: Ты сам учил меня быть в стороне от светских дел.
Игумен: Да, если это касается церкви.
Родионов: Теперь все, что касается церкви, будет касаться и меня.
Игумен: Значит, ты решил вернуться?
Родионов: Президент предложил мне должность директора ФСБ. Я  отказался.
Игумен: Понимаю. Мораль и политика разошлись не сегодня…
Президент, очевидно, рассчитывал на тебя…
Родионов: Мне стало тесно в его команде, как будто на меня надели смирительную рубашку...
Игумен: Почему?
Родионов: Я надеялся на то, что президент очистит свой аппарат и правительство от недостойных людей, а он пошел по пути их укрощения, как в цирке…Может, это и правильно, ему виднее, но мне от этого не легче…Я и себя почувствовал среди укрощенных…
Игумен: Я не исключаю, что у него действительно не было другого выхода, и он вынужден работать с теми людьми, которые у него есть…
 Родионов: Может быть, но без меня… Я человек военный и мало разбираюсь в политических играх, и того меньше в экономике. Но я вижу, что разрыв между богатыми и бедными увеличивается, беспризорных детей больше, чем после Отечественной войны, одних только бездомных 19 миллионов, это же целая Австралия! А капиталы вывозятся за рубеж… Я хотел понять, почему это происходит и не находил ответа. Я верил, что надо дать Президенту время разобраться во всем, и он наведет порядок! А сейчас мне кажется, что он устал и смирился. Последней каплей стало назначение Соловьева… Возможно, президент не виноват, не знаю…Но он глава государства и несет ответственность за все! Прими меня обратно в обитель, владыка!
Игумен:  С большой радостью, сын мой, я бы сделал это, твои тревоги и боль твоя мне близки и понятны. Но у меня возникли серьезные сомнения.  Многое изменилось после нашей последней встречи, сын мой.. А впрочем, на все воля Божья! Игумен перекрестился.
У меня есть для тебя два сообщения. Одно печальное…Генерал насторожился.
Родионов: Я почти догадываюсь…
Игумен: Ушел к Господу твой наставник, брат Сергий…
Родионов: (с болью в душе) Мне привиделось, но я не поверил!
Игумен:  Схоронили его в прошлое воскресение…Ушел с миром и спокойствием…Оставил тебе свой нагрудный крест…Возьми его!
Родионов берет крест и целует его.
Родионов: Мир праху его. Аминь!
Игумен:  Аминь!  Потом посетим его усыпальницу.
Игумен и брат Павел перекрестились.
А теперь о хорошем. Тебе приготовила подарок твоя супруга. Сомневаюсь, я что после этого ты захочешь остаться в монастыре… Соберись с мужеством, сын мой.
Игумен позвонил в колокольчик. Вошел монах и поклонился.
Пусть войдут наши гости. Монах удалился.  Распахнулась дверь, и вошли майор Прохоров, его жена и сын, монашка Евфросиния (Варя) и жена генерала Родионова -  Ирина Сергеевна.
Родионов: Этого не может быть…
 Генерал зашатался.  К нему подбежал майор Прохоров и поддержал его.
Майор Прохоров: Все нормально отец! Все нормально!
Все вместе стоят, обнявшись, голова к голове.

Конец